Дерзкие. Будешь моей

Глава 6

Через пятнадцать минут слышу стук в окно и вздрагиваю от напряжения. Кое-как собираюсь с силами, чтобы подойти туда, но на всякий случай прихватываю ножницы.

Застываю, когда вижу за стеклом Глеба.

Ума не приложу как можно сюда забраться. Там из всех выступов только мелкие выпирающие кирпичики и больше ничего. Убиться ведь можно! У нас третий этаж!

Что, блин, вообще происходит???

Этого не может быть… Нет… Мне это снится!

— Ты с ума сошел?! — открываю створку, запуская его внутрь. — Как ты… Забрался сюда?! И зачем, блин!

Он смотрит на ножницы, сжатые у меня в руке и, кажется, ликует от радости, будто выиграл в лотерею.

— Надо поговорить, ещё раз повторяю для особо непонятливых, — грубит он, спрыгивая с подоконника. Видок у него странный. Глаза как пьяные. Я ведь уже видела его таким…Но алкоголем вроде как не пахнет. Интересно.

— Ты что… Бухой? — спрашиваю, ощетинившись.

— Ага, от тебя, — язвит в ответ.

— Я серьезно, Адов. Мне не до шуток.

— Мне тоже, Катя, мне тоже. Давай так, — он достает из-под кровати мою спортивную сумку и начинает без разбора заталкивать туда мои вещи, будто ему кто-то давал на это право.

— Что, блин, ты творишь?! Оставь мою одежду в покое! — истерически выплевываю я, хватая его за плечи, и тут он резко шипит, закрыв глаза, будто от болезненной вспышки. Вряд ли это можно с чем-то перепутать, а потому догадки сами лезут в мою светлую голову.

— Что это? Что с тобой?!

Начинаю ощупывать его, но он дёргается, не позволяя, пока мне не удается сдёрнуть с него зимний бомбер. — Глеб… Что это?! Господи!!!

— Не терпится, ведьма? Давай по-быстрому, раз уж начала, — улыбается он, обхватив меня за талию своими цепкими ручищами.

Скачок. Импульс. Ток по венам.

И я дышать перестаю в его объятиях.

Смотрю на него глазами, полными паники, а точнее, на кровавое пятно, разрастающееся на его плече, будто какие-то швы разошлись, не иначе… И впадаю в ступор.

Не понимаю, во что он ввязался, да ещё и шутит, как придурок, а у самого в глазах сплошная боль.

— Что здесь происходит?! Глеб?! Что с твоим плечом?!

— Закровоточило от твоих царапок, тигрица, — добавляет он очередное, а мне хочется его ударить за такие вот выкрутасы. Учитывая, что всё серьезно, а он снова переводит всё в глупые инсинуации.

— Хватит издеваться!

— Кать. Надо сваливать. Собирай вещи. По-быстрому. Так надо, — тембр становится более серьезным, но я не собираюсь его слушать.

Нет уж. Мне хватило. Хватит!

— Я не собираюсь никуда сваливать. Что ты себе вообще позволяешь?! Ты исчез из моей жизни. Женишься! Так и вперед! Что ты до меня докопался!? — доходит до какой-то истерики в голосе. Сама себя не узнаю, мне кажется, что он реально сделал меня каким-то шизофреником.

— Может потому что ты носишь моего ребенка?! — выпаливает он как на духу, а я пытаюсь хапать воздух ртом, но перестаю шевелиться.

Какого хрена?!

Он этого не говорил…Не говорил…Сказал???

Всё внутри умирает.

Слышать это не так уж и здорово.

Я не хочу, чтобы он знал. Чтобы претендовал. А потом в его башку снова стрельнёт что-нибудь, и он вообще заберет моего малыша! Уж он точно может! Ну уж нет.

Какого вообще черта? Как он узнал??? Берёт меня на понт? Снова издевается? Соня ведь не могла ему сказать… Не могла! Обещала!

— Прекрати. Нет никакого ребёнка, что ты удумал?!

Его лицо резко меняется. Появляется хитрый прищур, говорящий о том, что ему моя ложь по барабану, он и так всё давно знает.

— Да неужели?! И таблетки от токсикоза — херня и твоё пребывание в больнице и даже этот грёбанный олень, верно?! — он достает из тумбочки мягкую грелку и сжимает её в руке так сильно, что сейчас оторвёт ему голову.

— Да, так и есть. И это вообще не твоего ума дело! — дёргаю его за руку, отбирая игрушку. — Не хватай его так!

— Ты нарочно меня изводишь, верно? — спрашивает, словно он — белый пушистый зайка, а я какой-то монстр. Вот приехали, Адов…

Бедненький измученный страдалец. Что сказать?

Не повезло тебе с бывшей. Одни упрёки на ровном месте!

— Что ты… Как можно?! Разве такой замечательный человек, как ты, заслужил?! — саркастически выдаю, но всё ещё нахожусь в пограничном состоянии. Вроде и хочется просто смеяться в истерике, а вроде и реветь, как сумасшедшей.

— Отлично… Ведьма, я был в той больнице и лично говорил с врачом. Всё ещё хочешь меня наебать?! — добавляет разъярённо и при этом сжимает кулаки, будто реально хочет меня ударить, а тем временем пятно на футболке становится всё больше и больше.

— Ладно. Ребёнок есть, но он не от тебя, ясно?!

Хрен знает, зачем так говорю. Просто мне страшно за то, что он узнает правду. Я его боюсь. Его реакций и поведения. Он вообще бывает неадекватным в принятии своих решений. Порой кажется, что общаешься с человеком, а в следующую секунду видишь перед собой чудовище.

Вот сейчас его лицо становится именно таким…Чудовищно озлобленным. Кажется, ему больно это слышать. Да и я хороша говорить такое…Дура, блин.

— Ммм… А от кого? — тянет он, вскинув вверх брови.

— От Паши! — бросаю, не думая ни секунды. А что я ещё могу сочинить? Врать так более-менее убедительно.

Бля. Звучит в моей голове, пока не слышу из его уст ровно такое же:

— Бля.

— Всё. Узнал? Доволен? Теперь вали, — продолжаю, разворачиваясь, но он не унимается, схватив меня за запястье.

— Ты меня совсем за идиота что ли держишь? Какой, нахуй, Паша? Тебя от поцелуя-то с ним чуть не вырвало, а еще и трахаться с ним. Мне от одной мысли тошно.

Вот ведь козел, а!

Неужели по мне всё было так очевидно понятно?!

Что же подумал бедный Паша???

— Тебе тошно, а мне очень даже приятно!

Здесь я, наверное, перегибаю, потому как Глеб резко обхватывает меня за талию, и мы заваливаемся на кровать, оказавшись буквально прилипшими друг к другу.

Я под ним. Боже, боже, боже!

Сердце ведёт себя как контуженное.

Я оглушена, дезориентирована и безумна. А он дышит, как сумасшедший, придавливая меня к постели. Ощущаю его запах и всё внутри плачет, грохочет, конфузится.

Вернуться бы в прошлое. Хоть на одну секунду…

Разгореться с ним до яркого синего пламени! Сжечь всю комнату своей любовью, а возможно, и всё общежитие!

Он уже испачкал меня своей кровью. А мне всё равно, лишь бы ощущать его тепло.

Вот так. Рядом. Вплотную. Как при лобовом столкновении.

Горячее дыхание касается губ. Ощущаю его между своих ног и буквально таю на своей кровати, превращаясь в безвольную лужицу.

Сколько раз я его здесь представляла? Вот сколько? Бесконечное количество.

Именно так… Сверху. На мне. Берущего. Вонзающегося. Наглого. Бесцеремонного. Вторгающегося.

В моё тело…Только в моё и ни в чьё больше…

Боже, да я бы убила за это…

Но…

— Глеб, только прикоснись. Я откушу тебе нос. Клянусь, — угрожаю, а сама просто боюсь повторения этой истории.

Трясусь под ним, ощущая, как сильно каждая клетка тянется к его телу. Как бесконечно нуждается в нём.

Как же хочется, чтобы сейчас на голову упал метеорит и не пришлось бы мучиться от сомнительных разногласий тела и мозга, которые затеяли войну между собой. Да не просто войну, а бомбёжку!

Он улыбается в ответ на мои угрозы. Так искренне и по-тёплому, что я начинаю дрожать ещё сильнее.

— Блядь, как я скучал, ведьма, — Глеб вдыхает мой запах, а меня снова размазывает под ним.

Мажет, мажет, мажет…

Я просто становлюсь бесформенной жижей…

Не человек…Консистенция…

Зубы стучат от напряжения. От страха. От тянущего в животе чувства.

Фитиль уже подожгли, остаётся только ждать взрыва…

— Не смей говорить этого, слышишь?! — выдаю задушено и даже пискляво. С нотами обречённости в голосе.

Это уже слишком. Я ощущаю себя проклятой. Неправильной.

А демоны внутри меня давно танцуют чечётку на моих поломанных рёбрах.

— Хорошо… Но уехать всё равно придется, Кать… Я больше не трону, больше не скажу. Но ситуация достигла критической отметки, — предупреждает он с такой тревогой в голосе, что я невольно начинаю прислушиваться. Чисто на инстинктах.

— Что с твоим плечом? Нужно обработать… — шепчу, глядя на то, как он мучается. — Ты напрягаешься и… Это… Пуля, верно? Тебя тогда задело? Провожу ладонью по его лицу.

Максимум, что себе позволяю. Но даже это кажется таким интимным, что он замирает, прикрывая глаза.

— Задело, малыш.

— Дай я посмотрю, — прошу его, и он всё же слезает с меня, а я встаю следом, пододвигаясь к нему ближе.

Долго смотрим друг другу в глаза.

Коннект происходит незамедлительно.

Питаемся друг от друга…

Чувствуем. Дышим. Как два раненных зверя.

Слышу его сердцебиение.

Тук-тук-тук-тук… Тук-тук-тук-тук…

Ускоренный бешенный пульс.

Смотрю на него.

Голубые огни как никогда чисты и одичалы.

Высеченные линии подбородка привлекают всё моё внимание, пока из-за быстрого скользящего манящего движения языка ракурс не смещается чуть выше. Губы, что влекут и обездвиживают…Его приоткрытый рот…

Внутри меня что-то загорается и покалывает от самого солнечного сплетения до лобка.

Господи, так хочется его поцеловать. Так сильно, что хочется кричать!!!

Кое-как отвлекаюсь от его лица. Сдвигаю ткань футболки в сторону, касаясь пальцами его кожи. В месте ранения она горит ещё сильнее.

— Ужасно… Глеб, придется снять… И нужно выпить антибиотик.

— Да я уже понял, — отвечает он, когда я встаю и ухожу за перекисью, бинтом и таблеткой. Он морщится, стаскивая футболку через ворот, и естественно, возвращаясь, я не могу оторвать глаз уже от его тела.

Особенно, учитывая свои взбунтовавшиеся гормоны.

Ненавижу, блин!

Сейчас ведь совсем не до этого.

Не нужно пялиться на его торс. На его литые кубики и косые мышцы живота, выразительный V-образный треугольник, а ещё поросль тёмных волос, ведущих к резинке его трусов, выглядывающих из-под спущенных джинсов. Господи! Это бесчеловечно!

Он ранен! Ранен!

А ты сейчас вообще в роли медсестры…

Господи, это ещё хуже! Пиздец же как заводит!

Как же хочется провести ногтями по его загорелой коже…Въесться ими в плечи, сомкнуть пятки за его поясницей, ощутить его давление в паху, размножиться под ним на миллиарды частичек, а затем проникнуть в его душу каждой из них…

Овладеть, соединиться, стать большим…

Помоги мне, дай силы вынести это!

Сажусь к нему ближе и всё работает как по щелчку пальца. Забвение. Мне становится дурно от вида его раны.

— Целились, чтобы задеть или…? — спрашиваю, промакивая бинт.

— Не знаю. Увернулся. Был бы профи, завалил бы, наверное, — предполагает он, изъясняясь так просто, будто мы говорим об обыденных вещах. Как за кофе в магазин сходить… — Либо лох, либо спецом так вышло.

— Сейчас будет больно… — предупреждаю, испытывая при этом чувство вины перед ним.

— Да брось, ведьма… — говорит он, улыбаясь, но стоит мне коснуться, по глазам вижу, это реально больно. И вместе с тем, он помалкивает. Но я в нём и не сомневалась.

— Ты на каких-то веществах, верно? Твои зрачки… — спрашиваю с волнением на устах.

— Обычный обезбол… — ухмыляется, будто реально считает меня дурой.

Так я тебе и поверила, Глеб.

Смотрю на него с укором, но не спорю.

— Ладно, не совсем обычный… Чуть опиоидный… — улыбается, прошипев, когда я прикалываю марлевую повязку и начинаю бинтовать. — А ты не нежничаешь, да, родная?

Смотрю ему в глаза. Смотрю и злюсь.

«Родная»…

К чему всё это поведение? Эти провокационные фразы…

Скользящие, пьянящие, обнажающие взгляды, способные вытрясти из тебя всю душу…

Если он прозрел, то поздно. Я вдоволь настрадалась и не желаю повторения.

— Прекращай свои выходки. Что ты там хотел?

— Увезти тебя, ведьма. За тридевять земель. Подальше от себя и своих проблем, как ты и хотела… И если уж ребёнок от Паши, то могу привезти и его туда же. Дом вам подарю, будете жить счастливо, — добавляет он следом.

— Издеваешься, да?

— Естественно. А ты как думала? Что я отдам тебя и своего ребенка какому-то додику? Ты вообще нормальная?!

— Нет, ненормальная. Видимо, поэтому всё ещё говорю с тобой! — дёргаюсь, мечтая закончить весь этот фарс. Заканчиваю бинтовать, завязываю узелок и отворачиваюсь.

— Кать… Давай. Времени мало. Ехать далеко. А придется… И спасибо.

— Нет, не придется. Никуда я не поеду. Мы не вместе, а значит со мной ничего не случится. Всё. Закрыли тему. Теперь убирайся! — твержу ему, даже не глядя на него. Он всё ещё сидит позади, пока я пытаюсь убрать оставшийся бинт в упаковку, но руки дрожат так, что ни черта не выходит.

Чувствую его дыхание позади, а затем, в одну секунду и металл вокруг своей шеи. Не успеваю понять, как на мне смыкается та самая цепочка.

— Обронила у меня дома, — твердит он шёпотом, а я хмурюсь, ощущаю, что глаза начинают слезиться.

— Я не обронила, а вернула. Потому что…Потому что…Это сердце явно уже не принадлежит мне. Подари его Беате! Так будет проще всем! — выкрикиваю, чуть ли не срываясь на жалобный хрип.

— Кать… — его руки ложатся мне на плечи. — Я всё понимаю. Облажался. И мы ещё сто раз об этом поговорим, но сейчас. Позволь отвезти тебя в безопасное место, пока у нас есть время. Пойми, что ты должна временно исчезнуть. Иначе я постоянно буду отвлекаться на твою безопасность и просто проиграю…

— Проиграешь…О чём ты? Ты не женишься?! — спрашиваю, развернувшись. Смотрю ему в глаза, а повсюду боль курсирует. Не могу понять, где она сильнее. Всё время перемещается и от этого кажется невыносимей. — Скажи, что не женишься…

Господи. Как же, наверное, ужасно жалко я звучу…

Как вдруг…

— Женюсь. Кать. Всё по-прежнему, — продолжает он, а у меня вдруг в мгновение злость закипает.

Я так его ненавижу.

Зачем он пришёл? Издеваться?

Играть на чувствах?

Что ему нужно от меня?

— Тогда вали, Глеб. Я никуда с тобой не пойду, можешь хоть орать на меня, но не пойду!

— Блядь…Ведьма…Хули так сложно…Почему не слушаешь? Почему слышишь всегда не так, как нужно?!

— Потому что ты говоришь не то, что нужно! Потому что ты женишься на другой, Глеб! И если уж совсем на чистоту, я тебя отпускаю! Уходи! Мне будет без тебя лучше! Мне не нужен чужой мужик!

— Но я не чужой, блядь, ведьма. Я твой. Твой, блядь. Полностью. Я даже не спал с ней ни разу. Клянусь, — задвигает он, надрывая голос.

— Что ты несёшь?! — морщусь, слушая эту гнусную ложь. Он же не думает, что я настолько тупая?! — Я не верю тебе! Ни единому слову не верю!

— Да это правда, блядь. Я никого не трахал. Мне, нахуй, вообще не до этого. Я думаю только о тебе и о том, что узнал. Это понятно? Мне надо всё время наблюдать, выяснять, искать. Мне не до блядин, Катерина. И я говорю это не для того, чтобы ты сразу ко мне кинулась. Не дурак. Не собираюсь выпрашивать твоего расположения. Дело, блядь, вообще в другом. Дело в том, что твоя жизнь, как и моя, в опасности. Но я справлюсь, а ты — нет! А с учётом… Того, что ты…Что мы…ждём ребенка…Если это так…Это ведь так? — спрашивает чуть ли не дрожащим голосом. То ли его затрясло от сказанного, то ли стало морозить, ведь антибиотик он так и не выпил.

— Выпей таблетку, Глеб. Я не хочу отвечать на твой вопрос. Я вообще не хочу быть с тобой связанной. Чего бы это не касалось, поэтому ничего тебе не должна, — насильно протягиваю ему капсулу и воду, и он запивает её. — Моё тело — моё дело.

— Как скажешь, — цедит сквозь зубы. — Просто тащи свою задницу вниз сразу после того, как соберешь вещи. Обещаю дом тебе понравится.

— Глеб, ты оглох?!

— Нет, Катя. Это ты оглохла, блядь. Если не пойдешь сама, я потащу силой. Ты знаешь, что это правда. Я сделаю всё, чтобы вывезти тебя отсюда. Хочешь ты этого или нет. У меня в машине есть новый телефон, новая сим-карта. Ты должна оставить старые здесь. И чтобы ты понимала. Это война, ведьма. Не шутки, блядь. Не игры. Не ёбанный спектакль! Когда всё начнётся, все будут злые, как псины…Ты не представляешь на что способны эти люди.

— Потому что ты не рассказываешь! Всё как раз поэтому! Ты ни черта мне не рассказываешь! И та ссора произошла только из-за этого! — вскрикиваю и начинаю рыдать, пряча глаза за дрожащими ладонями.

Бегунок ненормальности достигает самой критической точки.

Меня шкивает, как парусник при урагане.

Всё, о чём могу думать, это то, как мы грубо расстались. Как невыносимо больно мне было. И мне нельзя вот так нервничать…Просто нельзя…

Внезапно ощущаю его мятный запах и руки, сомкнувшиеся за моей спиной.

— Давай так. Мы приедем туда, и я всё тебе расскажу. Обещаю…Навязываться…Не буду…

— Клянёшься? — спрашиваю, шмыгая носом, надеясь, что его отложит, и концентрация его аромата поднимется, замещая боль приятными волнами. Ведь так было всегда…

— Клянусь, да, ведьма, — Глеб гладит меня по спине, уткнувшись носом в мою шею, а меня от этого жеста чуть ли не выключает. Я вздрагиваю и сторонюсь, на что он испуганно отодвигается от меня. — Прости…Я больше не буду…Тебя касаться… Но ты должна собрать вещи.

— Хорошо, я соберу. Спущусь вниз через десять минут.

— Я на белом Ниссане 032. Левак. Кир прикрывает. Пожалуйста, не сбегай. Мне многое нужно до тебя донести.

— Поняла, — отвечаю и быстро выпроваживаю его за дверь.