Анис
Его слова тяжелыми камнями падают в сознание, давят и вызывают тошнотворные мурашки. И, конечно же, угрозы. Мне и правда в голову пришла мысль открыть рот, а потом сомкнуть челюсти на его члене. Но слишком страшно. Я ведь знаю, что он может со мной сделать. Он может меня размазать, не оставив и мокрого места. И мне придется подчиниться.
Обсасывать его пальцы не было так уж противно. Можно, наверное, попробовать, уповая, что отвращение не пересилит. Высовываю язык и провожу по гладкой тонкой коже его члена. По телу Теодора пробегает дрожь, которую я ощущаю через пальцы, вцепившиеся мне в волосы. Ему, кажется, нравится. А мне… Глубоко внутри копошится яростная неприязнь, которую я пытаюсь давить, а снаружи — представляю, что это странная кожистая конфета.
Обхватываю губами головку, чуть пропускаю в рот и вынимаю. Повторяю действие. Физически это не противно, но сам факт принуждения вызывает отторжение.
— Бери глубже, играй языком, девочка, — сверху доносится почти севший голос Теодора.
Он не оставит меня, пока не кончит. Это наверняка. Что же, надо попытаться, да?
Исполняю что он просит, даже стараюсь. Продолжаю двигать ладонью вдоль гладкого и мощного члена, перекатываю нежную плоть во рту. Определенно не противно, но никакого удовольствия не возникает. А у Теодора наоборот. Я слышу его дыхание, оно тяжелое и рваное, его пальцы все грубее стискивают мои волосы, он крепко держит меня, но пока не больно.
В какой-то момент смотрю вверх и сталкиваюсь с диким взглядом Теодора, в котором бушует пламя, и я не понимаю, на что он злится. Я же старалась.
— Дальше я сам, — рычит он свирепо и… вламывается мне в рот по самое горло.
Я непроизвольно упираюсь руками в его бедра, но он тянет меня за волосы слишком крепко, чтобы это возымело эффект. Мне не хватает воздуха, мотаю головой, в глазах скапливаются физиологические слезы, но изверг не отпускает. Только чуть выходит и снова рычит мне:
— Носом дыши!
Начинает двигаться. Это неприятно и даже больно. А ещё тошнит. И от этого страшно. Если я украшу здешнюю обстановку и одежду у него за спиной содержимым желудка, мне точно не поздоровится. Это ужасное, извращенное насилие. Теодор отвратительный тиран! И это мне придется принять так же, как член, таранящий мое горло.
Он совершает ещё несколько грубых рывков и замирает. В горло выбрызгивается теплая терпкая жидкость, её запах встает в носу. Мое лицо само кривится в гримасе отвращения. Брови сходятся на переносице. Исступленно барабаню ладонями по бедрам Теодора, но он не ослабляет хватку.
— Глотай! — рокочет новый приказ.
Выбора нет. Мозг подчиняется и отдает соответствующую команду горлу и пищеводу. Теодор наконец отпускает меня, и я рывком отпрянываю от него к окну. Обхватываю колени руками. Я совершенно беззащитна против него. А он жестокий и пресыщенный властью. Ему «просто» или «нормально» не интересно.
— Остальную одежду примеришь без меня, — Теодор как ни в чем не бывало приводит себя в порядок, застегивает ремень на брюках, смотрит на меня сверху вниз. Пользователь! — Через полчаса, выходи к ужину. И не заставляй меня приходить за тобой.
Провожаю его фигуру взглядом, пока он не закрывает за собой дверь, и только после этого поднимаюсь. В теле нервная дрожь. Я успешно защищалась от любых посягательств в детском доме, а здесь… Он меня ломает, и я ничего не могу противопоставить. Даже сбежать не могу.
Встаю перед зеркалом и надеваю какую-то рубашку, какую-то юбку, какой-то пиджак… Ну да, только это не я.
Кажется, выхода нет, но нет. Выход всегда есть. Но это дурной и непригодный вариант. Я не наложу на себя руки. Я люблю жизнь. И чтобы быстрее избавиться от общества Теодора, мне следует максимально быстро закончить Академию.
Снимаю, меряю ещё что-то. Это все не моя одежда, не мой стиль, не мой вид. Но и это придется принять.
Только пока. Я справлюсь, и у меня есть основания так считать. Я умная. Я упорная, камень зубами разгрызу, если мне что надо. Я сильная и волевая. Я добьюсь того, чтобы мне зачли все предметы экстерном, и Теодору ничего не останется, кроме как отпустить меня.
Переодеваюсь в очередной раз. Пусть. Если ему надо, буду надевать эти шмотки. Я подчинюсь, но для того, чтобы потом феерично освободиться от его влияния. Это как водоворот. Надо позволить ему утянуть себя на дно, чтобы оттолкнуться от твердой почвы и выплыть на поверхность. Я слышала об этом.
Теодор зря думает, что приковал меня к себе на два года. Этот срок можно сократить, и я это сделаю!
А пока спускаюсь к ужину в сером трикотажном платье по фигуре. Оно такое же, как бежевое, после которого Теодор на меня напал, только без широкого пояса и длиннее, просто платье в пол с разрезом по бедру. Босые ноги ступают почти неслышно, но Теодор, стоящий в гостиной у окна, все равно оборачивается, когда я спускаюсь. На затылке глаза вырастил что ли?
Он одаривает меня сальным, но уже довольным, не голодным взглядом и указывает за стол. Подчиняюсь. Сейчас надо подчиняться. Мы едим, он о чем-то спрашивает, я отвечаю односложно. Нет никакого желания вести беседы, и уж тем более открывать душу. Пошел он со своими разговорами.
После ужина он отпускает меня в свою комнату, и я с трудом заставляю себя идти степенно, а не бежать. Чем меньше я мозолю ему глаза, тем меньше вероятность обратить на себя его сексуальное внимание.
Я убираю одежду в шкаф, раздеваюсь и сразу забираюсь в постель. Физически я вымотана напрочь, но тревожно вслушиваюсь в звуки дома, ожидая, что с минуты на минуту ко мне пожалует этот аллигатор, чтобы снова полакомиться мной.
Не замечаю, как проваливаюсь в сон, а наутро меня будит обеспокоенный голос Марселы.