Итак, Эллисон призналась себе в том, что любит Спенсера. Но сколько женщин подпало под власть его чар? Наверняка он оставил целую цепь разбитых сердец по всему миру. Эллисон будет еще одним звеном в этой цепи.
Конечно, он не любил ее, однако испытывал к ней влечение. Непонятно почему, но Спенсер нашел Эллисон достаточно интересной, чтобы начать охоту. Может быть, его привлекли ее наивность и бесхарактерность?
Эллисон не обманывалась относительно характера его чувств к ней. Спенсер – авантюрист и донжуан и скоро ее покинет. Если она забеременеет, то станет видеться с ним, когда он соблаговолит навестить ребенка. Эллисон не будет камнем на его шее. Зато у нее останется живая частица Спенсера.
Если даже не будет ребенка, она сохранит воспоминания об этих днях, и они скрасят ее одиночество и поддержат в трудные минуты. Эллисон Лемон нужны были воспоминания о том времени, когда к ней испытывал нежные чувства мужчина. Она прямо-таки отчаянно нуждалась в них.
Поэтому Эллисон без колебаний решилась отправиться в путь. Если потом и пожалеет, это будет лишь потом, и она как-нибудь справится.
Ее разбудил телефонный звонок.
– Алло!
– Я не могу поверить! Я просто не могу в это поверить!
Стряхнув с себя остатки сна, Эллисон села в постели.
– Привет, Энн. Чему ты не можешь поверить?
– Что ты отправляешься в Хилтон-Хед вместе со Спенсером.
– Он не терял времени даром и уже раззвонил о своей победе, насколько я понимаю?
– Не задирайся! Он звонил сюда, чтобы сообщить Дэвису о том, что сегодня уезжает. Дэвис выудил у него подробности. Когда Спенсер сказал нам, мы даже не могли поверить.
– Ты уже это говорила. – Ну что из того, если Спенсер пригласил ее провести несколько дней на яхте? Ведь он наверняка не говорил им ничего о ребенке.
– Ты пойми меня правильно. Я могу поверить, что Спенсер предложил тебе поехать, но не могу поверить в то, что ты приняла предложение.
Эллисон облегченно и благодарно вздохнула. Он оказался джентльменом и не распространялся о подлинных целях их поездки.
– Я думаю, есть смысл отвлечься на несколько дней. Я никогда не была в Хилтон-Хеде и…
– Эллисон, я хочу услышать не об этом! Я хочу знать все пикантные подробности твоего головокружительного романа.
– Нет никакого головокружительного романа.
– А по словам Спенсера, есть. Когда он наконец раскололся и сознался, что ты едешь с ним, его так понесло! Он только и говорил о том, какая ты красивая, как очаровала его с первого взгляда. Кстати, я тебе еще всыплю за то, что ты не рассказала мне об этом во всех подробностях… Ну, ладно, – Энн вздохнула, – мне надо поторапливаться ..
– Мне тоже, Энни. Нужно до обеда переделать уйму всевозможных дел. Который сейчас час? О Господи, уже десятый! Пока, Энн. Я позвоню тебе…
– Минутку! Прими душ и одевайся. Я в десять подкачу к тебе, и мы отправимся за покупками. Ворвемся в магазин, едва он откроется.
– В магазин? Зачем?
– Купить одежду, подходящую для того, чтобы крутить роман. Не спорь! Пока!
Последующие несколько часов были до предела суматошными. Выпив кофе, Эллисон изложила в письменном виде указания относительно того, что делать с квартирой во время ее отсутствия. Наскоро приняв душ, она принялась разбирать свой довольно скудный гардероб, пытаясь найти что-нибудь подходящее для круиза на яхте. Убедившись в тщетности поисков, Эллисон оценила идею Энн.
Сестры отправились в самый роскошный магазин женской одежды. В течение полутора часов Энн терзала продавцов, пока все не завершилось приобретением трех пар брюк, двух симпатичных сарафанов и полдюжины плавок и лифчиков. Если у Эллисон не было времени что-то примерить, Энн делала это за нее, учитывая, естественно, новый размер своей груди.
Немало времени провели у прилавка косметики. Когда леди ушли, продавец находился в состоянии нервного истощения.
Они вернулись к Эллисон, опередив Спенсера всего на несколько минут. Быстро срезав ярлыки с ценами, Энн стала укладывать вещи в чемодан. Эллисон оделась в один из только что купленных нарядов – свободного покроя хлопчатобумажные брюки и пышную блузку.
– Надеюсь, ты не возьмешь с собой ту кошмарную отцовскую рубашку?
– Нет. Возьму только эту прозрачную до бесстыдства ночную сорочку, которую ты называешь неглиже.
– Хорошо. Ты всю новую косметику уложила?
– Да.
– Ты уверена? Если будешь в Хилтон-Хеде ходить как чучело, я перестану с тобой разговаривать!
– Да положила я ее! О Господи! – охнула Эллисон, услышав звонок в двери. – Вот и он.
– Открывай дверь. А я пока закрою чемодан, – предложила Энн.
У двери Эллисон на момент остановилась, чтобы перевести дыхание. Однако сердце стучало словно колокол. Удивительно, как могла она, весьма прагматичная женщина, заразиться романтическим энтузиазмом Энн. Эллисон почти уверовала в то, что ей предстоял тайный побег или медовый месяц. Когда она открыла дверь, вид Спенсера отнюдь не рассеял этого предположения. Голубые глаза буквально раздели ее.
– Привет!
– Привет.
Он вошел, но вдруг остановился, увидев Энн. В новом наряде, с распущенными волосами, со следами косметики на лице, Эллисон была как две капли воды похожа на сестру. Спенсер несколько раз поочередно посмотрел на девушек, затем улыбнулся, заключил Эллисон в объятия и от души поцеловал ее.
– Готова? – спросил он, отрываясь наконец от нее.
Энн уперла руки в бока и спросила:
– Каким образом вы различили нас, учитывая, что Дэвис заглотил наживку вместе с леской и грузилом?
Они посмеялись над ней, хотя смех Эллисон был несколько натянутым и нервным. Поцелуй Спенсера лишил ее способности вести непринужденную беседу.
– Я сама позвонила доктору Хайдену, – сказала Эллисон, пытаясь придать своему голосу твердость.
– Я знаю. Он сказал, что разговаривал с тобой.
– Вы тоже звонили ему?
– Я хотел, чтобы у тебя не осталось ни малейшей возможности для отступления.
– Я бы ей этого все равно не позволила, – вмешалась Энн. – Чемоданы готовы. – Она кивнула головой в сторону спальни.
Через пятнадцать минут, обнимаясь на прощание с сестрой, Энн шепнула ей на ухо:
– Не говори «нет», что бы тебе ни было предложено.
Эллисон оказалась в машине рядом с человеком, которого знала меньше недели, и ехали они к океану, чтобы оказаться вдвоем на яхте с единственной целью – заниматься любовью.
– Мне нравится твой наряд, – любезно сказал Спенсер, явно для того, чтобы поддержать разговор.
– Спасибо.
– Новый?
– Да.
– И волосы просто великолепны.
– Спасибо.
– Воздух из кондиционера не слишком холодный?
– Нет.
– Похоже, кроме односложного ответа мне сегодня ничего не дождаться.
Эллисон посмотрела на Спенсера, увидела лукавый блеск в его глазах и смущенно засмеялась.
– Прошу прощения.
– Великолепно! Уже прогресс! Целых два слова! – Он положил руку на ее бедро. – Ты собираешься всю дорогу так сидеть?
– А как я должна сидеть?
Он ласково притянул ее к себе. Она подвинулась к нему, так что теперь они прижимались друг к другу. Спенсер обнял Эллисон за плечи и погладил ее шею.
– Окажи мне любезность, – сказал он.
– Какую?
– Положи ладонь мне на бедро. Она ожидала, что он попросит: «Взгляни на карту дорог», «Включи радио», «Защелкни свою дверцу» или что-либо в этом роде, но никак не «Положи ладонь мне на бедро». А поскольку убедительного контраргумента сразу не нашлось, пришлось его просьбу выполнить.
На нем были дорогие голубовато-серые брюки из мягкой ткани. Бедра, казалось, отлиты из железа. У нее появилось искушение погладить внутреннюю сторону его ноги. Однако ее рука осталась неподвижно лежать на месте.
– Спасибо, – промурлыкал он и оторвал взгляд от дороги, чтобы ткнуться носом ей в ухо.
Спенсер начал рассказывать о своем детстве, о родителях, о дружбе с Дэвисом, об учебе в колледже и о тех видах спорта, которыми занимался. Голос успокаивал и убаюкивал, и Эллисон почти привыкла к ласковым прикосновениям мозолистых пальцев.
Вдруг он сказал:
– Знаешь ли ты, как действует на меня мысль о том, что всего каких-нибудь шесть дюймов от кончика моего пальца до маковки твоей груди?
У Эллисон перехватило дыхание.
– Энн не позволила мне надеть сегодня лифчик.
– Уж не знаю, благодарить ли ее или ругать. Ведь это мука. Сладостная, утонченная, но тем не менее мука.
Спенсер убрал руку. А Эллисон испытала сложные чувства. Ей нравились его ласки, но этого было мало – она стала воспринимать ласки как неизбежные и необходимые. Но не следовало забывать, что этот роман носит временный, преходящий характер.
Он взял ее ладонь, которая все еще лежала у него на бедре, поднес к губам и поцеловал в чувствительные подушечки, отчего у Эллисон сладостно засосало под ложечкой, затем снова положил к себе на бедро, на сей раз повыше, и прижал ладонью.
Если появлялось желание, они останавливались. На одной из остановок выпили кока-колы и съели пакет арахиса, на другой купили мороженое. Лизнув мороженого, они целовались. Затем снова лизали и снова целовались. Пока не запутались в том, что идет в какой последовательности. Смеясь, Спенсер стал промокать ей бумажной салфеткой подбородок, на котором остались следы шоколада.
Эллисон рассказала ему несколько забавных историй из их с Энн детства, связанных с путаницей из-за поразительного сходства. Ей хотелось, чтобы он понял, насколько они, сестры-близнецы, привязаны друг к другу. Не скрыла она и того, что у близнецов есть и свои проблемы и трудности.
– Мне порой кажется, что я какая-то недоделанная, что Энн самое существенное забрала себе, а мне оставила все ненужное. – Бросив на Спенсера робкий взгляд, она спросила:
– Может, это звучит для вас дико?
– Нет. Но я не заметил в тебе никаких недостатков. Ты просто более сдержанная. Я не могу представить, чего у тебя такого нет, что есть у Энн.
Для поднятия настроения он попотчевал ее рассказами о людях, которых встречал в разных странах.
Но что бы они ни делали. Спенсер постоянно касался ее. Так или иначе его руки дотрагивались до нее. Эллисон подумала, что для стороннего наблюдателя они вполне могли сойти за влюбленную пару. Понятно, почему Спенсеру ничего не стоило соблазнить любую женщину, в какой бы части света он ни оказался. Он был мастак в этом деле. Спенсер интуитивно обращался с женщиной так, как она того хотела. Он сумел внушить Эллисон, что она сексапильна, привлекательна, красива, остроумна, пленительна, хотя на самом деле в плен попала как раз она сама.
Чем ближе был океан, тем более равнинным становился ландшафт и тем сильнее давала о себе знать влажность. За массивными дубами виднелись кусты, пышно цвели цветы, высоко в небо вздымались сосны. Машина пересекла границу, разделяющую Джорджию и Южную Каролину, и выехала на дорогу, ведущую к курорту.
Планировщики Хилтон-Хеда поступили мудро, не сделав ставку лишь на коммерческий подход. Каждое здание хорошо вписывалось в окружающий ландшафт. Курорт представлял собой гармоничное сочетание видов на море и южного пейзажа. Покрытые светлым песком пляжи были окружены густым сосновым бором, дубравами и миртовыми рощами.
– Как тут славно! – возбужденно проговорила Эллисон, выглядывая в окно. – Удивительно, что я ни разу здесь не была. Ты всегда держишь яхту в доке?
– Зависит от обстоятельств. Если дела вынуждают меня бросить якорь в этой части страны, я предпочитаю этот порт.
– А чем конкретно ты занимаешься?
– Я совсем опустошил холодильник перед отъездом, – сказал он, выруливая на автостоянку перед супермаркетом. – Нам нужно заглянуть за продуктами.
Обиженная тем, что Спенсер проигнорировал ее вопрос, она заупрямилась и осталась сидеть в машине, хотя он обошел вокруг и открыл ей дверцу.
– Почему твоя работа так засекречена? Это нелегальный бизнес?
– Нет.
– В таком случае что ты делаешь?
– Я имею дело с производством.
– Каким производством?
– Это тебя не касается.
– Что ты делаешь со своей продукцией? Производишь? Торгуешь ею? Что именно?
– Я забираю ее в одной стране и перевожу в другую, – загадочно ответил он. Эллисон побледнела:
– Занимаешься контрабандой? Ты контрабандист?
– Ты намерена помочь мне закупить продукты? – упрямо спросил он.
В ее голове рисовались жуткие картины подпольной торговли алмазами, наркотиками, ядерным оружием, когда юна все-таки вышла из машины.
Как и предполагалось, они прибыли в бухту, где стояла яхта, как раз в тот момент, когда солнце опускалось в море. Зрелище было потрясающим. Гигантский оранжевый шар окрасил воду и небо в багряные и фиолетовые цвета.
– Каков закат, а? Что я тебе говорил? – шепнул Спенсер на ухо Эллисон. Они стояли на пирсе, и он обнимал ее за плечи.
– Да, это даже больше, чем я ожидала. В немом восхищении они наслаждались живописным зрелищем, пока солнце не исчезло полностью, а день сменился индиговыми сумерками.
– А теперь я горю нетерпением показать тебе «Обманщицу».
– Это имя твоей яхты?
– Именно.
– За этим именем что-то кроется?
– Ничего такого, что тебе следует знать.
– Вот этого я и боялась.
Он засмеялся и громко крикнул:
– На палубе!
Показалась голова молодого человека лет шестнадцати.
– Здравствуйте, мистер Рафт! Я не ожидал, что вы приедете сегодня.
– Я прибыл несколько дней назад. Все в порядке? – спросил Спенсер, помогая Эллисон подняться на яхту.
– Полный порядок! Здравствуйте. – Это уже относилось к Эллисон.
– Здравствуй, – сдержанно ответила она.
При мысли о том, что паренек догадается о причине ее пребывания на яхте, Эллисон стало не по себе.
Спенсер представил молодого человека как члена семьи, которой принадлежала яхта, стоящая на причале по соседству.
– Я нанял Гарри, чтобы он приглядывал за яхтой в мое отсутствие, – пояснил он.
– Рассчитаемся потом, – сказал паренек. – До свидания! – Он спрыгнул на пирс и направился к своей яхте.
– Передай благодарность твоим родителям за то, что они позволили тебе побыть здесь!
– Обязательно!
Помахав рукой, паренек ушел. Спенсер и Эллисон остались одни в густеющей темноте.
– Давай покажу тебе яхту.
Яхта представляла собой шестьдесят два фута комфорта и роскоши. Эллисон ничего не знала о яхтах, но, похоже, «Обманщица» имела все мыслимые и немыслимые удобства. Палуба была идеально чистой, нигде не видно ни соринки. Дерево отполировано, латунные приборы сверкали.
Рулевая рубка была оснащена новейшими навигационными приборами и выглядела, пожалуй, более внушительно, чем приборная доска на самолете. Камбуз напоминал современную, отлично оборудованную кухню. Вдоль трех стен гостиной располагались белые кожаные диваны. Пол застлан голубым ковром. Тут были стерео – и видеосистемы, телевизор, бар. Спальня казалась удивительно просторной. Здесь находились стулья с белой замшевой обивкой, черные лакированные сундучки и большая кровать у окна. В гальюне не было ванны, но душ и различные аксессуары вполне компенсировали этот недостаток.
– Нравится? – спросил Спенсер у Эллисон, которая с любопытством разглядывала спальню, напоминающую восточный дворец наслаждений.
– Мне нравится, – хрипло проговорила Эллисон. Затем, встрепенувшись, повернулась к нему, улыбаясь чуть нервной улыбкой. – Даже очень.
– Отлично. Располагайся и будь как дома. Мне нужно время, чтобы разгрузить машину.
– Требуется моя помощь?
Он быстро, но смачно поцеловал ее.
– Нет. Лучше постарайся отдохнуть. Ты должна хорошо выглядеть.
Сделав это многозначительное заявление, Спенсер хлопнул ее по попке и ушел. Первым делом он принес пакет с едой, чтобы побыстрее загрузить скоропортящиеся продукты в холодильник. Эллисон стала их раскладывать, а Спенсер ушел за вещами.
Принеся ее чемоданы в спальню, он прикоснулся к ее губам.
– Последняя ходка.
Она укладывала свои вещи в пустые ящики, когда он появился с двумя бокалами охлажденного белого вина.
– Я думаю, мы должны выпить за хорошее начало.
Принимая из его рук бокал, она засмеялась:
– Я помню, как мы пили с тобой последний раз. Я едва различала свой бокал. А тебя вообще не видела.
– Ты была очень разочарована, когда в первый раз меня увидела?
– Напрашиваешься на комплимент?
– Да.
Улыбка ее постепенно погасла. Она смотрела на его обветренное и загорелое лицо. У него были какие-то удивительные, прямо-таки интригующие глаза, глядящие из-под буйных бровей. Удивительным был не столько их цвет, сколько некая жизненная сила, которую они излучали, притягивая к себе. Глаза свидетельствовали о неуемной энергии этого человека.
Красивой формы голова была обрамлена всклокоченными, растрепанными волосами. Верх рубашки расстегнут, на загорелой груди курчавились черные волосы.
– Нет, я не была разочарована, – тихо созналась она.
Уголки его губ тронула улыбка. Они чокнулись бокалами.
– За нас! И за успех нашего путешествия.
Она стала пить, глядя на Спенсера поверх очков. Отпив всего лишь один глоток холодного, бодрящего вина, он взял из ее рук бокал и вместе со своим поставил на стол.
Спенсер запустил руки в водопад ее волос.
– Я изголодался по тебе за день. – Говоря это, он медленно, дюйм за дюймом, прижимал ее к себе. – Я больше не могу ждать.
Спенсер нагнулся к ее губам, которые уже были приоткрыты и ожидали поцелуя. Его язык погрузился в глубину с яростью, которая привела Эллисон в возбуждение. Руки стальными обручами обвились вокруг нее и притянули к себе. Ладони Спенсера скользнули к ягодицам и стали их мять и массировать.
Потом он положил обе руки ей на бедра и стал их гладить. Нижняя часть живота ее наполнилась сладостным теплом, которое разливалось по всему телу.
– Спенсер, – тихонько простонала она.
В следующее мгновение он снял с Эллисон пояс и опустил ее на кровать. Он сорвал с себя рубашку. Эллисон успела бросить взгляд на его бесподобную грудь, прежде чем он лег на нее и осыпал жгучими поцелуями.
Рука Спенсера пробралась под ее блузку и мучительно медленно двинулась вверх, к груди. Эллисон выгнула спину и, застонав, прошептала его имя. Лишь после этого он взял в руку ее ноющую грудь и стал ласкать ее, пока в его ладонь не впился твердый сосок. Спенсер захватил сосок кончиками пальцев.
– Боже мой! – простонала Эллисон. Он сел на кровати и, потянув блузку вверх, обнажил грудь. Кое-как совладав со своим дыханием. Спенсер произнес:
– Ты прекрасна…
Он стянул блузку через голову и отбросил ее в сторону. Уже ничто не мешало ему наслаждаться обольстительным зрелищем.
Полные груди Эллисон были увенчаны нежно-розовыми, чуть выпуклыми сосками, которые вздрагивали от его ласк. Они тянулись вперед, словно моля о прикосновениях, и подрагивали от желания.
– Я так давно хотел попробовать их на вкус.
Он наклонился над Эллисон. Она, не веря в то, что это происходит с ней, успела увидеть, как его губы смыкаются вокруг ее соска. От прикосновения языка она испытала своего рода шок, словно ее ударило током. Вскрикнув, откинулась назад, а затем закусила нижнюю губу, чтобы не закричать. Рот Спенсера творил чудеса.
Подняв голову, она стала наблюдать, как его язык по очереди энергично ласкал тугие соски, отчего они стали блестящими и влажными.
– Милая! – прошептал Спенсер, увидев, что Эллисон наблюдает за ним. – Ты изумительна! – Он взял ее руку и приложил к своей груди.
– Слышишь, как бьется мое сердце? – хриплым шепотом спросил он. – Видишь, что ты сделала со мной? – Затем потянул руку Эллисон вниз и положил ее ладонь на вздыбленную мужскую плоть. – И здесь тоже.
Внезапно она почувствовала, что желание ее ушло, уступив место панике. Комок подступил к горлу, и Эллисон ощутила медный привкус во рту.
Она вдруг осознала, что Спенсер – просто-напросто самец. Она выдернула руку и откатилась в сторону, на край кровати. Дотянувшись до блузки, прикрылась ею.
Некоторое время в каюте было слышно лишь частое дыхание. Никто не шевелился. Эллисон сидела, опустив голову и закрыв глаза.
Наконец Спенсер нарушил молчание:
– Эллисон, ты могла бы мне сказать, что с тобой стряслось?
«Что со мной стряслось? Каждый раз, когда женщина говорит „нет“, почему-то принято считать, что с ней что-то стряслось. Ну а как в этом конкретном случае?»
– Я пыталась объяснить тебе, что не гожусь для подобных вещей, – сердито сказала Эллисон, сидя к нему спиной. Она понимала, что ее спина обнажена, открыта для его взгляда, который чувствовала всем нутром. – А ты не хотел меня слушать.
– Мне казалось, ты вполне годишься для этого, – возразил он с такой холодностью, которая не только не развеяла ее страхи, а даже усилила. – Может, я действовал слишком поспешно? Я чем-то обидел тебя?
– Я не хочу говорить об этом.
– Зато я, черт возьми, хочу! – выкрикнул он.
Эллисон через плечо метнула на него язвительный взгляд:
– Если ущемлено твое самолюбие, то успокойся. Причина моей реакции не в тебе, а во мне.
– А что с тобой? Ты не хочешь дотрагиваться до меня?
Она проглотила подступивший к горлу комок.
– Не хочу.
После короткой паузы Спенсер сказал:
– Понятно… А можешь объяснить – почему?
– Нет.
– Я вызываю в тебе отвращение? Ужас – да. Отвращение – нет.
– Нет.
– Ты должна была понимать, что я возбужден. И не бояться моих прикосновений.
– Но я боюсь! – Эти слова вырвались у нее раньше, чем она успела подумать.
– Я не понимаю тебя. Ты ведь знаешь, что испытывает сексуально возбужденный мужчина.
Эллисон соскочила с кровати и резко повернулась к нему.
– Теоретически знаю! А практически – и понятия не имею.
Вот оно! Теперь слово сказано! Прежде чем отвернуться, она успела увидеть ошарашенное лицо Спенсера. Кровать заскрипела под ним.
– Ты – девственница?
– Не стоит говорить так, словно это болезнь. Уверена, это не заразно. – Эллисон подошла к окну и жадно вдохнула прохладного морского воздуха, чтобы освежить голову. Почему она не осталась в своей лаборатории, где ей не грозили никакие неприятности? Зачем отважилась на то, с чем совершенно не была знакома? Почему ей понадобилось делать из себя посмешище?
Она не сводила глаз с линии горизонта. Спенсер встал с кровати и подошел к ней.
Когда он положил ей на плечи руки, Эллисон нервно вздрогнула.
– Ладно-ладно, больше не буду. Обещаю, что не буду торопить события. – Он говорил спокойно, негромко, как родитель, успокаивающий перепуганного ребенка. Развернул ее лицом к себе, хотя и не попросил посмотреть ему в глаза – она уткнулась лицом в его шею.
– Мне жаль, что так получилось, Эллисон. Честное слово, я сожалею об этом. Мне и в голову не приходило, что ты девственница. Я обращался с тобой подобным образом, так как думал, что ты имела дело с мужчиной. – Спенсер перебирал пальцами волосы у нее на голове, и ей показалось, что он нежно поцеловал ее в макушку. – Бедная малышка! Я ворвался в твою жизнь как гангстер… Неудивительно, что тебя коробили мои фамильярности. Начиная с этого момента, мы не будем спешить. Все пойдет по твоему расписанию. Договорились ?
Эллисон уткнулась носом в его грудь. От Спенсера исходил неуловимый аромат. Ее губы помнили вкус его губ.
Эллисон отважно подняла голову и, встретив взгляд внимательных голубых глаз, сказала:
– Я отнесусь с пониманием, если ты решишь отправить меня назад, в Атланту.
Он посмотрел на взъерошенные рыжие волосы, заглянул в светло-зеленые глаза, задержался взглядом на опухших от поцелуев девичьих губах.
– И не надейся, милая леди, – шепотом произнес он. – Ты останешься рядом со мной. – Ему страшно хотелось поцеловать ее, однако вместо этого он сделал глубокий вдох и отступил на шаг. – Я думаю, никому из нас сейчас не улыбается заниматься приготовлением обеда. Не пойти ли нам в ресторан?
Подобное проявление деликатности с его стороны тронуло Эллисон. Если бы они остались сейчас вдвоем на яхте, то испытывали бы чувство неловкости. Им сейчас нужны были люди, огни, общество.
– Это отличное предложение. Только я хотела бы принять душ и переодеться.
– Конечно! Принимай душ, а я подожду на палубе.
Одевшись после душа в махровый халат, Эллисон подошла к лестнице и позвала Спенсера. Он спустился вниз, перешагивая через ступеньку, и остановился как вкопанный, увидев ее в халате, не прикрывавшем бедра.
– Я оденусь, пока ты будешь мыться, – поспешно сказала Эллисон.
– Отлично, – каким-то хриплым голосом ответил Спенсер.
Она облачилась в только что купленное платье, верх которого представлял собой лиф с тонкими бретельками и заниженной талией, юбка в сборку доходила до икр. Платье было светло-розового оттенка – она никогда не носила наряды такого цвета. Настояла на его покупке Энн. Взглянув на свое изображение в зеркале, Эллисон успокоилась: этот цвет не вызвал в ней протеста.
Кажется, Спенсер тоже не обратил особого внимания на цвет платья, когда через пятнадцать минут присоединился к ней. От него пахло мылом и одеколоном, волосы были еще влажными после душа. Эллисон обеспокоенно взглянула на Спенсера, невольно подняв и скрестив перед собой руки.
Глаза Спенсера мгновенно стрельнули туда, куда, как она полагала, они и должны были стрельнуть.
Верх платья напоминал трико танцовщицы. Он облегал фигуру так, словно был второй кожей. В этом-то и заключалась проблема.
– Энн не упаковала мои лифчики. Должно быть, именно в этот момент я направилась к двери, потому что ты позвонил.
Спенсер с трудом отвел взгляд от ее груди и взял Эллисон под руку. Когда они поднимались на пирс, он ворчливо шепнул:
– Надеюсь, ты не простудишься сегодня.
– Простужусь?
– Да… И потом, если твои соски станут еще больше, чем сейчас, все мои благие намерения не торопить события разлетятся в пух и прах.