Дерзкие мечты

7

Джолетта думала о том, что никогда не забудет маков Фландрии из-за их ярко-красного цвета, которым они сияли на ярко-зеленой траве под ослепительно голубым небом. Но еще и из-за нового гида, который встретил их автобус после переправы через Кале. Гид был уэльсцем, и, когда они ехали среди лугов и полей, он густым и звучным голосом читал им отрывки из поэмы «На полях Фландрии».

Вайолетт писала о маках в своем дневнике. Большое впечатление на нее произвела прочность лепестков этих цветов при их кажущейся хрупкости, а также их цвет. Джолетта радовалась тому, что ее глазам открывается все то, что видела ее прапрапрабабушка. Ради этого она и приехала сюда, но тем не менее не переставала удивляться, как многое здесь осталось прежним. Начиная от старых дорожных указателей и кончая разнообразной растительностью, все осталось почти без изменений.

После поездки в Бат она несколько раз видела Аллина и Вайолетт во сне. Сны были яркие, жизненные, но, просыпаясь, она не могла вспомнить подробностей. В этих снах она сама превращалась в Вайолетт — несомненно, работало ее подсознание. Ей хотелось запомнить побольше деталей, они могли бы ей пригодиться.

Джолетта была одной из немногих в автобусе, кто путешествовал в одиночку. В основном группа состояла из пожилых пар, сбежавших от детей и внуков, или новобрачных, или вдов, путешествовавших с подругами. Кроме нее, в автобусе было два одиноких мужчины лет пятидесяти: один — худой и высокий профессор психологии, постоянно изучавший путеводитель, другой — низенький и лысый писатель, автор книг про путешествия, большой любитель собственных шуток. Чтобы избежать необходимости общаться с ними, Джолетта все время делала вид, будто хочет спать, но боялась, что рано или поздно проблемы все-таки начнутся.

Их гид свободно владел французским, испанским, итальянским и немецким, был мил и эрудирован. Правда, его сообщения о том, сколько времени отводится на ту или иную остановку и сколько стоит каждая экскурсия, очень походили на инструктаж полицейского. Но работал он профессионально: группа всюду оказывалась вовремя, все пребывали в хорошем настроении.

В Париже цвели каштаны, не только белые, конские, а еще и рыже-красные, испанские. Сена извивалась сине-зелено-коричневой лентой под проемами бесчисленных мостов, а здания, которые Джолетта раньше видела только на фотографиях, величественно возвышались на положенных им местах.

Гостиница не производила впечатления большой и роскошной, но оказалась достаточно удобной. Из крохотного вестибюля наверх вела белая мраморная лестница, рядом с ней находился лифт размером с платяной шкаф. В комнате Джолетты, выходившей окнами на улицу, имелись две кровати, застеленные покрывалами; подушки лежали на очень жестких валиках. Кружевные занавески скрывали окно, за которым виднелся крохотный балкончик с узорной чугунной решеткой. В ванной комнате, выложенной белым кафелем, все, включая биде, было желтого цвета. Некоторые туристы жаловались на неудобства, Джолетте же все понравилось.

Она полагала, что в Париже до сих пор живет кто-то из родственников Фоссиеров. Мими должна была их знать. Она бы написала им письма и настаивала на том, чтобы Джолетта их передала. А этого бы ей совсем не хотелось — у нее и так было мало времени. Она столько читала о достопримечательностях Парижа, что только и мечтала посмотреть их, потрогать руками, просто убедиться, что она здесь. Она хотела осмотреть в Париже все, на что у нее хватит времени, и надеялась когда-нибудь снова приехать сюда, чтобы увидеть все остальное.

Утром третьего дня, покинув гостиницу, Джолетта пошла по улице мимо ресторанов, банков, ультрамодных мебельных магазинов, останавливаясь у витрин антикварных лавок, рассматривая цветы на лотках. Дойдя до Сены, она перешла по мосту через реку и двинулась вдоль правого берега, над которым возвышалась громада Лувра. Солнце весело играло лучами, к аромату свежей весенней зелени примешивался тот особый запах воды, свойственный всем рекам мира, и еще — только что испеченного хлеба. Чуть-чуть пахло выхлопными газами от проезжавших мимо автомобилей, но Джолетта старалась не обращать на это внимания.

Мало-помалу настроение ее улучшилось. Сегодня ей нечего было делать, кроме как ублажать себя весь день. Она уже выполнила традиционную туристическую программу и хотела посвятить свободное время осмотру мест, упомянутых в дневнике. Джолетта собиралась посетить Люксембургский сад, который Вайолетт описала особенно подробно, но торопиться ей не хотелось. Ей просто было приятно бродить по Парижу, пробовать еду, которую предлагали уличные торговцы, наблюдать за художниками на набережной, стоять на мосту и любоваться видом. Ей хотелось прочувствовать биение пульса города и знать, что она находится в его центре.

Уже под вечер Джолетта добралась до станции метро, ближайшей к ее гостинице. Она прошла по выложенному кафелем переходу, который был гораздо чище лондонских, поднялась по лестнице. Она устала, но чувствовала себя счастливой. Ей хотелось принять ванну и где-нибудь легко перекусить, прежде чем забраться в постель.

Вместе с толпой пассажиров Джолетта вышла из метро, когда на смену дню уже пришли сумерки, и остановилась перед светофором в ожидании зеленого света, намереваясь пересечь улицу. Бросив взгляд на противоположную сторону, она увидела мужчину и женщину, выходивших из высоких, узких дверей гостиницы. Спускаясь по ступенькам, они разговаривали.

Натали!

Наконец загорелся зеленый свет. Джолетта вместе со всеми перешла улицу и двинулась в обратную сторону от гостиницы, даже не оглянувшись. Через некоторое время она была уже довольно далеко, но продолжала идти.

Ей будто тисками сдавило грудь, ее мутило. Стук собственных шагов болезненно отдавался у нее в голове. Она не желала встречаться со своей кузиной в Париже, и не только потому, что Натали станет препятствовать выполнению ее планов. Присутствие кузины она расценивала как вмешательство в ее личную жизнь, посягательство на ее свободу.

Наверняка это тетя Эстелла послала Натали следить за ней. Должно быть, она наводила справки или даже наняла сыщика, чтобы ее обнаружить. Как ни невероятно это звучало, но подобное было вполне в духе ее тети.

Но, право, это смешно, и тетя, и Натали, наверное, думали, что Джолетта знает, где и как искать формулу старинных духов. Если бы она попыталась переубедить их, они бы вряд ли ей поверили. Ну и прекрасно. Но она не позволит им мешать ей. Пусть Натали поймает ее, если сможет.

— Эй, погодите минуточку! Может, вы не заметили, что уже прошли свою гостиницу? — раздался за ее спиной веселый голос Роуна.

Джолетта замерла, но не успела она среагировать, как Роун взял ее за локоть и развернул. Девушка инстинктивно выставила вперед руку и уперлась ладонью в желтый свитер молодого человека. Она почувствовала, как сильны и упруги его мускулы под одеждой, и тут же одернула руку, будто обожгла пальцы.

Облегчение, подозрение, безмерная радость — все эти чувства она испытала одновременно. Джолетта бросила взгляд через его плечо, но Натали уже не было.

— Что вы здесь делайте? — выговорила она с трудом.

— Я же обещал найти вас. Разве вы не получили моей записки?

— Получила, но я не ожидала… — Она вдруг замолчала. Ей пришло в голову, что, если тетя Эстелла узнала, где она живет в Париже, она так же легко могла узнать, в какой гостинице она останавливалась в Лондоне. И если это тетя посылала людей обыскивать парфюмерный магазин, почему бы ей не велеть обыскать ее номер в гостинице?

— В вас слишком мало веры, Джолетта, — тихо сказал Роун, опуская ее руку. — Вы не верите ни себе самой, ни мне.

Девушка покраснела от его слов и при мысли о том, что она о нем думала. Она отвела взгляд, не в силах посмотреть ему прямо в лицо. Как она могла заподозрить его в низости? Какие у него могли быть на то причины? Ведь он же ничего о ней не знал.

Он снова заговорил:

— Вы уверены, что с вами все в порядке? Сумки у вас больше не воруют? Подозрительные типы вокруг вас не сшиваются?

Незачем было рассказывать ему про обыск. Это только ее проблемы. Если бы она сообщила ему про это, он мог бы решить, что ее холодность идет от подозрительности.

— Конечно, нет, — постаралась ответить она как можно спокойнее. — Я немного научилась о себе заботиться.

— Легко бы в это поверил, если бы только что не увидел, как вы прошли мимо своей гостиницы.

Он смотрел на нее с легкой иронией. Но Джолетта быстро нашлась, что ответить:

— Должна вам сказать, что я отлично знаю, где я и куда направляюсь.

— И можно полюбопытствовать, куда?

— В паре кварталов отсюда есть кондитерская, а я просто обожаю эклеры.

— Стоило вам об этом вспомнить, как я тоже потерял голову. При мыслях об эклерах, конечно. Вы позволите к вам присоединиться?

Роун просил не просто разрешения пройтись с ней до кондитерской. Он хотел убедиться, что она рада его видеть.

— Почему бы и нет, — согласилась она.

— А я боялся, что у меня могут быть неприятности. — Он сделал жест, указывающий, что готов следовать за ней. Джолетта постояла в нерешительности, потом еще раз взглянула в сторону гостиницы. Там никого не было. Тогда она развернулась, и они двинулись дальше вместе.

— А почему у вас могли быть неприятности? — немного помолчав, поинтересовалась она.

— По нескольким причинам, — ответил Роун уже более серьезным тоном. — Я бросил вас на произвол судьбы в Лондоне да еще оставил одну на три дня в Париже. Тяжкое преступление. А еще я позволил себе принять на веру, что вас будет волновать мое отсутствие.

— Я не претендую на ваше время, так же как и вы не можете претендовать на мое.

— Хорошо, возможно, я заслужил это.

Она спокойно посмотрела на него.

— Я вовсе не собиралась сводить с вами счеты.

— Хотите сказать, что это был просто удачный выстрел? — усмехнулся он.

— Не будьте смешным. — Ей хотелось быть строгой, но это у нее плохо получалось.

— А как насчет того, чтобы поужинать вместе, так сказать, в ознаменование перемирия?

— Отлично, — согласилась Джолетта. Интересно, что он теперь ответит?

— Вот и хорошо. Тогда я вам признаюсь, что я прибыл в Париж не сегодня, но мне пришлось похлопотать некоторое время, чтобы устроить свои дела и высвободить несколько недель, которые я мог бы провести с вами. Вам, быть может, это безразлично, а вот для меня важно.

Она сделала еще несколько шагов, прежде чем заговорила:

— Вы не должны мне ничего объяснять, вы вообще мне ничего не должны. Мы отлично провели время в Англии, но у меня есть свои планы, и я…

— Если вы хотите сказать, что предпочитаете, чтобы я исчез с ваших глаз, вы опоздали, — заявил он, и его голубые глаза озорно блеснули. — Я уже купил остаток тура.

Несколько мгновений она изумленно смотрела на него.

— Вы имеете в виду автобус, экскурсии и тому подобное?

— И тому подобное, — передразнил ее молодой человек.

— А вам не кажется, что вы зашли слишком далеко, пытаясь мне что-то доказать?

Он улыбнулся с какой-то особенной теплотой.

— И вы думаете, что я поэтому так себя веду?

— А почему же еще? — Ей было трудно поверить, что все это делается ради нее.

— Меня можно уговорить отказаться от тура, — продолжал он после небольшой паузы. — Только скажите, и я возьму напрокат машину и проложу на карте отличный СЧС-маршрут для нас с вами.

— СЧС-маршрут?

— Следующий Чертов Собор. Только не говорите, что в вашей группе еще так не шутят.

— Не думаю.

— Соборы, музеи, рестораны, маленькие уютные гостиницы — вы все увидите. Я мог бы даже довезти вас до Рима, чтобы вы успели на самолет.

— Потом склонил голову и добавил:

— А мог бы и не довезти.

— Откуда вы знаете, что я полечу домой из Рима? — Ей сейчас легче было думать об этом, чем представлять, как из-за него она пропустит свой обратный рейс.

— Все очень просто. Номер вашего тура я узнал из бирки на вашем багаже, тогда же я узнал, как вас зовут. Я просто звонил в туристическое агентство и сказал, что мне нужен тот же тур.

— Вы очень сообразительны.

— Благодарю, — любезно согласился он. — Но вы не ответили на мой вопрос. Хотите вы отправиться в собственное путешествие на взятой напрокат машине? Естественно, условия мы обговорим.

— Например, разные комнаты? — осведомилась Джолетта.

— Именно, — согласился он, но в глубине его глаз мелькнули задорные искорки.

Предложение было очень заманчивым, особенно теперь, когда она отлично понимала все трудности, связанные с групповым путешествием. Но, не желая рисковать, она с сожалением покачала головой.

— Боюсь, мне такое путешествие не по карману.

— Мне по карману. — Его слова прозвучали спокойно, без давления.

— Спасибо, — твердо ответила Джолетта, — но я предпочитаю платить за себя сама.

— Вы — эмансипированная женщина? — с усмешкой спросил он.

Она сосредоточенно сдвинула брови.

— Не в этом дело.

— Бриллиантовых браслетов в подарок вы тоже не принимаете? — поинтересовался он. Она подняла на него глаза.

— Кажется, теперь вы поняли.

Он смотрел на нее со странной полуулыбкой, внимательно, но без обиды.

Они купили эклеры, потом пошли дальше без всякой цели, пока не наткнулись на кафе со столиками на тротуаре. Официант принес заказанный ими кофе, и они долго сидели, ели сладкие пирожные и прихлебывали из крохотных чашек горькую густую жидкость. Столик тоже был крохотным и чуть качался на неровном тротуаре. Легкий ветерок играл листьями платана. По газону в поисках крошек прыгал воробей. Движение на улицах усилилось — парижане возвращались с работы. Официант, который их обслуживал, в белой рубашке, черных брюках и длинном, чуть ли не до земли фартуке, начал вытирать со столов и уносить стулья.

— Боюсь, — заметила Джолетта, — мы не изменили в лучшую сторону его мнения о манерах американцев.

— Потому что принесли свое угощение в его милое заведение? Не волнуйтесь, его надменный вид ничего не значит. Возможно, он беспокоится о своем банковском счете.

— Вы так считаете?

Он кивнул.

— В Европе никому ни до кого нет дела, если, конечно, вы не шумите и никого не трогаете. Сидите ли вы в парижском кафе или переходите улицу в Риме, главное — быть безукоризненно вежливым и не обращать ни на что внимания. Делайте, что хотите, но сохраняйте достойный вид и никогда не смотрите в глаза.

— Вы шутите!

— Поступайте так, и все будут считать вас местным жителем.

Роун наблюдал за Джолеттой, которая сидела напротив него, такая далекая и напряженная. Внимание ее на какой-то момент привлекла блондинка, судя по виду, американка, которая шла в их сторону. Она успокоилась, только когда блондинка прошла мимо, даже не взглянув на них.

Ему было интересно знать, видела ли Джолетта Натали у гостиницы. Скорее всего да. Она прошла дальше по улице не только из-за кондитерской. Это было так похоже на нее — не говорить ему о мотивах своего поведения, ведь для нее он был случайным знакомым.

Роун постепенно начинал понимать, как много скрывается за ее наружностью, которую она являла окружающим. Она казалась человеком сдержанным, может быть, даже чересчур сдержанным. Ее нельзя было назвать застенчивой — застенчивые женщины не ходят по темным улицам ночью и не отправляются одни путешествовать по Европе. Скорее она подавляла свои естественные порывы, чтобы иметь возможность защититься от неожиданных ситуаций. Он бы многое отдал, чтобы оказаться рядом, когда она наконец выберется из своего панциря.

Вечерний закат играл в волосах девушки, бросал жемчужные отблески на ее кожу, поэтому казалось, будто она светится. На нижней губе у нее остался крохотный кусочек шоколада, и Роуну захотелось стереть его поцелуем. Желание было столь велико, что он сидел, боясь пошевелиться, затем откинулся на спинку стула, сжимая в руках чашку с кофе, в надежде восстановить самоконтроль.

Роун засомневался, правильно ли он поступил, решившись на этот тур. Он хотел облегчить свою работу, во всяком случае, так он сам себе объяснял, но легче ему, очевидно, не будет. Вопрос в том, сможет ли он это выдержать. Принципы могли доставить ему массу сложностей, если, конечно, слово «принципы» подходит к данной ситуации.

Ему вдруг стало невообразимо жаль, что все не так легко и просто, как он пытался представить это Джолетте. Он бы многое отдал за возможность путешествовать с ней по Европе без забот и проблем, строить свои отношения с ней без каких-либо ограничений, за исключением тех, что предполагает обычное порядочное поведение. Да, можно сказать, исключительно порядочное.

То место на его груди, до которого она дотронулась, до сих пор горело. Ему тут же представилось, как это было бы, если бы она коснулась его по собственной воле, в порыве нежных чувств. Запах ее тела, смешанный с нежным ароматом «Чайной розы», кружил ему голову. Большинство знакомых ему женщин не отличались индивидуальностью, обладая неким универсальным женским запахом. Другое дело Джолетта. Он подумал, что именно это притягивало его к ней, ему хотелось быть все время рядом, чтобы вдыхать ее аромат. В нем чувствовалось немного сладковатого благоухания дикой орхидеи, смешанного с ароматом спелой груши. Или — смеси темной сливы и ночного жасмина.

Что бы это ни было, оно сводило его с ума. Ему следовало подумать о чем-нибудь другом, если он хотел когда-нибудь убрать салфетку с колен и встать из-за стола. Он слишком увлекся.

И еще он стал бояться того, что может случиться, когда путешествие закончится.

Уже совсем стемнело, когда они направились обратно к гостинице. На улице в этот час было много народу — продавцы и секретарши в пончо и шарфах; бизнесмены в драповых пальто с газетами, засунутыми в карманы; пожилые женщины с сумками, из которых торчали длинные батоны. Машин тоже стало больше, они сновали из ряда в ряд, почти все непрерывно гудели, а велосипедисты протискивались между ними, не обращая никакого внимания на разъяренных водителей.

Джолетта и Роун шли по улице и, не замечая толкавших их пешеходов, обсуждали поездку в Версаль. Джолетта уже записалась на экскурсию и не хотела ее пропускать. Она считала, что Роун, если постарается, тоже может туда попасть.

Они были уже у перекрестка, когда откуда-то справа раздался вой полицейской сирены. Поток машин замедлил ход, потом и вовсе остановился. Пешеходам тоже было некуда идти, и они столпились на углу улицы. Все тянули шеи, пытаясь разглядеть, что произошло.

Роун, глядя поверх голов, объяснил причину затора:

— Там три полицейских фургона.

Машины ярко-синего цвета, который по ту сторону Атлантики можно встретить разве что на роскошных лимузинах, их сопровождал эскорт мотоциклистов. Они пробирались вперед, объезжая препятствия и время от времени выезжая на тротуар. По мере их приближения завывание сирен становилось все оглушительнее.

По-видимому, это был обычный полицейский рейд, хотя вся суматоха могла быть связана и с каким-нибудь террористическим актом — в Париже все возможно. Джолетта уже дважды просыпалась ночью от шума таких кавалькад.

— Эти звуки всегда напоминают мне сцену из «Дневника Анны Франк», когда гестапо арестовывает Анну и ее семью, — сказала она.

— Там город другой, — спокойно ответил Роун.

— Я знаю. — Она подняла на него глаза, но он пытался что-нибудь разглядеть сквозь, толпу и больше ничего не сказал.

Наконец проехала последняя из машин. Джолетту кто-то случайно толкнул, она оказалась в нескольких шагах от Роуна, но даже не пыталась пробраться поближе. Что-то вдруг изменилось между ними, она почувствовала, как он отделяется от нее. Да и светофор снова заработал, пора было переходить улицу.

Взревели моторы, машины набирали скорость. Это было похоже на гонки — каждый из водителей хотел успеть проехать, пока не переменится сигнал светофора. Поток машин тек, как река, и ничего, казалось, не сможет его остановить.

Потом завизжали тормоза, машины снова замерли. Джолетта, продвигавшаяся вперед вместе с осторожными французами, сошла с тротуара и оказалась на обочине. Вдруг раздался рев набиравшей скорость машины. Завизжали женщины, закричали мужчины. Джолетта обернулась и увидела красную спортивную машину, летящую из-за угла прямо на нее.

Она оказалась зажатой с обеих сторон, подняться с обочины ей мешала стена людей на тротуаре. Она почувствовала, что холодеет от ужаса. Толпа нехотя расступилась, и, увидев просвет, Джолетта кинулась к нему.

Ей казалось, что движения ее безумно замедленны, она в отчаянии рванулась вперед, но ноги будто застревали в вязком воздухе. Тело ее изгибалось от неимоверных усилий. Она вытянула вперед руки, чтобы смягчить падение.

Но — не почувствовала его. Только удар в бедро, резкую боль. Ее перевернуло, закружило словно вихрем. Голова коснулась чего-то твердого.

А дальше — тишина и темнота.