Дитя четверга

Глава 8

За обедом Спенсер вел себя как истинный джентльмен, хотя Эллисон знала: давалось это ему нелегко. Ей раньше и в голову не могло прийти, что человек, подобный Спенсеру, способен выйти из равновесия, тем не менее это было так. Он то и дело с несчастным выражением лица останавливал взгляд на ее груди. Возможно, Эллисон и пожалела бы Спенсера, если бы не испытывала чувство гордости как женщина, понимая, что она причина его страданий.

– Я вижу, что у тебя нет аллергии к омарам, – обронил он, когда она опустошила тарелку.

Эллисон засмеялась:

– Верно И я не очень люблю мясо, а уж печеночный паштет тем более. Так что можешь представить, каково было мне в тот вечер. – Она передернула плечами.

– Потому-то ты мне сразу и понравилась. Вела себя очень мужественно. – Он дотронулся до ее руки. – Единственно, чего я не мог понять, – почему ты из кожи лезешь вон, чтобы ублажить жениха, которого не любишь. Мне, во всяком случае, было ясно, что ты не любишь Дэвиса.

– У тебя хорошая интуиция.

– Вероятно. А все объяснялось элементарно: ты без конца краснела.

Они прошли под руку через Харбор-Таун – самое оживленное место на острове после захода солнца. Здесь манили огнями рестораны и людные лавки. Дети и взрослые, семьи и влюбленные парочки ели, пили, пели и танцевали под открытым небом, вдыхая пахнущий океаном целительный воздух.

Спенсер нашел свободные места на невысокой каменной стене у пирса, и они получили возможность послушать молодого певца, который выступал на сцене под огромным виргинским дубом. Голос артиста был удивительно звонким, его веселость – заразительной. Спенсер и Эллисон хлопали в ладоши в такт музыке и от души смеялись, слушая традиционные эстрадные шутки.

Спенсер распределял свое внимание между Эллисон и сценой. Когда представление окончилось, они оказались в толпе. Чтобы не потерять Эллисон, он пристроился к ней сзади, положив обе руки на талию.

На спине у платья был глубокий вырез, три верхние пуговицы рубашки Спенсера были расстегнуты. В узком проходе толпа нажала, и Эллисон ощутила, как их тела соприкоснулись.

Благодарение Богу, что он не мог видеть ее лица. Она закрыла глаза и наслаждалась неожиданной лаской. Нельзя сказать, чтобы Спенсер равнодушно отнесся к этому. Его руки сплелись вокруг талии Эллисон, и она ощутила его губы на своих волосах. То, о чем оба думали, произошло: ее ягодицы плотно прижались к нему.

Когда толпа снова двинулась, они возбужденно дышали, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимыми. Оказавшись на палубе «Обманщицы», Эллисон снова испытала приступ застенчивости и неловкости.

– Не хочешь ли вина? – спросил он. За обедом она уже выпила два бокала, но особо заметного эффекта не ощутила.

– Нет. Я уже свою норму выполнила. – Она виновато улыбнулась. – Я мало на что гожусь… Даже на то, чтобы выпить вина.

Его руки скользнули с ее талии на бедра.

– Ты все время возводишь на себя напраслину, – сердито сказал он. Повернувшись к ней спиной, Спенсер сделал несколько шагов по палубе к носу, нацеленному в океан, затем вернулся назад. – Если бы я не хотел, тебя бы здесь не было, ты это понимаешь? И запомни, говорю я это в последний раз. Перестань прибедняться и извиняться и скажи мне определенно, чем ты хочешь заняться до конца вечера. Смотреть телевизор? Слушать мои коллекционные пластинки? Играть в карты? Или, может, что-то еще?

Его тон задел Эллисон. Кто он такой, чтобы так отчитывать ее?

– Я хочу спать, – холодно произнесла она. – Сегодня был трудный день.

Она прошествовала мимо него. Юбка мягко обвилась вокруг ее ног. В последний момент Спенсер поймал Эллисон за руку, повернул к себе и дотронулся до ее волос. В его голубых глазах отражалась луна. Само лицо было в тени. На нем появилась белозубая ухмылка.

– Ты горазда сводить с ума… И делаешь это быстрее, чем любая другая женщина… Ты вроде спички, которая может в любой момент вспыхнуть. Должно быть, это из-за рыжих волос, – раздумчиво добавил он, пропуская густые пряди сквозь пальцы. – Но мне это по душе. Твой нрав приводит меня в дьявольское возбуждение.

Его взгляд блуждал по ее лицу, отмечая гордо вздернутый подбородок, вызов в зеленых глазах, живой блеск волос. Он опустил глаза, чтобы насладиться созерцанием груди.

Все его тело ныло от желания. Но он помнил свое обещание. Спенсер боялся, что не сможет вовремя остановиться. После этого она перестанет доверять ему. Он должен завоевать доверие до того, как завоюет ее тело.

Спенсер мягко отстранил Эллисон. Что-то промелькнуло в ее глазах. Уж не разочарование ли?

– Если тебе что-то понадобится, позови меня. Я некоторое время побуду на палубе. Спокойной ночи, Эллисон.

– Спокойной ночи. – У самого входа в каюту Эллисон обернулась. Спенсер не шевелился, но смотрел на нее. Ей вдруг стало стыдно за то, как она вела себя.

Облизнув губы, Эллисон сказала:

– Спасибо за хороший вечер, Спенсер.

Он улыбнулся и наклонил голову. Эллисон спустилась в спальню, которая была несколько более роскошной, чем ей положено. Сняв покрывало, с удивлением обнаружила под ним белоснежные атласные простыни. Она всегда спала на хлопчатобумажных. Эллисон надела одну из купленных вместе с Энн пижам. Она состояла из двух частей и была из черного шелка. Верхняя часть имела глубокое декольте и держалась на двух тонких бретельках. Нижняя часть была настолько экономной, что Эллисон задала себе вопрос, зачем вообще ее надевать.

При виде подобного сочетания – шелка, собственного обнаженного тела, атласных простынь – Эллисон испытала неведомое ей ранее чувственное возбуждение. Наверное, такое всякий раз переживал Распутин, когда она подходила к нему с меховой перчаткой.

Когда Эллисон услышала, что Спенсер спустился вниз и вошел в ванную, она легла и притворилась спящей. До нее доносился плеск воды, потом Спенсер выключил свет, открыл дверь и вошел в спальню. Она лежала не шевелясь.

Лишь после того, как он снял рубашку, расстегнул молнию брюк и сбросил на пол туфли, Эллисон открыла глаза. Как только вторая половина кровати прогнулась под тяжестью его тела, она повернулась и села в постели.

– Что ты делаешь?

Он не спеша натянул на себя простыню. Луна светила в окна, освещая комнату и его тело, которое словно пришло из эротических снов. Белые, пугающе короткие трусы на фоне загорелой кожи подчеркивали мужественные формы. Волосы на теле являли собой дополнительный чувственный раздражитель.

– Я ложусь спать, – спокойно ответил Спенсер.

Эллисон была настолько поражена таким поворотом событий, что начисто позабыла о глубоком декольте в верхней части пижамы и о том, что грудь почти вылезла наружу. Лишь увидев, что Спенсер не может оторвать глаз от соблазнительного зрелища, она натянула на себя простыню.

– Ты не можешь спать здесь.

– Посмотри на меня. – Он вытянул длинные ноги под простыней, положил голову на подушку и удовлетворенно вздохнул. Затем, сплетя пальцы, потянулся, словно ленивая пантера. После этого подложил руки под голову и широко зевнул. И лишь затем, расслабившись и удивленно приподняв бровь, невинно спросил:

– А ты что, собираешься спать сидя?

Эллисон завороженно смотрела на игру его мышц, любуясь оттенком кожи и грацией движений, не в силах что-либо сказать. Когда у нее наконец прорезался голос, она постаралась придать ему твердость:

– Я не собираюсь спать вообще, по крайней мере здесь. – Она сбросила простыню, словно спеша сбежать от чего-то очень соблазнительного и недостойного, пододвинулась к краю кровати и опустила на пол босые ноги.

– Вот оно что! – Спенсер протянул руку, чтобы удержать Эллисон. То, за что он схватил, оказалось нижней частью пижамы, а попросту – эластичной узкой полоской из черного шелка.

Эллисон застыла, ибо если она дернется, трусики останутся в его руке.

– Пусти! – выдохнула она. Он стал смеяться – сначала потихоньку, затем все громче и раскатистее.

– Не раньше, чем черти в аду перемерзнут, душа моя. А вот уйти ты можешь в любой момент. Давай, смелее вперед!

– Ты настоящее чудовище!

– Ну-ну, не надо обзываться. – Он дернул за трусы, и Эллисон испуганно ахнула. – Очень симпатичная попка… Круглая, гладенькая, мягкая. Если ты не хочешь, чтобы мы так и оставались в этом положении, забирайся обратно на кровать.

В конце концов, проглотив обиду и покорившись, Эллисон села на кровать. Спенсер отпустил ее, однако она не успела вскочить, так как его рука обвилась вокруг ее талии. Он подтащил Эллисон к себе. Верх пижамы задрался, обнажив живот, которым она прижалась к волосатому животу Спенсера. Эллисон оказалась на нем сверху, а он с торжествующей дьявольской улыбкой смотрел снизу на нее.

– Совсем неплохой вид отсюда, – проговорил он без всякого смущения, заглядывая в глубокий вырез пижамы.

Эллисон сделала отчаянную попытку освободиться.

– Ты извращенец, сексуальный маньяк, ты…

– Твой несносный характер принесет тебе когда-нибудь уйму разных неприятностей, Рыжик, – посетовал он, пощелкивая языком.

– Дай мне встать.

Спенсер улыбнулся демонической улыбкой:

– Лучше перестань дергаться и выслушай меня. – Эллисон прекратила всякие попытки освободиться. Ее глаза стали большими и испуганными, когда она посмотрела ему в лицо. – Ты готова выслушать то, что я хочу сказать?

– Да, – хрипло проговорила она. Спенсер не шутил. Она ощущала давление мужской плоти на свой живот. И ее тело отнюдь не было безразлично к этому. Когда голая кожа соприкасается с такой же голой кожей – это наслаждение! У нее возникло удивительное желание – потрогать, ощупать все его тело.

– Ну, тогда хорошо.

Он ослабил хватку и позволил Эллисон соскользнуть с него. Однако руки его продолжали обнимать ее за талию. Они лежали на боку лицом друг к другу. Эллисон благоразумно отодвинула ноги, вызвав тем самым улыбку Спенсера. Дыхание у обоих было неровным и учащенным. Если он что-либо знал о женщинах – а знал о них Спенсер достаточно, – она была возбуждена в такой же степени, как и он.

– Это единственная кровать на яхте, – начал Спенсер.

– Ты мог бы спать на одном из диванов.

– Мог бы, но мне не хочется.

– В таком случае на диване буду спать я.

– Нет, Эллисон. – Он дотронулся ладонью до ее щеки и, понизив голос до доверительного шепота, сказал:

– Мы ведь здесь для того, чтобы достичь поставленной цели, разве не так?

Эллисон не могла оторвать глаз от обнаженной груди Спенсера.

– Да. Но при нынешней ситуации это невозможно.

– Я все еще хочу сделать ребенка. И для этого один путь: надо преодолеть страхи.

– Не уверена, что смогу.

– Положись на меня, – сказал он, целуя ее в лоб. Эллисон почувствовала, как тело ее расслабилось. Она больше не пыталась отстраниться от Спенсера. Соски Эллисон касались его груди, сводя Спенсера с ума. Однако он держал себя в руках. – Перво-наперво ты должна привыкнуть к тому, что рядом с тобой в постели мужчина. Привыкнуть к прикосновениям. Так ведь?

Она проглотила в горле комок.

– Наверное, так.

– Ну вот и хорошо. Поцелуй меня на сон грядущий, и мы будем спать. Она легонько клюнула его в губы:

– Спокойной ночи.

– Эллисон, – укоризненно сказал он, видя, что она отвернулась от него.

– М-да?

– Ты называешь это поцелуем? Разве я так тебя целую?

Она снова повернулась к нему и, прижимаясь щекой к подушке, согласилась:

– Нет.

– Поцелуй меня так, как целую тебя я. Ты делала это много раз.

– Да, но тогда все было по-другому.

– Почему?

– Потому что я лишь отвечала на твои поцелуи, а не начинала.

– Но мужчинам тоже хочется, чтобы их целовали.

– Разве?

– Мне хочется. – Он взял ее руку, положил к себе на грудь и легонько погладил. – Поцелуй меня, Эллисон.

Она посмотрела на его лицо, кустистые брови отбрасывали густую тень на глаза, тем не менее они светились, словно сапфиры. Ей нравилась форма его носа, чувственный рот, упрямый подбородок. Все черты лица свидетельствовали о сильном характере. Разбегающиеся от глаз морщинки говорили об уме и добавляли мужского шарма.

Эллисон долго изучала обветренное лицо Спенсера и думала, как оно ей нравится, как нравятся постоянно всклокоченные волосы, как вообще ей нравится этот человек, несмотря на его самоуверенность и своеволие. И тогда она наклонилась и прижалась губами к его рту.

Спенсер лежал неподвижно, немного расслабившись. Губы сомкнуты. Поначалу она просто плотнее прижалась к его рту. Но он целовал ее не так.

Она отважно коснулась его губ языком, но тут же испуганно отпрянула.

– Да-да, Эллисон, – пробормотал Спенсер, обнимая ее.

И тогда Эллисон снова провела языком по его губам. Она тихонько застонала, когда кончики их языков встретились. Эллисон склонилась над Спенсером, и ее волосы накрыли их обоих. Рука Спенсера зарылась в шелковистых прядях.

В ответ она обе пятерни запустила в его волосы. Поцелуй становился все более страстным.

Своими бедрами Эллисон оплела его ноги. Внезапно чертыхнувшись Спенсер оттолкнул Эллисон и резко сел в кровати. Подняв колени, он уперся в них локтями и обхватил ладонями голову. Грудь его вздымалась и опадала, словно в легкие закачивали воздух кузнечные мехи.

Эллисон съежилась на подушке, дыхание у нее было столь же частым и прерывистым. Сколько времени они целовались? Минуты? Часы? Время, место – все это перестало существовать. В мире не было ничего, кроме страстных поцелуев и горячих ласк.

Глубоко вздохнув, Спенсер опрокинулся на спину. Он посмотрел на нее полным нежности взглядом и поправил ей прядь волос за ухом.

– Я сделала что-то не так? Он грустно улыбнулся:

– Ты все делала хорошо. Даже слишком хорошо. Ты меня понимаешь?

Она поняла и легла рядом, чуть поодаль от него.

– Да, пожалуй.

Спенсер взял ее руку, поднес ко рту и нежно поцеловал.

– Спокойной ночи, любовь моя.

– Спокойной ночи.

Он отвернулся и откатился в дальний конец кровати. Они не разговаривали и не шевелились, хотя Эллисон была уверена, что Спенсер не спал точно так же, как и она.

Она проснулась оттого, что яхта покачивалась на воде и работал двигатель. Открыв глаза, убедилась, что Спенсера в спальне нет. Восходящее солнце подернуто дымкой.

Эллисон слезла с кровати, подошла к окну и увидела вдалеке удаляющийся берег.

Надев халат и посетив ванную, она решилась выйти на палубу. Спенсер стоял за штурвалом спиной к ней. Она не стала его беспокоить.

Эллисон зашла в крохотный камбуз, где ее ждал кофе. Для нее он был слишком крепким, но хорошая порция сливок сделала его вполне сносным. Других следов завтрака не было, поэтому пришлось приняться за дело.

Пока жарился бекон, она сходила в спальню, надела шорты и спортивного покроя рубашку. Собрав волосы в конский хвост, перевязала его яркой лентой и поспешила вернуться в камбуз, чтобы не дать бекону сгореть.

Спустя пятнадцать минут Эллисон подошла к рубке.

– Капитан этой посудины уже завтракал? – спросила она.

Спенсер обернулся, глаза его радостно вспыхнули, заставив сердце Эллисон встрепенуться.

– Нет, мой помощник!

– А он хочет?

Вместо ответа Спенсер заглушил двигатель и направился к камбузу. Стол радовал глаз. На тарелках дымилась яичница-болтунья, здесь был и бекон, горячие булочки, джем, в центре благоухала разрезанная дыня.

– Это мне?

– Ты капитан?

– Ага, ага.

– Стало быть, тебе.

Капитан помог своему первому помощнику сесть и лишь после этого с аппетитом набросился на еду.

– Великолепно! Честное слово! Почему ты мне не сказала, что умеешь хорошо готовить?

– А ты меня не спрашивал.

– Мне не приходило в голову.

– Ты не спрашивал меня и о том, способна ли я заниматься любовью.

Он вскинул голову и, проглотив кусок бекона, сказал:

– Мне не приходило в голову. – Протянув через стол руку, дотронулся до ее запястья. – Я по-старомодному рад, что ты никогда не имела дела с мужчинами. Я имею честь быть первым.

Фактически он говорил, что ее невинность и неопытность ему дороги и приятны. Еще один повод для того, чтобы влюбиться в него.

– Куда мы плывем? – спросила Эллисон. Если откровенно, ей было наплевать, куда они направляются, лишь бы оставаться с ним.

– Прогуляться в течение нескольких часов. Я хотел продемонстрировать тебе свое навигационное искусство.

– Я могу вести яхту?

– Но прежде тебе надо помыть посуду.

– Хорошо, – согласилась она, вставая из-за стола и относя посуду в раковину. – Но ты должен убрать постель.

– Будет сделано.

– Это справедливо.

– Ладно, – согласился Спенсер, скрепив сделку шлепком по попке.

Им встретилось всего лишь несколько судов – и то на значительном расстоянии от них. Он велел Эллисон сесть ему на колени и взять штурвал в руки. Это было потрясающе – вести такое огромное судно, но ничто не могло сравниться с ощущением, которое она испытала, когда Спенсер положил ладони на обнаженные бедра и склонился над плечом.

– Постарайся не врезаться во что-нибудь, что покрупнее нас.

– А ты помогай мне. Он обнял ее и положил подбородок на плечо.

– Ты все делаешь очень здорово. Ведешь яхту легко и свободно, – шепнул он, переместив свои пальцы к нижней части груди. Слегка коснулся ее, затем сделал это более откровенно. – Она отвечает на каждое движение руки. – Когда пальцы Спенсера дотронулись до соска, он решил, что так оно и есть.

– Ты говоришь о яхте? – прерывающимся голосом спросила Эллисон.

– Конечно, – заверил он, но счел за благо переместить руку на более нейтральную территорию – на ребра.

Когда Эллисон полностью удовлетворила свое желание управлять судном, Спенсер остановил двигатель.

– Море спокойно, и день чудесный. Почему бы нам не бросить якорь и не лечь в дрейф до вечера?

– Хорошая идея. – Она никогда не плавала в открытом океане, но безграничный морской простор не пугал ее.

Эллисон чувствовала себя на «Обманщице» в полной безопасности и удивлялась, откуда у нее подобное бесстрашие. Может, это результат любви, которая начиналась тоненькой струйкой, а сейчас превратилась в могучий поток?

Она переоделась в бикини, а Спенсер тем временем принес поднос с разнообразной снедью. На нем были холодная грудинка, сыр, французские булочки, дыня, свежая клубника, коробка печенья. Он прихватил также ящик со льдом, в котором лежали банки с прохладительными напитками.

Спенсер едва не уронил тяжелый поднос себе на ногу, когда, появившись на палубе, увидел Эллисон в шезлонге. Бронзового цвета бикини представляло собой четыре лоскутка материи, соединенных между собой несколькими узкими тесемками.

Даже огромные солнцезащитные очки не смогли скрыть отразившееся на лице Эллисон смущение, лишь только она увидела Спенсера и его алчный взгляд.

– Это Энн заставила меня его купить.

– Напомни, чтобы я поблагодарил ее, – хриплым голосом сказал Спенсер, зачарованно глядя на треугольники материи, которые вряд ли могли скрыть тугие полушария. Затем его взгляд медленно заскользил вниз.

– Спенсер, перестань рассматривать меня! – не выдержала Эллисон, прикрывая руками грудь. – Иначе я пойду и переоденусь! Мне просто не по себе от таких взглядов!

– Если ты думаешь, что дело лишь в тебе…

– Могу я попросить чего-нибудь холодного? – чопорно проговорила Эллисон.

Спенсер засмеялся, полез в ящик и выудил оттуда банку. Сорвав крышку, он протянул банку Эллисон, но сделал это таким образом, чтобы она не дотянулась до нее:

Эллисон вынуждена была приподняться. Грудь колыхнулась и чуть не выскочила из крохотных чашечек бикини.

– Спасибо, – раздраженно проговорила она, выхватывая банку из его руки.

– Спасибо тебе.

Она бросила на него убийственный взгляд и поспешила принять более скромную позу. Но ее раздражение сменилось восхищением, когда Спенсер стянул с себя рубашку. До этого Эллисон уже почти привыкла к его обнаженным ногам. Почти привыкла. Он все утро ходил в плавках, выглядывающих из-под рубашки. Но увидеть его в одних синих плавках… У нее перехватило дыхание. Как она и предполагала, он был поджарым и мускулистым.

Грудь Спенсера – широкая, с темными плоскими сосками среди зарослей волос. Упругий и плоский живот гармонично переходил в узкие бедра. У него были крепкие и тугие, как у бегуна, ягодицы и икры.

– Не желаешь позавтракать? – предложил он, опускаясь в шезлонг рядом с ней.

Приходя в себя от потрясения, Эллисон кивнула:

– Конечно, все выглядит так аппетитно.

Во время завтрака она спросила, как он обычно проводит время на яхте.

– Тебе не бывает одиноко?

– Бывает. – Он закончил есть и лениво водил пальцем по внутренней поверхности ее рук. – Я же говорил тебе, что устал колесить по свету.

Он мог бы водить пальцем и по ее животу – именно там она испытывала странные сладостные ощущения.

– А у тебя никогда не появлялось чувство страха где-нибудь среди океана? Скажем, во время шторма.

– Несколько раз. Вообще-то я осторожен и стараюсь не плавать в плохую погоду. Дело у меня не срочное, так что я могу выждать несколько дней и отложить встречи.

– А какие встречи?

– У тебя очень красивая грудь.

– Ты переводишь разговор на другое.

– Ну да! Это ты переводишь разговор на другое. Все эти дни я только и думаю о твоей груди.

Ей было слишком хорошо и спокойно, чтобы протестовать. Она зевнула и от души потянулась.

– Я наелась, и мне хочется спать. Я, пожалуй, подремлю. А ты что собираешься делать?

– Лежать рядом и смотреть, как ты дремлешь.

Она повернулась на живот и легла щекой на скрещенные руки.

– Гм… а солнце чувствуется… Послушай, что ты делаешь?

– Развязываю бикини.

– Это я понимаю. А зачем?

– Чтобы на твоем теле не было никаких некрасивых пятен. Ведь этого нельзя допустить, правда? – Он поцеловал ее в плечо. – И кроме того, нужно чем-то прикрыть твою спину, иначе она сгорит. А теперь успокойся и спи.

– Слушаюсь, капитан, – пробормотала Эллисон и зевнула. Его руки скользили по спине и творили настоящие чудеса. Спенсер знал толк в массаже. По его собственному телу пробегали волны удовольствия, когда он массировал ее. Эллисон задремала, чувствуя, как пальцы Спенсера скользят вдоль позвоночника.

Спенсер откинулся в шезлонге и стал смотреть на лежащую рядом женщину. На ярком солнце ее волосы поражали великолепием. Они были собраны на макушке, а не на затылке, как тогда, в лаборатории, да и узел свободный, и несколько выбившихся завитков украшали шею и плечи. Ему показалось это весьма знаменательным: Эллисон постепенно расставалась с некоторыми строгостями, которыми окружила себя в жизни. Это внушало надежду.

Кожа цвета спелого абрикоса лоснилась от крема, которым Эллисон ее смазала. Спенсер представил, как его руки и рот дотрагиваются до самых интимных мест.

В профиль Эллисон выглядела весьма изящно. Точеная фигурка, узкая талия. В желобке позвоночника виднелся светлый, с персиковым отливом пушок. Ноги – длинные и стройные, икры округлые. Спенсеру очень хотелось накрыть их ладонями и долго целовать ступни и каждый палец.

В нем вдруг родилось какое-то теплое чувство. Он испытывал к Эллисон желание, это верно. Но его привлекали и ее дух, и неукротимый темперамент, и ум, и даже незащищенность и невинность. Ему хотелось научить ее любви, но чтобы и она поделилась с ним секретом своей уникальности и привлекательности.

Стало быть, он любит ее?

Должно быть, любит. С тех пор как познакомился с ней, он стал думать, что познать ее физически – это не конец, а лишь начало. Было ли это любовью?

Эллисон подняла руку, приоткрыв его взору грудь. Ему отчаянно захотелось накрыть эту грудь ладонью, ощутить ее мягкость. Захотелось сжать пальцами соски, чтобы они затвердели, а затем целовать их, слушая стоны и прерывистые всхлипы Эллисон.

Боже! Кажется, он гибнет. Спенсер, казалось, испытывал физическую боль, однако заставил себя встать на ноги. В кладовке отыскал лестницу и прикрепил ее к наружной стороне борта. Затем, бросив в последний раз взгляд на женщину, которая завладела его мыслями и с такой силой воздействовала на его тело, он перелез через борт.