Глава 5

Жила у нас в селе бабка Крапивка. Славилась она много чем, но прежде всего тем, что во всем любила искать хорошие стороны. Разобьет горшок – к счастью. Захворает – скажет: «А когда б я еще полежала да отдохнула». С дедом поругается – радуется: мириться будет слаще. На торжище обманут – стало быть, вдвое прибудет откуда-то еще. И так во всем. Рассказывают, когда у бабки изба сгорела (я тогда не родилась еще), та плясала на пепелище, задирая тощие ноги и приговаривая: «А, туда ей и дорога, все равно мне изба эта никогда не нравилась».

Теперь, когда Роланд к шее моей склонился и кровь сосать приготовился, я вспомнила Крапивку, а заодно все, что говорили про упырей, и стала искать в своем положении хорошие стороны. Ну и что? Ну и стану упырицей, что такого. Подумаешь, на свету больше не покажись. Кому нужно оно, это солнце. Только обгоришь. Если уж так хочется, смотри на него из окошка и радуйся. Кожа будет белая, как у княжны. И не состарюсь никогда. На веки вечные останусь юная и распрекрасная. Питаться, опять же, нет надобности, это ж какое времени и деньгам сбережение. За сто, тысячу лет столько денег накоплю – у! Терем себе, как у князя, построю. Потом, упыри – они вон какие сильные. Сейчас-то я хлипкая девка, а буду как Роланд. Любой лиходей станет мне нипочем. Ухвачу его за места неназываемые покрепче, да зубками за шею – цоп, вмиг позабудет, как безобразничать.

Ребятам посулила я являться или нет? Посулила. Вот уж теперь беспременно стану являться. Приду в ночи, скажем, к Огурке. Или к Явору. Или вот еще – к Некруте. Явлюсь в свете луны вся белая и красивая, буду охать, стонать и говорить: «Дай-ка я тебя поцелую». Напрудят под себя, к гадалке не ходи. То-то веселья будет.

– Фу, Роланд, фу! А ну-ка брысь! А ну брось! Что за человек такой, на три дня нельзя одного оставить.

Я так размечталась о том, как стану упырицей, что в первый миг даже расстроилась. Кто же это нам помешал?

Вспугнутый криками, Роланд наконец отлип от меня и теперь метался, сшибая подсвечники с опасностью вызвать пожар, а за ним бегала королева Барбара, колошматя его подушкой.

– Говорила, сиди смирно! Говорила, или нет? Что ты мне обещал? Что ты мне обещал? – приговаривала она, лупя упыря, а тот уворачивался от нее и скулил что-то беспомощное.

– Нет, ты подумай, – наконец остановилась Барбара, переводя дыхание и держа в руке подушку. Прическа растрепалась, пшеничные власы взлохматились, и Барбара сердито сдунула упавшую прядь. – Ведь обещал, подлец, что будет вести себя смирно. У!

Она замахнулась подушкой, и Роланд сжался, как нашкодивший кутенок.

– Мало тебе оленей да кабанов? Вон, – она взмахнула подушкой, – леса кругом. Иди, охоться! Нет, он будет девиц заманивать и соблазнять. А у него, между прочим, – обратилась она ко мне, – жена есть.

Вот охальник!

– Малинка! – обрадовалась Барбара, узнав меня, и кинулась обниматься.

Я все еще дрожала от пережитого, но быстро оправилась. Ох, как же рада была я ее видеть.

– Ваше величество! Ты как здесь?

– Так это мой брат, – кивнула она на Роланда и погрозила ему кулаком. – Супруга его на некоторое время уехала с детками, родню навестить. Обещал, что будет вести себя прилично. И ты погляди на него. Стоило появиться смазливой мордашке… Про вечную любовь плел?

Я кивнула.

– Про пьесу свою рассказывал? И какой он одинокий, и все такое?

Я подтвердила.

– Кобель, – вздохнула Барбара, и я едва удержалась, чтоб не хихикнуть, когда она произнесла это своим нежным серебристым голосочком. Еще было удивительнее, что грозный упырь робел перед ней, как дитя пред суровой матерью. – И ведь муж неплохой, и супругу свою любит, и отрекся от своей страсти пагубной, но стоит оставить одного…

Она безнадежно махнула рукой и тут же грозно прикрикнула, обращаясь к Роланду:

– Все расскажу Элинорке!

– Это жена его? – спросила я.

Барбара кивнула.

– Дядя ее заболел, поехала навестить его с ребятами. Я обещала за Роландом присмотреть, но в Медилане распродажа началась, я решила: отъеду буквально на денечек. Что может случиться? Обещал хорошо себя вести.

Королева строго воззрилась на брата, а тот сделал вид, будто происходящее не имеет к нему отношения. Барбара еще раз вдохнула, положила подушку на кресло и принялась приводить себя в порядок. Была она в пышном платье с белыми кружевами, розовом, как закат. Подтянула шнурочки на талии, расправила оборки, убрала на место выбившиеся локоны.

– Больше уж я его одного не оставлю. Со мной поедет. И тебя до постоялого двора довезем.

– Как же ты выбралась-то? – спросила я Барбару. – Неужто рыцари спасли?

– Ну разумеется, – ответила она так, словно иначе и быть не могло. – Меня в Крапош привезли и на торги выставили. Я увидела рыцарей и убедила их меня купить.

– Дорого? – спросила я. Барбара сказала, и я присвистнула.

– Как же ты отдавать будешь?

Она удивленно посмотрела на меня.

– А я и не буду. Спасти даму, тем более королеву – для рыцаря доблесть. Но в благодарность я пригласила их в гости и разрешила посражаться в мою честь на турнире.

Я выглянула в окно. Во дворе замка ожидали не менее трех десятков верховых, закованных в латы. Доспехи блестели в свете факелов, над всадниками реяли знамена разных цветов. Барбара привела с собой целое войско.

– Они купили мне новые платья и проводили сюда, чтобы я забрала Роланда. А теперь все вместе поедем в Беллентарию. Заберу его к себе, чтобы был на глазах. В этом ужасном месте я больше ни секундочки не останусь.

Она сморщила носик, брезгливо окинув взглядом мрак и неуют.

– Прибрались бы, что ли… Ну, идем.

Она пихнула брата в спину, и тот покорно поплелся впереди нас.

– А ты куда, Малинка? – спросила Барбара, когда мы сошли в нижний зал.

Я рассказала. Еду, говорю, в невесты к императору Чиньяня. Завтра же отправляюсь с обозом до Варенца.

– Ах, как замечательно! – воскликнула Барбара, запрыгала и захлопала в ладоши. – Я слышала, что Камичиро собирает невест! Это просто чудесно! Малинка станет императрицей!

И вдруг опечалилась, будто свечка в ней погасла. Остановилась как вкопанная и жестом придержала брата.

– Нет! – решительно сказала она. – Нет, нет и нет!

Это почему еще, спросила я. Что такое?

Королева покачала прелестной головкой, и сверкающие серьги в ее ушах затанцевали, играя искрами.

– Ты хорошая девица, Малинка, но скажу тебе правду. Так ты дальше первого испытания не пройдешь.

– Так – это как?

– Что ты знаешь об императоре Чиньяня? – вместо ответа спросила она.

Я пожала плечами.

– Крайсветная Империя – самое большое и могущественное государство в Лихоморье. Она существует тысячи лет. Подданные императора считают его сыном Луны и Солнца и почитают как божество. В Чужедолье всегда было принято относиться к Чиньяню без внимания, ибо считалось, что лежит она слишком далеко, чтобы оказывать влияние на политику Чужедолья. Но ныне все изменилось, и самые прозорливые начинают понимать, что Чиньянь набирает силу, с которой необходимо считаться, и сила эта – Камичиро, сын недавно почившего правителя. Старый император правил многие годы, уже сильно болея и одряхлев, но его преемник – совсем другое дело. Уже сейчас многое в Чиньяне идет по-иному, а в ближайшие годы дела еще сильнее изменятся. Если прошлый император оглядывался назад, на дела своих предков, то юный Камичиро смотрит в будущее и намерен связать мощь традиций с преимуществами нового. А о сокровищах Крайсветной ходят легенды. Это одно из самых богатых государств. Никто в точности не знает, насколько, ибо чиньяньские императоры ревностно хранят свои тайны, но что Чиньянь может любого из наших правителей купить и продать, не подлежит никакому сомнению. Ты понимаешь, что это значит?

– Откуда тебе это известно?

– В «Вестнике дамозели» писали, – отмахнулась Барбара. – Ты не читаешь? Как же так? Там и про отбор невест было. Потом расскажу. Так вот. Сколько девушек, как думаешь, захотят стать супругой такого правителя?

– Много?

– Очень! А на корабль невест возьмут самое большее несколько десятков. Поедут только те, кого отберет присланный с кораблем императорский советник. То есть даже до Чиньяня доберутся не все. После того, что ты узнала – как думаешь, какая супруга нужна такому человеку, как император?

Я подумала.

– Мудрая. Послушная. Готовила чтоб хорошо. Верная. Не ругалась чтоб последними словами, а говорила прилично. Ну, и всякое такое.

Барбара одобрительно кивала на каждое мое слово.

– Умница. И как думаешь, какую он выберет?

Я затруднилась, и Барбара ответила вместо меня.

– Красивую.

Я разинула рот. Чего?! Барбара слегка улыбнулась.

– Дорогое дитя, император Чиньяня ничем не лучше и не хуже других мужчин. Он такой же, как все. А мужчина всегда выберет красоту. Они любят глазами. И это, к счастью или к радости, закон, который не изменишь. Камичиро может и будет выбирать, как ты сказала, самую мудрую, верную, достойную и так далее. Но победит и станет императрицей та, которая сумеет ему понравиться.

Я стояла, как оглушенная, а Барбара продолжала:

– Ты мне понравилась, Малинка, и я хочу помочь тебе. Поедем ко мне в гости, я научу тебя, как очаровать императора. И ты станешь императрицей Крайсветной, не будь я владычица Беллентарии.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, что не намереваюсь ни очаровывать императора, ни выходить за него замуж, но холодная рука разума удержала меня. Во-первых, ни к чему выбалтывать всякому встречному-поперечному, для чего я на самом деле направляюсь в Чиньянь. Во-вторых, Барбара говорила дело. Мне нужно будет время, чтобы отыскать шлем, вряд ли Камичиро держит его на самом видном месте. А для этого необходимо пройти хотя бы несколько испытаний. Я не знала, в чем они будут состоять, но если королева права… В конце концов, что я понимала? Я могла сколько угодно считать Барбару дурочкой в оборочках, но мужики ходили перед ней на цырлах. А это значило, мне есть чему у нее поучиться, если я собираюсь продержаться в Чиньяне достаточно долго, чтобы выполнить задание. Только…

– У меня нет времени, – сказала я. – Корабль невест уходит через неделю. Мне завтра же утром нужно отправляться из Мранича, если я хочу успеть.

Барбара сделала ручкой так, будто мои слова не стоили никакого внимания.

– Не думай об этом. Роланд тебя доставит. За несколько часов домчит из Беллентарии в Варенец.

– Полетим, что ли? – удивилась я.

Барбара вместо ответа позвала:

– Роланд!

Тот уныло ковырял кинжалом деревянный стол.

– Роланд!

Упырь вскинул голову.

– Покажи, что ты умеешь.

Легонько свистнуло, подул ветерок. Вжух – и он уже в другом углу зала. Барбара победно улыбнулась.

– Видишь? В том, чтобы быть упырем, есть польза. В том числе – и для упыревых родственников. Верно, Роланд? Доставишь Малинку к кораблю невест?

Роланд буркнул что-то, что могло сойти за «да».

– И не волнуйся, – успокоила меня Барбара. – Приставать он к тебе больше не станет. Я ведь пригрозила ему, что все расскажу Элиноре. А он боится этого, как… осинового кола.

***

– О да! О да! Еще, еще! Прошу, не останавливайся! О, боги, как хорошо…. Нет-нет, вот здесь. Выше. Да, да. И еще здесь… О да!

Со мной уже закончили и вторично посадили в ванную с духовитыми маслами и розовыми лепестками, а Барбару продолжали месить, она же не отказывала себе в удовольствии выражать свои чувства на всю округу. Я тоже, признаться, поорала, месильщицы ее были мастерицы обращаться с человеком так, будто он кусок теста.

Мы ехали всю ночь в Барбариной карете. Розовой. Просторной, с мягкими лавками и кучей подушек. Даже получилось устроиться на ночлег. Спала я, конечно, скрючившись, но как-никак подремать удалось. Королева же устроилась вроде бы даже и с удобством и сладко сопела, приоткрыв розовый ротик.

В Беллентарию прибыли ранним утром. Барбара разбудила меня, и покуда она потягивалась и прихорашивалась, я выглянула в окно. Королевство было под стать своей правительнице: хорошенькое, как игрушка. Пшеница колосилась, поля зеленели, речушки блестели, повсюду чистенькие беленькие домики и сытые селяне, а над всем этим возвышался замок – белоснежный, будто сахарный, и над ним реяли флаги. Розовые, разумеется. Я задалась вопросом, как это такую прелесть никто до сих пор не завоевал, и спросила об этом Барбару.

Та сияла свежестью, точно и не провела всю ночь, трясясь в карете. У меня, например, все болело и затекло. Посмотреться не во что было, но я могла себе вообразить, как выгляжу: патлы клоками, морда бледная с красными пятнами, под глазами круги, рубаха мятая.

– Я помолвлена с королем Маледетты, – ответила Барбара. – Никто не осмелится напасть на Беллентарию, пока мы под его защитой.

– Чего не женитесь? – спросила я.

Барбара пожала плечиками.

– А куда спешить?

В замке все тоже было замечательно богато: повсюду лазурный, белый, розовый, бархат да шелка, все такое миленькое и прелестное, аж страшно дотронуться. На стенах картины, по полам ковры разложены пышные, зеркала в золоченых рамах от пола до потолка. Едва узрев себя в одном из них, Барбара вскрикнула: «Ах, как я ужасно выгляжу!» и немедленно распорядилась насчет ванны и месильщиц. То и другое было готово: предусмотрительная королева выслала вперед вестника, чтоб велел все устроить к нашему приезду. Меня выкупали в горячей воде, швырнули на койку и давай мутузить. Я вопила не хуже, чем Барбара. Только у меня получалось так, будто корова размычалась недоена, а у Барбары – как будто она… ну, вы поняли. Рыцари, кои слонялись под окнами, наверняка покой потеряли.

Теперь, слушая королевские стоны, я возлежала в ванной с лепестками и листала «Вестник дамозели».

Рубрика «Это надо знать».

Что делать, если вас похитил дракон.

1. Не пытайтесь спастись самостоятельно.

2. Убедитесь, что дракон не является оборотнем. В противном случае рассмотрите возможность его приручения и последующего воспитания (см. статью в предыдущем номере: «Дракон-оборотень: мифы и реальность», а также материал на стр. 32 «Замуж за дракона: “за” и “против”. Семь правил разумной дамозели»).

3. На протяжении всего пленения не забывайте причесываться, умываться и поддерживать в чистоте ваш наряд. Помните: рыцарь будет разочарован, если спасенная им дамозель не окажется красавицей.

4. Проводите все возможное время возле окна. Если, паче чаяния, слух о вашем пленении не разнесется по городам и весям, рыцарь должен заметить вас, проезжая мимо. Высматривая рыцаря, сохраняйте вид задумчивый и кроткий.

5. Пленительное пение скорее привлечет внимание проезжающего мимо рыцаря.

Там еще было, но я утомилась и перелистнула несколько страниц. Далее меня ожидали: «Последние медиланския моды»; «Устроительство турнира: как пережить»; «Что делать, если вами восхищены менее четырех рыцарей»; «Он предлагает надеть пояс верности. Как быть? Отвечаем на вопросы читательниц»; «Тристан и Изольда: история любви или измены? Только в «Вестнике»: мнение Марка из первых уст!».

Я порадовалась, что месильщица пришла выуживать меня из ванны, ибо кожа на моих пальцах сморщилась, а от историй для дамозелей глаза готовы были начать кровоточить. О, знай я, что ожидает меня в будущем! Пару дней спустя я любила Марка, Тристана и Изольду, кем бы они ни были. Я счастлива была бы вернуться к ним и узнать все подробности их личной жизни, лишь бы не заниматься тем, чем я занималась. Я мечтала узнать все о драконах и медиланских модах, только бы меня оставили в покое, и пусть бы кожа моя сморщивалась и дальше, покуда я не стала бы похожа на забытое в подполе прошлогоднее яблоко. Но тщетны были мои мечтания. Дни мои наполнили боль и страдания.

Вытащив из ванны и обсушив, месильщица натерла меня какими-то маслами (будто мало их плавало в ванне), намазала волосы вонючей жижей и отправила на крышу, где я пеклась на солнце несколько часов. Когда жижу смыли, оказалось, что мои русые косы стали почти белыми. Меня скребли чем-то вроде песка, заставляли лежать в теплой грязи, как свинью, ощипывали, как курицу (я ожидала, что начнут потрошить, но обошлось), намазывали какой-то липучкой и срывали ее с кожи вместе с волосами (я орала так, что слышали, должно быть, и в Белолесье), дергали брови, что-то там вытворяли с ресницами, кидали на койку и снова месили и терли маслами.

Я вопила, возмущалась и пыталась драться, но месильщицы были бабы могучие, невозмутимые и крепкие. Я трепыхалась в их мощных руках лягушонком. Время от времени появлялась Барбара, ухмылялась с довольным видом, изрекая: «Красота требует жертв!» и вновь исчезала, оставляя в руках мучительниц.

Иногда мне давали поесть.

Когда я уже решила, что вот-вот сдохну, мое тело наконец оставили в покое. Так я думала. Во всяком случае, не предвиделось ни вонючек, ни грязи, ни дерганья липучки – волос не осталось, чего там дергать. Но нет. Настал час новых испытаний.

На ноги мне натянули портки, такие узкие, что удивляюсь, как кровь не остановилась. Заставили надеть башмаки на подпорках – каблуки называются, и велели пройтись. Я прошлась и грохнулась. Прошлась и еще грохнулась. Позвали Барбару. Та огорченно покачала головой, поцокала языком и с сожалением вынесла, что, пожалуй, от каблуков придется отказаться.

Я вздохнула с облегчением, но ненадолго.

На меня надели какую-то броню, иным словом я не могу обозвать то, что они называли «корсет», и затянули так, что у меня глаза в два раза увеличились и стали почти как у Барбары. Вот в чем секрет, догадалась я, безуспешно пытаясь вдохнуть как следует. К броне добавилось несколько слоев пышных юбок – сколько именно, после десятого я сбилась считать. Поверх них водрузили клетку в форме колокола. Ноги мои подогнулись под ее тяжестью, но месильщица выпрямила меня мощным рывком. После этого наконец сочли, что вот теперь-то настал черед платья. Когда его наконец натянули и зашнуровали, я обнаружила, что хоть ноги мои и закрыты, вырез сверху чуть не до пупа, и грудь выставлена на обозрение почти целиком. Да еще и приподнята. Сущее непотребство.

Волосы мне чесали так долго, что я уснула, а потому мучительницы беспрепятственно раскрасили мне лицо. Разбудили и поставили перед зеркалом.

Волосы льняные, наверх взбитые, заплетенные завитушками, кудряшками и косичками – как расплетать, непонятно. Лицо бледное, как у Роланда, хладного демона. Ресницы черные, мохнатые – хлоп, хлоп, аж моргать тяжело. Стан тонкий, как у осы, по обеим сторонам от него шары – рукава. Юбка такая огромная, что хорошо, если в дверь пролезет, и тяжелей, я думаю, рыцарских лат. Платье лазурное, шелковое – тут ленточки, там розочки, тут бабочки, здесь кружева, а из кружев сиськи наружу чуть ли не целиком. И пахнет от меня, как от медового пряника. Ой, мать-перемать…

– Красота-то какая, – умилилась Барбара, промокая глаза платочком. – Вот теперь ты похожа на человека.

Загрузка...