Дикие

3

— По-моему, очень разумно с их стороны. Робби разглядывал букетик орхидей, прибывший вместе с завтраком на подносе и визитной карточкой «Риджент-отеля» в Сиднее. Он взял в руки большой конверт.

— Они предлагают мне бесплатное пользование парикмахером плюс грязевые ванны и массаж в косметическом салоне отеля! Это в качестве подарка администрации, ведь сегодня — заключительный день конференции.

Подложив под спину подушки и просматривая бумаги, Изабель взглянула поверх очков в роговой оправе и рассмеялась:

— В прошлый раз, когда я летела на самолете авиакомпании «Конкорд», они подарили мне мужской галстук.

Робби обратил внимание, что Изабель не получала никаких ежедневных небольших подарков от администрации. Он также заметил, что она сторонится других женщин в их делегации; она была одним из ответственных сотрудников «Нэксуса» и не хотела, чтобы к ней относились как к чьей-то жене. С другой стороны, она носила пиджаки, которые были ей великоваты, и большие очки, постоянно соскальзывающие с ее маленького носика, которые, как ей казалось, давали ей ощущение защищенности. Однако Изабель не была синим чулком. Ей нравились бледные цветы, заполнявшие все комнаты (даже ванную), косметические и туалетные принадлежности, бесплатно предоставляемые отелем, плетеная корзиночка с пеной для ванны и разноцветным мылом в форме ракушек, маленький набор для шитья и толстый белый махровый халат в ее ванной.

Съев круассан, Изабель принялась изучать отпечатанный на машинке текст речи, которую она собиралась произнести в то утро перед двумястами старшими менеджерами. Она полностью сосредоточилась на своем выступлении, едва сошла с самолета. Когда во время перелета все заваливались спать, Изабель, бодрая и энергичная, проводила длительную встречу с боссом австралийского отделения «Нэксуса» Гарри Скоттом. Изабель старалась не пользоваться самолетами, потому что в полете она никогда не употребляла алкоголь, который обезвоживал организм больше, чем кондиционирование воздуха. Едва ступив на борт, она сразу же переводила часы на время прилета. Съедала она только три небольших, но калорийных бутерброда (по расписанию местного времени), закрывала специальной маской глаза и принимала снотворное в 10 часов вечера, согласно своим часам, поэтому просыпалась она (опять же по местному времени) свежей и готовой взяться за дела, в то время как большая часть остальных пассажиров выглядели, да и чувствовали себя помятыми.

Рано начав самостоятельную жизнь, Изабель научилась экономить время и деньги. Ее мать работала секретаршей у юриста до того, как вышла замуж за младшего офицера военно-морского флота, который умер, когда Изабель было семь лет. Ее мать растягивала пенсию моряка, обшивая соседей. Одежда Изабель тоже была сшита ее руками, и она привыкла засыпать под стрекотание старинной, с ножным приводом, швейной машинки. Ее мама умерла от пневмонии через неделю после десятого дня рождения Изабель. С тех пор Изабель немного боялась полюбить всей душой: вдруг у нее отнимут предмет любви.

Она отложила бумаги в сторону и налила вторую чашку кофе. Она взяла в руки номер «Аустрелиан» и откинулась на подушки.

Робби потерся носом о ее обнаженное плечо.

— Какая повестка дня на сегодня?

— Лекция по вопросам связей со средствами информации. Ее будет проводить главный редактор «Сидней Дейли Телеграф». Это обворожительная блондинка по имени Ита Баттроуз.

— Разве Бретт сегодня не выступает?

— Выступает, на тему «Нэксус — Заботливая Компания». После этого идет Эд с «истощением невосполнимых природных богатств». Тебе будет приятно услышать, что миру не грозит истощение основных ресурсов до 2050 года. Но после обеда все свободны, все делегаты.

Робби погладил кончиками пальцев ее руку, это было приглашение.

— Как насчет истощения невосполнимого мужа перед уходом на конференцию? Он поцеловал ее в шею.

— Милый, я не вставила колпачок. Да и не время сейчас.

— О'кей, о'кей. Обойдусь грязевыми ваннами.

Робби, обнаженный, выскользнул из-под простыней и направился в роскошную ванную. Почти сразу же он возвратился в спальню и распахнул дверь на балкон, с которого открывался чудесный вид на сиднейскую гавань с высоты 20 этажей.

— Изабель, дорогая, — у Робби было что-то в руках. Изабель подняла голову.

— Эй, это же мой колпачок?

— Был.

Робби подбросил предмет высоко в воздух.

— Как ты посмел!

— О, это было не трудно. Хочешь ты того или нет, но у тебя будет ребенок, и мы займемся этой проблемой прямо сейчас.

Лежа в постели, Бретт любовался Сюзи, одетой в красный кружевной бюстгальтер и крошечные бикини. Глядя, как она танцует под музыку радио, он почувствовал прилив желания. Он мог смотреть, как она чистит зубы, и это даже возбуждало его — и она об этом знала. Ему не было дела до того, как его друзья или семья отнесутся к Сюзи, волновало его лишь то, любил ли кто-нибудь ее, как он. Он следил за этим в присутствии других мужчин — был ли это десятилетний мальчик или восьмидесятилетний дед, поведение Сюзи едва отличалось от того, какой она была наедине с ним. Он пришел к выводу, что она не подозревает о том электрическом токе, который создает; это должно быть неосознанно, потому что, казалось, она никогда никем не интересовалась, кроме Бретта. Он был околдован Сюзи с того момента, когда впервые увидел ее, и боялся, что в один прекрасный день он ей наскучит и она просто уйдет. Бретт знал, что не успеет она сделать и десяти шагов, как рядом с ней окажется новый парень. Бретт не мог запереть от посторонних глаз свою жену, но ему очень хотелось это сделать.

Парадоксально, но ему нравилось видеть, как другие восхищаются Сюзи, и было приятно сознавать, что Сюзи очень нравится эта их поездка. Ей всегда нравилось путешествовать, особенно самолетом; нравилось, когда ей прислуживали.

И сейчас, в бледно-серой тишине гостиничного «люкса», стоя на ковре в позе «ласточки»: одна нога поднята за спиной, корпус прогнут, руки разведены в стороны, как у фигуристки, Сюзи весело спросила:

— Эй, Бретт, ты что, думаешь, я сплю с Артуром?

Именно это неожиданное, несколько грубоватое прямодушие и привлекало в ней Бретта. Он сказал:

— Должен признать, эта мысль приходила мне в голову. По правде говоря, он не видел другой причины, почему такую мелкую сошку, как он, включили в состав делегации на Пауи.

— Ну, так это не так.

Но, вставая с постели, он подумал: «Еще не так». Покуда у нее не было намерения иметь побочные связи. Но этот соблазн был козырем в ее рукаве. Она сразила Бретта этим самым древним оружием, но в следующий раз она выйдет замуж если не за Артура, то за человека с его деньгами и властью — за босса.

Несмотря на то что Сильвана привыкла к роскоши, она наслаждалась миром и покоем «Королевского люкса» в одном из самых фешенебельных отелей мира. Спокойные пастельные краски, приглушенное освещение, личный дворецкий — все было рассчитано на спокойствие и удаленность от мира. Сильвана пробормотала:

— Я, скорее всего, останусь здесь и почитаю в тишине.

— Ты читаешь слишком много, — сказал Артур. — Вредно для здоровья все время просиживать с книгой. Надеюсь, у тебя все в порядке? Тебе ничего не нужно?

Если бы Сильвана ответила: «Нет, у меня не все в порядке, я чувствовала себя одинокой все эти годы, и все, что мне нужно — это друг», — Артур просто уставился бы на нее в изумлении и посоветовал бы ей пройти медицинское обследование по возвращении в Питтсбург.

Артур беспрестанно бродил по их апартаментам. Люкс не был разделен на комнаты, а составлял единое большое помещение, в разных углах которого сгруппировались: обеденный стол, два письменных стола и место для отдыха посередине, с четырьмя диванами, обитыми бежевой кожей, и низким мраморным столиком. Войдя в номер, они обнаружили на столике ожидавшее их шампанское, водку, черную икру и экзотические фрукты.

В такой обстановке Сильвана решила насладиться сервисом и позволить себе роскошь не заботиться о наведении порядка и чистоты.

Эд перед зеркалом репетировал свою речь. Кэри, в оранжевой ночной рубашке, сидела скрестив ноги на кровати и внимательно слушала.

«…Таким образом мир может и дальше снабжать человечество всем необходимым в промышленности сырьем, если мы создадим достаточно стабильные политические условия, отсутствие энергетических кризисов, необходимый капитал и правильное размещение новых источников сырья».

Кэри подумала, что еще много чего нужно, но вслух не сказала.

Эд продолжал:

«… и с учетом того, что не возникает никаких новых картелей, способных вызвать нефтяной кризис — то есть заставить остальной мир закупать сырье, которое поступает в основном из одной страны».

Кэри одобряюще похлопала, а Эд читал дальше:

«Я имею в виду такое сырье и материалы, как платина, золото и хром из Южной Африки, кобальт из Заира и Замбии. Все мы знаем, что после вторжения в 1978 году в Заир цены на кобальт быстро подскочили с 11 долларов за килограмм до 120 и выше, хотя это в основном явилось результатом повышения спроса над предложением. Если Южная Африка вознамерится лишить остальной мир своего хрома…»

Кэри села.

— Эд, неужели ученые не могут найти заменители для этих видов сырья?

— Кэри, подожди, пока я закончу. У меня теряется мысль.

— Прости, но скажи мне, неужели не могут?

— Нет, мы не можем изобрести подходящего заменителя. Поэтому-то страны, обладающие каким-то одним видом ценного сырья или полезных ископаемых, могут в один прекрасный день посадить остальной мир на голодный паек. Ну а теперь, ради Бога, дай мне закончить. Через два часа я выступаю перед двумя сотнями людей.

Десять минут спустя Эд выразительно посмотрел в зеркало и подвел итоги:

— «Моей главной темой сегодня было показать, что может случиться с мировым запасом природных ресурсов, какие из них, вероятнее всего, могут истощиться, и какую стратегию необходимо выработать, учитывая возрастающий спрос и предложение, а также разведку недр, разработку и совершенствование технологии».

— Эд, мне кажется, что последнее предложение — что-то потрясающее!

— ЗАТ-КНИСЬ.

— Извини!

Ранним солнечным утром одинокая фигура Артура полулежала в шезлонге на краю бассейна на крыше. Артур ошибочно полагал, что у бассейна можно находиться в полнейшей безопасности. Поскольку никогда не знаешь, кто может подслушать тебя в ресторане. Артур разговаривал с Питтсбургом сразу по двум телефонам. Временная разница между Австралией и Америкой составляла 15 часов; очень удобно, 8 утра пятницы в Сиднее соответствовало 5 вечера четверга в Питтсбурге, прямо перед концом рабочего дня. На одном из столиков возле бассейна стояли яичница с ветчиной, апельсиновый сок и кофе. Его темно-бордовый бриф-кейс «Картье ле Мает» лежал на другом столике.

Артур скользнул рукой под свои бирюзовые плавки и почесался:

— О'кей, Джо, я забираю 2 тысячи акций в 23.10. Пока… Делия, ты слушаешь?.. О'кей, соедини меня с ним.

Все звонки Артура проходили через его личную секретаршу, Делию, использующую коллектор в его офисе в Питтсбурге. Артуру нравилось лежать около бассейна и почесывать пузо на солнышке, в то время как он заставлял людей прыгать, а Делия записывала каждый разговор.

Потягивая апельсиновый сок, он вел переговоры о покупке земли и краткосрочной аренде здания на Черри-стрит, потом поспорил со своим страховым агентом.

— Не смей говорить мне «но», Сид, все цифры мне нужны к понедельнику. — Артур с грохотом бросил телефонную трубку, отер пот со своих солнечных очков и кивнул бою, который держал в руках серебряный поднос с 8-часовым обзором новостей, полученных по гостиничному телеграфу.

Доедая яичницу, Артур сделал короткий звонок в Нью-Йорк проинформировать «Мьюнишипал Эллайд», что он готов идти вперед, учитывая, что они приняли его кандидатуру в совет; потом он позвонил в городское отделение «Нью-Йорк Таймс» и передал им историю о «Мьюнишипал Эллайд».

Подтвердив у Делии, что все звонки были записаны, он выпил последнюю чашку кофе и позвонил напрямую кое-кому проверить, получила ли она его розы. Он слегка улыбнулся ее радостным возгласам, доносившимся через тысячи миль из Питтсбурга.

Артур сверился со своим брегетом 18-каратного золота с вечным календарем, показывающим фазы луны и выдерживающим глубину в 2000 футов под водой и которые стоили его матери 25 000 долларов в качестве подарка на его шестидесятилетие. Он слегка поморщился при воспоминании о недавнем дне рождения. Доктора говорят, что человек выглядит на столько, на сколько себя чувствует. В шестьдесят два Артур ощущал себя на десять лет моложе. Ему не доставляло удовольствия выбирать себе замену, но совет давил на него два года, поэтому он наконец согласился высказать свое решение к новому году. Таким образом, следующий президент будет рассматриваться как выбор Артура.

Он снова посмотрел на часы. Остальные должны подойти минуты через две; у него было время еще на один звонок.

Гарри Скотт вышел из лифта при мягком утреннем освещении. Вдалеке он видел лежащего возле бассейна Артура, но босс мог и подождать пару минут, пока Гарри наслаждался чудесным видом, который очень любил. Он сдвинул свои солнечные очки на лоб, в темные курчавые волосы, и прищурил серые глаза. Мальчиком его дразнили в школе из-за его черных загибающихся ресниц, но потом перестали, когда Гарри вырос и оказался выше ростом и крепче остальных ребят в классе. Сломанный крикетной битой нос придавал ему более мужественный вид и делал его более агрессивным, так же как и высокие скулы и впалые щеки, хотя он в душе не был таким. Кроме того, он был очень худой, потому что равнодушно относился к еде и часто забывал о ней.

Слева от Гарри находился Харбор-Бридж — мост через залив; справа — как бы парящие в воздухе белые раковины Оперного театра и повсюду — яхты и буксиры танцевали на голубой воде Сидней-Харбор. «Отсюда, видимо, и пошла Австралия», — подумал Гарри. Его страна по размерам могла сравниться с Соединенными Штатами, но даже спустя 200 лет со дня высадки капитана Джеймса Кука в Ботани-Бэй в 1717 году население Австралии составляло всего 15 миллионов человек.

Вскоре после открытия Кука Великобритания потерпела поражение во время американской революции, что заставило ее искать новые места для ссылки своих каторжников. В качестве новой тюрьмы была выбрана Австралия; к 1868 году, когда прекратились поставки заключенных в страну, один из каждых девяти австралийцев имел в своем роду каторжника, хотя напоминание или намек на это обстоятельство считалось оскорблением.

Дед Гарри, Энди Скотт, приплыл сюда палубным матросом из Инвернесс, Шотландия, чтобы попытать счастья во время первой австралийской золотой лихорадки 1850-х. Вместе с тысячами других Энди Скотт не намыл никакого золота, но, когда у него вышли все деньги, он нанялся на работу в серебряные рудники, и эти было в самом начале австралийской горнодобывающей промышленности. К 1870 году, когда Энди Скотт II был управляющим шахты в компании «Сазерн Стар Майнинг», Австралия экспортировала медь, свинец, серебро и цинк, а Джеймсу Скотту было два годика. Джеймс остался работать в «Сазерн Стар». В 1952 году его сын. Гордон, стал финансовым контролером австралийской компании «Нэксус», и их геологи открыли огромные залежи угля, бокситов и железной руды. К 1960 году были обнаружены месторождения нефти, никеля и марганца, а двадцатилетний сын Гордона, Гарри, был награжден стипендией «Нэксуса». Вскоре после того, как Гарри поступил на работу в сиднейское отделение компании в качестве младшего бухгалтера, на Северной территории были обнаружены гигантские месторождения урана, и Австралия заняла одно из первых мест в мире в области горнодобывающей промышленности.

Скотты не принадлежали к тем австралийским семьям, которые вырыли свое огромное состояние из-под земли; каким-то образом этого им не удалось, но они были династией, с большой привязанностью относившейся к горному делу с самого начала развития этой отрасли промышленности, и за их столом в Кронулле, симпатичном пригородном районе Сиднея, где вырос Гарри Скотт, редко говорили о чем-то еще (за исключением крикета).

Его родители гордились, что Гарри отвечал теперь за всю деятельность «Нэксуса» в Австралии, и они были правы. «Нэксус» добывала никель, железную руду и бокситы в Западной Австралии; еще бокситы и медь в Квинсленде; и еще медь и каменный уголь на шахте «Вудоонголла» в Новом Южном Уэльсе, а также марганец на Северной территории.

Пока Гарри Скотт обходил вокруг пустынный гостиничный бассейн, из лифта вышли Эд и Чарли, в костюмах для отдыха, но с чемоданчиками в руках, и присоединились к своему боссу. Гарри подумал, кому из этих двух типов он будет докладывать в будущем; оба были достойными кандидатами, но каждый по-разному. Казалось, никакой ошибки не может произойти, когда в дело вступал энергичный адвокат Чарли, но Эд, геолог, был не менее энергичен и обладал редким даром зажигать людей; все, кто работал над каким-нибудь проектом Эда, были преданы ему и Эду.

Артур натянул гавайскую рубашку и приветствовал стройного, загорелого мужчину.

— Все в порядке, Гарри?

— Как мы и рассчитывали. В субботу утром мы вылетаем из Сиднея на Пауи. Поездка в 2000 миль, поэтому в отель мы прибудем около трех пополудни. В воскресенье с утра мы все будем купаться — словно у нас начался отпуск. После обеда совершим познавательную расслабляющую экскурсию по острову, опять же на вертолете. Артур, вы сядете позади пилота. Эд будет сидеть рядом с вами и указывать на красивые места. Когда мы доберемся до предполагаемых месторождений, он начнет тереть свой нос: один раз — для кобальта; два раза — для урана.

«А когда я сниму свои солнечные очки, это будет означать хром», — подумал Эд.

— А что, вся эта ерунда с загоранием и купанием необходима? — спросил Чарли. Гарри ответил:

— Эти пилоты настоящие сплетники, просто удивительно, что они могут разнюхать.

А про себя подумал: «Цена сделки достаточно велика, но если кто-нибудь узнает, что там есть на самом деле, цена подскочит, и на достижение соглашения уйдут годы». Любимым занятием на Пауи было торговаться.

— Поторопимся с брифингом, — сказал Артур. Краткое изложение содержания было не обязательным; в его портфеле уже хранился доклад на 92 страницах, и все цены и платежи были уже втайне обговорены, но эта встреча была организована на всякий случай, если вдруг возникнут какие-нибудь изменения в плане в последний момент.

— В понедельник мы все отправляемся в море на рыбалку, — продолжал Гарри. — Во вторник утром вертолет доставит нас в Куинстаун. Там мы якобы проинспектируем шахту. В аэропорту нас будет ожидать машина, но прежде чем мы посетим шахту, мы, конечно, нанесем визит вежливости в Президентский дворец, к югу от Куинстауна. Когда мы прибудем на место, из машины выйдет один Артур. Его заставят ждать — не знаю, как долго, полагаю десяти минут будет достаточно для высшего статуса, — но, если ожидание продлится свыше 30 минут, тогда Артур должен уйти. Однако этого не случится. Президент предложит кофе, и Артур примет его предложение. Дела обсуждаться не будут. Как только президент встанет, Артур уйдет.

— Как долго будет продолжаться встреча? — спросил Чарли.

— Приблизительно минут двадцать. Когда Артур выйдет из дворца, делегация «Нэксуса» отправляется на шахту, которая находится в 27 милях к северу от Куинстауна.

— А что потом? — снова поинтересовался Чарли.

— В среду утром президент пришлет свой личный вертолет за Артуром. Я поеду с ним. Мы встретимся с президентом и министром финансов. Артур сделает наше первое предложение, которое будет отвергнуто, после чего Артур и я вернемся в отель и отправимся на рыбную ловлю.

— В четверг мы с Артуром вновь посетим дворец, и опять нас заставят ждать в приемной президента. На этот раз у нас будет встреча наедине, и он будет готов передать все права Пауи на природные ресурсы «Нэксусу», но он назначит более высокую цену, чем наше первое предложение. Тогда Артур сделает второе предложение, которое тоже будет отвергнуто. После этого мы с Артуром уедем и позавтракаем в отеле «Куинстаун». После ленча прибудет посыльный от министра финансов, чтобы препроводить нас в его офис. Он согласится на цену, несколько превышающую наше второе предложение, и мы подпишем договор. Нам предстоит перевести деньги на их частные счета в Швейцарию до подписания окончательного договора, но это уже в компетенции Чарли.

— Ну и задаешь ты им задачку, — сказал Чарли.

— Ты собираешься легко отделаться, — заметил Эд. — Если ты вступаешь в контакт с некоторыми племенами в Папуа — Новой Гвинее, тебе придется вылизать подмышку вождя в знак доброй воли.

Он пожал плечами.

— Все было бы намного проще, если бы националистам не дали пинка под зад прямо перед нашими переговорами. С Раки это были бы просто вопросы «сколько», «где» и «когда». Но эти левые демократы — идеалисты. Парни там наверху считают себя этаким семейством Кеннеди с Пауи.

— Что произойдет, если они не согласятся на наше второе предложение? — спросил Чарли.

— Тогда Артур уезжает с выражением неуверенности на лице и отправляется на рыбалку. Они могут оставить все на последний момент — по правде говоря, именно этого я и ожидаю. Мы можем неожиданно продолжить переговоры в аэропорте, прямо перед вылетом. Но Артур не должен отклоняться от своего графика, иначе «Нэксус» потеряет свое лицо.

— Ты уверен, что президент не в курсе наших планов? — поинтересовался Чарли.

— Никогда нельзя быть уверенным, Чарли. Но даже в «Нэксусе» об этом никому не известно, кроме нас, — ответил Гарри. — А если произойдет утечка информации, тогда Бретт появится на сцене со своим брифингом. Он либо будет все отрицать, либо собьет прессу со следа.

— Были ли еще какие-нибудь проблемы с генералом Раки? — спросил Чарли.

— Естественно. Он остановился в Порт-Морсби в отеле «Тревел Лодж» на Хантер-стрит и изо всех сил старается убедить меня, что по-прежнему пользуется влиянием на Пауи, а одновременно жалуется, что мы прекратили переводить ему деньги. Все остальные министры-националисты были либо убиты, либо посажены в тюрьму, либо выброшены вон с Пауи еще восемнадцать месяцев назад, когда демократы одержали верх.

— Значит, «Нэксус» не отвечает на звонки Раки? Гарри кивнул.

— И он не получал от нас никаких денег с тех пор, как его партия проиграла.

В тот же день, после полудня, Анни, Дюк, Эд и Кэри отправились поплавать в Сидней-Харбор на одиннадцатиметровой гоночной яхте Гарри. После недели, проведенной в гостиничном конференц-зале, люди наслаждались весен —. ним солнцем в ноябре и подставляли лица ветру. Оба американца были одеты в обыкновенные костюмы, подобранные для этой поездки их женами, но на Гарри были джинсы и потрепанная штормовка.

Гарри наставлял Кэри, которая никогда раньше не ходила на яхте:

— Пригибайся, когда парус будет разворачивать, иначе тебя ударит «стрелой». Готовы?.. Поворачиваем!

«Морская ведьма» сменила галс, прошла мимо форта Денисон, где прежде содержались каторжники, и направилась к Головам при входе в гавань.

— Хотите поуправлять? — предложил Гарри. Он знал, что Дюку хотелось встать за штурвал, и предпочел доверить ему «Морскую ведьму» внутри гавани, где он не мог принести особого вреда. На яхте была грот-мачта с поднятым парусом и кливер, это не должно было доставить ему особых хлопот.

— Следите внимательно за Свиньей с Поросятами — это риф в центре гавани, — предупредил Гарри, когда Дюк принял руль. Хотя этот риф ясно выделялся, люди всегда забывали о Свинье с Поросятами.

— И остерегайтесь скалы с юго-восточной стороны рифа.

Если не считать этого, в данной части гавани отсутствовали какие-то другие помехи. Когда они подойдут к входу, Гарри снова возьмет управление на себя.

Анни знала, почему Гарри передал управление своей любимой лодки Дюку с такой готовностью.

Гарри продвинулся вперед, чтобы занять место Дюка подле Анни. И он прошептал:

— Ты избегаешь меня.

Солнце зажгло красные искорки в волосах Анни, когда она покачала головой. «Не знаю, что она делает с собой, — подумал Гарри, — но она выглядит, как прежде».

«Конечно, я избегаю тебя», — думала Анни. Гарри никогда не прекращал давить на нее при каждой их встрече. Слава Богу, Дюк ни о чем не подозревает. Это было так несправедливо со стороны Гарри. В конце концов, он же только поцеловал ее один раз, много лет назад. Большинство мужчин уже забыли бы об этом.

Это случилось, когда Гарри работал в Питтсбурге и проводил рождественские каникулы вместе с семьей Анни в их лыжном шале в Аллегениз.

Когда они взяли его с собой кататься, Гарри оказался новичком. Анни до сих пор помнила тот первый день, когда она кричала ему, чтобы он больше сгибал колени и съезжал со склона, а он спрашивал, под каким углом. Когда они все сказали ему, как хорошо у него получается, Гарри только пожал плечами и заявил, что гравитационная ситуация была очень схожей с ездой на мотоцикле. В первый же день он одолел спуск для начинающих, а к концу недели уже съезжал с самых крутых склонов, после чего все девушки на курорте неожиданно обратили внимание на этого блестящего нового лыжника. Но Гарри никак не реагировал на проявленный к нему интерес.

Однажды, когда они с Анни заканчивали свою лыжную прогулку, пошел снег. Анни упала и услышала треск лыж Гарри, когда он подкатил к ней. Он протянул ей лыжную палку и помог подняться. Потом он наклонился вперед и губами снял снежинку с носа Анни. Они молча посмотрели друг на друга, и Гарри обнял ее. Руки Анни, в варежках, все еще сжимающие лыжные палки, тоже обхватили его палку. Колени ее подогнулись, она потеряла равновесие, и они оба упали в снег и лежали в объятиях друг друга.

Анни до сих пор не могла понять, как она могла ощутить такую обжигающую страсть, когда на ней было три слоя одежды, шерстяная шапочка и шарф, почти закрывающий нос. Она надеялась, что ее лыжи не соскочат, потому что это был единственный способ спуститься с горы. А потом она перестала думать о том, сможет ли она вообще спуститься в долину.

Они оторвались друг от друга, только когда соскочили лыжи Гарри. По счастью, кожаный ремень зацепился за его щиколотку. Они оба обнаружили, что почти стемнело и им надо поторапливаться. Анни никогда еще не ехала так плохо и не чувствовала себя такой возбужденной, как во время этой поездки на лыжах в сумерках, спускаясь вниз по тихой белой горе позади Гарри.

В ту ночь она не могла заснуть. Среди ночи ее рассержанная сестра пожаловалась:

— Анни, перестань бегать пить и ложись в кровать. Честное слово, словно спишь в одной комнате с медведем.

На следующее утро у Анни поднялась температура и она провалялась все праздники в кровати с гриппом, бредя о том, может ли она одновременно любить двоих мужчин. Ее мать оставалась с Анни до конца болезни; ко времени возвращения в Питтсбург у Анни дважды не приходили месячные (она надеялась, что катание на лыжах исправит это), и у нее не осталось выбора, кого из двоих ей любить. Ее старший сын был на подходе.

Вода мягко плескалась за бортом «Морской ведьмы». Волосы Анни развевались на ветру, когда она временами бросала взгляды на Гарри. Он не был человеком, выделяющимся в толпе, и был лишен очевидной привлекательности. Под сломанным, с горбинкой, носом находился широкий рот с приподнятым левым уголком, а его высокие выделяющиеся скулы и впалые щеки вызывали у матери Анни желание подкормить его. Гарри не был отчаянным и не заставлял трепетать сердца, в нем ничего не было от романтики, но он был рассудительным, добрым и заботливым — просто хороший парень. Если бы он не был так настойчив в своей смешной привязанности, Анни уже давно позабыла бы его, так, по крайней мере, она всегда себе говорила. Ей хотелось забыть то, как она себя чувствовала, когда однажды на Пасху Дюк неожиданно привез с собой Гарри, и в душе Анни все перевернулось. Все ее тело дрожало, как тогда, очень давно, в заснеженных горах. Анни ужаснулась этому физическому предательству. Ничто не должно омрачать ее семейную жизнь, говорила она себе. Поэтому она отвела Гарри в сторону, прошлась с ним в конец сада, якобы показать ему новые Каннигхэмские белые розы, которые она посадила вдоль аллеи, но на самом деле, чтобы попросить его прекратить всю эту ерунду. Гарри был динамичным международным бизнесменом и должен забыть все эти подростковые глупости. Гарри кивнул:

— Ты права, Анни. Много лет я повторял себе все, что ты только что сказала. И я никогда тебе ничего не говорил против Дюка. Но ты не безразлична мне, Анни, да и мальчики твои почти взрослые.

Он шагнул к ней, и она упорхнула обратно в дом. Волны плескали вокруг «Морской ведьмы». По левую сторону от Анни возвышались небоскребы Сиднея, как декорации для снующих по морской глади яхт. Гавань была такой огромной, что ей не видно было конца и нельзя было точно определить ее очертания. Гарри сидел достаточно близко к Анни, и она ощущала его плечо, руку и худощавое бедро, плотно прижатые к ней. Она слегка подвинулась. Гарри сделал то же. Анни быстро взглянула на нос яхты, но на них никто не смотрел. Кэри и Эд любовались холмами и бухтами северного Сиднея.

— ТЫ избегаешь меня, — мягко повторил Гарри.

— Если ты не перестанешь, — сердито прошептала Анни, — я расскажу Дюку.

— Не о чем рассказывать, — тоже шепнул Гарри. — Я просто жалуюсь.

«Морская ведьма» сделала поворот и направилась к входу в гавань.

— Тебе бы понравилось жить здесь? — спросил Гарри. Анна подскочила от этого внешне такого невинного вопроса, думая: «Пожалуйста, Гарри, не начинай снова».

Ее чувства не изменились с тех пор, как Гарри впервые, много лет назад, завел об этом разговор. Анни была счастлива в браке; женщина, бесконечно любящая свою семью, и ничего не могла с этим поделать, даже если и оставалась единственной любовью Гарри Скотта. Она не хотела чувствовать себя виноватой за эту необыкновенную преданность ей Гарри. Конечно, она восхищалась им — он был частью ее юности, — но ей не хотелось, чтобы он огорчал ее или, что еще хуже, огорчал Дюка. Дюк всегда был загружен работой на конференции и ему требовалось несколько дней отдыха, прежде чем вернуться к рабочему оцепенению и питтсбургской зиме.

— Могли бы мы встретиться наедине, Анни?

— Нет. Ты же знаешь, я всегда отвечаю тебе «нет» и всегда буду так отвечать! А сейчас, если ты не прекратишь эту ерунду, я встану и пересяду к Эду и Кэри. Ты портишь чудесно проведенную неделю.

— А что в ней было такого чудесного?

Он снял свою штормовку и оказалось, что под ней нет рубашки. Он по-прежнему был строен, не могла не заметить она.

— Я не ожидала, что Австралия окажется такой очаровательной. Она похожа на Калифорнию, только более энергичная и дружелюбная. Эти люди, с которыми мы встречались, они такие жизнелюбивые.

— А где вы были?

Его колено касалось ее, поэтому она снова немного отодвинулась.

— Утро понедельника мы провели на серфинговых пляжах к северу от Сиднея.

Анни вспомнила, как Тихий океан бился о скалы.

— Потом мы отправились на реку Хоксбери. Ей вспомнилась прекрасная местность с тихими фиордами и поросшие кустарниками холмы, покой, нарушаемый лишь пением птиц.

— Мы посетили старый городок, оставшийся совсем таким, как сотню лет назад. Знаешь, жизнь на реке должна походить на жизнь в только что образовавшемся государстве.

Она ощутила обнаженную руку Гарри возле своей, и снова подвинулась к краю; такими темпами она вскоре может оказаться за бортом.

Анни увидела, что Дюк смотрит на них из-за штурвала. Это было так несправедливо, что она должна чувствовать себя виноватой, хотя ничего не сделала.

— Перестань прижиматься ко мне, Гарри, веди себя прилично, — прошептала она. Неужели он не видит, что она раздражена и нервничает из-за возможных неприятностей? Шепот Анни был почти беззвучным, но решительным.

— Если ты не отсядешь от меня, Гарри, я спрыгну за борт, а ты будешь объясняться с Дюком. Гарри улыбнулся:

— В гавани полно акул.

Он не мог понять, почему его так возбуждала эта маленькая игра, — видеть, как Анни реагирует на его малейшие движения. Чтобы еще раз убедиться в этом, он протянул свою мускулистую загорелую руку и положил ее на поручни у нее за спиной.

Анни вскочила.

Гарри улыбнулся.

— О чем вы там шепчетесь? — окликнул их Дюк. Он улыбался с видом бывалого морского волка.

— Анни рассказала мне о своих планах на неделю, — отозвался Гарри.

Он был так близко, что она могла ощутить запах его тела.

Потом Анни внимательно посмотрела на него. Что-то с ней произошло. Яхта, гавань, небо — все стало частью новой, ужасающей реальности — ужасающей, потому что Анна не хотела этого и не могла справиться с этим. Это новое чувство казалось глупым, невозможным, но таким реальным, и оно переполняло ее. Внутри ее тела произошел какой-то взрыв. Она вся горела и дрожала. Удивленная и потрясенная, Анни поняла, что этим новым чувством была страсть.

Больше всего на свете Анни хотелось прикоснуться к этим тонким золотистым волоскам на загорелой руке Гарри.

Это было ужасно! Мысли в голове Анни кружились, она пыталась выпутаться из этой пугающей ее новой ситуации.

Она прошептала:

— Гарри, этому надо положить конец! С носа яхты Кэри повернулась к Анни.

— Анни, тебе понравились Голубые горы? Это была моя любимейшая поездка за неделю.

В пятницу вертолет «Нэксуса» доставил жен руководящих сотрудников компании в огромный национальный парк западнее Сиднея; удивительные подернутые дымкой цепи Голубых гор, покрытые влажными лесами, внушали Кэри благоговение, которое она испытывала, только спускаясь по Большому каньону. Это было какое-то приглушенное, торжественное чувство, словно находишься в огромном возвышающемся кафедральном соборе, в присутствии самого Бога.

Гарри снова придвинулся к Анни. На этот раз она не отпрянула, ощутив теплую твердость бедра Гарри. Ей безумно хотелось оказаться в его объятиях, испытывая странное, теплое чувство, не знакомое ей годами. Словно она вспомнила что-то чудесное, что случилось очень давно, все равно как почувствовать запах давно забытых духов.

К своему ужасу, она вдруг обнаружила, что воображает во всех подробностях, каково очутиться в одной постели с Гарри. Она резко обернулась посмотреть на Дюка и так же быстро отвела взгляд, словно он мог прочитать ее мысли. Она подумала: «Слава Богу, что хоть в голове можно хранить секреты».

— Но мне совершенно не понравились пещеры Дженован, — продолжала Кэри, — они прямо какие-то жуткие.

Черные, с перекликающимся эхом пещеры были освещены иллюминацией; но они были такие огромные, что невозможно было различить черные стены и потолок, с которого свешивались, словно паутина, известняковые образования. В свое время в этих пещерах скрывались бандиты; Кэри не понимала, как можно долго находиться здесь, она тут же ощутила клаустрофобию. По ее телу струился пот, и она вся затряслась при мысли о давящем на них весе в тысячу тонн земли и песка. Кэри никогда не любила пещеры.

Анни не обратила на ее слова внимания. Она ощущала настойчивость прижимающегося к ней мускулистого тела Гарри.

С радостью, удивлением и ужасом Анни вдруг поняла, что она любит Гарри.

Нет! Это была не любовь, а похоть. И не надо приукрашивать факты. Это было охватившее ее низменное желание — неспособность справиться с собой, пренебрежение логикой и чувством безопасности.

В ее голове промелькнули сцены: вот она соблазнена Гарри; вот признается в своей измене Дюку, разрушая тем самым его мужскую гордость и уверенность в ней. Теперь их отношения не могут оставаться прежними. Она разрушила свою счастливую семью, свой брак и была уже на грани самоубийства — что было еще одним смертельным грехом.

— Хочешь выпить? — спросил ее Гарри.

— Нет!

Гарри удивился горячности Анни.

Она не могла себе позволить так рисковать и провести с ним еще неделю. Дюк обязательно заметит. Она не понимала, почему после всех этих моментов с Гарри она чувствовала, что ее тянет к нему, что она наслаждается своей властью над ним.

Анни повернулась и посмотрела в серые глаза Гарри.

— Гарри, ты можешь сделать для меня кое-что?

— Конечно, все, что угодно.

— Ты обязательно должен ехать на Пауи?

— Да.

Все прошедшие шесть месяцев он с нетерпением ожидал, когда сможет пробыть в обществе Анни целых шесть дней.

— Ответственность за поездку на Пауи лежит на мне: это моя территория. Пожалуйста, не проси меня отказаться от нее.

— Гарри, если ты действительно чувствуешь ко мне… то, о чем говоришь… пожалуйста, не приезжай! Ты сможешь найти уважительную причину для отказа. Пожалуйста!

Гарри, умеющий торговаться, как профессионал быстро подсчитал, сколько часов он сможет пробыть с Анни на следующей неделе. Он вспомнил то отчаяние от невозможности увидеться с ней наедине, невозможности прикоснуться к ней, не загоняя ее в угол, как он сделал сегодня.

— Если я не приеду на Пауи, — сказал он наконец, — поедешь ли ты со мной покататься на лыжах на целый день, когда я в следующий раз приеду в Питтсбург?

Если она согласится, это будет лучшая возможность, чтобы он попытался убедить ее. Этот вскормленный на кукурузе боров, ее муж, не умеет стоять на лыжах.

Анни поколебалась, потом сказала:

— О'кей, договорились. Все, что угодно. Кэри снова повернулась к ним.

— Очень жарко. Есть что-нибудь попить, Гарри?

— «Фостерс» или коку?

Все выбрали безалкогольные напитки, и Гарри отправился вниз, чтобы принести их из каюты.

Все еще пребывая в хемингуэевском бесшабашном настроении, Дюк направил яхту к Южной Голове, когда заметил «Леди Джейн», знаменитый нудистский пляж.

Дюк — «бывалый матрос» — изменил курс и стал двигаться перпендикулярно волнам, чтобы получше разглядеть девочек. Группа из блестящих золотистых тел играла в волейбол, словно сойдя с картинки «Плейбоя».

Неожиданно раздался рвущийся, скрежещущий звук, словно днище лодки оторвалось, и все покатились по палубе. Гарри уронил приготовленные напитки и ударился о выступающий конец «стрелы». Поднявшись на ноги, он закричал:

— Дюк, ослабь парус! Все остальные передвиньтесь сюда, сядьте на борт и давите своим телом.

Сам Гарри повернул «стрелу» по направлению рифа. Дополнительный вес всей группы помог снять киль с рифа.

Яхта задрожала.

Медленно, очень медленно течение снесло их с рифа.

— Возможно, мне лучше встать к рулю, — сказал Гарри.

Артур, в банном халате, все еще распаренный после сауны, повернул ключ в двери своего «люкса». Неделя была успешной, и он с нетерпением ожидал… Он внезапно замер на месте.

Человечек, достаточно маленький, черный и очень худой, устроился с комфортом на одном из бежевых кожаных диванов, а его ноги покоились на мраморном столике в центре. Его ботинки были из светлой страусиной кожи, а вместо шнурков в них были продернуты золотые нити, украшенные через каждый дюйм двухкаратными бело-голубыми бриллиантами.

Артур взорвался.

— Какого черта вы здесь делаете? Кто позволил вам войти?

Он схватился за телефон, чтобы позвонить гостиничной службе безопасности, но человечек на диване оставался невозмутимым. Он неторопливо поднялся на ноги и протянул тоненькую черную ручку.

— Я прилетел из Порт-Морсби только для того, чтобы повидаться с вами, мистер Грэхем. Я — генерал Раки из Национальной армии Пауи.

Он говорил по-английски скорее с американским выговором филиппинцев, чем с гортанным акцентом жителей Пауи.

— А… а… а…

Артур не обратил внимания на протянутую руку, но положил телефон на место.

— Здравствуйте, генерал. Вероятно, вы будете настолько любезны, чтобы позвонить в офис «Нэксуса» в понедельник утром. Кажется, вы имеете дело с Гарри Скоттом.

— Именно это я и хочу обсудить, мистер Грэхем. По договору с «Нэксус» мне должны были регулярно переводиться деньги, пока в работе шахты не будет перебоев.

— Простите, генерал, эти вопросы не в моей компетенции.

На шахте были перебои, но если Артур скажет об этом, то тем самым продолжит этот разговор.

— Я провожу вас до лифта, генерал.

— Но вы же в курсе, что деньги перестали поступать. Этот маленький ублюдок пытается намекнуть, что Гарри мог оставлять деньги Раки себе. С мрачным видом Артур открыл дверь в коридор.

— Я ожидал более дружеский прием, мистер Грэхем.

— Не могу представить, как вам удалось проникнуть сюда.

— Вам следовало бы знать, мистер Грэхем, что деньги открывают любые двери. Я пришел, потому что хотел выяснить, знаете ли вы лично, что перевод денег мне прекращен.

Артур быстро кивнул. Он хотел, чтобы генерал покинул его «люкс» как можно быстрее. Он не желал, чтобы эту встречу окрестили «секретной», осложняющей дела «Нэксуса» с новым правительством Пауи.

Генерал поднялся и сжал пальцы в кулак.

— В таком случае, у меня нет для вас новостей. Я слышал, что на следующей неделе вы начинаете переговоры с президентом Пауи. Я уверен, что вам будет оказан великолепный прием. Не сомневаюсь, они снимут все ограничения, ну и праздничный фейерверк и все такое.

Его глаза — холодные и жестокие — расходились с дружелюбностью речи. Он вежливо поклонился. Когда он удалялся по коридору, его тело казалось лишенным костей. Артур захлопнул дверь.

4

Как хорошо было бы завтра утром, в понедельник, не ходить на работу, думала Кэри. Вчера, когда они приземлились в аэропорту Пауи, ее сразу охватила вялость, потянуло в сон, время стало безразлично ей. Она лежала в плетеном шезлонге и наслаждалась ранним утренним солнцем, благоуханием цветов, мягким плеском волн — только он и нарушил тишину.

Коттеджи в отеле «Пэрэдайз-Бэй» были покрыты тростниковыми крышами и напоминали хижину вождя какого-нибудь племени. Коттеджи стояли в глубине пляжа. Каждый был окружен живой изгородью из розовых олеандровых деревьев, у каждого коттеджа был свой внутренний дворик.

В каждом домике было две ванные комнаты, туалетная комната, гардеробная и кухня, ведущая в огромную гостиную. Однако цветовая гамма и внутреннее убранство каждого коттеджа были отличны друг от друга. Стены коттеджа, в который въехала Кэри, были кремового цвета, потолок был обшит темным брусом; темный кафельный пол был покрыт огромным бледно-голубым ковром, который соответствовал цвету покрывал на двух кроватях. Обстановка была сплошь из плетеной мебели, стены увешаны церемониальными одеждами, ткаными геометрическими черно-коричневыми абстрактными узорами.

На тумбочке у каждой кровати стоял большой стеклянный стакан и небольшая бутылочка бренди, на кухне — бар с полным набором разнообразных напитков, поднос с чайными принадлежностями, кофейный сервиз, ваза с фруктами и тарелка с печеньем. Дважды в день посуду мыли, а вазы наполняли новыми фруктами. В ванной комнате и на террасе стояли горшочки с орхидеями. Каждый вечер кровати разбирали, а подушки осыпали цветками красного жасмина. Горничные передвигались с достоинством и грациозностью, они шествовали словно королевы по своим владениям; их лица поражали тонкостью черт, хотя сами они были приземисты. У каждой женщины за ухом был цветок, но, возвращаясь вечером в деревню, они вынимали их, потому что только вождь племени имел право носить цветок в волосах.

Когда они только приземлились, Кэри, глядя на залив, окаймленный пальмами, воскликнула:

— Это настоящий рай!

Она вошла в ванную, выложенную голубым кафелем, и повернула кран с холодной водой. Кран упал ей в руку. Она ввинтила его на место и вновь повернула, но вода не шла. Она попробовала кран с горячей водой. Через несколько минут из крана полилась тонкая струйка холодной воды.

— Хорошо, теперь можно принять душ.

Кэри повернула рычажок, контролирующий температуру воды, поток кипятка обрушился на нее. Она вскрикнула и выскочила из душа.

В дверях показался Эд, он испуганно посмотрел на нее, потом успокоился, увидев, что ничего страшного не произошло.

— Твой душ тоже не работает? — усмехнулся он. — Не вздумай пользоваться биде.

Полезное французское изобретение, обогатившее человеческую цивилизацию, стояло вплотную к стене, так что воспользоваться им могла бы только одноногая женщина. Эд заметил:

— Ты же понимаешь — они не могут перепрыгнуть из каменного века к биде.

Сейчас Эд нежился во дворике на солнышке, а Кэри читала ему туристический буклет.

— «Остров Пауи расположен на севере Австралии, у берега Айрайен Джайа. Южная оконечность Пауи на семьдесят две мили удалена от Пулау Сударе. Площадь — четырнадцать тысяч квадратных миль. Остров имеет двести четырнадцать миль в длину и семьдесят четыре мили в ширину. Население насчитывает примерно пятьдесят одну тысячу двести человек».

— Точно, но не привлекательно, — пробормотал Эд.

— «Климат тропический, температура редко превышает восемьдесят пять градусов днем и семьдесят три ночью. Влажный сезон продолжается с начала декабря до начала марта». Мы его уже не захватим, — заметила Кэри и продолжила: — «Большая часть Пауи покрыта горами; значительную часть острова занимают сандаловые леса. Вулканические Центральные горы расположены на западном побережье, а высокогорье Виктория лежит в восточной части. Горная гряда Стэнли тянется вдоль южной оконечности Пауи и представляет собой цепь горных пиков и девственные леса. Население, проживающее в этой части острова, занимается рыбной ловлей. Есть здесь и ловцы жемчуга. Столица острова, Куинстаун, находится на северо-восточном побережье в устье реки Святой Марии. Куинстаун — главный порт острова, в нем же расположены правительственные учреждения».

Эд зевнул.

— Дорогая, я все это знаю. Я уже сбился со счета, так много раз я здесь бывал.

Путешествие было частью работы Эда и соответствовало его амбициям. Он поставил себе целью стать самым известным человеком в империи «Нэксус», раскинувшейся по всему миру. Сразу после получения квалификации Эд начал работать в группе инструкторов в северном Онтарио. Он еще помнил, какую гордость испытывал, когда его назначили руководителем этой группы. Он покупал выпивку и угощал всех подряд, пока один из старших геологов не заметил за четвертой бутылкой виски: «Менеджер группы — не столь уж важная должность. Ты же ведешь себя так, как будто стал главой секции инспекторов». Эд взглянул на геолога и именно в этот момент ощутил вспышку амбиций. Годы спустя, став уже главой инспекции, он пригласил того парня в свой офис и они вместе распили пятую бутылку виски.

Амбиции Сэма, однако, не были удовлетворены ни этим постом, ни постом руководителя исследовательско-аналитической секции, и, даже став вице-президентом, отвечающим за исследования и развитие, он все еще продолжал желать дальнейшего повышения. Эд всегда старался не думать о том, что за сила заставляла его стремиться все выше и выше. Сначала ему казалось, что это естественное проявление его склонности к состязанию. Но эта склонность переросла в пожирающее стремление руководить, а потом превратилась в обычную жадность, теперь же Эдом двигала скрываемая всеми силами страсть к власти.

Кэри остановилась: откуда ни возьмись вьюрок уселся на поднос, схватил крошку и улетел. Кэри опять взялась за чтение:

— «Остров известен огромным количеством уникальных видов бабочек и красивых птиц; только райских птиц здесь насчитывается несколько десятков видов». — Она прервала чтение. — Эй, Эд, не спи хотя бы! Я же тебе читаю… «В двадцати семи милях к северу от Куинстауна, в Маунт-Ида, ведутся разработки меди и марганца». — Она потянулась за стаканом апельсинового сока. — Эд, неужели это правда? Здесь пишут, что на острове нет дорог, подходящих для езды на автомобиле! «Широко используется воздушный транспорт, но он дорог, потому что погода непредсказуемо меняется, скалистые горы и неудобные взлетно-посадочные полосы затрудняют полеты». Эд, почему все это делает дорогим воздушный транспорт?

— Потому что быть пилотом в этой стране — смертельно опасное занятие. Один из самолетов, принадлежащих фирме «Нэксус», разбился здесь только на прошлой неделе. А вот маленький вертолет «Белл» чувствует себя в здешний условиях великолепно.

Кэри продолжила чтение:

— «На острове насчитывается по крайней мере семнадцать различных племен. У каждого племени свой собственный язык. Меланезийский пиджин считается языком общения этих племен».

Эд зевнул.

— Пиджин, наверное, очень красочен. Они называют вертолет «машиной, которой управляет посланец Иисуса Христа», а любого несимпатичного человека или машину — «греховным творением».

Кэри улыбнулась и снова начала читать.

— «Право собственности находится под контролем родовых кланов. Деревенские вожди избираются на основе их достижений, богатства и того, как обильны и щедры празднества, которые они устраивают. Свой статус они могут поддерживать, лишь продолжая раздачу еды и подарков членам клана…»

— Как только перестанешь раздавать подарки, они скинут тебя с трона.

— «…и возглавляя свой народ во время войн. За пределами Куинстауна австралийские католические миссионеры единственные, кто занимается образованием населения». — Ты только послушай, Эд! — «На охоте островитяне используют лук и стрелы, топор или дубину». Ого! Как жаль, что мы приехали сюда только порыбачить, а не поохотиться! Интересно было бы посмотреть, как Артур размахивает дубиной!

— Да уж!

Кэри продолжила:

— Местная денежная единица — кина… Эд зевнул:

— Кина — значит раковина. Раньше они обменивали… ракушки на товар, потом стали использовать монеты, а теперь используют бумажные деньги, как и все в мире.

— «Для оценки имущества используются еще свиньи». — Эд, ты слышишь, свиньи!

— Конечно, свиньи и жены, которые будут работать, все это признаки благополучия. Мяса мало и его имеют право есть только мужчины. Они убивают свиней в конце ноября. Это очень важный деревенский праздник.

— Хоть бы мы не застали его! — Кэри вновь взялась за чтение: — «Следы второй мировой войны еще можно обнаружить на пляжах и в лесах вдоль побережья». Что за следы, Эд?

— Обломки грузовиков, полузатопленные самолеты и суда — все, что еще не разобрали местные жители. В джунглях много обломков самолетов. Остались, конечно, лишь остовы.

Кэри вздрогнула.

— «В 1947 году, когда острова Южно-Тихоокеанского региона получили независимость, Пауи вошел в состав Независимой Федерации островов этой территории и управлялся Австралией вплоть до 1975 года, когда была провозглашена независимость острова и он перешел под протекторат Объединенных Наций. Австралийское правительство установило контроль над разрушительными межплеменными войнами». Почему они вели разрушительные межплеменные войны, Эд?

— Потому что если человек племени А напивается и оскорбляет человека из племени Б, то все племя Б обязано за него отомстить. Естественно, человека из племени А поддерживает его племя. Поэтому достаточно обозвать человека соппо — ублюдок — и вот уже развязана межплеменная война. Месть же всегда бывает очень жестокой. — Эд уселся поудобнее и вытянул ноги. — К сожалению, стоило только австралийцам уйти отсюда, как войны возобновились. Куинстаун не раз подвергался разграблению. Еще пойдем поплаваем?

— Я тебя утомляю?

— Да.

— Соппо!

Пэтти не захотелось отправляться на ознакомительную экскурсию на вертолете. В платье с открытой спиной она стояла и любовалась высоченными кустами красного жасмина, окружавшими огромный бассейн на открытом воздухе. Несколько человек уже плескались в нем, а» какой-то англичанин плавал на надувном матрасе — он уже заказал свой первый коктейль в баре при бассейне.

Пэтти хотела остаться здесь. Ей неохота было лететь в шумном вонючем вертолете. Может быть, она сходит прогуляется по белому пустынному пляжу, пока еще не слишком жарко, а потом, может быть, сплавает к тому маленькому островку в миле от берега. Она уже плавала туда вчера вечером до ужина. Смотреть там было нечего — все было покрыто дикими зарослями. Островок совершенно не походил на Пэрэдайз-Бэй, где каждый листик знал свое место. Она размышляла об этом, когда плыла назад, видя перед собой тростниковые крыши, вытянувшиеся вдоль береговой линии по обе стороны от главного здания гостиницы.

После плавания она еще побегала трусцой по пустынному пляжу — в это время публика уже одевалась к ужину, — потом она еще сделала круг около гостиницы. Поверх шестифутовой проволочной ограды уже зажигались огни. Они освещали небольшую полоску земли, за которой чернели джунгли, живущие ночью своей особой жизнью, наполненные звуками насекомых и голосами неизвестных животных.

Пэтти дрожала, возвращаясь в свой коттедж — но не от того, что было холодно — было по-прежнему влажно и душно, — она дрожала, потому что освещение не только подчеркивало красоту сада, окружавшего гостиницу, но освещало подход к нему, и никто не сумел бы проникнуть за ограду незамеченным. Кто-то уделил немалое внимание системе безопасности в гостинице.

Пэтти повернулась спиной к саду, в этот час залитому солнцем, и сказала:

— Я не хочу ехать на экскурсию, Чарли, не обижайся, но я лучше останусь в гостинице. Чарли снял солнечные очки.

— Ты себя хорошо чувствуешь? Ты не объелась случайно, как Гарри?

— Гарри съел несвежих устриц за ужином. Это не часто случается и на глаз не отличишь свежую устрицу от несвежей. Зато потом отлично понимаешь, что съел несвежую устрицу. Если бы со мной произошло нечто подобное тому, что с Гарри, я бы уже с утра лежала пластом в кровати. — Она поправила лямку платья. — Все в порядке. Но мы ведь только что прибыли, и я хочу просто поваляться на пляже.

— Делай что хочешь. Я хочу, чтобы ты по-настоящему отдохнула во время этого путешествия. Пэтти сказала мягко:

— Что-то мне не нравится в этом месте… Не смейся, Чарли, я знаю, я чувствую это. Это как-то связано с гостиничным персоналом, — она задумчиво нахмурилась. — Я просто чувствую, что за их улыбками скрывается негодование. Все это напоминает мне поездку на Фиджи, где каждый говорил, как очаровательны и предупредительны местные жители, но на следующий день после нашего отъезда они сожгли гостиницу. Строительство роскошного отеля не меняют самого места, разве не так, Чарли?

За десять лет совместной жизни Чарли научился уважать интуицию Пэтти. Он сказал:

— Средний доход каждого жителя острова меньше двухсот долларов в год. А на эти деньги живет вся семья. Можно понять островитянина, который подает завтрак стоимостью семь долларов какому-то белому туристу, а тот даже не удосуживается доесть его. Может быть, именно это ты и почувствовала своим шестым чувством.

Пэтти сказала:

— Наверное, они не любят туристов. Может быть, их унижает то, что они вынуждены продавать свое гостеприимство за твердую валюту, их унижает то, что на них смотрят как на обитателей какого-то зоопарка, что розовощекие туристы спрашивают друг друга: «Не правда ли, эти аборигены, какие они милые!» Может быть, туризм способствует не международному взаимопониманию, а международному негодованию? Может быть, он лишь добавляет накала расовым предрассудкам и вызывает у местных жителей ненависть к белым?

— Дорогая моя, ты в отпуске! Не создавай лишних проблем! — Чарли обнял Пэтти и поцеловал ее в волосы. Пэтти все равно продолжала:

— Чарли, ты уверен, что мы здесь в безопасности? Ты видел ограду? Мы же в концентрационном лагере класса люкс. Почему?

Чарли пробормотал:

— Там, дома, в США, каждые двадцать три минуты кого-то убивают, каждые шесть минут кого-то насилуют, каждые четыре секунды что-то крадут. Я не знаю, где именно можно чувствовать себя в безопасности, но, видимо, надо стремиться быть в безопасности там, где ты находишься в данный момент. — Он вновь поцеловал ее мягкие шелковистые волосы и взглянул на часы. — Мне надо быть на вертолетной площадке через семь минут.

Дверь резко распахнулась.

В дверях стоял человек. На нем были белые шорты и белая рубашка, на которой играли блики солнечного света, проникавшего сквозь деревья. Он был худощав, загорел, у него были белокурые волосы и розовый облупившийся нос. Он посмотрел через голову Чарли на Пэтти и задал вопрос. В его речи слышался австралийский акцент:

— Извините, но это вы — та леди, которая плавала вчера вечером на остров? — У него были ярко-голубые глаза, светлые ресницы и светлые брови.

— Да это я, — ответила Пэтти, очень довольная собой.

— Вам чертовски повезло, что вы туда добрались, и еще больше повезло, что вы вернулись обратно. Завтра мы будем ловить акул в тех водах. И пожалуйста, очень прошу вас понять раз и навсегда — с моего судна никакое плавание не разрешено. — Он кивнул и вежливо добавил: — Всего доброго, — с этими словами он повернулся и исчез за деревьями.

После экскурсии на вертолете Изабель и Родди решили поиграть в теннис с Пэтти и Чарли. Изабель шла, помахивая ракеткой и нежась в лучах заходящего солнца, в направлении к теннисному корту. Зеленые аллеи по краям были усажены кустарниками высотой в пятнадцать футов. Они были усыпаны белыми и лиловыми цветами.

Изабель полет очень понравился. С воздуха остров был еще красивее, особенно прибрежная линия — когда ярко-голубые прибрежные воды соединяются с ярко-зелеными джунглями. Сверху казалось, что джунгли абсолютно непроходимы. Пилот объяснил им, что разрывы в известняковой почве выходили на поверхность острова горными пиками, иногда достигая шести тысяч футов над уровнем океана. Именно поэтому по острову очень сложно передвигаться на машине. Горные гряды по сторонам ущелья называют хребтами. Можно, стоя на одном хребте, перекинуть свой пакет на другой хребет — через ущелье, а потом идти целый день, чтобы выйти наконец на то место, куда был брошен пакет. Во время сезонов дождей целые склоны холмов могут быть смыты бурными горными реками, выходящими из узкого русла. Исследовательская партия «Нэксуса», конечно, отправится не раньше начала длинного Влажного Сезона. А он начинается не раньше 1 декабря. По началу и окончанию сезона дождей можно сверять свои часы, это — единственная вещь, поддающаяся прогнозу на Пауи, объяснил им пилот.

На этот раз их ежегодное путешествие оказалось на самом деле интересным, думала Изабель, махая ракеткой в знак приветствия Пэтти и Чарли, которые уже ожидали их на теннисном корте, облаченные в белое. Изабель пожалела, что Родди надел шорты и обычную рубашку с короткими рукавами. Изабель решила, что следующим президентом компании наверняка будет Чарли. Чарли во многом походил на Артура — все правление компании состояло из холодных грубых и решительных людей, но Чарли к тому же обладал еще инстинктом убийцы. Изабель не раз в этом убеждалась.

Мысли Изабель нарушило появление Билли, маленького козлика, живущего при отеле. Он неожиданно появился из-за пальмы и потрусил на тонких дрожащих ножках, позвякивая серебряным колокольчиком, свисающим с его кожаного ошейника. Изабель погладила шелковистую белую шерсть на голове Билли, потрогала его шелковистые ушки. Козленок уткнулся ей в руку, лизнул ее ладонь. Трудно было поверить, что это очаровательное маленькое существо вырастет в агрессивное животное, которое будет пожирать все, что встретит на своем пути.

Вслух она сказала:

— Интересно, что они сделают с Билли, когда он вырастет и станет мешать обитателям гостиницы?

— Козлиное жаркое, — ответил Родди.

Как приятно не спеша прогуливаться, никуда не торопиться, размышляла Изабель, ничем не заниматься, кроме как нежиться на пляже рядом с бассейном — именно так представляли все ее друзья зарубежные путешествия Изабель.

На самом же деле все ее заграничные вояжи обычно превращались в нечто сравнимое с утренней поездкой на автобусе в час пик. Главным образом ее работа заключалась в том, чтобы установить, какие еще участки земли необходимо купить для компании «Нэксус», найти эти участки и договориться об условиях их покупки. Занимаясь этими делами, Изабель немало путешествовала по свету. Путешествие каждый раз становилось изматывающим и отнимало много сил, но Изабель раздражало, что все ее коллеги полагали, что она едет не работать, а отдыхать.

Изабель тщательно готовилась к каждой поездке. Она изучала доклады различных компаний, вела переговоры с банкирами, выясняя их потребности. После того как они определяли цель и формулировали стратегию, Изабель направлялась в ту страну, где было намечено развитие бизнеса, и начинала вести переговоры. Она всегда брала с собой в поездку адвоката и также нанимала местного адвоката, говорящего по-английски. Она часто работала с Эдом, особенно в тех странах, где им предстояли переговоры с женщинами, и Пауи был как раз таким местом. Конечно, со временем все изменится, и в свои тридцать семь лет Изабель имела еще впереди большой запас времени — по крайней мере тринадцать лет, чтобы достичь профессиональных вершин.

Родди бывал особенно нежен к Изабель, когда они вместе играли в теннис. Он влюбился в Изабель впервые, когда они вместе играли в теннис, еще в колледже. Через сетку на него смотрели большие голубые глаза, на лбу застыла решительная складочка, и он подавал ей короткие мячи, которые она не могла не отбить… если, конечно, приложит к тому хоть небольшое усилие. Родди играл хорошо, но делал он это забавы ради. Он не стремился подчинить себе партнера по игре и не хотел этого.

Несмотря на то, что Чарли брал индивидуальные уроки по игре в теннис, Родди и Изабель выиграли все сеты. Но позже, глядя на постное и унылое лицо Чарли, Изабель подумала, что, вероятно, от него зависит ее будущее продвижение по службе. Возможно, ей следовало бы и проиграть эту партию; Родди понял ее мысли, он узнал напряженную складку на лбу.

Стоя в душе, Родди прокричал:

— Ты хочешь, чтобы Чарли взял тебя к себе, Изабель, но запомни, он будет набирать в свою команду только победителей, и не станет брать проигравших.

Он повернул ручку душа на «холодно» и встал под струю воды, но тут же выпрыгнул вон, ощутив хлынувший кипяток.

— Черт, они что, хотят убить нас? — выкрикнул он зло.

Бах! Сюзи резко села в постели.

— Бретт? — Было все еще темно.

— Все в порядке, дорогая, — откликнулся Бретт из ванной. — Извини, что разбудил тебя. Я искал противоастматический аэрозоль и уронил бутылочку на пол.

Бретт бросил пустой пузырек в корзину, но промахнулся, и пузырек покатился по кафелю. Позже горничная подняла пузырек и аккуратно поставила рядом с ванной.

Сюзи нырнула под одеяло, но заснуть не могла. Бретт так беспокоился об этом аэрозоле! Он не хотел признавать свою слабость и стремился не упоминать о своей астме, потому что это не соответствует образу истинного мужчины из компании «Нэксус». Все знали о его заболевании, но все делали вид, что не знают. Бретт очень болезненно реагировал на любой намек. Он и Сюзи не говорил об астме, пока они не поженились. За семь лет до того он перенес вирусную пневмонию, и бронхиальная астма появилась в результате осложнения. Первый раз, когда Сюзи увидела приступ астмы, она пришла в ужас: лицо Бретта побелело, а губы стали синими, он хватал ртом воздух и не мог вдохнуть его. Это продолжалось, пока он не подышал аэрозолем. Приступы повторялись, когда Бретт бывал перевозбужден или простужался. Доктор объяснил, что это обусловливалось спазмами в бронхах, и приступы становились острее, если в бронхах оставалась мокрота. До того как был поставлен правильный диагноз, Бретт мог болеть обычной простудой три месяца подряд.

Бретт на цыпочках прошел к двери, и Сюзи сказала сквозь сон:

— Ты, наверное, сошел с ума — вставать так рано во время отпуска. Я не понимаю, чем тебя так привлекает рыбная ловля.

— Это приятно возбуждает, — объяснил Бретт, как бы извиняясь за свою слабость, но Сюзи уже спала.

При слабом свете занимающейся зари Бретт едва-едва видел тропинку, по которой шел к пляжу. На нем была ветровка, но он дрожал от холода, направляясь к морю. Он хотел бы объяснить Сюзи всю прелесть рыбалки. Какой захватывающий момент, когда на крючок попадается крупная рыба. Как волнует, что только тонкая леска связывает тебя с этой рыбой. И эта леска передает каждое движение твоей добычи — можно даже предсказать, каким будет следующее ее движение. Когда рыба начинает борьбу, то ты знаешь — она уверена в своей силе. Потом она начинает понимать, что никак не может от тебя отделаться, ты физически ощущаешь, как исчезает ее самоуверенность. Потом ощущаешь, как рыба устает, ее движения передают страх.

Потом рыба впадает в панику. Когда, наконец, она измотает сама себя, ход борьбы переломлен — победа уже принадлежит рыбаку. Но к тому времени все тело рыбака может быть уже пронизано болью — болят мышцы его спины, рук ног, — потому что все силы поглотила борьба с огромной рыбой, продолжавшаяся несколько часов. Борьба с большой рыбой может стать такой же изматывающей, как борьба с противником на ринге.

Как только рыба ослабела, нужно тянуть на себя леску, подтягивая ее к себе дюйм за дюймом. Постепенно дюймы превращаются в ярды и рыба оказывается все ближе. И чем ближе к тебе рыба, тем ближе ее гибель.

Бретт уже видел вдали фигуры людей, едва различимые в свете утренней зари, — они копошились на платформе, выдающейся футов на двадцать в море.

Бретт поспешно прошел мимо деревянных креплений, на которых были подвешены огромные рыбы, чтобы быть запечатленными на фотографии рядом со счастливым ловцом. Он чуть не задел доску, на которой мелом были написаны вес и размер пойманных рыб. У причала стояло рыбацкое судно, серое при утреннем свете.

Бретт спрыгнул на борт судна — это был тридцативосьмифутовый спортивный «Седан». Его поддержала сильная рука капитана судна.

— Рад, что вы не опоздали. Спасательные жилеты в каюте. Там же вы найдете кофе. Не знаю только, оставили ли вам что-нибудь, — он говорил с австралийским акцентом, проглатывая часть гласных звуков.

В наполненной людьми каюте пахло рыбой и дизельным маслом. С другой стороны коридора доносился запах застоялой мочи. Кэри налила остатки горячего кофе из термоса в пластмассовую чашку.

— Бретт, я надеюсь, что вкус окажется лучше, чем запах. Тебе еще сахару?

Бретт покачал головой, сел на одну из голубых скамеек, кивнул Артуру, Эду и Чарли. Мотор заработал, и корпус завибрировал. Судно начало медленно отходить от пристани и выходить в открытое море. Бретт видел, как уходил вдаль просыпающийся остров, окутанный серой мглой и напоминающий китайскую акварель. Сонный ночной охранник медленно тащился по пустому пляжу. Темные очертания гостиницы были едва различимы на фоне пальм, по верхушкам которых уже разбегались солнечные лучи. Еще дальше вздымались горы, их верхушки становились все ярче по мере того, как разгоралось солнце и светлело небо.

Отхлебывая кофе, Бретт оглядел каюту. В углу кучей было сложено снаряжение: банка с наживкой, ящик с инструментами, пара ведер, аккуратно свернутый кусок целлофана, коробка со старыми крючками, рассортированными по размеру и что-то, напоминавшее сетку от комаров. Это было обыкновенное рыболовное снаряжение, которое любому человеку покажется свалкой хлама, если он только не рыбак.

В дверном проеме показалась голова — капитан спросил:

— Всем удобно?

Все кивнули в знак согласия. Чарли узнал ярко-голубые глаза, карамельного цвета волосы, такого же цвета брови.

(«С моего судна не будет никакого плавания».) Не дамский угодник. Бродяга, который уже бьи достаточно умудрен жизнью, тип человека, который никогда не задерживается долго на одном месте или на одной работе, потому что это ему быстро приедается, и он срывается с места тогда, когда решает, что пора идти дальше. Чарли знал людей подобного склада.

Капитан сказал:

— Мой помощник вынужден был отправиться в Дарвин — его матери худо. Но я уверен, что мы справимся и с одним подручным. Он сообразителен.

С палубы капитан забрался в рубку, уселся под парусами и запустил дроссель. Пусть отдохнут немного, подумал он, а то они еще не проснулись.

Он направлял судно в открытый океан, прислушиваясь к шуму волны о борт и к успокаивающему рокоту мотора.

Небо стало золотым, а вода из черной стала серой. Капитан поглядел вниз на худощавого мальчика внизу на палубе. Он был из местных. На нем были только изрядно поношенные шорты. Он крикнул ему:

— Уинстон, вытри скамейки и приготовь удочки. Легким движением мальчик достал тряпку и протер пластмассовые скамейки, влажные от росы, потом раскрыл три белых, из фибростекла, стула, сделанные специально для рыбной ловли. Они были прикреплены к палубе, один из стульев был несколько выдвинут по сравнению с другими. Насвистывая, мальчик достал семь удочек, каждая около восьми футов длиной. Он с удовольствием отметил про себя, что и удочки, и леска, и крючки были в полном порядке. Потом занялся коробкой с наживкой и крючками. Он закрепил четыре удочки в специальные гнезда, потом начал насаживать на крючки наживку для макрели. Когда на все удочки была закреплена наживка, мальчик крикнул:

— Капитан, все готово.

— Иди сюда и берись за руль.

Мальчик вскарабкался по короткой лесенке под бьющийся на ветру навес и, гордый, уселся на высокое сиденье за штурвалом. Оно почти не требовало никакого внимания. Капитан проверил леску и забросил три удочки в море — он наблюдал, как леска с наживкой плавно погрузилась в воду. Капитан прошел в каюту и заглянул внутрь.

— Мы удалились на три мили от берега, и погода для рыбалки отличная.

Все рыбаки были одеты в хлопчатые брюки, рубашки с длинными рукавами, на головах были шляпы с большими полями. Эта одежда надежно защищала их от солнца. Артур подошел к центральному стулу и помахал, чтобы Эд и Чарли сели по обе стороны от него. Они сели на скамейки. Все обменялись улыбками и начали рыбачить.

Кэри проверила свою удочку. Она была покрыта пробкой, так что не могла выскользнуть из мокрой или потной руки. Удочка была достаточно тяжелой, чтобы дать рыбе порезвиться, но твердой — чтобы вести ее, надо было наклониться вперед, крючок же был надежен — и если уж добыча на него попалась, она с него не сорвется. Правильно налаженная удочка не сломается, даже если ее наклонить под углом 70 градусов; гибкая удочка смягчает внезапные отчаянные движения рыбы, которая пытается сорваться с крючка. На спиннинге у Кэри было намотано шестьсот ярдов нерастягивающейся нейлоновой лески; спиннинг был простым, он не позволял раскручиваться леске слишком быстро, и любой начинающий рыбак мог бы с ним справиться, даже если на крючок попадется очень большая и тяжелая рыба.

У Эда клюнуло почти сразу. Спиннинг начал раскручиваться, пока он не затормозил его движение. Лодка остановилась, остальные рыбаки намотали лески, чтобы она не спуталась с леской Эда. Все с завистью смотрели, как Эд подводил рыбу к борту корабля. Она сопротивлялась, но тем не менее шла к борту, и, очевидно, это была не слишком большая рыба.

Несколько минут спустя мальчик вытащил тунца среднего размера и бросил бьющуюся зелено-голубую рыбу на палубу за собой.

— Четырнадцать фунтов. В следующий раз повезет больше, — пробормотал капитан. — Что-нибудь покрупнее поймаете. Настоящую рыбу, — он имел в виду акулу. Каждый турист хотел поймать акулу, особенно немцы. Они согласились бы скорее поймать маленькую акулу, чем огромную барракуду. Если акула оказывалась длиннее своего ловца, а у владельца судна оказывался под рукой фотоаппарат, то, когда они возвращались на пристань, он обязательно получал отличные чаевые.

Эд поднялся и предложил свой стул Кэри. После первого улова свое место надо было уступать следующему рыбаку. Этот пункт этикета рыбаков позволял себе нарушать лишь Артур, занимавший центральный стул независимо от хода рыбалки.

Последующие полчаса не произошло ничего примечательного. А потом они натолкнулись на стаю тунцов. Два часа спустя, когда был сделан перерыв и все наконец перевели дыхание, на палубе бились и хватали воздух ртом еще четырнадцать рыб.

Капитан смотрел на блестящую чешую, на выпученные черные рыбьи глаза — казалось, каждая пойманная рыба собирала все свои силы, пытаясь, сделав одно мощное усилие, подпрыгнуть в воздух и вернуться в море, — но потом они понимали тщетность своих попыток и сдавались, содрогаясь в последней агонии поверх умирающих рыб. Он сказал:

— По-моему, здесь уже около двухсот фунтов. В этих водах я еще никогда не ловил столько рыбы так быстро!

Уже было половина девятого, солнце жарило вовсю, но влажности не чувствовалось, легкий бриз дул под навесом. Аппетитные сандвичи с сыром на завтрак разнес Уинстон — Кэри узнала, что ему всего двенадцать лет.

На поверхности моря не было заметно даже зыби; легкое покачивание судна, жара, рокот мотора — все это вместе нагнало на Кэри дремоту. Ей нравилось думать, что в Питтсбурге сейчас холодно.

Еще два часа они сидели с удочками в руках и ждали новой добычи. К полудню поручни были уже такими горячими, что до них было невозможно дотронуться — капитан предложил всем защитный лосьон, чтобы помазать им нос. У всех рыбаков были черные очки, широкополые шляпы, но лицо могло обгореть и от отраженного солнца. Нос же всегда самое уязвимое место на лице.

Кэри попросила мальчика зачерпнуть ведро морской воды и облить ее, чтобы охладиться немного. Но он покачал головой и улыбнулся. Когда морская вода высыхает, то каждая гранула соли становится своеобразной линзой и увеличивает действие солнца на кожу.

Она чувствовала, как жара проникает через хлопчатобумажные рубашку и брюки, надеясь, что она не обожжет кожу. Почти все освежающие напитки в холодильнике уже кончились, оставалось, правда, еще немало пива. У капитана был еще джин, виски, водка в одном из шкафчиков, но он видел, что эта группа хотела удить рыбу, а не пить.

Капитан сказал:

— Если рыба перестает клевать, когда луна находится в первой четверти и идет прилив, это означает одно — поблизости акула. — Он почти заглушил мотор, позвал мальчика и велел ему вывесить за борт сетку с уловом. За дрейфующей лодкой оставался след рыбьего жира и крови.

Судно медленно плыло по морю еще около часа — ничего не произошло. Внимание рыбаков притупилось. Судно продолжало двигаться, потому что большая рыба клюет только на движущуюся наживку. Акула и тунец плывут у поверхности моря, потому что еды здесь больше, чем на глубине.

Внезапно удочка Кэри так сильно дернулась, что она чуть не выпустила ее из рук. Леска начала быстро раскручиваться.

Капитан крикнул:

— Кажется, у вас на крючке крупная рыба. Дайте ей немного отойти, потом соберите все силы и ведите ее к борту. Все остальные скрутите леску, пожалуйста!

Капитан слез вниз по лестнице и встал за спиной у Кэри, замерев в ожидании. Уинстон занял его место у штурвала.

— Лучше надеть наплечники, — капитан открыл ящик под скамейкой и вытащил несколько наплечников. Он выбрал мягкий кожаный жилет, застегивающийся сзади на завязки. Кэри осторожно освободила левую руку и вдела ее в жилет, потом вдела в него правую руку. Завязки свободно свисали у нее за спиной. Капитан помог ей закрепить жилет, плотно затянув завязки, к нему же было прикреплено и удилище. Теперь она могла лучше контролировать силу натяжения лески и крепче держать удилище в руках.

Леска ослабла.

Капитан пробормотал:

— Она сама плывет к борту. Быстро крутите спиннинг, иначе она сорвется с крючка.

Леска вновь натянулась, и она ее опять отпустила. Леска ослабла, и она опять начала крутить спиннинг. Неожиданно леска дернулась, и она чуть не потеряла ее. Инстинктивно все находившиеся на борту наклонились вперед, но Кэри твердо держала в руках удочку и вновь отпустила леску. Она раскручивалась на этот раз быстрее.

— Следите за леской, иначе вы потеряете рыбу, — предупредил капитан.

Все наблюдали за тем, что происходит по кильватеру судна.

Леска ослабла, Кэри стала крутить спиннинг быстрее, надеясь, что она сможет удержать удочку. Она даже не представляла, что ей придется столкнуться с таким сильным сопротивлением — видимо, на том конце лески находилась очень большая рыба. Создавалось впечатление, что леска привязана к бегущей лошади; плечи Кэри уже болели.

Леска вновь сильно дернулась, это произошло так внезапно, что темные очки слетели с носа, упав на палубу.

Но Кэри, занятая борьбой с рыбиной даже не заметила этого. Она быстро крутила спиннинг. Мужчины не отрывали взгляда от ее стройного и гибкого силуэта амазонки на фоне ослепительно сияющего моря. Артур сказал:

— Она слишком велика для тебя, Кэри. Давай, я займусь ею.

— Ничего, Артур, все в порядке, — сказала Кэри твердо. Наступило молчание, потом Эд сказал:

— Кэри, может быть, ты на самом деле дашь Артуру удочку?

— Эд, это моя рыба, а уж поймаю я ее или потеряю — это мое дело.

— Кэри…

— Эд, это моя рыба. — Леска опять натянулась и Кэри отпустила ее.

— Ладно, Эд, пусть она развлечется, — голос Артура звучал равнодушно.

«Черт», — подумал Эд про себя.

Ровно семьдесят три минуты спустя Кэри втащила на борт серую прибрежную акулу весом в 192 фунта. Акула безуспешно пыталась освободиться, продолжая сражаться со своим невидимым противником. Наконец, воля ее была сломлена, — акула была вымотана ожесточенной схваткой за жизнь.

Капитан, все это время стоявший позади Кэри и тихо подававший ей советы, заорал Уинстону, чтобы он поставил мотор в нейтральный режим работы и достал огромный багор.

Когда акула была уже почти побеждена, капитан натянул пару кожаных перчаток. Потом он перегнулся через борт и воткнул багор в точку прямо за злобно глядящим глазом акулы. Акула еще продолжала биться, пытаясь отделаться от крючка и уплыть в глубину моря, но острый и тонкий как шило крючок на конце багра вонзился в ее гладкую кожу.

Не без труда капитан и Уинстон накинули петлю из каната на хвост акуле и вытащили ее на палубу судна.

— Будьте внимательны! — предупредил капитан. — Если даже вы уверены в том, что акула мертва, все равно держитесь подальше. Если она вдруг жива, вы рискуете потерять ногу.

Все отступили назад, не отрывая восхищенных глаз от огромной, сверкающей, темной туши вселяющего благоговение существа. Акулу нельзя не уважать.

Уинстон прыгнул вперед и тяжелым молотком с размаху ударил прямо по носу акулы, по затылку и между глаз, где находился мозг.

Пока они возвращались в гавань, Кэри оставалась в каюте, не в силах сдержать дрожь, вызванную сильным напряжением, которое она пережила. Одежда ее была насквозь мокрой от пота, ее как будто окатили ушатом воды. Ее плечи, спина, бедра и живот болели так, как еще никогда не болели. Она чуть не плакала от боли в руках, ладони и запястья ее были стерты в кровь, она не могла даже шевельнуть ими.

Но она одержала победу. Она не только вела борьбу с акулой. Она сражалась и с Артуром. Странно, она может противостоять Эду и Артуру, но не в состоянии перечить парикмахеру, подумалось ей.

Никто не пришел и не поздравил ее, кроме капитана, просунувшего широко улыбающуюся физиономию в дверной проем и шепнувшего:

— Молодчина!

В коттедже Эд орал на вымотанную рыбалкой Кэри:

— Зачем, ну зачем тебе надо привлекать к себе внимание? Неужели ты не понимаешь, что твое агрессивное поведение мешает моему продвижению? — Он схватил маленькую бутылочку бренди из прикроватной тумбочки и опрокинул содержимое в стакан. — Почему ты не можешь, как все другие жены, болтать о детях и тряпках? Ну зачем тебе удить рыбу, скажи на милость?

— А зачем Артуру удить рыбу? — Кэри зажгла сигарету. — Если бы ты подцепил акулу, ты, конечно, отдал бы ее Артуру?

Эд не знал, как ответить на этот вопрос. Он подошел к тумбочке Кэри и вылил бренди из ее бутылочки к себе в стакан.

— Боже мой, — только и сказал он.

— Эд, что тебе важнее — жена, семья или компания?

— Не нужно драматизма!

— Никакого драматизма. Мне кажется, ты даже не представляешь, как тебя высасывает «Нэксус». Если ты станешь президентом, мы, наверное, вообще не увидит тебя дома.

— Ты, как обычно, преувеличиваешь.

— Я просто надеюсь, что это Рождество будет отличаться от предыдущего. Ты был дома в сочельник и в Новый год. Все остальное время, шесть недель кряду, ты не вылезал из лаборатории, просиживая до поздней ночи. Ты так устал, что ничего больше не мог делать…

Эд повернулся к ней спиной и уставился на деревья и кусты; аккуратно подстриженные, они напоминали зеленых пуделей.

Кэри добавила раздраженно:

— Если бы я не знала о том, что ты занят хромитом, я подумала бы, что ты завел себе подружку.

— Что ты сказала?

Кэри подняла глаза и взглянула на него, продолжая растирать лосьоном свои ободранные руки.

— Я сказала, что если бы я не знала, что ты обнаружил хромиты на Пауи… Эд прошептал:

— Откуда тебе известно о хромитах?

— Когда ты устаешь, ты говоришь во сне.

— Нашу гостиную как будто убрали в траур, — сказал Артур, оглядев свой коттедж. Везде, где можно, стояли белые лилии. Стебли лилий угловато высовывались из ваз: пестики, окруженные тычинками, свисали из белоснежных лепестков, как маленькие подсвечники.

— Все даже пахнет, как в траурной гостиной, — Артур с отвращением вдохнул тяжелый приторный аромат, висевший в комнате.

Сильвана лежала в кровати и нехотя оторвалась от книги. Артур ни слова не сказал о своем улове, и она знала ответ, не спрашивая:

— Здесь так принято, но я попрошу, чтобы они унесли цветы.

Когда Сильвана поселялась в гостинице, автоматически в ее номер заказывалось на двести долларов белых цветов. Но даже цветочник, работающий при гостинице, не может изменить впечатление, которое производят белые цветы.

Артур взял книгу, которую она читала:

— «Избирательность влечения». Захватывающий заголовок! Я хочу чего-нибудь выпить, — сказал он.

Сильвана двинулась к бару и налила Артуру огромную порцию скотча.

Через полчаса лилии исчезли из номера, Артур лежал в плетеном шезлонге во дворике, потягивая вторую огромную порцию виски. Допив стакан, он поставил его на землю и сказал:

— Я решил сделать Чарли своим преемником. У него есть хватка, необходимая, чтобы успешно руководить транснациональной компанией.

Сильвана подумала: «Это безжалостно» — и спросила:

— Почему не Эда?

— Мужчина, который не в состоянии контролировать поведение своей жены, не сможет управлять огромной компанией.

Он сказал это, имея в виду и свой дом.

— А тебе не пришло бы в голову рассмотреть и кандидатуру Изабель, будь она чуть постарше? — спросила Сильвана. Она не хотела задавать более прямого вопроса, но три президента компании умирали один за другим в течение семи лет до назначения Артура. Поэтому члены правления настаивали, чтобы его преемник был достаточно молодым.

— Упаси меня Бог. Для дел такого масштаба она еще просто ребенок, — фыркнул Артур. — К тому же я никогда не предложу на этот пост кандидатуру женщины. Они слишком легко поддаются чужому влиянию.

Сильвана молча вышла в гостиную и налила ему еще один стакан виски.

5

Во вторник после завтрака Эд в одиночестве шел по грунтовой дороге, ведущей от отеля к летной полосе. Кроме Артура, он никому не сказал о месторождении хромистого железняка. Если бы Артур узнал, что Кэри об этом тоже известно, это серьезно подорвало бы шансы Эда быть избранным на пост президента. Поэтому Эд решил не говорить об этом Артуру и молил Бога, чтобы не произошло дальнейшей утечки информации. Мысленно он постарался восстановить события, которые привели его на остров.

Получив первую концессию на проведение горных работ на Пауи, «Нэксус» немедленно начал добиваться разрешения на поиски полезных ископаемых по всему острову. Этого не удалось сделать даже Раки, который в результате многолетних усилий смог получить право на геологическую разведку всего лишь в северо-восточной оконечности острова. Националистически настроенный президент не хотел нарушать тесные связи с могущественными вождями, благодаря которым он держался у власти и которые не желали присутствия белых в своих владениях. Наконец, в 1981 году «Нэксусу» разрешили прислать небольшую поисковую партию в район Центральных гор, где за два года поисков ничего интересного так и не нашли. Однако, оказавшись в двадцати милях вглубь от северо-западного побережья, примерно на той же долготе, что и рудник «Маунт-Ида», начальник партии (по чистой случайности, как выяснилось позднее) решил сосредоточить усилия в районе ничем не примечательных холмов, прозванных вследствие их горбатой формы Черепаховыми горами. Как обычно, геологоразведчики расчистили место от растительности, пробурили скважины, взяли образцы верхнего слоя почвы и каменистой породы, а также пробы песка и гравия со дна ручьев. Образцы упаковали в специальные полотняные мешки, каждый из которых был снабжен закодированной картой местности и отправлен сначала вертолетом, а затем самолетом в лаборатории Питтсбурга вместе с данными аэрофотосъемки всего района поисков.

Ознакомившись с заключением лаборатории по геологоразведке в районе Черепаховых гор, Эд немедленно показал его Артуру. Оба отменили все планы на ближайший уикенд и провели его, запершись в кабинете Артура, лишь изредка выходя наружу подышать свежим воздухом. Закутавшись в шарфы и плащи, они устало брели вдоль холодного берега реки Огайо, с которой граничили владения Артура.

Как ожидалось, образцы показали наличие меди. Присутствовал также и уран, но в невысокой концентрации, кроме того, после аварии на «Тримайл-айленде»[2], уран вряд ли мог заинтересовать кого бы то ни было. Однако вот уже несколько лет «Нэксус» вел безуспешные поиски на австралийской Северной территории, где сосредоточились самые большие в мире неразработанные запасы урана; очень может быть, что месторождение на Пауи составит конкуренцию «Мэри Кэтлин» — единственному урановому руднику в Австралии. Прочитав эту часть заключения, Эд удовлетворенно кивнул и пробормотал:

— Но содержание железной руды всего пять процентов, и цена будет ниже минимальной.

Артур прочитал, вскинул на него глаза.

— А кобальт! Не много найдется месторождений с концентрацией в сорок процентов. Вспомни, что произошло в Заире.

Эд кивнул головой. В 1973 году Организация стран-экспортеров нефти подняла цены на нефть, что повлекло за собой энергетический кризис и повсеместную инфляцию. Не удивительно, что в то время многие опасались, не образуются ли другие картели, не объединятся ли в монополии производители таких необходимых для Запада меди и бокситов и не поднимут ли свои цены на такой уровень, что под угрозой окажутся не только целые отрасли промышленности, но и целые страны.

В начале 1978 года африканское государство Заир — на которое приходилось более половины производимого в мире кобальта — сократило его поставки своим клиентам на 30 процентов. Вторжение в Заир повстанческих сил в мае 1978 г сопровождалось легкой паникой, поскольку можно было ожидать резкого сокращения мирового производства кобальта. Цена кобальта быстро подскочила с 11 до 25 долларов за килограмм и к декабрю (из-за ажиотажного спроса) достигла 120 долларов. На этом кое-кто баснословно нажился — и, видимо, наживется еще, поскольку, по расчетам, запасы кобальта истощатся к 2065 году.

В середине 70-х растущие цены на другие сырьевые материалы послужили причиной того, что многие бросились покупать новые шахты; такое сверхвложение капиталов привело к перепроизводству сырья и, следовательно, низким ценам в период мирового спада производства. Это была одна из причин того, что «Нэксус», как и другие горнорудные компании, в течение уже нескольких лет пребывал в незавидном положении.

Эд сказал:

— Читай дальше, Артур. Там еще интереснее. Артур прочитал. Вдруг он выпрямился и вопросительно посмотрел на Эда. Эд кивнул.

— Да, хромит — вот настоящая находка.

Самые разные, многократно выверенные анализы указывали на содержание в образцах хромита равномерно высокой концентрации.

В этот пасмурный ноябрьский день они без слов поняли друг друга. Если действовать аккуратно, под темно-зелеными зарослями Черепаховых гор их может ожидать шанс, который выпадает раз в жизни.

Еще не решаясь в это поверить, Артур сказал:

— Не просто хромит, но еще с такой высокой концентрацией.

— От семи до десяти. Это равноценно лучшим месторождениям Южной Африки.

— Немного удачи для разнообразия нам не повредит, — мягко сказал Артур. — Кто еще видел это заключение?

— Я принес его прямо тебе, — сказал Эд.

— Южная Африка тоже заинтересуется. ЮАР обладает девяноста процентами мировых запасов хромита, поэтому эта страна держит всех остальных в своих заложниках. Добавки хромита используются для производства нержавеющей стали в автомобильной промышленности, в самолето — и ракетостроении. Если Южная Африка по политическим мотивам вдруг решила бы придержать свой хромит, это немедленно вызвало бы спад производства во всем мире.

Артур постучал пальцами по докладу лаборатории.

— Если эта новость станет известна, нам не видать концессий на Пауи, ЮАР заплатит за них любые деньги. У них просто не будет другого выхода. Чтобы защитить свое положение, они должны будут переиграть «Нэксус».

— Нет вопроса.

— Это стоило нам колоссальных денег. Почему мы должны подносить им результаты нашей работы на тарелочке?

Эд согласился. Разрешение на геологоразведку всего северного побережья было получено только после того, как министру природных ресурсов Пауи, как и многим другим высшим чиновникам, был выплачен секретный гонорар. Как обычно в таких случаях, «Нэксус» был обязан ознакомить министра с результатами работ.

Немного помолчав, Артур мягко добавил:

— Я думаю, тебе следует потерять страницу-другую этого доклада, Эд.

Эд было встревожился, но потом смирился. Он ожидал такое предложение. Это означало, что его могут обвинить в пособничестве и подстрекательстве к незаконным действиям. Однако немногие геологи отличались щепетильностью архиепископа, когда речь заходила о финансировании, регистрации, приобретении и вообще всего, что касалось их интересов.

Эд сказал.

— Ты хочешь сказать, что президенту мы покажем только ту часть заключения, где говорится о меди и уране, но придержим информацию о металлах и минералах? Естественно, это вызовет у них подозрения. Поэтому надо…

— …отдать им кобальт. Пожертвовать козленком, чтобы заполучить тигра.

— Естественно, они и не ждут от нас всей правды.

— С мошенниками нельзя быть честными. Они просто не поймут нас, — сказал Артур.

— Итак, мы пудрим им мозги — а о главном молчок? — Эд поразмыслил с минуту и сказал: По крайней мере два человека из лаборатории знают о хромите — тот, кто непосредственно проводил анализ, и начальник лаборатории. Но, конечно, все образцы были закодированы как обычно — так что по большому счету, Артур, только тебе и мне известно об их происхождении.

Артур махнул рукой в сторону софы, на которой лежал 150-страничный доклад с картами и фотографиями.

— Возьми копию этого доклада в фирме «Рекорде». Попроси их вернуть все другие копии, пошли им записку, чтобы все регистрировалось на тебя. Из студии возьмешь все негативы и отпечатки.

Эд подумал, что единственным, кто будет отвечать за сокрытие, фальсификацию, а может быть и уничтожение документов, будет он, и сказал:

— Будет сделано.

— Этот доклад держи в сейфе у себя дома, Эд, не в офисе. Проследи, чтобы образцы выбросили как мусор.

— Конечно, Артур.

— И конечно, переговоры с Пауи — вопрос наипервейшей важности. Пусть это возьмет на себя лично Гарри Скотт. Ведь не вызовет же у них подозрений то, что вместе с ним участвовать в переговорах будет человек из управления по контрактам?

— Не должно. Очень часто президенты стран третьего мира даже настаивают на том, чтобы иметь дело только с руководителем организации, ради собственного престижа.

Оба они знали, что после серии встреч с президентом и его министрами финансов и природных ресурсов, «Нэксус» добьется контракта на право ведения горных работ, который будет включать процент доходов правительства Пауи (которое и так уже владело 20 процентами акций «Пауи Нэксус Майнинг лтд.»). Конечно, им придется сделать кое-какие взносы на личные счета президента и его двух министров в банке «Кредит Суисс» в Цюрихе — эта публика могла ходить босиком в своих родных деревнях, но когда дело касалось выбора швейцарского банка, она становилась весьма искушенной.

Об этих особых выплатах нельзя упоминать ни в контрактах, ни на переговорах. Один только раз о них в завуалированной форме будет упомянуто на краткой, один на один, встрече за чашкой кофе в частном доме одного из заинтересованных министров. Впоследствии, после определенного количества чопорных бесед, все разделы контракта будут согласованы и за его подробную разработку возьмутся юристы.

Наступили сумерки. Артур барабанил по докладу пальцами.

— Жаль, что сменилось правительство.

К несчастью, к ноябрю 1983 года Раки вот уже несколько месяцев был не у дел, а переговоры с новым правительством не дали никаких результатов.

И вот сейчас, почти год спустя, президент Пауи согласился наконец принять президента «Нэксуса», вот поэтому на острове и появились высшие служащие компании. Они разгуливали в тропических костюмах, в рубашках с открытым воротом по взлетной полосе «Пэрэдайз-Бэй» и мечтали о самой крупной сделке в истории «Нэксуса»…

Когда Эд свернул на дорогу к взлетной полосе, он услышал за собой топот ног бегущего человека.

Бретт тяжело дышал над ухом Эда; на полдороге к летной полосе он понял, что в очередной раз забыл взять с собой аэрозоль от астмы.

— Шнурок на ботинке лопнул, — сказал Бретт на ходу.

Багряное вьющееся растение обрамляло дверь скромного бунгало, стоявшего на территории отеля. Шкипер яхты «Луиза» в синих джинсах и белой рубашке на пороге своего дома целовал жену. Он познакомился с ней в лавке ее отца, куда зашел, чтобы пополнить запасы для своей яхты. Вскоре они поженились. Луиза была небольшого роста, гибкая и смуглая, с карими в желтую крапинку глазами, немного раскосыми, как у кошки; ее часто принимали за южноамериканку и даже за гречанку, но на самом деле она была англо-индийского происхождения — ее голос сохранил размеренный мелодичный ритм, унаследованный от матери-индианки.

— Что у нас на ужин, Луиза, карри? — Он стянул вниз ее бирюзовый саронг и поцеловал в обнажившуюся грудь.

— Что ты, мы сегодня ужинаем не дома. — Она отпрянула и поправила саронг, натянув его до приличествующего уровня. — По вторникам на пляже устраивается Пикник, а сегодня к тому же конец сезона, будут танцы разных племен. Так что, пожалуйста, возвращайся с туристами вовремя. Костер будет зажжен ровно в семь. И чтобы никакого флирта.

Это была их домашняя шутка. Женщины-туристки, останавливающиеся в отеле, часто заглядывались на стройного загорелого шкипера, но он смотрел на них как на средство, помогающее ему окупить расходы на яхту. Нельзя сказать, что он недолюбливал их, они, наверное, заслужили свой отдых. Он всегда был вежлив с ними, но сохранял дистанцию и никогда не заводил с ними интрижек, никогда не принимал их вечерние приглашения.

— То же самое относится и к тебе, Лу, — официально пост Луизы назывался «менеджер по развлечениям». В ее обязанности входила организация для гостей отеля «Пэрэдайз-Бэй» всех пикников, прогулок, а также запись на теннис и гольф. Мужская часть туристов представляла для Луизы такую же опасность, как женская для ее мужа.

Вместо того, чтобы расточать любезности незнакомым людям, он бы с удовольствием провел этот вечер в уюте домашнего очага, так думал шкипер, направляясь к пирсу по тропинке, заросшей с обеих сторон кустами пуансетии. Однако спорить с Лу было бесполезно. У нее на все было свое мнение. И хотя внешне она всячески подчеркивала его главенство, выходило так, что он во всем подчинялся ей, даже если речь шла о выборе между спокойным ужином дома и шумной компанией незнакомцев. У них в бунгало почти не было никакой мебели, потому что Лу любила ходить по полу босиком и сидеть, скрестив ноги, на красивых ковриках, которые прислал им ее дедушка к свадьбе. Единственным предметом европейской обстановки была большая медная кровать, которую шкипер купил задешево у какого-то миссионера, мечтавшего как можно скорее уехать с Пауи.

На повороте тропинки шкипер еще раз обернулся помахать на прощанье рукой. Он рассмеялся. Несносный козленок опять жевал подол саронга Луизы.

Луиза нагнулась, раздвинула маленькие розовые челюсти и осторожно вызволила бирюзовую ткань.

Она крикнула:

— Билли хочет завтракать. До свидания, дорогой!

— До свидания, Лу. — И он пошел к пляжу. Тогда он не знал, что говорит ей эти слова в последний раз.

Женщины поднимались на борт яхты мелкими скованными шагами, боясь потерять равновесие. Когда шкипер помогал подняться Кэри, он заметил перчатки на ее руках и спросил:

— Болят? Ну, вчера у вас был знатный улов. Если желаете попытать счастья сегодня, ящик с рыболовными снастями внизу и ждет вас.

Он протянул руку, чтобы подхватить Сюзи, которая прыгнула с пирса на борт и приземлилась неудачно. На ней была розовая кофточка на бретельках, розовые в обтяжку шорты, облегающие лицо очки от солнца в белой оправе, как у лыжного гонщика, и белые босоножки на высоких каблуках.

Шкипер заметил:

— В кабине есть запас теннисных тапочек, мэм. Эти каблуки испортят всю палубу. Сюзи спросила:

— Ничего, если я буду ходить босиком?

Шкипер утвердительно кивнул. Следующей была Сильвана. Она споткнулась, неловко выбралась на палубу и поправила свой черный хлопчатобумажный комбинезон от «Валентине» с весьма изысканным вырезом на спине.

Яхта медленно отчалила. С берега им махал рукой Родди в желтых плавках. Он твердо решил весь день провести у бассейна. Женщины махали ему в ответ. Сюзи устроилась на носу, она перевязала свои длинные светлые волосы розовой лентой и принялась тщательно смазывать каждый открытый кусочек своей кожи кремом для загара.

Пэтти спустилась вниз посмотреть на снаряжение для подводной охоты.

— У вас есть даже запасные ружья. Прекрасно. Шкипер взглянул на ее синюю блузку с короткими рукавами и белые шорты.

— В том рундуке у стены вы найдете хлопчатобумажные рубашки с длинными рукавами, а в углу панамы и соломенные шляпы. Если вы целый день будете с голыми руками, они обгорят на солнце. И скажите об этом всем остальным, пожалуйста.

За исключением Кэри, они все одинаковы, подумал он: без шляп, с голыми руками и ногами они рассчитывают уберечься от тропического солнца с помощью модных темных очков и крема для загара. Если бы я не нянчился с ними, все бы получили серьезные ожоги.

Из кабинки высунулась голова Кэри.

— Я не могу найти ящик с рыболовной снастью, там так много всего.

Тощий черный юнга спрыгнул с верхней палубы, приземлился, как кошка, и присоединился к ее поискам.

— Почему вы не уберете все это? — Кэри обвела рукой груду разной утвари у стенки кабины.

— Это все может потребоваться нашим гостям в отеле. В рундуках нет места. — Он показал на ящики под скамейками по обе стенки кабины. Кэри попыталась открыть один из них, но он оказался заперт.

Юнга сказал:

— Там ружья.

— Ружья?

В кабинку просунул голову шкипер.

— Я держу там винтовку, на случай если кто-нибудь попытается украсть яхту или же если придется высаживаться на берег неизвестной страны. Уинстон хранит здесь мачете, по этим же причинам. Мы запираем их на ключ. Я не хочу, чтобы мои пассажиры по случайности поотрубали себе руки или же прострелили головы, — Он повернулся к юнге. — Вставай у штурвала, Уинстон, и веди ее прямо в море, пока не поравняемся с мысом. Потом позовешь меня.

Кэри сказала:

— Но эти ящики все заперты.

— Да, — сказал шкипер. По крайней мере хоть одна из них подготовилась как следует. Кэри была одета в свободную, с длинными рукавами, синюю блузку и легкие брюки в тон. — Рундуки положено запирать, чтобы пассажиры не лазали куда не следует. В первом рундуке хранятся сигнальные ракеты. В рундуке подальше — запас краски для судна.

Кэри посмотрела на гору разнообразных предметов у задней стенки кабины и спросила:

— А зачем нужны для рыбной ловли москитные сетки и фонарь?

— Это подводный фонарь, и он не предназначен для рыбной ловли. Иногда бывает нужно нырнуть под яхту и посмотреть, что происходит с килем. А если вам когда-нибудь придется провести ночь на борту, вы поймете, почему я держу под рукой москитные сетки. — Он пошарил рукой под москитной сеткой. — Вот ящик со снастями. Давайте подумаем, что вам сегодня может пригодиться. — Присев на корточки, он стал копаться в ярких пластиковых наживках.

На корме Анни, заправляя свою светло-зеленую блузку без рукавов в темно-зеленые широкие брюки, сказала Кэри:

— Какая прекрасная погода! Как хорошо, что компания устраивает для нас такие путешествия. Я их обожаю. — Она твердо решила выкинуть из головы все мысли о Гарри, но по ночам тело предавало ее.

— А так все и задумано, — лениво произнесла Кэри, глядя на бурлящие волны в кильватере. — Эти путешествия предназначены для того, чтобы держать нас всех в послушании. Раз в год всех жен администраторов компании забрасывают в какое-нибудь экзотическое место, выполняют все их желания, угощают коктейлями, украшают орхидеями, за что от них требуется забыть все то, с чем им благодаря компании приходилось мириться в течение всего года.

— Ты это серьезно, Кэри? — Анни нервно оглянулась, не услышала ли это Сильвана.

— Я хочу сказать, что первое правило большого бизнеса — это «женщины и дети должны быть на последнем месте», — убежденно сказала Кэри. — Если Эд измучен тем, что самолет опоздал, обед растянулся, а увеселение арабов в клубе «Плейбой» никак не кончатся, от меня требуется сочувствие, а не жалобы.

— Говори тише, Кэри, — испуганно попросила Анни. Кэри не обращала на нее внимания.

— Я не должна роптать, если приходится в последнюю минуту менять свои планы, или видеть мужа только на скучнейших деловых банкетах и проводить весь вечер с приклеенной к лицу улыбкой.

— Но это часть жизни каждой жены, лояльной к компании, — упрекнула ее Анни, — а компания действительно заботится о своих служащих и их семьях.

— Компания заботится только о том, чтобы все видели эту заботу, потому что это очень полезно для бизнеса. — Не будь такой циничной, Кэри, — сказала Анни. — Вспомни, что компания каждому ребенку подбирает индивидуальные рождественские подарки. — На компьютере их можно подобрать в одну секунду, — заметила Кэри. — Компания даже детей использует в своих целях. А нам всем промывают мозги, Анни. — Кэри дернула головой, потому что ее леска натянулась. Но в Последний момент клев сорвался. — На последнем пикнике, организованном «Нэксусом», я познакомилась с одной бедняжкой, муж которой работал в управлении внешнего развития. За восемнадцать лет ей пришлось переезжать с места на место шестнадцать раз.

— Вот это по-настоящему лояльная жена. Кэри презрительно фыркнула.

— Знаешь, что такое лояльная жена? Это просто тупица. Подумать только, что Эд удивляется, почему я держусь за свою работу.

Когда они огибали южный мыс, на борту воцарилась тишина. Кэри удила рыбу, Сюзи загорала, три другие женщины завороженно смотрели на ярко-зеленую полосу берега, медленно проплывающую перед их глазами. Они почти не разговаривали. Хотя они вели себя дружелюбно, между этими женщинами не было ничего общего. Тонкий слой хороших манер прикрывал робость Анни, нервозность Пэтти, цинизм Кэри, защитную холодность Сюзи и вялое равнодушие Сильваны. Поскольку Сильвана была женой Артура, все остальные женщины в ее присутствии чувствовали себя немного скованно.

— Наденьте это обязательно, — твердо сказал шкипер и раздал рубашки.

Желтый микроавтобус «тойота» с выведенными на дверях черными буквами словом «Нэксус» медленно пробивал себе дорогу среди множества машин на главной улице, направляясь к президентскому дворцу, расположенному на другом конце города.

Вице-президенты «Нэксуса» прибыли в город двумя партиями, потому что на шахте был всего один вертолет на четверых пассажиров. Обычно рудники не располагали даже этим, потому что вертолеты использовались только для геологоразведки и доставки материалов, когда налаживалось производство. Но в условиях Пауи вертолет был единственным практичным средством передвижения. «Нэксус» использовал вертолеты для доставки администраторов и специалистов из аэропорта Куинстаун и взлетной полосы Маунт-Иды, и как скорую помощь, чтобы как можно скорей перевезти людей с рудника в больницу.

Пилот, неразговорчивый уроженец Новой Зеландии, имевший профессию инженера, избавлял компанию от необходимости нанимать технического специалиста для обслуживания вертолета. Вертолет использовался также и для перевозки необходимых запчастей, иначе запчасти должны были бы переправляться самолетами компании «Эйр Ньюджини», делавшими с материка один рейс в неделю.

Оборудованный по специальному заказу, с воздушным кондиционером, салон микроавтобуса казался просто раем по сравнению с жарой в аэропорту. Когда они ехали по городу, Артур выглядывал в окно. Как много полицейских на улицах. Все они были в черных сапогах и пятнистой полевой форме, грудь перетянута белой лентой с надписью «Полиция», выведенной шариковой авторучкой. Управляющий рудника заметил:

— Здесь всегда полно полицейских. Как только отсюда ушли австралийцы, в 1975 году, констебли в колониальном стиле были заменены на полувоенную полицию, которая за несколько месяцев трансформировалась в Оборонительные Силы Пауи, ОСП.

— Можно подумать, что сегодня весь город выехал на эту улицу, — пошутил Артур. Все в автобусе засмеялись.

— Это центр города, бедный район, — пояснил управляющий.

Тем временем желтый автобус маневрировал среди мешанины закусочных, баров, клубов, из которых неслась оглушительная музыка. В толпе местных жителей, которые выглядели довольно подозрительно, не было видно ни одного белокожего человека.

Мусор переполнял сточные канавы по обе стороны дороги, которая была вся в рытвинах и ямах. Вдоль улицы шли мелкие магазинчики, закрывающиеся на ночь железными решетками. Их стены хранили на себе следы краски (как когда-то выкрасили их хозяева-китайцы) — где ярко-розовой, где оранжевой, где голубой. В лавках было полно мужчин, одетых в нечто, похожее на цветастые ночные рубашки. Иногда ряд магазинчиков прерывался каким-нибудь облупленным бетонным зданием, не то чтобы слишком современной архитектуры, но не имеющим вообще к ней никакого отношения. Крошечные оконца во всех домах без исключения были зарешечены толстыми железными прутьями.

Когда щегольской желтый автобус медленно полз по ржавому мосту Сент-Мэри с односторонним движением, его пассажиры с опаской глядели вниз, на грязно-зеленые воды Сент-Мэри-Ривер. Благополучно преодолев переправу, автобус вильнул в сторону, чтобы не столкнуться с велосипедистом, и чуть не врезался в облезлую, бывшую когда-то бирюзовой, лачугу, на проржавевшей жестяной крыше которой краской было написано: «Большой Универсальный Супермаркет». К стене была прибита табличка: «Осторожно, злая собака».

Автобус проехал по менее населенному району, после которого оказался в гуще уличного рынка, где торговались черные женщины, склонившись над пыльными пирамидами желтых и красноватых овощей, разложенных на пальмовых листьях прямо на дороге.

Автобус тащился как черепаха и управляющий, как бы извиняясь, сказал:

— Это единственная дорога ко дворцу. И всегда мы сталкиваемся с одной и той же проблемой.

Артур посмотрел на управляющего; это был коренастый загорелый человек; по обеим сторонам его круглого невыразительного лица, как поджаренные оладьи, торчали уши.

— Постройте другую дорогу, — сказал Артур.

— Конечно. Я займусь этим сегодня после обеда, сэр.

Дорога стала шире, людей меньше; лачуги и магазинчики остались позади. Автобус проезжал мимо двухэтажных домов с деревянными верандами или крыльцом из проржавевшей жести. Потом эти дома сменились другими, побольше, в колониальном стиле, с балконами, когда-то покрашенными белой краской.

Постепенно дома исчезли, темно-зеленые джунгли наступали на неровное полотно дороги, если можно было назвать дорогой череду рытвин, соединенных между собой гудроном, которые вполне могли появиться в результате колебаний почвы. Бретт вцепился в спинку переднего сиденья, поскольку время от времени казалось, что автобус сойдет с дороги, но каждый раз чудесным образом он снова становился на правильный курс.

Миновав еще один поворот, водитель резко нажал на тормоза.

Впереди на полотне дороги группа голых чернокожих дралась на копьях. По обе стороны шоссе стояло еще больше таких же чернокожих, нацелив друг на друга луки.

— Головы вниз, — резко скомандовал управляющий.

Водитель нажал на сигнал, вяло махнул туземцам рукой, чтобы они ушли с дороги, и автобус медленно двинулся дальше.

Неожиданно группа дерущихся расступилась и разошлась по обеим сторонам дороги, на полотне остался только один человек. Он лежал без движения. Водитель не переставал сигналить. Вышли два туземца с копьями. Они взяли лежащего за руку и за ногу и сволокли его с дороги, освободив путь автобусу.

Как только автобус проехал, обнаженные воины снова возобновили схватку.

— Обычная драка между племенами, — объяснил управляющий.

Чарли сказал:

— Хорошо, что вы предупредили нас, чтобы мы спрятали головы. Бретт сказал:

— Мне показалось, что тот человек на дороге был мертв.

— Вполне возможно, — согласился управляющий. — Они очень кровожадны. Здесь сохранились очень странные традиции.

— Например? — спросил Бретт. Он все еще был под впечатлением от зрелища мертвого тела на дороге и надеялся, что, если он будет продолжать разговор, этого никто не заметит.

— Многие приезжающие сюда находят весьма странным культ Карго, — сказал управляющий. — Островитяне верят, что все западные промышленные товары ниспосланы Богом и должны быть разделены между всеми поровну. А белые люди забирают себе большую часть. И вот появилась небольшая группа, называющая себя партией Карго; их деятели призывают расправиться со всеми белыми, за что обещают немедленное спасение и вознаграждение.

— И они пользуются здесь влиянием? — тревожно спросил Бретт.

— Обычно во время предвыборной борьбы их экстравагантные посулы вызывают некоторое беспокойство, но их политики всего лишь неорганизованная банда. Никого из них нельзя назвать прирожденным лидером. В этой партии нет никого, кто обладал бы харизмой[3].

— А что, если появится энергичный лидер? — спросил Бретт.

Управляющий рассмеялся.

— Харизмы ему будет недостаточно. Он еще должен быть богат, дисциплинирован, организован, иметь хорошо оснащенные войска. Но если такой человек появится, он сможет завоевать сердца всех до одного жителей этой страны, и тогда у нас могут быть неприятности. Но пока что на Пауи такого человека нет. — Он показал рукой вперед. — Смотрите, вот и дворец.

Здесь, в двух милях к югу от Куинстауна, стоял полуразвалившийся Президентский дворец. Он был построен в 1975 году, как только была провозглашена независимость, но средств на его строительство не хватило, поскольку они были разворованы. Здание возвели кое-как, и очень скоро оно пришло в полный упадок.

Желтый автобус подъехал к высокой стене, в центре которой были ворота, украшенные импозантной когда-то бетонной аркой. За этой аркой пассажиры могли рассмотреть несколько двухэтажных розовато-лиловых зданий. Все оконные проемы были тщательно зарешечены.

Автобус остановился у арки. Первым вышел управляющий и предъявил свой пропуск вооруженным охранникам, а затем открыл дверь автобуса Артуру.

— В жизни не видела такого прекрасного пляжа! — сказала Анни.

Шкипер кивнул.

— Я часто привожу сюда туристов. Это самый лучший пляж в этой части острова, но туземцы никогда сюда не ходят.

«Луиза» направлялась в небольшую лагуну шириной примерно в милю, окруженную коралловым рифом, в котором был разрыв. За береговой полосой сразу поднимались высокие черные скалы, разделенные с левой стороны водопадом, сверкавшим на солнце. Водопад не был отвесным; каменистый пологий склон оканчивался широким каменным резервуаром на высоте примерно пятнадцать футов от пляжа, после чего вода продолжала свой путь на песок. Ближе к вершине обе стороны водопада украшала роскошная растительность.

— Держитесь крепче! — крикнул шкипер с крыла ходового мостика. — Идем на риф!

Когда «Луиза» подошла ближе к полоске белой пены, окаймляющей риф, пассажиры могли видеть, как об него разбиваются волны; звук прибоя был похож на отдаленные раскаты грома. Когда «Луиза» устремилась к проливу, никому из пассажирок и в голову не пришло, каким отточенным мастерством надо обладать, чтобы провести яхту через узкий канал в коралловом рифе. Миллионы лет на дне океана скапливались скелеты крошечных морских животных, из них сформировались похожие на горный хребет известковые отложения, из которых со временем и образовался коралловый риф. Края его остры как бритва, и, если волны бросят на него пловца, тело его тут же будет изрезано на куски, кости раздроблены и он превратится в кровавое месиво еще до того, как станет добычей акул.

— Здесь не опасно плавать? — спросила Пэтти, глядя на спокойные прозрачные воды бухты. Шкипер покачал головой.

— Конечно нет. Большие хищные рыбы не заходят сюда. Риф для них все равно что подводная изгородь.

— А почему? — спросила Пэтти.

— Не знаю. Может, акуле это кажется ловушкой. Вам лучше оставаться в южной оконечности лагуны, потому что с северной стороны, там, куда падает водопад, проходит течение, а за ним зыбучие пески. Там из воды поднимаются мангровые заросли.

Шкипер ждал большой волны, чтобы войти в лагуну. «Луиза» скользнула на ее гребне, волна, кроме того, обеспечивала яхте достаточную глубину в этом мелком месте.

Они бросили якорь примерно в тридцати футах от берега. Уинстон начал загружать надувную лодку пакетами с продуктами, зонтиками, ковриками. Если гордостью шкипера была «Луиза», то для Уинстона не было ничего лучше надувной лодки; он обожал каждый сантиметр ее серого прорезиненного материала. Длиной всего десять футов, лодка была снабжена подвесным мотором в двадцать лошадиных сил, и ее можно было использовать для водных лыж. Когда воздух из нее выпускали, ее можно было сложить в небольшой мешок и затолкать в багажник маленького автомобиля. Уинстон не переставал удивляться этому чуду.

Мотор завелся мгновенно, что было удачей, потому что старик был с характером. Шкипер собирался заменить его на новый, как только у него появится немного лишних денег.

Женщины, поминутно теряя равновесие, перешли в надувную лодку. Уинстон перевез их на берег в два рейса. Он отнес продукты в тень под пальмы. Земля под ними была усеяна ветками, упавшими кокосами и сухими, мертвыми листьями.

На пляже было нестерпимо жарко, поэтому было решено прогуляться к водопаду и принять перед обедом естественный душ. Женщины переоделись в купальники и пошли следом за шкипером, зачарованные мягким ласковым морем, шелестом пальм в легком бризе, шумом водопада, который по мере их приближения становился все громче, пока не перерос в устрашающий рев.

Пэтти взмахнула рукой.

— Смотрите. Вдоль водопада наверх идет тропинка.

Узкая, заросшая тропа извивалась между черными камнями до самой вершины скалы.

— Не ходите на вершину скалы и в джунгли, — предупредил шкипер. — В джунгли нельзя ходить без компаса, потому что там все выглядит одинаково. Вы потеряетесь в пять минут и никогда не выберетесь обратно.

— А у вас есть компас?

— Конечно. — Он вытащил из-под рубашки компас со стрелками, который висел на кожаном шнурке у него на шее. Пэтти сказала:

— Тогда вы сможете повести нас в джунгли. Недалеко. Так, чтобы мы могли сказать, что побывали в джунглях.

— Может быть, после обеда. Давайте лучше искупаемся.

— Почему «может быть»? — не отставала Пэтти.

— Туземцы не любят, когда кто-то поднимается на вершину. Это табу. На этом острове много таких запрещенных зон. Вот поэтому я всегда беру с собой местного жителя.

— Почему же это табу?

— Я подозреваю, что наверху находится покинутая деревня. Когда в одном месте земля истощается, жители уходят и строят себе деревню где-нибудь в другом месте, но кости их предков остаются в покинутой деревне. Духи умерших живут только там, где они жили, когда имели тело.

— Ой! Как страшно! — Сюзи кокетливо передернулась. Пэтти сказала:

— Кажется, в пятнадцати футах кверху я вижу естественный бассейн. Туда-то мы можем пойти?

— Конечно, — сказал шкипер. — Это очень красивый бассейн. Я всегда вожу туда гостей.

Они поднялись по тропинке к бассейну. Четыре женщины бросились в воду и стали резвиться в брызгах водопада. Они старались держаться подальше от самого водопада, потому что вес падающей воды мог быть опасен.

Сюзи в розовом бикини сидела на камне, болтая в воде ногами. В ответ на недоуменный взгляд шкипера она покачала головой.

— Я не умею плавать.

Шкипер присел на корточки рядом с ней.

— Тогда вам будет удобно смотреть, как Уинстон проделывает свой трюк. Все пошло с того момента, как с месяц назад он уронил в этот бассейн перочинный нож, который я подарил ему. Для ребят с острова нет ничего дороже перочинного ножа, это для них настоящее сокровище, так что Уинстон не собирался распрощаться с подарком. Он очень хороший ныряльщик — однажды он поднял со дна озера контактные линзы, — и, ныряя за своим ножом, он обнаружил под дном бассейна пещеру, вход в нее скрывал нависающий камень.

На Сюзи это произвело впечатление.

— А вы были там? Пещера большая? Как ему удавалось дышать?

— Нет, я никогда там не был, моряки не любят мокнуть в воде. Уинстон говорит, что там есть подводный туннель, в конце которого и находится пещера, где можно дышать свежим воздухом. Наверное, это правда, иначе ему бы не удался его маленький трюк.

Сюзи сказала:

— Это поразительно.

— Да ничего особенного в этом нет. Подземные известняковые пещеры не редкость в здешних местах. Хотя на Пауи нет таких больших пещер, как в Восточной Новой Британии, — та шестьсот ярдов длиной и двадцать ярдов высотой в центральном зале, и прямо под ней протекает подземная река. Туземцы помалкивают об этих пещерах, они не хотят, чтобы о них узнали белые.

Под ними, в бассейне, Уинстон вдруг завращал белками глаз, издал пронзительный вопль и скрылся под водой. Пловчихи отреагировали так, как он и рассчитывал.

— На помощь!

— Его схватила судорога!

— Может, его утащило какое-нибудь животное?

— Давайте нырнем за ним.

Кэри в тревоге махала руками и звала шкипера.

— Почему вы там смеетесь? Что-то случилось с Уинстоном. Он уже две минуты не показывается из воды.

— Я ныряю за ним, — сбивчиво проговорила Пэтти. Но не успела она уйти под воду, как шкипер крикнул:

— С Уинстоном все в порядке. Это его коронный номер. Обычно он заключает пари на то, сколько минут он может провести под водой. Его не будет около пяти минут, так что не беспокойтесь о нем. — И он еще раз рассказал им о подводной пещере.

И действительно, через пять минут на поверхности появился Уинстон, он улыбался от уха до уха, поскольку оказался в центре внимания.

Женщины смеялись и поругивали его за то, что он так напугал их. Шкипер потрепал его по черным курчавым волосам и сказал:

— Смелый ты парнишка.

Такое внимание совсем вскружило голову Уинстону. Он подпрыгнул на своих широких, плоских вывернутых ступнях.

— Уинстон не верит в духов водопада! Уинстон не какой-нибудь жалкий дикарь. — Он размахивал своими тощими руками. — Уинстон хороший христианин. Иисус самый главный колдун. Нет другого Бога, кроме него!

Шкипер дружески похлопал его.

— Сразу можно сказать, что он посещал миссионерскую школу в Куинстауне.

Уинстон повел группу обратно на место пикника. Он мерно бежал вприпрыжку на кривых, согнутых в коленях ногах, что так характерно для жителей джунглей. Пока он расстилал коврики и доставал из пакетов продукты, женщины пошли поплавать в теплой голубой воде лагуны.

Сильвана плыла, вытягивая шею и высоко держа голову, чтобы не испортить прическу. Минуты через две она вышла и немедленно переоделась из черного купальника с подрезом, который по идее должен был ее строй нить, в чернью, скрывающий фигуру комбинезон.

Анни в голубом купальнике, с которого стекала вода, бросилась на расстеленные в тени коврики.

— Ой, как хочется пить. Неужели мы не взяли ничего, кроме пива? Даже «Перье»?

«Перье» не оказалось, поэтому Уинстон пошел с ведром к водопаду набрать воды.

В ярком бикини, со струящимися по спине длинными волосами выбежала на песок Кэри. Она была похожа на прекрасную амазонку. Пэтти еще не вышла из воды, и шкипер, подойдя к самому берегу, стал кричать ей, чтобы она немедленно выходила, если не хочет получить солнечный удар. Пэтти быстро, по-спортивному плыла через лагуну и, казалось, не слышала его. Шкипер напряг голосовые связки.

— Выходите из воды, или мне придется вытаскивать вас самому.

Нехотя Пэтти направилась к берегу. Она вышла из воды, встряхивая по-мальчишески коротко стриженными волосами и одергивая синий облегающий купальник с белыми полосками по бокам, скроенный таким образом, чтобы лямки не натирали плечи. Она села в тени и взяла сандвич.

— Могли бы приготовить для нас что-нибудь получше, чем сандвичи с курицей, — пожаловалась Сюзи. Кэри это рассмешило.

— Шеф соорудил для нас рыбачью еду!

Рыбачья еда состояла из огромного количества банок пива и нескольких толстых сандвичей, которые удобно было держать во рту, или бросить на палубу, если во время еды начнется клев.

— Ну, во всяком случае, так жарко, что есть не хочется, — сказала Пэтти, отгоняя песчаных блох, накинувшихся на ее ноги. Песок был такой горячий, что ходить по нему босиком было невозможно, она уже успела обжечь подошвы, а кроме того, чувствовала приближение головной боли, но не собиралась признаваться в этом, потому что этот шкипер, строящий из себя начальника, предупредил, что солнце нагреет ей голову, если она будет слишком долго плавать. Тоже мне, прекрасное место!

На пляже сидеть слишком жарко, в воде вообще можно получить солнечный удар. Пэтти еще раз смахнула мошек с ног и увидела, что Сюзи маленькой кисточкой накрашивает губы.

— Наверное, Уинстон выучил английский в миссионерской школе, — сказала Пэтти. — Его я понимаю прекрасно, а вот других туземцев не понимаю совершенно, хотя они уверены, что говорят правильно.

— Они говорят на пиджине, — сказал шкипер. — В своей основе это меланезийский и английский, с заимствованием из малайского, китайского и немецкого. В нем всего триста тысяч слов, нет множественного числа, вообще грамматика отсутствует, но на него можно перевести любые английские слова. Некоторые считают его уродливым, а по-моему, это замечательное изобретение. Мое любимое слово «машина», оно может означать массу понятий, от консервного ножа до бульдозера. Вилка, например, это «машина для кау-кау», что значит «для еды».

— По-моему, все это ничего общего с английским не имеет, — сказала Пэтти.

— Его трудно понять, потому что туземцы не произносят звуки «ф» и «в», поэтому получается не «фрукты», а «прукты», не «ветер», а «бетер». Вместо «ч» они говорят «с», не «чай», а «сай». «Сестный селобек» значит «честный человек».

Он научил Пэтти еще нескольким словам на пиджин, но вскоре она потеряла к ним интерес. Было слишком жарко.

Ветер утих, после обеда стало еще жарче.

В тени пальм было влажно и душно. Сильвана — единственная из них, кто взял с собой книгу, — лежала растянувшись и читала.

Пэтти обратилась к шкиперу.

— Когда станет прохладнее, можно покататься на водных лыжах?

— К сожалению, подвесной мотор начал барахлить, так что лучше не заводить надувную лодку. — Ему было ни к чему катать всю эту компанию на водных лыжах, после чего мотор можно будет выбросить.

Пэтти выругалась про себя. Ей нужно было чем-то развлечься, она определенно чувствовала приближение головной боли; затылок начал пульсировать как сумасшедший.

Солнце разморило их.

Все молчали, пока Сюзи, которая не выносила тишины и считала, что на этом пикнике было так же весело, как у гроба покойника, посмотрела через плечо Сильваны и спросила:

— А что вы читаете?

— «Джейн Эйр».

— Книга по мотивам фильма? Когда-то я видела это по телевизору. О старых добрых временах, с Джоан Фонтен в главной роли, что-то про девушку-сироту, которая вышла замуж за своего хозяина. Нечто сентиментальное.

— Я бы этого не сказала, — ответила Сильвана. — Это довольно зловещая версия «Золушки». — Джейн начинает жизнь бедной гувернанткой, влюбляется в своего хозяина, но в конце книги он слепнет и становится полностью зависим от нее. Он оказывается недосягаем для женских чар, сам-то он ничего не видит, а Джейн полностью контролирует ситуацию. — «Власть без ответственности, — подумала она. — Артур сказал бы, что это мечта каждой женщины».

Сюзи смотрела, как Кэри, облачившись в голубую блузку и брюки, надев маску для подводного плавания, входит в воду. Анни дремала. Как не шли ей зеленый цвет, эти мешковатые штаны! Пэтти держалась за голову обеими руками. Черт побери, веселенькая компания, подумала Сюзи. Она решила пройтись по пляжу и насобирать ракушек.

Она медленно шла по песку, развлекаясь тем, что представляла себе, как Артур с повязкой на глазах неловко, как медведь, двигается по комнате, но слепота вряд ли грозит Артуру, к тому времени научатся делать искусственную роговицу или еще что придумают. Более вероятно, что трагедия Артура будет заключаться в том, что он влюбится в молодую девушку. Он был как раз в подходящем возрасте, чтобы свалять такого дурака, тем более что Сюзи доводилось быть свидетельницей подобных случаев. После развода с Сильваной Артур женится на молодой девушке, но та не желает сидеть дома, она хочет развлекаться. И вот старый дурак, проторчав целый день в офисе, тащится куда-то вечером, а ночью до потери сознания занимается любовью, пока наконец в три часа ночи в каком-нибудь ночном клубе не свалится с сердечным приступом. На похоронах молодая девушка выглядит прелестно, вся в черном, с алой отделкой у воротника, просто в точности как Элизабет Тейлор, когда она оказалась в центре внимания на заупокойной службе по Ричарду Бартону. Итак, молодая девушка заполучает все деньги старого дурака и с тех пор живет, не зная забот. Вот из чего состоят истории современных Золушек…

Сюзи с усилием дернула левую ногу, но тапочек провалился в мокрый песок. Правый тапок тоже начал хлюпать, а левая нога ушла в песок по щиколотку. Здесь болотистое, а не песчаное место, как остальной пляж, подумала она. Почва была водянистая, поросшая редкими кустиками сорняков.

Сюзи снова попыталась освободить левую ногу. Тапок издал хлюпающий, чмокающий звук. Вытащить ногу ей не удалось.

Вот нелепость! Рассердившись, она дернула коленями, пытаясь вытащить ноги, потом раздраженно нагнулась, чтобы развязать шнурки на тапочках.

За спиной Сюзи услышала чей-то крик. Она обернулась. По пляжу бежал шкипер, за ним по пятам Уинстон. Шкипер крикнул:

— Вы попали в зыбучие пески, леди. Не двигайтесь.

Сюзи ничуть не испугалась. Значит, она попала в зыбучие пески. А они бежали вытащить ее отсюда. Она немного забылась, вот и все. Правда, она перешла маленькую речушку в песке между водопадом и морем, хотя ее и предупреждали. Велика важность. Тоже мне преступление! Они обязаны были следить за мной, не так ли? Почему никто не закричал раньше?

Шкипер, задыхаясь, подбежал к полосе грубой травы. Он был примерно в пятнадцати футах от Сюзи, и все время двигался вокруг, оставляя следы в слякоти. Уинстон бросился к пальмовой роще, где стал собирать сухие ветки под деревьями. Он притащил ветки шкиперу, который снял с себя рубашку и разорвал ее на полоски. Шкипер связал вместе полосу материи и скрепил ими две ветки, чтобы сделать из них одну длинную. Уинстон, который был гораздо легче взрослого человека, лег на живот у самого края зыбучих песков; медленно он протолкнул удлиненную ветку по направлению к Сюзи, у которой провалились в песок уже обе ноги.

Теперь Сюзи поняла, что ей грозит опасность. Она напряглась всем телом и дрожала.

Ветка не доходила до нее почти на шесть футов. Окружающий мир предстал перед Сюзи очень отчетливо, но нереально, как картина художника-сюрреалиста. Все выглядело так же, как и до обеда, — мелкие волны ласково набегали на берег, солнце так же сияло с лазурного неба. Но, чувствуя, как все глубже засасывала ее трясина, она начала всхлипывать. Скоро ее не будет, но в этом мире ничего не изменится.

— Ложись на землю, Сюзи, — крикнул ей шкипер. — Теперь очень медленно постарайся подтянуться руками и повернуться в мою сторону. Не двигай ногами, иначе засосет еще глубже. Вытяни руки ко мне. Мне нужно, чтобы ты была в горизонтальном положении.

Побледневшая от страха Сюзи все это выполнила, но все равно не могла дотянуться до ветки. Вся в грязи, с песком, набившимся в рот, она лежала, вытянув руки, но ветка была от нее в двух футах.

Шкипер за ноги оттащил распростертого Уинстона — было бы нечестно заставлять мальчика ползти дальше — и, тихо выругавшись, сам пополз к Сюзи, толкая впереди себя ветку.

Лежа в грязи, глотая слезы, Сюзи отчаянно напрягала пальцы, чтобы схватиться за ветку, которую он проталкивал ей. Наконец она смогла коснуться ее кончиками пальцев, но хватала только слабые пальмовые листья.

Шкипер не решился ползти дальше, но протолкнул связанные ветки так далеко, на сколько хватило сил, сам он уже не дотягивался до них. Сюзи теперь могла как следует уцепиться за них, но сам шкипер не мог дотянуться до противоположного конца.

— Держись, Сюзи! — Если он смог проползти такое расстояние, то Уинстон сможет проползти немного дальше. Он отполз в безопасное место и велел Уинстону снова ползти в болото и ухватиться за ветки. Уинстон понимал, что это опасно, но без слов улегся на живот и пополз в хлюпающее месиво, пока не удалился на два фута в глубь зыбучих песков. Шкипер полз следом.

— О'кей, Уинстон, когда я скажу «раз, два, три, тащи» — ты и Сюзи хватаетесь за ветку, и я вас вытаскиваю. Прекрати хныкать, девушка, и сосредоточься!

— Раз, два, три!

Никакого результата. Уинстону казалось, что его разрывают на две части.

— Сначала, — сказал шкипер, — Раз, два, три… тащи! — пятясь назад, он тащил за собой Уинстона. Уинстон крепко вцепился в ветку.

— Руки! Мои руки! — охнула Сюзи сквозь песок, набившийся в рот. — Я больше не могу держаться.

— Сюзи, ты начала двигаться! Ты выходишь! Держись, девушка! — Жилы на руках шкипера напряглись от усилия, но он уже был вне досягаемости предательских песков, а запачканные грязью голые ноги Сюзи показались на поверхности. Тапочки пропали навсегда.

Дюйм за дюймом был вытащен в безопасное место Уинстон, волочивший за собой пальмовые ветки.

Наконец Сюзи была спасена.

— Можно встать, Сюзи, ты на твердой почве. Но Сюзи была не в силах; ее трясло, она хныкала от пережитого страха. Шкипер помог ей встать на ноги. Невозможно было разглядеть на ней розовую кофточку на бретельках и шорты. Все, за исключением светловолосой головы, было покрыто слоем грязно-зеленой жижи.

Пошатываясь, она пошла к морю смыть с себя грязь. Им были видны остальные члены компании, находившиеся в полумиле от них. Кэри все еще плавала с маской, Сильвана читала, Анни дремала, а Пэтти сидела скрестив ноги и опустив вниз голову; она предавалась медитации.

Символом высокого положения в горнорудном деле является белый цвет. Начальники смен всегда носят белые каски, в тех редких случаях, когда шахту посещает английская королева, ее упаковывают в белый комбинезон. По прибытии на шахту Маунт-Ида гостям из Питтсбурга сразу же выдали белые каски и белые комбинезоны. На фоне закопченой шахты они выглядели рекламой стирального порошка. Толпа улыбающихся шахтеров встретила их приветственными возгласами. Светло-коричневые рубашки и шорты рабочих были в пятнах от пота, тяжелые ботинки с развязанными шнурками болтались на ногах, желтые каски сдвинуты на затылки. Чарли обратил внимание, что некоторые разрисовали свои каски картинками, напоминающими маску, которая висела в его доме на пляже.

Чарли, как всегда с отвращением, шагнул в клеть, которая, вместив в себя человек сорок, за столько же секунд спустила их вниз и остановилась с жутким скрежетом, от которого содрогались все кости. Очень часто медная руда добывается открытым способом. Чарли вдруг пожалел о том, что рудник Маунт-Ида был подземным.

Внутри шахты было хорошее освещение, как в метро, ровным потоком шел нагнетаемый воздух. У ствола шахты сгрудились грузовики и другие машины, все, на чем останавливался взгляд, было начищено и отполировано, а грязные механизмы упрятаны подальше ради такого важного визита. Небольшой группе в ослепительно белых одеждах подали джип, работавший на электробатареях, и они проехали одну милю по туннелю шириной в двадцать футов, который вел в забой шахты.

У Чарли было ощущение, какое он всегда испытывал, спустившись в шахту. Страх. Все время, пока находишься в шахте, не перестаешь думать о том, какая масса земли сосредоточена наверху, и не перестаешь, удивляться, почему она не падает тебе на голову. Чарли старался не смотреть на старые штольни, где произошло оседание почвы и пой стал бугристым.

По мере того как они приближались к забою, пыли стало больше, а грохот стал невыносим; нагнетающие воздух компрессоры создавали больше шума, чем пневматические сверла, вгрызающиеся в асфальт при ремонте дорог. Оглушающий грохот вибрировал и усиливался в замкнутом пространстве.

В конце туннеля уже собралась бригада, которой доверили продемонстрировать подготовку к взрывным работам.

Сделав понимающие лица, питтсбургские гости внимательно наблюдали за работой. Поскольку Артур видел подобную операцию, наверное, в сотый раз, он отвлекся и стал вспоминать утреннюю встречу с президентом Пауи. Все шло более-менее так, как предсказывал Эд, за исключением одного момента. После того как он передал доклад… президенту. (Эд переделал его, включив в него уран, но опустил упоминание о кобальте и хромите), тот посмотрел ему прямо в глаза и спросил:

— А какие перспективы насчет кобальта? Вот вам и секретность. Будем надеяться что сработает приманка, подумал Артур и, нимало не смутившись, ответил:

— Их нет, сэр. — И добавил: — Господину президенту, конечно, известно, что даже если бы мы и нашли кобальт, он не будет в цене. Цены резко снизились в 1980 году из-за перепроизводства. Сейчас спрос понемногу начал расти, и к 1985 году ожидается, что цены достигнут примерно двадцати долларов за килограмм, но у нас нет оснований надеяться на то, что мы найдем кобальт, господин президент.

Президент усмехнулся.

— Кто знает, что может произойти в будущем, сэр.

— Что бы мы ни нашли, господин президент, Пауи получит из этого значительную долю.

Воспоминания Артура были прерваны резкой переменой в завываниях буров. Группу людей в белых одеяниях мгновенно окутал клуб пыли. Послышался ужасающий свист воздушной струи, вырывающейся под большим давлением. Один из ярко-оранжевых воздухопроводов взвился в опасной близости от голов посетителей, он вибрировал с такой скоростью, что напоминал оранжевый веер.

Разошлось сцепление воздухопровода, сразу же понял Артур. Никто не успел шевельнуться, труба воздухопровода толщиной в руку ударила по кровле шахтного ствола, разбив огнеупорную электрическую лампу.

Они оказались в кромешной тьме и в замкнутом пространстве. В эту секунду каждый из них не только слышал свист и грохот из воздухопровода, но и осознавал, что над ними нависли тысячи тонн черной земли.

В верхней части воздухопровода снабженный пружиной датчик давления немедленно захлопнулся и перекрыл клапан, ведущий к воздухопроводу. Как только давление воздуха снизилось, извивающаяся металлическая змея упала на землю. Издав последнее шипение, она осталась спокойно лежать в темноте. Но охваченные паникой люди, оказавшиеся в забое в темноте, этого не знали.

Кто-то рядом с Чарли пронзительно вскрикнул. Чарли вспомнил, что видел экстренный телефон, который свисал со стены в забое и связывал напрямую со спасательной командой. Кашляя и задыхаясь, Чарли ощупывал стену в поисках телефона, но никак не мог его обнаружить.

Фонарики на их белых касках прорезывали мутные неверные лучи света в слое пыли, сами высокие гости пытались вдохнуть воздух, а вместо этого глотали пыль. Пыль забила их ноздри и резала глаза. Они задыхались и были бессильны что-либо предпринять.

В глубине туннеля просматривался слабый кружок света. Все члены группы поняли, что, если двигаться на свет неповрежденных лампочек, можно выйти обратно к подъемнику и спокойно подняться на поверхность.

Они стали поспешно пробираться к этому слабому световому кружку, подальше от пыли, темноты и страха того, что может еще случиться.

Но один человек не побежал с ними Эд закричал:

— Здесь остался раненый! Скажите, чтобы спасатели прихватили носилки! — Но его никто не услышал, и он повернул обратно, ориентируясь на стоны.

Удушливая пыль была плотнее тумана на Ньюфаундленде, но когда она улеглась, Эд при помощи фонаря на своей каске смог увидеть бледного бородатого человека — того самого, который производил бурение — он корчился на полу и кричал от боли. Каска и защитные очки исчезли, правая нога сильно кровоточила. Муфта, отскочившая от рукава воздухопровода, раздробила ему колено.

Наверху спасательная команда, состоящая из трех человек, развлекалась игрой в покер, когда прозвучал сигнал тревоги. Без слов они побросали свои карты и вскочили в санитарный джип, который постоянно находился рядом с их кабинкой. Через двадцать пять секунд после сигнала тревоги они уже спускались в шахту.

Обычно водитель санитарного джипа ездил с гораздо большей скоростью, но сейчас, не отдавая себе в этом отчета, он нажимал на тормоза. Ему не хотелось бы наехать на кого-то из этих важных начальников. Поэтому джип двигался по туннелю длиной с милю со скоростью бегущего человека.

Сигнал тревоги прозвучал и на посту контроля. Начальник смены немедленно вскочил в свой джип и поехал следом за санитарной машиной, надеясь, что проблема заключалась только в нарушенном воздухопроводе, как было указано на индикаторе сигнала тревоги. Он чуть не врезался в санитарный джип, когда тот остановился у забоя шахты.

Прожектор и фары санитарной машины высветили сгрудившихся грязных, задыхающихся, кашляющих мужчин, которые пытались прийти в себя под первой лампочкой, до которой они дошли. Позади этой группы слышался чей-то стон, а кто-то звал на помощь.

Водитель, он же санитар, спрыгнул с сиденья и протолкнулся сквозь людей. Он направился в конец туннеля, где фонарь каски Эда освещал раненого оператора. Тот все еще стонал.

Санитар опустился на колени, посветил своей лампой на искалеченную ногу человека.

— Ампутация, бедолага, — пробормотал он и подозвал к себе остальных членов своей команды.

Они действовали быстро. Один человек приставил кислородную маску к лицу раненого, другой сделал ему укол морфия в руку, после чего они погрузили его на носилки и поспешно унесли в санитарную машину. Спасатели теперь остались одни, не считая Эда. Всю инспекционную группу увез к подъемнику начальник смены.

Пока санитары оказывали помощь раненому, Эд впрыгнул в джип и стал водить прожектором, чтобы убедиться в том, что больше раненых нет.

Бледный луч выхватил скорчившуюся, бледную фигуру человека, лежащего в тени большого экскаватора.

Эд закричал:

— Носилки к левой стороне! — Он слез с джипа, бросился к человеку, лежащему у стены, и перевернул его на спину.

— Боже мой! Это Бретт, — сказал Эд.

Когда все в панике бежали в темноте, Бретт, наверное, натолкнулся на тяжелый экскаватор — а может быть, случайно его толкнули.

Эд отчаянно закричал:

— Носилки! Кислород! Быстрее!

К нему подбежали два санитара. Первый стал на колени, просунул в трахею Бретта трубочку и соединил ее с кислородным баллоном. Реакции не последовало. Очень трудно пробить воздухом забитые пылью бронхи.

Когда второй санитар взял руку Бретта проверить пульс, из безжизненных пальцев выпал синий аэрозольный флакончик. Санитар поднял аэрозоль и потряс его.

— Эта штука пустая! — сказал он.

В тусклом свете шахты санитар сделал Бретту внутривенную инъекцию стероидов. И снова никакой реакции от пострадавшего.

Спасателям потребовалось двадцать пять секунд, чтобы сесть в джип, шесть минут, чтобы проехать одну милю туннеля, еще три минуты, чтобы удостовериться, что кашляющие начальники были вне опасности и две минуты на оказание помощи раненому оператору. Всего двенадцать минут прошло с того момента, как прозвучал сигнал тревоги. Медики переглянулись между собой в тусклом искусственном свете. Один пожал плечами. Оба они понимали, что этот человек мертв.

— Бедолага, — сказал первый санитар. Это было их универсальное слово для выражения соболезнования.

Никто из них не знал, что если бы горничная в гостинице не подобрала с пола в ванной использованный аэрозольный баллончик и не положила бы его аккуратно на полку рядом с новым и Бретт не взял бы его с собой по ошибке, то он мог бы спасти свою жизнь вместо того, чтобы в отчаянии нажимать на пустой баллончик, задыхаясь от пыли…

6

— Пожалуйста, леди, рассаживайтесь в лодке поудобнее.

Шкипер провел «Луизу» сквозь пролив между коралловыми рифами, направившись прямо на волну и на ее гребне перепрыгнув опасное место. По обе стороны пролива раздался оглушительный шум, когда, море ударилось о возвышающиеся берега кораллового рифа, взметая в воздух брызги.

«Луиза» взяла курс на северо-восток и двинулась назад в Райский залив. Солнце перестало так нещадно палить, и начал дуть легкий бриз.

Шкипер надеялся, что в скором времени женщины воспрянут духом. Сюзи сидела ссутулившись в душной кабине, все еще заплаканная после выпавшего на ее долю испытания плывуном; тихоня Анни наливала еще порцию водки с тоником.

Остальные женщины на берегу с тревогой смотрели, когда Сюзи, Уинстон и шкипер, все перепачканные грязью и песком, шатаясь, направлялись к месторасположению пикника. Анни и великанша Кэри помогли трясущейся Сюзи спуститься в воду, сняли с нее грязную одежду, вымыли ее, а затем нарядили в чистую голубую рыбачью рубашку. Толстушка Сильвана выразила желание вернуться в отель, но блондинка с мальчишечьим характером возразила. Какого черта портить им день, говорила Пэтти, покуда Сюзи выслушивала наставления, что ей не следует больше приближаться к плывунам.

Стоя на корме, шкипер наблюдал, как Кэри ловит рыбу. На всех были надеты рыбачьи одежды, как он и приказывал. Большинство туристов никогда не слушалось его — они считали, что лучше знают, как им себя вести. Он всегда предупреждал их осторожно загорать в начале отдыха плавать в длинных штанах и рубашках с длинными рукавами — и не принимать солнечных ванн. Но они всегда предпочитали разгуливать в модных купальниках, которые привезли с собой. Забывали, что находятся в тропиках. После двух сезонов в отеле «Пэрэдайз-Бэй» он пришел к выводу, что не имеет смысла настаивать на своем, потому что туристы всегда считали его назойливым и занудным. Слишком поздно они понимали, что он прав, когда боль и волдыри сковывали их дня на три и они, всхлипывая, лежали в кровати, а гостиничные медсестры заботливо смазывали их обожженную кожу цинковой мазью. Потом, когда сожженая кожа слезала с них, как со змей, они волновались, не останется ли этот свежий розовый цвет, похожий на цвет телячьей вырезки, до конца их дней.

Шкипер подавил зевоту. Туристический сезон приближался к концу; влажный период начнется с первого декабря. Он оставил штурвал и оглянулся через плечо на нижнюю палубу.

Кэри поймала небольшого тунца — около шести фунтов, прикинул он — и теперь сидела на корточках на палубе и прилаживала новую наживку. Уинстон помогал ей.

Шкипер был по-настоящему доволен этим парнем. Плавал он, как форель, а нырял, как дельфин; он стоит больше, чем все зерна, из которых изготавливалась мука для тех двух мешков, что его отец брал в качестве платы за него. Шкипер мог побиться об заклад, что Уинстон предпочитал море суше. На суше это был легковозбудимый, тощий двенадцатилетний мальчик, на море он превращался в приятного юношу, уравновешенного, быстро соображающего, который никогда не совершал ненужных движений. Но это и не было удивительно, ведь происходил он из семьи ныряльщиков за жемчугом. В этот день он прекрасно вел себя на этом плывуне. Уинстон спас жизнь блондинке. На этом он, можно считать, заработал еще два мешка муки.

Усевшись на транец, Уинстон заканчивал перечисление имен всех своих десяти братьев и сестер, а Анни слушала его, сидя на стульчике для рыбалки. Ее светло-зеленая майка без рукавов постоянно выскакивала из-за пояска мешковатых зеленых слаксов. Анни слушала, как Уинстон рассказывает об отце Уинстоне Черчилле Смите, миссионере, который крестил его, обучал в миссионерской школе и подарил ему белые четки, которые горделиво свешивались из кармана его дырявых шорт цвета хаки.

— Библия — награда, — говорил с гордостью Уинстон. — Уинстон хороший христианин. Уинстон ест тело Иисуса и пьет кровь Иисуса и потому получает силу Иисуса. Уинстон не паршивый дикарь. Иисус — хорошая сила, волшебство. Уинстон не верит в бога Килибоба.

— Хватит, Уинстон, — позвал его шкипер. — Иди-ка сюда, возьми штурвал.

Уинстон вскарабкался по веревочной лестнице, а шкипер спрыгнул на палубу выпить пивка.

— А что это за бог Килибоб? — спросила Анни.

— Разновидность религии. Культ Карго[4], — пояснил шкипер. — Старые местные традиции не сильно изменились, даже в Куинстауне. Обычные селения живут так же, как жили их предки, разве что люди стали использовать в быту привезенные с запада вещи — скажем, жестянку от супа в качестве чайника. Они не верят, что товары производятся людьми. Они считают, что джипы, землеройные машины и банки растворимого кофе сотворены богом Килибобом и посылаются на землю духами отцов в качестве вознаграждения для каждого. — Он отхлебнул пива. — Все товары, произведенные на западе, называются Карго. И предполагается, что они ниспосланы богом Килибобом.

Сюзи рассмеялась:

— Значит, они считают, что этот швейцарский ножик, и эта банка пива, и эта лодка упали непосредственно с неба?

— Да. И это не удивительно, если учесть, что никто из них никогда не видел фабрик и заводов. — Он оглядел румяные, заинтересованные лица. — Некоторые считают, что миссионеры вводят их в заблуждение. Христианство не раскрыло им секрета распространения Карго. Но они верят, что миссионеры знают секрет, потому что у них всегда много Карго.

— Но туземцы выглядят такими приветливыми, — возразила Анни.

— Когда островитянин тешит себя надеждой, что беленький откроет ему ненароком секрет Карго, он всегда дружелюбен. Будьте осторожны, когда дарите им что-нибудь. Даже какую-нибудь мелочь типа перочинного ножичка, который я подарил Уинстону.

— Что значит осторожны? — спросила Сюзи.

— Не ожидайте благодарности, — сказал шкипер. — Островитянин считает подарок своей долей в Карго, чем-то причитающимся ему. Не давайте им понять, что у вас много вещей, иначе они будут считать, что вы утаили от них ту часть Карго, которую бог Килибоб послал на землю для них.

— Но ведь наверняка не все из них так думают? Вот Уинстон не верит в бога Килибоба. Он только что сам сказал, — сказала Анни.

На это шкипер рассмеялся:

— Это только потому, что он на самом деле верит в Килибоба. Несколько лет в миссионерской школе никоим образом не изглаживают в человеке его предыдущую жизнь, проведенную в племени, где каждый человек посвящает свои молитвы, свою еду и свои цветы богу Килибобу.

О человеческих жертвоприношениях шкипер умолчал.

— А чего из Карго им больше всего хочется? — спросила Анни.

— Некоторые из них молятся о топорах, одежде, ножах. Более агрессивные вымаливают себе военное Карго — самолеты и военные корабли — чтобы скинуть белых с острова.

— Так вы возите с собой ружье, опасаясь, что вашу лодку захотят украсть? — спросила Кэри.

— О, нет, у меня никогда еще не было никаких неприятностей. Они не обвиняют белых за ту собственность, которой те постоянно владеют, они обвиняют их только тогда, когда им кажется, что белые что-то от них припрятали. Еще они могут разгневаться на врачей, потому что они неправильно исполняют ритуал. Им кажется, что те исполняют плохие танцы, произносят плохие заклинания и неправильно приносят жертвы. Они отказываются от лечения и через некоторое время понимают, что поступили правильно, потому что духи предков посылают им тотчас какое-нибудь приятное Карго — банку консервов или губную помаду.

— Значит, они считают, что молитвами можно вернуть себе утаенные от них вещи? — спросила Кэри. Шкипер кивнул:

— Они верят в вознаграждение в этой жизни, а не в будущей.

Он внезапно повернул голову, как собака, учуявшая что-то. Ему показалось что-то необычное в работе двигателя.

Нет, только показалось.

— Когда туземцев везут на самолете, — добавил он, — и самолет пролетает над селением, в котором поклоняются культу Карго, они начинают рыдать от ужаса, зная, что там, внизу, в селении, люди молятся, чтобы самолет упал и разбился, чтобы можно было поживиться пивом.

Вновь шкипер резко поднял голову. Теперь он был уверен, что двигатель теряет мощность. Мало-помалу мотор заглох, но некоторое время еще работал лишь по инерции.

Шкипер вскарабкался на мостик и проверил горючее. Бак был неполный, но горючего в нем было вполне достаточно. Может быть, вода в дизельном топливе? Он залил доверху резервуар.

К его облегчению двигатель внезапно заработал, и они вновь поплыли вперед. Забавно, но раньше у него не возникало подобных проблем; но ведь лодка ни разу не проходила техосмотра, потому что это значило вести ее в Куинстаун и терять драгоценные дни курортного сезона.

Когда багровое солнце опустилось к горизонту, темная гладь воды как бы покрылась кровью.

Сюзи, которая, казалось, уже забыла, как еще недавно почти умирала, распахнула воротник своей рубашки и с любопытством разглядывала обгорелую кожу:

— Эй, посмотрите-ка на эти отметины! Сегодня я не смогу надеть одежду без завязок.

— Пикник на побережье всегда дарит много информации о мире, — сказал шкипер. — Дамы обычно надевают хлопчатые платья, иногда легкие жакеты. Когда же после заката начинаются туземные пляски, многих бросает в дрожь, даже если они сидят рядом с костром.

Сюзи решила надеть свое белое платье «Кельвин Кляйн» без ремешка. Никаких украшений и босиком. Она подвязала волосы тесемкой, а за ухом приколола желтую орхидею. Лицо она намазала бронзовым кремом, который назывался «Звездная дымка». Она посмотрела на часы. Было без двадцати шесть. В шесть они должны вернуться.

Шкипер заметил, как Сюзи посмотрела на часы.

— Почти дома. Вон за тем мысом уже Райский залив.

— А танцоры будут в туземных одеждах? — спросила Кэри, вспоминая те причудливые фотографии, которые Эд привозил домой.

— Раньше они предпочитали отплясывать голышом, но теперь ради правил приличия надевают набедренные повязки из тростника. А на головах — уборы из перьев двух футов высотой. — Говоря это, шкипер поднял голову и оглянулся. Он вновь услышал этот странный звук в двигателе. Черт возьми, это никак не топливо, но двигатель вновь останавливается!

Мотор заглох очень быстро, лодка перестала двигаться вперед.

— Прошу прощения, леди. Вы не возражаете, если я попрошу вас перебраться в кабину? Мне нужно открыть палубу и осмотреть двигатель, который располагается под ней.

Осмотрев двигатель, шкипер не нашел никаких видимых неполадок. Дизель выглядел так, будто собирался работать вечно, но все же он остановился, а значит, что-то было не в порядке. Ну почему эта старушка не подождала чуть-чуть и сломалась до того, как они вернулись в Райский залив?

Лишь небольшая пурпурная дуга оставалась светлой над горизонтом. Море было запятнано неспокойными красными и оранжевыми бликами, скачущими по «Луизе».

Через пять минут шкипер крикнул:

— Попробуй завести, Уинстон.

Уинстон нажал на стартер, двигатель лишь чихнул.

— Ладно, отключай. Кажется, я знаю в чем дело. — Пальцы шкипера со знанием дела копались в моторе, но никаких неполадок так и не обнаружили.

— Попробуй еще разок, Уинстон.

Тот же результат.

В три минуты седьмого солнце медленно провалилось за линию горизонта, тотчас игривые красные отблески на воде побледнели, стали золотыми, тускло сверкая на поверхности черной воды. В тропиках почти нет сумерек, через десять минут после заката наступает полный мрак.

Шкипер взмок, лицо его пламенело.

— Я передам по радио в отель, что с нами случилось, — сказал он.

— Попросите их прислать за нами другую лодку, — сказала ему Сильвана.

— Там нет другой лодки с мотором. Маленькая моторная лодка, которую они используют для водных лыж, на ремонте, все остальное — одиночные лодочки и резиновые надувные шлюпки.

Шкипер соединился по радио с отелем и объяснил ситуацию.

— Да, мы около другого берега полуострова… Что я собираюсь делать? Оставлю моего паренька-помощника на лодке и перевезу всех леди на берег в шлюпке. Правда, она рассчитана только на четверых и придется перевозить в два приема. Я поведу их по тропе, пересекающей полуостров, так что пришлите нескольких парней с фонарями навстречу… Другого выхода нет. Там ведь только несколько миль… Пойдут, пойдут, если захотят попасть на пикник. А не хотят, так проведут ночь в лодке… Послушайте, они целый день провалялись на берегу, и от того, что пройдут пару миль пешком, не рассыплются… Да, скажите мужьям, что мы немного задержимся, и попросите Лу не спешить с началом праздника. Хорошо? Если эти свинтусы целый день готовили еду для гулянки, ничего не случится, если придется подождать несколько минут… Нет, для следующего месяца не потребуется капитального ремонта… Да, постарайтесь быть немного попроще, я ведь, как-никак, черт возьми, знаю свое дело.

Он забрался на корму и объяснил план действий.

— Просто удивительно, как это у них нет других лодок! — рассердилась Сильвана.

— Лодки нам нужны только для рыбной ловли и водных лыж, мэм. Прокат этой лодки стоит пятьсот долларов в день, а бывают дни, когда на ней никто не катается. Так что, если бы у нас было две лодки, мы давно бы разорились.

Вдруг двигатель кашлянул и завелся. На лице у Уинстона расплылась улыбка, широкая, как у ломтика кокосового ореха.

— Она пойдет, босс. — Уинстон нажал на стартер. — Идет, босс!

Двигатель снова кашлянул и умолк.

— Вот говно какое!.. — простите, леди, — сказал шкипер. — Не будем ждать, пока стемнеет окончательно и переправимся на берег. Уинстон, ты остаешься на лодке. Не пускай на нее никого, понял? Я вернусь через несколько часов.

Он спустился вниз и вернулся со своим ружьем.

— Эй, — крикнула Сюзи, — если это просто небольшая прогулка, зачем нам ружье?

— Нам оно и ни к чему. Это для Уинстона. Лодка ведь — солидное Карго.

— Но ведь Уинстону только двенадцать лет!

— Ему было вообще только одиннадцать, когда я впервые взял его на лодку, и первое, чему я его научил, это как продырявить любого, кто захочет стащить мою лодку. Теперь, леди, пожалуйста, там на носу есть ящик, достаньте-ка из него кроссовки. Ваши туфельки не слишком хороши для прогулки по джунглям.

Около половины седьмого все женщины в плохо подходящих по размеру кроссовках стояли на сыром каменистом берегу и смотрели, как шкипер затаскивает шлюпку на берег; ногой он выкопал ямку для якоря и закопал его в ней.

— Это так, на всякий случай, — сказал он, заправляя рубашку в джинсы. — Ну, дорогие леди, в путь.

Покуда женщины, следуя за шкипером, поднимались по песчаному, поросшему кустарником склону, свет окончательно сменился темнотой.

Сюзи споткнулась и упала.

— Ой-й, ноготь! — прокряхтела она.

Анни подошла к ней и помогла догнать остальных.

— Скорее же! — нетерпеливо проворчала Пэтти. Ей казалось, что они слишком медленно продвигаются. Сильвана с трудом преодолела этот склон в двадцать футов, двигаясь, как слоненок.

— Ой, кто-то кусается! Ой! Ой! Ой! — закричала Сюзи. Она стала отбиваться от мух, нападающих на ее руки и ноги. — У меня в кроссовках муравьи! — Она запрыгала с ноги на ногу. — О. госсп… ну и пикничок!

«Еще бы, — подумала Сильвана, — в таких шортах и короткой маечке». Сильвана была довольна, что сама надела тренировочный костюм.

— Стойте здесь, — сказал шкипер. — Я пойду разыщу тропинку.

И он исчез, оставив их в высокой, по колено, жесткой траве.

Там, на берегу, где был пикник, сейчас было тихо, только шелестел водопад и волна нежно билась о пляж, а здесь, в джунглях, было шумно, всюду кричали какие-то твари, проснувшиеся после заката — звенели цикады, издавая пронзительные, трескучие и беспорядочные звуки.

Вдруг в ночи раздался чей-то дикий и страшный крик. Женщины аж подпрыгнули от испуга.

— Не бойтесь, это всего лишь попугай, — успокоил их появившийся шкипер. — Пойдемте, тропа отсюда в десяти шагах. Точнее, не тропа, а еле заметный след. Туземцы обычно обходят эти места стороной.

Фонарик шкипера осветил узкую тропиночку. Они углубились в чащу, где была уже совсем непроглядная темень.

— Вы идите в самый конец цепочки, — сказал шкипер Кэри. — Никто не должен упускать из виду того, кто идет впереди всех.

Они пошли по тропинке, под ногами у них была сырая гниющая растительность, кишащая насекомыми. Сверху до них доносился шорох листьев — невидимые животные перебирались с ветки на ветку, невидимые пасти и клювы кричали и ревели, вопили и чавкали.

— Мы как будто в каком-то проклятом Богом зоопарке, — проворчала Сюзи.

— Какая непролазная чаща, так все царапается! — простонала Сильвана. — Я ничего не разбираю в темноте и мне кажется, будто за спиной у меня все смыкается тесной стеной.

— Эта тропинка проложена через вторичные джунгли, — сказал шкипер через плечо.

— А что такое вторичные джунгли? — спросила Пэтти, думая о том, как смешно суетятся все остальные женщины.

— Это когда джунгли очищаются и возделываются, а потом, когда их забрасывают, на этом месте поднимается новая густая растительность. Это и называется вторичные джунгли.

— Если нам попадется селение, мы можем там отдохнуть и подождать, пока вы принесете еще фонарей? — спросила Сильвана.

— Лучше постоянно двигаться, — сказал шкипер. — Нам не так уж далеко идти.

Они пошли дальше, наступая на скользкие камни, спотыкаясь о корни деревьев и сломанные ветки. Каждой из них были велики кроссовки, отчего идти было трудно, да к тому же приходилось постоянно держать руки вытянутыми вперед, чтобы оберегаться от хлещущих по лицам ветвей.

Сильвана вскрикнула, почувствовав, как кто-то теплый и пушистый на мгновенье прикоснулся к ее голым щиколоткам и отскочил в сторону. Летучая мышь чуть не задела Анни, и она стала прыгать и отмахиваться руками. Кэри утешала саму себя, как утешают ребенка, испугавшегося темноты. Пэтти скрестила пальцы рук. Сюзи хныкала.

Женщины перестали быть дерзкими. Они полностью утратили чувство собственной безопасности. Хотя они знали, что им нечего бояться, всем было очень страшно.

Вдруг воздух разрезал крик чьей-то агонии. Все в оцепенении остановились.

— Только не надо говорить, что это опять попугай, — огрызнулась Сюзи.

— Стойте здесь, — сурово приказал шкипер. — Я пойду и посмотрю, что это был за крик. Не двигайтесь. — Он видел, что у них начинается паника. — Вернусь через пять минут. — Он двинулся вперед и через мгновенье маленький пляшущий кружок света исчез, оставив женщин в кромешной темноте.

Прошло пять минут. Вдруг Сильвана услышала шорох. Она прыгнула к Анни, а та, в свою очередь к Пэтти. Но тут раздался голос шкипера:

— Это всего лишь я. Там впереди — деревня, чуть слева отсюда. Это они наказывают вора. Пойдемте побыстрее.

— Нет, — всхлипнула Сюзи, — я иду туда, в деревню, заплачу им и пусть они доставят меня в отель. И завтра же, на чем угодно, я заставлю Бретта увезти меня к черту из этого проклятого места!

— Никто из вас не пойдет в эту деревню, — жестко приказал шкипер. — Они там, кажется, малость перевозбуждены.

— Что вы имеете в виду?

Спустившись туда, к селению местных рыболовов, шкипер видел, как при свете костра несколько старейшин деревни держат одного человека прижатым к земле и бьют тяжелой деревянной колотушкой ему по руке. Они старались переломать на этой руке все кости, чтобы навсегда отучить беднягу от воровства, если только он не умрет от инфекции.

— Мне очень жаль, но мы не можем пойти туда, в деревню, — сказал шкипер. Сюзи больше не настаивала, она услышала в голосе озабоченную нотку.

— А они не услышат нас? — спросила Пэтти.

— Если и услышат, это не имеет значения. После заката они не захотят покидать пределы своей деревни. Они боятся ночи. Она принадлежит духам их умерших предков. И живым запрещается переходить дорогу мертвым.

Все двинулись дальше. Они старались выше задирать ноги, но все равно запутывались в переплетениях зловонных растений, растущих вдоль тропы.

Сюзи снова остановилась. Капризным детским голосом она пробормотала:

— Я не могу идти дальше. Я остаюсь здесь.

— Ума не приложу, где эти парни с фонариками! — проворчал шкипер. — Послушайте, до отеля осталось еще минут десять ходьбы. Где-то здесь уже должна быть ограда. Хотите, я пройду вперед и проверю?

— Нет! — вскрикнула Сюзи. — Только не оставляйте нас одних!

Пэтти посмотрела на светящийся циферблат своих наручных часов. Когда они двинулись в путь, было начало седьмого, а сейчас часы показывали двадцать минут восьмого.

За всю ее жизнь не было такого долгого часа.

Представители администрации «Нэксуса» молча сидели в плетеных креслах во дворике за баром отеля, одетые в светлые хлопчатые тропические одежды. Полоска пляжа перед ними была освещена мигающими керосиновыми фонарями высотой в шесть футов, от которых по бледным лицам бегали вздрагивающие тени. Там, за фонарями, мерцало фосфоресцирующее море. Артур слушал, как волны мягко накатываются на берег, а затем возвращаются обратно в море с причмокивающим звуком, оставляя на темном песке белое кружево пены.

Артур взглянул на свои часы. Двадцать минут восьмого. Боже, они давно должны были вернуться. Ему сказали, что поездка на лодке несколько затягивается, поскольку они возвращаются по суше. Когда они вернутся, ему придется сообщить Сюзи ужасную новость о смерти Бретта.

Праздник на пляже пришлось внезапно отменить. Уставленные едой столы отнесли обратно с берега. Огромный костер медленно догорал. Поскольку сезон заканчивался, гостей было очень мало: группа «Нэксуса», два японских бизнесмена, средних лет англичанка, которая никогда ни с кем не разговаривала, и ее тощий, сутулый муж с усами пшеничного цвета, большую часть времени проводивший в баре.

Артур допил виски. Ему предстояло сообщить новость о смерти Бретта не только его жене, но еще и его матери. Может быть, он попробует уговорить свою мать сообщить его матери об этом. Утром он позвонит ей по телефону, и пусть она сама решает. Женщины лучше разбираются в вещах такого рода.

Артур надеялся, что завтра утром телефон снова будет работать. Как только они вернулись в Райский залив, Артур несколько раз пытался дозвониться до офиса в Сиднее, но местная линия не действовала. За те четыре дня, что они провели на Пауи, линия уже целых два раза выходила из строя! Как бы то ни было, Артур сделал все от него зависящее. Эд был неправ, в это утро президент не стал больше откладывать дело. Он отрывисто сказал: «Не будем больше ходить вокруг да около, мистер Грэхем. Давайте развивать наш бизнес по-западному, как можно быстрее, на всех парах».

«На всех парах!» — крутилось в голове у Артура, когда он вспоминал все эти долгие месяцы бесплодных переговоров. Президент осторожно намекнул про кобальт, затем отрывисто предложил процентовку обмена, которую берет на себя Компания по развитию Пауи, сколько придется платить ежегодно, процент доходов и стоимость чека, который следует выписать на его имя и оплатить в швейцарском банке до того, как все параграфы соглашения будут подписаны. На удивление, эти суммы оказывались лишь чуть-чуть больше, чем поначалу предполагал Артур.

Без слов Атур выписал чек, уже готовый и оформленный на компанию «Нэксус» в Швейцарии. Ему оставалось только вписать сумму.

— Благодарю вас за вашу помощь, — сказал президент, кланяясь.

Весьма довольный, Артур вернулся к микроавтобусу «Нэксуса», который затем затрясся по ухабам в сторону Куинстауна.

Сидя теперь в мигающих огнях керосиновых фонарей, Артур обернулся к Чарли и спросил:

— Не нальешь мне еще шотландского? Черт бы побрал, куда подевались сегодня все официанты!

Обычно оркестрик из трех человек играл здесь на танцплощадке, а сегодня никакой музыки не было. Бассейн был затемнен, так как никто не плавал. Пляшущий свет фонарей словно издевался над полным отсутствием какого-либо веселья.

Чарли вернулся из бара.

— Официанта я так и не нашел, — сказал он. — Но девчонка там у входа сказала, что сейчас принесет нам выпить.

Чарли сел за столик. Никто ничего не говорил. Несчастные случаи не редки в угольном бизнесе, но только не во время приятного времяпрепровождения в отпуске, прекрасным утром. Ожидание хорошенькой жены Бретта, веселой и улыбающейся, приводило всех в уныние.

Похожая на какую-то экзотическую стюардессу в своей темно-бордовой гостиничной униформе, Луиза принесла несколько стаканов и бутылки.

— Я решила, что лучше принести сразу бутылки, — сказала она, ставя принесенное с подноса на столик. — Потому что бармена все время нет на месте.

— Что-то тут постоянно никого нет на месте, — мрачно сказал Чарли, наливая спиртное.

Артур поднял голову и нахмурился, глядя на море.

— Что там за шум?

— Лодка тарахтит. Наконец-то возвращаются, — с облегчением произнес Эд.

— Странно, почему-то никаких огней, — сказал Артур.

— По-моему, там не один двигатель, — заметил Чарли.

— Пойдемте встретим их. — Артур встал, все остальные последовали за ним.

Пристально вглядываясь в ночь, члены «Нэксуса» медленно вышли на пляж и приблизились к воде.

Перед ними в темноте замаячили чьи-то тени.

— Тут что-то не то! — закричал Эд. — Три лодки. И никаких огней. Надо бежать в отель! — Он схватил Изабель за руку, и они побежали вверх по пляжу.

Эд чуть не столкнулся с Луизой, которая бежала босиком прямо за ними, держа туфли в руках.

— Я никого не вижу, — испуганно вскрикнула она. — Все куда-то исчезли. Какие-то солдаты выскакивают там из кустов перед отелем. Что происходит?!

Три судна врезались в берег и три одетые в черное неизвестные команды, атакуя, высадились на берег. Люди в черном, надвинутые каски, все были вооружены автоматами. Очень быстро они рассеялись вдоль берега.

— Террористы! Все с пляжа! — вскрикнул Эд, хватая Луизу. Волоча за собой двух дрожащих от испуга женщин, он подбежал к отелю и тут замер в оцепенении.

— О, Господи! — вскрикнула Изабель. Строй одинаково одетых солдат двигался от отеля. С автоматами на изготовку, они медленно наступали.

Пэтти резко вскинула голову.

— Что это за выстрелы?

— Наверное, фейерверк, — предположил шкипер. — Луиза приготовила фейерверки для праздника. Эй! Леди! Взгляните! Вот же ограда!

С криками радости они устремились к ограде отеля, над которой светились фонари. Все были ужасно перепачканы и Сюзи сказала:

— Мне сначала нужно привести в порядок лицо, прежде чем мы явимся туда. — Она подошла к ближайшему фонарю и покопалась в сумочке, ища расческу.

Кэри никогда еще не видела Сюзи такой растрепанной. Она устало промолвила:

— Мое лицо подождет, а вот я бы с удовольствием сначала покурила. — И она тоже стала рыться в своей белой сумочке.

Анни тоже схватила свою зеленую сумочку и достала из нее косметику, хотя она понимала, что если уж приводить себя в порядок, то для начала следовало влить в горячую ванну бутыль шампуня и хорошенько понежиться в пене.

— Давайте уже не будем задерживаться, — нетерпеливо заметила Сильвана. — Мужчины, должно быть, изволновались.

Увидев свое отражение в маленьком зеркальце, Сюзи фыркнула — на нее смотрело исцарапанное, перепачканное лицо, будто разрисованное для маскарада.

— Если бы мы только могли незаметно проскользнуть. Я, например, не могу показаться на глаза в таком виде.

— Ладно, — сказал шкипер, радуясь, что через несколько минут он избавится от этих избалованных куколок. — Я проведу вас через черный ход.

— Давайте поспешим, — Пэтти защелкнула свою холщовую военную сумку, которая всему миру сообщала, что Пэтти любит Сан-Франциско.

Они прошли вдоль всего забора, пока не уперлись в ворота.

— Эй, тут у ворот должен быть сторож. Куда он мог подеваться?

Исчезновение сторожа было делом серьезным. Кто угодно мог пробраться на территорию отеля за те несколько минут, которые он отсутствовал.

— Я уже вижу фонари на пляже! — радостно воскликнула Сюзи, когда они уже шли по газону. Шкипер сделал знак, чтобы все остановились:

— По-моему, происходит что-то странное. Давайте все помолчим и прислушаемся.

Он услышал, как щелкают затворы автоматов.

Вдруг вдалеке прозвучала отрывистая команда, вслед за которой раздались два выстрела.

Кто-то закричал. Потом наступила тишина и снова кто-то закричал. Еще один выстрел и снова тишина.

Шкипер обернулся и прошептал:

— Никому не двигаться. Я пройду вперед посмотреть, что там происходит.

Он двинулся вперед, низко пригибаясь, затем пополз.

В нетерпении женщины смотрели, как его белая рубашка мелькала среди темных деревьев.

Сюзи нервно оглянулась по сторонам.

— Я не собираюсь тут оставаться, — прошептала она. — Я пойду за ним следом.

Все согласились с ней. Укрываясь за бесчисленными кустарниками, они побежали догонять шкипера, который полз в направлении пляжа в полутьме.

Кэри первой настигла шкипера, когда он спрятался в тени куста олеандра, неподалеку от ряда фонарей, горящих на пляже. Ванильный запах олеандра ударил Кэри в ноздри.

— Зачем вы здесь? — прошептал шкипер. — Вернитесь назад!

Кэри не слышала его слов. Она не могла поверить тому, что открылось ее взору. По всему берегу стояли солдаты в черной форме, их было много, человек восемьдесят, и все они молчали, у всех в руках были автоматы. Неподалеку от дворика возле бара стояли Артур, Дюк, Эд, Чарли и Родди, руки у них были за спиной. Лицо Эда было залито кровью. Изабель и девушка, служащая в отеле, стояли немного поодаль и тоже с руками за спиной. Солдаты связывали японцев, а чета англичан неподвижно лежала на песке.

Кэри вздрогнула, почувствовав у себя на плече чью-то руку, но это была Пэтти. Она стонала:

— Чарли, Чарли…

— Заткнись! — прошипела Кэри. Тут закричала девушка из отеля:

— Вы не имеете права! Это американские граждане и японские граждане! Они гости отеля. У них есть паспорта.

Один из солдат подошел к ней и с размаху ударил ее по лицу прикладом. Она упала на песок и лежала без движенья.

Шкипер задохнулся от ярости:

— Это моя жена, Луиза! Я должен ее спасти. — Он повернулся к Кэри. — Даю вам поручение немедленно отвести всех обратно в джунгли, и без разговоров! — Он сунул ей в руку фонарик, а сам ползком перекатился вправо и пополз в темноту, окружающую мрачное действие, происходящее перед отелем.

Обмерев от страха, Кэри никак не могла поверить в то, что ей довелось увидеть. Во всем этом был налет нереальности, как в кошмарном сне. У нее было чувство полной отстраненности от происходящего и вместе с тем ужаса, от которого сердце стучало в сто раз сильнее. Она не могла выполнить приказа шкипера — ей никак не удавалось двинуться с места. Словно загипнотизированная, она смотрела, как Эд повернулся к офицеру, направляющему на него дуло автомата, и спросил громко:

— Что вы сделали с нашими женами? Офицер осклабился:

— Ничего. Пока ничего. Но мне хотелось бы, чтобы вы увидели, что мы с ними сделаем.

— Где они? — крикнул Эд.

— Спокойно, Эд, — сказал Чарли. Вдруг сразу несколько человек закричали что-то, так что Кэри не могла разобрать слов. Один японец кричал:

— Мы ничего общего с этими американцами, позаруста, освободите нас!

Другой японец сказал:

— Зенсины уехари сегодня утром на родке в море. Я видер!

— А куда поехала лодка, друг мой? — повернулся к нему офицер.

— Я не знаю.

— Мы заплатим вам любые деньги, — сказал Артур. — Мы дадим вам вертолеты, корабли, золото — все, что хотите, — только освободите нас.

Медленной походкой офицер подошел к нему и сказал:

— На коленях ты будешь упрашивать нас, чтобы мы оставили тебя в живых.

Когда Артур неуклюже стал опускаться на колени, Кэри поняла, что руки у него за спиной связаны. Тут офицер достал из кобуры пистолет и выстрелил Артуру в пах. Тот закричал. Офицер еще раз выстрелил, на сей раз в живот. Артур ткнулся головой в песок, дернулся и упал замертво.

Сидя за спиной у Кэри, Сильвана задыхалась, не веря тому, что происходит. Как в кошмарном сне, ее тело стало непослушным и неподвижным.

Тут Кэри услышала, как закричал Чарли:

— Вы хоть понимаете, что застрелили гражданина Америки? Вам этого никогда не простят!

— Конечно, дружок, — сказал офицер. — Особенно если учесть, что все вы пойдете на корм акулам. Пусть ЦРУ покопается в акульих кишках.

— Чего вы хотите? — в отчаянии закричал Чарли. — Мы дадим вам все, чего вы только пожелаете.

Вдруг раздался крик, удары, оба японца, освободившись, бросились в сторону деревьев, а два террориста упали на песок, корчась от боли. После короткого приказа загрохотало сразу множество автоматов. Один из японцев упал и стал корчиться. Другой продолжал бежать, совершая зигзагообразные движения. Снова загрохотали автоматы. Очень медленно второй японец упал в траву, обхватил руками голову и застонал.

Эд стал громко молиться, а тем временем офицер выстрелил Чарли в живот. Потом они застрелили Эда. Потом Родди. Потом Дюка. После этого они выстрелили в жену шкипера, которая неподвижно лежала на песке.

Изабель они не стали убивать. Когда Кэри увидела, что они с ней делают, ее вырвало в олеандровый куст. Пэтти стало всю трясти. Обе взяли друг друга за руки и побежали по траве тем же путем, каким они достигли кустов олеандра. Анни, поддерживая Сюзи, следовала за ними. Сзади всех бежала Сильвана, по ее лицу струились потоки слез, губы тряслись, стараясь удержать рвущийся крик.

Рыдая и задыхаясь от бега, женщины выбежали из ворот и бросились назад в джунгли.