Дикое сердце

Глава 18

Несмотря на холод, солнце ярко сияло, когда Эль Леон и его последователи сопровождали Хуареса к захваченному городу Сан-Луис-Потоси. Двадцать первого февраля дон Бенито Хуарес и его кабинет министров прибыли в город под восторженные приветственные крики его жителей. Губернатор штата дон Хуан Бустаманте и высокопоставленные чиновники приняли Хуареса, позаботившись о том, чтобы президент мог обосноваться во дворце.

Эль Леона и его людей попросили охранять безопасность президента.

— Я бы предпочел сражаться, — недовольно проворчал Рамон, рисуя носком сапога узор в уличной пыли. Приклад его ружья стоял на земле, а смуглые пальцы сжимали холодный металл дула, на которое он небрежно облокотился. Он испуганно ойкнул, когда оружие вдруг оказалось выбито из его руки.

— Я бы тоже, — холодно произнес Эль Леон, — но я не настолько беспечен, чтобы использовать свое ружье вместо трости.

Покраснев, Рамон кивнул и поднял винтовку с земли. В последнее время Эль Леон стал очень вспыльчив, и ходили слухи, что это как-то связано с Амандой. Хуан подслушал достаточно из разговора между их командиром и другим человеком, прежде чем понял, что это предостережение, и он тут же передал эту информацию Рамону.

— Сейчас она путешествует вместе с полковником Лопесом, — сообщил Хуан. — Говорят, скоро он добавит еще одну победу к своему и без того длинному списку. Несмотря на то что он едет в Керетаро вместе с императором и генералом Маркесом во главе шестисот солдат, большую часть времени Лопес проводит у ее кареты.

— Эль Леон должен понимать, что ее не обведет вокруг пальца человек с такой репутацией, — возразил Рамон, но Хуан только улыбнулся наивности юноши.

— Любому мужчине трудно смириться с этим, особенно когда он почти год не виделся со своей женщиной и ни разу не держал на руках своего ребенка.

Вот и еще раз Аманде удалось благополучно выбраться из беды, угрюмо размышлял Рафаэль, злясь, что она сейчас с этим пресловутым Мигелем Лопесом. У такого человека нет никаких моральных принципов. И почему глупец император доверяет ему? Теперь Лопес везет Аманду в Керетаро, а он торчит тут, в Сан-Луис-Потоси.

Проклятие, она так близко, но все же если бы он и захотел встретиться с ней, между ними стояла целая армия, а дороги кишели партизанами и их противниками, опасными и для хуаристов, и для сторонников императора. Когда Рафаэль занимался разведкой для Диаса, это было гораздо легче, чем руководить своим собственным отрядом; к тому же ему действительно нравилась та опасная свобода, которую он ощущал, проникая в ряды врагов, чтобы добыть информацию.

И именно эта мысль разожгла идею, заставившую Рафаэля решительно отправиться к своему старшему офицеру.

После ворчливых возражений генерал неохотно согласился на предложение Эль Леона, напомнив ему, что если его поймают, то уже никто не сможет помочь.

— Я это знаю. — Рафаэль щелкнул каблуками, козырнул и вышел, весь переполненный радужными предчувствиями.

Не так уж и трудно проскользнуть в Керетаро, если обладаешь достаточной изобретательностью и воображением, сказал он себе, и его охватило давно знакомое чувство радостного волнения. И пусть его действия послужат сразу двум целям — его собственной и Хуареса.

Керетаро, расположенный в плодородной долине и окруженный пологими холмами, находился на северо-востоке горного хребта Сьерра-Корда — переполненный церквами, памятниками, витыми железными решетками и фонтанами со свежей горной водой из великолепного акведука, построенного на окраине города, сейчас город кишел солдатами и перепуганными жителями, готовящимися к бомбардировке. Важнейшим пунктом в защите Керетаро было здание, расположенное на господствующей высоте, на скале на юго-западе города. Построенный еще во времена испанского завоевания, Колехио-де-ла-Крус был частью монастырем, частью крепостью с массивными каменными стенами, просторными патио, часовней и пантеоном. Это сооружение и изолированный каменистый холм, известный как Сьсрро-де-лас-Кампаньяс, или холм Колоколов, усыпанный кактусами и возвышающийся на полторы тысячи метров на западе от Керетаро, были двумя главными его бастионами.

— Любому понимающему в стратегии достаточно только встать на холм, чтобы понять, что с точки зрения защиты Керетаро — это худшее место в мире, — отчаянно возражал принц дю Сальм, но никто его не слушал. В первые дни после приезда Максимилиан расположил свою штаб-квартиру на Сьерро-де-лас-Кампаньяс, откуда открывался вид на маисовые поля и беленые асиенды, достаточно богатые, чтобы обеспечить армию провизией. Но Маркес, главнокомандующий императора, не принял простых мер предосторожности и не оккупировал асиенды.

— Ружейный выстрел с холмов достает до любого дома, — настаивал Феликс Сальм-Сальм, — и единственный способ защитить их — это разместить на холмах достаточное количество войск.

Но у правительства не было войск. Эскобедо с шеститысячной армией двигался с севера, а Корона и Регулес с другими десятью тысячами приближались с запада. У Мирамона имелась отличная возможность атаковать армию Эскобедо до того, как две армии соединятся, но Максимилиан, как обычно, слишком долго колебался и не пришел к определенному решению.

Когда поздним вечером тринадцатого марта Рафаэль входил в город, он знал, что битва неминуема.

И где, черт возьми, Аманда, спрашивал он себя, стоя в тени стены, огибающей небольшой внутренний двор, в котором на земле, завернувшись в одеяла, спали солдаты. Она могла быть где угодно, с кем угодно.

Широкое серапе, свисавшее с плеч, закрывало его, поля сомбреро затеняли лицо, когда он сгорбившись пробирался вдоль глинобитной стены. Через несколько часов силы повстанцев бросятся в атаку на Керетаро, и он должен найти Аманду.

Спотыкаясь, как пьяный батрак, Рафаэль вышел из тени и, шатаясь, прошел по неровным камням двора, едва не падая и напевая что-то хриплым голосом. Один из сонных охранников выругался и, схватив его за руку, повернул к себе.

— Иди домой, пока не стал мишенью для пуль хуаристов, — предупредил он, — или пуль кого-нибудь из егерей, если разбудишь их!

— Егерей? — Рафаэль заморгал, как будто пытаясь понять, быстро оценивая юного стражника. — Это те бравые егеря, что сражаются за принца Сальма?

— Si. Иди домой, — отрывисто ответил он и угрожающим жестом чуть приподнял ружье.

— Ах, amigo! He угостишь сигареткой? Я так давно не курил.

Неуверенно помедлив, охранник все-таки сунул руку в карман и, вытащив туго скрученную сигарету, протянул ее Рафаэлю.

— Gracias, amigo, gracias. — Рафаэль покрутил в руках сигарету и покачнулся на нетвердых ногах, пытаясь закурить, так что стражник в конце концов зажег сигарету сам. Яркое пламя спички на мгновение осветило их черты и тут же погасло, но что-то в холодных львиных глазах пьяного пеона насторожило охранника.

Прежде чем он успел отреагировать и поднять ружье, чтобы прицелиться в широкую грудь незнакомца, часовой обнаружил у своего горла лезвие острого как бритва ножа.

— Не двигайся, — прошипел голос, от которого у часового мурашки побежали по спине. Он тяжело сглотнул, но подчинился. Ружье вытащили из его безвольных пальцев, а его самого медленно отвели в тень, причем лезвие ножа ни на мгновение не отрывалось от его горла. Ему понадобилось время, чтобы вернуть голос и ответить на вопросы, заданные суровым тоном.

— Где дом Мигеля Лопеса? Ты знаешь даму, которая остановилась у Лопеса?

Принц был с императором, а где красивая женщина, которую некоторые называли его любовницей, часовой не знал.

— Поищите в гостинице «Дилихенсиас», — в отчаянии предложил он и вздрогнул от холодной ярости, вспыхнувшей в львиных глазах. — Все офицеры едят там, и некоторые из их женщин…

Чувство невыразимого облегчения охватило юного стражника, когда он после ухода незнакомца понял, что все еще жив. Похоже, на него напал ревнивый муж или любовник, а не шпион хуаристов. Улыбка тронула губы часового, когда он посмотрел на серебряную монету в своей ладони — плату за информацию.

— Ты ведь знаешь, как женщина может заставить мужчину совершать отчаянные поступки, — сказал незнакомец, прощаясь; его голос был так холоден и суров, что часового охватила дрожь. Но разве собственная вспыльчивая Роза не доводила его до ярости, когда всего лишь смотрела на другого мужчину? Только гораздо позже, когда сражение давно закончилось, часовой понял, что ревнивый любовник был не кем иным, как пресловутым хуаристом Эль Леоном.

На улице, мигая, горели редкие фонари, и только тусклые квадраты света падали из окон домов и все еще открытых баров. Большинство жителей бежали или укрылись в своих домах, готовясь к битве и возможной осаде. Из одного бара доносился приглушенный смех, где-то неподалеку лаяла собака, когда Рафаэль остановился перед гостиницей «Дилихенсиас».

Под объемистым серапе у него были спрятаны пистолеты, и он мог выхватить их в любой момент. Рафаэль, откинув складки шерстяной ткани, пересек улицу, а затем направился к гостинице.

— Это всего лишь вопрос времени, chica, — сказал Аманде Мигель Лопес с наглой ухмылкой. — Я всегда получаю то, чего хочу. А сейчас я хочу тебя.

— Значит, вы обречены испытать разочарование, — произнесла Аманда достаточно холодно, глядя на него таким взглядом, что полковник должен был бы окаменеть. Она уже жалела, что открыла дверь своей комнаты. — Мне не нужны вы, полковник Лопес, мне нужно только добраться до Веракруса и покинуть Мексику с первым же кораблем.

— А что говорит на это ваш муж, сеньора? Интересно, одобряет ли он ваши планы? — Лопес улыбнулся, и она испуганно вздрогнула. Его вкрадчивый голос струился сквозь тугой от напряжения воздух между ними словно мрачная тень. — Как я понимаю, он был бы очень благодарен, если бы вас вернули ему, моя красавица. Ходят слухи, что вы сбежали от него, чтобы соединиться с любовником — объявленным вне закона хуаристом. И конечно же, принцесса Сальм-Сальм, с ее импульсивной романтической натурой и иногда неуместной щедростью, была просто счастлива помочь вам. — Он протянул руку и, едва касаясь, провел по ее щеке тыльной стороной пальцев. Аманда яростным жестом отбросила его руку.

— Говорите открыто все, что вы хотите сказать, полковник! Я предпочитаю прямоту инсинуациям.

— Очень хорошо. — Белые зубы блеснули под аккуратно подстриженными усами, когда Лопес улыбнулся ей; оценивающий взгляд его темных глаз нагло блуждал по ее телу. — Я хочу всего одну ночь, Аманда, и это все, что мне нужно. После ночи в моей постели не понадобится больше никаких уговоров.

Ярость захлестнула ее сокрушительной волной, руки Аманды сжались в кулаки. Самодовольный, надменный осел! Не думает же он… О, ну конечно же, думает!

— А что взамен, полковник? — любезным тоном спросила Аманда, заставляя себя улыбнуться побелевшими от гнева губами. — Что вы предлагаете в оплату за ночь в вашей постели? Мою свободу? Посадку на пароход в Соединенные Штаты? Или, может быть, королевский выкуп в драгоценностях? Понадобится как минимум все это, чтобы заставить меня опуститься настолько, чтобы разделить с вами постель!

Лопес отреагировал так, будто получил пощечину, его лицо потемнело от гнева. Он схватил Аманду чуть выше локтей и рывком прижал к своему мощному мускулистому телу.

— Надменная стерва! Я могу взять тебя прямо сейчас, и никто тебе не поможет! — Он резко встряхнул ее, и аккуратно уложенные волосы Аманды выбились из-под заколок слоновой кости и упали темными волнами вокруг ее лица. Проклятие! Он хотел эту женщину, хотел еще тогда, когда увидел ее в Мехико танцующей с императором на одном из его балов. Она была такой очаровательной, такой грациозной, с грешным и в то же время невинным обликом отстраненной сексуальности, что он стал преследовать ее. Но Аманда оставалась недосягаемой в компании Агнес дю Сальм. Теперь она смотрела на него своими обольстительными синими глазами, полными ледяного презрения, и это придало ему решимости.

Мигель грубо накрыл рот Аманды своим, настойчивым языком раздвигая ее губы. Его руки опустились на ее талию, притягивая к себе так, что она чувствовала отпечаток его желания на своем животе.

Ее так давно не целовали по-настоящему! На мгновение Аманда обнаружила, что сдается, думая о Рафаэле и о том, как он целовал ее. Мигель Лопес был красивый и сильный, он сильно напоминал ей Рафаэля такими же уверенными движениями и чувственной фацией. Аманда уже почти представила, что это он. Рафаэль точно так же обнимал ее, крепко прижимая к своему мускулистому телу, вжимаясь пальцами в нежную кожу ее рук так сильно, что оставались синяки. Его рот временами точно так же яростно захватывал ее губы, целуя до тех пор, пока они не распухали, а она не начинала задыхаться. О Боже, она была молодой и страстной, и тело предавало ее…

Сделав усилие, Аманда высвободила руки и неистово ударила Лопеса: ее ногти оцарапали его щеку, оставив кровавые борозды. Он отпустил ее почти мгновенно, и от ответного удара она покачнулась, а он тут же снова рванул ее к себе.

— Ты пошлешь за мной, Аманда, — самонадеянно сказал полковник, — и когда ты это сделаешь, я буду знать почему. Даю тебе время на раздумья до завтрашнего вечера.

Мигель презрительно оттолкнул ее, резко развернулся и широкими шагами пошел к двери, ведущей в коридор. На мгновение он остановился в дверном проеме, окидывая Аманду взглядом от взъерошенных волос и распухших губ до босых ног, выглядывающих из-под подола ночной рубашки.

— До завтра, chica. — Его мягкий голос заставил ее содрогнуться; трясущиеся руки обхватили локти, когда она посмотрела на него с ненавистью в глазах.

— Скорее врата ада покроются льдом, полковник! — зло бросила она и удовлетворенно кивнула, когда дверь захлопнулась с грохотом, похожим на ружейный выстрел. О Боже, что-то ее ждет?

Ключ с неприятным скрежетом повернулся в замке, и Аманда, привалившись к двери, закрыла лицо руками. Она должна бежать, должна выбраться из Мексики и из этой безумной войны, разрывающей страну на части. Но как? Сейчас никто в Керетаро не сможет помочь ей — все слишком заняты, пытаясь спасти то, что осталось от рушащейся империи. Даже Феликс дю Сальм не оставил никакой надежды, хотя и обещал сделать все, что в его силах.

— Сейчас я постоянно встречаюсь с Максимилианом, — сообщил дю Сальм, — и надеюсь, что он хоть немного прислушается к моим словам. Я теперь командую егерским полком, вы знаете, — гордо добавил он, и Аманда улыбнулась. Обходительный принц с его сияющими пуговицами и холеными усами стал одним из ближайших друзей императора — и в этом качестве заслужил неприязнь полковника Мигеля Лопеса.

Но сейчас, твердо решила Аманда, он просто обязан найти для нее путь к спасению. Лопёс становился неуправляемым. Постоянно обдумывая свое затруднительное положение, она сбросила халат и легла поперек кровати, потом пошла проверить Стивена, спящего в импровизированной колыбели в противоположном углу комнаты. «Милый малыш, — подумала она с внезапной болью, — тебя надо защитить любой ценой. Но как?»

Одетая в тонкую ночную рубашку, Аманда беспокойно ворочалась в постели, не в силах заснуть. Все шло совсем не так, как она планировала, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы Агнес оказалась здесь, в Керетаро, вместе со своим мужем, а не в Такубайе. По крайней мере, тогда у нее было бы с кем поговорить о ее страхах. И о Рафаэле. Качая головой и возмущенно округляя глаза, Агнес все же сочувствовала Аманде.

Но сейчас рядом не было никого, с кем она могла бы поговорить в этом испуганном городе, готовящемся к битве, и Аманда оставалась в своем гостиничном номере, вынужденная выносить визиты Мигеля Лопеса. Она знала, что люди перешептываются за ее спиной.

Будь проклят этот Лопес! Он знал, что люди будут говорить, когда вез ее сюда с собой, и рассчитывал, что она в конце концов сдастся. И она знала, что Лопес не сделает ничего, чтобы изменить впечатление, которое он так тщательно создавал.

Мигель Лопес, разъяренный отказом Аманды, прошагал через холл гостиницы, не заметив стройного мужчину, завернутого в серапе, который расположился рядом с лестницей. Зато Рафаэль заметил Лопеса. Его мускулы напряглись, когда он медленно выпрямился и отделился от стены. Тут Лопеса окликнул его знакомый офицер, темноволосый коренастый мужчина.

— Miguel! Hola! — позвал он, быстро подходя.

Лопес обернулся с выражением нетерпения на красивом лице.

— Добрый вечер, Дельгадо! — Он повернулся, чтобы идти дальше, но был остановлен удивленным вопросом Дельгадо о том, откуда на его лице взялись кровавые царапины.

— Это североамериканская дикая кошка, не так ли? — с усмешкой спросил Дельгадо. — Ах, Мигель, Мигель! Ты все тот же жеребец, а? Эти женщины не оставят тебя в покое! Скажи, — он подошел ближе, его голос понизился, так что Рафаэлю пришлось напрягать слух, — она такая же дикая в твоей постели, Мигель? Настолько дикая, что оставляет на тебе такие следы?

— Si, ну разумеется! Как же иначе, Дельгадо. У меня еще не было женщины, сопротивлявшейся…

Уверенное заявление Лопеса эхом отдавалось в голове Рафаэля, будто огнем прожигая мозг, когда он боролся с собой, заставляя себя оставаться в холле, вместо того чтобы пойти за полковником и убить его. Он ждал, проклиная Аманду и Лопеса, потом стал проклинать себя за то, что не смог бросить и забыть неверную женщину, все еще не дававшую ему покоя. Прошло больше часа, прежде чем Рафаэль поднялся по лестнице в номер Аманды и остановился перед дверью. Будь она проклята! Как могла она разыгрывать шлюху перед таким мужчиной, как Лопес?

Ему не понадобилось много усилий, чтобы открыть замок острым кончиком ножа, и вот уже он, стоя около постели, зажег ночник и посмотрел на спящую Аманду. Одну руку она согнула и подложила под подбородок, другую отбросила назад на подушку. Шелковистые пряди темных волос разметались по подушке и плечам, завиваясь на концах точно так, как он помнил. Острая боль пронзила сердце Рафаэля. Как она может выглядеть таким ангелом, казаться такой чистой?

Ему следовало сейчас же уйти, забыть ее, как она, очевидно, забыла его, но ноги не слушались. Он с горечью подумал, что прошло слишком много времени и один лишний час все равно ничего не решит.

Серапе соскользнуло через его голову на пол, ремни с кобурами расстегнулись с металлическим лязгом. Рафаэль сбросил сапоги и наклонился над кроватью. Нежный запах Аманды наполнил его ноздри, и воспоминания о прошлом нахлынули на него. Она пахла все так же, свежестью и чистотой, с легким сладким ароматом, напоминающим гардении, в изобилии растущие в горах. И еще она была все такой же нежной, какой он ее помнил, и вызывала в нем все ту же реакцию, то же страстное желание, которое было трудно контролировать. Все, чего ему хотелось, это взять ее…

Тонкая простыня, обернутая вокруг ног Аманды, слетела, когда он потянул за нее, и Рафаэль перевел взгляд с ее лица на округлые линии тела. Сильно ли изменил ее ребенок? Она не выглядела переменившейся, и все же что-то стало другим. Ее груди были все такими же крепкими, гордо натягивая тонкую ткань ночной рубашки, а живот оставался все таким же плоским. Но теперь в ней была зрелость, девическая угловатость превратилась в женственные изгибы, разжигавшие его страсть, и Рафаэль мгновенно среагировал.

Аманда слегка пошевелилась. Ей снилось, что она с Рафаэлем и он, держа ее в своих объятиях, ласкает ее ищущими руками, которые находили все ее самые сокровенные тайны. Конечно, это был сон, потому что Рафаэль очень далеко, в полусне подумала она, но ощущения были такими реальными, такими приятными, несмотря на то что прошло столько времени. Что за восхитительное чувство, когда прохладный ветерок обдувает обнаженную кожу, ищущие губы находят и окружают ее сосок, лаская его до тех пор, пока она не начинает извиваться от почти болезненного желания, а затем — ослепляющий взрыв вожделения.

Аманда с трудом смогла пробиться сквозь волны сна и открыть глаза, и только тогда обнаружила, что это вовсе не сон, а явь: Рафаэль в ее постели, как она того хотела, но почему-то злится на нее.

Ее синие глаза, затуманенные сном, прищурились… и, узнав его, она, радостно вскрикнув, попыталась сесть, но тут же оказалась снова отброшенной на кровать.

— Не трудись вставать, chica, — проговорил знакомый голос, который почему-то звучал резко и холодно, — уверен, тебе гораздо удобнее на спине. По крайней мере, я так слышал…

О чем он говорит — и почему смотрит на нее своими золотыми глазами так сурово и пристально?

— Рафаэль…

— Нет, не говори ничего. Не сейчас, Аманда. — Его сильные грубые пальцы, причиняя боль, зарылись в ее волосы, отбрасывая их с лица, губы двинулись вниз, чтобы, едва касаясь, скользнуть по ее губам. — Если ты начнешь мне сейчас лгать, я задушу тебя.

И это та нежность, о которой она мечтала? Аманда вздрогнула, когда Рафаэль тихонько выругался, увидев ее распухшие губы.

— Это Лопес сделал с тобой, Аманда? Или твое расположение завоевал кто-то еще? Puta! Будь ты проклята!

Он знает о Мигеле Лопесе… Разрозненные кусочки стали складываться в более разумном порядке, и Аманда почувствовала облегчение вместе с нарастающим гневом. Так он действительно думает, что она взяла в любовники этого надутого индюка Лопеса? Ну конечно, думает, иначе он не был бы сейчас так бешено зол на нее!

Внезапно гнев заменил первую реакцию удивления и волнения. Аманда быстро вскинула руку, и ее ладонь обрушилась на щеку Рафаэля.

— Проклятие! Ты что, всегда спешишь делать выводы, вместо того чтобы спросить, что случилось? — удалось ей выпалить до того, как его руки больно вцепились ей в плечи и он встряхнул ее, грубо требуя, чтоб она заткнулась. — Ты выслушаешь меня, — продолжала она, — а не будешь приказывать, Рафаэль Леон!

Аманда отпрянула, когда он окинул ее презрительным взглядом, и, встав на колени, нетерпеливо отбросила с лица спутанные пряди волос. Проклятие, он все еще может заставить ее дрожать от желания обнять его, даже когда доводит до бешеной ярости. Ей пришлось бороться с порывом протянуть руки, чтобы умолять его.

— Ты хочешь поговорить, — холодно произнес Рафаэль. На его губах появилась презрительно-насмешливая улыбка, и он, скрестив руки на груди, прислонился спиной к столбику кровати. — Ну так говори. У меня не слишком много времени, и я проделал весь этот путь не за тем, чтобы выслушивать твою изобретательную ложь, Аманда.

— Нет? Тогда зачем ты пришел, Рафаэль? — Она выскользнула из постели и встала перед ним так близко, что ее груди под тонкой тканью почти касались его широкой груди. — За все это время ты даже не попытался послать мне весточку и, похоже, вообще забыл о моем существовании. Зачем же ты затруднял себя, пробираясь в Керетаро? Уверена, ты можешь найти себе шлюху где угодно…

— Но не ту, что заявляет, будто у нее от меня ребенок, — перебил он, пожав плечами. — Хотя, возможно, это тоже ложь.

— Доказательство спит прямо за твоей спиной, — спокойно сказала Аманда, уязвленная тем, что Рафаэль так мало верит в нее. Он поверил очевидной лжи, вместо того чтобы подождать и дать ей шанс объяснить.

Даже когда Рафаэль оторвался от кровати и подошел к Стивену, чтобы посмотреть на него, Аманде не стало лучше; она все еще чувствовала внутри странную пустоту, как будто только что пережила убийственный шторм. Горло болело от подступивших слез, и ей казалось, будто грудь сдавили тиски, грозя раздавить ее.

А когда он, ничего не говоря, отвернулся от ребенка, надежда Аманды умерла окончательно. Он не собирается слушать, он не даст ей возможности оправдаться. Она не знала, плакать ей или кричать от ярости.

— Если предполагается, что ребенок мой, — раздался в тишине голос Рафаэля, — почему ты не написала об этом в своем письме? Я бы лучше понял твое решение остаться с Фелипе, если бы знал, что на кону безопасность малыша.

— О каком письме ты говоришь? — В голосе Аманды сквозило раздражение. Подойдя к туалетному столику, она взяла щетку и стала расчесывать волосы, чтобы занять руки; лучше делать что угодно, лишь бы удержаться от желания прикоснуться к нему. — Ты знаешь, что я не могла послать тебе письмо, Рафаэль. Так почему же ты его ждал? И я не решала сама остаться с Фелипе, а была вынуждена сделать это из-за тебя! — Щетка со стуком полетела на столик, и Аманда повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Ее руки схватились за твердую дубовую столешницу, на которую она оперлась, ища поддержки. — Похоже, ты очень вовремя забыл, кто принимал все решения и кто постоянно отказывался взять меня с собой. Но, полагаю, тебе трудно признать, что ты мог ошибаться! Только не великий Эль Леон!

— Похоже, это ты забыла некоторые незначительные детали, Аманда. — Тон Рафаэля был не менее язвителен, его челюсть сурово напряглась, янтарные глаза сузились и злобно сверкали.

Боже, как он может говорить с ней так холодно, с болью подумала Аманда, а ее взгляд скользнул от его глаз к покрытому щетиной подбородку, задержался на чувственно вырезанных губах, сжавшихся сейчас от гнева в тонкую линию, губах, с которых срывались слова, ранящие ее как кинжалы, острые и безжалостные.

— Может быть, ты забыла, что не потрудилась упомянуть о ребенке в своем последнем письме ко мне, — саркастично заговорил Рафаэль, не обращая внимания на все ее невнятные протесты. — Или ты не считала это таким уж важным? Если ребенок мой, почему со мной не посоветовались о его будущем? А, я вижу, у тебя готов ответ — так пусть это будет чертовски хороший ответ, потому что я уже устал от разговоров, Аманда.

Но как могла она ответить на его обвинения, когда он протягивает к ней руки, обнимает ее и с жадной силой накрывает ее рот своим? И что с ней такое? Она должна бы сопротивляться ему, оттолкнуть его! Аманда даже подняла сжатые кулаки, чтобы действовать, но вместо этого ее мятежные руки обвились вокруг его шеи, пальцы разжались, чтобы зарыться в темную густоту волос на его затылке.

Она снова стала живой, какой не была давно, с тех пор как в последний раз видела Рафаэля. Обычно спокойный воздух вокруг нее теперь вибрировал от возбуждения и напряжения. Как у него получается делать такое с ней? Как он может наполнять жизнью все, что ее окружает, и почему она могла хотя бы подумать, что сможет противостоять ему?

Аманда таяла, сдавалась пламени страсти, обжигающему каждый дюйм ее тела; для нее вдруг стало не важно, что он не верит ей. Ничто не имело значения, кроме мужчины в ее объятиях. Потом, потом ей придется взглянуть в лицо мучительной реальности, но сейчас она хотела, чтобы ничто не стояло между ними.

И Рафаэль в известном смысле чувствовал то же самое, стараясь забыть свой гнев и ее предательство, забыть все, кроме нежной податливой женщины в его объятиях, женщины, которая весь последний год, не давая покоя, являлась ему в мечтах. Почему именно эта женщина, когда есть так много других, спрашивал он себя, как спрашивал уже бесчисленное количество раз. Почему? Но сейчас это не имело значения. Ничто другое не существовало, кроме этого огня страсти, горящего ярче, чем когда-либо раньше.

Рафаэль схватил Аманду на руки и понес к постели.

Нежные слова смешивались со сдавленными вздохами, наполняя воздух шепотом. Ищущие руки, обнаженная кожа, касающаяся такой же обнаженной кожи, изысканные ощущения, слишком долго отрицаемые; смутные впечатления обострились здесь и сейчас, воскрешенные в памяти и ожившие, заставляя Аманду дрожать, прижимаясь к сильному телу Рафаэля. Его обжигающие золотые глаза смотрели, казалось, в самую ее душу, а потом безмолвный вздох желания, который Аманда смутно осознала как свой, взвился в воздух.

Почему-то было не важно, что он все еще злится на нее, что он занимается с ней любовью больше из ненависти, чем из любви; главное, что он здесь. Боже, он здесь, с ней, когда прошло столько времени, а она провела без него столько одиноких ночей, гадая, где он — ранен, убит или, может быть, воркует с другой. Сейчас он овладевал ею с меньшей нежностью, чем когда-либо раньше, почти грубо, укусив в плечо, сначала нежно, потом сильно, целуя следы, когда Аманда вскрикнула.

— Ты делаешь мне больно, — слабо запротестовала она и тут же разозлилась, когда он пробормотал, что она это заслужила. — Заслужила? Но разве не я целый год не получала от тебя вестей? Разве не меня ты бросил, как будто я… щенок, подкинутый к твоему порогу? — Она ударила его стиснутыми руками, плача и проклиная, говоря, что он вообще не заслуживает ее.

— Я это знаю, — сквозь зубы выдавил Рафаэль, хватая ее руки в болезненные тиски, — но полагаю, что ты — наказание за мои грехи.

— Наказание? — Аманда сдержала готовый сорваться с губ всхлип и повернулась к нему спиной, слишком подавленная эмоциями, чтобы поинтересоваться, понимает ли он, как сильно ранит ее. Боже, у него все еще есть эта сила ранить ее так, как он это делал тогда! И почему она просто не прикажет ему убраться из ее постели и из ее жизни? Почему она все еще лежит с ним, когда он так жесток с ней?

— Аманда, — проговорил Рафаэль, — послушай меня. Я здесь, и у меня мало времени, а мне нужно доставить тебя в безопасное место. Я не знаю, почему все еще хочу тебя — самую невозможную женщину, какую только встречал в жизни. Давай не тратить время на споры, когда мы можем провести его гораздо приятнее…

Он снова поцеловал ее, на этот раз нежнее, как целовал раньше, и Аманда осознала, что целует его в ответ, чувствуя свои собственные соленые слезы на его губах, когда они блуждали по ее щекам, векам и слегка дрожащему подбородку.

Господи, этот мучительный трепет, охвативший все ее тело, был таким знакомым, заставляя ее дрожать как лист на ветру. Руки Рафаэля, сильные и крепкие, легко скользили по ее коже, едва касаясь нежной шеи, вниз, к полным грудям, до боли жаждущим его прикосновения, и ласкали их, в то время как рот прильнул к вершине напряженного соска. Волна за волной чувственное наслаждение струилось сквозь нее. У нее перехватило дыхание, и она могла только стонать, когда его рот проложил дорожку от ее груди вниз.

— Тебе это нравится? — пробормотал Рафаэль, прижавшись губами к ее животу; его язык чертил влажные круги, заставляя ее задыхаться. Нежно покусывая, он поднял ее ноги, целуя нежную атласную кожу бедер и спускаясь к чувствительным местам под коленями.

Перевернув Аманду на живот, Рафаэль стал массировать ее медленными кругами: его пальцы двигались от щиколоток по изящной линии икр вверх к бедрам. Ее кожа была светлой, гораздо светлее его бронзовой, и у нее все еще сохранился тот золотистый цвет спелого персика там, где кожи коснулось мексиканское солнце.

— Ты все еще ложишься обнаженной, chica? — хрипло спросил Рафаэль; его голос стал резким, когда он грубо добавил: — Без сомнения, Лопесу нравится лежать с тобой…

Поднявшись на локтях, Аманда полуобернулась, чтобы гневно возразить ему, но Рафаэль резко перевернул ее; его мощное мужское тело накрыло ее, руки схватили запястья и прижали их к бокам.

— Тебе не нравится правда? Иногда мне тоже.

Рот Рафаэля заглушил ее яростные протесты, поцелуями заставляя ее замолчать, и он коленями развел ее бедра. Аманда почувствовала, как его бархатное обещание подталкивает ее, и вскрикнула, когда он быстрым движением вошел в ее тело. Вместо того чтобы сопротивляться, она всем телом выгнулась ему навстречу.

Ее стройные ноги обвились вокруг его бедер, Аманда двигалась в такт его ритмичным движениям с грешной грацией и страстью, и Рафаэль покрылся мелкими блестящими капельками пота. Она отвечала на его прикосновения всем своим существом, забыв обо всем, кроме него, и он даже удивился ее страстности. Неужели это та же самая женщина, что так яростно боролась с ним, проклинала его, а потом разразилась слезами? Загадка, тайна, которую он никогда не сможет раскрыть. Но, Боже помоги, он не мог не быть с ней.

— Я люблю тебя — нет, я тебя ненавижу, — пробормотала Аманда задыхающимся шепотом, и Рафаэль рассмеялся в ее слегка вьющиеся волосы, говоря, что она само противоречие и что ей нужно решить, какое же чувство она предпочитает.

— Безразличие, — был ответ, вырвавшийся между вздохом и стоном. Потом разговор прекратился, и Рафаэль усилил движения до мощного взрыва сладостных ощущений, охвативших Аманду, словно гигантская приливная волна.

Они занимались любовью, пока не обессилели. От испарины промокли даже простыни, и они отдыхали в объятиях друг друга, а потом снова занимались любовью.

Аманда, лежа в руках Рафаэля, еще раз сонно пробормотала, что ненавидит его, и погрузилась в сон.

Улыбка насмешки над самим собой блуждала на губах Рафаэля, когда он обнимал ее, уютно свернувшуюся, как котенок, рядом с ним, всем телом прильнувшую к нему. Он почувствовал, как бешеное биение ее сердца замедляется под его рукой до спокойного, и немного подвинулся.

Должно быть, он совсем обезумел, раз лежит здесь с ней. Но с другой стороны, почему нет? Это мог быть он или кто-то другой, а разве он не заслужил удовольствие? Черт, он женился на ней, по крайней мере действительно хотел жениться. Боже! Он все еще был бы женат, если бы не Фелипе. Может быть, в конце концов ему следует поблагодарить своего брата…