Коммуникатор зазвонил, когда я распаковывала ужин, принесённый курьером. Мама!
Знаю, зачем она звонит снова и снова, но трусливо не могу ответить. Я махнула жирным от соуса пальцем по дисплею и…промазала! Вместо того чтобы сбросить, я приняла звонок в видеорежиме.
— Наконец-то! Лара, почему не отвечаешь? Думаешь, я не знаю, что с тобой происходит?
— Мам, всё в порядке.
Я стиснула края халата так, словно ткань могла защитить от цепкого, материнского взгляда. Но короткие рукава не сумели скрыть яркий рисунок на внутренней части руки.
— Да как же в порядке? Ты только посмотри на себя!
Голограмма мерцала передо мной, как назойливое напоминание о том, что я не могу сбежать от себя самой. Натаниэлла Бойд была воплощением совершенства: её разноцветные волосы идеально уложены, глаза, сияющие как звёзды Вселенной, наполнены холодной решимостью. Для неё всё было просто: ты аллариец, значит, должен соответствовать стандартам и исполнять возложенные природой обязанности.
К сожалению, скрыть от неё происходящее и правда невозможно. Хотя бы потому, что единственный распустившийся бутон на её алии, символизирующий меня, в этот период словно оживал и пульсировал. Насмешка судьбы: не имея близких, душевных отношений с родителями, мы всю жизнь друг от друга зависимы.
— Ты должна прилететь на Аллар немедленно! Покажи цвет алии, и я сегодня же начну подбирать тебе пару. У меня уже лежит список кандидатов, надо отобрать самых подходящих.
— Мам, я не хочу возвращаться. Здесь у меня практика, ответственная работа… — попыталась возразить, но мой голос дрожал, выдавая страх. Я знала, что эти слова не будут услышаны.
— Работа? — Натаниэлла усмехнулась, словно это было самое абсурдное, что она когда-либо слышала. — Ну какая работа в такой период? Возьми больничный. Любой док обязан его оформить. Вернёшься к после родов, выпустишься из академии заочно. Делов-то!
— Я не хочу, чтобы ты выбирала мне пару, — прошептала я, но голос был таким тихим, что едва ли долетел до голограммы.
— Ты не понимаешь, Лара, — мать вздохнула, словно объясняла что-то маленькому ребёнку. — Это не вопрос хотения. Это обязанность. Ты должна продолжить род. Кто он? Ты не можешь в таком состоянии быть одна. Он хотя бы алларец? — в её голосе мелькнула надежда.
Я вздрогнула, чувствуя, как запульсировала алия — символ моей расы. Она напоминала мне о предназначении. И о том, из-за кого я решила пренебречь обязанностями.
— Нет. Он не алларец. — солгать, глядя в глаза матери, я не смогла.
— А кто?
— Ррхан.
Натаниэлла схватилась за сердце, имитируя сердечный приступ, и застонала.
— Нет! Как ты могла?! Почему именно ррхан?
— Я полюбила его, мам… И он почувствовал во мне свою пару. — Своим тихим признанием я взывала к материнскому понимаю. Мне как никогда была нужна её поддержка!
Алларка мгновенно перестала изображать умирающую и свела точёные брови над переносицей, всем своим видом показывая задумчивость. Неужели поняла?
— Сколько у тебя бутонов?
— Три.
Ярко-синие глаза радостно вспыхнули.
— Это же замечательно! Вляпаться в ррхана — это, бесспорно, ошибка. Таких собственников ещё поискать! Но не всё потеряно, моя девочка. Ты же понимаешь, что пока не забеременеешь, процесс созревания может длиться долго? Прилетай и исполни свой долг. Вернёшься к своему ррхану уже беременная.
— Что? Он никогда меня не простит!
Даже представить реакцию Дараха сложно. Да и не отпустит он меня отсюда, потому что вылеты своих подчинённых сам согласовывает.
— Да куда он денется! — беспечно махнула рукой Натаниэлла и изящно поправила волосы. — Если любит, то априори не должен ставить тебя перед таким выбором и лишать радости материнства. А если ставит, то пусть расхлёбывает последствия. Ишь, чего удумал! Мы, алларки, не должны зависеть от мнения мужчин, а думать больше о себе. Запомни, Лара: чем сильнее укрепляется ваша связь, тем сложнее тебе будет пойти на близость с алларцем. Если в этот раз пропустишь, в следующий может быть поздно. А если повезёт — сразу нескольких родишь.
— Но это же измена!
— Это просто физиологический процесс. Считай процедура, прописанная на генном уровне. Ррхан примет твоего ребёнка как миленький. Никуда не денется, даже не сомневайся! Ты только представь, как возьмёшь на руки маленькую девочку, своё продолжение. Или прекрасного мальчика с вьющимися разноцветными волосами. Когда подрастёт, просто оставишь его в пансионате под моим присмотром, и любись дальше со своим хвостатым. Поверь, если ты этого не сделаешь — будешь жалеть до конца жизни.
— Мам, пожалуйста… — попробовала я ещё раз попросить не давить на больное.
Натаниэлла наклонилась вперёд, грозно нахмурившись.
— Лара, я не позволю совершить тебе непоправимую ошибку! Даю время одуматься и прилететь на Аллар. Если ты не сделаешь этого, я сама прибуду за тобой, чего бы мне это ни стоило. Ты понимаешь?
Я кивнула, не в силах сказать ни слова. Мия Бойд, старший секретарь главного управления Аллара, пойдёт на многое ради цели. Голограмма исчезла, оставив меня одну в тишине комнаты. Я чувствовала, как моя алия пульсирует, словно живое существо, напоминая о неизбежном.
Подойдя к зеркалу, я сняла халат. Кожа была покрыта тонкими бирюзовыми узорами, книзу переходящими в черноту. Алия. Символ моей расы. Символ проклятия. Почему внешне такие похожие на другие расы, мы настолько отличаемся в самом важном? Контрацептивы нам не подходят, да и бесполезны. Почему нельзя забеременеть от любимого мужчины? Я бы даже от вакцины рас, которую ставят другим гражданам Альянса, не отказалась бы. Дотронулась до рисунка, чувствуя, как он реагирует на мои прикосновения, словно это была часть тела, которую я никогда не смогу контролировать.
Мама права в том, что я могу пожалеть позже. И наверняка пожалею! Надавила на самое слабое и больное место в той броне из убеждений, которую я выстроила. Закрыв глаза, я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Не могу сбежать от себя и своего предназначения. Но могу хотя бы попробовать найти компромисс.
Если любит — простит. Куда ррхану деваться, так? Но жить с клеймом изменщицы и предательницы… Видеть в глазах любимого осуждение… Это невыносимо!
Я не могу больше бежать от правды. Нужно сделать окончательный выбор.
— Прости меня… — прошептала, глядя в окно далеко вверх, где находился генеральский пентхаус. Голос из-за непролитых слёз казался скрипучим, совсем чужим. Будто на шею мне повесили огромный камень, который всё сильнее тянул на самое дно, где ждало осуждение, боль и вина.