Дочь куртизанки

Глава 16

В огромном доме герцога Гайда на Пикадилли, напротив Грин-парка, собрались абсолютно все. Буквально все, кто в этот вечер не был на приеме у герцога Девоншира вниз по улице. Те, кто вращался в кругах Девоншира, не вращались в кругах Гайда. Выбор Софии был сделал давно. То, что оба дома давали приемы в один и тот же вечер, подчеркивало соревновательный дух, управлявший ими в течение десятилетий.

Событием наслаждались все. Чем еще был Лондон, если не местом всеобщих встреч и непостоянной верности? Сегодня будет еще один такой вечер. Именно предсказуемость, порочность и непрочность помолвок и союзов, сплетни и слухи из первых рук делали лондонский сезон стоящим его космической цены.

Эшдон, больше всех знакомый с разрушительными ценами Лондона, все еще играл в «Уайтс», когда в девять часов официально началась ассамблея в доме герцога Гайда. Было ли у него жемчужное ожерелье? Он решил не полагаться на Даттона, особенно потому, что ни слова не слышал от него с момента их пари в «Джексонс». Одно дело – разговоры, а жемчужное ожерелье – совсем другое.

– Сколько вы проиграли? – спросил виконт Таннингтон, стоя за его спиной.

– Выиграл более пятидесяти фунтов, если хотите знать, – ответил Эшдон.

– Копите на что-то особенное?

– Если у вас имеется, что сказать, Таннингтон, говорите. – Эшдон увеличил ставку. – И не стойте за моей спиной.

Таннингтон встал справа от Эшдона и тихо произнес:

– Ходят слухи, что леди Каролина поступила в продажу и цена ее – жемчужное ожерелье.

Эшдон почувствовал, как у него внутри все сжалось, и постарался сохранить спокойное выражение лица.

– А разве не каждая женщина находится в таком же положении? – непринужденно проговорил он, но левая рука у него задрожала. Он сжал ее в кулак и продолжал смотреть на игорный стол.

– Полагаю, да – ответил Таннингтон. – А также полагаю, что тот, кто принесет ей ожерелье, получит пальму первенства. Думаю, что вы хотели это знать.

– Почему вы так думаете?

Краем глаза Эшдон заметил, как Таннингтон пожал плечами.

– Все знают, что вы подарили ей жемчужные серьги. Будет несправедливо, если вы не станете первым из-за того, что не сумеете добыть ожерелье. Если только вы сможете получить справедливую компенсацию за серьги.

Эшдон вскочил со стула до того, как Таннингтон убежал, и это было как раз вовремя. Эшдон нанес два мощных удара Таннингтону в живот, пока другой член клуба «Уайтс» не остановил его, и этим другим оказался Кэлборн.

– Скажете про нее еще что-нибудь подобное, – яростно прохрипел Эшдон, – и я прикончу вас. Вы меня поняли?

– Естественно, – произнес Таннингтон сдавленным голосом.

– Прощайте, Таннингтон. – Кэл крепко держал Эшдона за плечо.

– Увидимся у Гайда, – ответил Таннингтон и покинул комнату.

Встревоженный шепот остальных членов клуба затих только после его ухода.

– Что теперь? – спросил Кэл, когда Эшдон собирал свой выигрыш.

– А теперь я иду в дом Гайда. Что же еще?

– Без ожерелья, – констатировал Кэлборн.

– Если только у Даттона оно есть, то без ожерелья, – ответил Эшдон. – Что же мне делать?

– Думаю, вопрос в том, что делать ей?

У Эшдона снова свело желудок, и он сказал:

– Готов это выяснить.

У входа в приемную дома Гайда толпа была особенно большая, что, конечно, очень важно, поскольку зачем нужны ассамблеи, если не для того, чтобы поглазеть, себя показать и посплетничать? Комнаты первого этажа были расположены идеально для приема гостей: из двойной приемной справа вела дверь в каждую гостиную, затем в спальню, гардеробную, вестибюль, музыкальную комнату и снова в первую приемную, отделанную в интригующе-голубом цвете.

София, Каро и Анни были в белых муслиновых платьях с достаточно длинными шлейфами, чтобы выглядеть особенно женственными. На Софии красовались сапфиры, подаренные ей Уэстлином, а черные волосы были эффектно оттенены синими перьями. Анни надела прелестные гранатовые серьги и тонкой ниткой изящно ограненных гранатов украсила волосы. Впечатление было потрясающим.

Каро после долгих уговоров надела серьги Эшдона. На ее шее не было ничего – она ожидала жемчужное ожерелье.

София предвкушала очень интересный вечер.

– Не вижу лорда Эшдона, – сказала Каро, заслонившись веером.

– Милая, главное – чтобы Эшдон видел тебя.

– А в чем разница? – удивилась Каро.

– Тебе надо учиться играть в такие игры, – тихо произнесла София.

– А вот и лорд Эшдон, – прошептала Анни. – Нам следует подойти к нему?

– Нет, дорогая, – замурлыкала София. – Пусть он подойдет к нам. Так гораздо приятнее, и ему больше понравится быть тигром, преследующим газелей.

– Мама!

– Это метафора, Каро, не стоит тревожиться. А вот и он. Дорогой Ставертон, какой он милый. Ты будешь бесконечно счастлива, Анни, обещаю.

– Леди Дэлби, – произнес лорд Ставертон с коротким поклоном. Для своего возраста он был в превосходной форме. – Леди Каролина, миссис Уоррен, – произнес он, поклонившись глубже, и его глаз стал косить гораздо меньше, когда он посмотрел на Анни.

– Лорд Ставертон, – ответила София, улыбнувшись. – Как хорошо вы сегодня выглядите. Здесь каждый мужчина завидует вашим хорошим манерам.

– Ерунда. – Ставертон раскраснелся, как девушка.

Анни улыбнулась, увидев его румянец. Как мило с его стороны! Он действительно производил впечатление деликатного, доброго человека. И у него был титул, об этом нельзя было забывать.

– Как вам вечер? – спросила София.

– Гораздо лучше после появления здесь леди из дома Дэлби, – галантно ответил он. – Вы совершенно прекрасны, миссис Уоррен, если позволите.

– Благодарю вас, милорд. – После деликатного кашля Софии она добавила: – И, конечно, можете высказываться. Я приветствую любые ваши наблюдения… и внимание.

После этих слов лорд Ставертон покраснел еще больше. Какие бы тайны ни скрывались в темных глубинах сердца Анни, хотя она считала, что темных уголков в ее сердце не было, все они исчезли, как только она увидела румянец лорда Ставертона. Этот деликатный человек должен составить ее будущее. Она не позволит лорду Даттону омрачить ее жизнь и не допустит, чтобы он вмешивался в ее дела. Лорд Даттон может захлебнуться в бочке бренди в клубе «Уайтс». Отныне она решила больше никогда не думать о дьявольском лорде Даттоне.

– Смею ли я… – начал Ставертон. – Есть ли у меня какой-то шанс…

– Мой дорогой лорд Ставертон, – перебила его София. – Вы самый романтичный мужчина среди моих знакомых. Поскольку вы одержимы надеждой, а миссис Уоррен слишком сдержанна в этой ситуации, позвольте мне вмешаться. Я рассказала миссис Уоррен о ваших намерениях, Ставей, и она приняла их с воодушевлением. Свадьба может состояться в любое время, которое вас устраивает. Вот. Я правильно сделала? Простите, но невозможно наблюдать, как две такие милые, нерешительные души блуждают без помощи и наставления. Надеюсь, меня простят за прямолинейность.

Нежно-карие лучезарные глаза лорда Ставертона засияли еще больше. Анни не могла не улыбнуться ему в ответ. Ее сердце от такого решения буквально воспарило над залом. Вот он, хороший человек, и она будет ему замечательной женой. Все остальные желания показались ей опиумным бредом.

Анни решила, что всегда будет помнить, что начала жизнь с лордом Ставертоном в доме Гайда, в красной приемной.

Каро решила, что всегда будет помнить, что лорд Генри Блейксли закончил ее жизнь, как ей казалось, в красной приемной дома Гайда. Девушка даже не заметила, как он подошел, что показалось ей символичным. Прежде лорд Генри Блейксли никогда не уделял ей особого внимания, почти все время проводя с леди Луизой Кирклэнд, которая всегда отсутствовала, когда лорд Генри Блейксли неуместно присутствовал. Да, именно неуместно. В манере лорда Генри было что-то откровенно странное: он был слишком внимателен и стоял слишком близко.

Не без причины Каро подозревала, что в этом виновна ее мать.

– Добрый вечер, леди Каролина. – Лорд Генри встал так, что его ботинок касался подола ее платья. Это было обворожительно неделикатно. В толпе она не могла пошевелиться, а мама и Анни были слишком заняты, хлопоча вокруг лорда Ставертона, и не замечали, что лорд Генри начал оттеснять Каро в соседнюю, желтую, гостиную.

– Добрый вечер, лорд Генри. Леди Луиза и леди Джордан сегодня с вами? – Это было слишком откровенно, но и его ботинок, который теперь забрался к ней под юбки, почти скрывшись под белым муслином, тоже вел себя слишком откровенно.

– Нет, – ответил он, улыбнувшись. Улыбка лорда Генри была как у акулы. Смешно, но прежде она этого не замечала. – Сегодня я здесь один, как бы на правах хозяина.

– Да, а как ваш отец?

– Прячется в шкафу, как я помню. – Сказав это, Блейксли широко улыбнулся. Зубы у него были очень красивые.

– Он не любит подобные собрания? – Она попыталась сделать шаг назад, от усердия упершись локтем ему в ребра. Казалось несправедливым, что Блейксли уводил ее в желтую гостиную без каких-либо усилий. Уже через мгновение Каро потеряла мать и Анни из вида.

Но в следующую минуту она заметила Луизу Кирклэнд и Амелию Кавершем. Они стояли у камина гостиной с изумленным видом, словно две античные статуи, и совершенно сливались с дамасским шелком необычайно бледного тона, которым была отделана комната. Каро также не сомневалась, что она гораздо лучше смотрелась бы в более живых тонах красной приемной.

– Конечно, – ответил Блейксли. – Думаю, никакой мужчина не любит. Эти мероприятия для женщин, не так ли?

– Тогда почему мужчины их посещают? – удивилась она.

– Почему? Да ради женщин, – усмехнулся Блейксли.

– А мужчины готовы на все ради женщины? – спросила Каро, пока Блейксли продолжал манипулировать ею, уводя к месту напротив камина и двух бледных статуй, которые не сводили с нее глаз.

– Конечно, – ответил он тихо.

Его золотые кудри засияли в свете канделябров. Желтый шелк гостиной не только выгодно оттенял Луизу и Амелию, он еще творил чудеса с Блейксли. Каро прежде не замечала, какие у него нежно-голубые глаза и какая светлая и чистая кожа.

– Так говорят мужчины, – решила она, оставив надежду когда-либо вернуться в красную приемную.

Гости продолжали прибывать, а она безнадежно была разлучена с матерью и Анни. Возможно, настало время попрактиковаться в мастерстве, как откровенно говорила мама. Лорд Генри казался подходящим кандидатом, и она могла безбоязненно обижать его: Блейксли был известен своей толстокожестью.

– Но когда доходит до дела? Когда надо выполнить задачу?

– Во имя Бога и отечества? – криво улыбнулся он.

– Именно. Во имя Бога и отечества они на все готовы. Не сомневаюсь. Но что мужчина постарается сделать ради женщины?

– Леди Каролина, вы меня интригуете, – проговорил он, пристально разглядывая ее. Она вовсе не была уверена, что ей это нравится. С другой стороны, она не могла утверждать, что это ей неприятно. – Давайте проверим?

Это напомнило ей то, что говорила мама раньше.

– Скажите, лорд Генри, мужчины любят, когда их испытывают?

– Сказал бы, что это зависит от испытания.

– Что означает, это зависит от женщины?

– Если хотите, да. – Он глядел на нее своими светлыми голубыми, словно чистое зимнее небо, глазами.

– Нет, лорд Генри, в этом все дело. Хочу, чтобы это сказали вы.

– Да, – хрипло прошептал он. – Это зависит от женщины.

У нее по спине пробежали мурашки. Она совершенно не сомневалась, что мурашки были непременным условием близкого присутствия акулы.

– Спросите меня, Каро, – молил он. – Испытайте меня.

– Как испытать вас, милорд?

– Что вы хотите? Чего бы вам хотелось иметь? – В его голубых глазах блеснуло понимание, и ей это понравилось. – Спросите меня, Каро. Позвольте испытать мне себя ради вас. – Господи, как права была мама! – Скажите, – настаивал он.

Она не знала, что овладело ею. Она не понимала, откуда взялись слова, и совершенно не знала, почему завела этот разговор с лордом Генри.

– Хочу жемчужное ожерелье, – проговорила она, глядя ему в лицо. Она позволила словам повиснуть между ними, видела удовлетворение в его глазах, слышала, как он выдохнул с облегчением. Она только не заметила в его глазах удивления. – Вы готовы подарить мне ожерелье?

– С превеликим удовольствием готов подарить его. – Он поднял руку, щелкнул пальцами, и в дальнем конце большой комнаты появился лакей с серебряным подносом, который он нес, высоко подняв над головой. Толпа не сразу расступилась перед ним, и голоса затихли. Но лакей очень долго приближался к лорду Генри, пока наконец не опустил перед четвертым сыном герцога Гайда серебряный поднос, на котором рассыпалось длинное жемчужное ожерелье. – Это вам нравится? – спросил Блейксли.

– Очень, – прошептала Каро, склонив голову под всеобщими взорами.

– Это именно то, что надо, Каро, – тихо произнес Блейксли в ответ.

– Не знаю, как мне быть.

– Возьмите ожерелье, – подбодрил он ее, не обращая внимания на людей в гостиной, взирающих на нее с большим любопытством. – Теперь ваша очередь, и это правильно.

– Лорд Генри, не думаю, что мне стоит доверять вашим советам.

Блейксли тихо рассмеялся и сказал:

– Вы правы, но в этой ситуации вы можете мне доверять. Возьмите ожерелье или лучше позвольте мне надеть его на вас.

– Я не могу. – Она почувствовала, как зарделись ее щеки.

– Из-за Эшдона? Примите его ради лорда Эшдона.

Неужели весь мир знал о ее договоренности с лордом Эшдоном?

– Почему? – спросила она, уставившись на него, ища обман, но заметив только любопытство в его глазах.

– Наденьте мой жемчуг, и посмотрим, что сделает Эшдон. Именно так надо вести игру.

– Это очень грубая игра.

Рассмеявшись, Блейксли взял ожерелье с подноса и аккуратно надел его ей на шею.

– Ну вот, Каро. Это очень грубая игра, но вы же хотите победить, не так ли?

Она очень хотела победить.

– Совершенно определенно, она это сделала, – резко произнес Даттон. – Анни Уоррен отказала мне. При такой помощи ты никогда не получишь от меня жемчужное ожерелье.

Эшдон и Кэлборн только что прибыли и все еще стояли в голубой приемной, столкнувшись с Даттоном прямо на пороге.

– У вас есть жемчужное ожерелье для меня? – спросил Эшдон тихо, когда они пробирались через толпу гостей в голубой приемной.

Эшдон не увидел Каро, только леди Дэлби, – она разговаривала с миссис Уоррен и лордом Ставертоном очень увлеченно. Казалось, что дело обстояло не очень хорошо, по крайней мере, для Даттона. Что бы они ни обсуждали, лорд Ставертон выглядел очень довольным.

– Если честно, то да, – огрызнулся Даттон. – Но я не собираюсь отдавать его вам, чтобы вы швырнули его Каролине Тревелиан. Не теперь, когда дела с миссис Уоррен полностью расстроились.

– У вас есть ожерелье? – повторил вопрос Эшдон.

– Да, ожерелье до самой талии.

– Где вы его взяли? – поинтересовался Кэлборн.

– Вы тоже в этом участвуете, ваша светлость? – нахмурился Даттон. – Не ожидал, что у нас образовался клуб.

– Где? – настаивал Эшдон.

– Если хотите знать, сегодня я продал своего чистокровного Хайстепа маркизу Мелверлею. Он заплатил мне деньгами и жемчугом.

– Нет, – сказал потрясенный Кэлборн. – Вы не сделали этого. Зачем было продавать Хайстепа? Он же главный в вашем скаковом табуне.

Даттон пожал плечами.

– Я давно собирался продать Хайстепа, потому что положил глаз на жеребенка Роксаны. Внезапная нужда в жемчуге, желание Мелверлея иметь Хайстепа, в общем, все как-то сошлось. Очень жаль, что ты не смог удержаться, Эшдон. Это жемчужное ожерелье прожигает дыру у меня в кармане. Поскольку леди Каролина хочет жемчуг, почему бы мне не преподнести его ей?

– Мы же договорились, – выпалил Эшдон. – Это была ваша идея.

– Да, но не все идеи реализуются, – ответил Даттон. – Миссис Уоррен стала меня остерегаться. Не понимаю, что я в ней нашел. А леди Каролина, она прекрасная девушка, такая свежая, такая невинная.

– Держитесь от нее подальше, – выдохнул Эшдон.

– Если бы у вас было жемчужное ожерелье, вы могли бы удержать меня с его помощью. Но какая жалость – у вас его нет.

– Я выиграю его у вас, – сказал Эшдон.

– Разумно ли это? – спросил Даттон. – Кажется, все ваши неприятности из-за того, что вы плохой игрок. Кроме того, что есть у вас, чего бы хотелось мне?

В этом заключалась вся проблема. В тот момент именно из-за неудач за игорным столом у него ничего не было. Было бы побольше времени, Эшдон мог бы выиграть достаточно денег, чтобы купить и Хайстепа, и жемчуг. Но у него не было ни времени, ни, что еще хуже, жемчужного ожерелья. А у Даттона было. Плохо и то, что Даттон обвинял его в неудаче с миссис Уоррен и готов был отомстить с помощью ничего не подозревающей Каро.

– Вы знаете, что Каролина Тревелиан вам не нужна, – напал Эшдон. – Всего несколько часов тому назад вы сгорали от любви к Анни Уоррен.

– Я непостоянен, – мрачно сообщил Даттон. – А теперь, простите, я собираюсь надеть это жемчужное ожерелье на тонкую шею Каро.

– Если она его примет, – сухо произнес Эшдон. Несомненно, Каролина неравнодушна к нему. Она попросила жемчужное ожерелье у него, а не у всего Лондона.

– Если? Эшдон, вы совершенно не знаете женщин, – усмехнулся Даттон, пробираясь через толпу, вероятно, в поисках Каро.

– Знаете, может случиться, что он окажется прав, – сказал Кэлборн.

– Благодарю, – промямлил Эш, тоже пробираясь через толпу за Даттоном, полный решимости отыскать Каро, – в жемчужном ожерелье или без него. Он никогда не доверял Даттону. Он лучше будет играть до умопомрачения ради нитки жемчуга. Если дела пойдут так, как сегодня, он сможет купить ожерелье через неделю. Глядя на спину Даттона, он вдруг подумал, что неделя – слишком долгий срок.

– Вы знаете, – произнес Кэл, поспешая за ним, кивая вежливо матушкам у стены, их незамужним цыплятам, жмущимся друг к дружке и улыбающимся ему, затаив дыхание, – что после того, как она приняла решение стать куртизанкой, каждый мужчина, способный заплатить назначенную цену, может стать тем, кто…

– Да, верно, – перебил его Эшдон. Он просто этому не верил, вот и все. Он не верил, что Каро хочет быть куртизанкой, что бы она ни говорила. Вернее, что она хотела быть куртизанкой с кем-то, кроме него. Было что-то обнадеживающее в том, как она загоралась, когда он смотрел на нее, как она отдавалась его поцелую. Все это свидетельствовало о другом.

Конечно, вполне возможно, что любая куртизанка умела заставить мужчину верить, что он особенный. Но верно и то, что Каро не была опытной куртизанкой. Она вообще не имела опыта ни в чем, если только издевательство над ним можно было считать опытом.

– Вы ее хотите, не так ли? – спросил Кэл.

– Это же очевидно.

– Почему вы ее хотите?

– Опять же, – огрызнулся Эш, – совершенно очевидно.

Кэлборн кивнул и что-то пробубнил себе под нос.

– Скажите, Кэл, куда подевался Даттон? Вы его видите?

– Кажется, он направился в желтую гостиную. Там что-то происходит. Вы слышите?

– Да, слышу.

Они потеряли Даттона из виду, когда он скрылся в этой комнате, и теперь там послышался шум, докатившийся до них. Сочетание двух событий не произвело на них радостного впечатления.

– Эшдон, вы уверены, что хотите ее? – спросил Кэлборн. – Вне зависимости от метода ее завоевания и результата?

– Это не так важно, Кэл. Мне не надо сражаться с драконами во имя ее, это точно. Она всего лишь женщина, женщина, у которой есть цена.

Говоря это, он почувствовал, как у него свело желудок.

– Женщина, у которой есть цена, – тихо повторил Кэл. – И согласно голосам из желтой гостиной женщина, получившая свою цену.

– Будь он проклят, этот Даттон, за то, что вмешивается!

– Нет, Эш, это не Даттон, – сообщил Кэл. – Это Блейксли.

– Не может быть, – сказала Луиза Кирклэнд, едва шевеля похолодевшими губами. – Что Блейксли собирается делать с ней?

– Преподнести жемчужное ожерелье для начала, – прошептала леди Амелия Кавершем, глядя, как Каролина Тревелиан красуется в подарке Блейксли. Когда Луиза в ярости уставилась на свою кузину, Амелия добавила: – Ты же не могла рассчитывать, что он будет волочиться за тобой вечно, Луиза, особенно когда ты не скрывала от него, что бегаешь за лордом Даттоном. Кстати, о лорде Даттоне, вот и он.

Лорд Даттон, гораздо более красивый, чем обычно, и, конечно, более решительный, пробирался через толпу. Нельзя было осуждать гостей за желание наблюдать падение леди Каролины с самым знаменитым циником и побыть в их обществе. Блейксли был более чем удивлен появлением третьего участника. Каролина была удивлена лишь немного, но очень довольна.

Трудно любить девушку, привлекающую внимание такого большого числа мужчин.

– Давай подойдем поближе, – прошипела Луиза, потащив Амелию за собой через толпу.

– Кажется, мы не одиноки в этом желании, – ворчала Амелия.

На самом деле казалось, что вся комната сместилась в сторону дальнего угла комнаты. Каролине Тревелиан будет полезно почувствовать себя загнанным кроликом под всеобщим пристальным вниманием. К сожалению, эта девушка обладала ужасным качеством выглядеть неприлично красивой независимо от ситуации. Луиза никогда не знала другой девушки, которую так трудно было пристыдить.

– Что он говорит? – спросила Луиза, проталкиваясь мимо леди Дарлимпл, которая натолкнулась на лорда Тейборна, неловко подхватившего ее. Им обоим было за пятьдесят. Неудивительно, что они так неуклюжи.

– Мне их не видно, а тем более не слышно.

– О, я их вижу, – произнесла Луиза, прошмыгнув между лордом Клибаном и лордом Даррингтоном. Лорд Даррингтон, развратный хлыщ, кажется, погладил ее по правому бедру.

Именно когда она убедилась, что лорд Даррингтон опустил руки, Луиза услышала, как ахнула Амелия.

– Что?

– Он преподнес ей жемчужное ожерелье!

– Знаю. Все об этом знают.

– Да не Блейксли. – Амелия схватила Луизу за руку так, что та споткнулась о стул. – Даттон!

– Что?

Луиза воспользовалась своим прелестным веером, чтобы приблизиться к лорду Даттону, лорду Генри и леди Каролине. То, что она увидела, было невероятно.

Каролина с высоко поднятыми темными волосами и в глубоком декольте белого платья стояла с двумя жемчужными ожерельями на шее. Казалось, что не могло быть ничего хуже. Вот они, двое мужчин, в обществе которых она проводила большую часть времени, хотя с одним из них без особенного желания. Все же было невыносимо, что Каролина украла их обоих.

Луиза всерьез интересовалась лордом Даттоном. По сути, она не была единственной в городе, восторгавшейся его красотой и неотразимостью. От этого ее дружба с лордом Блейксли была еще более важна. Кто, кроме него, всегда мог знать, где находится лорд Даттон? Кто мог дать ей совет? Кто мог поднять ей настроение, когда лорд Даттон игнорировал ее существование на очередном обеде, балу или ассамблее? Почему же именно лорд Генри, такой верный, такой надежный?..

Настоящие подонки – вот кто они оба. Осыпать леди Каролину жемчугом только потому, что глупая девчонка заявила, что любит жемчуг! Не надо никого дурачить. Никто в этой комнате не поверит, что после всего этого жемчужного спектакля леди Каролина сможет сохранить что-то, кроме жемчуга. Ее репутация рухнула. Ее никогда и нигде больше не станут принимать знатные люди, у которых есть вкус.

Очень хорошо, что Каролина наслаждается этим моментом, поскольку это ее пребывание в свете может стать последним.

Луиза почти заставила себя быть спокойной и разумной. Но тут она бросила еще один взгляд на жемчуг, который Даттон преподнес Каролине, и остатки благоразумия покинули ее с треском.

– Это же мое ожерелье! – простонала она.

К ее несчастью, все в комнате услышали ее, включая лорда Эшдона.

– Что она сделала теперь? – спросил Эшдон, когда они с Кэлборном пробирались в гостиную.

– На ней теперь два жемчужных ожерелья, вот что она сделала, – ответил Кэл. – Она прекрасна, должен признать, но вы уверены, что хотите женщину, которая привлекает так много…

– Соперников?

– Я хотел сказать, внимания. Хотя теперь, когда вы упомянули, соперничество кажется правильным определением.

– Хочу убить ее, – тихо произнес Эшдон.

Кэл кивнул.

– Понимаю. Но, учитывая все неприятности, которые она вам доставила, я бы прежде насладился ею. Вы тоже можете получить свое.

– Не уверен, что она может доставить удовольствие. Она способна только на неприятности и вызывает у меня страшную головную боль.

– Да, женщины в этом очень преуспевают. Интересно, где они этому учатся? Могу только сказать, они так же прелестны, как дети. Есть что-то завораживающее в том, как наливается их молодая грудь, появляется что-то несносное в характере. Жаль, что этого нельзя отменить.

– Кэл, я ценю, что вы хорошо изучили физиологию женщин, но у меня более насущные заботы в настоящий момент.

– Верно, – кивнул Кэл. – Например, как совершить убийство.

– Именно, – важно подтвердил Эшдон. – И как раздобыть жемчужное ожерелье через несколько секунд.

– Могу в этом помочь, – сообщил Кэл. – Я, кажется, позабыл про все, что вы говорили относительно леди Каролины. Про все, кроме вашей решимости заполучить ее и необходимости достать жемчужное ожерелье для достижения этой цели. Я принес вам жемчуг, Эш. Вот, берите его и можете развращать свою леди.

Эшдон посмотрел прямо в глаза Кэла.

– Вы не хотите участвовать в этом, Кэл, уверен, что не хотите. Я ведь ее опорочу, растопчу. Как вы будете жить с этим дальше?

– Эш, – тихо произнес Кэл. – А как вы? Это будет грызть вас каждый день, пока от вас ничего не останется.

– У меня нет выбора, Кэлборн, – решительно заявил Эшдон.

– Конечно, нет. Возьмите эту девушку, которую вы так сильно хотите, и женитесь на ней. Именно это делает мужчина, если хочет женщину и если она ему подходит.

– Едва ли подходит, – проворчал Эшдон. – Она купается в жемчуге, как другие женщины – в воде.

– Тогда отдайте ей жемчуг и сделайте ее своей. Не обращайте внимания на Уэстлина. Слушайте свое сердце.

– Не могу не обращать внимания на Уэстлина. И не могу игнорировать ее, – сказал Эшдон. – Это жемчуг вашей жены, не так ли?

– Даю вам по хорошему поводу. Берите. Сегодня мне не нужно ни жемчужное ожерелье, ни что другое.

– Я его возьму, – решил Эшдон, – потому что должен это сделать. Леди требует жемчужное ожерелье. Я требую леди. – Он пожал плечами, и его голубые глаза сверкнули, словно острое венецианское стекло. – Я с вами расплачусь.

– Не сомневаюсь в этом. А теперь идите и предложите свою цену, пока Даттон не упорхнул вместе с ней.

Подгонять Эшдона было не нужно. Он проскользнул в гостиную, словно змея, и толпа расступилась перед ним. В этом не было никакого волшебства, просто высшее общество предоставило возможность главному персонажу этой маленькой драмы принять участие в следующей сцене. В сцене, где лорд Эшдон преподносит требуемое ожерелье леди Каролине, усыпанной жемчугом.

Это сразу все изменит.

– Привет, Эшдон, – обратился к нему Даттон. – Что привело тебя в наш уголок?

– Леди Каролина! – Эшдон приветствовал девушку, слегка поклонившись в ее сторону.

Каро сделала реверанс, насколько позволяла теснота. Блейксли и Даттон стояли очень близко к ней. Это тоже должно измениться.

– О, лорд Эшдон, чтобы присоединиться к нашему обществу, вы должны иметь при себе жемчужное ожерелье. Оно у вас есть?

– Цена – жемчужное ожерелье, не так ли? – Эшдон пристально глядел на Каро. Она покрылась румянцем. – Как замечательно, что я пришел подготовленным. Вы хотели жемчужное ожерелье, леди Каролина? – Он раскрыл перед ней ладонь. – Я принес его вам. – В его руке нежно засиял жемчуг, переполняя ладонь и матово-белыми горошинами ниспадая с нее. Только теперь Эшдон разглядел, каким исключительным был этот жемчуг.

– Благодарю вас, лорд Эшдон. – Она не сводила с него темных таинственных глаз.

– Наденьте его, – попросил он.

Все в комнате замерли, наблюдая эту сцену. Было невероятно интересно видеть, как настоящая леди продавала себя на виду у всех. Это было похоже на торговлю рабами, закованными в цепи, хотя и жемчужные.

Каро взяла ожерелье и надела на себя. Жемчужины тяжело опустились ей на шею и плавно скатились в нежную ложбинку между грудями. Она подняла голову и посмотрела на лорда Эшдона затуманенным и теплым взглядом. Она помнила его слова о том, что он прикоснется к ней на всю длину жемчужного ожерелья.

Да благословит Господь жену Кэлборна за то, что у нее такое длинное ожерелье.

– Совершенно замечательной длины ожерелье, – проговорил Блейксли, сдерживая улыбку. – Мое даже сравнивать нельзя.

– Здесь важна не длина, а качество, – напыщенно заявил Даттон. – Нельзя судить только по размеру.

– Судишь по опыту? – спросил Эшдон, не отрывая взгляда от Каро. Она была словно богиня Венера и никогда не сошла бы за Афину. – У вас мое жемчужное ожерелье, – обратился он к Каро. – Снимите остальные.

– Зачем ей это делать? – возразил Блейксли. – Я опередил вас, Эшдон, это должно учитываться. Кто первый, того и обслуживают первым.

Каро покраснела и посмотрела себе под ноги. Она начала удаляться от них, скользя вдоль стены и осторожно продвигаясь в соседнюю гардеробную комнату. Толпа расступилась и стала перемещаться вместе с ней.

– Вы в этом не участвуете, Блейксли, – произнес Эшдон. – Договор был между леди Каролиной и мной. И никем больше. Вы зашли на чужую территорию.

– Но разве мой жемчуг не дает мне право? – спросил Блейксли, вопросительно приподняв одну бровь.

– Именно, – подмигнул Даттон. – Ценою стало жемчужное ожерелье. Должен признать, что вы дали эту цену, но опоздали. Вас обошли, Эшдон. Ждите своей очереди.

– Вы слишком грубы, Даттон, – поморщился Блейксли. – Леди упадет в обморок, если вы будете продолжать.

Леди готова была убежать с визгом, если бы они продолжили. Эшдон не понимал, почему ему хочется защитить ее. Она сама накликала все это на свою голову. Как еще мог Блейксли узнать о жемчуге, если не от нее?

– Выбирайте, Каро, – сказал Эшдон. – Вы назначили цену, и вам предстоит выбрать победителя в этом турнире. Если только вы не предпочитаете развлечь всех троих сразу.

– Отлично, Эшдон, но вы становитесь жадным, когда злитесь, – проговорил Блейксли. – Неужели необходимость соревнования расстраивает вас так сильно? Неужели для победы вам необходимо расчистить поле?

Даттон сдавленно рассмеялся, и в этот момент Эшдон ударил его прямо в челюсть. В конце концов, ему надо было кого-то ударить, а Даттон был очень удобной мишенью.

Тот согнулся, а Блейксли расхохотался. Каро убежала в гардеробную, и Кэлборн вздохнул:

– Это так не похоже на тебя, Эш.

Да, очень сильно не похоже на него в последнее время.