25

Джолетта закрыла за родственниками дверь и облегченно вздохнула. Они могли бы уйти сами, как и вошли, однако ей доставило удовольствие проводить их до порога. Она очень устала. Спор о духах с бесконечным повторением одних и тех, же доводов длился целую вечность, и она понимала, что на этом он не закончился. Вне всякого сомнения, тетушка и ее потомство предпримут новые попытки убедить ее или же придумают что-то, чтобы склонить ее к своей точке зрения. Но бог с ними, все равно у них ничего не получится.

Джолетта сделала все, что могла, стараясь быть справедливой. Зато теперь она знает, чего хочет и что никогда не будет участвовать в обмане «Каморе Косметике» и других людей. Она будет смешивать вещества и сравнивать возникающие композиции, комбинировать их вновь и вновь, пытаясь воссоздать духи «Ле жардин де кор». Если у нее ничего не получится, значит, не судьба. На она будет знать, что сделала все от нее зависящее. Ведь на протяжении веков бесследно исчезали тысячи ароматов духов, равно как кануло в вечность великое множество человеческих жизней, срезанных, словно концы нитей с изнанки красиво вышитого изделия. Потери были ощутимыми, однако люди продолжали жить, продолжали любить, строя свои судьбы. Вот так и она будет жить, как жила когда-то Вайолетт.

Джолетта вернулась в магазин. Прежде чем идти домой, она решила сначала привести в порядок рабочую комнату, где готовили духи. Через некоторое время, когда все было сделано, девушка вспомнила, что оставила наверху свою сумочку и ключи от машины. Проходя по внутреннему дворику, она остановилась подышать свежим, не пахнувшим парфюмерией воздухом. Ее кожа, волосы и одежда целиком пропитались благоуханными испарениями, а особенно дневник, который она держала в руках. Джолетте нравились бы эти запахи, если бы не их насыщенность.

Стоял приятный теплый вечер, влажным воздухом дышалось необыкновенно легко. Слабый ветерок шевелил листву огромного старого оливкового дерева и виноградных лоз, донося шелест, похожий на шепот. Напор воды в фонтане был слабым, его струя, едва поднимаясь, тут же падала обратно в водоем. Под крытой аркой ворот, ведущих из внутреннего дворика на улицу, ворковали устраивавшиеся на ночлег голуби. Эти звуки походили на сонное бормотание засыпающего ребенка.

На мгновение Джолетте вспомнилась Венеция, площадь перед собором Святого Марка, где стаи голубей кружились вокруг колокольни и с ней были Роун и Цезарь.

— Bella, bella, — прошептала она, улыбаясь.

А этот сад напоминал ей о Мими, о событиях, происходивших в нем, включая падение бабушки с лестницы. Всплыло в памяти и другое печальное событие, произошедшее во Флоренции, в похожем саду.

Джолетта тряхнула головой, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания, и направилась к лестнице. Как раз в этот момент ей показалось, что в дальнем углу двора, под оливой, мелькнула тень.

— Кто здесь? — спросила она громко.

Ответа не последовало. Некоторое время девушка выжидала, вглядываясь в темноту. Она уже решила, что, возможно, то была охотившаяся на голубей кошка, как из тени деревьев выступил мужчина.

— Это всего лишь я, — произнес Тимоти. Джолетта облегченно вздохнула.

— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты ушел. — Она сердилась на себя за то, что испугалась.

— Мать и Натали — да, а я вернулся. Мне нужен дневник, Джолетта.

— Эту тему мы уже обсудили. Я полагала, что по крайней мере на сегодняшний вечер с ней покончено. Он подошел ближе.

— Отнюдь нет. Мне действительно нужен этот дневник для Каморс, поскольку они не смогут вести дело, не обладая им. И без дневника я отсюда не уйду.

Его голос звучал так монотонно и невыразительно, что у Джолетты мороз пробежал по коже. Однако она не двинулась с места.

— Почему тебе? Мне казалось, что тебя он не интересует.

— Дело в деньгах, голубушка, речь ведь идет о двух миллионах. А кроме того, у меня есть мать. Она будет вне себя, если ей не удастся получить эти деньги и старинную формулу, которую ты почти разгадала. Она надеется, что мне удастся что-нибудь сделать, и я не могу разочаровать ее.

— Тимоти, неужели тебе не понятно, что я не могу сделать так, как хотите вы?

— Очень даже понятно, поэтому я и вернулся, чтобы убить тебя, — произнес он спокойным тоном. — В действительности мне не хотелось бы этого делать, но другого выхода нет.

Он шагнул вперед, и Джолетта быстро отступила так, чтобы между ними оказался стол. В этот момент легкий вечерний ветерок донес до нее терпкий запах одеколона, которым пользовался Тимоти. Еще раньше, находясь в комнате, насквозь пропитанной заполнившими ее ароматами, она различала этот запах. А ведь ей доводилось и прежде встречаться с ним — резким цитрусовым запахом, от которого пощипывало в носу.

Горло Джолетты сжалось, ей потребовалось некоторое время, прежде чем она смогла заговорить.

— Ты… ты разворотил мою комнату в Швейцарии и перевернул все вверх дном здесь до моего отъезда.

— Признаться, было мало удовольствия следить за тобой, лазать по стенам, подобно героям идиотских детективов. И все ради какой-то записной книжки с каракулями, которые без дневника не имели никакого смысла. — Произнося эти слова, он попытался обойти стол.

— Это ты подстроил нам с Роуном аварию на дороге… — Джолетта тоже переместилась, стараясь, чтобы между ней и Тимоти все время была преграда, в то время как в памяти ее, словно кадры из фильма, мелькали сорвавшийся с дороги автомобиль, вспышка огня и оглушительный грохот взрыва.

— Я был вне себя. Я разделался бы с тобой еще в Париже, но помешал этот тупица итальянец, не говоря уж о старине Роуне. Со мной не следует спорить. И Мими это узнала. Я лишь легонечко подтолкнул ее, чтобы помочь ей слететь с лестницы, и этого оказалось достаточно.

Ее бабушка была запугана до смерти, так же как синьора Да Аллори, ужаснулась Джолетта, или, вероятнее всего, ее сразило горе. Возможно, об этом ужасном происшествии и пыталась поведать им Мими.

— Тетя Эстелла не знает, что это ты сделал, не так ли? — спросила она, заметив, как на лице Тимоти отразилось некоторое беспокойство.

— Последние годы она не знала даже, где я находился и чем занимался, равно как и Натали, хотя думала, что знала.

— Если ты убьешь меня, у них могут возникнуть подозрения.

— Они не станут обременять себя такими мыслями, если дневник перейдет в мои руки. Это единственное, что им действительно нужно, единственное, о чем они будут думать. И ты отдашь его мне. Отдашь с радостью.

При этих словах Тимоти сунул руку в карман джинсов и вытащил черный продолговатый предмет, похожий на складной нож. Он выбросил руку вперед, послышался металлический щелчок — и в темноте тускло блеснуло стальное лезвие.

И в этот момент со стороны ворот раздались шаги. Из темноты донесся резкий голос:

— Не двигайся.

Тимоти обернулся, лицо его исказилось от ненависти.

— Откуда ты взялся? Как ты попал сюда?

— Ты оставил ворота открытыми, — ответил Роун.

Джолетта узнала его голос еще до того, как он вышел из-под арки. Она не могла в это поверить. Роун был здесь, несмотря на то что она ему наговорила! Он был рядом с ней, как и обещал, выполняя взятую на себя обязанность охранять ее.

Роун тяжело дышал, словно после бега, на лбу у него выступили капельки пота. Скинув легкую куртку, он на ходу намотал ее на руку. Похоже, у него не было при себе какого-либо оружия.

— Давай, заодно разделаюсь и с тобой! — В глазах Тимоти появился торжествующий блеск. Он принял боевую стойку.

— Попробуй, — парировал Роун. — Я не возражаю. — Он двинулся к Тимоти, не сводя с него пристального взгляда, готовый к нападению.

— Постойте! — закричала Джолетта. — Не надо этого делать.

Ей казалось, что она, словно очнувшись от глубокого сна, продолжает пребывать в ночном кошмаре. Грудь ее сотрясалась от бешеных ударов сердца, желудок сжал болезненный спазм. Роун пришел к ней на помощь, когда она так нуждалась в этом. Он готов пожертвовать своей жизнью ради нее. И все — из-за духов Вайолетт. Она не могла этого допустить. Она должна что-нибудь придумать.

Протянув Роуну злополучный дневник, который все еще был у нее в руках, и захлебываясь от волнения, Джолетта скороговоркой проговорила:

— Он пришел вот за этим. Возьми его, возьми для фирмы Каморе. В нем содержится зашифрованная тайна старых духов, свидетельства о том, откуда они появились, — все, что нужно.

— Заткнись! — зарычал Тимоти, бросаясь между ней и Роуном, с тем, чтобы тот не смог завладеть дневником. Голос его был хриплым от ярости, он продолжал угрожающе наступать на Джолетту. — Ты в своем уме?

Когда он попытался схватить дневник, Джолетта резко отступила назад.

— Если Роун получит дневник, тетя Эстелла будет удовлетворена, и тебе не останется ничего иного, как отправиться домой.

Тимоти несколько раз подкинул нож в руке.

— Или я убью вас обоих, или сам заберу то, что нужно матери и Лоре Каморе.

И в подтверждение своих слов подонок двинулся к ним. Роун прыгнул ему навстречу. Ему удалось блокировать первый удар Тимоти, но в намотанной на руку куртке появилась дыра, вокруг которой стало расплываться темное пятно. Тяжело дыша, мужчины продолжали борьбу, подошвы их шаркали о каменные плиты. Пальцы Роуна цепко держали руку Тимоти, в которой был зажат нож, но тот изловчился и свободной рукой вцепился Роуну в лицо, метя попасть в глаза.

Роун нанес противнику сильный удар в подбородок. Тимоти отлетел назад, однако устоял на ногах, и мужчины снова принялись кружиться на одном месте, выжидая удобный момент.

Роун еще раз обмотал руку болтавшимся концом куртки. Ее ткань блестела от пропитавшей ее влаги. Заметив это, Тимоти ухмыльнулся. Он снова кинулся к Роуну, метя ножом ему в живот.

Роун увернулся и, пропустив Тимоти вперед, навалился на него сбоку. Напряженная борьба продолжалась, мужчины упирались друг другу в грудь руками, губы их растягивались от усилий.

Джолетта не могла больше выдержать этого. Глаза, ее болели от напряжения, с каким она вглядывалась во тьму. Ей с трудом удавалось сдерживать крик, готовый вырваться из горла. Все ее мышцы словно онемели от холода, в то время как руки неистово тряслись. Она должна что-то предпринять, она должна действовать, иначе сойдет с ума.

Девушка шагнула к дерущимся, подняла тяжелый фолиант высоко над головой и приготовилась со всего размаху обрушить его на голову Тимоти. Однако ее кузен уловил это движение, уклонился в сторону, а дневник, лишь задев его плечо, пролетел мимо и, раскрывшись, упал на каменные плиты.

Воспользовавшись тем, что противник отвлекся, Роун изготовился и обрушился на него. Но Тимоти отшатнулся и уперся плечом ему в грудь, чтобы высвободить руку с ножом. Роун схватил его за руку, Тимоти пошатнулся, закачался и рухнул на пол, увлекая за собой Роуна. Перекатившись несколько раз друг через друга, дерущиеся оказались на травяной лужайке у фонтана, каждый из них старался добиться преимущества и направить лезвие ножа на противника.

Вдруг послышался глухой удар, хриплый вздох, затем все стихло. Джолетта стояла, не шевелясь, сердце замерло у нее в груди. Когда же Роун отделился от темной массы, вытянувшейся на траве, и стал приподниматься, она бросилась к нему, спотыкаясь и плача. Он подхватил ее и, притянув к себе, сжал в объятиях.

Какое-то время они стояли, прижавшись друг к другу. Джолетта, почувствовав, что ее платье на спине понемногу пропитывается кровью, сочившейся из его раны, пошевелилась первая.

— Твоя рука, — заговорила она.

— Ничего, заживет. Давай-ка лучше посмотрим, что с твоим кузеном.

Она отстранилась, в глазах ее был вопрос, который она не решалась произнести вслух. В ответ Роун отрицательно покачал головой.

— Вызови «Скорую помощь», а я тем временем присмотрю за ним. Думаю, с ним все будет в порядке.

Высказывания врачей быстро приехавшей «Скорой помощи» были более чем осторожными, однако они не стали прибегать к мерам, применяемым в крайних случаях. И никто из них не сказал, что полиция не должна сейчас беспокоить Тимоти вопросами.


Официальное выяснение обстоятельств случившегося закончилось лишь к утру. Перестали наконец звучать вопли тети Эстеллы о том, что насилие свойственно всем, только не ее сыну и не ей. Она заявила, что наймет для Тимоти лучшего адвоката. Она ни за что не поверит, что он собирался убить Джолетту, и уж конечно, он не смог бы сделать что-нибудь плохое Мими. Это сплошное недоразумение. Они будут бороться, добьются признания его невменяемости, но для этого понадобится много денег. Джолетте следовало бы подумать о том, что она делает, лишая их всех дохода от духов.

Солнце еще не взошло, когда Джолетта и Роун шли по возвышавшейся над Миссисипи обзорной площадке, откуда открывался вид на реку перед площадью Джексона. Легкий туман, пронизанный солнечными лучами, стлался над желто-бурой водной гладью. Паром медленно пересекал реку, оставляя за кормой пенистые борозды, течение захватывало их и медленно уносило с собой.

В неподвижном теплом воздухе стоял запах кофе и тостов, доносившийся из «Кафе дю монд», расположенного всего в нескольких кварталах от парфюмерного магазина. Они уже позавтракали там, а потом Джолетта предложила немного прогуляться вдоль реки.

Роун шел рядом, засунув сжатые в кулаки руки в карманы, между его бровей залегла глубокая складка. С тех пор как он держал ее в своих объятиях в саду, он больше не прикоснулся к ней. Он намеренно сдерживал себя, подумала Джолетта. Роун по-деловому старался помочь ей в разговоре с полицейскими, был внимателен и беспредельно чуток, но без всяких эмоций. Что же касалось духов, то речь о них вообще не велась.

А Джолетте так много хотелось ему рассказать. Она все выжидала подходящий момент, и вот, когда они оказались одни на обзорной площадке и, опершись на перила, глядели вниз на раскинувшуюся речную гладь, она решилась. Для начала она поведала ему об открытом ею шифре старых духов, потом продолжила:

— Есть еще кое-что. Вайолетт, как мне кажется, немного изменила формулу, но я не знаю, для чего. Возможно, она опасалась, что ее убьют, и хотела сделать некоторые записи о том, кем являлся на самом деле Аллин, в зашифрованной форме. А может быть, она в духе викторианских времен предпочла выразить послание и заключенный в нем смысл на языке цветов? Или она сделала это просто потому, что ей так больше нравилось? Сие мне неведомо. Я знаю только, что она изменила кое-что, заново описывая события своей жизни.

— Заново? — Он смотрел на нее сверху вниз испытующим взглядом.

— Вот именно.

И она поведала ему историю Вайолетт и Аллина с того момента, на котором он остановился в чтении дневника, и до дня, когда была сделана последняя запись Вайолетт. Джолетта рассказала, что не успела накануне вечером сообщить тете и ее детям о своем визите к синьоре Перрино и о возможных изменениях, которые могла внести в формулу Вайолетт, да и другие.

— В своем дневнике Вайолетт зарисовала множество цветов, и я долго думала об этом, но поначалу ничего не понимала. Цветы и другие наброски больше походили на рисунки, сделанные машинально, в то время как мысли ее бродили где-то далеко. Все это обрело для меня смысл только после того, как синьора Перрино показала мне ожерелье. Большой аметист на нем изображал двуглавого орла с распростертыми крыльями — герб царского рода России.

— Не птицу феникс?

Джолетта отрицательно покачала головой.

— Это и сбило меня с толку. Нет, то был герб Романовых. Как только я его увидела, тут же вспомнила серию небольших рисунков, все примерно одинакового размера, что были помещены над записями дат. Меня тогда запутало, что среди рисунков были не только цветы. Там имелись изображения розы, флердоранжа, мускусного оленя…

— Застывшей в смоле мухи, — подхватил Роун, внезапно припоминая.

— Так ты тоже видел? — оживилась Джолетта. — Роза означает Р. Оранж — О. Мускус — М. Амбра — А. А еще нарцисс, орхидея, ваниль. И потом фиалки.

— Романов, — повторил Роун медленно, словно проверяя, как звучит полученная комбинация букв.

— Я думаю, Аллин был сыном русского царя Александра I, — сказала Джолетта. — На этот счет имеется конкретное свидетельство, что его отец встречался с Наполеоном Бонапартом в Тильзите в 1807 году, всего через несколько лет после Египетской экспедиции. Очевидно, тогда Наполеон и передал духи отцу Аллина.

— Однако мало кому было известно о происхождении Аллина, — заметил Роун.

— Очевидно, так, но при дворах Европы знали об этом родстве. Потому он и был принят Луи Бонапартом и в парижском высшем свете. Видимо, о его тайне проведали и другие. Достаточно вспомнить, как Наполеон III намекал Вайолетг на то, что у Аллина и герцога де Морни есть нечто общее. Поначалу я предположила, что Аллин был внебрачным сыном, подобно Морни. А ты знаешь, что супруга Морни была незаконнорожденной дочерью царя Александра I? Таким образом, она могла приходиться единокровной сестрой Аллину. Тем самым Аллин являлся шурином Морни и находился в родстве с Наполеоном III.

— Так ты полагаешь, Аллин был законным сыном?

— Несомненно, иначе отчего бы он подвергался преследованиям?

— И все же, если он был законным сыном Александра, почему он не стал царствовать в России вместо этого идиота, затеявшего Крымскую войну?

— Я не думаю, что он хотел претендовать на звание возможного наследника престола. Видишь ли, Александр I вроде бы скончался в 1825 году, приблизительно года за два до рождения Аллина. Поскольку в то время у него не было законных детей, царем стал его брат Николай.

Роун вынул руки из карманов и коснулся локтя Джолетты, желая привлечь ее внимание к скамейке, видневшейся внизу, прямо под тем местом, где они стояли. Когда они сели, он вытянул руку вдоль спинки скамьи, словно собираясь обнять Джолетту за плечи, но лишь сжал пальцы в кулак. Затаив дыхание, она ждала, однако Роун только глядел на реку и не предпринимал никаких попыток.

— Пожалуй, вернемся немного назад, — предложил он как ни в чем не бывало. — Ты сказала, что Александр I вроде бы скончался, так что, на самом деле он не умер?

Джолетте потребовалось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на прерванном разговоре.

— Вот именно, — наконец произнесла она. — Смерть Александра I — одна из невыясненных исторических загадок. Имеются доказательства, что он в какой-то период стал тяготиться своим положением и многократно заводил речь об отречении. Он был несчастлив в браке с болезненной женой, которая не могла родить ему наследника, и глубоко переживал смерть незаконнорожденной дочери. Поговаривали, что он якобы даже намеревался освободиться от бремени жизни, которую влачил. Согласно официальным документам он умер в маленьком городишке на Азовском море. По причине плохой погоды его тело доставили для надлежащего погребения в Санкт-Петербург лишь спустя два месяца. Из-за этого опознать труп было невозможно.

— Могу себе представить, — сухо заметил Роун.

— Дело обстояло еще хуже, поскольку его жена, и так-то не слишком здоровая царица, тем временем скончалась, не вынеся потрясений и трудностей долгого траурного пути от Азова, не оставив, после себя ни одного более-менее значительного человека, кто подтвердил бы смерть Александра. Сразу же пошли слухи, будто смерть царя была вымышленной и что вместо него в гроб положили какого-то беднягу курьера, погибшего от несчастного случая и схожего с царем фигурой и наружностью. Сам же Александр предположительно отбыл на яхте графа Каткарта, бывшего английского посла в России. Семейство Каткарт никогда не опровергало подобных домыслов и вдобавок не позволило предать гласности семейные архивы. Русское же правительство неоднократно отказывалось выдать разрешение на эксгумацию трупа, что могло бы прояснить ситуацию.

Роун понимающе кивнул головой.

— И после того, как Александру удалось скрыться, он добрался до Италии, где женился на оперной примадонне, которая и стала матерью Аллина?

— Вполне возможно, что они были знакомы и прежде, до его бегства из России, — сказала Джолетта.

— И таким образом Александр, подобно мифическому фениксу, восстал из собственного праха.

— Видимо, так. Эмблема Аллина могла быть обновленным символом рода Романовых — феникс с победным лавровым венком.

— А что потом случилось с Александром? Мне припоминается, что примерно через год или чуть позже после рождения Аллина он скрылся, по-видимому, пресытившись семейной жизнью.

— Или же он затосковал по родной России и захотел вновь увидеть ее. Как раз тогда появился знаменитый отшельник, о котором говорили, будто он как две капли воды похож на Александра. Утверждали, что придворные сановники из Санкт-Петербурга регулярно наведывались к нему за советами и облачились в траур, когда в 1864 году он действительно скончался.

— Таким образом получается, что этот отшельник, Александр, был еще жив в 1855 году, когда умер его брат Николай I, — констатировал Роун.

— А потому законные права Аллина вполне могли быть признаны, если бы какая-нибудь политическая сила захотела привести его к власти. Александр, как государь, заслужил всеобщее признание, чего нельзя сказать о Николас. Весь период своего царствования Николай занимался искоренением революционных настроений наподобие тех, которые в тот период охватили Европу и привели на трон Наполеона III. Он обладал способностью расправляться с малейшими проявлениями инакомыслия, не давая ему распространяться. Естественно, что его не рассматривали иначе, как узурпатора, и вполне могла существовать определенная группировка, которая и после смерти Николая хотела остаться у власти, передав престол его сыну Александру II.

Роун оторвался от созерцания водного простора.

— Николай мог официально не признавать Аллина как сына своего брата, но знал о его существовании и, возможно, дал распоряжение следить за ним. А люди, которые прибыли повидать Аллина в Венеции, могли относиться к политическим кругам, желавшим возвести его на трон. Он отказался, поскольку подобная перспектива его не интересовала, а кроме того, он знал, что за ним ведется наблюдение. Обстоятельства осложняла разразившаяся в то время Крымская война, — продолжила Джолетта. — Возможно, еще раньше в Венецию были направлены убийцы, чтобы убрать Аллина как ненужное препятствие. Аллин держался настороже, особенно после визита тех двоих, которые, вероятно, предложили ему возглавить заговор с целью завладеть российским престолом. Вот тогда он и принял меры по обеспечению безопасности Вайолетт. Позже, когда синьора Да Аллори умерла, он стал тревожиться за Вайолетт и ребенка, которого она ждала, и все же, несмотря на все опасения, решил увезти ее. Но каковы были его намерения? Вступить в контакт с Николасм и подтвердить ему свой отказ от всяких притязаний на корону? Вверить ему свою судьбу и, возможно, лишиться свободы в обмен на безопасность Вайолетт и ребенка? Он никогда не говорил об этом Вайолетт, и нам тоже было не суждено узнать.

— Но ведь ребенок все равно считался бы незаконнорожденным, — возразил Роун.

— Да, должна признаться, мне это тоже показалось загадочным. Однако он ведь еще не родился, когда умер Николай I, и Гилберт не был тем мужем, который благополучно уходит в мир иной как раз в нужный момент. Вероятность того, что ребенок мог стать законным, исчезла, когда Аллин пал в саду от рук наемных убийц — поэтому-то единственный оставшийся тогда в живых убийца впоследствии не предпринял ничего, чтобы убрать и Вайолетт. Поскольку перестала существовать возможность брака, то ни она, ни ребенок больше не представляли угрозы.

— Так, значит, Аллин приехал к Вайолетт, чтобы обеспечить безопасность ей и ребенку, — предположил Роун, — и своей гибелью гарантировал им жизнь? Нет.

Джолетта нарочито долго выдерживала паузу. Она не была вполне уверена в том, о чем собиралась поведать, однако никакое другое толкование тех событий не казалось ей логичным. Лишь одно оно соответствовало всем известным фактам.

Роун испытующе взглянул на нее.

— Нет, — тихо повторил он. — Умер не Аллин, а Джованни, не так ли?

Джолетта через силу попыталась улыбнуться.

— Дальнейшее стало точным повторением того, что случилось с царственным отцом Аллина. Джованни и Аллин были приблизительно одного возраста, с похожими фигурами и внешностью. Они умерли при одинаковых обстоятельствах, из-за одной и той же женщины. Мария оплакала тогда своего сына и похоронила. Почему Вайолетт оставила ей ожерелье и проявила столько щедрости? Не потому ли, что Мария позволила похоронить Джованни как Аллина, под надгробной плитой с его именем?

— И Аллин превратился в Джованни?

— Да, и переехал в Новый Орлеан, где сделался аптека рем и провел свои дни подле Вайолетт. Из-за Гилберта они не смогли пожениться. Если бы тот был здоров, Вайолетт принудила бы его дать согласие на развод, но она не могла открыто оставить мужа-инвалида, который пытался покончить жизнь самоубийством.

— А может, они решили, что так будет лучше и безопаснее на случай, если личность Аллина вдруг будет установлена?

— Вполне вероятно, — согласилась Джолетта. Роун глубоко вздохнул.

— Ты действительно думаешь, что все обстояло именно так?

— Я достаточно хорошо проанализировала и взвесила известные мне факты. Даты совпадают. Более того, есть старая фотография Джованни, сделанная в Новом Орлеане. Качество плохое, но наблюдается явное сходство с изображениями Аллина в дневнике Вайолетт.

— Значит, можно предположить, — задумчиво произнес Роун, — что агенты русского царя могли бы выйти на него в Новом Орлеане через Вайолетт, ведь у них к тому времени уже имелось досье на нее. Но, видимо, поверив вымыслу о смерти Аллина, никто более не интересовался Вайолетт.

— А уж тем более ее девочкой, которая была официально зарегистрирована как дочь Гилберта Фоссиера.

Роун, вскинув брови, посмотрел на Джолетту.

— Из этого следует, что ты есть… кто? В каком-то дальнем поколении прапраправнучка русского царя Александра I?

— Возможно, — согласилась она, — но это ничего не меняет. Вокруг тысячи людей с самыми необыкновенными родословными. Достаточно взглянуть на президентов: как только их избирают, тут же обнаруживается, что они чуть ли не потомки королевских семей.

— А если нет, если все, что случилось с Вайолетт и Аллином, имело совсем другой смысл? Наверное, этого никто никогда не узнает.

— Да, — согласилась Джолетта. — Никто не узнает.

Роун долго молчал, глядя на нее, на лице его застыло напряженное выражение. Затем он наконец заговорил, решив сменить тему:

— Я уехал из Флоренции раньше тебя, хотя и ненамного, как потом оказалось. У меня было неотложное дело в Нью-Йорке. Я хотел взять там кое-что, прежде чем это сделает кто-нибудь другой.

Он достал из кармана сложенный лист бумаги и два маленьких флакона. Один был из тех, какие используют в «Фос-сиерс Ройял Парфюмс», другой — из искусно граненного хрусталя с серебряным, изысканно украшенным колпачком. Взяв руку Джолетты, Роун положил все ей на ладонь и сжал ее пальцы. Он проделал это очень поспешно, как будто боялся, что она не захочет взять предложенное.

Джолетта внимательно оглядела лежавшие на ладони предметы. Затем, положив флакончики в сумку, развернула сложенный лист. На нем были написаны результаты химического анализа с подробными характеристиками компонентов. Рядом помещалась цветная диаграмма с цифрами, указывающими процентное содержание каждого входящего в смесь элемента.

Это был состав духов «Ле жардин де кор».

— Отчет, заказанный тетей Эстеллой, — прошептала она.

— Верно, — спокойно подтвердил Роун. — Теперь он принадлежит тебе, и другого в «Каморс» делать не будут. В одном из этих флакончиков духи, которые мать Натали привезла в Нью-Йорк. Поступай с ними как хочешь.

Она передала ему информацию, а он сделал для нее то, что ей было так нужно. Они оба отказались от чего-то своего ради выгоды другого. Если вдуматься, это выглядело забавно. Но Джолетте не хотелось смеяться.

— Ты не должен этого делать, — произнесла она бесцветным голосом. Подобные подарки порой могли означать прощание, и от этого ей стало не по себе.

— Нет, должен. Тебе пришлось пережить столько страшных и неприятных моментов в поисках этой формулы.

— Но ведь и тебе она нужна, — с трудом вымолвила Джолетта.

— Формула не будет иметь, для меня никакой ценности, если из-за меня ты ее потеряешь.

Напряжение Джолетты немного ослабло. Она откашлялась и тихо сказала:

— Можешь ты… можем мы вместе использовать духи? Ты мог бы забрать старую формулу и распоряжаться ею по своему усмотрению, а для моего магазина останется новый вариант — вариант Мими.

— Нет. Ты нашла формулу, едва не поплатившись за это жизнью, и это должно быть у тебя.

Его голос был тверд, в нем не было сожаления. Джолетта ощутила глубокую потребность проявить к нему не меньшую щедрость.

— Но ты тоже рисковал жизнью. Я ужасно боялась, что Тимоти убьет тебя, ведь ты был безоружным. Тогда я и решила, что ему незачем будет делать это, если я отдам тебе дневник, но только все испортила. Я просто очень испугалась.

Роун не отводил от нее взгляда. Речной ветер трепал их волосы, ласково гладил лица. Наконец он спросил с настойчивостью в голосе:

— Почему, Джолетта? Почему ты испугалась?

Она посмотрела на него широко открытыми глазами. Ей с трудом удавалось сдерживать бушующие внутри чувства. Джолетта открыла рот, но не издала ни звука. Она сама ушла от него во Флоренции, и он дал слово, что оставит ее в покое. Теперь она хотела просить его остаться, но боялась произнести эти слова. Если он откажется, то от этой утраты ей уже никогда не оправиться.

Едва заметная улыбка тронула губы Роуна, в глазах появилась надежда. С мольбой в голосе он спросил:

— Неужели ты не можешь поверить мне даже теперь?

— Могу. Я верю. Только… — Она в смятении умолкла.

— Этого мне достаточно, — серьезно сказал он, но голос его дрогнул. — Открой, Джолетта, другой флакончик.

Она машинально повиновалась, но пальцы не гнулись и не слушались ее. Серебряный колпачок был туго завинчен, и ей потребовалось усилие, чтобы снять пробку, при этом содержимое флакона едва не выплеснулось ей на платье.

Аромат был великолепный, сладковатый, легкий, волнующий, вроде бы знакомый, но редко встречающийся и удивительно приятный. Ей не нужно много времени, чтобы узнать его или понять, нравится ли он ей.

— Вайолетт и Аллин общались на языке цветов, — проговорил Роун, и его голос звучал так же эмоционально, как был насыщен аромат, исходивший из флакончика. — Для нас, мне кажется, больше подходит язык запахов, потому я не стану заполнять твою комнату букетами красных роз. И поскольку ты пользуешься духами «Чайная роза», я подумал, что именно ты одна из всех женщин сможешь понять смысл послания, состоящего из экстракта тысяч болгарских роз.

Болгарские розы — самые дорогие, самые ценимые в парфюмерном деле, всегда розовато-красные. Красные розы — любовь.

Их аромат, проникая в нее, заполнял все ее существо, кружил голову. Сладко ныло сердце, куда-то отступили все страхи, улетучились сомнения.

Джолетта радостно улыбалась, глаза ее сияли.

— Я люблю тебя, Тайроун Кингсли Стюарт Адамсон Четвертый, — призналась она.

Он обнял ее и прижал к груди так крепко, словно не собирался никогда отпускать.

— Я не могу жить без тебя, — бормотал Роун, уткнувшись лицом в ее волосы. — Я чуть не сошел с ума, все хотел придумать, каким образом заставить тебя поверить мне. Я влюбился в тебя еще тогда, когда поцеловал на темной улице Нового Орлеана, и с каждым днем любил все сильнее, совершая безрассудные поступки и следуя за тобой почти по всей Европе, подобно верному псу. Я собирался и дальше следовать за тобой, до тех пор пока тебе это не надоест и ты не согласишься выйти за меня замуж.

— Если это предложение, — улыбнулась Джолетта, — то оно мне не нравится.

Он отстранился, чтобы взглянуть на нее.

— Не нравится?

— Может пройти немало времени, — смеясь, отозвалась она, — пока мне надоест быть любимой или преследуемой тобой.

— Проверим? — нарочито грубовато воскликнул он с шутливым гневом в голосе. И проверка началась.

Загрузка...