Родной запах окутывает меня.
Я подставляю губы жарким поцелуям, выгибаюсь навстречу рукам, ласкающим тело.
Обхватываю шею Саши, его кожа под пальцами такая горячая.
Трусь об него щекой…
И колючая щетина отрезвляет меня, заставляя напрячься в объятиях Марича, целующего меня за ухом.
Это не сон!
Мужские ладони под сарафанчиком сразу ощущаются тяжелыми раскаленными печатями.
Глаза распахиваются.
Надо мной потолок кабинета Марича. Я лежу на том самом диванчике, на котором мы с ним просматривали видео.
Наконец почувствовав, что я закаменела в его руках, Саша отрывается от своего занятия и всматривается мне в лицо.
– Не трогай меня, – упираюсь ему в грудь. – Или опять пора расплачиваться?
В черных глазах появляется ледяная корка.
Руки Марича исчезают из-под моей одежды, а сам он поднимает с дивана.
Я все еще чувствую его поцелуи на шее, и меня слегка знобит без его жаркого дыхания.
Не говоря ни слова, Саша выходит из кабинета, хлопнув дверью.
У меня создается ощущение, что я только что испортила что-то очень важное. Едкий ком в горле мешает сглотнуть, слезы выступают на глазах, и как я ни моргаю, все равно одна из них скатывается по щеке.
Марич все время так терпеливо относился ко всем моим упрекам, что я не ожидала подобной реакции. А теперь, когда его терпение кончилось, я лежу в его кабинете, свернувшись в клубок, и жду, что он сейчас вернется. Поступит, как обычно. Возьмет причитающееся ему.
Если признать перед собой всю правду, она будет очень неприглядная.
И она в том, что мне нравится с Сашей.
Я его хочу. Но это неправильно.
И я перекладываю за это ответственность на него.
Он вроде как деспот, а я – жертва.
Он берет меня, а я терплю.
Снова вспоминаются слова Марича про то, что я привыкла прятать голову в песок.
Терплю? Смешно.
Даже сейчас, когда он ушел, я чувствую, что мое тело возбуждено. Я влажная для него. Я хотела его даже сквозь сон.
Признать это – удар.
И не по самолюбию, а по моим представлениям, что такое хорошо, а что такое плохо. По моим представлениям о самой себе.
Меня тянет к нему.
Не только сексуально, но об этом думать просто страшно.
Вытерев слезы, я бестолково пялюсь в мерцающий экран ноутбука. Видео стоит на паузе в самом конце. Очевидно, Саша его досмотрел.
Ставлю на начало, но не могу сосредоточиться.
Запах парфюма Марича будто остается на мне и мешает думать. Этот человек сводит меня с ума. Я бы хотела забраться к нему в голову и понять, что там происходит.
Я подозреваю, что достаточно его спросить, и он мне ответит.
Но я никогда не решусь.
Психанув, я захлопываю крышку ноутбука и иду к себе в спальню. Проходя мимо комнаты Саши, я непроизвольно заглядываю в приоткрытую дверь и вижу, что он сменил рубашку на свежую и застегивает манжеты.
Несколько секунд я, как парализованная, разглядываю гладкую смуглую кожу и темные волоски на груди, что виднеются в распахнутых полах белой рубашки.
Он собирается уйти.
И я как-то сразу понимаю, что это не деловая встреча.
Саша пойдет снимать напряжение.
В ушах шумит.
Я хочу убежать к себе и закрыться, но вместо этого я делаю шаг за порог его спальни.
Равнодушный черный взгляд останавливается на мне всего на мгновенье, а дальше сильные пальцы продолжают застегивать мелкие пуговки.
– Ты уходишь? – я с трудом узнаю свой голос, такой он надломленный.
– Как видишь.
– Надолго? – я ругаю себя последними словами за этот жалкий допрос, но поделать с собой ничего не могу.
– Как пойдет, – отвечает Саша, и у меня все сжимается.
– Ты расскажешь, что там на видео? – только идиот не поймет, что я пытаюсь его задержать.
А Саша не идиот.
– Настя, зачем ты пришла? – резко спрашивает Марич.
Что я могу сказать, молча кусаю губы.
Саша делает шаг ко мне. Мне хочется и убежать, и прижаться к нему. Усилием воли, удерживаю себя на месте.
Не дождавшись от меня ответа, Марич теряет интерес к беседе. Тянется за часами. Больше не смотрит на меня. И это оказывается неожиданно больно.
– Саш, – зову я беспомощно.
Внезапно бурная реакция Марича становится для меня сюрпризом.
Он буквально взрывается:
– Что? Что, Настя? – он нависает надо мной. – Ты меня отталкиваешь, а когда я решил пойти потрахаться, ты заюлила, как уж на сковородке?
Он рычит мне прямо в лицо, а на меня снисходит странное состояние.
Я довольна.
Не знаю, как это объяснить.
– Я ничего… – начинаю оправдываться я.
– Да я тебя насквозь вижу, Настя. Это ведь не я подло домогался спящей девушки там в кабинете. Это ты полезла ко мне с поцелуями, – припечатывает он, заставляя меня вспыхивать. Причин не верить Саше у меня нет. Я и ночью, если сплю рядом с ним, перелезаю на него. – Но как только ты очухалась, опять вошла в роль. Твою мать, Настя! Тебе кажется, что мне нравится чувствовать себя насильником?
Я готова провалиться под землю.
Но я буду его слушать столько, сколько нужно, лишь бы он не ушел «потрахаться».
Похоже, я всерьез задела Сашу.
Надвигаясь, продолжает распекать:
– Думаешь, я не вижу, что тебе все нравится? – он рывком притягивает меня к себе, и сердце заходится бешеным стуком, а во рту пересыхает. – И это нравится… и это…
Перечисляя, он стискивает мою талию, поглаживает ягодицы, собирая ткань сарафана на них в гармошку. Его рука ложится мне на грудь, а я и не думаю вырываться.
– Вот видишь, Настя, – комментирует Марич напрягшийся сосок, – твое тело говорит одно, а язык другое.
И будто наказывая этот самый лживый язык, Саша целует меня. Жестко, сильно, глубоко. Забирая дыхание и плавя остатки самообладания.
Марич подхватывает меня под попку и несет на кровать.
– Ты же за этим пришла, да?
Роняет меня на покрывало, демонстративно расстегивает ремень и спускает собачку на молнии.
У меня все внутри сжимается.
И вовсе не от страха.
– Давай, Настя. Попроси. Я заебался угадывать.
И замирает надо мной.
Осознаю, что пока я через себя не переступлю, Саша ничего не сделает.
А меня уже сжигает лихорадка.
– Возьми меня, – еле слышно выдавливаю я, но Марич разбирает мои слова.
Так и не застегнутая до конца рубашка слетает с его плеч, и с этой секунды от меня больше ничего не зависит.