Дерзкие. Будешь моей

Глава 7

(Глеб)

Жду и нервничаю…

Думал, сожру её прямо там.

Особенно когда про Пашу своего заговорила…И про то, что ребенок от него. Пха! Надо бы ему причинное место оторвать. Чтобы даже мысли о потомстве не возникало. Такие продажные мрази не должны размножаться…

Но вместе с тем. Я думаю о нашем с ней продолжении. Оно ведь уже там, верно? В её чреве, просто она не хочет делиться… Не хочет говорить…

А мне катастрофически надо, чтобы сказала…Чтобы была честна. Ведь это реально что-то возвышенное.

Больше, чище, важнее.

Я буду ждать, когда она скажет мне. Когда признается…

Ночью попробую уломать на разговор, если вдруг начнёт противиться… Дожму…

Хочу поговорить обо всём. О том, что произошло. О том, как много она для меня значит…Как сильно мне хочется всё исправить…

И как много нам придётся пройти…

Это, вашу мать, не просто много. Это дохрена. Но вместе.

Выбора нет. Его больше нет.

Вместе и до конца. Что бы ни случилось. За руки. Вдвоём.

Когда Катя выходит, мысленно успокаиваюсь. Тишина тёмной улицы вдруг перестаёт давить на мозг гнетущими узлами. Знаю, что вот эта наша встреча небезопасна, поэтому решаюсь везти нас окольными извилистыми путями, сбив всех со следов к херам. В самой гуще леса на окраине Москвы моим человеком мне уже подготовлена ещё одна машина. Эту же я оставлю там. Никто не отследит, никто не догадается. Никто нас не найдет…

Кир тем временем с похожим на меня парнем в моей же тачке с моим телефоном в руках следует к своему дому. Всё чётко спланировано. Справимся. Уверен.

Ведьма садится и пристегивает ремень. Боюсь смотреть в её сторону. Боюсь сорваться на новые эмоции. Я же придурок. Грёбанное животное. Всё о чём думаю, сразу не терпится высказать, будто тумблер какой замыкается.

Надо. Срочно. Слить. Всё. Что. Внутри.

И предстать невоспитанным идиотом…

Конечно.

Внутренний голос, как всегда, изводит.

— Как твоё самочувствие?

Всё, что выдаю. Хотя на деле набросился бы с расспросами. И не только. Когда она так близко, и салон наполняется моим личным персональным кайфом — её запахом, я готов откинуться прямо здесь и сейчас.

Сердце в грудной клетке работает на износ. Кажется, что скоро затарахтит и заглохнет, но пока…

Пока оно как торпеда.

Несёт меня, не ведая преград, ломая всё на своём пути рассекает пространство и время своими кульбитами.

— Нормально, — всё, что слышу в ответ.

— Хорошо. Я дам тебе все контакты проверенного врача. Будешь с ним на связи 24 на 7. Да и я буду всегда у телефона…

— Ммм…Даже в день своей свадьбы? — выдаёт так ядовито, что у меня чуть ли не глаз дёргается.

Ладно, каюсь. Сам виноват. Хреново вышло.

— Поговорим насчёт этого, когда доберемся до дома.

— А сейчас мне что? Сидеть и смотреть на тебя как на второе пришествие Христа?!

Стискиваю челюсть. Вроде и смешно, а вроде и ни хрена подобного.

Мы, блядь, не на стэндапе вообще-то.

— Можешь смотреть в окно. Я не запрещаю, — отвечаю, не глядя на неё.

Не отвлекаться. Не отвлекаться. Не отвлекаться от дороги!

А то рискую затормозить и засосать её, оттрахав прямо в этом ебучем Ниссане.

Язвит, закатывает глаза, хмурится, а я только и делаю, что кручу в башке порно с её участием. Как это, блядь, работает?

Что за фантазии такие ебанутые?

Почему я помню каждый физический контакт с ней и не могу его развидеть, особенно, когда она вот такая вредная и провоцирующая?

— Ещё б ты мне что-то запрещал, Адов! Не дождёшься! Своей жене будешь запрещать!

Бля…Ну вот, опять…

— Ух ты ж, бля. Как мы заговорили…То есть, когда я тебе предлагал быть моей женой, так ты гордая, нос воротила…А сейчас прям ревнивую собственницу включила! Феминистку, бля, на минималках!

Бесит, нахуй.

— Да пошёл ты на хрен! — выплёвывает обиженно. Конечно, злится. А как иначе? Я бы вообще убил, если бы за другого замуж выходила, но так надо…

— Всё, уймись. Едем. Молча, блядь.

Смотрю на дорогу, а у самого челюсть сводит от таких вот выпадов.

Ничего…Скоро приедем…По-другому запоёт. Надеюсь.

Помню, как сидел в том самом доме в Питере с младшей сестрой Кира после того, как её изнасиловали какие-то уроды. Мы с ней вот так же срались первые два дня. Но этот дом, блядь, волшебный, отвечаю. Он как-то сближает, лечит, прощает. Я тогда нашёл нужные слова, она тогда послушала. Решила продолжить жить, хотя хотела перерезать вены. Помню, как отговаривал, помню… Кирюхе ни хера так и не сказал, просто разговаривал с ней долго и детально.

— Давай так. Если вдруг невмоготу станет, если плохо будет, меня режь, — предложил я тогда на полном серьёзе. Надя же смотрела и не моргала.

— Ты придурок, что ли? Как мне это поможет?

— А ты попробуй сначала, потом пизди!

— Ну и попробую! Вот сделаю и будешь потом… — случайно так вышло, что ножом всё же задела меня. Совсем немного, но на глазах сразу паника появилась. Мне не больно, зато у неё напрочь желание отбило. — Господи! Глеб! Прости!!! Прости!!!

— Надя. Успокойся. Не больно мне.

— Что теперь будет???

— Всё в порядке будет. Ничего не изменится. Как была первой красавицей в школе, так и останешься. Не реви только. Ненавижу, когда бабы ноют. Ты ж, блядь, не нытик, да же?!

— Нет, ты точно, кретин последний, Адов! Помяни моё слово, девушка, что выйдет за тебя добровольно — либо святая, либо конченная дура! И то если это случится, я свечку в церкви поставлю!

Запомнил эти её слова. Запомнил, сохранил в сердце, но никогда больше не напоминал ей про те семь дней вместе.

Кир вспоминал конечно постоянно, а я пытался уводить в другое русло, потому что сама Надюха не хотела этого помнить. Так и жили первый год, пока не улеглось…Да вдобавок со смертью Лины и племянника я совсем с головой погрузился в другой омут. Там и Надя, кстати, на помощь не раз приходила. Смешила чё-то меня, расслабляла. Проще становилось с ними. С Волковыми… Они ж семья моя…Больше, чем кто-либо…

Но полное спокойствие я приобрел только с ведьмой. Вот и сейчас, везу её туда, а сам уповаю на то, что тот волшебный дом решит наши с ней разногласия…Магически нас соединит. Как бы тупо и наивно это не звучало.

— Сейчас аккуратнее, держись. Я резко поверну и разгонюсь. Надо хвосты проверить, хорошо? — сообщаю, чтобы не испугалась сильно.

— Хорошо.

Не успеваю вырулить на поворот, как понимаю, что за нами реально несутся. Одна машина — да. Но мне и этого достаточно, чтобы понять, что по нашу душу.

— Глеб, — сразу же напрягается Катя. Её пальчики тут же находят моё колено, и она вцепляется ими в него, пока я несусь по трассе.

— Есть два варианта, — говорю задушено. — Оторваться, но не факт, что выйдет. И второй — скинуть их в кювет. Пристрелить. Самый надёжный.

— Глеб… — мямлит она, мотая головой. В глазах столько ужаса. Я понимаю, что не при ней будет сказано, но выбора у меня особо нет.

— Малыш, так надо. Ты, главное, сиди и не вылезай, несмотря ни на что. А я вот сейчас прям…Разберусь, — выдаю, протягиваю руку к бардачку, вынимаю оттуда ствол и кладу себе на колени. Катя сразу же руку свою оттуда отдёргивает. Я же пытаюсь выстроиться в одну линию с тем самым долбоебом. Вылетаю на встречку. Машин там вообще нет. Только мы и он. — Уши прикрой и кричи, если впереди кто появится. — прошу её, а сам, разгоняясь до предела, чуть перегоняю его и проталкиваю дуло в приоткрытое окно. Не успеваю подумать, как уже на курок трижды нажимаю. Одну в лобовое, вторую в колесо, его ведёт и третья мимо пролетает.

Сбрасываю скорость, наблюдая за тем, как ту самую тачку разворачивает позади нас, тащит и заносит в кювет, ровно как я и планировал. Дорога скользкая, это было очевидно. Чуть возвращаюсь задним ходом и велю Кате запереть двери. Сам, прихватив с собой пистолет, иду проверять.

Ныряю в лес, успеваю увидеть только кровь на белоснежном покрывале и шаги, которые ведут куда-то вглубь лесной чащи. Машину перевернуло. Пустая. Очевидно, был только водила. Больше следов нет.

Если думаешь убежать от меня, то ты очень тупой покойник.

Добегаю до широкого дерева. Застываю. Вслушиваюсь в отдаленный хруст, звуки которого раздаются по левую сторону от меня. Выбираю траекторию наименьшего выпендрежничества. Прячусь за широкими стволами и прислушиваюсь. И так, пока не добегаю до какой-то заснеженной поляны. Не успеваю вновь остановиться, как понимаю, что оппонент начинает бежать сломя голову, придерживаясь за бок. И раздаётся два громких выстрела в пустоту.

Тишина…Воздух рассекает протяжный громкий крик Кати с трассы.

— Глеб!!! — кричит практически истерично. Не могу ответить, не до этого. Надо гасить его и бежать к ней.

Только успеваю снести пидора с ног, отобрать у него его ствол и начинаю его бить. Убивать нельзя. Нужна ведь инфа.

— С кем ты? Один, бля?! Отвечай!

— Один, — выплевывает он зуб, а вместе с ним, кажется, кусок языка.

Оставляю его лежать. Целюсь в лодыжку, чтоб не убежал. Нажимаю на курок один раз, раздается громкий выстрел, крик этого гондона. Он истошно собирает все молитвы вперемешку с матами. Истинный ценитель богохульства! Аминь! Аллилуйя! Нахуй!

Едва успеваю развернуться, как наблюдаю картину, как моя бежит со всех ног, утопая в снегу и кричит моё имя на всю округу, срывая горло, наверное, до крови.

— Глеб, Господи!!! Глеб!!!

Кидаюсь к ней, естественно. Приятно конечно, что она так волнуется, но, бля, пугать её в таком состоянии тоже не хочется.

— Ты зачем вышла?! Там кто-то есть?! — спрашиваю, прижимая её к себе. Её всю колошматит. Она прижимается ко мне и плачет горькими слезами, не в состоянии сделать новый вдох.

— Нет, я выстрел услы-ша-ла, — кое-как произносит, а в конце и вовсе сдается, повиснув на моих руках.

— Всё хорошо. Я же сказал тебе сидеть внутри. Нельзя тебе переохлаждаться. Идём, отведу тебя обратно.

— А ты?

— А мне надо того уёбка допросить, — кидаю вскользь, указывая головой на воющего, хрипящего, шипящего говножуя.

Катя молчит. Просто держит мою руку, а я взваливаю её на себя и тащу, чтобы лишний раз свои ноги не студила.

— Аккуратнее, — просит она, обвив руками мою шею.

Сердце бьётся в груди, как раненная птица трепыхается.

— Я стараюсь, — отвечаю, на что она мотает головой.

— Я не про себя…Я про тебя…Будь, пожалуйста, аккуратнее…

Улыбаюсь. Как придурок, честное слово.

Это же…Сносит с ног в буквальном смысле слова.

Хлеще любого признания. Но…

Вкупе с тем, что в ней сейчас живёт два сердца…Я понимаю, что она может ещё сильнее любить…Я — глупец, что не понимал этого раньше…

Доношу её до машины, прошу заблокировать все двери и возвращаюсь к тому выродку семимильными шагами.

— У тебя два варианта, — смотрю на него сверху вниз. — Первый. Ты сливаешь всё — увожу до деревни. Второй — сдохнешь здесь.

— Откуда мне знать, что если солью, не пристрелишь меня сразу после этого?

— Ниоткуда. Сам выбирай, — отвечаю честно, и похрен мне, что он там подумает.

— Ладно, — держится то за ногу, то за бок. — Бля…Сказали следить за девкой. Если соберется куда-то сразу докладывать. Убирать не просили. Про тебя предупреждали. Но о других тачках речь шла. Заметил только через девчонку.

— Успел слить?

— Успел, что выехали. И авто успел слить, но о тебе нет.

— Кто указание дал?

— Какой-то левый аккаунт. Не знаю, кто. Мне часто так пишут. Если без мокрухи, берусь.

— Ясно, хуёво, чё. Как звать-то тебя, боец?

— Игорь.

— Лады, Игорюша. Слушай. Давай свою мобилу.

Беспрекословно даёт мне телефон, и я начинаю прочёсывать сообщения, звонки и прочее. Похоже, реально ничего такого не слил. Только что села в Ниссан и номер. Без указания с кем именно.

Уже прикидываю, как его пристрелить. Как вижу на заставке, блядь, его фото с двумя пездюками, как две капли воды на него похожими.

И хули делать?!

Сука!

— Щас на тачке доедем до деревни. Я тебя там сплавляю. Телефон твой остается здесь. Понял меня?

— Понял.

— Должен будешь.

— Буду.

Заваливаю его к себе на спину и тащу в машину, мысленно проклиная себя за то, каким милосердным муднем стал рядом с ведьмой. Нет бы завалить, да вроде как не за что. Просто же сливал, зарабатывал. Наверное, ради детей всё, хули.

Ааааа! Бля! Ненавижу!

Затаскиваю и командую ведьме садиться назад. Его же усаживаю возле себя, чтобы никаких выходок, нахрен.

Катя молчит, потрясенная происходящим. Игорь кряхтит, пытаясь сдавить рану.

— Малыш, аптечку достань. Там сзади валяется, — прошу её, и ощущаю, как дрожащие руки передают мне коробочку. Сбавляю скорость, лишь с целью, чтобы этот придурок не отключился. — Задери кофту. — толкаю уже ему.

Делает, а там в боку огромная такая нехилая кровоточащая рана. Бросаю на неё мажущий оценивающий взгляд и хмурюсь.

— На, вколи, — даю ему шприц. — Я за рулём.

— Не умею самому себе.

— Я поставлю, — шепчет ведьма. — Куда надо?

— Точно справишься? — спрашиваю, и если честно нахожусь в полном безоговорочном ахуе. — Внутримышечно. Можно в руку.

— Справлюсь, — отвечает она, и пока я веду машину, на ходу вбирает в шприц инъекцию обезбола, после чего лёгким движением руки делает ему укол. — Всё. Порядок.

— Спасибо, — ворчит Игорь, придерживая свою рану.

— Кароч, реальность такова, что ты истекаешь кровью, дружище. До деревни около десяти минут. Я гоню, как могу. Молись всем Богам, которых ты упоминал ранее, потому что хуй знает, что тут может конкретно помочь.

— Глеб! — выдаёт задушено ведьма. — Не нагнетай! Гони лучше!

— Слушаюсь и повинуюсь, тигрица.

До деревни мы доезжаем примерно в то время, как я и говорил. Везёт, что там есть медицинский пункт. Туда мы в первую очередь и заваливаемся. Сначала нас категорично отказываются принимать, особенно с огнестрелом, но потом я показываю пачку долларов и нас тут же пропускают внутрь, взваливая Игоря на каталку.

— Кароч. Выживешь — сам найдешь, — кидаю вслед, когда его увозят. Сообщаю врачу, что он принял, а сам хватаю ведьму под руку и тащу вглубь деревушки. — Здесь быть нельзя. В машину возвращаться тоже. Вещи тебе новые куплю. — предупреждаю грубо, но она кидается обратно к тачке чуть ли не в истерике.

— Нет! Глеб, нет! — добегает до машины и взваливает на себя одну из сумок. — Её я тут не оставлю!

— Что там такого важного?

— Всё!

— Ведьма…

— Олень, ясно?! — выдает нервным вскриком, а мне вдруг так смешно становится…Будто она не игрушку имела в виду, а меня обозвала. — А ещё там документы…И другие мои важные личные вещи!

— Понял, давай сюда, — перебрасываю через плечо и тащу её за руку в ближайший дом. Хочу попросить, чтобы нас впустили погреться до тех пор, пока Гриша не пригонит мне новую тачку. Координаты я ему уже скинул. Гриша — свой человек. Не отцовский. Он всегда сделает, что попрошу. За плату естественно, а плачу я ему хорошо.

Сразу же натыкаемся на какую-то набожную семью, которая при виде меня перекрещивается. Ведьма пучит на них свои глаза, а мне настолько похрен, что я с каким-то необъяснимым напором вваливаюсь в их жилище и закрываю за нами дверь.

— Вечер добрый, — говорит за меня Катя. — Помогите пожалуйста. Нам немного переждать…Буквально час, мы неместные. — выдает она, пока они продолжают смотреть на нас как на бесов.

— Вы же грешники. Посланники Дьявола, — тычет в нашу сторону какая-то бабка, выглядывающая из-за угла с крестиком в руках, и я начинаю ржать. Достаю из-за пазухи ещё одну стопку денег.

Пиздец, да это не поездка, а благотворительный фонд Глеба Адова!

— Возьмите и помалкивайте, очень, мать вашу, прошу!

— Глеб! — перебивает меня Катя.

Но, как ни странно, женщина тут же хватает деньги и без уговоров тащит нам горячий чай, доброжелательно улыбаясь.

— Ну, вот, так-то лучше, — выдыхаю, пока мы ждём Гришу. Катя молчит, но нам хотя бы тепло и комфортно.

Через сорок минут во дворе дома нас ждёт серый фольксваген. Быстро здороваюсь с парнем, и мы садимся в машину. Он доберется обратно на попутках.

— Мир Вашему дому, идём к другому, — кидаю напоследок, пока бабка плюётся на землю и захлопывает за нами дверь.

— Ты видела, какая мерзкая пизда, а?!

— Глеб, блин, прекрати уже! — затыкает меня моя девочка, на что мне остаётся только вздохнуть и увозить её оттуда.

Ночка выдаётся тяжёлой и напряженной. На часах уже почти одиннадцать, а ехать ещё целых четыре часа.

И пока я веду, Катя спокойно вырубается на соседнем пассажирском сиденье, а мне остаётся только рассматривать её и балдеть от того, что она рядом…Да ещё и с нашим ребёнком под сердцем…