Руслан
Любимая посмотрела на меня пронзительно… Я даже ощутил щемящую боль в груди… Её губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Хотя спорить не стала, молча, ушла в дом. Конечно, я благодарен за то, что она не подвергла сомнениям высказанную мной просьбу – уйти, проявила благоразумие, не подорвала мой авторитет, как мужчины.
Но…
Проводив Машу взглядом, меня запоздало настигли раскаяния и осознание содеянного.
«Болван… что же я натворил… зачем же так грубо ответил… сорвался…» - не хватало, чтобы затаила обиду. Эти эмоции предназначались не ей. Стоило увидеть Мансура, гнев мгновенно затопил душу, захватывая в свою власть. В голове тут же бесконтрольно вспыхнули кадры, как он прикасался к моей женщине, пытался раздеть и неизвестно что ещё делал, могу лишь предполагать…
Хотелось сразу пойти за Машей, объясниться, успокоить, обнять, поцеловать, но…
Опять вмешалось «но»…
Присутствие брата остановило меня. Не доставлю ему такого удовольствия, как показать свою слабость по отношению к жене, только не сейчас и не в тех обстоятельствах, когда собрался разобраться с ним по-мужски…
«Надеюсь, простит» - она у меня понимающая.
Мансур тоже бегло посмотрел ей вслед. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять: он мечтает о ней и не выкинул из головы. А главное – готов поспорить за её внимание. На лице всё написано, как хочет… И своим интересом вызвал ещё больше злости, дикой жгучей ревности, которая и так ядом растекается по венам, раздувая внутренний огонь до невероятных размеров.
«Не ожидал от него… не ожидал…» - до сих пор не верится. Без драки не обойтись…
Мой зверь бунтует и требует крови!
Отец говорил: Мансур каким-то образом узнал, что мы с Машей не женаты – в этом причина его домогательств. Принял её за шлюху, и захотелось получить свой кусочек, наплевав на всё по принципу: если не мусульманка, то значит, не согрешил, ни в чём ни перед кем не виноват. У многих наших мужчин такое мнение и отношение к женщинам других национальностей и вероисповеданий… Только это не даёт ему права вести себя, как пожелает, да ещё в стенах отчего дома.
В этом не признаются, но «сходить налево» в порядке вещей, когда выбираешься за пределы родины, никто это не считает изменой и чем-то низким. Хотя чеченкам проще смириться со второй женой – такое не редкость. Несмотря на запрещённое государством многожёнство, муллы охотно женят, если мужчина в состоянии содержать всех своих жён в достатке.
- Чего молчишь? Нечего сказать? - сжимаю руки в кулаки до противного хруста костяшек пальцев и медленно приближаюсь, не отрывая от него яростного взгляда. Мне кажется, мои глаза тоже налились кровью. Внутри всё кипит…
- Хм… - усмехнулся он. - Например? - судя по его наглому уверенному виду, не испытывает ни стыда, ни мук совести: предал брата и совершенно спокоен...
А ведь ему хорошо известно, что бывает в подобных случаях: «оскорбивший честь женщины – оскорбляет её мужа» – и это, в свою очередь, может привести к кровной мести.
Этого добивается?
Пока у него есть шанс решить всё без мордобоя: если признает свою неправоту, извинится перед Машей, а она примет его извинения, то, так и быть, ради сохранения мира в семье пойду на такой трудный для мужского самолюбия шаг. Хотя сейчас в моих мыслях единственное желание: придушить его!
Подошёл вплотную к Мансуру, он не шелохнулся, взглянув с вызовом. Разброс сил примерно равен. Мы одинакового с ним роста, а вот телосложением я покрепче буду, плюс военная подготовка и бои в прошлом – всё-таки преимущество на моей стороне.
В этот момент дверь с грохотом отворилась. Из дома выбежала Маша. Мы оба уставились на неё, когда приблизилась к нам. И, недолго думая, моя девочка сняла с себя платок и кинула между нами…
Здесь, в горах, чтут свои законы, адаты, одним из которых она и воспользовалась…
«Несложно догадаться, кто надоумил».
Конечно, это мама постаралась, вмешалась со своими советами, успела поведать, как предотвратить неизбежную драку и семейную драму… Её понять можно – хочет сохранить покой, так я не против, но теперь даже сказать нечего – конфликт исчерпан.
Точка.
Такой поворот меня не устраивает… Мой внутренний зверь рычит, мечется, воет, загнанный в клетку, бросается на острые прутья до рваных ран и беспомощно отступает назад. Связан по рукам и ногам… словно на цепь посадили, которая душит…
И ничего не остаётся, как принять выбор Маши. Смириться и примириться…
Мансур резко отошёл от меня. Выглядит растерянным и не менее удивлённым, чем я – не ожидал, что своим поступком моя женщина прощает его, не держит зла. А главное – прекращает любое мщение.
- Извини… - он смотрит на неё. Голос звучит виновато и вполне искренне. Наконец, дошло?
Взглянув на жену, я тоже «завис». Молниеносно попал под влияние её чар.
Сейчас она похожа на ангела: волосы рассыпались по плечам, отливают на солнце серебром, нежная кожа сияет молочной белизной, дымчатые глаза блестят, и сама излучает притягательный завораживающий свет. Невозможно оторваться: привлекает, соблазняет, искушает собой, как желанный десерт – ничего вкуснее и слаще нет… И ведь даже не знает, какое впечатление производит на мужчин.
Хочется опуститься перед ней на колени, целовать маленькие ступни, гладить бёдра, вдыхать аромат её тела, сжать в тугих объятиях. Признать открыто безоговорочную власть надо мной…
«Я её вечный раб» - люблю до умопомрачения, до одури, до мазохизма… Верёвки из меня может вить, делать со мной всё, что пожелает, а стоит пальчиком поманить – поползу за ней до кровавых мозолей, сдирая кожу до мяса…
- Извини, - повторил Мансур, обращаясь теперь ко мне. - Поступил низко и отвратительно… не имел права прикасаться к твоей жене… не знаю, что нашло, словно одурманили… подобное никогда больше не повторится… чужая женщина – бехкам* (прим. табу, запрет)… Я и так собирался загладить свою вину перед вами, - он тяжело выдохнул и продолжил. - Брат, если ты решил, будто я хочу влезть в ваши отношения, то сильно ошибаешься. И в мыслях не было. Осознал всё. Родители ещё сказали: вы ребёнка ждёте… стыдно за своё поведение… В общем, извините ещё раз и будьте счастливы, - быстро добавил.
И тут же ушёл, оставляя нас наедине.
«Как просто…» - только зверь недоволен, требует сатисфакции и не скоро успокоится. Рассудить нас сможет лишь время: расставит всё по полочкам. Вот тогда и посмотрим.
Хотя пламенная речь, раскаяния и извинения удивили…
Неужели, мне показалось? И это исключительно в моей голове всё выглядело таким образом, что Мансур до сих пор мечтает о моей женщине, хочет её заполучить, готов бороться за неё, а совесть молчит после содеянного… Как это назвать? Плод буйно-развитой фантазии? А наглый взгляд с вызовом и усмешка тоже привиделись? Придумал то, чего на самом деле нет?
«М-да… похоже ревность затмила разум настолько, что накрутил себя с пол-оборота…» - других объяснений не нахожу. Хотя… как знать…
Как бы ни было, я всё равно не доверяю ему, не собираюсь прощать, забывать и, уж тем более, делать вид, будто всё нормально, ничего не произошло. Не дождётся. Прежними наши отношения уже не будут. Несмотря на то, что понимаю: не может он быть такой прожжённой до мозга костей сволочью… брат всё-таки…
Но сейчас нет никакого желания в этом разбираться.
- Зачем ты так поступила? - заключаю лицо любимой в ладони, не позволяя отвернуться.
- Не надо разборок… пожалуйста… Не хочу, чтобы ты пострадал, - прикасается к моей груди, поглаживая ласково.
«Ею двигала забота» - до чего ж приятно.
- Пусть будет по-твоему, - прижимаю к себе так крепко, как только могу, стараясь не причинить боль. - Прости, я был груб…
- Руслан, не делай так больше…
- Никогда, - «никогда» – повторяю мысленно вновь и вновь. - А теперь пойдём собираться. Мы уезжаем… немедленно…