Доктор Коул

15 Метаморфозы

Она пригласила Тессу Мартулу на ланч. Тесса рыдала над салатом с омаром, всхлипывая и вытирая слезы.

— Я не понимаю, зачем тебе все бросать и сбегать, — сказала она. — Ты должна была стать моим трамплином, с которого я попала бы на самый верх.

— Ты отличный работник, прекрасно справишься и без меня. И я не сбегаю отсюда, — терпеливо объясняла Р. Дж. — Я просто направляюсь туда, где, как я считаю, мне будет лучше.

Она говорила твердо, но на самом деле не была настолько уверена в себе. Это напоминало школьный выпускной вечер — множество страхов и сильная неуверенность в будущем. В последние несколько лет она редко принимала роды, потому ее мучило беспокойство. Лью Странетски, заведующий родильным отделением, дал ей несколько советов. Он был удивлен и растроган ее решением уехать из Бостона в глубинку.

— Будешь сельским врачом, да? Тогда тебе надо будет сработаться с местной акушеркой, если ты собираешься принимать роды в такой глуши. По закону ты должна вызывать на помощь акушерку, если возникает необходимость в кесаревом сечении или других сложных операциях.

Он организовал ей посещение занятий для интернов и практикантов в родильном отделении больницы, большом зале, заставленном койками, на которых лежали потеющие, тужащиеся, ругающиеся горожанки. В основном это были афроамериканки.

Она написала длинное хвалебное рекомендательное письмо для Тессы. Несколько дней спустя та пришла к Р. Дж. с улыбкой на лице.

— Ни за что не поверишь, на кого я буду работать… На доктора Аллена Гринштайна.

«Когда боги хотят наказать, — подумала Р. Дж., — они веселятся на всю катушку».

— Он в этот офис переедет?

— Нет, мы будем в офисе Роузмана, в том замечательном большом угловом кабинете, на другом конце этажа.

Р. Дж. обняла ее.

— Что ж, ему повезло, — сказала она.

Ей было на удивление сложно покидать больницу. Из клиники планирования семьи уйти оказалось намного проще. О своем уходе она предупредила Мону Уилсон, директора клиники, за полтора месяца. К счастью, Мона как раз активно искала замену Гвен. Она не нашла никого на полную ставку, зато наняла трех человек на полставки. Теперь, с уходом Р. Дж, ей надо было кому-то поручить четверг.

— Ты отдала нам два года, — сказала Мона. Она посмотрела на Р. Дж. и улыбнулась. — И ты ненавидела каждую секунду, проведенную здесь, не так ли?

Р. Дж. кивнула.

— Наверное, да. Откуда ты знаешь?

— О, это было несложно заметить. Зачем ты занималась тем, что казалось таким тяжким бременем?

— Понимала, что я нужна. Знала, что женщинам необходима моя помощь, — ответила она.

Выходя из клиники, она ощутила небывалую легкость.

«Мне больше не надо сюда возвращаться», — с радостью подумала она.

Р. Дж. поймала себя на мысли, что, несмотря на огромное удовольствие, получаемое от вождения BMW, эта машина была малопригодна в условиях весенней распутицы, на грунтовых горных дорогах, по которым ей нужно было разъезжать в Вудфилде. Она тщательно изучила несколько полноприводных автомобилей, остановив выбор на Ford Explorer. Она заказала модель с кондиционером, хорошим радиоприемником и CD-проигрывателем, мощным аккумулятором и широкими шинами с протектором, спроектированным для бездорожья.

— Хотите дельный совет? — спросил продавец. — Закажите рычажную лебедку.

— Что?

— Рычажную лебедку. Это такой трос, который крепится к переднему бамперу. Работает устройство от аккумулятора машины. Трос стальной, в комплекте еще идет крюк.

Она засомневалась.

— Если вы застрянете в грязи, вам надо будет просто обмотать трос вокруг ближайшего толстого дерева, закрепив крюком, и вы сможете вытянуть себя самостоятельно. Тяговая мощность — пять тонн. Обойдется на тысячу дороже, но пригодится, если вы собираетесь кататься по плохим дорогам.

Она заказала рычажную лебедку. Дилер с сомнением посмотрел на ее маленькую красную машину.

— В отличном состоянии. Кожаный салон, — сообщила она.

— Я дам вам двадцать три тысячи в счет оплаты «форда».

— Эй, это дорогой спортивный автомобиль. Я заплатила за него в два раза больше.

— Пару лет назад, верно? — Он пожал плечами. — Посмотрите спецификации.

Она посмотрела и дала объявление в газету о продаже машины. Какой-то инженер из Лексингтона дал ей почти двадцать девять тысяч долларов за машину, тем самым с лихвой покрыв стоимость «форда».

Р. Дж. пришлось много раз съездить в Вудфилд, прежде чем она смогла окончательно распрощаться с Бостоном. Дэвид Маркус предположил, что лучше всего ей было бы обосноваться на Мейн-стрит, в центре городка. Дома на этой улице теснились вокруг белого дощатого здания муниципалитета, которое еще сто лет назад было церковью со шпилем в стиле Кристофера Рена.

Маркус показал ей четыре помещения на Мейн-стрит, которые пустовали или должны были вскоре освободиться. Считалось, что кабинет доктора должен занимать от ста до ста пятидесяти квадратных метров. Из четырех вариантов Р. Дж. тут же вычеркнула два, которые ей явно не подходили. Из оставшихся двух одно помещение ей очень понравилось, но было слишком маленьким. Другое помещение, припасенное проницательным агентом по недвижимости про запас, показалось ей подходящим. Оно находилось через дорогу от библиотеки всего в сотне метров от муниципалитета. Само здание было в хорошем состоянии, а прилегающая территория выглядела ухоженной. Внутреннее пространство — сто двадцать квадратных метров — было в запущенном состоянии, однако стоимость аренды была даже ниже, чем рассчитывала Р. Дж. Дом принадлежал пожилой женщине по имени Салли Хауленд. У нее было круглое красное лицо и нервный, но добрый взгляд. Она сказала, что для нее будет честью, если доктор станет ее арендатором.

— Но я живу только на ренту, понимаете, потому не могу уменьшать плату.

Также она не могла оплатить ремонт, который требовался Р. Дж., но готова была позволить ей сделать все необходимое за свой счет.

— Ремонт влетит вам в копеечку, — сказал Маркус. — Если вы решитесь на это, вам имеет смысл защитить себя с помощью договора лизинга.

В конце концов так они и поступили. Покраску выполнили Боб и Тилли Мэттьюсон, чета, работающая на молочной ферме. В доме было много старинной деревянной отделки, которой они вернули мягкий блеск. Потертый и поцарапанный сосновый паркет, собранный из дощечек различного размера, они покрасили светло-синей краской. Старые шпалеры покрыли несколькими слоями кремовых моющихся обоев. Местный плотник поставил полки и вырезал большое квадратное отверстие в стене, за которой должен был сидеть секретарь. Сантехник установил два дополнительных туалета, поставил раковины в двух бывших спальнях, которым теперь суждено было стать процедурными, и подключил безрезервуарный нагреватель к котлу в подвале, чтобы у Р. Дж. всегда была горячая вода.

Покупка мебели и оборудования должна была принести удовольствие, однако для Р. Дж. стала источником нервного напряжения, поскольку ей приходилось постоянно проверять свой банковский счет. Ее проблема заключалась в том, что она привыкла заказывать только лучшее, когда делала закупки для больницы. Теперь же ей пришлось удовлетвориться подержанными столами и стульями, старым ковром от Армии спасения для приемной, микроскопом в хорошем состоянии, перестроенным автоклавом. Но аппаратуру она купила новую. Ей посоветовали обзавестись двумя компьютерами, один из которых служил бы для учета и записи пациентов, а другой для бухгалтерии, но она купила один.

— Ты уже познакомилась с Мэри Штерн? — спросила ее Салли Хаулэнд.

— Нет.

— Это наш почтальон. У нее есть старые тяжелые напольные весы, которые раньше стояли в офисе доктора Торндайка. Она купила их на аукционе после смерти доктора двадцать два года назад. Она с удовольствием продаст их тебе за тридцать долларов.

Р. Дж. купила весы, отчистила их, проверила и настроила. Они стали частью ее нового рабочего места, связующим звеном между старым и новым доктором.

Она хотела дать объявление в газету о том, что ей требуются сотрудники, но это не понадобилось. В Вудфилде хорошо работало сарафанное радио. Очень быстро к ней пришли четыре женщины, претендующие на место секретаря, и еще три — на место медсестры. Р. Дж. не спешила, тщательно выбирая людей, но в числе претендентов на место секретаря была Тоби Смит, привлекательная блондинка, которая вела карету «скорой помощи» в ночь, когда была ранена Фреда Крантц. Она понравилась Р. Дж. с первой минуты знакомства. К тому же у нее был хороший опыт бухгалтера, потому она могла заниматься отчетностью. На место медсестры Р. Дж. взяла крепкую седовласую женщину пятидесяти шести лет по имени Маргарет Уэйлер, которую все звали Пегги.

Ей было неудобно, когда дело дошло до обсуждения жалования с каждой из них.

— Вначале я вынуждена буду платить вам меньше, чем вы могли бы получать в Бостоне, — сказала она Тоби.

— Слушай, расслабься, — прямо заявила она. — Мы с Пегги рады работать в городе. Это не Бостон. Здесь отыскать работу непросто.

Дэвид Маркус иногда наведывался в новый офис Р. Дж. Он опытным взглядом оценивал ремонтные работы и время от времени давал дельный совет. Несколько раз они обедали вместе в «Ривер Бэнк», пиццерии на окраине городка. Дважды платил он, а один раз она. Он ей нравился. Она рассказала ему, что друзья зовут ее Р. Дж.

— Меня все зовут Дэйвом, — сообщил он и улыбнулся. — Друзья зовут Дэвид.

Его голубые джинсы выглядели потертыми, но чистыми. Прическа аккуратная. Когда она пожала его руку, то почувствовала, что у него крепкая ладонь человека, привыкшего к труду. Несмотря на это, у него были аккуратно подстриженные и ухоженные ногти.

Она никак не могла определить, сексуален ли он или просто интересен как человек.

Перед тем как она окончательно распрощалась с Бостоном, он повез ее на настоящее свидание на обед в Нортгемптон. Когда они выходили из ресторана, он зачерпнул пригоршню конфет из вазы у входа.

— М-м-м, как вкусно. Хотите? — спросил он.

— Нет, спасибо.

В машине она смотрела, как он с довольным видом жует сладости, и не смогла удержаться:

— Вам не стоит их есть.

— Почему? Обожаю их. Я не наберу из-за них вес.

— Я тоже их люблю. Я куплю вам таких в красивом чистеньком пакетике.

— Вы любите чистоту? Я их взял в милом, чистом ресторанчике.

— Я недавно читала об исследованиях подобных конфет, которые вот так просто лежат в вазах в ресторанах. В большинстве случаев на них были обнаружены следы мочи.

Он молча посмотрел на нее и перестал жевать.

— Мужчины ходят в туалет. Они не моют руки после этого. Выходя из ресторана, они берут конфеты…

Она знала, что он пытается решить, выплюнуть или проглотить.

«Ну, я молодец», — подумала она. Он проглотил недоеденные конфеты, а остальные выбросил в окно.

— Это ужасно. Я ем конфеты из ресторанов уже много лет. Теперь я никогда не смогу смотреть на них, как прежде.

— Я знаю. Но, если бы я ела их, а вы знали об этих исследованиях, разве вы не сказали бы мне?

— Возможно, нет, — ответил он и рассмеялся, а она присоединилась к нему. Они улыбались друг другу почти всю дорогу.

Когда Маркус остановил пикап перед ее домом, они рассказали друг другу о своей жизни. В юности он был заядлым спортсменом, заработал множество травм в различных видах спорта. Ко времени поступления в колледж организм его уже был достаточно изношен, потому ни в какой из сборных он не играл. В колледже он специализировался на английском языке, защитился, но рассказывал об этом очень туманно. Перед тем как приехать в холмы Массачусетса, он был исполнительным директором в агентстве по продаже недвижимости «Левер Бразерз» в Нью-Йорке. В последние два года его повысили до вице-президента.

— Обычная жизнь — поезд на Манхэттен в семь утра, большой дом, бассейн, теннисный корт.

У его жены развился боковой амиотрофический склероз, так называемая болезнь Шарко. Они оба понимали, что это значит. На их глазах друг умер от той же болезни. Через месяц после подтверждения диагноза Дэвид приехал домой и увидел, что Натали оставила дочь Сару с соседом, а сама, обложив гараж влажными полотенцами, завела машину и под любимую классическую музыку задохнулась в ней от выхлопных газов.

Он нанял повара и горничную, чтобы они заботились о Саре, а сам начал регулярно напиваться. Так продолжалось восемь месяцев. Однажды, протрезвев, он обнаружил, что его умная, веселая дочь плохо учится в школе, у нее развиваются психологические проблемы и нервный кашель. Тогда он пошел на первую встречу общества анонимных алкоголиков. Два месяца спустя Дэвид и Сара приехали в Вудфилд.

Он кивнул, выслушав историю Р. Дж., когда они выпили по три чашки крепкого кофе у нее в кухне.

— В этих холмах полно таких людей, как мы, — сказал он.

16 Приемные часы

Она уехала из Кембриджа жарким утром в конце июня. Небо было затянуто низкими, темными грозовыми тучами, готовыми вот-вот пролиться дождем. Она думала, что будет рада покинуть дом на Брэттл-стрит, но в последние дни, когда мебель была частично продана, сдана на склад или отдана Тому, а ее шаги отдавались эхом в пустых комнатах, она посмотрела на дом с сожалением бывшего владельца и поняла, что Том был прав, когда говорил о его величии и блеске. Ей не хотелось уезжать. Несмотря на неудачный брак, этот дом был ее гнездом. Потом она вспомнила, что этот дом — большая яма, в которую они выкинули кучу денег. Она с радостью заперла дверь и выехала на улицу мимо забора, который все еще требовал ремонта, но это уже была не ее забота.

Она понимала, что уезжает в неизвестность. Всю дорогу до Вудфилда она размышляла о том, как будет справляться на новом месте, опасаясь, что совершает огромную ошибку.

Несколько дней она мучилась этими мыслями. Допустим, она будет работать только за наличность, сможет полностью игнорировать страховые компании, которые часто портят докторам кровь. Если она резко снизит плату за прием, скажем, до двадцати долларов, достаточно ли будет у нее пациентов, чтобы не вылететь в трубу? Она знала, что наверняка будут приходить люди, у которых нет медицинской страховки. Но захочет ли посетить доктора Коул и заплатить ей наличными кто-нибудь, у кого имеется полис медицинского страхования?

Она с сожалением поняла, что едва ли.

Она решила пока что установить неофициальную плату за прием в двадцать долларов для людей, не имеющих медицинской страховки. Страховые компании обычно платят врачу от сорока до шестидесяти пяти долларов за клиента, в зависимости от сложности проблемы и с надбавкой за вызов на дом. Полный осмотр стоил девяносто пять долларов, а комплекс лабораторных исследований проводился в медицинском центре в Гринфилде.

Она усадила Тоби за работу за две недели до официального открытия. Тоби должна была внести в память компьютера все документы страховых компаний. Она собиралась вести дела с пятью крупнейшими страховиками страны, но оставалось по меньшей мере пятнадцать более мелких компаний, не говоря уже о почти тридцати пяти совсем небольших, занятых в этом же бизнесе. Все сведения о них должны были оказаться в памяти компьютера, все их разнообразные формы документов и условия работы. Это была непростая, но однократная работа. Р. Дж. понимала, что данные придется постоянно обновлять, поскольку компании часто отменяли, пересматривали и дополняли документацию.

Это было непростой задачей, одной из тех, с которыми не приходилось сталкиваться ее прадеду.

Утро понедельника.

Она приехала в офис рано. Быстрый завтрак из поджаренного хлеба и чая не принес никакого удовольствия. Кабинет пахнул краской и лаком. Тоби уже приехала на работу, а Пегги появилась двумя минутами позже. Все трое глупо улыбались друг другу.

Комната для ожидания была маленькой, но внезапно показалась Р. Дж. огромной и пустой.

На прием записалось всего лишь тринадцать человек. Р. Дж. уверяла себя, что местные жители за двадцать два года, должно быть, привыкли к тому, что им надо обращаться за врачебной помощью в другой город. Если у них был один доктор, зачем им другой?

Что, если никто не придет? Р. Дж. подумала, что напрасно паникует.

Первый пациент пришел за пятнадцать минут до назначенного времени. Это был Джордж Палмер, вышедший на пенсию семидесятидвухлетний рабочий с лесопилки, у которого было больное бедро и не хватало трех пальцев на руке.

— Доброе утро, мистер Палмер, — спокойно поздоровалась Тоби Смит, словно вот так приветствовала пациентов уже много лет.

— Доброе, Тоби.

— Доброе утро, Джордж.

— Привет, Пегги.

Пегги Уэйлер знала, что надо делать. Она провела его в процедурную, заполнила бланк, сделала несколько анализов и соответствующих записей.

Р. Дж. нравилось слушать неспешный рассказ Джорджа Палмера. Поначалу каждый пациент будет отнимать у нее массу времени, поскольку ей надо будет ознакомиться с полной историей его болезни.

В Бостоне она отправила бы мистера Палмера к ортопеду, который сделал бы ему укол кортизона. Здесь же ей пришлось делать это самостоятельно. Она попросила его прийти через какое-то время еще раз.

Когда она заглянула в приемную, Тоби показала ей букет летних цветов, присланных ее отцом, и большой фикус от Дэвида Маркуса. В приемной она увидела шестерых человек, трое из которых не были записаны на прием. Она попросила Тоби «отсортировать» их. Тяжелобольные или страдающие сильными болями должны были проходить к ней вне очереди. Внезапно она поняла со смешанным чувством облегчения и сожаления, что времени на раскачку у нее не будет. Она попросила Тоби принести ей из магазина бутерброд с сыром и чашку кофе.

— Я буду работать и в обеденное время.

В двери показалась Салли Хауленд.

— Я на прием, — сообщила она, будто бы ожидая, что ее прогонят. Р. Дж. захотелось расцеловать ее.

Пегги и Тоби тоже решили работать во время обеда и заказать еду из магазина.

— Я плачу, — радостно заявила Р. Дж.

17 Дэвид Маркус

Он пригласил ее к себе на ужин.

— Сара тоже будет?

— У Сары серьезный, почти деловой ужин в школьном кулинарном клубе, — ответил он. Задумчиво взглянув на нее, он добавил: — Ты можешь поехать ко мне, только если будет третий?

— Нет, конечно нет. Я просто надеялась увидеть Сару.

Ей понравился их дом, тепло и дружественность толстых деревянных стен и удобной старой мебели. На стенах было много картин, написанных местными мастерами, чьи имена ни о чем ей не говорили. Он провел ее по всему дому. Кухня, его кабинет, полный разных безделиц, компьютер, большой серый кот, спящий на стуле.

— Кошка тоже еврейская, как и лошадь?

— Да, — ухмыльнулся он. — Мы подобрали ее вместе с потрепанным старым котом. Сара решила, что он ее муж. Но кот побыл у нас всего два дня, а потом сбежал, потому я назвал ее Агуна. На идише это значит «покинутая жена».

Скромная спальня. Р. Дж. ощутила что-то похожее на сексуальное напряжение, взглянув на огромный пружинный матрас на кровати. На столе стоял еще один компьютер, рядом со столом расположился шкаф, забитый книгами по истории и сельскому хозяйству, а также стопка исписанных бумаг. Расспросив Маркуса, Р. Дж. узнала, что он пишет роман об исчезновении маленьких ферм Америки и о первых фермерах, обосновавшихся в Беркширских горах.

— Я всегда хотел рассказывать истории. Когда Натали не стало, я решил попробовать. Мне надо было кормить и одевать Сару, потому я не бросил работу с недвижимостью после того, как мы переехали сюда, однако здесь все иначе в этом плане. У меня полно времени для книги.

— Как продвигается?

— Ох… — Он улыбнулся и пожал плечами.

Комната Сары. На окнах ужасные занавески в цветочек. Дэвид сказал, что Сара сама нанесла на ткань этот рисунок. По всей комнате стоят лотки с камнями: большими булыжниками, галькой, средними камешками, и каждый из них по форме напоминает сердце. Геологические валентинки.

— Что это значит?

— Она называет их сердечными камнями. Собирает их с детства. Натали ее приучила.

Р. Дж. год изучала геологию в университете Тафта. Глядя на камни, она узнала кварц, глинистый сланец, мрамор, песчаник, базальт, аспидный сланец, полевой шпат, гнейс, гранат. Также там были кристаллы, названия которых Р. Дж. не знала.

— Вот этот попал в ковш экскаватора, — сказал Маркус, указывая на гранитный валун в форме сердца высотой почти в пятьдесят сантиметров, стоящий в углу комнаты. — В шести милях от угодий Фрэнка Парсонса. Потребовалось три человека, чтобы внести его в дом.

— Она просто находит их на земле?

— Она находит их повсюду. У нее чутье. У меня очень редко получается найти такой. Сара очень придирчиво к ним относится и многие камни не берет. Она не называет камень сердечным, если только он не имеет форму сердца на самом деле.

— Возможно, тебе следует лучше искать. В мире миллиарды камней. Держу пари, что смогу найти несколько экземпляров для ее коллекции.

— Думаешь? У тебя есть двадцать пять минут, прежде чем я накрою на стол. Что ставить на кон?

— Пиццу со всеми ингредиентами. Двадцати пяти минут должно хватить.

— Выигрываешь — получаешь пиццу. Выигрываю я — получаю поцелуй.

— Эй…

— В чем дело, испугалась? Тогда положишь мне в рот деньги. — Он ухмыльнулся и подмигнул.

— Лады.

Она не стала тратить время на то, чтобы искать камни в сарае или возле дома. Естественно, там они все уже обыскали. Выйдя на грунтовую дорогу, Р. Дж. внимательно смотрела себе под ноги. Она никогда не отдавала себе отчета, какими разнообразными бывают камни, как велико разнообразие их форм. Вытянутые, округлые, угловатые, тонкие, плоские.

Время от времени она останавливалась, нагибалась и поднимала камень, но всегда оказывалось, что он не той формы.

Спустя десять минут она уже была в четверти километра от дома. Она нашла лишь один камень, который отдаленно напоминал сердце, но с одной стороны он был неправильной формы.

Она решила, что проиграет спор. Она хотела найти сердечный камень и не хотела, чтобы Дэвид решил, что она намеренно проиграла.

Спустя двадцать пять минут она вернулась в дом.

— Я нашла, — сказала она, протягивая ему камень.

Он взглянул на него и ухмыльнулся.

— Этому сердцу не хватает… Как называется верхнее отделение?

— Предсердие.

— Да, у этого сердца нет правого предсердия.

Он отнес его к двери и выбросил на улицу.

Р. Дж. сказала себе, что то, что случится далее, будет важно. Если он захочет продемонстрировать характер, будет лапать и лезть в рот языком, то она моментально потеряет к нему интерес.

Но он склонился над ней и едва коснулся губами ее рта. Поцелуй получился нежным и очень приятным.

Ох!

Он угостил ее простым, но вкусным ужином. Отличный салат из овощей с грядки, за исключением помидоров, которые он купил в магазине, потому что свои еще не созрели. Также он приготовил вкуснейшие куриные крылышки, гарнированные спаржей, собранной и отваренной перед ужином. Он выращивал собственный вид спаржи, происхождение которого, как он заявил, является большим секретом. Кроме того, он испек отличные чесночные булочки.

— Эй, а ты отличный повар!

— Я люблю стряпать.

На десерт было ванильное мороженое домашнего приготовления, черничный пирог, испеченный Дэвидом утром. Она поймала себя на том, что рассказывает ему о смешении религий в истории своего рода.

— Есть Коулы-протестанты и Регенсберги-квакеры, а также Коулы-евреи и Регенсберги-евреи. Еще у нас в семье есть атеисты. А моя кузина Марселла Регенсберг — францисканская монахиня в монастыре в Виргинии. У нас всего есть понемножку.

За второй чашкой кофе она узнала кое-что интересное. Оказалось, что «дипломную работу», о которой Дэвид сообщил без подробностей, он защищал в Еврейской теологической семинарии Америки в Нью-Йорке.

— И кто же ты?

— Раввин. По крайней мере, эту должность я когда-то занимал. Я совсем немного проработал.

— Почему ты ушел? У тебя был приход?

— Я просто… — Он снова пожал плечами. — Меня переполняли сомнения и неуверенность в Боге. Я начал сомневаться, никак не мог понять, существует Бог или нет. Я решил, что пастве нужен такой раввин, который уверен в том, чем он занимается, а не я.

— И что ты чувствуешь сейчас? Ты принял решение?

На нее взглянул Авраам Линкольн. Как могут эти голубые глаза быть такими печальными, хранить столько затаенной боли? Он задумчиво покачал головой.

— Присяжные все еще заседают.

Он не очень распространялся на эту тему. Лишь несколько недель спустя она узнала подробности. Когда он закончил семинарию, то сразу пошел служить в армию. Три месяца провел в школе офицеров, потом в звании младшего лейтенанта был направлен во Вьетнам в качестве капеллана. Это было довольно безопасно. Он работал в большой больнице в Сайгоне — поддерживал морально искалеченных и умирающих, по вечерам составлял письма для их семей. Он впитал их страх и ярость задолго до того, как сам получил ранения.

Однажды он ехал в кузове грузовика с двумя католическими капелланами, майором Джозефом Фэллоном и лейтенантом Бернардом Тауэрсом. Их накрыло ракетным обстрелом. Одна из ракет попала точно в переднюю часть грузовика. В задней части повреждения были частичными. Баки Тауэрс, сидевший слева, погиб. Джо Фэллон, примостившийся посередине, потерял правую ногу до колена. Дэвида ранило в левую ногу. Он перенес три операции и прошел через длительный период восстановления. Теперь его левая нога была короче правой, но хромота не бросалась в глаза. Р. Дж. ничего не заметила бы, если бы он не сказал.

Он вернулся в Нью-Йорк после демобилизации и прочел одну проповедь, желая получить работу в Доме Мира, в храме Бет Шалом на Лонг-Айленде. Он говорил о сохранении мира в сложных реалиях современности. Прочитав половину проповеди, он поднял взгляд и увидел большую позолоченную пластину с выгравированными на ней словами из первого принципа веры Моше бен Маймона: «Я верю полной верой, что Творец, чье имя благословенно, творит и правит всеми творениями, и только Он один создавал, создает и будет создавать все сущее».

Дэвид замер от ужаса, осознав, что не может до конца согласиться с этими словами, и с трудом дочитал проповедь до конца.

Он пошел работать в контору «Левер Бразерс» стажером, раввин-агностик, чьи сомнения не позволяли ему стать для кого-либо духовным отцом.

— Ты все еще можешь вступать в брак?

У него была приятная, немного вымученная улыбка.

— Думаю, да. Если раввин…

— Было бы забавно увидеть две такие вывески: вверху «Женатый Маркус», а под ней «Медок, я тебя обожаю».

18 Кошачья близость

Р. Дж. не сразу влюбилась в Дэвида Маркуса. Все началось с восхищения его красивым лицом, длинными сильными пальцами, бархатным голосом и мягким выражением глаз. К собственному удивлению, Р. Дж. обнаружила, что восхищение перерастает во что-то большее. Они не ринулись тут же в объятия друг друга. Все-таки зрелость и осторожность брали свое. Одним дождливым днем в субботу в его доме, когда дочь Маркуса поехала с друзьями в Нортгемптон, в кино, они поцеловались, как давние любовники.

Он пожаловался ей, что у него возникли трудности при описании женского тела в романе.

— Художники и фотографы просто приглашают моделей. Здравое решение.

Да, действительно здравое.

— Ты будешь позировать для меня?

Она покачала головой.

— Нет. Тебе придется описывать по памяти.

Они принялись раздевать друг друга.

— Ты девственница, — сказал он.

Она не решилась напомнить ему, что разведена и что ей сорок два года.

— Я никогда прежде не видел женщины. Мы оба совершенно непорочны, словно чистые страницы.

Внезапно они стали такими. Неспешно исследовали друг друга. Р. Дж. заметила, что дышит тяжелее. Дэвид двигался медленно и осторожно, сдерживая пыл, делая его слаще, обращаясь с ней как с хрупким материалом, без слов давая понять, что важно. Они очень быстро потеряли голову.

Когда все закончилось, они без сил повалились на постель, все еще обнявшись и пребывая в некоем оцепенении. Повернув голову, Р. Дж. встретилась взглядом с Агуной, которая сидела на стуле и внимательно смотрела на них. Казалось, кошка поняла, что здесь произошло.

— Дэвид, если это испытание, то я провалила его. Забери ее отсюда.

Он рассмеялся.

— Это не испытание.

Он встал, вынес кошку и прикрыл дверь. Когда он вернулся в постель, они продолжили, на этот раз медленнее, спокойнее. Р. Дж. ощущала неземное блаженство. Дэвид был внимательным и аккуратным. Она объяснила, что у нее бывают довольно продолжительные и сильные оргазмы, но как только проходит первый подобный экстаз, следующего, бывает, приходится ждать довольно долго. Ей было неудобно говорить ему все это — а вдруг его предыдущая любовница кончала как заведенная, однако оказалось, что с Дэвидом подобные темы можно обсудить легко и непринужденно.

В конце концов он оставил ее поваляться в постели, а сам отправился готовить ужин. Дверь была полуоткрыта, и кошка снова вошла в комнату и уселась на стуле. Р. Дж. была не против. Она лежала и слушала, как Дэвид довольным голосом фальшиво напевает Пуччини. Аромат их жарких тел смешался с запахом омлета, лука, перца и кабачков цукини, которые жарились, пока не приобрели сладость его поцелуя, богатого, словно обещание жизни. Позже, когда они лежали рядом и дремали, Агуна устроилась между их ног. Р. Дж. не возражала.

— Спасибо, теперь у меня есть необходимый опыт, чтобы передать все это на бумаге.

Она нахмурилась.

— Я вырежу тебе сердце.

— Ты уже это сделала.

Каждый шестой пациент, который приходил к ней, не имел никакой медицинской страховки. У многих не было даже двадцати долларов, чтобы заплатить за прием. От некоторых она принимала плату натурой — так за домом образовались шесть больших штабелей твердой древесины. Р. Дж. наняла уборщиц для дома и кабинета, они приходили раз в неделю. Ей постоянно приносили фаршированных цыплят и индеек, а также свежие овощи, ягоды и цветы.

Ей нравился такой бартер, но она с тревогой думала о наличности и долгах.

У нее сложилась схема работы с пациентами, у которых не было страховки. Она сознавала, что рано или поздно ей придется иметь дело с запущенными заболеваниями. Но больше всего ее беспокоили не тяжелобольные, а те люди, которые не приходили к ней вовсе, поскольку не могли заплатить и были слишком горды, чтобы принимать бескорыстную помощь. Такие обращались к врачу только в самом крайнем случае, когда было уже поздно — диабет приводил к слепоте, опухоли давали метастазы. Р. Дж. сразу же столкнулась с несколькими такими случаями. Ей не оставалось ничего, кроме как молча злиться и пытаться помочь.

Она надеялась на то, что ее послание передадут всем местным жителям: если вы больны, ранены, приходите к новому врачу. Если у вас нет страховки, вы можете договориться.

В результате к ней все-таки начали приходить. Даже когда она отказывалась от бартера, некоторые настаивали. Мужчина с болезнью Паркинсона, превозмогая дрожь, сплел ей корзину из ясеневой лозы. Женщина с раком яичников сшила для нее стеганое одеяло. Но в холмах было много людей без медицинской страховки, лишенных квалифицированной медицинской помощи. Это знание не давало Р. Дж. покоя.

Она продолжала часто видеться с Дэвидом. К ее удивлению и сожалению, теплоты, проявленной Сарой при их знакомстве, значительно поубавилось. Р. Дж. понимала, что девочка ревновала к ней, и обсудила это с Дэвидом.

— Логично, что она чувствует угрозу в женщине, которая проводит с ее отцом столько времени, — сказала она.

Он кивнул.

— Надо дать ей время свыкнуться с этим.

Это значило, что они решили двигаться курсом, вызывавшим у Р. Дж. сомнения. Дэвид честно признался в чувствах, которые испытывал к ней. Она тоже была честна как с ним, так и с собой.

— Я просто хочу, чтобы наши отношения продолжали развиваться в том же ключе. Не надо строить грандиозных планов на будущее. Для меня слишком рано думать о серьезных отношениях. Здесь у меня есть цель — я хочу закрепиться в городе как местный доктор. Сейчас я не собираюсь брать на себя ответственность по отношению к другому человеку.

Казалось, Дэвид ухватился за слово «сейчас», приняв его за намек на то, что ему следует продолжать в том же духе.

— Хорошо. Нам обоим необходимо время.

Р. Дж. мучили сомнения. Она не могла принять решение, однако нашла в себе смелость рассказать Дэвиду о своих надеждах и о беспокойстве по поводу долгов.

— Я не знаком с финансовой стороной медицины, но здесь у тебя, надеюсь, найдется достаточно клиентов для приличного дохода.

— Он не обязательно должен быть приличным. Мне надо просто свести концы с концами. Мне не на кого надеяться, кроме как на саму себя.

— Все-таки почему просто свести концы с концами?

Он посмотрел на нее так, как смотрел отец.

— Мне плевать на деньги. Мне важно предоставлять в этом городке медицинские услуги мирового уровня.

— Это делает тебя похожей на святую, — заметил он почти со страхом.

— Да брось. Святая не пошла бы на то, что я только что сделала с тобой, — сухо сказала она и ухмыльнулась.

19 Дом на отшибе

Постепенно Р. Дж., Пегги и Тоби смогли подстроить работу офиса под неспешное течение времени в городке, приспособиться к его неторопливому ритму. Р. Дж. чувствовала, что людям, которых она встречала на улице, нравилось кивать ей и говорить: «Привет, доктор», что они ощущали гордость оттого, что город снова обзавелся своим врачом. Она начала выезжать на дом, в первую очередь к тем, кто был прикован к постели и физически не мог добраться до ее офиса. Когда у нее было время и ей предлагали перекусить и выпить кофе, она садилась с пациентами за кухонный стол и обсуждала местные новости и погоду, а иногда записывала в блокнот кулинарные рецепты.

Вудфилд занимал сорок два квадратных километра холмистой местности. Иногда ее приглашали и в соседние городки. Какой-то мальчик прошел три с половиной километра до ближайшего телефона, чтобы вызвать ее на верхушку горы Хоутон, где ей пришлось перевязывать ногу Льюиса Магуна, растянувшего связки. Когда она вернулась, то увидела растрепанную и взволнованную Тоби.

— У Сета Раштона был приступ. Сначала позвонили тебе, но, когда не смогли дозвониться, вызвали «скорую».

Р. Дж. поехала на ферму Раштона и узнала, что «скорая» уже на пути в Гринфилд. Раштону оказали необходимую помощь, он заснул, но это стало для Р. Дж. важным уроком. На следующее утро она поехала в Гринфилд и купила сотовый телефон, который брала с собой в поездки. Таким образом она всегда оставалась на связи с офисом.

Время от времени, проезжая по улицам, она замечала Сару Маркус. Она всегда сигналила и махала ей рукой. Иногда Сара махала в ответ.

Когда Дэвид привозил Р. Дж. домой и там была Сара, она чувствовала, что девочка внимательно наблюдает за ней и прислушивается к их разговорам.

Однажды, когда Р. Дж. направлялась домой, она повстречала Сару, ехавшую в обратном направлении на Хаиме. Ей нравилось, как девочка изящно сидит в седле, как легко правит скакуном, как красиво развеваются ее черные волосы. Р. Дж. решила не нажимать на клаксон, опасаясь испугать животное.

Несколько дней спустя, сидя в гостиной, Р. Дж. выглянула в окно и увидела в просвете между яблонями Сару Маркус, медленно ведущую коня по дороге Лорел-хилл и внимательно изучающую ее дом.

Сара интересовала Р. Дж. — как из-за Дэвида, так и сама по себе. Была тому еще одна причина. Где-то на задворках сознания Р. Дж. возник смутный образ, который она даже не смела рассматривать всерьез. Этот образ представлял собой их троих — Р. Дж., Сару и Дэвида, — живущих вместе, как семья.

Несколько минут спустя девочка и конь снова прошли мимо ее дома, теперь в обратном направлении. Сара опять внимательно осмотрела дом Р. Дж. Когда они почти скрылись из виду, Сара оседлала коня и ускакала прочь.

Впервые за долгие годы Р. Дж. позволила себе подумать о беременности, которая так неудачно закончилась для нее после смерти Чарли. Если бы тот ребенок выжил, ему бы уже исполнилось тринадцать лет, на три года меньше, чем Саре.

Р. Дж. замерла у окна, надеясь снова увидеть Сару.

Однажды, вернувшись домой поздно, Р. Дж. обнаружила на крыльце камень в форме сердца размером с ладонь.

Это был красивый камень. Его внешний слой был темно-серого цвета, а внутри просматривалась более светлая порода, мерцающая слюдой.

Она знала, кто его здесь оставил. Но был камень подарком или одобрением? Символом примирения? Он был слишком красивым, чтобы служить объявлением войны. Р. Дж. была в этом уверена.

Она с радостью взяла его себе. Внеся камень в дом, она поместила его на видном месте, на каминной полке рядом с медными подсвечниками матери.

Фрэнк Сотби стоял у входа в магазин и прочищал горло.

— Мне кажется, что им обеим не помешало бы повидать врача, доктор Коул. Они живут одни с кучей кошек в квартире над скобяной лавкой. Запах — ух!

— Хотите сказать, ниже по улице? Как так получилось, что я никогда их не видела?

— Ну, потому что они редко выходят на улицу. Одна, мисс Эва Гудхью, ужасно старая, а другая, мисс Хелен Филлипс, племянница Эвы, намного моложе, но, кажется, немного не в себе. Они заботятся друг о друге по старой привычке. — Он заколебался. — Эва приходит ко мне по пятницам со списком покупок. Я отношу им заказ каждую неделю. А теперь банк отказался принять их чек. Недостаточно средств.

На узкой темной лестнице не горело ни единой лампочки. Поднявшись на второй этаж, Р. Дж. постучала в дверь. Постояв немного, постучала снова, на этот раз сильнее, потом еще и еще.

Она не услышала шагов, но почувствовала движение за дверью.

— Эй, есть кто дома?

— Кто там?

— Это Роберта Коул. Я доктор.

— От доктора Торндайка?

— Э-э-э… Доктора Торндайка уже давно нет. Теперь я доктор. Я говорю с мисс Гудхью или миссис Филлипс?

— С Эвой Гудхью. Что вам нужно?

— Я хотела поговорить с вами, мисс Гудхью. Вы пригласите меня войти?

За дверью молчали. Пауза затянулась.

— Мисс Гудхью?

Наконец Р. Дж. вздохнула.

— У меня офис на этой же улице, тут недалеко. Мейн-стрит, второй этаж в доме Салли Хауленд. Если вам понадобится доктор, просто позвоните или пошлите кого-нибудь за мной, ладно? — Она достала визитку и просунула ее под дверь. — Хорошо, мисс Гудхью?

Так и не дождавшись ответа, она начала спускаться вниз.

Когда Р. Дж. и Том ездили за город, они иногда видели разных диких животных: кроликов, белок, бурундуков, живших в амбаре. Но теперь, живя здесь постоянно, она видела различных животных, которых не встречала прежде. Она приучила себя постоянно носить с собой бинокль.

Однажды на рассвете она увидела в окно кухни рысь, смело пересекавшую лужайку. Из офиса, окна которого выходили на влажный луг, она видела четырех выдр, пришедших с реки, чтобы поохотиться на болоте. Они бежали гуськом, так что со стороны казались одним длинным животным, напоминающим легендарную Несси из озера Лох-Несс, забредшую поохотиться в ее угодьях. Она видела черепах и змей, старого толстого сурка, каждый день приходившего пожевать клевер, и дикобраза, выбредавшего из леса, чтобы полакомиться мелкими зелеными яблоками. В лесной чаще жило множество птиц и хищников. Не прилагая усилий для поисков, Р. Дж. увидела синюю цаплю и несколько видов ястребов. Как-то она стояла на крыльце, а с неба бесшумно спустилась сова, схватила полевку и тут же взмыла ввысь.

Она описала увиденное Джанет Кантвелл. Джанет преподавала биологию в университете в Амхерсте.

— Все дело в том, что твой дом находится на отшибе, на стыке нескольких экосистем. Влажный луг, сухая лужайка, густой лес с прудами, река, протекающая рядом. Отличное место для охоты.

Путешествуя по окрестностям, Р. Дж. изучала дома местных жителей. Перед каждым из них красовалась оригинальная табличка с именем владельца. Некоторые были знакомы: «Десять акров Шредера», «Древесная ферма Рэнсома», «Угодья Петерсона». Но встречались и непривычные названия — «Данровин, и это наша территория» — либо описательные: «Десять дубов», «Водораздел», «Каштановый холм». Р. Дж. хотела бы назвать свой дом «Ферма у реки Катамаунт», однако уже много лет это имя носил другой дом, расположенный в километре вверх по течению. К тому же было бы довольно глупо называть свой дом фермой.

У Дэвида, человека разносторонне одаренного, в подвале было множество разных инструментов. Он предложил помочь ей сделать вывеску.

Она упомянула об этом в разговоре с Хэнком Крантцем, когда тот проезжал мимо ее дома на лязгающем и грохочущем тракторе с прицепленной к нему телегой для навоза.

— Запрыгивай, — сказал он, — и мы выберем отличный столбик для твоей вывески.

Она забралась в телегу, пустую и тем не менее пахнущую навозом, и они направились к реке.

Хэнк выбрал здоровое, крепкое рожковое дерево, росшее рядом с рекой, и спилил его циркулярной пилой. Обрубив ветки, он закинул его на телегу, чтобы Р. Дж. не было одиноко по пути домой.

Дэвид привел бревно в порядок, одобрив выбор Хэнка.

— Рожковое дерево практически не поддается гниению, — заметил он и загнал столб на метр в землю. Потом к столбу прибили горизонтальную перекладину, в нижней ее кромке торчали два болта, к которым в будущем следовало прикрутить вывеску.

— Хочешь что-то еще написать на вывеске, кроме имени? Что-нибудь особенное?

— Нет, — ответила она. Подумала и улыбнулась: — Да.

Р. Дж. очень понравилась вывеска с черными буквами, выкрашенная в тот же желтый цвет, что и дом.

ДОМ НА ОТШИБЕ

Р. Дж. КОУЛ

ДОКТОР МЕДИЦИНЫ

Вывеска ставила людей в тупик. На отшибе от чего?

В зависимости от настроения Р. Дж. могла поведать, что дом находится не просто на отшибе, а на грани отчаяния, на краю разрушения, на пороге разгадки космической тайны жизни. Очень скоро люди привыкли к вывеске и им надоели ее странные объяснения.

20 Снимки

— Кто следующий? — спросила Р. Дж. Тоби однажды под вечер.

— Я, — нервно ответила Тоби.

— Ты? А, ну давай, Тоби. Хочешь, чтобы я просто осмотрела тебя, или есть жалобы?

— У меня проблема.

Тоби уселась на стул и кратко изложила факты.

Они с мужем, Яном, были женаты уже два с половиной года. Долгое время они пытались зачать ребенка, но безуспешно.

— Никакого результата. Мы постоянно занимаемся любовью, очень часто, правда.

Р. Дж. сочувственно кивнула.

— Вам стоит передохнуть. Дело не в том, что вы делаете, а в том, как вы это делаете. И когда. Ян знает, что ты обсуждаешь это со мной? Может, он тоже захочет прийти?

— Да, конечно.

— Для начала мы сделаем анализ его спермы и еще несколько исследований для тебя. Собрав информацию, мы сможем порекомендовать тебе регулярную практику…

Тоби серьезно посмотрела на нее.

— Доктор Коул, используйте лучше какое-нибудь другое слово.

— Конечно. «График»? Так пойдет?

— «График» подойдет, — ответила Тоби и улыбнулась.

Р. Дж. с Дэвидом достигли того этапа в отношениях, когда партнеру задают множество вопросов, желая узнать о нем как можно больше. Ему было интересно ее отношение к работе, неожиданное сочетание ее медицинского и юридического дипломов.

— Моше бен Маймон тоже был адвокатом и врачом.

— Это раввин?

— И раввин, и отличный торговец. Он умел приносить в дом хлеб.

Она улыбнулась.

— Возможно, мне тоже стоит стать отличным торговцем.

Р. Дж. обнаружила, что может разговаривать с Дэвидом на любые темы, что казалось ей небывалой роскошью. К абортам он относился так же, как к Богу, — колебался.

— Я думаю, что у женщины должно быть право спасти собственную жизнь, свое здоровье для будущего, но для меня ребенок — это тоже очень важно.

— Конечно. Для меня тоже. Сохранить жизнь, сделать ее лучше — это моя работа.

Она рассказала ему, что чувствовала, когда удавалось помочь кому-нибудь избавиться от боли, продлить жизнь.

— Это просто космический оргазм. Как самые крепкие на свете объятия.

Он слушал ее рассказы о боли, о собственных ошибках, о случаях, когда она понимала, что человек, пришедший к ней за помощью, страдал от ее действий.

— Ты когда-нибудь прекращала чью-то жизнь?

— Ускоряла ли чью-то смерть? Да.

Р. Дж. была рада, что он не произносил при этом каких-то банальных фраз. Он просто брал ее за руку, смотрел в глаза и кивал.

Иногда он бывал не в духе. Ежедневные заботы мало влияли на его настроение, но Р. Дж. могла угадать, когда у него стопорилась работа над книгой. Когда случался творческий кризис, он брался за физическую работу. Иногда на выходных он позволял ей помочь ему в саду. Тогда Р. Дж. полола грядки, пачкая руки землей. Ей нравилось это влажное ощущение на коже. Несмотря на то, что ей приносили много свежих овощей, ей хотелось выращивать свои. Дэвид убедил ее в полезности приподнятых грядок. Он знал, где можно купить подержанные амбарные балки, из которых получаются отличные рамы.

На ровном южном склоне луга они удалили верхний слой грунта на двух прямоугольных участках, вырезая ровные блоки, как эскимосы для иглу. Потом навалили дерн в компостную яму. После этого выложили будущие грядки небольшими плоскими камнями, используя ватерпас, чтобы убедиться, что они лежат ровно. На каменном основании Дэвид собрал рамы, взяв два слоя дубовых балок для каждой грядки. С балками было трудно управляться.

— Неумолимые, как смерть, и тяжелые, как грех, — ворчал Дэвид, но вскоре ему удалось соединить кромки, скрепив их оцинкованными штырями.

Отложив молот, он взял ее за руку и сказал:

— Знаешь, что я люблю?

— Что? — спросила она с бьющимся сердцем.

— Коровий и лошадиный навоз.

Они взяли его в сарае Крантцев. Смешав навоз с торфяным мхом и землей, они наполнили этой смесью грядки и навалили сверху приличный слой соломы.

— Теперь все это должно осесть. Следующей весной тебе нужно будет лишь убрать солому и посадить рассаду. Потом надо будет добавить перегноя, когда все подрастет, — сказал Дэвид.

Р. Дж. ожидала прихода следующей весны, словно рождения ребенка.

К концу июля в ее работе наметились определенные финансовые тенденции. Она с досадой заметила, что некоторые пациенты пользовались ее услугами, не желая платить. Плата за лечение застрахованных пациентов хоть и медленно, но поступала. Часть тех, кто не имел страховки, просто не могли заплатить, потому Р. Дж. списывала их долги. Ради общественного блага, так сказать. Но несколько пациентов не спешили платить, несмотря на то что вполне могли себе это позволить. Она вылечила Грегори Хинтона, зажиточного владельца молочной фермы, от нескольких язвенных фурункулов на спине. Он был у нее трижды и каждый раз обещал прислать чек. Но так ничего и не прислал.

Проезжая мимо его фермы, Р. Дж. увидела, как он входит в амбар, и повернула машину к его дому. Она приветливо поздоровалась с ним. Ей было любопытно.

— Рад сообщить, что ваши услуги мне уже не нужны. К счастью, фурункулы исчезли.

— Это хорошо, мистер Хинтон. Рада слышать. Хотела спросить, собираетесь ли вы оплачивать три своих визита?

— Что? — взорвался он. — О боже! Неужели необходимо вымогать деньги у клиентов? Что вы за доктор такой?

— Доктор, который только-только начал практику.

— Между прочим, доктор Торндайк никогда не торопил клиентов с оплатой.

— Доктора Торндайка давно уже нет, и я не могу позволить себе такую роскошь. Я буду благодарна, если вы заплатите то, что должны, — сказала она и пожелала всего доброго.

В тот вечер Дэвид задумчиво кивал, слушая ее рассказ.

— Хинтон очень упрямый старый скупердяй. Он всегда тянет с оплатой, чтобы получить банковские проценты с каждого доллара. Ты должна понять, и твои пациенты тоже, что занимаешься не только лечением, но и бизнесом.

Дэвид сказал, что ей необходимо было выработать систему сбора платы. Требовать деньги должен кто-то другой, чтобы она могла сохранить «образ святой». Он сказал, что с взысканием долгов связан любой бизнес. Вместе они разработали программу, которую она на следующий день растолковала Тоби, назначенной сборщицей платы. Теперь она должна была раз в месяц рассылать счета.

Тоби хорошо знала местных и делала сложные умозаключения, действительно ли тот или иной должник не может оплатить услуги или просто не хочет. Любому, кто не мог заплатить, но был готов обменять их услуги на свой труд или продукты, они были рады. С тех, кто не мог предложить ничего, они не требовали денег.

Для тех, кто мог заплатить и не платил, у Тоби в компьютере были отдельные категории. Туда заносились счета, просроченные на месяц, на два, на три и более. Через сорок пять дней после отправки счета должнику высылалось письмо с просьбой связаться с доктором, чтобы обсудить вопросы оплаты. Через шестьдесят дней Тоби обычно звонила, напоминая пациенту о долге и записывая его ответ. Спустя девяносто дней отсылалось второе письмо с более настойчивой просьбой заплатить до определенного числа.

Дэвид предложил обращаться в коллекторское агентство, если человек не платит больше четырех месяцев. Р. Дж. поморщилась — не хотелось портить отношения с пациентами. Она понимала, что ей придется научиться быть не только доктором, но и коммерсантом, хотя они с Тоби решили пока воздержаться от привлечения коллекторов.

Однажды утром Тоби принесла на работу пожелтевший листок бумаги, который она с улыбкой дала Р. Дж. Он был весь смят и помещен в прозрачный пластиковый футляр для защиты.

— Мэри Штерн нашла его в записях Исторического общества, — сказала Тоби. — Поскольку он был адресован предку мужа, отцу его прапрабабки, она принесла показать его нам.

Это был счет от доктора, выписанный Алонцо С. Шеффилду за «визит, грипп, пятьдесят центов». Вверху было отпечатано имя доктора — Питер Элиас Хатавей, и дата — шестнадцатое мая 1889 года.

— Со времен доктора Хатавея в Вудфилде было несколько десятков докторов, — сказала Тоби. — Переверни счет.

Сзади было отпечатано стихотворение:

Тоби вернула листок в Историческое общество, списав стихотворение. Она сохранила его в компьютере в папке с непогашенными счетами.

Дэвид постоянно говорил о Саре, и Р. Дж. поощряла его в этом. Однажды вечером он принес фотографии, четыре толстых альбома, которые были летописью жизни одного ребенка. Вот Сара только-только родилась. Ее держит акушерка, усопшая Труди Кауфман, полная женщина с широкой улыбкой. А вот серьезная маленькая Сара в ползунках внимательно наблюдает за тем, как Дэвид бреется. Многие фотографии были подписаны.

— Видишь этот зимний костюмчик? Ее первый. Ей был всего годик, и мы с Натали были так рады, что вместо подгузников можем надеть на нее костюмчик. Однажды в субботу мы взяли ее в универмаг в Бруклине. Это было в январе, как раз закончились рождественские праздники, стояли морозы. Ты знаешь, что значит одеть ребенка зимой? Сто одежек нужно на нее натянуть.

Р. Дж., улыбаясь, кивнула.

— На ней было столько одежды, что она стала похожа на мячик. Мы заходим в лифт, лифтер объявляет этажи. Сначала я ее нес, потом поставил на пол, и она стояла между нами, держа нас за руки. Я замечаю, что лифтер как-то странно смотрит куда-то вниз. Я гляжу туда же и вижу, что вокруг ее маленьких ботиночек на ковре образовались темные лужицы, а штанишки стали очень темными. У нас была для нее сменная одежда в машине, потому я сбегал в гараж, чтобы принести ее. Мы сняли с нее всю одежду и надели сухую. Но зимний костюм промок, и нам пришлось купить новый.

Сарин первый день в школе. Худая восьмилетняя Сара, копающаяся в песке на каникулах в Олд Лайм Бич в Коннектикуте. Сара широко улыбается со скобами на зубах.

Дэвид был на некоторых фотографиях вместе с ней, но Р. Дж. поняла, что в основном он снимал, поскольку на большинстве фото присутствовала Натали. Р. Дж. украдкой разглядывала ее. Это была симпатичная молодая женщина с длинными черными волосами. Ее лицо казалось удивительно знакомым. Вероятно, потому, что ее шестнадцатилетняя дочь была очень на нее похожа.

Было что-то неправильное, нездоровое в том, чтобы завидовать умершей, но Р. Дж. завидовала этой женщине, которая жила, когда были сделаны эти фотографии; которая зачала и родила дочь, выучила Сару, отдавала ей свою любовь. Она с неудовольствием обнаружила, что ее интерес к Дэвиду частично был вызван именно его дочерью, которая была для нее такой желанной.

Время от времени, разъезжая по городу, Р. Дж. вспоминала коллекцию Сары и внимательно приглядывалась к попадающимся на пути камням, но «сердечные камни» ей не встречались. Большую часть времени она была слишком занята, чтобы вспоминать об этом, всегда не хватало времени, чтобы разглядывать камни на дороге.

Это была случайность, неожиданное открытие. Однажды жарким летним днем она пошла в лес. Дойдя до берега реки, сняла обувь и носки. Закатала брюки до колен, с радостью вошла в воду и принялась бродить туда-сюда. Через несколько секунд она набрела на заводь, в которой притаилось множество маленьких рыбок. Она не могла определить, что это за рыбы, словно парящие в прозрачной воде. Потом, как раз под ними, она заметила на дне небольшой беловатый камень. Хотя прежние разочарования научили ее не особо надеяться на успех, она прошла пару метров, распугав рыбок, и протянула руку к камню.

Сердечный камень.

Кристалл, вероятно кварц, где-то десяти сантиметров в диаметре, с гладкой темной поверхностью, за многие годы отполированный водой и песком.

Р. Дж. с довольным видом отнесла его домой. У нее в шкафу лежала шкатулка. Она вытряхнула из нее серьги с жемчугом и поместила камень на бархатную подкладку. Потом взяла шкатулку и поехала в город.

К счастью, в доме Маркусов, по всей видимости, никого не было. Не заглушив двигатель автомобиля, Р. Дж. вышла и поставила шкатулку на среднюю ступеньку лестницы, ведущей на крыльцо дома. Потом прыгнула в машину и унеслась прочь на такой скорости, как будто только что ограбила банк.

21 В поисках пути

Р. Дж. ничего не сказала Саре о сердечном камне, который та оставила ей. Сара тоже никак не дала понять, что нашла кристалл в шкатулке.

Через несколько дней, когда Р. Дж. вернулась домой из офиса, она обнаружила возле двери небольшую картонную коробку. В ней лежал блестящий темно-зеленый камень с извилистой трещиной, которая пересекала его по всей ширине.

На следующее утро, в свой драгоценный выходной, Р. Дж. поехала к карьеру, расположенному среди холмов, который использовался дорожным ведомством городка для собственных нужд. Миллионы лет назад по этой земле двигался огромный ледник, увлекая за собой слой почвы, камни и валуны. Огромные куски льда откалывались от него и оставались лежать, позже они растаяли и превратились в реку, которая смыла наносные породы в морену, ставшую ныне источником материала для гравийных дорог Вудфилда.

Р. Дж. все утро гуляла по нагромождениям камней. Там были камни необыкновенных расцветок и оттенков: коричневые, бежевые, белые, голубые, зеленые, черные и серые; самых разнообразных форм. Р. Дж. перебрала тысячи камней, внимательно разглядывая каждый из них. К полудню, уставшая и недовольная, она поехала домой. Проезжая мимо фермы Крантцев, она увидела в саду Фреду, махнувшую Р. Дж. тростью, чтобы она остановилась.

— Собираю свеклу, — сказала Фреда, когда Р. Дж. опустила стекло. — Ты со мной?

— Конечно. Сейчас помогу.

В большом саду, раскинувшемся к югу от большого красного амбара Крантца, они принялись копать свеклу. Через несколько минут Р. Дж. заметила в грязи кусок черного базальта размером с ноготь, нужной ей формы. Она весело рассмеялась.

— Можно я возьму это?

— Это что, бриллиант? — удивленно спросила Фреда.

— Нет, всего лишь камешек, — сказала Р. Дж., радостно унося свеклу и сердечный камень.

Вернувшись домой, она вымыла его и завернула в папиросную бумагу. Потом поместила его в коробочку от видеокассеты. Она приготовила попкорн, немного съела, а остаток насыпала в картонную коробку, куда также поместила коробочку с камнем. Потом она раздобыла коробку большего размера и положила в нее меньшую коробку, обложив ее скомканными газетами. Все это она запечатала.

Ей пришлось поставить будильник, чтобы встать еще до того, как проснутся Дэвид и Сара. Она хотела поехать к их дому. Небо лишь начало алеть на востоке, когда она подъехала к дому Маркуса. Р. Дж. поставила коробку на ступеньку крыльца. С поля донеслось ржание Хаима.

— Ага! Значит, это была ты, — сказала Сара, открыв окно.

Через несколько мгновений она уже была на крыльце.

— Ух ты. Должно быть, большой, — сказала она.

Р. Дж. рассмеялась, увидев выражение лица Сары, когда она подняла почти невесомую коробку.

— Заходи. Я налью тебе кофе, — предложила Сара.

Усевшись за стол в кухне, они улыбнулись друг другу.

— Мне понравились камни, которые ты мне подарила. Я буду их хранить всегда, — сказала Р. Дж.

— Тот кристалл мой любимый, по крайней мере сейчас. Я часто меняю фаворитов, — заметила девочка. — Говорят, кристаллы способны исцелять. Как ты думаешь, это правда?

Р. Дж. осторожно ответила:

— Сомневаюсь, но, в конце концов, у меня никогда не было опыта работы с кристаллами, потому мне сложно судить.

— Я считаю, что сердечные камни обладают магическим действием. Я знаю, что они приносят удачу, потому всегда ношу один с собой. Ты веришь в удачу?

— О да. В нее я определенно верю.

Пока варился кофе, Сара поставила коробку на стол и раскрыла ее. Открывая каждую новую коробочку, она весело смеялась. Увидев маленький сердечный камешек, она шумно вздохнула.

— Он лучший из всех, что я встречала, — сказала она.

На полу и на столе валялись бумажные шарики, коробки и попкорн. Р. Дж. казалось, что они открывают рождественские подарки. В этом положении их и застал Дэвид, когда спустился в пижаме, чтобы выпить кофе.

Р. Дж. стала больше времени проводить дома, обустраивая собственное гнездо без необходимости учитывать чьи-либо вкусы и прихоти. Она получила книги из дома на Брэттл-стрит. Сейчас она лечила четырех детей Джорджа Гарроуэя, за что он выполнял для нее разную плотницкую работу в доме. Она купила высушенную древесину у одного лесозаготовщика в холмах. В Бостоне доски из черемухи были бы высушены в печи и стоили бы целое состояние. Эллиот Парди всю работу выполнял сам: валил деревья на своем участке, обрабатывал и аккуратно складывал древесину для просушки. Потому цена была приемлемой. Р. Дж. с Дэвидом привезли доски на пикапе. Гарроуэй сделал полки для гостиной. Р. Дж. несколько вечеров обрабатывала их наждачной бумагой и натирала датским маслом. Иногда ей помогал Дэвид, иногда — Тоби и Ян, которых она угощала спагетти и развлекала оперной музыкой. Когда они закончили, комната обрела уют, который могут дать только полированное дерево и корешки множества книг.

Вместе с книгами из Бостона приехало пианино, которое она поставила перед окном в гостиной на персидском ковре, ее любимой вещи в кембриджском доме. За сто двадцать пять лет ковер, конечно, потерял былой роскошный вид. Красный цвет потемнел и стал ржаво-багровым, синий и зеленый поблекли, а белый превратился в кремовый.

Несколько дней спустя к дому Р. Дж. подъехал почтовый фургон. Водитель передал ей объемистый пакет с голландским адресом. Оказалось, что это наследство Бетти Салливан, красивый серебряный сервиз: поднос, кофейник, чайник, сахарница и сливочник. Она потратила целый вечер, чтобы начистить тяжелую посуду, а потом поставила ее на маленький столик. Сидя за пианино, она могла любоваться серебряным сервизом и персидским ковром. Р. Дж. чувствовала глубокое удовлетворение. Это было незнакомое ощущение, но к нему легко было привыкнуть.

Дэвид был в восторге от серебряного сервиза. Он с интересом выслушал историю Элизабет Салливан и посерьезнел, когда она отвела его к тому месту, где похоронила прах Беттс.

— Ты часто приходишь сюда, чтобы поговорить с ней?

— Я прихожу сюда, потому что мне нравится это место. Но я не говорю с Элизабет.

— Ты не хочешь сказать ей, что ее подарок прибыл?

— Ее здесь нет, Дэвид.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. Под тем камнем я похоронила всего лишь кусочки обожженных костей. Элизабет просто хотела, чтобы ее останки смешались с землей в каком-нибудь живописном месте. Этот городок, это место возле реки ничего не значили для нее при жизни. Она не подозревала об их существовании. Если души могут возвращаться после смерти — а я в это не верю, потому что мертвое всегда остается мертвым, — но если все же такое возможно, то Беттс Салливан отправилась бы в место, которое что-то значило для нее, когда она была жива.

Р. Дж. поняла, что Дэвид поражен. И чем-то разочарован.

Они были совершенно разными людьми. Возможно, противоположности действительно притягиваются.

Хотя их отношения были полны вопросов и неуверенности, они прекрасно проводили время вместе. Они исследовали ее угодья и обнаруживали различные сокровища. В самом сердце ее владений они нашли несколько маленьких водоемов, похожих на бусинки огромного ожерелья. Они начинались с маленького ручейка, который сложно было назвать настоящим ручьем. Подчиняясь непогрешимому инженерному инстинкту, бобры построили несколько дамб и заводей, каждая следующая из которых была больше предыдущей. Последняя заводь занимала больше акра земли. Болотные птицы и прочая живность гнездились там и ловили форель. Это было тихое и спокойное место.

— Жаль, что нельзя здесь ходить так, чтобы не ломать кустарник и не задевать деревья.

Дэвид согласился.

— Тебе нужна тропа, — сказал он.

На следующих выходных он принес баллончики с краской, чтобы разметить путь. Они прошли по нему несколько раз, потом начали помечать деревья. После этого Дэвид принес циркулярную пилу и взялся за дело.

Они намеренно делали тропу узкой и избегали бурелома, не пилили больших деревьев, убирая лишь нижние ветви, которые могли помешать проходу. Р. Дж. оттаскивала в сторону ветки и маленькие деревца, срезанные Дэвидом, оставляя те, что потолще, для камина, а остальные складывая в кучи, в которых могли найти пристанище маленькие животные.

Дэвид время от времени показывал на следы присутствия крупных животных. У одного дерева была частично стерта кора. Таким образом олень избавлялся от наслоений на рогах. Трухлявый ствол дерева разворочен черным медведем, который искал насекомых и коренья. Время от времени им попадался медвежий помет, иногда бесформенный от ягодной диареи, иногда очень похожий на человеческие экскременты, только большего размера.

— Здесь много медведей?

— Хватает. Рано или поздно ты их увидишь, скорее всего, издалека. Они близко не подпускают. Слышат, как мы приближаемся, чуют наш запах. В основном они стараются держаться от людей подальше.

Некоторые места были сказочно красивы. Пока они прокладывали тропу, Р. Дж. запомнила несколько мест, где хотела поставить скамейки. На первое время она купила в магазине несколько пластиковых стульев и поставила их на берегу большой бобровой заводи. Р. Дж. приучила себя подолгу сидеть там неподвижно, за что иногда бывала вознаграждена. Она наблюдала за бобрами, шикарной парой лесных уток, голубой цаплей, расхаживающей по мелководью, оленями, которые приходили к заводи на водопой, и двумя каймановыми черепахами размером с поднос Беттс. Иногда ей казалось, что она жила здесь всегда.

Постепенно, в свободное от работы время, они с Дэвидом проложили узкую тропу сквозь шепчущий лес до самой бобровой заводи и дальше к реке.

22 Певцы

Несмотря на сомнения, она позволила себе серьезные отношения с Дэвидом.

Р. Дж. была удивлена, что женщина ее возраста и опыта может быть такой нерешительной и ранимой, как подросток. Работа не позволяла ей часто встречаться с Дэвидом, но она много думала о нем — о его губах, голосе, глазах, походке. Она пыталась изучить собственные реакции с научной точки зрения, твердя себе, что все это биохимия. Когда она видела его, слышала его голос, ощущала его присутствие, ее мозг выделял фенилэтиламин, который заставлял ее сходить с ума. Когда он гладил ее, целовал, когда они занимались любовью, выделение гормона окситоцина делало секс приятным.

Она гнала от себя мысли о нем, чтобы это не мешало работе.

Когда они были вместе, то не могли удержаться от того, чтобы трогать друг друга.

Для Дэвида это было трудное время, поворотный момент. Он отослал половину своей книги и описание сюжета в одно из ведущих издательств. В конце июля его пригласили в Нью-Йорк, куда он отправился на поезде в самый жаркий день лета.

Домой он вернулся с контрактом. Аванс едва ли мог изменить его жизнь. Двадцать тысяч долларов были обычной платой за первый литературный труд, который не был остросюжетным детективом. Но это была победа. Он обедал с издателем, правда, отказавшись пить вино.

Р. Дж. повела его на веселый праздничный обед в «Дирфилд Инн», а потом на собрание в Гринфилде. За обедом он признался ей, что со страхом думает о том, как будет заканчивать книгу. Он не мог с уверенностью сказать, что чувствует себя писателем.

— Я Дэвид Маркус, — сказал он. — Я алкоголик и торгую недвижимостью в Вудфилде.

Вернувшись к нему домой поздно вечером, они уселись на старом диване на крыльце возле банок с медом. Они тихо разговаривали, наслаждаясь свежим ветерком, время от времени дувшим со стороны леса.

В этот момент на дороге показалась машина. Она подъехала к дому и свернула на подъездную дорожку, осветив фарами крыльцо и бросив глубокие тени на лицо Дэвида.

— Это Сара, — сказал он. — Она ездила в кино с Бобби Хендерсоном.

Когда машина подъехала к дому, они услышали пение. Сара и Бобби пытались петь «Клементину» тонкими голосами, явно фальшивя. По всей видимости, они хорошо провели время.

Дэвид хохотнул.

— Тихо, — шикнула на него Р. Дж. Машина остановилась всего в нескольких метрах от дома. Их разделяли лишь густые заросли глицинии.

Сара запела «Дьякон отправился в подвал помолиться», и мальчик присоединился к ней. Когда песня закончилась, наступила тишина. Р. Дж. подумала, что Бобби, вероятно, целует Сару. Она поняла, что они должны обнаружить свое присутствие, но было уже поздно. Они с Дэвидом сидели в темноте, взявшись за руки, словно престарелая пара, и улыбались друг другу.

Потом запел Бобби:

— Тра-та-та, у свиньи да у кота…

— Бобби, ну что ты несешь, — сказала Сара и захихикала. Когда он продолжил, она подпела ему.

Дэвид отпустил руку Р. Дж.

— Сара, — громко сказал он.

— О боже! — воскликнула Сара.

— Марш домой!

Послышался громкий шепот и хихиканье. Хлопнула дверца машины. Сара взбежала по ступенькам на крыльцо, пронеслась мимо них, не сказав ни слова. Автомобиль тут же отъехал от дома, резко развернулся и умчался прочь.

— Давай я отвезу тебя домой. Потом займусь ею.

— Дэвид, успокойся. Она никого не убила.

— Где ее самоуважение?

— Ну… Ты неправ. Это детские шалости.

— Шалости? Я бы не сказал!

— Послушай, Дэвид, разве ты не пел грязных песенок, когда был в ее возрасте?

— Да, пел их с ребятами. И никогда — с благовоспитанной девушкой.

— Очень печально, — сказала Р. Дж., спустившись по ступенькам и сев в его машину.

Он позвонил на следующий день, чтобы пригласить ее на обед, однако она была слишком занята. У нее начался пятидневный марафон, который продолжался не только днями, но и ночами. Отец был прав. Ей слишком часто не давали выспаться. Проблема состояла в том, что в медицинском центре в Гринфилде, находившемся в получасе езды на быстрой карете «скорой помощи», в которой возили ее пациентов, не было интернов. В Бостоне ей очень редко звонили ночью, но, когда это случалось, ей всегда предоставляли отчет от семейного врача с оценкой проблемы. Она говорила интерну, что делать с пациентом, и снова шла спать. Здесь же не было семейных докторов. Обычно ей звонила медсестра, и всегда это случалось посреди ночи. Медперсонал в Гринфилде был очень хорошим, но ее все равно дергали в любое время суток.

Р. Дж. завидовала докторам, практикующим в Европе, где пациентов отправляли в больницу вместе с их медицинскими карточками и персонал больницы брал на себя полную ответственность за лечение. Но она работала в Вудфилде, не в Европе, потому ей приходилось часто ездить в больницу.

Она с ужасом представляла, как будет ездить в Гринфилд зимой, по дорогам с гололедом. На одной такой изматывающей неделе она напомнила себе, что сама хотела работать в глубинке.

Близились выходные. Дэвид пригласил ее на обед. Она согласилась, но, приехав к нему домой, обнаружила, что он уехал.

— Ему пришлось повезти клиентов на холм Поттера, чтобы показать дом Вейланда. Пара из Нью-Джерси, — сказала Сара. На ней были шорты, которые визуально удлиняли ее стройные загорелые ноги. — Я сегодня готовлю рагу из телятины. Хочешь лимонада?

— Конечно.

Сара налила напиток в стакан.

— Можешь пойти на крыльцо или составить мне компанию в кухне.

— Конечно, я пойду в кухню. — Р. Дж. села за стол и пила холодный лимонад, пока Сара доставала из холодильника куски замороженной телятины, мыла их, вытирала и клала в пластиковый пакет с мукой и приправами. После того как телятина была обваляна в муке и специях, она налила немного масла на сковороду и выложила туда мясо.

— Теперь ставлю в духовку и выставляю температуру в двести градусов по Цельсию.

— Ты говоришь и выглядишь как настоящий повар.

Девочка пожала плечами и улыбнулась.

— Я дочь своего отца.

— Да. Он отличный повар, правда? — Р. Дж. помолчала. — Он все еще злится?

— Нет. Он быстро заводится, но так же быстро остывает. — Сара сняла с крючка на стене плетеную корзину. — Теперь, пока мясо подрумянится, нам надо набрать овощей.

В саду они опустились на колени возле грядки с фасолью и принялись вместе ее собирать.

— Отец ведет себя смешно. Он хотел бы завернуть меня в полиэтилен и не разворачивать, пока я не стану пожилой замужней дамой.

Р. Дж. улыбнулась.

— Мой отец ведет себя так же. Я думаю, что большинство родителей так поступают. Они очень хотят защитить детей от боли.

— Но это невозможно.

— Ты права. Невозможно.

— Хватит фасоли. Пойду возьму пастернак. Нужен еще десяток морковок, хорошо?

Земля вокруг моркови была тщательно взрыхлена, и Р. Дж. без труда вытянула из земли темно-оранжевые короткие и толстые корнеплоды.

— Давно ты с Бобби встречаешься?

— Около года. Отец хотел бы, чтобы я общалась с евреями, потому мы стали прихожанами храма в Гринфилде. Но Гринфилд слишком далеко, чтобы я могла завести там близких друзей. Кроме того, он всю жизнь мне твердит, что о человеке нельзя судить по национальности и вероисповеданию. Неужели все меняется, когда начинаешь с кем-нибудь встречаться? — Она нахмурилась. — Я заметила, что твоя религия мало для него значила, когда вы начали встречаться.

Р. Дж. с удивлением кивнула.

— Бобби очень милый. Он добр ко мне. У меня было мало друзей до того, как я начала с ним встречаться. Он играет в футбол и следующей осенью будет капитаном команды. Он очень популярен, потому я тоже стала популярной, понимаешь?

Р. Дж. озабоченно кивнула. Она знала.

— Еще одно, Сара. Тогда вечером твой отец был прав. Ты не сделала ничего плохого, но то, что ты пела ту песенку, показало, что ты не уважаешь себя. Такие песни — что-то вроде порнографии. Если поощрять мужчин думать о женщинах только как о сексуальных объектах, то они и будут относиться к тебе как к куску мяса.

Сара оценивающе взглянула на Р. Дж., лицо ее стало очень серьезным.

— Бобби не думает так обо мне. Мне повезло, что он мой парень. Я бы не сказала, что я сногсшибательная красотка.

Теперь настала очередь Р. Дж. нахмуриться.

— Ты шутишь?

— О чем?

— Ты либо шутишь, либо пытаешься обмануть себя. Ты же красавица.

Сара смыла грязь с репы, положила ее в корзину и встала.

— Хотелось бы, чтобы это было так.

— Твой отец показывал мне альбомы. Там были фотографии твоей матери. Она была очень красива, и ты сильно на нее похожа.

Глаза Сары увлажнились.

— Мне говорили, что я очень на нее похожа.

— Да, ты очень на нее похожа. Две красивые женщины.

Сара шагнула к Р. Дж.

— Окажи мне, пожалуйста, одну услугу.

— Конечно, все, что смогу.

— Скажи, что мне с этим делать, — спросила она, показывая на два маленьких прыщика на подбородке. — Я не знаю, откуда они взялись. Я ухаживаю за кожей и ем нормальную пищу. Я полностью здорова, никогда не обращалась к врачу. Мне даже никогда не пломбировали зубы. Я постоянно мажу лицо кремом.

— Перестань это делать. Вернись к воде и мылу и аккуратно пользуйся мочалкой для лица, потому что очень легко вызвать раздражение. Я дам тебе мазь.

— Это поможет?

— Думаю, да. Попробуем. — Она заколебалась. — Сара, есть вещи, которые легче обсуждать с другой женщиной, чем даже с отцом. Если у тебя будут вопросы или ты просто захочешь поговорить о чем-то…

— Спасибо. Я слышала, что ты сказала отцу в тот вечер, когда я убежала в дом. Спасибо за это.

Она подошла к Р. Дж. и обняла ее.

Р. Дж. ощутила слабость в коленях. Она тоже захотела обнять Сару, погладить блестящие черные волосы девочки. Но всего лишь неуклюже похлопала ее по плечу свободной рукой.

23 Полезный дар

Обычно в холмах всегда было прохладнее на десяток градусов, чем на равнине, как летом, так и зимой, но в тот год конец августа выдался особенно жарким, потому Р. Дж. и Дэвид прятались от жары в лесу. В конце проложенной тропы они свернули в сторону реки, продрались сквозь заросли и занялись любовью на берегу, густо усыпанном еловыми иголками. Р. Дж. беспокоилась, как бы их не заметили какие-нибудь охотники. Потом они нашли тихую заводь с песчаным дном и залезли в воду, омывая друг друга.

— Просто рай, — сказала она.

— По крайней мере, противоположность аду, — задумчиво заметил Дэвид.

Он рассказал ей легенду:

— В Шеоле, огненной подземной обители мертвых, куда попадают все грешники, каждую пятницу души выпускает на волю ангел смерти. Освобожденные души всю субботу сидят в прохладном ручье, как мы сейчас. Потому в старину ортодоксальные евреи не пили воду всю субботу. Они не хотели, чтобы в них попала вода с душами из Шеола.

Р. Дж. была заинтригована легендой, но ее волновал и сам Дэвид Маркус.

— Я не могу тебя понять. Ты с такой легкостью высмеиваешь набожность, но сколько набожности в самом Дэвиде Маркусе? Кто ты такой, чтобы говорить об ангелах? Ты ведь даже в Бога не веришь.

Казалось, он немного озадачен ее выпадом.

— А кто говорит? Просто… просто я не уверен в том, что Бог существует, а если и существует, то что он такое. Я верю в целый сонм высших сил. Ангелов. Джиннов. Кухонных призраков. Я верю в священных духов, которые обслуживают молитвенные барабаны, а также в лепреконов и эльфов. — Он поднял руку. — Слушай.

Р. Дж. услышала шепот воды, щебетание птиц, шум ветра в листве, низкое урчание двигателя грузовика на далекой дороге.

— Я чувствую духов каждый раз, когда захожу в лес.

— Я серьезно, Дэвид.

— Так и я, черт подери.

Она заметила, что он мог спонтанно достигать ощущения некоего блаженства без всякого алкоголя. Или он все-таки пил? Отделался ли он окончательно от этой пагубной привычки?

Отступил ли от него зеленый змий? Легкий ветерок продолжал шевелить листья в кронах деревьев у них над головами. Лесные чертенята продолжали досаждать ей, щипая за самые чувствительные места ее души, нашептывая, что, хотя ее связь с этим человеком крепла, она еще многого не знала о Дэвиде Маркусе.

Р. Дж. позвонила в социальную службу графства и сообщила, что Эве Гудхью и Хелен Филлипс необходима помощь. Но бюрократический аппарат работает медленно, и прежде, чем ее звонок принес результат, в один из дней к ней прибежал мальчик и сказал, что жильцам квартиры над скобяной лавкой требуется ее помощь.

На этот раз дверь в квартиру Эвы Гудхью открылась сразу. Пахнуло таким смрадом, что ее едва не стошнило. Кошки терлись о ноги, пока Р. Дж. пыталась не вступить в их экскременты. Пластиковый контейнер был переполнен мусором, а в раковине лежали давно не мытые тарелки. Р. Дж. предполагала, что ее вызвали к мисс Гудхью, но девяностодвухлетняя женщина, одетая и бодрая, ждала ее у двери в комнату.

— Хелен очень плохо.

Хелен Филлипс лежала в постели. Когда Р. Дж. прослушала ее с помощью стетоскопа, сердцебиение было нормальным. Женщине нужно было хорошенько помыться. К тому же на спине и ягодицах у нее обнаружились пролежни. У нее было несварение желудка. Она отрыгивала, выпускала газы и не отвечала на вопросы. Эва отвечала за нее.

— Почему вы в постели, Хелен?

— Ей нравится, ей там уютно. Она любит лежать и смотреть телевизор.

Судя по состоянию простыней, Хелен, по всей видимости, ела в постели. Р. Дж. готовилась прописать ей новый, жесткий режим: вставать рано утром, регулярно принимать ванну, кушать за столом. Она также хотела увидеть результаты ее анализов. Но, взяв Хелен за руку, она почувствовала прилив понимания, которое наполнило ее ужасом и грустью. Р. Дж. была потрясена. Это странное и страшное ощущение, убежденность, которой не было объяснения, давно не посещала ее.

Потянувшись к телефону, она набрала номер городской «скорой помощи», желая, чтобы диспетчер быстрее снял трубку.

— Джо, это Роберта Коул. У меня тяжелый случай, нужна карета «скорой помощи» немедленно. Эва Гудхью, в конце улицы, над скобяной лавкой.

Не прошло и четырех минут, как они приехали, и это было хорошо. Однако сердце Хелен Филлипс остановилось, когда «скорая» была на полпути к больнице. Несмотря на усилия санитаров, она умерла еще до приезда в больницу.

Р. Дж. уже несколько лет не испытывала этого мистического чувства. Теперь, впервые, она признала, что обладает Даром. Она вспомнила, что отец рассказывал о нем.

Она поняла, что готова поверить.

Возможно, она смогла бы научиться использовать его, чтобы бороться с ангелом смерти, о котором говорил Дэвид.

Р. Дж. взяла за правило носить в сумке иглу для подкожных впрыскиваний и запас стрептокиназы и всегда старалась брать пациента за руки.

Прошло три недели. Когда Р. Дж. приехала к Фрэнку Олчовски, школьному учителю математики, который слег с гриппом, она взяла за руки его жену Стеллу. Снова нахлынуло это ужасное чувство, которого она так боялась.

Она глубоко вздохнула и заставила себя сосредоточиться. Скорее всего, у женщины будет либо сердечный приступ, либо инсульт.

Стелле было пятьдесят три года, и у нее было десять килограммов лишнего веса. Она растерялась и выглядела озадаченной.

— Доктор Коул, болен Фрэнк, не я. Почему вы вызвали «скорую» и почему в больницу должна ехать я?

— Доверьтесь мне, миссис Олчовски.

Стелла Олчовски забралась в «скорую», удивленно глядя на Р. Дж.

Р. Дж. поехала с ней. Она зафиксировала на лице Стеллы кислородную маску и прикрепила шланг к кислородному баллону. За рулем был Тимоти Далтон, рабочий с фермы.

— Поезжай осторожно и бесшумно, — велела она.

Он включил мигалки, когда «скорая» рванула с места, но сирена молчала. Р. Дж. не хотела лишний раз пугать миссис Олчовски.

Стив Райпли тоже разволновался, когда измерил жизненные показатели Стеллы. Он удивленно посмотрел на Р. Дж.

— Что с ней не так, доктор Коул? — спросил он, потянувшись к радиотелефону.

— Пока не звони в больницу.

— Если я привезу человека без симптомов и не отчитаюсь контролю, у меня будут серьезные неприятности.

Р. Дж. посмотрела на него.

— Стив, доверься мне.

Стив нехотя повесил трубку на место. Пока «скорая» ехала по второму шоссе, он с тревогой наблюдал за Р. Дж. и Стеллой.

Когда они проехали две трети пути до больницы, миссис Олчовски внезапно зажмурилась и схватилась за грудь. Она застонала и широко открытыми глазами взглянула на Р. Дж.

— Проверь ее снова, быстрее.

— Боже, у нее сильная аритмия!

— Теперь можешь звонить в больницу. Скажи, что у нее сердечный приступ, что доктор Коул с ней. Запроси разрешение применить стрептокиназу.

Сказав это, Р. Дж. сделала Стелле укол.

Клетки сердечной мышцы были насыщены кислородом, и к тому времени, как больница дала разрешение применить стрептокиназу, лекарство уже начало действовать. Когда миссис Олчовски доставили в реанимационное отделение, ее сердце понесло лишь минимальные потери.

Впервые у Р. Дж. получилось использовать этот странный Дар, чтобы спасти человека.

Олчовски рассказали всем друзьям о враче с удивительным медицинским чутьем.

— Она просто посмотрела на меня и тут же поняла, что происходит. Она доктор от Бога! — говорила Стелла.

Команда «скорой помощи» согласилась со Стеллой, в свою очередь приукрасив ту же историю. Р. Дж. стали еще теплее принимать, когда она приходила на вызовы.

— Горожане рады, что у них снова появился доктор, — сказала ей Пегги. — И они гордятся, что он так хорош.

Р. Дж. была немного смущена, но вести о ней распространились по холмам и долинам. Тоби Смит вернулась с собрания демократической партии штата в Спрингфилде и рассказала ей, что делегат от Шарлмонта отметил, что доктор, на которого работает Тоби в Вудфилде, очень приятная и дружелюбная особа — всегда берет людей за руки.

Октябрь положил конец гнусу и разрисовал леса богатой палитрой осенних красок. Местные говорили Р. Дж., что это обычная осень, но она им не верила. Однажды, когда наступило бабье лето, они с Дэвидом отправились порыбачить на реку Катамаунт. Он поймал три приличных форели, Р. Дж. тоже поймала две блестящие рыбины. Очистив форель, они обнаружили, что две рыбы были самками, полными икры. Дэвид сохранил икру, чтобы пожарить с яичницей, но Р. Дж. отказалась, так как не любила рыбью икру.

Сидя на берегу реки, она рассказала ему о том, с чем ей приходилось сталкиваться на работе. Она бы ни за что не отважилась рассказать такое коллеге.

Дэвид не улыбался. Он слушал ее с живым интересом, даже с завистью.

— Это написано в Мишне… Знаешь, что это?

— Какая-нибудь священная еврейская книга?

— Это основополагающий труд еврейского права и мысли, составленный восемнадцать веков назад. В нем написано, что когда-то жил на свете раввин по имени Ханина бен Доса, который мог творить чудеса. Он молился перед больными и говорил, что тот умрет, а этот будет жить. И всегда получалось так, как он говорил. Его спросили, откуда он это знает. На что он ответил, что если молитва дается ему легко, то он знает, что его слышат, а если трудно, то он знает, что его не слышат.

Р. Дж. возмутилась:

— Я не молюсь, стоя перед ними.

— Я знаю. Твои предки правильно назвали это. Это Дар.

— Но… что это?

Он пожал плечами:

— Теолог сказал бы о тебе и раввине Ханине, что вы оба слышите послание, предназначенное лишь вам.

— Почему мне? Почему моей семье? И послание от кого? Явно не от твоего ангела смерти.

— Я думаю, что твой отец, вероятно, был прав, когда решил, что это генетический дар, сочетание ментального и биологического восприятия, которое дает тебе дополнительную информацию. Что-то вроде шестого чувства.

Он протянул к ней обе руки.

— Нет. Отстань, — сказала она, поняв, чего он хочет.

Но он терпеливо ждал, пока она не взяла его за руки.

Она ощутила лишь тепло и силу его рук, облегчение и ярость.

— Ты будешь жить вечно.

— Буду, если и ты будешь, — сказал он.

Они разговаривали так, словно были родственными душами. Она не забывала, что он уже пережил большую любовь к жене, которую оплакивал. У нее был Чарли Хэррис, ее возлюбленный, умерший, когда их союз был крепким и прочным. Потом она жила в браке с эгоистичным и незрелым мужчиной. Она продолжала держать Дэвида за руки, не желая отпускать.

24 Новые друзья

Однажды во время приема Р. Дж. позвонила женщина по имени Пенни Кольридж.

— Я сказала ей, что вы заняты с пациентом и перезвоните, — сказала Тоби. — Она повитуха. Сказала, что хотела бы с вами познакомиться.

Р. Дж. перезвонила, как только освободилась. У Пенни Кольридж был приятный голос, но ее возраст было невозможно угадать по телефону. Она сказала, что занимается акушерством в холмах уже четыре года. Ей помогали две другие повитухи — Сьюзан Миллет и Джун Тодман. Р. Дж. пригласила их к себе на ужин в четверг, свой выходной день. Посовещавшись с коллегами, Пенни Кольридж сообщила, что они согласны.

Пенни оказалась приветливой коренастой брюнеткой, на вид ей было лет сорок. Сьюзан Миллет и Джун Тодман выглядели на десять лет старше. Сьюзан начинала седеть, но они с блондинкой Джун были настолько похожи, что их запросто можно было принять за сестер, хотя познакомились они всего несколько лет назад. Джун училась по акушерской программе в Йельском университете. Пенни и Сьюзан были медсестрами-акушерками. Пенни училась в университете Миннесоты, а Сьюзан проходила курс обучения в городе Урбана, штат Иллинойс.

Они выразили радость по поводу того, что в Вудфилде появился врач. Они рассказали Р. Дж., что некоторые беременные женщины с холмов предпочитали, чтобы роды принимал акушер или семейный доктор, поэтому им приходилось ездить в другой город. Другие пациентки выбирали повитух.

— Из мест, где все доктора мужчины, некоторые пациентки приходили к нам, потому что хотели, чтобы роды у них принимала женщина, — сказала Сьюзан. Она улыбнулась Р. Дж. — Теперь, когда у нас есть вы, у них появился больший выбор.

Несколько лет назад акушеры в городах притесняли повитух, видя в них экономических конкурентов.

— Но здесь в холмах доктора нас не беспокоят, — сказала Пенни. — Работы хватает, и они рады, что мы разделяем общую ношу. По закону мы должны получать ежемесячное жалование в клинике или работая с доктором. И хотя повитухи вполне могли бы провести вакуумное извлечение или использовать при родах щипцы, для этого мы обязаны вызывать специалиста.

— Вы сотрудничаете с каким-нибудь гинекологическим отделением? — спросила Джун.

— Нет. Я хотела спросить у вас совета.

— Мы работали с хорошим молодым акушером Грантом Харди, — сказала Сьюзан. — Он умный, имеет широкие взгляды и идеалы. — Она поморщилась. — Думаю, даже слишком высокие идеалы. Он теперь работает с главным врачом государственной службы здравоохранения в Вашингтоне.

— Вы договорились с другим?

— Дэниел Нойес согласился сотрудничать с нами. Дело в том, что через год он выходит на пенсию и нам придется начинать все сначала с кем-то другим. Однако, — задумчиво добавила Пенни, — он может сотрудничать и с вами, и с нами. Он любит поворчать, но на самом деле молодец. Он лучший акушер в районе, к тому же у вас будет время, чтобы за год подыскать ему замену.

Р. Дж. кивнула.

— Звучит логично. Я постараюсь убедить его поработать со мной.

Повитухи явно обрадовались, когда услышали, что у Р. Дж. есть определенный опыт в акушерских делах и что она работала в клинике, занимавшейся гормональными проблемами женщин. Они с облегчением узнали, что могут обратиться к ней, если у пациента возникнет какое-нибудь осложнение. Нескольких женщин они уже хотели бы привести на осмотр к Р. Дж.

Они понравились Р. Дж. как профессионалы и как люди, и она чувствовала себя более уверенно, зная, что они есть рядом.

Она часто заезжала к Эве Гудхью, иногда покупала для нее мороженое или фрукты. Эва вела себя тихо, разговаривала мало. Поначалу Р. Дж. считала, что так она оплакивает племянницу, но потом поняла, что это в ее характере.

Квартиру тщательно прибрали члены пасторального комитета Первой конгрегационалистской церкви, а «Обеды на колесах», некоммерческая организация, которая заботилась о престарелых, каждый день доставляла Эве горячий обед. Р. Дж. встретилась с социальным работником по графству Франклин, Марджори Ласситер, а также с Джоном Ричардсоном, приходским священником церкви в Вудфилде, чтобы обсудить прочие потребности мисс Гудхью. Социальный работник сказала прямо:

— Она на мели.

Двадцать девять лет назад единственный близкий родственник Эвы Гудхью, брат Норм, холостяк, умер от пневмонии. Его смерть сделала Эву единственной хозяйкой семейной фермы, где она прожила всю жизнь до того момента. Она быстро продала ее почти за сорок одну тысячу долларов и арендовала квартиру на Мейн-стрит. Несколько лет спустя ее племянница, Хелен Гудхью Филлипс, дочь Гарольда Гудхью, другого умершего брата Эвы, развелась с мужем-алкоголиком и переехала к ней.

— Они жили на деньги Эвы, которые лежали в банке, и небольшое пособие, — сказала Марджори Ласситер. — Они думали, что у них все в порядке, даже иногда позволяли себе роскошь заказывать товары почтой. Они всегда тратили больше, чем у них набегало за год процентов, и в конце концов денег на счету не осталось. — Она вздохнула. — Поверьте, это обычная история.

— Хвала Господу, у нее все еще есть пособие, — сказал Джон Ричардсон.

— Оно ей мало поможет, — возразила социальный работник. — Лишь на аренду квартиры она тратит четыреста десять долларов в месяц. А ведь ей надо покупать продукты. На нее распространяется федеральная программа «Медикэр», но ей необходимы медикаменты. У нее нет медицинской страховки.

— Пока она в городе, я позабочусь о ней в плане медицинского обслуживания, — тихо сказала Р. Дж.

Марджори Ласситер с грустью взглянула на нее.

— Но ей надо платить за отопление, за свет, иногда покупать одежду.

— Фонд Самнера, — вспомнил Ричардсон. — У города есть определенная сумма, оставленная Самнером для помощи нуждающимся горожанам. Это делается без лишнего шума по усмотрению городской управы. Я поговорю с Джанет Кантвелл, — пообещал священник.

Несколько дней спустя Р. Дж. встретила Ричардсона возле библиотеки, и он сказал ей, что обо всем договорился. Мисс Гудхью будет получать ежемесячную пенсию от фонда Самнера, которая должна покрыть ее расходы.

Позже в тот же день, закончив заполнять медицинские карты пациентов, Р. Дж. неожиданно для себя пришла к выводу, что, пока город согласен помогать нуждающимся гражданам, она с радостью обойдется без блестящей сантехники в туалетах городской управы.

— Я хочу остаться у себя дома, — заявила Эва.

— И вы останетесь, — ответила Р. Дж.

Эва предложила Р. Дж. заварить черный смородиновый чай, ее любимый. Они сели за кухонный стол и заговорили о результатах осмотра Эвы, который только что закончила Р. Дж.

— Вы в удивительно хорошей форме для человека, которому скоро исполнится девяносто три года. Очевидно, у вас хорошие гены. В вашей семье были долгожители?

— Нет, мои родители умерли довольно рано. У матери случился перитонит, когда мне было пять лет. Отец бы дожил до старости, но погиб во время несчастного случая на ферме. На него свалились приготовленные к отправке бревна, которые были плохо закреплены. Мне тогда было девять лет.

— Так кто вас вырастил?

— Мой брат Норм. У меня было двое братьев. Норм был на тринадцать лет старше меня, а Гарольд — на четыре года младше Норма. Они плохо ладили. Совсем плохо. Постоянно ссорились. Гарольд ушел с фермы, оставил ее Норману. Он ушел в Береговую охрану и больше домой не возвращался, никогда не общался с Нормом, хотя время от времени я получала открытку, а иногда письмо и небольшую сумму на Рождество. — Она отпила чай. — Гарольд умер от туберкулеза в Морском госпитале в Мэриленде где-то через десять лет после смерти Норма.

— Знаете, что меня удивляет?

Эва улыбнулась, увидев ее выражение лица.

— Что?

— Когда вы родились, Виктория еще была королевой Англии, а Вильгельм II — последним кайзером Германии. Тедди Рузвельт должен был стать президентом Соединенных Штатов. А какие изменения произошли в Вудфилде?

— Не так уж много здесь изменилось, — ответила Эва. — Автомобили, конечно. Теперь все главные дороги асфальтированы. И везде есть электричество. Я помню, как на Мейн-стрит поставили фонари. Мне было четырнадцать лет. Я сделала работу по дому и прошла шесть миль от фермы, чтобы увидеть, как они загораются. Прошло еще десять или двадцать лет, прежде чем электричество провели во все дома города. Лишь когда мне исполнилось сорок семь лет, у нас появились доильные аппараты. Это было отличным нововведением!

Она мало говорила о смерти Хелен. Р. Дж. упомянула о ней, считая, что старушке будет полезно выговориться, но Эва просто смотрела на нее уставшими глазами, глубокими, словно озера.

— Она была хорошая, единственный ребенок Гарольда. Конечно, мне будет не хватать ее. Мне всех их не хватает, по крайней мере, большинства.

— Я пережила всех, кого когда-либо знала, — добавила она.

25 Привыкание

Теплым днем в середине октября, когда Р. Дж. выходила из больницы в Гринфилде, она столкнулась со Сьюзан Миллет, которая на стоянке разговаривала с каким-то краснолицым лысеющим мужчиной. Он был крупным и высоким, но немного сутулым, словно его позвоночник сделан из жести; левое плечо было у него ниже правого. Она сразу поняла, что у него сколиоз.

— Р. Дж., привет! Я хочу познакомить тебя… Доктор Дэниел Нойес, это Роберта Коул.

Они обменялись рукопожатием.

— Значит, вы доктор Коул. Мне кажется, что наши повитухи в последнее время говорят только о вас. Вы специалист по гормонам, насколько я понял.

— Едва ли меня можно назвать экспертом.

Она рассказала ему о своей работе в Лемюэль Грейс, и он кивнул.

— Не спорьте. Вы самый большой специалист по гормонам из тех, что у нас тут были до сих пор.

— Я собираюсь принимать роды, это будет частью моей работы. Мне нужно будет сотрудничать с местным акушером.

— Правда? — спокойно спросил он.

— Да.

— Значит, вы просите меня о сотрудничестве?

Р. Дж. подумала, что он действительно неприветливый и сердитый, как и описывали повитухи.

— Да, это так. Я понимаю, что вы не так уж много знаете обо мне. Вы в обед свободны?

— Нет необходимости транжирить деньги, покупая мне обед. Мне все о вас рассказали. Вам говорили, что я ухожу на пенсию через двенадцать с половиной месяцев?

— Да.

— Ну, если вы все еще хотите сотрудничать со мной, то я согласен.

— Отлично.

Он улыбнулся.

— Договорились. Хотите пообедать в лучшей в мире старомодной закусочной, где я расскажу вам пару-тройку военных историй о работе врача в западном Массачусетсе?

Он действительно был очень мил.

— Идет.

— Полагаю, вы тоже хотите пойти, — строго обратился он к улыбающейся Сьюзан.

— Нет, у меня встреча, но вы идите, — ответила Сьюзан.

Она тихонько посмеивалась, идя к машине.

Р. Дж. постоянно была очень занята, а в редкие выходные чувствовала такую усталость, что не хотела уже ничего. Тропа через лес по-прежнему заканчивалась у бобровой заводи. Когда хотелось пойти к реке, она, как и раньше, продиралась сквозь густые заросли.

В конце осени им с Дэвидом пришлось держаться от леса подальше, так как его наводнили охотники с ружьями. Р. Дж. морщилась, видя убитых оленей в багажниках пикапов местных жителей.

В холмах многие занимались охотой. Тоби и Ян Смит пригласили Р. Дж. и Дэвида на обед, приготовив роскошное жаркое из оленины.

— Подстрелили молодого самца, как раз на холме возле дома, — сказал Ян. — Всегда хожу на охоту с дядей Картером Смитом в день открытия сезона. Мы с ним охотимся с тех пор, когда я был совсем ребенком.

Когда они добывали оленя, то следовали семейной традиции. Они на месте вырезали у оленя сердце, разрезали его и съедали. Ян с удовольствием поделился этой историей, которую рассказал очень хорошо, передав ощущение родства между ним и дядей.

Р. Дж. старалась не подавать виду, что ей противно. Ей не хотелось думать о том, какие паразиты могли попасть в организм с сердцем оленя, но она отогнала от себя эти мысли. Она вынуждена была признать, что жаркое удалось на славу, и не переставала нахваливать его.

Р. Дж. приобщилась к культуре, которая была ей незнакома. Иногда ей было неудобно, когда она сталкивалась с традициями, которые шли вразрез с ее представлениями.

Многие семьи жили в этом городе не один век. Предки Яна Смита прошли весь путь от Кейп-Кода до Вудфилда в конце семнадцатого столетия, погоняя перед собой коров. Новые жители активно создавали семьи, потому теперь казалось, что все в округе — члены одной большой семьи. Некоторые из старожилов благосклонно относились к приезжим, другие же встречали их в штыки. Р. Дж. заметила, что люди, более или менее довольные собой, обычно были открыты для новых знакомств, а те, чья родословная и статус были их единственным отличием, относились к «новым людям» холодно.

Большинство горожан были рады появлению доктора. Однако округа была в основном незнакома Р. Дж., и она часто чувствовала себя первооткрывателем. Работа в глубинке походила на выполнение акробатических трюков без страховки. В Бостоне к ее услугам были лаборатории и новые технологии, здесь же она была предоставлена самой себе. Современные достижения медицины были в пределах досягаемости, но ей и ее пациентам нужно было постараться, чтобы получить к ним доступ.

Она не отсылала пациентов из Вудфилда без крайней необходимости, старалась обходиться собственными силами. Но бывали моменты, когда, взглянув на пациента, она понимала, что ей необходима помощь. Тогда она посылала пациента в Гринфилд, Нортгемптон или Питтсфилд, а то и в Бостон, Нью-Хейвен или Гановер.

Р. Дж. все еще не была полностью уверена в своих силах, но со многими пациентами у нее установились дружеские отношения, потому она могла наблюдать за тем, как их образ жизни влияет на их здоровье.

Однажды ночью ее разбудил звонок от Стасии Хинтон, жены Грега Хинтона.

— Доктор Коул, у нас гостит дочь Мэри с детьми. Самой маленькой, Кэти, всего два года. У нее астма, и сейчас она очень сильно простудилась. Ей тяжело дышать, личико покраснело, и мы испугались. Мы не знаем, что делать.

— Подержите ее над чайником с горячей водой, накрыв полотенцем. Я скоро буду, миссис Хинтон.

Р. Дж. убедилась, что у нее в сумке лежит набор для трахеотомии, но, приехав к Хинтонам, поняла, что до этого не дойдет. Пар от чайника уже частично помог. У ребенка был сильный кашель, однако воздух нормально проходил в легкие и краснота сошла с лица. Р. Дж. хотела бы сделать рентгеновский снимок, чтобы определить, не эпиглоттит[6] ли это, но тщательный осмотр показал, что дело не в этом. У девочки было воспаление слизистой нижней гортани и трахеи. Кэти плакала на протяжении всего осмотра, и тогда Р. Дж. вспомнила, что делал отец, когда работал с детьми.

— Хочешь трехколесный велосипед?

Кэти кивнула, шмыгнув носом. Р. Дж. вытерла с ее щек слезы, потом взяла чистый деревянный шпатель и шариковой ручкой нарисовала на нем велосипед. Девочка взяла шпатель и посмотрела на него с интересом.

— Хочешь велосипед с клоуном?

Кэти кивнула и получила клоуна.

— Дональд Дак.

— Ох, — удивилась Р. Дж.

Она плохо помнила мультипликационных героев, но сумела нарисовать утку в бескозырке. Девочка улыбнулась.

— Ее придется везти в больницу? — спросила Стасия Хинтон.

— Не думаю, — ответила Р. Дж.

Она оставила несколько лекарств и два рецепта, которые собиралась заполнить утром, когда откроется аптека в Шелберн Фолс.

— Пусть продолжает дышать паром. Если возникнут какие-нибудь осложнения, звоните немедленно, — сказала она.

На деревянных ногах она дошла до машины, борясь со сном, приехала домой и повалилась на кровать.

На следующий день Грег Хинтон пришел к ней в офис и сказал Тоби, что хочет поговорить с доктором лично. Он сел и читал журнал, пока у Р. Дж. шел прием.

— Сколько я вам должен за вчера?

Когда она сказала, он кивнул и выписал чек, который также покрывал долг за его лечение.

— Я не видела вас вчера вечером, — сказала Р. Дж.

Он снова кивнул.

— Я подумал, что мне лучше не показываться вам на глаза. Я был упертым ослом. Было стыдно за то, что пришлось приглашать вас ко мне домой посреди ночи после того, что я вам наговорил.

Она улыбнулась.

— Не беспокойтесь об этом, мистер Хинтон. Как дела у Кэти?

— Уже намного лучше. И мы вам благодарны за это. Без обид?

— Без обид, — ответила Р. Дж. и пожала его руку.

Имея стадо коров в сто семьдесят пять голов, Грег Хинтон легко мог себе позволить оплатить ее услуги. Но Р. Дж. также помогала Бонни и Полу Рошам, молодой семье с двумя детьми, которые еле-еле сводили концы с концами на ферме с восемнадцатью дойными коровами.

— Каждый месяц, — сказала Бонни, — к нам приходит ветеринар, чтобы сделать анализы и уколы коровам, но мы не можем позволить себе медицинскую страховку. До тех пор как вы появились здесь, наших коров лечили лучше, чем детей.

Роши не были единичным случаем в Америке. В ноябре Р. Дж. поехала в старую городскую управу и проголосовала за Билла Клинтона. Клинтон обещал ее пациентам, что он обеспечит всех граждан медицинской страховкой. Доктор Роберта Коул собиралась заставить его сдержать это обещание и бросила в урну бюллетень, словно копье в современную систему здравоохранения.

26 Над линией снегов

— У Сары был секс.

Р. Дж. помолчала и спросила:

— Откуда ты знаешь?

— Она мне сама рассказала.

— Дэвид, это же прекрасно, что она может говорить с тобой о таких вещах. Должно быть, у тебя с ней прекрасные отношения.

— Я опустошен, — тихо сказал он, и она поняла, что это правда. — Я хотел, чтобы она подождала, пока будет готова. Раньше было проще, раньше предполагалось, что женщина остается девственницей до первой брачной ночи.

— Ей семнадцать лет, Дэвид. Кто-то другой на твоем месте мог бы сказать, что она уже давно готова. Я лечила одиннадцатилетних детей, у которых уже был секс. У Сары тело женщины, гормоны женщины. Действительно, некоторые девушки лишаются девственности после свадьбы, но сейчас это редкость. Даже в те времена, когда девственность было принято хранить до брака, это делали не все.

Он кивнул. Весь вечер Дэвид был мрачным и замкнутым, но потом начал с нежностью говорить о дочери. Он рассказал, что они с Натали разговаривали с Сарой о сексе, когда она была маленькой. Он понимал: ему повезло, что дочь не против разговаривать с ним на подобные темы.

— Сара не сказала, с кем переспала, но, поскольку она встречается только с Бобби Хендерсоном, можно предположить, что это был он. Она сказала, что это был эксперимент, что они с этим мальчиком хорошие друзья и решили покончить с девственностью.

— Ты хочешь, чтобы я поговорила с ней о контрацепции и прочих вещах?

Р. Дж. очень хотела, чтобы он согласился, но Дэвид выглядел встревоженным.

— Нет, я не думаю, что это необходимо. Не хочу, чтобы она знала, что я говорил с тобой о ней.

— Тогда ты сам должен сделать это.

— Да, поговорю. — Он повеселел. — В любом случае, она сказала, что эксперимент закончен. Они ценят свою дружбу слишком высоко, чтобы портить ее, потому решили остаться просто друзьями.

Р. Дж. кивнула с затаенным сомнением. Она не стала говорить ему, что молодые люди, познав радости секса, неизменно занимаются им снова и снова.

Р. Дж. отметила День благодарения в доме Маркуса. Дэвид зажарил индейку и приготовил фаршированный картофель, а Сара — целую сковороду ямса с кленовым соком и соусом из домашних фруктов. Р. Дж. принесла тыквенные и яблочные пироги с глазурью, купленной в магазине, и начинкой, которую сама приготовила, встав в три часа утра.

Это был тихий, очень приятный День благодарения. Р. Дж. была рада, что ни Дэвид, ни Сара не пригласили никого больше. Они съели вкусный обед, выпили теплого сидра и поджарили кукурузу на огне. Завершило картину идеального Дня благодарения небо, быстро почерневшее на закате и исторгнувшее из себя хороводы белых хлопьев.

— Что-то рановато для снега!

— Но не здесь, — ответил Дэвид.

К тому времени как Р. Дж. отправилась домой, на дороге лежало уже несколько сантиметров снега. Снегоочистители хорошо справлялись с ним, однако она ехала медленно и осторожно, потому что еще не успела поменять летнюю резину на зимнюю.

Зимой в Бостоне Р. Дж. любила краткие, почти мистические промежутки времени, когда землю окутывало белое покрывало. Правда, это продолжалось недолго, поскольку очень быстро снегоуборочные машины, грузовики и автомобили превращали белую сказку в грязно-серое месиво.

Здесь все было иначе. Вернувшись домой, она разожгла огонь в камине, выключила свет и села возле огня в темной гостиной. В окно она видела, как леса и поля покрываются снегом.

Она подумала о диких животных, спрятавшихся в норах под землей, в маленьких мраморных пещерах и в дуплах деревьев, и пожелала, чтобы они выжили.

Того же самого она желала и себе. Она выжила в первые месяцы в Вудфилде, весной и летом. Теперь же природа показала зубы, и Р. Дж. надеялась, что сможет принять этот вызов.

Как только снег появлялся в горах, он уже оттуда не уходил. Линия снега заканчивалась где-то на середине длинного спуска, который местные называли Вудфилдская гора. Когда Р. Дж. спускалась в долину Пионер-вэллей, направляясь в больницу, в кинотеатр или ресторан, она наблюдала бесснежный пейзаж, который в первые мгновения казался ей совершенно чуждым, словно темная сторона Луны. Лишь после Нового года там выпало достаточно снега, который остался лежать на земле.

Р. Дж. была рада, когда покидала бесснежный край и въезжала в заснеженную холмистую местность. Хотя молочные фермы постепенно исчезали, городок привык к тому, что дороги должны быть расчищены, чтобы молоковозы могли подъехать к каждому хозяйству, потому у Р. Дж. почти не возникало проблем при вызовах на дом.

Однажды ночью в начале декабря она пошла спать рано, но в половине двенадцатого ночи ее разбудил звонок.

— Доктор Коул? Это Летти Гейтс с Пони-роуд. Я ранена.

Женщина плакала, тяжело дыша.

— Как вы ранены, миссис Гейтс?

— Возможно, у меня сломана рука, я не знаю… И ребра… Мне больно дышать. Он сделал мне больно.

— Кто? Муж?

— Да, он. Фил Гейтс.

— Он рядом?

— Нет, он пошел дальше пить.

— Пони-роуд где-то с другой стороны горы Генри, верно?

— Да.

— Хорошо. Я скоро буду.

Она сразу позвонила шерифу. Жизель Маккортни, жена шерифа, сняла трубку.

— Извините, доктор Коул, но Мака нет. Большая фура слетела с обледеневшей дороги как раз за городской свалкой. Он там с девяти часов регулирует движение. Думаю, скоро вернется.

Р. Дж. пояснила, зачем ей понадобился шериф.

— Как освободится, пожалуйста, отошлите его к Гейтсам.

— Конечно, доктор Коул. Я попытаюсь связаться с ним по рации.

Р. Дж. включила полноприводный режим, лишь когда въехала на Пони-роуд. Дорога шла под уклон, но утрамбованный снег был лучшим покрытием, чем жидкая грязь летом.

Летти Гейтс включила фонарь над сараем, и Р. Дж. заметила свет, пробивавшийся сквозь лес, когда была еще довольно далеко от фермы. Она въехала в сарай и остановила машину. Выйдя из автомобиля и прихватив сумку с заднего сиденья, она услышала резкий громкий треск, который заставил ее вздрогнуть. Что-то вскружило снег возле ее ноги.

Она тут же заметила фигуру мужчины, маячившую в дверях сарая. Свет фонаря тускло отсвечивал, как она догадалась, от ружья.

— Убирайся отсюда к черту, — крикнул он, пошатываясь и поднимая оружие.

— Ваша жена ранена, мистер Гейтс. Я врач, доктор Коул, и я собираюсь ей помочь.

Р. Дж. поняла, что сказала глупость. Не следовало напоминать ему о жене.

Он снова выстрелил, и стекло в правой фаре ее автомобиля взорвалось фонтаном осколков.

Ей негде было спрятаться от него. У него было ружье, а у нее ничего. Если бы она попыталась спрятаться в машине или за ней, он просто подошел и застрелил бы ее без всяких препятствий.

— Не делайте глупостей, мистер Гейтс. Я не представляю для вас угрозы. Я просто хочу помочь вашей жене.

Прозвучал третий выстрел, и стекло в левой фаре тоже исчезло. Потом еще один выстрел оторвал кусок от левой передней покрышки.

Он превращал ее машину в груду мусора.

Р. Дж. была изнурена, хотела спать. Ею овладел страх. Вся досада и неприятности последнего времени внезапно сгустились и выплеснулись наружу.

— Прекратите. Прекратите. Прекратите.

Она потеряла контроль над собой, здравый смысл покинул ее, и она сделала шаг к нему.

Он подошел ближе, опустив ружье, но не убирая палец со спускового крючка. Он был небрит и одет в грязный комбинезон, испачканную в навозе куртку и шерстяную шапку с вышитой надписью «Корм для животных Плота».

— Мне не следовало приезжать сюда.

Она с удивлением прислушалась к собственному голосу — говорила спокойно и внятно.

Он медленно поднял ружье. В этот момент послышался шум мотора.

Какое-то мгновение он колебался, но потом Мак Маккортни включил сирену, которая зазвучала, словно вой большого зверя. Полицейская машина подъехала к сараю.

— Не будь идиотом, Филип. Опусти ружье, иначе у тебя будут серьезные проблемы. Ты либо умрешь, либо загремишь за решетку, где больше никогда не сможешь набраться.

Шериф говорил это спокойным, негромким голосом. Гейтс прислонил ружье к стене дома. Маккортни надел на него наручники и посадил на заднее сиденье полицейского автомобиля, отгороженное металлической решеткой.

Очень осторожно, словно ступая по тонкому льду, Р. Дж. вошла в дом.

У Летти Гейтс были многочисленные синяки, а также трещины в левой локтевой кости, девятом и десятом ребрах с правой стороны. Р. Дж. вызвала «скорую», когда та вернулась после транспортировки водителя слетевшей с дороги фуры.

У миссис Гейтс была сломана рука. Ей наложили шину и привязали руку к груди. К тому времени как ее увезла карета «скорой помощи», шериф успел поменять колесо на машине Р. Дж. Из-за разбитых фар она не видела дороги, потому ей пришлось медленно ехать за полицейской машиной, спускавшейся с горы.

Вернувшись домой, она начала раздеваться, села на край кровати и разрыдалась.

На следующий день у нее было много работы, однако Деннис Стенли, один из помощников шерифа, работавших на полставки, отвез ее машину в Гринфилд, где купил новую запаску и поменял фары. Потом Деннис отправился в тюрьму графства и вручил счета за ремонт автомобиля Филу Гейтсу, пояснив, что судья может проявить снисхождение и рассмотрит возможность освобождения под залог, если Фил скажет, что ему очень жаль и немедленно оплатит счета за ремонт машины. Деннис привез Р. Дж. подписанный Гейтсом чек и отремонтированную машину, посоветовав немедленно обналичить чек, что она и сделала.

В декабре наступило непродолжительное затишье. Р. Дж. была ему чертовски рада. Ее отец решил навестить на Рождество друзей во Флориде и поинтересовался, сможет ли она посвятить ему четыре дня, начиная с девятнадцатого декабря, чтобы отметить праздники.

Такое раннее празднование Рождества почти совпало с Ханукой, потому Дэвид и Сара сообщили, что с радостью приедут на праздничный ужин.

Р. Дж. срезала в лесу небольшое еловое деревце и приготовила замечательный ужин на четверых.

После ужина они обменялись подарками. Р. Дж. подарила Дэвиду картину и большую коробку конфет. Для отца купила кувшин кленового сиропа у Рошей и банку меда. Для Сары она приготовила собрание сочинений Джейн Остин. Отец подарил ей бутылку французского бренди, а Дэвид — сборник стихов Эмили Дикинсон. Сара связала для Р. Дж. пару варежек из некрашеной пряжи и подарила третий сердечный камень в ее коллекцию. Она сказала Р. Дж., что эти подарки в некотором смысле и от Бобби Хендерсона.

— Шерсть — от овец, выращенных его матерью, а камень я нашла в их амбаре.

Отец Р. Дж. старел. Он стал более задумчивым, тихим и грустным. Он привез виолу да гамба. Артрит так сильно поразил его руки, что ему было больно играть, но он настоял на том, чтобы исполнить несколько композиций. Когда обмен подарками закончился, она села за пианино и они сыграли серию дуэтов, которым, казалось, не будет конца. Праздник удался даже лучше, чем День благодарения. Это было лучшее Рождество в жизни Р. Дж.

После того как Дэвид и Сара уехали домой, отец Р. Дж. распахнул дверь и вышел на крыльцо. На улице был небольшой мороз, потому снег покрылся тонкой коркой наста, а луг пересекала лунная дорожка, словно это было озеро.

— Послушай, — попросил отец.

— Что?

— Как тихо и спокойно.

Они молча дышали морозным воздухом. Стояла безветренная и безмолвная ночь.

— Тут всегда такое умиротворение? — спросил он.

Р. Дж. улыбнулась.

— В основном да, — ответила она.

27 Холодный сезон

Однажды Дэвид приехал к Р. Дж. днем, когда ее не было дома, и тщательно протоптал тропу в лесу, чтобы походить по ней на лыжах. Тропа была слишком короткой, ее можно было пройти на лыжах очень быстро. Они решили, что удлинят ее к следующей зиме.

В холодное время года лecá стали совсем другими. Р. Дж. и Дэвид видели следы зверей, которые летом остались бы незамеченными: оленя, норки, енота, дикой куропатки, рыси. Однажды они набрели на оборванный след кролика. Дэвид поворошил снег лыжной палкой, и они увидели замерзшую кровь и кусочки белой кроличьей шерсти в том месте, где кормилась сова.

В холмах снег был серьезным препятствием. Прислушавшись к предложению Дэвида, Р. Дж. купила пару снегоступов и научилась ими пользоваться. Она держала их в машине «на всякий случай». На самом деле ей не пришлось пользоваться ими в ту зиму. Но в начале января случилась метель, которую даже старожилы назвали небывалой. В тот день после суток беспрерывного сильного снегопада у Р. Дж. зазвонил телефон, когда она завтракала.

Это была Бонни Рош.

— Доктор Коул, у меня ужасная боль в боку, и меня тошнит так сильно, что пришлось бросить коров.

— У вас лихорадка?

— Температура тридцать восемь. Бок очень болит.

— Какой бок?

— Правый.

— Вверху или внизу?

— Вверху. Я не знаю. Где-то посередине вроде.

— Вам удаляли аппендицит?

— Нет. О боже, доктор Коул. Мне нельзя в больницу, никак нельзя. Мы не можем себе этого позволить.

— Давайте не будем пороть горячку. Я выезжаю немедленно.

— Вы сможете добраться только до шоссе. Нашу дорогу никто не расчищал.

— Держитесь, — решительно сказала Р. Дж. — Я доберусь.

Их подъездная дорога была километра два длиной. Р. Дж. вызвала из города группу санитаров на снегоходах. Они встретились у начала дороги Рошей, и очень скоро Р. Дж. сидела за спиной Яна Смита, обняв его и спрятав голову, пока они продвигались по засыпанному снегом тракту.

Прибыв на место, Р. Дж. сразу же поняла, что у Бонни аппендицит. Конечно, снегоход был не самым удачным транспортным средством для пациента с воспаленным аппендиксом, но в сложившейся ситуации выбирать не приходилось.

— Я не могу ехать в больницу, Пол, — сказала Бонни мужу. — Я не могу, черт возьми, и ты это знаешь.

— Не волнуйся. Положись на меня, — сказал Пол Рош.

Это был высокий, очень худой мужчина двадцати пяти лет, который выглядел еще слишком молодым, чтобы употреблять алкоголь. Каждый раз, когда Р. Дж. приезжала к ним на ферму, он работал. Каждый раз, когда она встречала его, у него было озабоченное выражение лица.

Несмотря на протесты Бонни, ей помогли забраться на снегоход Денниса Стенли, который тут же медленно двинулся в обратный путь. Бонни согнулась, держась за бок рукой. На расчищенном шоссе их ждала карета «скорой помощи» и санитары. «Скорая» тут же увезла женщину, оглашая окрестности воем сирены.

— Насчет денег, доктор Коул… У нас нет страховки, — сказал Пол.

— Вы смогли заработать на ферме в прошлом году тридцать шесть тысяч долларов?

— На ферме? — Он горько улыбнулся. — Вы шутите, наверно?

— Значит, больница не имеет право брать с вас деньги, по закону Хилла-Бартона. Я прослежу, чтобы вам прислали документы на подпись.

— Вы серьезно?

— Да. Но боюсь, что закон Хилла-Бартона не покрывает гонорары врачей. О моем чеке не беспокойтесь, — скрепя сердце заметила она. — Но вам определенно придется заплатить хирургу, анестезиологу, радиологу и патологу.

Р. Дж. с сожалением увидела печаль в его глазах.

Тем же вечером она рассказала Дэвиду об этой истории.

— Закон был призван защитить малообеспеченных и незастрахованных людей от катастрофы, однако он не работает, потому что покрывает лишь оплату больнице. У Рошей очень сложное финансовое положение. Чрезмерные расходы могут пустить их по миру.

— Больница поднимает цены, чтобы страховые компании покрывали то, что они не могут собрать с пациентов вроде Бонни, — задумчиво сказал Дэвид. — А страховые компании поднимают свои расценки, чтобы покрыть увеличивающиеся издержки. Таким образом, каждый, кто покупает страховой полис, в итоге оплачивает счет Бонни.

Р. Дж. кивнула.

— Это глупая система. В США живет тридцать семь миллионов человек, у которых вообще нет никакой страховки. Любая другая ведущая мировая держава, будь то Германия, Италия, Франция, Япония, Англия, Канада, гарантирует всем гражданам медицинское обслуживание, расходуя на это намного меньше, чем мы. Это позор для страны.

Дэвид вздохнул.

— Не думаю, что Пол сможет добиться успеха как фермер, даже если они решат эту проблему. Земля в холмах не очень плодородная и довольно каменистая. У нас есть несколько картофельных полей и фруктовых садов. Некоторые фермеры выращивают табак. Но лучше всего здесь растет трава. Вот почему когда-то у нас было так много молочных ферм. Однако правительство больше не поддерживает молочные фермы. Единственные производители молока, которые могут на нем нормально заработать, это крупные хозяйства, огромные фермы с гигантскими стадами в таких штатах, как Висконсин и Айова.

Эта тема затрагивалась в его книге.

— Маленькие фермы в этом регионе лопнули, как воздушные шарики. Ферм осталось мало, потом исчезла система поддержки сельских хозяйств. Остался всего один или два ветеринара, которые обслуживают стада. Торговцы сельхозтехникой отошли от дел, потому, если фермеру нужна запчасть для трактора или пресса, ему надо ехать в другой штат. Мелкий фермер обречен. Остались лишь те, кто имеет хоть какое-то состояние, либо люди вроде Бонни и Пола. Безнадежные романтики.

Р. Дж. вспомнила, как отец охарактеризовал ее желание работать в глубинке, сравнив ее с ковбоем, который ищет исчезнувшие прерии.

Дэвид усмехнулся.

— Очень точное сравнение.

— Романтика — это хорошо.

Р. Дж. решила во что бы то ни стало помочь Полу и Бонни остаться на ферме.

Сара уехала в Нью-Хейвен на выступление школьного драмкружка с постановкой «Смерти коммивояжера» Артура Миллера. Дэвид почти застенчиво попросился переночевать у нее.

Это была еще одна морщинка на гладкой поверхности их отношений. Она была ему рада, но внезапно он оказался в ее жизненном пространстве в более серьезном статусе, чем прежде, а к этому надо было привыкнуть. Они занимались любовью. Потом он лежал в ее комнате, заняв больше половины кровати, и спал так сладко, словно провел у нее уже тысячу ночей.

В одиннадцать часов, не в силах уснуть, Р. Дж. выскользнула из постели и направилась в гостиную, где включила телевизор, чтобы послушать вечерние новости. По одному из каналов какой-то сенатор осуждающе говорил о Хиллари Клинтон, называя ее «неисправимой мечтательницей», поскольку она хотела провести через конгресс закон об общем медицинском страховании. Сам сенатор был миллионером, чьи медицинские проблемы решались бесплатно в военном госпитале в Бетесде. Р. Дж. сидела перед мерцающим экраном и шепотом проклинала его, пока не начала смеяться над собственной глупостью. Потом она выключила телевизор и вернулась в постель.

Снаружи стонал и вздыхал ветер, холодный, как сердце сенатора. Так приятно было прижаться к теплому боку Дэвида. Вскоре Р. Дж. крепко заснула.

28 Кленовый сок

Приход весны застал Р. Дж. врасплох. Когда началась четвертая неделя безынтересного и унылого февраля, а в душе Р. Дж. все еще стояла глубокая зима, она начала замечать людей, работающих в лесу и на обочинах дорог. Они втыкали в клены палочки и ставили под ними на землю ведра или тазы. Начало марта принесло необходимую для сладкого кленового сока погоду — морозные ночи и теплые дни.

Немощеные дороги каждое утро отмерзали и превращались в непролазную грязь. Р. Дж. ощутила все прелести весны, когда свернула на грунтовку, ведущую к дому Рошей. Машина очень скоро забуксовала, зарывшись в грязь по самый кузов.

Выбравшись из салона, Р. Дж. начала разматывать трос лебедки. Она направилась к крупному крепкому дубу, обвязала вокруг него трос и закрепила его крюком.

Лебедка была оборудована пультом дистанционного управления. Р. Дж. встала возле машины и нажала кнопку, с радостью наблюдая, как трос медленно натянулся и колеса с чавкающим звуком вылезли из густой жижи. Когда машина проехала вперед к дубу около десяти метров, Р. Дж. остановила лебедку и завела двигатель. Включив полный привод и убрав лебедку, она поехала к дому Рошей.

Бонни была дома после операции. Она все еще не могла выполнять тяжелую работу, потому Сэм Рош, пятнадцатилетний брат Пола, приходил каждое утро перед школой и каждый вечер после ужина, чтобы подоить коров. Пол устроился грузчиком на ножевую фабрику в Бакленде, чтобы хоть как-то заплатить по счетам. Он возвращался домой каждый день после трех, остаток дня собирал кленовый сок и проваривал его с сахаром до самого рассвета. Это было тяжело — собирать и варить сто пятьдесят литров кленового сока, чтобы получить один литр сиропа, но за него хорошо платили, а Рошам был важен каждый доллар.

— Я боюсь, доктор Коул, — сказала Бонни. — Я боюсь, что он не выдержит напряжения. Боюсь, что кто-то из нас снова заболеет. Если это случится, прощай ферма.

Р. Дж. боялась того же, но отрицательно покачала головой.

— Мы не позволим этому случиться, — сказала она.

Некоторые моменты она никогда не забудет.

Двадцать второе ноября 1963 года. Она была на уроке латыни в девятом классе, когда услышала, как двое учителей обсуждают в коридоре убийство Кеннеди в Техасе.

Четвертое апреля 1968 года. Р. Дж. несла книги в Бостонскую публичную библиотеку и увидела плачущую библиотекаршу, которая рассказала ей, что убили Мартина Лютера Кинга-младшего.

Пятое июня того же года. Она была на свидании и целовалась с мальчиком возле квартиры, где жила с отцом. Р. Дж. помнила, что мальчик был полным и играл на кларнете, но имя вспомнить не могла. Он коснулся ее груди, затянутой в бюстгальтер и толстый свитер. Р. Дж. пыталась придумать, как себя повести в такой ситуации, и в этот момент по радио в машине отца сообщили, что в Роберта Кеннеди стреляли и он умер от полученных ранений.

Было еще несколько подобных моментов. Убийство Леннона и взрыв челнока «Челленджер» в 1986 году.

Теперь, дождливым мартовским утром в доме Барбары Кингсмит, она пережила еще один подобный момент.

У миссис Кингсмит была серьезная почечная инфекция, которая, однако, никак не повлияла на ее разговорчивость. Она выражала недовольство цветами, в которые покрасили стены здания городской управы. Р. Дж. уловила несколько слов из телевизионной новостной сводки. Дочь миссис Кингсмит смотрела телевизор в подвале, и до Р. Дж. иногда долетали обрывки фраз.

— Извините, — сказала она миссис Кингсмит и спустилась в подвал. По телевизору передавали, что во Флориде активист движения против абортов Майкл Гриффин застрелил доктора Дэвида Ганна, врача, работавшего в клинике, где делали аборты.

Активисты движения начали собирать деньги, чтобы нанять для Гриффина лучшего адвоката.

Р Дж. стало плохо от страха.

Когда она уехала от Кингсмитов, то направилась прямиком к дому Дэвида и застала его в кабинете.

Он обнял ее, утешил, выслушал ее рассказ о сотнях перекошенных лиц, которые ей довелось увидеть, когда она работала в такой же клинике. Она поведала ему о глазах, в которых сквозила ненависть, о том, что теперь поняла, чего всегда боялась, пока там работала. Она боялась, что на нее тоже вот так наставят дуло пистолета и нажмут на спусковой крючок.

Р. Дж. навещала Эву чаще, чем от нее требовалось. Квартира Эвы была недалеко от офиса Р. Дж., и она заходила, чтобы проведать старуху и послушать рассказы о прежних временах.

Обычно она приносила с собой мороженое. Они ели и разговаривали. У Эвы был живой ум и хорошая память. Она рассказала Р. Дж. о танцах, которые проводились на втором этаже городской управы по субботам. Туда приходили все горожане и приводили детей. Она вспомнила, как на Большом пруду сооружали ледяной дворец. Около ста мужчин вырезали для него блоки изо льда. Эва рассказала об одном весеннем утре, когда нагруженная льдом телега и упряжка из четырех лошадей провалились под лед. Все лошади и человек по имени Чинк Рот утонули.

Эва оживилась, когда узнала, где поселилась Р. Дж.

— Я почти всю жизнь прожила где-то в двух километрах от того места. Наша ферма была немного дальше.

— Там, где сейчас живут Фреда и Хэнк Крантцы?

— Да. Они купили ее у нас. — Земля Р. Дж раньше принадлежала человеку по имени Гарри Кроуфорд. — У него была жена Розали. Землю он тоже купил у нас и построил дом, в котором ты сейчас живешь. На реке у него была небольшая мельница, которая вырабатывала электричество. Он брал древесину из вашего леса и делал из нее разные штуки — ведра, кадки для масла, разные весла, ярма для быков, кольца для салфеток, иногда мебель. Мельница сгорела много лет назад. На берегу еще можно различить фундамент, если присмотреться. Я помню, мне тогда было лет восемь или девять. Я гуляла там и смотрела, как строили твой дом. Там был Гарри Кроуфорд и еще двое мужчин. Тех двоих не помню, но мистер Кроуфорд сделал мне колечко из гвоздика. — Эва взяла Р. Дж. за руку. — Потому мне кажется, что мы с тобой соседи.

Р. Дж. подробно расспрашивала Эву, надеясь, что воспоминания о Кроуфордах смогут пролить свет на останки ребенка, найденные возле ее дома. Но об этом она ничего не узнала.

Спустя несколько дней Р. Дж. зашла в старый каркасный дом на Мейн-стрит, где располагался исторический музей города. Она просмотрела записи местного исторического общества, многие из которых были пожелтевшими и довольно хрупкими. У Кроуфордов было четверо детей. Сын и дочь, Тайрон Джозеф и Линда Рей, умерли молодыми и были похоронены на главном городском кладбище. Еще одна дочь, Барбара, умерла взрослой в городе Итака, штат Нью-Йорк. В замужестве у нее была фамилия Севалл. Сын, Гарри Гамильтон Кроуфорд-младший, переехал в Калифорнию много лет назад. Больше о нем никто ничего не слышал.

Гарри и Розали Кроуфорд были членами Первой конгрегационалистской церкви Вудфилда. Они похоронили двоих детей на городском кладбище. Р. Дж. задалась вопросом, могли ли они предать земле еще одного ребенка в чистом поле, без надгробного камня?

Едва ли. Если только, конечно, с этим младенцем не была связана какая-нибудь история, которой Кроуфорды очень стыдились.

Загадка так и осталась неразгаданной.

Между Р. Дж. и Тоби Смит установились теплые, дружеские отношения. Они становились близкими подругами и могли говорить о серьезных вещах. От этого Р. Дж. было еще больнее, когда она понимала, что не может помочь ей забеременеть.

— Ты говоришь, что моя внутриматочная биопсия в норме и сперма Яна тоже. И мы старались четко следовать твоим советам.

— Иногда мы просто не знаем, почему женщина не может забеременеть, — сказала ей Р. Дж., чувствуя себя виноватой в том, что не может им помочь. — Мне кажется, тебе нужно съездить в Бостон и посоветоваться со специалистом. Или в Дармут.

— Я не думаю, что смогу уговорить Яна поехать. Он устал от всего этого. Мы оба устали, — угрюмо сказала Тоби. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Тогда Р. Дж. завела разговор о Дэвиде.

Но Тоби как-то вяло на это отреагировала.

— Кажется, Дэвид тебе не очень нравится?

— Это не так, — возразила Тоби. — Мне кажется, он хороший. Большинству моих знакомых он нравится, но никто из тех, кого я знаю, не сблизился с ним. Он вроде как… весь в себе, если ты понимаешь, о чем я.

Р. Дж. понимала.

— Важнее то, нравится ли он тебе.

— Нравится, но это не самый важный вопрос. Важнейший вопрос в том, люблю ли я его.

Тоби удивленно подняла брови.

— И каков важнейший ответ?

— Я не знаю. Мы абсолютно разные. Он говорит, что сомневается в религии, но живет в очень духовном месте. Это место настолько духовно, что я едва ли смогу когда-нибудь разделить его с ним. Я раньше верила только в антибиотики. — Она невесело усмехнулась. — Теперь я даже в них не верю.

— Так к чему вы идете?

Р. Дж. пожала плечами.

— Скоро мне придется принять решение, в противном случае это было бы нечестно по отношению к нему.

— Сложно представить, чтобы ты могла поступить с кем-нибудь нечестно.

— Не поверишь, но такое бывает.

Дэвид почти закончил книгу. Им доводилось видеться реже. Он вот-вот должен был завершить важное начинание, и Р. Дж. радовалась за него.

Часть свободного времени она проводила в одиночестве. Гуляя вдоль реки, она нашла фундамент мельницы Гарри Кроуфорда, большие тесаные камни. Вокруг фундамента выросли кусты и деревья, скрыв его, а несколько камней обрушилось в реку. Она хотела поскорее показать это место Дэвиду.

Возле одного из каменных блоков она обнаружила маленький сердечный камень из голубого минерала, который не смогла определить. Она сомневалась, что в нем была заключена какая-нибудь магия.

Поддавшись неожиданному импульсу, она позвонила Саре.

— Хочешь в кино?

— Конечно хочу.

Р. Дж. показалось, что это глупая затея, но все прошло отлично. Они поехали в Питтсфилд, поужинали в тайском ресторане и посмотрели фильм.

— Повторим, лады? — спросила Р. Дж.

— Конечно.

Но потом она с головой ушла в работу, и три или четыре недели пролетели незаметно. Несколько раз она видела Сару на улице. Сара улыбалась ей. Теперь Р. Дж. было приятнее и легче встречаться с ней.

Однажды днем в субботу Сара удивила Р. Дж., приехав на Хаиме к ней домой. Соскочив с лошади, она привязала поводья к крыльцу.

— Привет. Как мило с твоей стороны! Чай будешь?

— Привет. Да, пожалуйста.

Р. Дж. как раз закончила печь лепешки по рецепту Эвы Гудхью и подала их на стол.

— Может, чего-то не хватает? Что скажешь? — спросила она с сомнением.

Сара взяла одну.

— Могла быть полегче… Скажи, много причин могут вызвать задержку? — спросила она, и Р. Дж. тут же забыла о трудностях с выпечкой.

— Ну, да. Много. Это первая задержка? Раньше такое было?

— Было уже несколько задержек.

— Понятно, — весело сказала Р. Дж., стараясь не выказывать озабоченности. — Другие симптомы есть?

Сара сказала, что бывает рвота и тошнота.

— Можно сказать, что утром нездоровится.

— Ты спрашиваешь для подруги? Может, она хотела бы зайти ко мне провериться?

Сара взяла лепешку и, казалось, задумалась, кусать или нет, потом положила ее обратно на тарелку. Она взглянула на Р. Дж. с тем же сомнением, с каким только что смотрела на лепешку. Когда она заговорила, в ее голосе чувствовалась легкая горечь и дрожь.

— Я спрашиваю не для подруги.