Глава 3

Я провела взаперти две недели, хотя чувствовала себя уже вполне сносно. Да, иногда подташнивало по утрам, и в целом нахлобучивала странная сонливость, но если в первые дни, после того как меня только доставили в эту клинику, мне ещё проводили какие-то обследования – брали кровь, наблюдали состояние и всё такое, то сейчас я просто жила на полном пансионе… и в полной изоляции. И тут уж к бабке не ходи – я пребывала в самом банальном карантине.

После того, как в кутерьме обвала по языку пополз странный холодок, я очнулась уже на поверхности. Горели два прожектора, сновали люди в противогазах и с оружием, подтаскивая всё новых и новых пострадавших, либо выводя своим ходом уцелевших – кого-то под прицелом, а кого-то наоборот, заботливо прикрыв термоодеялом. Кричали дети, стонали раненые, стрекотал, отражаясь от скал, грохот винта вертолёта…

На этом самом вертолёте нас малыми партиями и эвакуировали из гор в долину – сначала «тяжёлых», потом тех, кто пострадал меньше, в том числе и меня. Оттуда автотранспортом до аэропорта. А там уже спецборт.

Удивительно, но, если не считать саднящей, похожей на начинающуюся ангину боли в горле и трахее – последствия усыпляющего газа, я была абсолютно цела. Разбитая садисткой губа не в счёт. И конечно, я пыталась задавать вопросы! Но никто, абсолютно никто, кроме медика, ещё там, в горах, со мной в разговор не вступал. Да и медик, приземистый мужчина средних лет в камуфляже, лишь опросил меня о самочувствии, о том, каким процедурам я подвергалась «на объекте» и коротко распорядившись помощнику:

– Один-тринадцать, в общую, – указал мне подбородком: – Идите за человеком, он отведёт вас к вашей группе, там ожидайте эвакуации. Если состояние ухудшится или почувствуете новые симптомы, сразу дайте знать!

И всё. Больше мне никто ничего не объяснял, не сообщал что случилось.

В моей палате в клинике был телевизор, но новости тоже молчали. Словно и не было никакой лаборатории, и никакого её захвата. Я даже не знала, где именно нахожусь, хотя бы в каком городе. Только видела высокий глухой забор и то ли лес, то ли огромный парк за окном.

Но больше всего я хотела знать, что с Игнатом! Где он? Как он?

Уверенность в том, что случившееся в лаборатории не обошлось без его личного участия крепла с каждым днём. Последние слова садистки о том, что если я не заговорю сама, то ко мне, влюблённой дуре, приведут кого-то, в присутствие кого я точно не стану молчать, бередили. Интуиция подсказывала – речь шла об Игнате. Ну а о ком ещё?! Так почему же он до сих пор не пришёл сюда? Неужели…

Думать об одиннадцатом крокодильем разе, с которым он не справился, было невыносимо. И тем мучительнее изо дня в день, за часом час ожидать хоть кого-то кто сможет дать ответы!

Через две недели изоляции мне снова провели полное медицинское обследование. Я, несмотря даже на сносное самочувствие, втайне жутко волновалась, что что-нибудь да найдут. Что в суматохе катастрофы из какой-нибудь лабораторной колбы вылетела какая-нибудь неведомая зараза, и, уж с моим-то везением, обязательно прицепилась именно ко мне…

Но спустя пару дней после обследования дверь моей палаты наконец отворилась, и в неё вошёл не человек в костюме биологической защиты, а самый обыкновенный гражданский мужчина, которого с больницей роднил разве что небрежно накинутый на плечи медицинский халат. Впрочем, бахилы на обычных уличных ботинках всё-таки выдавали в нём человека постороннего. А значит, конец карантину!

Я в тот момент сидела в изголовье койки и смотрела передачу по телеку, а при появлении мужчины отчего-то вдруг тревожно подобралась. Сердце пропустило пару ударов.

Человек кивнул вместо приветствия и, плотно прикрыв за собой дверь, подцепил стул у порога, поставил напротив меня. Неторопливо уселся, так же неторопливо извлёк из папки бумаги.

– Как ваше самочувствие, Зореслава Олеговна?

– Вы кто?

– Я, скажем так, лицо уполномоченное довести до вашего сведения некоторую важную информацию. Моё имя вам знать не положено, но для удобства можете называть меня Виктором.

Посмотрел строго, словно ожидая согласного кивка, и, так и не дождавшись, кивнул сам:

– Итак, согласно последнему обследованию, здоровье ваше в норме, и вы не представляете угрозы для окружающих. С чем вас и поздравляю. – Лизнув палец, вынул из пачки лист, отложил на тумбочку. – Вот заключение, можете ознакомиться.

Я скосила глаза на бумагу, но не шелохнулась.

– Теперь далее, – продолжил Виктор. – Я также уполномочен передать вам искренние соболезнования в том ужасе, который вам довелось пережить, а также поздравления в благополучном, лично для вас и для общества в целом, исходе и выразить надежду на то, что плохие воспоминания вскоре останутся в прошлом, и вы сумеете начать новую, неомрачённую страхами и опасениями за свою безопасность и здоровье жизнь. При этом прошу обратить самое пристальное внимание на то, что происшествие, в котором вам невольно довелось поучаствовать, является государственной тайной, разглашение которой карается наказанием в виде реального лишения свободы сроком от двух до пятнадцати лет, в зависимости от степени вреда, причинённого разглашением. Словом, никаких журналистов, мемуаров, и даже просто кухонных сплетен, думаю, это понятно. Вот, пожалуйста, – протянул мне подшивку бумаг, – внимательно ознакомьтесь и задайте, если есть, вопросы. Затем подпишите соглашение о неразглашении, оно размещено в конце документа.

Я взяла протянутые бумаги. Рука дрожала, и человек это конечно заметил, однако виду не подал, поднялся со стула и отошёл, давая мне время на чтение.

Буквы скакали по строчкам, не желая складываться в текст, мысли разбегались. Какое, к чёрту соглашение, они издеваются?!

Подняла глаза на мужчину. Он, перекатываясь с носков на пятки, с невозмутимым интересом разглядывал пейзаж за окном, так, словно я всего лишь очередная в длинном списке тех, кого он уже «известил» и кого только предстоит.

Почему именно он? Где те, кого я знаю? И даже если предположить, что с Игнатом что-то случилось – всё равно, почему не Мороз? Не Док? Не Коломоец, в конце концов? Неужели я не заслужила хоть сколько-нибудь персонального отношения?!

– Что-то не так? – полуобернулся «Виктор»

– Что произошло на самом деле? И что это вообще было за место?

– Этого вам знать не положено, Зореслава Олеговна. И даже очень удачно, что и не знаете – тем меньше соблазнов изливать душу подружкам, и проще держать язык за зубами. Не говоря уж о том, что вам несказанно повезло, что над вами не успели провести никаких манипуляций.

– Может, это потому, что я… шла у них по спецбазе?

Как могла выделила слово и только что бровями не пошевелила, чтобы усилить акцент. Надрывно гудело сердце, качая ставшую вдруг раскалённой и вязкой кровь. Душным волнением вспыхнули щёки. Смотрела человеку в глаза, ловя каждую тень его ответных эмоций… Но он лишь приподнял бровь, искренне удивляясь:

– Спецбаза? Это как?

Я растерялась. Если уж он, сотрудник конторы, действительно не в курсе тонкостей спецоперации – могу ли говорить об этом я?

– Что вы имеете в виду, Зореслава Олеговна? – повторил он с нажимом. – Вам есть что сообщить нам?

– Номер, – отводя глаза и отчаянно боясь, что он догадается о моей лжи, пискнула я. – У всех там были номера на запястье, вот здесь… А у меня нет. Я думала, это что-то значит? Что-то… особенное?

– Ах вот вы о чём. Да, отсутствие у вас номера зафиксировано в деле. Но на данном этапе у нас нет причин видеть в этом какой-то особенный смысл. Скорее человеческий фактор, сыгравший, между прочим, в вашу пользу – вам не придётся выводить тату. Что-то ещё? Зореслава Оле…

– Где Мороз? – выпалила я, перебивая. Понимала, насколько это глупо звучит, но что ещё могла, если фамилию-имя забыла едва ли не сразу после первой встречи.

– Кто? – не понял Виктор.

– Мороз! Ну такой, взрослый, с белыми седыми волосами и красным, словно изрытым лицом. Вы должны его знать, не может быть, чтобы не знали, у него высокий чин! Или хотя бы док! Ну уж его-то вы точно не забыли бы, он такой… Доктор Айболит, классический! Прямо как из мультика!

Виктор в два шага оказался возле стула и, крутнув его на ножке, оседлал. Лицо стало сосредоточенным и строгим.

– Давайте подробнее. Кто это? Фигуранты, которых вы встречали на объекте? Тогда почему вы не рассказали о них ранее, во время предыдущего опроса? Но в любом случае, тогда или сейчас, нужно больше подробностей, потому что среди задержанных и ликвидированных подобных лиц не найдено, и это может значить, что части преступников удалось скрыться. Может, какие-то дополнительные приметы? Имена? Чем конкретно эти лица занимались на объекте?

Я зажала виски руками. Голова трещала, при этом Виктор смотрел так въедливо, что становилось страшно.

– Да нет, это не на объекте… Это… Это когда я очнулась уже на поверхности, они же были там. Спрашивали, как себя чувствую, говорили, что, если что, я могу к ним обращаться в любое время. – Глаза защипало, и комната поплыла в дымке наворачивающихся слёз. – Разве нет?

– Айболит и Мороз, так? – Виктор помолчал, задумчиво кивая своим мыслям. – Знаете, по соглашению, которое вы держите в руках, вы не имеете права обращаться к случайным психотерапевтам. Вернее, обращаться-то можете, но не по поводу известных событий и возможных, связанных с ними… эм… затруднений. Поэтому я оставлю вам контакт специалиста, к которому обратиться можно. – Вынув из папки листок, принялся писать. – Замечательная, понимающая женщина, наша сотрудница, ей вы сможете рассказать всё без утаек.

– То есть вы думаете, что я просто поехала крышей?

– Нет. Скорее газ вызвал у вас галлюцинации. Такое бывает довольно часто. Просто зря вы не рассказали об этом вашему лечащему, он назначил бы стабилизирующую терапию. Но, в любом случае, вот, держите контакт психотерапевта. – Протянул бумажечку.

Я взяла, взволнованно потеребила, решаясь.

– А вы что-нибудь слышали о… Об Игнате Гордееве?

– Да, конечно, – после небольшой паузы ответил Виктор, и в его голосе неожиданно проскользнуло сочувствие. – Не переживайте, он объявлен в розыск, и думаю, что рано или поздно обязательно предстанет перед судом.

Я вскинула голову.

– Что? Что вы сказали?!

– Я лично очень соболезную вам в связи с такой жесткой гибелью вашего отца, но поймите, что следствие не всесильно, особенно когда речь идёт о таком подготовленном человеке, как Гордеев.

– Отца?.. – прохрипела я, прозревая вдруг. – А, да… Да, я понимаю… Следствие… И… – Горло перехватило, и я умолкла.

Значит, это всё правда? Игнат действительно добрался до него и устроил показательный самосуд? Публичное торжество справедливости? Священная месть?

А я? Я тогда что, действительно просто одна из жертв лаборатории? И её захват действительно никак не связан ни с Игнатом, ни с Морозом? Да и нет для меня теперь никакого Мороза, и никакого Дока, как и нет их для всех остальных простых гражданских…

– А давайте-ка я зайду в другой раз, – поднимаясь со стула, вырвал меня из хаоса мыслей Виктор. – Скажем, послезавтра. Мне кажется, этот разговор вас растеребил, и вам нужно собраться с мыслями. Соглашение о неразглашении оставлю здесь, чтобы вы могли ознакомиться без спешки. Как раз в новый экземпляр включу дополнительный пункт о том, что вам разрешено обращаться к психотерапевту Илясовой. – На выходе остановился вдруг. – Кстати, такой ещё деликатный момент… Может, ещё до выписки вам стоит серьёзно проконсультироваться со специалистами по поводу беременности? Наши токсикологи говорят, что применённый газ хотя и относится к малотоксичным, но теоретически способен вызывать мутации на сверхмалых сроках развития эмбриона, не вызвав при этом его гибели. А значит, патологии будут выявлены у уже подрастающего плода, и это куда серьёзнее. Поговорите об этом с врачом. Возможно, стоит подумать об аборте, раз уж вы всё равно пока здесь?

Загрузка...