Анис
Внутренне я вскипаю от столь бесцеремонного предложения, но внешне остаюсь невозмутимой. Детский дом научил меня не показывать эмоций. Соперник только и ждет момента, чтобы обнаружить твое слабое место. И потом будет целенаправленно бить только туда.
Аккуратно опускаю ладонь на стол.
— У меня уже есть работа, спасибо, — медленно поднимаюсь. — Не ищу подработок.
Глаза мужчины вспыхивают огоньком раздражения, но его лицо быстро обретает прежнее нахальное выражение. Собираюсь уже направиться на кухню, но он снова задает вопрос, не давая уйти.
— Сколько времени до закрытия, сладкая? — спрашивает, как ни в чем не бывало. — Полчаса? Час?
Нарочно стою без движений, но он и без моих кивков знает ответ. Сейчас 22:50, до закрытия час с небольшим.
— В полночь, — он договаривает жестким тоном. — Выйдешь через парадный вход и сядешь ко мне в машину. Поняла?
Хочется съездить ему по голове подносом, но я умею держать себя в руках. Просто разворачиваюсь и иду на кухню. Его чертова индейка вот-вот будет на выдаче.
К счастью, повара еще готовят, и я нахожу Сэнди.
— Будь другом, вынеси ему индейку, пожалуйста, — говорю нарочито сдавленным голосом и обхватываю живот руками. — Мне плохо что-то.
Сэнди закатывает глаза, но соглашается и в конце добавляет, что чаевые делим пополам. Да пусть хоть все забирает. Я перебьюсь без этих денег, ничего не хочу от него получать!
Оставшуюся часть смены отсиживаюсь в подсобке, сказавшись больной. Пятьсот долларов, которые оставил Теодор Грант, мы честно делим с Сэнди пополам. Так за один разговор с ним я получила половину недельного жалования. Наверное, за ночь он заплатил бы мне несколько тысяч. Фу! Противно даже думать о подобном способе заработка.
Однако эти двести пятьдесят баксов я заработала честно, так что можно их забрать. Приходится немного задержаться в туалете, отрабатывая легенду об отравлении на отлично. Выхожу с работы в четверть первого, как заведено для персонала, через заднюю дверь. Прохожу несколько шагов по переулку и слышу тихий свист. Оглядываюсь — трое гопников отлепляются от грязно-ржавого пикапа и двигаются ко мне, отрезая путь обратно к ресторану.
— Куда спешишь, крошка? — спрашивает их, похоже, вожак. В бандане, черной майке и приспущенных широких джинсах. — Поразвлечься не желаешь?
Быстро оцениваю ситуацию. Вернуться в ресторан я уже не могу, да осталась там лишь Далия — считать выручку. Бросаю взгляд в переулок — мне нужно пробежать футов шестьсот (около 200 м)до ближайшей более или менее освещенной авеню. Там будут прохожие.
Ушлепки продолжают надвигаться грозовой тучей, будто уверенные, что я никуда не денусь.
Рюкзак с формой, телефоном и деньгами падает на землю. Разворачиваюсь и бросаюсь наутек, хотя понимаю, что трое крепких мускулистых парней меня неминуемо настигнут, сколь быстро бы я ни побежала.
Шаги сзади гонят меня громкими хлопками, точно стая ворон. Становятся отчетливее. Ближе. Справа вижу открытую дверь на кухню соседнего кафетерия в небольшом кармане здания, который от переулка отделяет сетка-рабица. Перепрыгну — спасусь!
Но я не успеваю даже взобраться. Тяжелый шлепок, будто кто-то в меня врезался, придавливает меня к туго натянутой ромбами проволоке. Вонь застарелого пота забивается в нос.
— Попалась, — звучит прямо над ухом.
— Вкусная, — вторит ему второй голос.
Ублюдок за футболку разворачивает меня к себе лицом и тут же перемещает одну ладонь мне на шею, прижимает к сетке. Сдавливает пальцы, оставляя минимум для дыхания. Вцепляюсь ему в руку, пытаясь ее разжать, но он не обращает внимания.
Поганый урод! Второй рукой он лезет в карман джинсов и достает «бабочку». С металлическим лязгом вертит ею перед моим лицом, как чертов фокусник, и раскрывает в смертоносное оружие с узким длинным лезвием. Прислоняет холодный металл к моей щеке.
— Ты не ответила, крошка, — он склоняет голову набок, — не хочешь поразвлечься?
— От тебя воняет, — выплевываю едко, все еще пытаясь просунуть пальцы под его ладонь. — Ты не моешься?
В глазах гопника вспыхивает ярость.
Плевать, что со мной будет. Пусть за оскорбление они меня сразу прикончат? В мозгу проносится мысль, что я только начала жить, но ее тут же перекрывает досадное соображение, что не жизнь и была. Плевать, что будет. Вонзаю ногти ему в лапищу, которая стискивает шею.
Утырок в бандане шипит, перехватывает нож и приставляет острием мне к солнечному сплетению прямо через футболку. Против воли замираю, почти не дышу.
— Я в тебе сейчас дополнительных дырок наделаю, сука! — скрежещет он и вдавливает нож.
Не сильно, но кожу пронзает острая боль. Стискиваю зубы. Брови сами стекаются к переносице, в глазах появляются рефлекторные слезы.
— Не порти шкуру, Скай, — один из ушлепков стучит Бандану по плечу.
На нем кожаная безрукавка на голое татуированное тело.
Бандана ослабляет нажим на нож и ведет им вниз по прорванной футболке, разрезая до самой кромки. А затем отпускает мою шею и быстрым движением разрывает оставшуюся целой часть. Обнажает мой живот с кровавой дорожкой, тянущейся к джинсам, и грудь в тонком спортивном лифчике.
Он за плечо дергает меня к себе и, развернув спиной, обвивает рукой шею. Сдавливает локтем.
— Сочная, — облизывается третий с рыжими патлами. — Подержи, я джинсы с нее сорву.
На нем просторная цветастая куртка и наоборот зауженные джинсы. Что за деревенский сброд?
Он подходит и принимается расстегивать мой ремень. Совершенно не торопясь, даже смакуя момент. Заглядывает в глаза сочащимся похотью взглядом. Безрукавка тоже вынимает нож и принимается им поигрывать.
Хочется садануть Рыжему по яйцам, но Бандана тут же сожмет руку на шее. Я храбрилась, выплевывая ругательства. Сейчас страх сковывает тело. Инстинкт самосохранения ревет сиреной, заставляя замереть и не провоцировать ублюдков меня искромсать.
Сердце заходится в истерике. Кажется, они смогут услышать его стук, не только ощутить пульс под кожей. Руки ледяные, как и стопы, в желудке печет от разливающейся паники.
Перевожу взгляд на Безрукавку. Я ненавижу их всех.
Может, просто потерпеть? Они же наиграются? Отпустят потом. Если подчиниться, быть покладистой… Суки! Не хочу я быть покладистой! Но их трое. Их трое, двое вооружены. Наверняка и Рыжий тоже. Они легко меня продырявят. Не прирежут сразу, сначала развлекутся с полуживой, а истеку кровью я потом. Умру в грязном переулке. В двух сотнях футов от живой улицы! От рук шпаны. Как мама с папой!
Так! Не раскисать! Хватит нюни распускать! Думай, Анис!
Вот бы они из-за меня передрались! Наверняка же в очередь встанут. Вдруг Безрукавка хочет первым? Или… Пусть он Рыжего прирежет, чтобы самому меня раздеть… Да где там? Эти трое наверняка сработанная команда. Умеюче выследили, догнали… Роли распределены.
А вдруг? Может, у кого-то не выдержат нервы? Безрукавка, а Безрукавка? Рыжий сейчас увидит мои трусики! Надо это остановить!
Какой треш в голове. Ничего мне не поможет. В пору молиться, чтобы выжить, когда они насытятся.
И вдруг происходит немыслимое…