Голливуд
Кир нахмурился, когда громко затрезвонил телефон, и поднял глаза от сценария, который читал, в надежде, что кто-нибудь ответит. Судя по всему, никто не собирался, так что после седьмого звонка он взял трубку и откинулся на спинку кожаного кресла.
— Слушаю.
— Это мистер Хакорт?
— Да.
— Вы — муж Ориел Сомервилл, дочери покойного Дункана Сомервилла?
Кир сдвинул брови и выпрямился.
— Да.
— Мое имя вам ничего не скажет, однако представлюсь: меня зовут Дэниел Бернштейн. Я много лет был хорошим другом Дункана Сомервилла.
Кир снова расслабился и улыбнулся.
— Да, я помню, Дункан про вас рассказывал. Вы вместе работали в комитете в Швейцарии, верно?
Он устало потер лоб, печатные строчки второсортного сценария сливались. Три месяца назад Кир закончил свой последний фильм, тот должен выйти на экраны перед Рождеством, и сейчас искал новый сценарий. Он всегда мучился, вынужденно отдыхая месяца по три после каждого фильма. Голливуд быстро менялся, появлялись шустрые молодые ребята, стремящиеся лишить его короны «лучшего режиссера».
Иногда он напоминал себе белку в колесе, старающуюся бежать как можно быстрее, но остающуюся на одном месте.
— Совершенно правильно, — сказал голос на другом конце значительно более теплым тоном. — Я должен был поехать с ним в Монте-Карло, но семейные дела в последний момент мне помешали.
— Я рад, что вы не поехали.
— Да… — Собеседник поколебался, потом откашлялся. — Вот какие дела, мистер Хакорт. Я сейчас в Лос-Анджелесе. В «Фарлиз». Не мог бы я приехать, чтобы поговорить?
— Сейчас? — удивился Кир.
— Да, если это не слишком для вас неудобно. Я… У меня есть новости, которые мне не хотелось бы сообщать по телефону.
— Хорошо. — Кир взглянул на часы. — Жду вас через полчаса. Вы дорогу знаете?
— Полагаю, каждый таксист в городе знает ваш адрес. — Собеседник рассмеялся и, не говоря больше ни слова, отсоединился. Кир несколько секунд смотрел на трубку, потом пожал плечами и положил ее, уговаривая себя, что нет причин для тревоги — Дункан погиб одиннадцать лет назад. И все же он не смог вернуться к чтению так называемого триллера, а налил себе немного виски с содовой и прошел со стаканом в гостиную.
Кир знал, что Парис в бассейне, где он последнее время практически жил, готовясь к чемпионату Калифорнии, который состоится через месяц. Бетани ушла на лекцию по университетской системе Оксфорда, а куда подевалась Джемма, он как обычно понятия не имел. Он уже несколько недель собирался поговорить с ней, потому что ночами ему стали сниться кошмарные сны про наркоманов или еще похуже, но Ориел возражала.
— Если ты сейчас станешь ей что-то запрещать, то только напортишь, она пойдет вразнос. Поверь мне, я знаю, — сказала Ориел, беря его за руку. — Я за ней присмотрю. По-своему. Доверься мне.
Разумеется, Кир ей доверял. Он снова взглянул на часы и понадеялся, что она вернется с собрания благотворительного фонда в пользу голодающих в Африке, чтобы вместе с ним встретить их таинственного гостя.
Он растянулся на кушетке в гостиной и включил телевизор. Несколько его ранних фильмов купили ведущие телевизионные каналы. Было бы интересно посмотреть их с расстояния в десятилетие. Но тут он услышал шум в холле, и мысленным взором увидел, как жена снимает туфли. Теперь она носила волосы до плеч, слегка их завивала и красила, чтобы скрыть появившуюся седину. Фигура же осталась такой же стройной, а лицо из по-девичьи хорошенького стало по-женски красивым.
— Кир? — позвала она, и от ее чистого, мягкого голоса у него как всегда екнуло сердце.
— Я здесь, милая.
Она повернулась на звук его голоса, вошла и, улыбаясь, села к нему на кушетку. Он ощутил свежий запах роз, исходящий от ее волос, приподнялся и поцеловал ее в шею.
— Не помогает? — спросила она, беря его стакан и отпивая маленький глоток.
Он рассказал ей о телефонном звонке, и она с тревогой взглянула на него.
— Больше он ничего не сказал?
— Не-а.
— Интересно, что ему нужно?
— Скоро узнаем. Если не ошибаюсь, подъехала машина. — Через пару минут раздался звонок в дверь, и Дженни, их экономка и по совместительству кухарка, открыла дверь. Ориел пересела в кресло, а Кир поднялся, приветствуя незнакомца. Тот был среднего роста, с коротким ежиком седых волос и улыбчивыми карими глазами. Одет он был в помятый синий костюм без галстука. Двигался резко, как породистая собака.
— Добрый день, мистер Хакорт.
— Добрый день, мистер Бернштейн. Это моя жена.
Мужчина повернулся, заметил Ориел и расплылся в улыбке. Подошел к ней, взял ее руку и поклонился со старомодной учтивостью.
— Миссис Хакорт! Ваш отец часто рассказывал, какая у него красивая дочь, но, должен признаться, я думал, что он, как и все отцы, преувеличивает. Теперь я вижу, что был несправедлив к Дункану.
Ориел чуть покраснела и кивком предложила ему кресло.
— Пожалуйста, садитесь. Что предпочитаете выпить?
— О, сухое шерри, если вас не затруднит, пожалуйста. — Гость сел напротив кушетки. Он явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Ориел протянула ему рюмку и снова села рядом с Киром на кушетку.
— Полагаю, мой звонок был для вас полной неожиданностью и вы недоумеваете, в чем же дело?
Ориел взглянула на Кира, который легко прочел в ее глазах то, что она хотела сказать, и наклонился вперед, поставив локти на колени.
— Да, нам любопытно. Это имеет отношение к Дункану и его работе?
— Да, да, вот именно. Скорее это имеет отношение к его смерти и человеку, проживающему в Монте-Карло, который, по нашим предположениям, — Вольфганг Мюллер. Простите, вы в курсе этого вопроса?
— Да, — резко ответила Ориел, неожиданно почувствовав, как озябла спина. — По-видимому, вам что-то стало известно, мистер Бернштейн, иначе зачем вам сюда приезжать?
Дэниел Бернштейн задумчиво кивнул.
— Да, миссис Хакорт, мы кое-что узнали. Моссад, вернее тот его отдел, который занимается бывшими нацистскими преступниками, нашел несколько человек, которым удалось спастись из концентрационного лагеря, и они готовы присягнуть, что Д'Арвилль на самом деле Мюллер. Мы также расследуем вероятность того, что адъютанту Мюллера удалось скрыться с весьма важными документами. Мы его сейчас ищем.
Кир нахмурился.
— Довольно много времени вам на это понадобилось, верно?
Бернштейн печально улыбнулся.
— Так всегда бывает. Если бы вы видели весь этот хаос… — Он пожал плечами, и от этого движения рукав плохо сшитого костюма пополз наверх, и Кир с ужасом увидел бледно-голубые цифры, наколотые на запястье мистера Бернштейна.
— Простите, — сказала он, понимая, что говорит ерунду, но не придумав ничего лучшего. Дэниел Бернштейн снова печально улыбнулся и покачал головой.
— Мы самоотверженно пытаемся предать нацистов суду, несмотря на всю ту помощь, которую они получают от Соединенных Штатов и Британии, а также других стран.
— Штаты покрывают нацистских преступников? — удивилась Ориел. Голос ее зазвенел от ужаса. Старик снова устало пожал плечами.
— Вот именно. Но не это привело меня сюда. Мы Нашли кое-какие свидетельства по поводу автокатастрофы, в которой погибли ваш отец и другие мои дорогие друзья. Так вышло, что… один мой приятель, живущий в Монте-Карло, случайно узнал, что какой-то детектив занимается Мюллером. Естественно, мой… друг подкупил этого человека, и тот отдал ему копии найденных им документов. Там есть некоторые несоответствия насчет водителя грузовика и кое-что еще, заставляющее нас предположить, что…
— …Что мой папа был убит, — быстро перебила Ориел. Ее голос помертвел от шока, и Дэниел Бернштейн беспомощно развел руками.
— Да, мадам. Я приехал, чтобы узнать, нет ли у вас каких-либо бумаг отца, которые помогли бы нам снова открыть дело Мюллера.
Ориел, бледная, но собранная, покачала головой.
— Нет, я… нет. Может быть, у мамы. Вам ее надо спросить.
Кир сжал ее руку, и она на короткое мгновение закрыла глаза. Перед ее взором возникло лицо отца. Он был таким добрым, мягким. И был убит каким-то нацистом… Поверить невозможно! Но вот же сидит этот маленький человечек с татуировкой и кошмарными воспоминаниями, пьет шерри в ее гостиной и все ей рассказывает.
— Я и сам так подумал. Я даже пытался разыскать миссис Сомервилл в Атланте, но не смог. Надеялся, что вы дадите мне ее адрес.
Ориел кивнула.
— Разумеется. Она вышла замуж несколько лет тому назад.
— А, понятно. — Дэниел подождал, пока Ориел рылась в сумке в поисках бумаги и быстро написала адрес, по которому мать и Кайл жили последние восемь лет.
Ориел давно уже пережила свою детскую неприязнь к Кайлу. Теперь они регулярно встречались в День благодарения и на Рождество, а ее дети просто обожали Кайла, особенно Парис, считавший его своим старшим братом.
Некоторым образом Ориел даже зауважала мать, когда та сочеталась браком со своим многолетним любовником. Безусловно, она дала пищу сплетням, выйдя замуж за человека на Несколько лет себя моложе и к тому же бедного.
Дрожащей рукой Ориел протянула записку с адресом старику. Дэниел поднялся, чтобы взять листок, он явно спешил. Кир обнял Ориел за дрожащие плечи, и они вместе проводили Бернштейна до дверей.
— Держите нас в курсе дела, хорошо? — попросил Кир.
Дэниел Бернштейн заверил его в этом, откланялся и ушел.
За несколько тысяч миль от Голливуда Уэйн Д'Арвилль сошел с трапа самолета в Гонолулу, где ему на шею тут же повесили обязательную гирлянду из душистых цветов. Куда ни посмотришь — везде богатая тропическая растительность, белые башни гостиниц, голубые бассейны и булькающие фонтаны. Он бегло заметил дождевые деревья, сейчас в полном цвету. Такси мчало его к знаменитому Розовому дворцу, или Королевскому Гавайскому отелю, где часто останавливались кинозвезды и члены королевских семей. Водитель такси явно хотел выбиться в гиды и снабжал его ненужной информацией о городе. Уэйн охотно дал бы ему огромные чаевые, только бы тот заткнулся.
Он устал от перелета и хотел отдохнуть, прежде чем отправиться к человеку, в поисках которого объехал едва ли не полмира.
Улицы быстро проносились мимо. Кругом толпы отдыхающих. В этом отношении город напомнил ему Испанию, и от этих воспоминаний его передернуло. Уж лучше бы он туда не ездил.
— Вот и приехали — Розовый дворец. С вас двадцать долларов.
Уэйн дал ему пятьдесят и не стал ждать сдачу, слишком устал. Коридорный проворно выхватил его чемодан из багажника такси и провел через роскошный сад с пальмами и фонтанами. В холле с высоким потолком он подошел к конторке и снял номер, не обращая внимания на маленький фонтан в центре, в чаше которого между лилиями плавали тропические рыбки.
— Желаете поужинать внизу, мистер Д'Арвилль, или послать вам ужин сюда? — спросил коридорный, когда Уэйн прошел через четырехкомнатный номер на балкон, который выходил прямо на океан, а внизу мужчины и женщины лежали вдоль бортиков бассейна, напомнив ему коптящихся рыб.
— В номер. Принесите меню.
Коридорный кивнул, заулыбался при виде чаевых и поспешил уйти. Вошла горничная и начала распаковывать его вещи, но он даже не обернулся. Гостиница располагалась среди массы тропических растений — рододендронов, бугенвиллеи, гибискуса и цветов под названием «райские птицы». Лилии и орхидеи росли повсюду, как сорняки, но Уэйна не тронула ни их красота, ни великолепие самого знаменитого в мире пляжа — Вайкики.
Когда вошел коридорный, он обернулся и взял у него меню в кожаном переплете. От усталости он почти не чувствовал голода и не заметил, что меню было столь же экзотичным, как и окружающая обстановка. Он заказал телячью отбивную, кокосовый пудинг и бутылку белого вина, предупредив, чтобы вино было лучшего качества. Ему не хотелось читать список вин, который, он был уверен, наверняка окажется длиной в милю.
Ужин принесли быстро. Уэйн так же быстро его съел и сразу же завалился в постель. Проснулся он уже на следующий день после полудня. Вероятно, он таки не забыл повестить на двери табличку «Не беспокоить!». В последнее время он все чаще делал вещи, о которых потом не помнил. Надо будет обсудить это с Себастьяном. Он наверняка знает. Себастьян о нем позаботится.
Он принял душ, оделся, пошел в ресторан и заказал кофе и салат. Потом побеспокоился о том, чтобы взять напрокат машину. Ему дали лимузин с шофером, который знал город как свои пять пальцев. Ему даже гарантировали: водитель не болтлив. Что его вполне устраивало.
Прочитав адрес в блокноте, который прислало ему детективное агентство, он улыбнулся впервые за этот день. Он смотрел по сторонам с большим интересом, чем накануне, пока лимузин вез его на северо-восток, к бухте Канеохе, где в сравнительной роскоши под именем Билли Хокера, отставного пивного барона из бывшей Югославии, жил лейтенант Фридрих Хейнлих.
Пивной барон. Уэйн снова улыбнулся, вспомнив катер, который вез его, отца, мать и младшего брата, удиравших из Германии через озеро Констанс. Хейнлих тоже был на борту, но знал об этом один Уэйн. И он промолчал, хотя понимал, что его отец отдал бы все, чтобы добраться до Хейнлиха. Вспомнит ли его человек, прятавшийся под брезентом, уверенный, что сын Вольфганга Мюллера вот-вот выдаст его?
Машина проехала по шоссе вдоль великолепного побережья, свернула в сторону и остановилась у низкого бунгало, перед которым находился бассейн в форме почки и ухоженный сад с двумя сторожевыми собаками. Уэйн велел шоферу остаться в машине, а сам вышел.
Хейнлих, старый и обрюзгший, сидел у бассейна. Он спокойно и без тревоги наблюдал, как из впечатляющего лимузина вылез посетитель, и медленно выпрямился, когда тот остановился перед ним. Будучи богатым вдовцом, Хейнлих привык к визитам незнакомых людей, обычно доставляющих ему приглашения на разные мероприятия, но этот высокий незнакомец определенно не был чьим-то мальчиком на побегушках. Он почувствовал, что цепенеет, еще до того, как незнакомец открыл рот. Было в нем что-то странно знакомое, что-то из далекого прошлого.
— Да? Чем могу вам помочь? — спросил он более резко, чем обычно. Уэйн поднял одну бровь, подивившись явному американскому акценту. Разумеется, Хейнлих жил на острове несколько десятилетий. Наверняка добывал деньги шантажом в нужных местах. Интересно, куда разбросала жизнь бывших приятелей отца и сколько им пришлось выплатить этому лысеющему малосимпатичному человеку, чтобы тот не болтал. Украденные досье обеспечили его на всю жизнь.
— Полагаю, что скорее следует спросить, что вы можете для меня сделать… герр Хейнлих.
Человек, называвший себя Билли Хокером столько лет, что и считать противно, побелел как простыня.
— Mein Gott… — пробормотал хозяин бунгало, неуклюже поднялся и посмотрел в голубые глаза Уэйна. — Пойдемте, — с трудом выговорил он.
Уэйн прошел за бывшим нацистом во внушительный дом. Внутри было прохладно, на полу — керамические плитки, белые стены с нишами, в которых висели гавайские маски. В темного дерева шкафу со стеклянными дверцами гордо красовались народные инструменты — гитары, укеле, флейты, барабаны. Уэйн прошел мимо пышных растений, вьющихся по ратановой ширме, в сверхсовременную комнату, где было полно тонированного стекла, хрома и белой кожи.
— Неплохо живете, герр Хейнлих. Полагаю, куда лучше, чем пристало бедному лейтенанту, — прокомментировал Уэйн, выбирая наиболее удобное кресло и садясь.
Хейнлих несколько раз глубоко вздохнул, налил в два стакана чистое виски и протянул ему один.
— Кто вы? И что вам нужно?
На мгновение ему привиделись мстительные израильтяне или помешанные на идее возмездия бывшие узники концлагеря, но его успокоили отсутствие у визитера оружия и его относительная молодость.
— Не слишком оригинально, — укорил Уэйн и отпил глоток виски. — По правде сказать, мне очень обидно, что вы меня не помните. Ведь я когда-то спас вам жизнь.
Хейнлих резко повернулся и взглянул на Уэйна.
— Только не во время войны, — твердо заявил он. — Вы слишком молоды.
Уэйн улыбнулся и снова приложился к виски.
— Верно. Я был тогда мальчишкой. Стоял на катере. Озеро Констанс… А, вижу, вы начинаете припоминать.
Хейнлих упал в белое кресло. Его челюсть забавно отвисла. Для его описания вполне подошло бы английское выражение насчет «обалдевшей кефали».
— Сын Мюллера! — выдохнул он, и Уэйн кивнул, получая истинное удовольствие от ситуации.
— Никто иной. Я пришел получить по счету. За то, что столько лет держал рот на замке.
Хейнлих осушил свой стакан, но побоялся, что у него не хватит сил подняться и налить еще, хотя вторая порция ему бы не помешала. Все эти годы он чувствовал себя в безопасности, и вот…
— Что конкретно вы хотите?
— Все, что у вас есть на моего дражайшего папашу, разумеется. Что же еще?
— А, понятно. Я слышал, что Моссад… Впрочем, неважно. Забудьте, я ничего не говорил.
Уэйн допил виски, положил ногу на ногу и принялся лениво раскачивать ногой в черном ботинке.
— Ну, так как?
— У меня их здесь нет, — сказал Хейнлих, нервно сглатывая, отчего его большой кадык запрыгал вверх и вниз по покрытому коричневыми пятнами горлу. Старик, подумал Уэйн, как и его отец. А ведь когда-то они называли себя расой господ! Он едва не рассмеялся, потом покачал головой. Черт, надо же, как все повернулось.
— Тогда поедем и возьмем, верно? Моя машина перед домом. — Он встал и подошел к сжавшемуся в кресле старику. Взял его за локоть и силком вытащил из кресла.
— Почему именно сейчас? — заныл Хейнлих по дороге к черному лимузину, стоящему на солнцепеке. — Почему не раньше? Раз вы могли найти меня в любое время… Не понимаю. Почему вы давно не отдали меня своему отцу?
— Вам и не надо ничего понимать, — спокойно заметил Уэйн. — Надо только слушаться. — Он заглянул в старые, покрасневшие глаза и сказал со змеиной мягкостью: — У вас хватило ума все эти годы не переходить дорогу моему отцу. Будьте столь же разумны теперь и слушайтесь меня. Можете мне поверить, мой отец — старый, беспомощный дурак, он не идет ни в какое сравнение со мной.
Хейнлих слушал это шипение, уставившись в ужасе на напряженное, полное ненависти лицо Гельмута Мюллера. Губы у него пересохли, и он послушно забрался на заднее сиденье лимузина.
Водитель вопросительно взглянул в зеркальце.
— Куда теперь, сэр?
Уэйн посмотрел на Хейнлиха, который с трудом выговорил:
— Первый национальный банк.
Уэйн улыбнулся.
— Вот и умница, лейтенант. И не забудьте: мне нужны все экземпляры. Ясно? — Он пощекотал плохо выбритый подбородок старика и почувствовал, как тот съежился. — Никаких фотокопий для себя. Если Моссад вас выследит, — он перешел на угрожающий шепот, — и вы все выболтаете, чтобы спасти свою шкуру, и они придут за моим дорогим папочкой раньше меня, я рассержусь. Очень рассержусь, — мягко повторил он, и от его тона кровь застыла в жилах у старика.
— Я понимаю, — хриплым шепотом произнес он. — Все что скажете.
Уэйн засмеялся.
— Так было всегда, — тихо пробормотал он. — Все, что я скажу. Видите ли, я и в самом деле из расы господ.
Именно в этот момент Хейнлих понял, что мюллеровский отпрыск безумен.
Себастьян взглянул вниз, где в сотнях футов от них расстилалась прекрасная панорама Беркшира. Он вздрогнул от громкого шипящего звука над головой и машинально посмотрел вверх. Пламя из большой горелки рвалось в огромный, раздутый купол красного воздушного шара, и тот, как по мановению волшебной палочки, поднимался еще выше.
— Чудно, верно? — спросила Лайза, искоса взглядывая на альтиметр.
Впервые она поднялась на воздушном шаре только с Себастьяном Тилом. Но у нее были веские основания желать уединения. Себастьян взглянул на волны зеленых холмов и кивнул. Глубоко вздохнул, ощущая необычайный покой. Для него это было внове.
— Дух захватывает, — тихо заметил он.
Ветра почти не было, на что Лайза и рассчитывала. Она заранее все распланировала — и день, и местность. Они находились слишком низко для самолетов и планеров, и слишком высоко, чтобы беспокоиться о проводах и мачтах. К тому же здесь всегда безлюдно.
— Иди сюда, — тихо позвала она, и Себастьян медленно повернул голову. На ней было простое белое платье, которое необыкновенно шло к ее волосам и зеленым глазам. Он увидел, что она манит его рукой.
Казалось, его глаза тают, когда он на нее смотрит. У Лайзы перехватило дыхание.
— Иди сюда, — повторила она мягко, но властно.
Тил улыбнулся и послушался. И как мог он отказаться? Когда он приблизился, ее руки скользнули ему на шею.
— А теперь поцелуй меня, — потребовала Лайза.
Себастьян поцеловал ее. Ее губы были теплыми и подвижными. Он почувствовал, как отозвалось тело, когда ее язык коснулся его языка, и прерывисто вздохнул. Ее руки спустились с шеи на его плечи, в которых на этот раз не чувствовалось привычного напряжения.
Лайза начала кампанию по снятию напряжения с Себастьяна Тила и пока вела ее успешно. Теперь пришло время наградить его и себя за эти усилия. Ее руки опустились ниже, ладони обхватили мускулистые ягодицы. Себастьян охнул. Поцелуй все продолжался.
— Уже лучше, — пробормотала Лайза, оторвавшись от его губ. — Значительно лучше. Теперь снова поцелуй меня.
Себастьян задрожал. Он уже не помнил, когда держал женщину в объятиях. Так давно он ничего ни у кого не брал, лишь отдавал. У него слегка закружилась голова.
Лайза почувствовала, как твердеют ее соски, касающиеся его груди.
— Ласкай меня, — простонала она и вскрикнула, почувствовав его руку. Он легко прикоснулся к ее животу, и она радостно откинула голову.
Себастьян поцеловал подставленное горло. Потом осторожно взял в ладони ее грудь. Она снова застонала и стала судорожно пытаться дотянуться до молнии на платье. Одно резкое движение, и платье упало к ее ногам.
— Лайза! — воскликнул несколько шокированный, но тем не менее счастливый Себастьян. Под платьем ничего не было. Она нежно взяла ладонями его голову и прижала к своей груди. Он так нежно касался руками ее груди, талии и бедер, что у нее защемило сердце. Быстро оглядевшись и убедившись, что альтиметр показывает приличную высоту, и вокруг нет никаких препятствий, Лайза толкнула Себастьяна на дно корзины.
Он упал на спину с несколько удивленным видом, а она легко уселась сверху.
— Мы не должны… — Его голос был полон желания.
Вместо ответа Лайза быстро расстегнула ему брюки. Себастьян откинул голову, инстинктивно поднял бедра ей навстречу и застонал.
Лайза улыбнулась и расстегнула его рубашку. Она так долго ждала этого момента. Медленно, наслаждаясь каждым мгновением, она опустила голову и припала губами к его твердому соску. Он вскрикнул и дернулся именно так, как ей это и представлялось. Она медленно провела руками по его телу, радуясь каждому прерывистому вздоху.
Затем деловито раздела его.
Она опустилась на него, порывисто откинула голову и почувствовала его глубоко внутри себя. Он положил руки ей на талию, держал нежно, но крепко, и Лайзе захотелось запеть от радости. Она начала двигаться, сначала медленно, потом все быстрее. Лицо пылало страстью, глаза были похожи на зеленые язычки пламени. Себастьян наблюдал за ней, его тело пело с ней в унисон, сердце переполняли признательность, любовь и восхищение.
— Лайза! — воскликнул он, а она начала биться к экстазе, сжимая ногами его бедра.
Они вместе вскрикнули, одновременно достигнув оргазма, и этот вскрик разнесся далеко над полями Беркшира.
Себастьян долго лежал, пытаясь отдышаться, а Лайза неуверенно поднялась на ноги. Абсолютно нагая, она нисколько этого не стыдилась. Протянула руку к горелке и прибавила огня. Шар послушно взмыл вверх.
Он не сводил с нее глаз, любуясь стройной фигурой и изящными руками и беспредельно обожая ту независимую и вольную душу, которая жила в этом роскошном теле.
— Ты просто великолепна, — тихо произнес Себастьян.
Лайза взглянула на него и сонно улыбнулась.
— Я знаю.