Добрый ангел

Глава 15

Счастье еще, что Глинис была такой дюжей и расторопной женщиной. Она поймала свою хозяйку, не дав ей удариться головой о каменную стену. Радостная новость вызвала у леди Джоанны глубокий обморок. Она пришла в себя в постели Глинис. Первые слова, слетевшие с ее губ, были почти криком:

— Я бесплодна!

Глинис тихо похлопала ее по руке:

— Только из-за того мужчины, но не из-за нашего лаэрда. У вас все признаки, миледи, вы действительно беременны.

Джоанна покачала головой. Ее разум отказывался поверить в это:

— Бесплодны женщины, а не мужчины!

Глинис фыркнула:

— Так говорят именно мужчины. Мы с вами разные люди, миледи, но мне хотелось бы думать, что мы поймем друг друга. Я считаю вас своим человеком, особенно в те дни, когда вы надеваете наш прекрасный маклоринский плед, — прибавила она с улыбкой.

— Я счастлива иметь в вас друга, Глинис, — ответила Джоанна, удивляясь, зачем — одному Богу это известно — маклоринка сейчас касается этой темы.

Глинис быстро поняла ее замешательство.

— Друзья всегда сохраняют секреты друг друга, — сказала она. — Так что я бы хотела спросить вас: брал ли когда-нибудь ваш первый муж других женщин к себе в постель? Я не хочу бесчестить вас, миледи, а только выяснить то, что мы хотим знать.

Сначала Джоанна села.

— Да, он брал других женщин к себе в постель, — призналась она. — И даже многих. Казалось, он решил переспать с возможно большим количеством женщин. Он любил хвастать передо мной своими любовницами. Однако я не обращала на это внимания, — поспешно прибавила она, поймав на себе полный жалости взгляд Глинис. — Я не любила мужа. Он был злым человеком.

— Но вот о чем я спрошу вас, миледи. Известно ли вам, рождались ли какие-нибудь незаконные дети после этих его похождений?

— Нет, никаких детей не рождалось, — ответила Джоанна. — Рольф говорил мне, что женщины используют какое-то лекарство, чтобы предохраниться от беременности. Он полагал, что и я им пользуюсь, и приходил в ярость каждый месяц, потому что был уверен, будто я намеренно препятствую его желанию иметь ребенка.

— Есть такие средства, — подтвердила Глинис. — Но теперь вы наверняка забеременели, миледи, так что мы можем заключить, что вы вовсе не бесплодны. Я буду хранить молчание об этом радостном событии. А вы выберете момент, чтобы рассказать о нем супругу. Милорд будет очень рад.

Глинис проводила ее до каменной стены. Внезапно Джоанна повернулась к ней.

— Мой муж не позволит мне работать на полях, — произнесла она.

— Нет, конечно, — ответила Глинис. — Вы наша хозяйка. Вы не должны заниматься повседневной работой.

— Но я умею шить, — сказала Джоанна. — Каждый вечер я сажусь у огня и либо работаю над драпировкой, либо немного вышиваю. Я могу вышивать цветы на… одежде, — прибавила она.

— Так чего же вы хотите, миледи? Бросить все это?

— Я заметила, что вы носите блузки шафранного цвета под своими пледами, и хотела бы вас спросить: не позволите ли вы мне вышить узор из цветов вокруг горловин ваших кофточек?

Глаза у Глинис расширились:

— Почему вы хотите…

— Вы ежедневно трудитесь на полях, Глинис, и я хотела бы сделать что-нибудь, чтобы выразить вам свою признательность. Если вы принесете мне в залу одну из ваших блузок, я начну работать над ней сегодня.

Джоанна была слишком смущена, чтобы дожидаться ответа. Она внезапно почувствовала себя такой робкой. Она помахала Глинис, уходя по дорожке, ведущей к дому.

Добравшись до холма, она замедлила шаг. Необычность нового состояния поразила ее. Она прошла остаток пути в глубокой сосредоточенности.

Огги перехватил ее в центре двора.

— Я приду сюда сегодня ужинать, — сообщил он. — Я собираюсь сказать вашему мужу…

Он умолк, ибо его поразило выражение ее лица.

— Почему вы улыбаетесь так, словно нашли горшок золота, юная леди? — в недоумении нахмурился Огги.

— Я скажу вам об этом сегодня вечером, — пообещала она. — Это великий день, не так ли, Огги, даже несмотря на то что погода немножечко холоднее обычного?

— Ну, юная леди, вам бы надо быть более осведомленной относительно здешней погоды…

Огги намеревался объяснить, как оно на самом деле: погода и впрямь была очень мягкой для ранней осени. Но Кит уже говорил ему, что леди полагает, будто погода в Нагорье весь год такая теплая. И Огги не хотелось бы, чтобы солдаты смеялись за спиной Джоанны над ее наивностью. Но Джоанна уже улетела, как пташка, и мысли ее, видно, витали в облаках, так что обстоятельный Огги не успел просветить ее насчет климата Нагорья. Ничего, он найдет время, чтобы поведать ей всю правду…

Джоанна была рядом с Алексом за столом, пока он ужинал. Он был еще слишком мал, чтобы дожидаться взрослых. Потом она послала его вымыть лицо и руки, а сама села к очагу.

В залу вприпрыжку вбежал Дамфрис. Она потрепала его по холке и взяла в руки шитье. Дамфрис с громким стуком шмякнулся на пол возле нее и положил голову на ее ботинки.

Через минуту появился Алекс. На его лице все еще оставались жирные следы. Джоанна намочила платок и старательно вытерла мальчика. Он захотел сесть рядом с нею, на тот же стул. Джоанна подвинулась и усадила его.

— Скажи, Алекс, тебе хотелось бы остаться здесь со мной и с отцом? Или ты будешь скучать по другим своим родственникам?

— Я хочу остаться здесь. — Он громко зевнул и прислонился к Джоанне, наблюдая, как она вдевает нитку в иголку.

— Я тоже хочу, чтобы ты остался, — прошептала Джоанна.

— Папа говорит, что ты скучала по мне.

— Это правда. Я действительно скучала по тебе.

Щеки Алекса надулись от осознания собственной важности:

— И ты плакала, как ребенок, когда скучала по мне?

Она улыбнулась его словам и сказала, чтобы не разочаровать его:

— Конечно, плакала… А ты хотел бы, чтобы я рассказала тебе сказку перед тем, как ты ляжешь спать?

Алекс кивнул:

— А откуда ты знаешь сказку? Тебе рассказал Огги?

— Нет, — ответила она. — Моя матушка рассказывала мне сказки, когда я была маленькой. А когда я выросла, я выучилась читать и поэтому… ^

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты училась читать?

Джоанна все время смотрела на Алекса и поэтому не заметила, что в залу вошел муж. Он приостановился на лестнице, наблюдая за женой и сыном.

— Я выучилась читать, потому что мне это запрещали, — ответила она. — Мне говорили, будто я слишком неразвита, чтобы учиться грамоте. И я верила этой ерунде. Но позже я обрела здравый смысл и поняла, что не менее умна, чем другие. Это случилось, когда я выучилась читать. Когда ты станешь постарше, Алекс, я выучу и тебя.

Алекс теребил пальцами плед Джоанны, внимательно слушая ее. Вдруг он широко зевнул, так, что стало видно все его горлышко. Она показала ему, как при зевке закрывать рот ладонью, а затем начала сказку, которая была самой любимой у нее в детстве.

Алекс вскоре крепко уснул, его голова упала ей на грудь. Джоанне было так приятно чувствовать малыша у себя на руках, что она закрыла глаза с намерением вознести благодарственную молитву. И она уснула почти так же быстро, как и Алекс.

Габриэль не знал, кого первым перенести в постель. Ему на помощь пришел Колум. Он взял Алекса.

— Куда мне уложить его на ночь, милорд? — спросил он тихим шепотом, так, чтобы не разбудить малыша.

Габриэль не знал, что ответить, ведь вторая спальня была занята Клэр и он не мог уложить туда сына. Но ему не хотелось и чтобы Алекс спал с солдатами. Мальчик еще слишком мал, и ему нужно быть ближе к матери и отцу — на случай, если он чего-нибудь испугается или заблудится ночью.

— Пока положите его в мою постель, — приказал Габриэль. — Сегодня попозже я разберусь с этим.

Он подождал, пока Колум вынесет Алекса из зала, и повернулся к жене. Он присел на корточки рядом с ее стулом и уже потянулся к ней, когда она внезапно открыла глаза.

— Габриэль, — она произнесла его имя с удивлением в голосе. Он воспринял это словно ласку.

— Вы случайно не обо мне грезите?

Он пытался поддразнивать ее, но его голос был хриплым от избытка нежности. Проклятье! Он любил эту женщину. Он вздохнул, надо было взять себя в руки.

Ему хотелось лечь с нею. Но он знал, что должен подождать, так что взамен решил поворчать на нее:

— Вам нужно подняться наверх, жена. Вы совершенно истощены. Вы слишком много работаете. Я снова и снова прошу вас отдыхать, но вы вызывающе…

Она потянулась к нему и кончиками пальцев провела по его лицу. Надо ли говорить, что это прервало его ворчание. «Должно быть, это женская уловка», — подумал он.

— Я не много работаю, — ответила она. — И сейчас я не спала. Я дремала и думала кое о чем, поразившем меня. Я не вполне могу этому поверить, Габриэль. Это кажется невероятным, и когда я сообщу вам то, о чем узнала…

Она внезапно остановилась и украдкой выглянула из-за плеча мужа, желая удостовериться, что они одни. Она не хотела, чтобы кто-нибудь еще был рядом в этот совершенно особый момент.

Но тут как раз в залу гордой поступью прошествовали Кит и трое маклоринских солдат, а Джоанна вдруг поняла, что Алекса уже нет у нее на коленях.

— Сами видите, что вы спали, — сказал ей Габриэль. — Вы даже не заметили, как Колум отнес моего сына наверх.

— Нашего сына, — поправила она.

Ему понравились эти слова. Джоанна предъявляла свои права на Алекса, и он подумал, что это Добрый знак. В свое время, он надеялся, она предъявит свои права и на владение им самим.

— Да, это наш сын, — согласился он. — А теперь рассказывайте мне, что вы узнали.

— Надо подождать, пока мы останемся одни.

— Говорите сейчас.

— Нет.

Его глаза расширились от удивления. Он поднялся, затем поставил и ее на ноги.

— Вы осмелились отказать мне? Она улыбнулась:

— С этого дня я на все осмеливаюсь. Благодарю вас, супруг мой.

Он не понимал, что она говорит, и решил подождать, чтобы потом добиться у нее надлежащего объяснения. Но сейчас ему хотелось заставить Джоанну рассказать, что ее так поразило.

— Я желаю знать, что вас беспокоит. Говорите сейчас же, — велел он.

Теперь Габриэль снова говорил надменно. Помоги ей небо, ей даже начинала импонировать его властность — теперь, когда она стала ощущать и свою силу над ним.

— Меня ничто не беспокоит, — сказала она. — Я расскажу вам мои новости, когда буду готова, но ни минутой раньше. Я не стану торопиться.

— А вы собираетесь сказать милорду о том, что случилось на лугу? — Огги прокричал этот вопрос от дверей.

Джоанна обернулась посмотреть на него. Старик-воин двинулся через комнату. Дамфрис испустил громкое рычание. Огги утихомирил его немедленным ответным урчанием.

— Да, — откликнулась Джоанна. — Я собираюсь сказать ему об этом после обеда.

— Если вы не расскажете сами, я наябедничаю на вас завтра утром, юная леди. Только не думайте, что я этого не сделаю.

— Гром и молния, что…

Джоанна намеренно оборвала бормотание своего супруга, громко приветствуя священника:

— Добрый вечер, святой отец! — Затем прошептала мужу: — Попытайтесь еще раз быть терпеливым. Обещаю, что вы будете богато вознаграждены.

Он что-то заворчал. По выражению его лица она не могла сказать, собирался ли он проявить уступчивость или нет.

— Я хочу рассказать вам мои важные новости, оставшись с вами наедине.

Наконец Габриэль кивнул. Он старался не улыбнуться при этом. Ему казалось — он понял, что же такое она собиралась ему поведать. Господи, он чувствовал себя прекрасно! А все оттого, что эта глупая женщина наконец поняла, что любит своего мужа.

Он позволил ей действовать сообразно ее разумению.

Если ей хочется объявить о своих чувствах наедине, в их спальне, он, конечно, предоставит ей такую возможность. Проклятье, но ему хотелось, чтобы ужин поскорее кончился. Он жаждал остаться с нею. До этой минуты он не понимал, как важна для него ее любовь. Вообще жены не должны любить своих мужей, но эта должна любить его, так он решил. Если его поразила такая напасть, то, истинный Бог, она должна поразить и ее.

— Сердечные дела чертовски смущают, — он пробормотал это себе под нос.

— Простите? — спросила она, не уверенная, что в точности расслышала, что он сказал.

— Ничего.

— Ваше настроение, милорд, очень напоминает здешнюю погоду, — заметила она. — Вы совершенно непредсказуемы.

Он пожал плечами.

Но тут внимание Джоанны переключилось на солдат, которые стали заполнять зал. Она опять заметила серьезные недостатки в их манерах.

— Вы должны поклониться своему лаэрду и его жене, когда входите в комнату, — сделала она замечание и стала ждать, окажутся ли солдаты в настроении проявлять непривычную для них учтивость. Если с ними опять возникнут хлопоты, она готова попросить Мэган принести еще несколько чаш.

Мужчины склонили головы в поклоне. Джоанна была удовлетворена. Она оставила своего мужа стоящим у очага и подошла к столу макбейнцев. Два молоденьких солдата, которым была предоставлена привилегия сегодня обедать рядом с их лаэрдом, уже сели на свои места. Она попросила их встать.

— Никто из вас не должен садиться, пока ваш лаэрд и его жена не займут своих мест, — терпеливо объяснила она.

Последовало некоторое ворчание, но в конце концов ее требования были выполнены.

Джоанне не хотелось подвергать слишком сильному испытанию терпение мужчин. Поэтому она не бранила их за то, что в течение всего ужина они громко перекликались друг с другом. Она была вполне довольна достигнутыми успехами: мужчины старались быть учтивыми, и во время всего ужина она не слышала ни одного рыгания.

Огги спросил у лаэрда, что он собирается делать с бочонками жидкого золота, дремлющими в пещере. Из-за того, что он предложил свой вопрос шепотом, все насторожились, видя, что происходит что-то секретное.

Джоанна была изумлена. Мужчины не слышали вчера вечером ее криков, а тут мгновенно замолчали, потому что их внимание привлек шепот Огги. Она припрятала это наблюдение в свою копилку, чтобы впоследствии использовать.

— О чем это там толкует Огги? — спросил у лаэрда Кит.

Габриэль откинулся на спинку стула и поведал собравшимся о бочонках в пещере. Новость вызвала на редкость много криков и радости. А когда мужчины успокоились, Габриэль прибавил, что все они должны поблагодарить Огги за это сокровище.

— Давайте пойдем и принесем бочонка два, чтобы распить их сегодня! — с жаром предложил Брайан.

Джоанна не дала мужу времени для выражения согласия или несогласия на предложение Брайана. Она встала перед солдатами и покачала головой.

Солдаты немедленно поднялись тоже. Такая демонстрация хороших манер была очень впечатляющей.

— Вы уходите или остаетесь? — поинтересовался Нилл.

— Остаюсь, — ответила она. — Садитесь, пожалуйста, джентльмены.

— Но ведь вы еще стоите, — возразил Линдзи. — Это хитрость, не так ли, миледи? Если мы сядем, вы снова начнете бросаться посудой.

Джоанна попыталась не потерять терпения.

— Ничего подобного я не сделаю, — пообещала она. — Я просто хотела встать, чтобы привлечь ваше внимание.

— Зачем?

Она нахмурилась, глядя на того макбейнца, который задал этот вопрос:

— Если вы минуточку потерпите, я объясню. Эти бочонки предназначены не для питья. Мы должны будем выменять их на те припасы и вещи, в которых нуждаемся.

Она ожидала возражений. И не обманулась в своих ожиданиях. Все разом с криками вскочили со своих мест. Только отец Мак-Кечни и Габриэль продолжали молчать. Они улыбались, наблюдая, как Джоанна старается уговорить мужчин.

— Если только вы потратите время на обдумывание этого, вы поймете, что обмен — единственный имеющийся у нас выбор.

— Но почему, во имя Бога, мы должны с кем-то обмениваться? — требовательно спросил Кит, перекрывая общий шум своим зычным голосом.

Она услышала его вопрос и повернулась к нему, чтобы ответить:

— Потому что воровать грешно, а если мы будем меняться, видите ли…

Она перестала объяснять свои резоны, потому что поняла: никто не слышит ее. Она повернулась к мужу. По выражению его лица она поняла, что он находит поведение своих людей чрезвычайно забавным. Она нагнулась к нему, чтобы он смог расслышать ее в этом шуме, и попросила его разъяснить людям, почему они должны приберечь бочонки для обмена.

Он кивнул в знак согласия. Она поблагодарила его и села на свое место.

— Молчать! — Разумеется, на взгляд Джоанны, крик Габриэля был грубым нарушением порядка за обеденным столом, но зато оказался весьма действенным средством. Все мужчины тут же прекратили спор.

Он удовлетворенно кивнул и повернулся к ней:

— Теперь вы можете разъяснить свою позицию относительно распределения этого напитка.

— Но мне бы хотелось, чтобы это сделали вы. Он покачал головой:

— Вы должны постараться заставить их понять вас, — настаивал он. — Но при этом вы должны будете убедить и меня в вашей правоте.

Она снова вскочила на ноги:

— Не хотите ли вы сказать, что не согласны со мной?

— Да, я не согласен с вами.

Он подождал, пока она переведет дух от изумления, а затем продолжил:

— Воровство в прошлом было самым надежным промыслом, Джоанна. Не смотрите на меня так. Ведь я не предаю вас.

— Воровство — это грех, не так ли, святой отец? Священник кивнул:

— Миледи говорит правду, милорд.

Расслышать священника было трудновато из-за шаркающего шума отодвигаемых стульев, так как мужчины встали еще раз.

— Так вы решились, миледи? — спросил Кит.

— На сей раз она уходит? — поинтересовался Нилл довольно громким шепотом, так что каждый мог его услышать.

— Кажется, она никуда не собирается, — промычал в ответ Колум.

— Ох, да садитесь же, — пробормотала Джоанна. Но они не послушались ее приказа, покуда она снова не заняла свое место.

Ее недовольный взгляд был прикован к мужу:

— Вы угодите мне и к тому же угодите Богу, если бросите воровать и используете эти бочонки для приобретения того, в чем нуждается наш клан.

— Да, вы угодите Богу, — согласился отец Мак-Кечни. — Простите меня, что я прерываю вас, но я бы хотел высказать одно предложение.

— Какое же, отец мой? — спросил Габриэль.

— Приберегите несколько бочонков для обмена на то, в чем мы нуждаемся, а другие пусть останутся для клана.

После того как священник высказал свое предложение, начался крупный спор. Большинство маклоринцев согласились с таким планом. Однако макбейнцы упрямо объединились в намерении сохранить все сокровище для собственного употребления. Они вели себя как дети, которым не хочется расставаться с новой игрушкой. К несчастью, Габриэль присоединился именно к этой группе.

Теперь Джоанна открыто бросала на мужа свирепые взгляды. Он изо всех сил старался не расхохотаться. Исход дела казался его жене ужасно важным, и он наконец решился бросить забавляться и угодить ей.

— Мы поступим так, как предложил нам наш пастырь, — заявил он.

Джоанна громко вздохнула от облегчения. Габриэль подмигнул ей:

— Вы не всегда должны настаивать на своем, — предостерег он ее.

— Нет, конечно, нет, — быстро согласилась она. Она была так счастлива согласием мужа, что потянулась через стол и взяла его за руку.

— Тогда нам понадобится нюхальщик.

Эти слова изрек Огги. Все повернулись и взглянули на него. Молодые солдаты не знали, о чем он говорит. Линдзи первым спросил вслух о том, что интересовало многих:

— Во имя Бога, кто такой нюхальщик, Огги?

— Это знаток, — ответил тот, подчеркивая свои слова выразительным кивком головы. — Он может сказать, какие бочонки лучше оставить у себя. Ведь вы не хотите отдавать самые лучшие, не так ли?

— Нет, конечно же нет, — вырвалось у Нилла.

— А не выпьет ли этот нюхальщик весь налиток, покуда будет проверять его? — спросил Брайан.

— Знаете, я прекрасно разбираюсь в напитках, — похвастал Линдзи, облизываясь. — Я буду счастлив быть нюхальщиком.

Все расхохотались. Когда шум утих, Огги пустился в объяснения:

— Нюхальщик ничего не пьет, — пояснил он. — Он пользуется своим носом, чтобы оценить аромат напитка.

Он может отличить по одному запаху хорошее питье от кислого.

— Тогда лучше попросить Спенсера, — предложил Колум. — У него самый внушительный нос среди всех маклоринцев и макбейнцев.

Огги улыбнулся:

— Тут важны не размеры носа, а опыт, сын мой, — сказал он. — Тут нужно мастерство. Нюхать можно и выучиться, но лучшие нюхальщики те, у кого природный дар к этому делу. Ближе к северному острову есть нюхальщик, за которым мы можем послать, если он еще жив, и я слышал рассказы о другом нюхальщике, живущем на юге, довольно близко к равнинам, из чего я заключаю, что он, должно быть, из клана Мак-Доннелла.

— Мы не можем позволить приехать сюда чужаку, — запротестовал Колум. — Как только он обнаружит наше сокровище, он поскачет обратно и расскажет об этом своему лаэрду. И все макдоннелльцы примчатся сюда.

Теперь Джоанна не обращала особого внимания на спор. Она была занята мыслями о своем новом и восхитительном состоянии. Сегодня ночью она расскажет Габриэлю о ребенке — когда они вместе лягут в постель. Но сначала она удостоверится, что свечи все еще горят, чтобы ока могла видеть его лицо, когда он все узнает. Ее рука двинулась по направлению к животу. Великий Боже, у нее будет ребенок!

— Так это решено?

Этот вопрос задал Габриэль. Все закричали «да!». А Джоанна вдруг заметила искаженное лицо отца Мак-Кечни. Он смотрел прямо на нее и, как только она обратила на него внимание, кивком головы указал ей на мужа.

Она догадывалась, что нечто, сейчас здесь решенное, совсем не понравилось священнику.

— И что это вы решили?

— Разве вы сами этого не слышали?

— Нет.

— Мак-Бейн! — крикнул Колум. — Мы не можем отправить своего посланца за нюхальщиком. Его клан станет подозревать нас.

— Да, они захотят узнать, зачем это нам нужен нюхальщик, и наверняка последуют за ним, — вставил Кит.

— Тогда мы должны похитить его, — предложил Огги.

— А как мы узнаем, которого следует взять? — спросил Линдзи.

— Если мы отправимся за Неверсом, я пойду с вами и укажу его.

— Неверс? Что это за имя? — спросил один из маклоринцев.

— Габриэль, может быть, вы объясните мне, что это вы тут решили? — настаивала Джоанна.

— Мы решаем вопрос, что делать с нюхальщиком, — ответил Колум за своего лаэрда, — после того как он выберет для нас лучшие бочонки.

— Именно так, — прибавил Кит.

— Так, значит, мы во всем согласились? — спросил Огги. — Мы похитим Неверса?

Все начали выкрикивать свое мнение относительно плана Огги похитить нюхальщика, и Джоанна тут же забарабанила кончиками пальцев по столу.

— Объясните, пожалуйста… — снова начала она.

— А не перенести ли нам бочонки в залу? — спросил Брайан в одно время с нею.

— И где же эта пещера? — пожелал узнать Кит. Джоанна больше не собиралась ждать ответа. Вид у отца Мак-Кечни был очень встревоженный, и она собиралась выяснить почему.

— Одну минуту, пожалуйста! — крикнула она. — Кит, вы сказали, что вы уже решили, что делать с нюхальщиком…

— Мы все решили, — поправил он.

— И? — спросила она.

— Что «и», миледи?

— Что вы собираетесь сделать? Отправить его обратно домой, не так ли?

— Великий Боже, конечно, нет, юная леди, — сказал Огги. Одно предположение об этом заставило его сморщиться.

— Он не поедет домой, миледи.

— Почему же нет? — требовательно спросила она.

— Он расскажет своему лаэрду о наших бочонках, — пояснил Кит.

— Мы не можем допустить, чтобы нюхальщик проболтался, — вставил Брайан.

— А он наверняка проболтается, — согласился Нилл. — Я бы рассказал об этом своему лаэрду.

Кит попытался переменить тему разговора Но Джоанна ему этого не позволила:

— Вы все еще не ответили на мой вопрос, — настаивала она. — Что именно вы собираетесь сделать с этим человеком?

— Джоанна, это не должно вас интересовать, — сказал Габриэль Почему бы вам не присесть у огня и не заняться немного шитьем?

Он усиленно пытался отвлечь ее внимание. Ее подозрения усилились.

— Я не в настроении шить, милорд, и не собираюсь никуда присаживаться, покуда кто-нибудь не ответит на мои вопросы.

Габриель вздохнул:

— Вы упрямая женщина, — заметил он.

Все солдаты разом кивнули, они явно были согласны с оценкой своего лаэрда.

Священник подумал, что его долг рассказать хозяйке о том, что было здесь решено. Никто другой, кажется, не был к этому склонен.

— Они собираются убить его, дитя мое.

Она не могла поверить своим ушам и попросила священника повторить сказанное. Сообразив же, в чем дело, она задохнулась от ужаса, вскочила на ноги и неистово замотала головой.

— Как вам нравится это решение? — спросила она мужа.

— Он наш лаэрд, миледи, — сказал Колум. — Он еще не выразил своего мнения.

— Как видите, наш лаэрд ждет; и, когда мы выскажем наши предложения, он примет их или отвергнет.

— Тогда он запретит вам этот грех, — заявила Джоанна.

— Зачем же ему так делать, миледи? Это хороший план, — заспорил Майкл.

У Габриэля было намерение отказать тем, кто был за убийство нюхальщика, поскольку он считал нечестным делом воспользоваться его помощью, а потом заплатить ему за это злом. Но Габриэль не хотел, чтобы жена поучала его. К тому же он старался найти приемлемое для всех решение.

— Никто не должен убивать нюхальщика! Некоторые солдаты застонали, протестуя против ее диктата.

— Но, миледи, правду сказать, это первый раз, когда все маклоринцы и все макбейнцы в чем-то согласились, — заметил Кит.

Джоанна рассердилась. Она не сводила глаз со своего мужа.

— Так я правильно поняла? Вы собираетесь воспользоваться мастерством нюхальщика, а после того, как он поможет вам, хотите убить его?

— Кажется, так, — ответил Колум за своего лаэрда. И макбейновский солдат имел наглость улыбнуться, признавая задуманный ими грех.

— Так это способ, каким мужчины расплачиваются за сделанное им добро?

Никто не ответил на ее вопрос. Она внимательным взглядом обвела солдат и снова повернулась к мужу. Он кивнул. Значит, он соглашался с этим мерзким планом?..

Джоанна решила попытаться использовать разумные доводы, чтобы убедить его:

— Габриэль, если воровство — это грех, тогда что такое, по-вашему, убийство?

— Необходимость, — ответил он.

— Нет!..

Она была готова выйти из себя, и он знал, что может успокоить ее, сказав, что он не собирается позволять кому-нибудь причинять вред нюхальщику. Но, Господи, до чего забавно было наблюдать, как она сердится. Как он мог когда-то считать ее робкой? Он вспомнил ее поведение в первый день, когда они встретились. Тогда она была робкой и сверх того — испуганной. Его маленькая, нежная невеста в короткий срок проделала большой путь. Все перемены были к добру, конечно, но ему хотелось думать, что произошло это во многом благодаря ему. Она не чувствовала себя в безопасности, когда впервые приехала в Нагорье. Но теперь все изменилось. Она доверяла ему. Она бы не могла поучать его и бушевать, если бы все еще его боялась.

— Не могу поверить, что вы улыбаетесь, Габриэль. Или вы лишились рассудка?

— Это вы заставили меня улыбнуться, Джоанна. Вы определенно изменились с того момента, когда вышли за меня замуж. Все черты вашего характера, конечно, были при вас, но вы скрывали их от меня под маской равнодушия. Истинный Бог, вы заставляете меня гордиться, когда перечите мне. Да, гордиться.

Она не могла поверить собственным ушам: он рассыпается в похвалах в тот момент, когда они ведут жестокий спор, который она решилась выиграть. Значит, он прибегает к хитрости, подумала она. Да, вот что он делает. Хочет отвлечь ее внимание тем, что хвалит ее. Она не собиралась поддаваться на его уловку.

— Вы тоже заставляете меня гордиться, — заметила Джоанна. — Но все же вы не должны убивать нюхальщика. Я буду стоять на этом до последнего, супруг мой, так что вам лучше уступить мне. Я не отступлюсь, пока вы не пообещаете мне это.

Судя по ее виду, она уже сама была готова кого-нибудь убить, и ему подумалось, что он вполне бы мог стать ее мишенью.

— Я решил согласиться с вашим предложением насчет обмена, чтобы угодить вам, но я собираюсь стоять до последнего относительно участи нюхальщика.

Громкое одобрительное ворчание послышалось с нескольких сторон следом за заявлением лаэрда.

— Мы не можем позволить этому человеку вернуться обратно домой. Он приведет за собой оттуда целую армию, чтобы украсть наши бочонки, — объяснил Кит, отвечая на возмущенный взгляд своей госпожи.

— Вот именно! — крикнул другой маклоринец.

— Она снова встает! — заорал Брайан.

— Во имя…

Мужчины что-то бормотали, поспешно поднимаясь с мест. Джоанна не стала обращать на них внимания.

— Габриэль, ведь если нюхальщик не узнает, где находится пещера, и не увидит, как туда пройти, тогда он не сможет никого привести к этим бочонкам, не так ли? Следовательно…

Она позволила мужу самому вывести заключение. Он, конечно, был варваром, да, но он был разумным варваром. Он вполне мог бы пораскинуть умом и сообразить, что она ему предлагает.

Колум хлопнул рукой по столу:

— Клянусь Богом, миледи предложила прекрасный план, милорд!

— Немного бессердечный, — заметил Кит. — Я бы скорее предпочел быть убитым… Но если миледи настаивает, чтобы нюхальщик остался в живых, я готов согласиться, что это прекрасный выход.

— Она и впрямь умна, — произнес Огги. Его голос был исполнен гордости.

Джоанна не совсем понимала, о чем это толкуют мужчины. Ее взгляд был прикован к мужу. Он долго смотрел на нее, а затем сказал:

— Значит, вы не позволите мне убить его, не так ли, девочка моя?

Ей показалось, что в его голосе прозвучала безнадежность. Она дала ему почувствовать свое раздражение:

— Разумеется.

Его вздох был глубоким и горьким.

— Черт возьми.

Она истолковала это ругательство как знак того, что она выиграла.

— Благодарю вас, — прошептала она. — Я знала, что вы можете быть разумным.

Она почувствовала такое облегчение, что бессильно опустилась на стул. Все мужчины снова сели.

— Мы последуем вашему совету, — заявил Габриэль.

— Совет злой, но толковый, — сказал Кит таким тоном, словно расхваливал свою хозяйку.

— Злой? — Она подумала, что в словах Кита нет никакого смысла. Искры, плясавшие в глазах Габриэля, тоже были абсолютно непонятны. Или он счастлив оттого, что спор закончен?

Она подняла глаза, желая увидеть реакцию отца Мак-Кечни. Он должен радоваться победе. Однако она ошиблась. Он по-прежнему был встревожен.

Она немедленно вновь насторожилась:

— Кит, что же именно вы называете злым?

— Это умный план, миледи, злой он или нет, — вмешался Колум.

— Какой план?

— Тот, который вы нам предложили. Разве вы не помните?

— Миледи не обременяет себя воспоминаниями, — заметил Кит. — Кажется, она никак не может упомнить дни. Взгляните: она и сегодня надела не тот плед.

— Может быть, кто-нибудь будет так любезен объяснить мне мой план?

— Мы ослепим нюхальщика, вот и все.

Об этом зверстве ей доложил Кит. За его словами последовало всеобщее ворчание.

Джоанна снова вскочила на ноги. Все мужчины тут же последовали ее примеру.

— У меня есть предложение: привязать миледи к ее стулу, — пробурчал Огги. — Я уже устал поминутно вскакивать и садиться.

Джоанна ощущала стучащую в висках головную боль. Она теряла терпение и почти проревела приказание мужчинам сесть.

Конечно, она понимала, что кричит, и постаралась успокоиться. «Разум, — повторяла она себе, — надо быть благоразумной с этими дикарями».

— Господа, в дом можно входить не только с парадного входа… — начала Джоанна. Ее голос был хриплым из-за усилия сдержаться.

— Миледи, — оборвал ее Кит, — нам было известно это и прежде. Разве вы все еще не уяснили себе этого? Мы пользуемся и задней дверью, и парадной, и…

— Помолчите! — прокричала Джоанна новый приказ. Она запустила пальцы в волосы и продолжала уже более спокойным голосом: — Вы вынуждаете меня срываться на крик! Истинный Бог, вынуждаете!..

— Вы опять кричите, миледи, — заметил Линдзи.

Она перевела дыхание. Бог свидетель, она или заставит их прислушаться к голосу разума, или умрет от этих попыток. Наверняка некоторые из них понимают, как грешна их мысль об ослеплении нюхальщика. Ей нужно только убедить в том же остальных. Все они члены ее клана, в конце концов, а следовательно, она за них ответственна.

— Помоги мне небо, — прошептала она.

— Что она говорит? — спросил Линдзи.

— Я не верю, что вы и впрямь думаете ослепить беднягу нюхальщика! — крикнула Джоанна.

— Вы подали нам эту мысль, миледи.

— Кит, если бы у меня в руках была чаша, клянусь, я бы…

— Вы выводите миледи из себя, — предостерег Кита Огги.

Она повернулась к мужу:

— Никто не должен ослеплять нюхальщика. Я не хочу даже слышать об этом. Когда я сказала, что в дом можно входить не только с парадного входа, я просто привела вашим людям пословицу, и… Истинный Бог, Кит, если вы еще раз попытаетесь сообщить мне о количестве здешних дверей, клянусь, я чем-нибудь в вас брошу!.. Я хотела сказать, супруг мой… О Господи, я забыла, что я хотела сказать!

— Вы пытались припомнить, через какие двери можно входить в дом, — подсказал ей Брайан.

— Вот уж нет! — крикнула она. — Я привела вам пословицу, глупый вы человек. Видите ли, есть много способов чистить рыбу. И если вы не хотите, чтобы нюхальщик видел пещеру, то вам нужно просто завязать ему глаза, когда вы его туда поведете.

— Да мы тут вообще не чистим рыбу, — возразил Линдзи. — Мы едим ее так.

Ей захотелось убить солдата. Вместо этого она молча смерила его свирепым взглядом.

— Вы только раздражаете ее! — крикнул Огги. — Ей и так нездоровится, а от этого ей будет совсем плохо. Лучше извинись, мальчик, — велел он.

— Габриэль, я хочу, чтобы вы дали мне слово, что не причините никакого вреда нюхальщику! — потребовала Джоанна.

Муж хмурился, глядя на нее. Линдзи, запинаясь, бормотал извинения, Кит нашел необходимым лишний раз пересчитать все входы-выходы из башни, а Колум громко удивлялся тому, что англичане чистят рыбу перед тем, как ее съесть. Он полагал их довольно невежественным народом, если они следуют подобной практике.

— А не должна ли миледи сегодня носить наши цвета? — Майкл, самый молодой из маклоринских солдат, только сейчас заметил нарушение.

Кит кивнул. Его голос звучал покорно и смиренно, когда он произнес:

— Должна бы.

— Огги, что за чертовщину вы имели в виду, когда говорили, что моей жене нездоровится? — спросил Габриэль, которого старый воин навел на эту тему.

— Сегодня она потеряла сознание, милорд, — пояснил Огги. — Упала наземь, словно труп, вот так.

Рев Габриэля эхом прокатился через зал. Все тут же замолчали.

Два месяца тому назад подобное поведение заставило бы ее пуститься наутек. Да, это привело бы ее в ужас. Определенно, она проделала большой путь, подумала Джоанна про себя, ибо сейчас от ярости Габриэля в ней только поднялось раздражение.

В ушах у нее просто звенело от его рева. Она заткнула их руками и посмотрела на мужа.

— Разве так вы должны поступать? — спросила она. Он не обратил внимания на ее упрек.

— Вы действительно потеряли сознание? На этот-то раз вы не притворялись?

Джоанна не ответила.

— И почему здесь каждый считает своим долгом все время кричать? Предупреждаю вас, господа, — добавила она, оглядывая присутствующих, — когда сюда приедет моя мама, никто не должен будет говорить иначе, как почтительным шепотом.

Мужчины не сразу отреагировали согласием на ее требование.

— Вы поняли меня?!! — Она тоже почти прорычала свой вопрос.

Солдаты разом кивнули. Она испустила неподобающее леди довольное урчание. Затем перехватила улыбку отца Мак-Кечни. Она вся была захвачена происходящим, и ей понадобилось некоторое время, дабы попытаться понять, что такого забавного он нашел в этой ситуации.

Но Габриэль не собирался допускать, чтобы его затирали:

— Отвечайте же мне, черт возьми!

Он решил вырвать у нее объяснение. Плечи у нее поникли. Мысленно она уже увидела себя прикованной к постели на ближайшие пять-шесть месяцев и поморщилась от такой картины.

«Лучше постараться задобрить его», — решила Джоанна. В конце концов, он ее муж и, кажется, чрезвычайно расстроился из-за ее недомогания.

— Это вовсе не то, что вы думаете, — сказала она. — Я не больна.

— Вы падали или не падали в обморок?

Стул отлетел к стене, когда Габриэль вскочил с него. Он возвышался над нею, словно ангел-мститель, каким она рисовала его в своих фантазиях, и, Господи, как он был величествен! Он наклонился так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее, и словно вознамерился пытать ее до тех пор, пока не добьется ответа.

Она коснулась рукой его щеки:

— Обещайте, что вы не причините вреда нюхальщику, и я объясню вам, что случилось.

Прежде чем ответить, он схватил ее руку:

— Я не в настроении вести с вами переговоры, жена. По какой такой причине вы разыграли обморок перед Огги?

— Это не было притворством, милорд. Я знаю разницу. Я была бы рада обсудить это с вами наедине, — прошептала Джоанна.

— Я повел ее к Глинис, чтобы та что-нибудь посоветовала, — произнес Огги.

— Так милорд думает, что вчера вечером она притворялась? — спросил Брайан.

— Она достаточно зла, чтобы постараться нас обмануть, — заметил Линдзи.

Колум был совершенно согласен с маклоринцем:

— Да, она достаточно коварна.

Джоанна была ошеломлена оскорблением, которое нанесли ей мужчины, обсуждая ее характер. Она выдернула руку из ладони мужа и обернулась к солдатам:

— Как вы можете называть меня злой и коварной?! — крикнула она.

— Вы сами тому причиной, миледи, — бодро сказал ей Брайан.

Она снова повернулась к Габриэлю, ожидая, что он встанет на ее защиту.

А он ждал, когда она расскажет, какая это дьявольщина с ней приключилась.

— Габриэль, как вы можете позволять вашим людям оскорблять меня?

— Это похвала, а не оскорбление, черт возьми!.. Я требую, чтобы вы слушали, что я говорю. Когда я задаю вопрос, я жду, чтобы на него ответили.

— Да, конечно так, — согласилась она, пытаясь успокоить его. — Но только теперь еще не время… — Ее мысли все еще были заняты мнением, которое высказали о ней солдаты. — Я не могу поверить, что вы считаете меня злой! — выкрикнула она.

— Но вы убили нашего Любимчика и еще троих волков, — напомнил ей Колум.

— Это было необходимым, а не злым делом.

— Вы подали нам план ослепить нюхальщика, — сказал Кит.

— Завязать ему глаза! — поправила она.

— Вы пустили стрелу в одного из макиннсов. Это было чертовски зло, миледи.

— И я бы сделала это снова! — заявила она. Она не собиралась притворяться, будто сожалеет, что поранила солдата. Он хотел пнуть ногой Клэр Мак-Кей, а она не могла допустить, чтобы это случилось.

— Конечно, вы бы сделали это снова, — согласился Кит. — И вот причина, по которой все мы считаем вас злой, миледи. Для нас большая честь, что вы наша госпожа.

Ропот одобрения последовал за похвалой Кита. Джоанна была возбуждена. Она откинула волосы назад. Она старалась держаться так, будто ее вовсе не поразило замечание Кита.

— Полагаю, у вас есть все права называть меня злой, господа, но я бы не хотела, чтобы такие вещи говорились при моей маме. Она не поймет.

— Джоанна! — выкрикнул Габриэль.

Ей показалось, что он потерял терпение. Он довольно долго ждал, когда она обратит на него все свое внимание. Повернувшись к мужу, она улыбнулась ему снизу вверх.

— Что вам угодно, милорд?

Его веки задергались. Он и впрямь истощил уже все! свое терпение. Джоанна собралась с силами, а затем у нее вырвалось:

— Я не притворялась, будто падаю в обморок в первый раз, и действительно потеряла сознание сегодня днем. Однако, — быстро прибавила она прежде, чем он успел снова зарычать на нее, — я и вправду не больна. Глинис объяснила мне, что это такое.

— Идите в постель!

— Я знала, что вы так поступите! — закричала она.

Он схватил ее за руку и повернулся, чтобы увести ее из залы. Она не слишком-то поддавалась и всячески старалась вырваться.

— И сколько же я должна пролежать в постели?

— Пока вы не скажете мне, отчего вам нездоровится, — повелительно сказал он. — Проклятье! Я знал, что вы недостаточно крепки, чтобы прожить тут целый год.

Она охнула на весь зал и принялась серьезно возражать. Конечно, все солдаты наблюдали за ними. И все разом улыбнулись, когда услышали, что ответила Джоанна их лаэрду:

— Если вы полагали, что я такая слабая, то могли бы не жениться на мне!

Габриэль усмехнулся. Джоанна вырвала у него руку и быстро отступила на шаг, прежде чем он успел снова поймать ее.

— Спорю, что она опять готова разозлиться, — заметил Линдзи.

Отец Мак-Кечни покачал головой.

— Только не на милорда, — сказал он солдату. — Она снисходительна к Мак-Бейну.

— Сейчас она не выглядит снисходительной, — возразил Брайан. — Она хмурится точь-в-точь, как он.

Но Джоанна не обращала внимания на реплики солдат. Все ее внимание было устремлено на упрямца-мужа:

— Вы жалеете, что женились на мне, не так ли? Он не слишком торопился с ответом.

— Вы женились на мне только из-за земли. А как только я умру, вам тут же захочется взять в жены рослую дюжую женщину, — наверное, такую, которая будет рыгать за столом громче ваших людей!

Выражение его лица заставило ее примолкнуть.

— Вы не умрете. — Он прошептал этот приказ хриплым голосом, исполненным муки. Она была ошеломлена. Габриэль, казалось, пришел в ужас. — Я не хочу вас потерять.

— Вы меня и не потеряете.

Она шагнула вперед и взяла его за руку. Слезы наполнили ее глаза, когда она посмотрела на Габриэля, пытаясь унять в себе нахлынувший поток чувств.

Он любил ее. Он пока не сказал ей этих слов, но об этом говорили его глаза. Джоанна почувствовала себя полностью захваченной им.

Они вместе поднимались по ступенькам. Она чувствовала, как он дрожит. Ей не хотелось, чтобы он продолжал тревожиться, и поэтому остановилась у подножия лестницы, которая вела на второй этаж, где находилась их спальня, и повернулась к мужу.

Все мужчины вытянули шеи, желая знать, что там происходит, но они были слишком далеко, чтобы слышать их разговор.

— Габриэль, вы помните, что меня тревожило перед тем, как мы поженились?

— Вас тревожило слишком многое, чтобы я мог вам ответить, жена. Не отталкивайте мои руки. Я собираюсь донести вас наверх. Или вы не понимаете, что сломаете себе шею, если потеряете сознание, стараясь взобраться по этим крутым ступенькам? Вы можете не тревожиться о своем благополучии, но я о нем позабочусь непременно.

Он знал, что выдал себя с головой. Ему не нравилось чувствовать себя в плену у нее.

— Что скажет мне ваша матушка, когда приедет сюда и найдет свою дочь мертвой? — пробормотал он.

Она улыбнулась:

— Мама должна будет полюбить вас, Габриэль.

Ее муж выглядел рассерженным. Он поднял ее на руки. Она тут же поцеловала его.

— И все же вы будете лежать в постели, — заявил он.

— В ночь после того, как мы поженились, я сказала вам, что я бесплодна.

— Нет, не вы сказали. Это мне сообщил Николас.

— Но в нашу первую ночь я наверняка упомянула об этом.

— Да, — кивнул он. — И даже не один раз.

Он нес ее по лестнице. Она опустила голову ему на плечо. Ее пальцы были заняты тем, что поглаживали сзади его шею.

Она подумала, будет ли у их ребенка кожа того же цвета, что и у мужа. Еще она подумала, что она, кажется, хочет иметь девочку, но потом решила, что будет очень рада и мальчику.

— Это не так, — прошептала она со вздохом.

Она ждала, что он поймет ее. Он не говорил ничего, пока они не добрались до их спальни.

— Вы слышали, что я сказала? Это не так, — повторила она.

— Что не так?

— Я не бесплодна.

Он открыл дверь, но медлил на пороге. Его взгляд был устремлен на жену. Медленно он опустил ее на пол.

— Вы и впрямь полагаете, что это так важно для меня? Вы и Алекс — вот и вся необходимая мне семья. Мне не надо другого ребенка. Проклятье! Женщина, или вы до сих пор не поняли, как я… что вы значите…

Дьявол, он говорит совершенно бессвязно, словно старуха. Жестом он пригласил ее войти внутрь.

— Воины не обременяют себя таким чувством, как любовь, — пробормотал он.

Он выглядел несчастным. Она не улыбнулась: ей было известно, что он не любит говорить о том, что чувствует. Вот черта, свойственная им обоим, думала она.

— Габриэль…

— Я не хочу, чтобы вы думали о своей бесплодности, Джоанна. Перестаньте себя изводить.

Она медленно вошла в их комнату.

— Может быть, вам и не нужен другой ребенок, милорд, но я должна объявить вам, что через шесть-семь месяцев вы его получите.

Он не понял. И покачал головой.

— Да, у нас будет ребенок, — сказала она.

В первый раз за всю свою жизнь Габриэль Мак-Бейн лишился дара речи Его жена сочла это самой лучшей реакцией.

В конце концов, ведь им было явлено чудо.