Дом Эмбер

Келли Мур, Ларкин Рид, Такер Рид

Дом Эмбер

Оригинальное название: Amber House by Kelly Moore, Tucker Reed, Larkin Reed

Серия: Amber House #1

Трилогия дома Эмбер #1

Главы: 29 + Пролог и Эпилог

Жанр: Триллер

Дата выхода в оригинале: 1 октября 2012

Переводчик: Настя Гулик

Редакторы: Марта Нежина, Елена Ермакова

Вычитка: Настя Сыпало

Перевод подготовлен специально для группы

•WORLD OF DIFFERENT BOOKS•ПЕРЕВОДЫ КНИГ• http://vk.com/world_of_different_books

При копировании перевода,

пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть. Уважайте чужой труд!

Капитану — нашему отцу и

дедушке, который строил для нас дома на деревьях,

обустраивал комнату в морском стиле

и хранил историю нашей семьи

ещё со времен Джеймстауна.

Благодаря которому мы появились на свет.

Нам бы хотелось, чтобы ты мог прочитать эту книгу.

Пролог

Я бывала здесь раньше.

Я уже бегала по бесконечным залам, двери которых открывались в другие места. Я повторяла слова, которые должна была запомнить, направления…

— Если у тебя есть шанс…

Бесконечные двери впереди и позади меня, только вот я стала слишком большой, чтобы проходить через них, или слишком маленькой, чтобы дотянуться до ручки.

— …шанс выбирать….

Она прошла мимо меня и, оглянувшись с серьезным взглядом, поманила меня, её белое платье развевалось на бушующем ветру.

— …тогда выбери путь….

Я устала. Было такое чувство, что я постарела от вечного бега. Это больно. Но мне нужно продолжать идти. Найти нужную дверь.

— …путь, который ведет…

Он тоже был здесь, где-то здесь. За одной из этих дверей, если бы я только могла выбрать которую. Кто? Я ничего не помнила. Только улыбку. Только его белоснежную широкую улыбку.

Глава 1

Мне почти исполнилось шестнадцать лет, когда моя бабушка умерла в первый раз.

Была середина октября. Всё ещё тепло, как летом, но деревья уже окрасились в багряный и желтый цвета. Дома, в Сиэтле, обычно все деревья были вечнозелёными с добавлением выцветших коричневых тонов. Эти нелепые яркие цвета вдоль берегов реки Северн были первым, во что я здесь влюбилась — осень в том виде, в каком она и была задумана.

Сейчас сложно вспомнить самый первый день — это как смотреть на фотографию под водой, — картинка дрожит, изображение размыто. Но существует часть меня, которая никогда этого не забудет. И это важно подключиться к этой части, заставить себя вспомнить. Иногда если я по-настоящему сконцентрируюсь, воспоминания волнами накатывают на меня. Все они. От начала и до конца. Затем всё начинается сначала. Полный круг.

Всё началось на похоронах. Мы стояли на холме к западу от дома, за чугунной решеткой среди других надгробий. Всех членов семьи моей бабушки, начиная от первых переселенцев, хоронили на этом кладбище. Бабушка выбрала участок для себя, когда была ещё маленькой. Что может быть даст вам некоторое представление о семье моей бабушки и их болезненных наваждениях.

Это был один из немногих разговоров с моей бабушкой, который мне запомнился. Мне тогда было около шести. Она рассказала мне о выбранном ею месте отдохновения, затем радостно добавила:

— Однажды тебя тоже здесь похоронят. — Я разрыдалась.

И вот десять лет спустя я стою среди незнакомцев, на кладбище, на том самом месте, которое моя бабушка описала мне, под живой частью дерева, оставшейся после давней катастрофы. На новой мраморной плите, стоящей в его тени и ожидающей момента, когда её воздвигнут на предназначенное ей место с простой надписью «ИДА УОРРЕН МАКГИННЕС — НАКОНЕЦ-ТО МЫ ВОССОЕДИНИЛИСЬ». Мы стоим в ряд над открытой могилой, как скворцы на проводе, и слушаем речь священника, который напоминает нам, что «для всех под солнцем есть своё время». Какая-то старушка протирает глаза платком и громко всхлипывает. Все остальные будто замерли, включая мою мать. В какой-то момент папа хотел взять её за руку, но она притворилась что не заметила этого. Её взгляд сфокусировался на какой-то точке вдалеке.

Сэмми, мой пятилетний братишка играет в прятки среди надгробий — как всегда он напевает одни и те же шесть нот — и на мгновение мне хочется к нему присоединиться. Наверное, всё это выглядит так, словно у меня нет должного уважения к смерти. Но я едва знала свою бабушку. Я могла бы по пальцам одной руки посчитать количество её визитов к нам. И нас никогда не приглашали сюда, чтобы навестить её. Моя мама всегда вела себя с бабушкой скореё как с дальним знакомым, чем с членом семьи. Так что мне сейчас немного сложно вникнуть в ход происходящего.

И мне плохо оттого, что я не чувствую себя плохо.

Чуть выше на холме и в отдалении от остальных стоит пара, отец и сын, оба светловолосые, загорелые, с хорошей фигурой и в одинаковых черных костюмах. Я заметила, как некоторые из провожающих кивали на них, и мне стало интересно, кто они.

Чуть ближе, на другой стороне ровной прямоугольной ямы, стоит сиделка моей бабушки, Роза Валуа, со своим подростком-внуком, который на целую голову выше неё. Они были единственными темнокожими среди довольно однообразно одетой толпы. Когда я смотрю на них, парень отводит взгляд, как будто его застали за подглядыванием.

Мои щеки краснеют. Я бессознательно одергиваю помывшийся в чемодане черный свитер, который мой друг Джеси одолжил мне, чтобы я одела его поверх старой белой блузки. Всё, что на мне одето, — плохо подобрано и мало сочетается — немного унизительно перед друзьями моей бабушки, но определенно со стороны моей матери было бы неплохо предупредить меня, что возможно будет присутствовать и пара ребят.

Внук миссис Валуа снова бросает на меня взгляд. Его брови ползут вверх. Теперь подглядываю именно я.

Я пытаюсь сфокусировать свое внимание за пределами окруженного забором кладбища. На золотистых полях. На деревьях, тянущихся вверх вдоль речного берега. На доме, притаившемся вдалеке и скрытом за широким садом.

В ожидании мелькает у меня мысль. И я невольно вздрагиваю.

Утренний воздух разговаривает со мной. Ветер ерошит мои волосы и шепчет мне в ухо. Деревья сплетничают приглушенными голосами. Упавшие листья носятся по земле, как крадущиеся животные. Я слышу эхо голосов, возможно, это голоса каких-то лодочников на реке.

Кажется, мы с Сэмми единственные, кто замечает это.

После церемонии люди собираются группами и направляются к дому. Все кроме пары отец-сын — я видела, как они спускались к подъездной дорожке и садились в черный джип. Мне бы хотелось иметь возможность лучше рассмотреть того, кто моложе.

Я пробегаю мимо остальных провожающих, пробегаю через ворота и бегу вниз по холму, оставляя некоторое пространство между собой и другими людьми. Я хочу первой оказаться в семейном доме, о котором я много слышала, но никогда не видела.

Это было одно из мест, которым присваиваются имена, — Дом Эмбер. В 1600х это была небольшая хижина из камней и дерева, которая росла с каждым поколением, как живой организм. К ней достроили каменное крыло, второй этаж, затем и третий, достроили спереди новый вход, дом оброс мансардами, фронтонами и балконами. По большей части дом был отделан белыми досками, позеленевшими от времени, с множеством застекленных окон и то тут, то там вылезающими дымоходами. Возможно, по описанию покажется, что дом был беспорядочным, но это не так. Всё сходилось в красивом ансамбле. Всё было целостным.

У входа я повернула латунную ручку, металл был теплым в моей руке. С небольшим щелчком дверь плавно открылась.

Тени собрались внутри, холодные и таинственные. Воздух был тяжелым от пыли и молчаливо пустым. Я увидела золотистый пол, толстые персидские ковры, винтовую лестницу. Антикварные столы, стулья, светильники. Среди разнообразных произведений народного творчества висели старые, написанные маслом портреты. Даже без рассказов я знала, что здесь жили целые поколения, которые прикасались, пользовались и рассматривали одни и те же вещи. Тут чувствовалось что-то мрачное. Как в месте, где вот-вот что-то должно было произойти. Как в церкви.

Затем меня догнала толпа, сбилась в кучу позади девушки, которая грубо блокировала дорогу, её рот приоткрылся в виде небольшой буквы О.

— Ты мешаешь пройти, Сара, — заметила моя мама.

Я сжала губы и отступила.

Моя мама скользнула внутрь — черный лебедь ведущий за собой стайку одетых в черное женщин. Она точно не выглядела помятой. Даже несмотря на то, что мы приехали сюда практически из аэропорта, на её выглаженном темно-сером костюме на было ни единой складочки. Она развернулась и приготовилась приветствовать скорбящих лишь с легким намеком на приветственную, но грустную улыбку. Её гости проходящие мимо и пожимавшие ей руку, казалось, были слегка сбиты с толку её холодным спокойствием. Они во все глаза рассматривали дом, переговариваясь приглушенными голосами, располагаясь в комнате, которая прилегала к прихожей. Большинство проходило через вторую слева дверь, где безошибочно узнаваемый звон фарфора и столового серебра позволял определить место, где был подан великолепный обед.

На мгновение я пожалела, что не последовала за толпой на ланч. Мой желудок издавал отвратительное бурчание. Но я была не настолько голодна, чтобы ждать в очереди с двадцатью седовласыми пожилыми дамами и вдыхать токсичные ароматы Шанель № 5. Так что, когда я увидела Сэмми, торопливо пробегавшего мимо меня, я устремилась за ним — моя равнодушная попытка отстрочить момент, когда он улизнет, а меня пошлют на его поиски.

Он, наверное, почувствовал, что я иду за ним по пятам, потому что он удвоил скорость. Он повел меня в гостиную, а затем в библиотеку и в застекленную галерею с двумя арками, ведущими в разные крылья дома, закрытые и неосвещённые.

— Сэм! — зашипела я так незаметно, как только могла, еле поспевая за ним. — Сэм. Остановись.

Не замедляясь, он повернул налево. В следующий раз я заметила его, когда он забирался вверх по лестнице. Я проследовала за ним, по пути стараясь внимательно всё рассматривать, не упускать ни одной детали. Восьмифутовые напольные часы на изгибе лестницы остановились на 10:37. Колонны на лестнице были разными, каждая отличалась от остальных. Картины на стенах изображают библейские сцены. Одна из рам на стене накрыта черным сукном.

Лестница заканчивается длинной площадкой, на лакированном полу которой выложена Роза Ветров, как будто бы карта, служащая для передвижений по дому. Держась рукой за резной столб, я осматриваюсь. К северу от меня находится стена из окон, на юге — перила с видом на прихожую. На запад и восток простирается коридор из портретов, уходящий куда-то во мрак.

В западном крыле взгляд выхватывает какую-то тень среди множества других. Спиной ко мне неподвижно стоит заблудившаяся гостья. Мне становится интересно, что она тут забыла.

— Простите? — зову я её. — Вы кого-то ищете?

Не говоря ни слова и даже не повернувшись, она устремляется прочь.

— Да ладно вам, — с притворной жизнерадостностью говорю я. — Я что, невидимка? Эй, — снова позвала я. — Мэм?

Она проходит через двери и скрывается из виду.

Слегка обидевшись на то, что меня проигнорировали, я иду следом за ней. Но, засомневавшись, я через несколько шагов останавливаюсь. Я не хочу идти дальше. И я удивлена этим своим нежеланием.

Я пожимаю плечами. Качаю головой. Пусть себе вынюхивает. Зачем она мне далась? В конце-то концов, это же не мой дом.

И тут я слышу Сэмми раньше, чем он успевает материализоваться, выйдя из тени в западном крыле. Он выныривает из-за двери. Забыв о любопытной гостье, я снова начинаю преследовать его. Он нашел мальчишескую комнату, набитую разными морскими штуковинами: латунными светильниками, картинами, изображающими охоту на китов, гарпуном, пристроенным в углу. Всё это аккуратно сложено и покрыто пылью, но когда я захожу внутрь, я чувствую, что комната как будто замерла в ожидании.

Сэмми развлекает себя, вращаясь в кресле, стоящем рядом со столом. Механизм издает слабый неприятный скрип.

— Движение на полу.

— Паук, — информирую я его и поднимаю ногу, чтобы раздавить насекомое.

— Не нужно, — кричит он, и я колеблюсь, как раз настолько, чтобы тот успел убежать под стоящий под наклоном стол.

— Мерзость, — говорю я. — Зачем ты остановил меня?

— Она хорошая мама. Она здесь живет, — рассудительно ответил Сэм.

Я вздохнула и пожала плечами. Очередная бредовая идея Сэма. Плевать.

— Слушай, — сказала я, пытаясь пробудить в себе авторитет старшей сестры, — предполагается, что мы не должны здесь находиться, дружок.

— Ладно, — Он с легкостью спрыгнул с кресла.

Я заметила как он сжимает в руке какое-то старое чучело животного.

— Поставь это на место, Сэмми.

— Это Злобный Медведь. Теперь он мой. Ей он больше не нужен.

Я попыталась схватить медведя, но промахнулась. Как профи, Сэм проскользнул мимо меня и убежал. Я крикнула ему вдогонку:

— Верни его на место!

— Неа! — крикнул он через плечо, когда его голова исчезала вниз по лестнице.

— Сэм, — зашипела я, перебегая через лестничную площадку, и была слегка ошеломлена, когда обнаружила, что на меня уставилось море лиц. Я остановилась, залившись краской, и решила, что Сэм больше не является моей проблемой. Держа голову так высоко, как только могла я спокойно проплыла вниз по лестнице. Потом приступила к работе — общаться с людьми. Слушать.

Мой папа всегда говорит, что подслушивать — это плохая привычка. Но это было больше похоже на инстинкт. Может быть, это было не слишком этично, но как бы ещё я могла узнать важные для себя вещи, если бы не подслушивала в нужный момент.

В основном люди вокруг меня говорили о моей бабушке, что вполне логично, если учесть что это были её похороны.

— Такая чувствительная душа, — сказала одна женщина другой. — Мне кажется, она так и не оправилась от трагедии.

Я запомнила этот факт — трагедия — потом вернулась к подслушиванию.

Некоторые люди говорили о доме, как будто бы их пригласили сюда на экскурсию, а не на похороны.

— Один из старейших домов в штате, вы же знаете, мне говорили, что всё вещи здесь — это бесценный фамильный антиквариат.

— Ну, даже если и так, Мередит не пришла сегодня, — она говорит, что не входила в этот дом с тех пор, как ей было двенадцать, она тогда что-то увидела в детской комнате.

Последний оратор заметила меня и странно посмотрела. Я мило ей улыбнулась и посмешила уйти подальше.

— Я слышала, что её печень не выдержала, но со всеми несчастьями, которые перенесла Ида, неудивительно, что она пила.

Выпивка, отметила я и подумала, это многое объясняет.

— Говорят, в этой семье часты случаи безумия — вы видели их мальчика?

Услышав это, я резко развернулась, мои руки рефлекторно сжались в кулаки, но прежде чем я успела открыть рот, на мое плечо легла папина рука и развернула меня в противоположном направлении.

— Перестань подслушивать. — Он наклонился и прошептал мне. — Иногда ты можешь услышать вещи, которые ты не захочешь слушать.

Я оглянулась и с удовлетворением заметила красные пятна на щеках женщины, когда она увидела, как я отшатнулась. Папа улыбнулся мне легкой, уставшей улыбкой и сжал мои плечи, прежде чем отпустить меня.

Я снова обратила свое внимание на лица на портретах моих предков. Мама не знала, что я знаю, но я слышала как она строила планы по телефону, чтобы распорядиться имуществом моей бабушки с помощью одного из лучших аукционных домов на Восточном Побережье. Казалось, что она спешит избавиться от всего этого и покончить с Домом Эмбер. Не то чтобы мне было не всё равно. Просто я не могла понять, кто может захотеть приобрести портрет чьего-то давно умершего и незнакомого предка.

Но эти лица были семьей. Может быть, подумала я, мне стоит взглянуть на них.

Самый новый портрет принадлежал моей бабушке. Я сразу же её узнала. Миловидная молоденькая блондинка, примерно двадцати лет. Мне показалось, что портрет висит вместо какого-то другого, потому что вокруг картины виднелся прямоугольник чуть светлеё, чем остальные обои. Мне стало интересно, кто оказался недостойным висеть здесь.

Болеё старым изображением был потемневший от времени портрет пары, если бы вам удалось пройти мимо большого стола у входа, вы заметили бы симпатичного вида молодого человека и девушку. У него были темные волосы и глаза, а его скулу рассекал интересный шрам. У неё были золотисто-каштановые волосы с вдовьим выступом¹, а глаза казались слишком большими для её лица. Рядом с ними была ещё одна картина, завешенная черной тканью, как на лестнице. Я осознала, что в комнате с морской тематикой тоже была такая же картина. Я приподняла уголок ткани. Оказалось что это зеркало. Должно быть, кто-то накрыл всё зеркала.

— Сэм?

Голос принадлежал моей маме, которая внезапно вспомнила, что она мать и что она должна присматривать за своим ребёнком. Если она заметит меня, то потребует чтобы я нашла его. А я и так сделала достаточно много для этого.

Я нырнула в галерею позади лестницы. Слева от меня находился коридор, ведущий к закрытым высоким двойным дверям. Справа от меня был другой коридор, конец которого исчезал в темноте. Но вместо того чтобы поддаться своим инстинктам исследователя, я толкнула вращающуюся дверь слева и чуть позади от меня. Кухня.

Где миссис Валуа и её внук повернулись и уставились на меня.

Я никак не могла придумать причину, почему я могла сюда прийти. Я заставила себя заговорить.

— О, — сказала я, пятясь назад. — Простите.

— Ты хочешь… — начала было миссис Валуа, но её внук опередил её:

— Не хочешь ли присесть, Сара?

Я остановилась, пораженная и ошеломленная этим приглашением — частично оттого что оно звучало скореё воинственно, чем приглашающе. Может быть, я сделала что-то, что обидело этого парня? Или он хотел меня напугать?

Вероятно последнеё, решила я. Я подошла к столу, выдвинула стул и села. Посмотрев ему в глаза, я спросила:

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Твоя бабушка говорила о тебе. — Он, не мигая, посмотрел в ответ.

Бабушка говорила обо мне? С чего бы это, если мы виделись с ней едва ли полдюжины раз за всю жизнь? Я качнула головой.

— В это сложно поверить. Она едва меня знала.

И тут же пожалела об этом. В смысле что я только что сделала? Назвала его лжецом?

Вроде бы это его не задело. Он холодно спросил:

— Может быть, ты хочешь что-нибудь выпить?

Миссис Валуа бросила на него взгляд, как будто спрашивая его, с чего он поддерживает этот неудобный разговор, но повернулась ко мне.

— Могу я предложить тебе содовой?

Он поправил её.

— Спорю, Саре больше понравится вишневая кола из тайника в задней части холодильника. — Потом он улыбнулся, только уголками губ и его брови приподнялись. Как будто он проверял меня. Как будто он хотел, чтобы я попыталась с ним спорить.

И к тому же, откуда он знал об этом? Бабушка и об этом упоминала? А она откуда знала?

— Да, — неохотно согласилась я. — Вишневая кола больше подойдет.

Миссис Валуа подошла к огромному холодильнику — кажется, это была единственная современная вещь во всем доме. Пока она инспектировала его содержимое, я рассматривала парня передо мной.

Как я посчитала, он был примерно моего возраста. Сидя близко к нему, я увидела, что он весь в шрамах — выглядело так, как будто он пострадал после какого-то пожара, когда он был младше. Над манжетой его рубашки с левой стороны и над воротничком на его шоколадного цвета коже виднелась сеть линий и пятен. Шрамы пробегали по его шеё до подбородка и скул. Высокие скулы. Слегка миндалевидные зеленые глаза. Они смотрели прямо на меня, рассматривали меня. Я заставила себя перевести взгляд на его руки — большие и квадратной формы, с длинными пальцами. Я всегда думала, что о человеке очень многое можно сказать, если посмотреть на его руки. Может быть, потому что я восхищалась руками своего отца — руки хирурга, полные умения и интеллектуальной одаренности. Руки этого парня напоминали руки моего отца.

Пока я рассматривала его, его правая рука потянула манжету левой руки, чтобы прикрыть шрам. Мысленно я пнула себя ещё раз. Иногда у меня был настоящий талант строить из себя идиотку.

Миссис Валуа вернулась с содовой. В стеклянной бутылке, ей богу. Парень взял её, чуть ослабил крышечку и протянул бутылку мне.

— Это моя любимая, — сказала я, поддаваясь ему. — Спасибо.

— Твоя бабушка тоже любила её, — сказал он.

Я сделала несколько глотков, задумавшись, может ли передаваться по наследству вкус к сладким безалкогольным напиткам. Парень продолжал смотреть на меня, не грубо, просто с любопытством, как будто он ожидал продолжения разговора.

— Прости, — наконец выдавила я, — Я не знаю, как тебя зовут.

Он покачал головой, как будто не мог этому поверить. Прости, но бабушка о тебе не упоминала.

— Джексон, — сказал он.

— Рада с тобой познакомиться, — я кивнула ему и его бабушке. — С вами обоими.

Казалось, это сподвигло миссис Валуа на какие-то действия:

— Взаимно, — ответила она, — но мне нужно проверить еду, убрать какие-то блюда.

— Ой, — сказала я, и собралась вставать. — Я могла бы вам помочь, миссис Валуа.

— Нет, — оставайся на месте, — коротко сказала она.

— Отвлекись здесь от старых куриц… — Джексон кивнул.

— Следи за тем, кого ты называешь старыми, молодой человек. — Она направилась было к двери, но вернулась. — И пока я не забыла, Сара, зови меня просто Роза. Когда меня называют «миссис Валуа», я сразу же чувствую все прожитые годы. Для вас, дети, каждый кто старше тридцати уже в шаге от могилы… — Двери за ней захлопнулись.

Теперь определенно была моя очередь начать разговор.

— Почему твоя бабушка занимается всем этим? — спросила я. — Я думала, что она была сиделкой моей бабушки.

— Неа, не совсем. Бабушка на пенсии. Она лет двадцать работала в отделении интенсивной терапии в Балтиморе. Она просто помогала Иде. Они были близкими подругами большую часть жизни. Она из уважения занялась этим.

— А тогда, Боже, — сказала я, — они, должно быть, были очень хорошими подругами — ты видел пиршество на обеденном столе?

— Бабуля никогда не делает ничего наполовину. И она любит готовить. — Он был доволен этими словами.

— Надеюсь, осталось что-нибудь. На вид всё очень вкусно. Как ты думаешь, я могла бы взять что-нибудь с собой в отель?

— Вы не остаетесь? — Это удивило его.

— Здесь? — переспросила я. — Нет. Даже на сегодня. Мама ненавидит это место. Она собирается его продать.

Он отвел глаза, пытаясь скрыть это, но я заметила выражение шока на его лице. И я подумала, снова класс, Сара. Разве мама не говорила тебе, что они живут здесь? Она, скореё всего, продает всё за их спиной. Что я могла сказать?

— Мне жаль.

Он откинулся назад, его лицо снова ничего не выражало.

— Я просто… удивлен. Такое место как это… Никто не ожидает, что его продадут незнакомцам.

— Наверное. — Я слегка пожала плечами.

— Как бы то ни было, — Пришел его черед пожимать плечами, — слишком плохо, что вы не останетесь. Я надеялся, что мы с тобой… — Он замолчал, и я ждала, думая, как он собирался закончить предложение. Он выглядел смущенным.

— Надеялся, — наконец произнес он, его голос стал таким тихим, что я была вынуждена придвинуться ближе, — мы могли бы поискать сокровище.

Такой концовки я точно не ожидала.

Миссис Валуа — Роза — снова вошла через вращающиеся двери, её руки были заняты кучей посуды. Я спрыгнула и крутанулась, когда моя рука задела бутылку с колой, столкнув её со стола. Джексон поймал её в воздухе, прежде чем успела пролиться хоть одна капля. Мои глаза расширились. Его рефлексы были очень быстрыми.

— Там повсюду крошки, — проворчала Роза на другом конце комнаты. — В диване заведутся тараканы. — Она сгрузила тарелки в раковину. — Никто из них её не любил. Почему бы им всем просто не разойтись по домам?

Она вышла через вращающуюся дверь и снова исчезла.

Джексон поставил бутылку обратно на стол и казался смущенным, а не самоуверенным, чего обычно ожидаешь от парня. Но я всё ещё была сосредоточенна на том, что он только что сказал.

— Сокровище, — прошептала я. — Ты ведь шутишь, правда?

— Что, — сказал он, — ты никогда не слышала о потерянных алмазах Капитана? Все в округе слышали о них. Я всегда хотел отыскать их.

— Что? Отыскать. А я тебе зачем нужна?

— Ты что, шутишь? Это же твой дом. Я не могу это сделать без тебя.

— Как по мне это больше похоже на городскую легенду. Как по мне это пустая трата времени.

— А для меня это звучит как полная стипендия в университете Джона Хопкинса, — если мы найдем их.

— Ты хочешь поступать в университет Джона Хопкинса? — это было впечатляюще.

— План был таким, да. Но это стоит немного больше, чем бабуле удалось сохранить под матрасом. Я бы сказал, что стоит поискать.

Я была готова сказать ему нет — это всё звучало просто смешно. Если здесь и был какой-то тайник с алмазами, почему моя бабушка не нашла его? А если даже она не нашла его, то как я найду его? Когда мы вообще будем этим заниматься? Где мы собираемся его искать?

И ещё, это будет полный отстой, если мама продаст дом и кто-нибудь будет рыться здесь и наткнется на сундук полный сокровищ. И просто представьте, если всё это окажется правдой. Только представьте себе выражение лица моей мамы, когда я выложу перед ней горсть алмазов, найденных в месте, которое она ненавидит — подарок от бабушки, сказала бы я. Это стоит того, заняться поисками. Хотя бы на пару дней.

— Может быть, — сказала я, распрямляя плечи.

Он с удовлетворением кивнул, как будто он и ожидал от меня положительного ответа. И я подумала, что уже начинаю уставать от ощущения, что он знает меня намного лучше, чем я знаю его. Бабушка не могла ему так много рассказать обо мне.

— Ладно, — резко сказала я, поднимаясь. — Мне лучше начать сейчас искать моего брата. Место такое большое, что я могу умереть раньше, чем найду его.

— Игра в прятки.

— Что? — нахмурившись, удивленно спросила я.

— Прятки? Детская игра? В которую любят играть дети?

Мне это не понравилось. Это тревожило. Бабушка никак не могла сказать ему, что мы с Сэмом…

Но потом я почувствовала себя глупо. Это был просто ничего не значащий комментарий. Он ничего не имел в виду. Он не знал ни Сэмми, ни меня. Даже моя мама не знала о нас с Сэмми.

Кивнула и вышла, не говоря ни слова.

Глава 2

Я чувствую себя неуютно, какой-то незнакомец знает обо мне слишком много. Это странно неприятное чувство. Как будто бы моя жизнь была для кого-то просто поводом для разговоров.

И эта история с игрой в прятки — это ещё более странно. То как он сказал об этом. Как будто он знал.

Наверное, это было моим единственным настоящим талантом — моя способность находить младшего братишку. Я не была красавицей с утонченным вкусом, как моя мать, или гениальной и энергичной, как мой отец. А мои учителя с радостью проинформируют любого, кто согласится слушать, что я неорганизованная, медлительная, с вызывающим поведением и — диагноз, поставленный самой себе — СДВГ². Но в чем я была хороша, так это всегда находить Сэмми.

Об этом я узнала, когда мне было двенадцать, а ему едва исполнилось два года. Он только-только начал всё познавать самостоятельно. В тот первый раз мы были в универмаге в деловой части Сиэтла. Мама подняла взгляд от кучки шелковых платков, в которой она рылась и обнаружила, что коляска Сэмми пуста. Она обвинила меня и начала его звать, проверяя все ближайшие проходы. Потом она начала паниковать. Мы разделились, а продавщица вызвала службу безопасности и с полдюжины парней среднего возраста в униформе бегали с нами по округе. К нам присоединились другие покупатели с криками «Сэмми» и никто из них не понимал, как много удовольствия получал сам малыш.

Но я знала. Я просто видела это. Я стояла там, посреди косметического отдела, представляла его пухлую физиономию, широкую улыбку, маленькие ямочки на его локтях и коленях, которые мне так нравились. Я почти чувствовала его, как он затаился и хихикает. Сначала мне показалось, что я всё придумала — почти незаметная электрическая вибрация. Но потом я последовала за этим чувством, последовала за нитью. Затем это стало просто игрой. Горячо. Холоднее. Напоминало игру, когда твои родители прячут подарок и направляют тебя — «становится теплее, ещё теплее».

Я нашла его, спрятавшимся в вертящейся металлической стойке среди вороха платьев. Он был очень доволен собой и радостно кричал: «Ты нашла меня, тебе водить», - как будто упрекая меня. Маленький шутник.

Мама не знала, каким образом я нашла его, я никогда ей не говорила. Даже тогда я знала, что она не будет в большом восторге от подобного дара. Мама ненавидела всё, что имело отношение к так называемому Нью Эйдж мусору. Так что я подумала, что она не захочет ничего знать о моем радаре на Сэмми.

Но она знала достаточно, чтобы всегда посылать меня отыскать его.

— Сара? — я подпрыгнула. Пожилая дама, сидевшая на диване, помахала мне. — Иди сюда, дорогая, — сказала она в манере я-состоятельная-женщина-и-мне-позволено-растягивать-односложные-слова. — Сядь-ка рядом со мной. Ты просто копия Иды, когда та была в твоем возрасте.

Я села рядом с ней, окутанная ароматом её лавандовых духов, и едва вслушивалась в её болтовню, сперва о временах, когда моя бабушка была ещё девочкой, потом о моей «творческой» прабабушке Фионе, которая устраивала безумные вечеринки во времена Сухого закона и любила танцевать в лунном свете и могла предсказать твою судьбу с помощью колоды карт. Прабабуля предсказала будущею этой женщины, когда ей было всего одиннадцать лет.

— Все было в точности, как она предсказала, — говорила она. — Неудачный брак, две дочери, всё слово в слово. — Она рассмеялась и захлопала в ладоши как ребёнок. — Фиона определенно была экстрасенсом.

Мне она показалась полной дурой.

— Вы слышали какие-нибудь истории об этом доме? — спросила я, закидывая удочку. Ну да, я слегка заинтересовалась потерянными алмазами. Может быть, это была сказка, может быть, нет, но разве не круто было бы найти их? Кроме того, я ведь была фанаткой Толкиена — могла ли я просто так отказаться от поиска сокровищ?

— Истории, — сказала она. — О небеса, разумеется, слышала, дитя мое. Это дом стоит здесь уже больше трех столетий, в конце концов.

— Например, какого рода истории?

— Ну, ты и сама знаешь. Мертвецы. Призраки. Потайные ходы. Самоубийства. Внебрачные дети. Обычные истории.

— А как насчет… — я понизила голос, — сокровищ?

Она рассмеялась.

— Что? Разве Дом Эмбер и без того не переполнен сокровищами? Оглянись вокруг, девочка. Все вещи только в этих прихожих могут стоить больше миллиона долларов. Не то чтобы твоя мать мечтала об их продаже, я уверена в этом. Это всё часть семейных историй.

— Вы правы, — вежливо согласилась я, мне показалось, что эту пожилую леди может хватить удар, когда она узнает, что именно это и планирует моя мама. — А как насчет… тайных кладов?

— Тайные клады. А, ты должно быть об утраченных алмазах Капитана. — Она зловеще улыбнулась и наклонилась чуть ближе, как будто собиралась поведать особо интересную сплетню. — Твой пра-пра-пра-много-раз-пра-дедушка, Капитан Фостер, во время Революции был контрабандистом, и поговаривают, что даже немного пиратствовал. История гласит, что ему нравилось незаконно торговать алмазами. Сложно отследить. Легче унести. К сожалению, у алмазов есть склонность к исчезновению. Говорят, что он просто спятил, когда смотрел на них. Кто знает? Дом Эмбер хранит свои секреты. Но они уже в прошлом, а прошлое не так-то легко расстается со своими тайнами.

— Сара?

Моя мама оказалась в пределах слышимости. Мне не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, что она более чем взволнована, застав меня за обсуждением семейных преданий с соседями. Или чтобы догадаться, какими будут её следующие слова.

— Ты не могла бы поискать Сэмми? Пожалуйста, милая.

Я подумала что могла б приложить усилия, и «милая» и «пожалуйста» были приятным жестом. Ещё один плюс в пользу гостей.

Я отыскала Сэмми наверху в морской комнате, разговаривающего с медведем.

Он сидел, скрестив ноги на кровати, сделанной в форме морского причала, отделанной деревом, что создавало впечатление отдельной комнаты с выдвижными ящиками и двумя иллюминаторами. Над кроватью был вырезан орёл, смотревший на вас с широкой десятифутовой доски. В углу нависала деревянная русалка.

— Интересно, кому принадлежала эта комната, — сказала я.

— Сейчас она принадлежит мне.

— Сэм, — сказала я, покачав головой, — ты же знаешь, мама не желает оставаться здесь. Она забронировала для нас гостиницу.

— Неа, — заупрямился он. — Я хочу остаться здесь. На его лице появилось хитрое выражение. — Пошли со мной, Сара.

Он сорвался с места и, поднырнув под меня, выбежал из комнаты и помчался по коридору. В основном вся канитель с поисками Сэмми была не такой уж утомительной, пока он не начинал бегать так быстро.

Я вышла в коридор. Сэм стоял перед какой-то дверью.

— Слушай, дружок, — сказала я, пытаясь придать твердости своему голову. — Нам нужно вернуться вниз.

— Иди сюда, — настаивал он.

— Ладно, — я с недовольным видом пошла к нему. — Что?

— Смотри сюда, — сказал он, и открыв двери сделал рукой приглашающий жест как настоящий шоумен. — Это твоя комната. Я выбрал её для тебя. — Он подошел и схватив меня за руку потащил в сторону двери. — Смотри, Сара. Ну же? — Его голос был нетерпеливым. — Я нашел её для тебя.

Я заглянула внутрь.

Это была комната с цветами. Не в том безвкусном варианте из глянцевых журналов, а в том виде, в каком её изобразили бы братья Гримм в Белоснежке. Стены были вручную расписаны мальвами, ирисами, розами, лилиями, и ещё какими-то невероятно воображаемыми цветами, скрытыми в сумеречных тенях. Кровать с балдахином была застлана кружевным бельем, накрытая лоскутным одеялом, напоминавшим мозаику в тех же тонах, что и стены комнаты. Две полки с книгами в кожаном переплете обрамляли кукольный домик с фронтонами, балконами и окнами с зелеными ставнями.

Как только я взглянула на эту комнату, я поняла, что когда-то она принадлежала моей матери. Я знала это, хотя и сомневалась, что мама спала здесь, играла, или вообще когда-нибудь жила здесь.

Но это было видно по мелочам, наполнявшим комнату: фотографиям, морским ракушкам напротив книжных полок. Как было перекинуто одеяло через спинку кресла. Все это были следы присутствия моей матери, в точности такие же, как и в Сиэтле, среди стали, стекла и высветленного дерева. На мгновение я замерла, у меня отвисла челюсть, я подумала, как она вообще могла переехать отсюда туда.

Ладно. Может быть, здесь и были спрятаны сокровища, может быть, их и не было. Но в одном я была полностью уверена. Я не прощу себе, если упущу шанс провести ночь в комнате, подобной этой. Хотя бы те несколько дней, которые мама всё-таки собиралась провести в Мэриленде.

— Я сдаюсь, Сэмми. Это моя комната.

— Всегда пожалуйста, — с гордостью ответил он.

— Ага, спасибо, — как всегда с опозданием ответила я. — Но слушай меня. Даже не думай, что мама позволит нам остаться здесь и сдастся без боя. Ты же понимаешь это?

— Ага.

— Тогда, друг мой Сэм, давай-ка поработаем над планом.

И мы его придумали. Люди, которые не знали Сэмми, могли бы подумать, что я слишком многого от него хочу. Люди всегда предполагали, что Сэмми не вполне всё понимает, потому что он отличался от других детей. Когда ему исполнилось четыре, они придумали для него диагноз — аутизм. Как будто это была болезнь. Но мне никогда не казалось, что в Сэмми что-то неправильно и это нужно исправлять.

Мне всегда казалось, что у него был дар, выстраивать связи в голове, и он делал это быстрее чем большинство людей. Даже когда он был маленьким, у него проскальзывал тонкий юмор, и он делал что-то забавное и удивляющее. И он был таким милым, непосредственным. Не таким как другие люди. Не похожим на нормальных людей.

Я думаю, что он был самым странным, самым удивительным из моих друзей. И я знала, что он был вдвое умнее меня. Так что я могла рассчитывать на то, что он сыграет свою роль. Когда я объяснила ему свой план, он улыбался от восторга. Он всё понял. Он в деле.

Последние гости разошлись где-то через час после того, как мы с Сэмми составили наш заговор. Люди тянулись к двери и пожимали руку маме, давая ей последнюю порцию сочувствия. Она не прислушивалась ни к кому из них. Весь день она оставалась отстраненной, что не давало ей шанса приобрести хорошую репутацию у соседей, хотя мне кажется, ей было на это наплевать.

Мама, папа, Роза, Джексон и я потратили целый час на уборку, мытье, подметание и распихивание в холодильник огромного количества оставшейся еды, пока мама наконец не решила, что с неё хватит.

— Давайте предоставим Розе доделать всё стальное, кого мама вызывала для помощи по уборке?

— Кейт, — ответила Роза, выглядя слегка обиженной за забытую женщину. — Её зовут Кейт. Она очень милая женщина.

— Она приходит дважды в неделю? — спросила мама.

— По средам и субботам.

— Тогда она могла б прийти, мне кажется.

И тут мама прочистила горло. Я насторожилась. Как бы мама ни была сейчас очаровательна, я услышала подвох, я знала, что у мамы полностью отсутствует чувство такта.

— Роза, мне кажется, для вас не будет сюрпризом новость о том, что я намереваюсь продать Дом Эмбер.

Роза неодобрительно скрестила руки на груди. Папа выглядел мрачным.

Мама сглотнула и продолжила.

— Я хотела вас предупредить сейчас, чтобы дать достаточно времени вам и вашему внуку, чтобы подыскать…

— Не требуется, — ответила Роза.

— Что? — спросила мама и, слегка удивившись, вскинула голову.

— Мы с Джексоном никуда не уезжаем. Этот коттедж и земля принадлежат нам.

— Прошу прощения?

— Фиона ещё в двадцатые годы передала это прадеду Джексона. Мы владеем участком земли у западной границы от хижины Нанги до реки. У меня есть документы.

— О, — слабым голосом сказала мама. — Я не знала об этом. Что ж. Тогда всё хорошо, — неуверенно добавила она.

— Именно, — согласилась Роза. Она передала корзинку с какими-то остатками еды своему внуку и подтолкнула его в сторону двери. — Сообщите нам, если мы сможем ещё чем-нибудь помочь вам. — Её тон даже не предполагал вежливости и желания что-либо делать, но, кажется, мама не обратила на это ни малейшего внимания.

— Мне бы понадобилась ваша помощь, Роза, при разборке старых документов моей матери и со всем остальным, так как вы знакомы с этим местом как никто другой.

Понятия не имею, откуда у мамы хватило смелости произнести эту фразу. Всем же было ясно, что Роза не в восторге от неё. Мне кажется, что как близкая подруга моей бабушки Роза могла злиться на маму за то, что та всегда держалась на расстоянии от неё. Не то чтобы я в чем-то обвиняла маму. Даже несмотря на то, что я была ребенком, я ощущала наличие какой-то старой обиды или сражения, которое мешало им, как наличие постороннего человека, и мне никогда не нравился тот сладко-саркастичный тон, который бабушка всегда применяла в присутствии мамы.

Но прямо сейчас я хотела б, чтобы маме хватило здравого смысла позволить Розе скрыться за дверью. В комнате повисла неприятная тишина, пока Роза раздумывала над ответом. Я прямо видела, как она готова взорваться.

Именно в этот момент Сэмми спрыгнул со своего стула и погладил Розу по руке.

— Это было так хорошо, Роза.

— Что, милый?

— Хорошо, что у бабушки был такой друг, как ты. Спасибо тебе.

Пока я стояла и удивлялась, что могло заставить Сэмми сказать такое, я прямо видела, как злость вытекает из неё. Она неловко потрепала Сэмми по голове и сказала:

— Твоя бабушка и для меня была хорошим другом, малыш.

Я заметила как Джексон смотрит за этой игрой с легкой улыбкой на лице.

— Я вернусь утром и приготовлю завтрак для этого ребенка. — Внезапно Роза посмотрела на маму. — Ида всегда говорила, что ты не слишком увлекаешься готовкой. Потом посмотрим, какая помощь тебе может понадобиться.

Моя мать раздумывала, обижаться ли ей, но потом передумала.

— Спасибо, — произнесла она. — Я так понимаю, что сотрудники службы по озеленению приходят сюда раз в неделю, но не мог бы Джексон продолжать работу, которую он делал для моей матери?

— Как он пожелает. — Роза пожала плечами.

— С удовольствием, миссис Парсонс. — Джексон кивнул. — Сбережения для школы. Спасибо.

— Нет, это тебе спасибо, — ответила мама. — И спасибо вам, Роза, за всё, что вы сделали для приема. Вы по всем пунктам превысили мои ожидания. Еда была великолепна, а дом, цветы, всё выглядело замечательно. — Она вытащила чек, который лежал в её кармане. — Это сможет возместить деньги, которые вы потратили на продукты. Плюс небольшая компенсация за потраченное время и усилия.

— Пересчитайте и впишите стоимость еды и я заберу чек завтра. — Роза снова разозлилась. — Я делала это не ради денег. Никто из этих людей не переступал порог этого дома последние двадцать пять лет, но я знаю, что Ида всё-таки хотела, чтобы у неё были надлежащие проводы. И она хотела б, чтобы Дом Эмбер выглядел наилучшим образом.

Потом она вышла. А Джексон закрыл за ними двери.

Мы вчетвером расселись вокруг кухонного стола за холодный ужин из остатков еды. Сэмми был оживленным и воодушевленным, и только я знала почему — он играл свою роль в придуманном нами заговоре.

Прежде чем уйти, папа сделал ещё один шаг навстречу маме.

— Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной. Ты можешь спать в отдельной спальне. Дети могли бы лечь в гостиной, где есть раскладной диван…

— Спасибо, Том, но мне нужно быть поблизости, чтобы всё разобрать и сложить. Отель подойдет лучше.

— Тогда может быть дети могли бы остаться на ночь. Я здесь живу уже восемь месяцев, а они так и не приехали навестить меня. Я мог бы показать им больницу и привез бы их завтра вечером.

— Это невозможно. Что Сара будет делать с Сэмми целый день? Кроме того, мне может понадобиться её помощь. Я хочу закончить здесь и вернуться обратно как можно быстрее.

Лицо моего папы стало непроницаемым.

— Поступай, как знаешь, Анна, — сказал он. Он снял свою куртку с крючка возле двери. — Ты всегда так делаешь. — Он поцеловал Сэмми в макушку и похлопал меня по плечу. Я могла б почувствовать к нему жалость, вот только я знала, что основная вина лежала на нем. Судя по нескольким «услышанным» мной телефонным разговорам, он чересчур близко сошелся с чрезмерно доброжелательной педиатром Сэмми в Сиэтле. Так что когда он получил работу, на которую он надеялся, от Джона Хопкинса здесь, в Мэриленде, мама решила, что он должен переехать сюда один. Она всё время утверждала что они просто поживут отдельно, но я также подслушала её разговор с адвокатом. Я думала о том, чтобы предупредить папу, но не сделала этого. Пока.

Он ушел и нас осталось только трое.

— Ладно, ребята, — сказала мама, — давайте уберем эти последние оставшиеся тарелки.

Сэмми убирал со стола, мурлыкая себе под нос свои обычные шесть нот, а я оттирала, намыливала и ополаскивала посуду, и ставила её в сушилку. У моей бабушки определенно было ограниченное понимание современных удобств. Огромный холодильник. Без посудомоечной машины.

Мама в это время рылась в шкафчиках.

— Слава Богу, — сказала она, обнаружив припрятанные запасы лекарств в узком шкафчике, которые состояли в основном из разнообразных жидкостей. Она вытащила маленькую бутылочку аспирина. Затем она собрала свой кошелёк, пальто, куртку Сэмми, косметичку, таблетки и свои ключи. — Давайте уходить отсюда.

Я бросила взгляд на Сэмми, многозначительно приподняв брови. Он слегка нахмурился и покачал головой, выражая чувство неодобрения моим чувством момента. Я была вынуждена кашлянуть, чтобы скрыть готовый вырваться смешок.

Не поворачиваясь и даже не смотря на маму, Сэмми прошептал.

— Нет. — Мой братишка. Хитрюга.

— Что? — спросила мама, абсолютно не понимая, к чему он клонит.

— Нет, — сказал он уже чуть громче. — Нет, нет, нет, нет, нет! — С каждым разом голос всё повышался, пока при звуке последнего не задрожали стекла. Потом он начал рыдать, бессловесно, так громко, как только мог.

— В чем дело? — закричала мама, с оттенком безнадежности. — Что происходит?

— Мне кажется, он не хочет уходить, — прокричала я в ответ. Сэмми продолжал выть, не уступая в силе сирене машины скорой помощи.

— Я хочу, чтобы вы оба немедленно забрались в машину! — Мама попыталась настоять на своем.

Сэмми усилил истерику. Продолжая кричать, он начал стучать себя по голове и вертеться по кругу, по его щекам текли слезы. Мама, онемев, стояла на месте, в её глазах плескалась истерика. Я развела руками, чтобы показать, насколько я бессильна.

— Господи, я не смогу сегодня это вынести. Я, правда, не могу. Перестань! Прекрати это! — Она застонала. — Ладно! — я ожидала большего сопротивления, но она, вероятно, была слишком уставшей. — Мы остаемся, — закричала она.

Сэмми понизил шум подобно шлангу, который сперва работал на полную мощь, затем испускал лишь тоненькую струйку. Он сделал глубокий вдох, затем длинно, протяжно выдохнул.

Чертовски блестяще сыграно. Хотела б я, чтобы у меня была возможность аплодировать.

Мама снова полезла в шкафчик. На этот раз она вытащила бутылку водки и налила в бокал на дюйм выше кубиков льда. Мне почти стало жалко её. Она провела целый день в месте, которое она действительно ненавидела, была приветлива с людьми, которые ей не нравились. И она только что потеряла свою мать. Наверное, ей было больно.

— Где мы будем спать? — резко спросила она.

— Не волнуйся о нас, — успокаивающим тоном сказала я. — Я уложу Сэмми.

— Ладно, — сказала она. — Хорошо, я собираюсь спать в комнате моей матери здесь, внизу. Кажется, что её достаточно хорошо почистили. Единственная комната в доме с телевизором.

— Мы поднимемся наверх, можно?

— Хорошо. Просто… — она остановилась, раздумывая над тем, что собирается сказать. — Не волнуйтесь насчет звуков… которые вы можете здесь услышать. Вы ведь знаете, что в старых домах раздается множество скрипов и стонов?

— Разумеется, мама. Мы знаем. Даже не думай об этом. Мы будем в порядке. Могу я одолжить лептоп?

— Конечно. Но здесь нет интернета, если ты на него рассчитываешь.

— Нет интернета? А как же я тогда свяжусь с Джеси?

— В библиотеке есть телефон.

— Ага, точно. Не бери в голову. — Мама определенно не в курсе, что мои друзья не болтают по телефону. Я могла бы послать сообщение, но только такая идиотка, как я, могла забыть зарядку от телефона на столе дома. — Мы вернемся в Сиэтл через пару дней.

— О Господи, я надеюсь что да, — произнесла она.

Сэмми подошел и встал рядом со мной. Впервые за всё время мама заметила у него в руках медвежонка. Между её бровями появилась крошечная морщинка.

— Сэмми, ты не можешь играть с ним. Он старый и грязный. Она протянула руку, чтобы забрать его. Сэмми открыл рот и собрался снова начать выть.

— Хорошо, всё в порядке! — сказала она.

Он тут же успокоился. Уголки его губ слегка приподнялись.

Я создала чудовище.

Мы пошли к машине, чтобы вытащить наши спальные принадлежности, остальной багаж мог подождать до завтра. Потом мама направилась прямиком в комнату бабушки.

— Отправляйтесь спать, — сказала она нам, затем исчезла за углом.

Сэмми широко мне улыбнулся.

— Всегда пожалуйста, — напомнил он.

— Точно, спасибо тебе, — согласилась я. — Ты всё сделал правильно. — Я засмеялась оттого, каким довольным собой он выглядел. — Эй, чемпион, в твоей сумке случайно нет фонарика?

Он решительно кивнул.

— Не хотел бы ты немного тут всё разведать, прежде чем мы отправимся спать?

Он решительно кивнул.

Мы выключили в передних залах весь свет, желая заняться исследованиями в темноте. Таким образом если бы мама вдруг вышла в коридор, отсутствие света не сподвигло бы её на дальнейшие розыски. К тому же верхний свет полностью исключал ощущение приключений.

Темнота была плотной, теплой, бархатистой. Луч фонарика давал слабое освещение, выхватывая то лицо с портрета, то фарфорового кота, притаившегося в углу. Когда мы на цыпочках пробирались по лестнице в западное крыло, я по пятам следовала за Сэмом, положив руку ему на плечо. Я чувствовала, как напрягаются его лопатки в ожидании появления призраков, потому что сама чувствовала то же самое.

Первая комната с правой стороны холла выглядела как кабинет; комната слева напоминала уютную гостиную, сквозь окна которой проникал слабый ночной свет. Дверь в ванную комнату была справа, затем располагалась мастерская. Я рассмотрела швейную машинку со всё ещё зажатым куском ткани, и подумала, что же могла шить моя бабушка. Через коридор находилась обшитая деревянными панелями бильярдная комната с одним из тех столов, у которых отсутствовали карманы. И в самом конце коридора пара французских дверей скрывала то, что мы ещё не могли увидеть.

Мы открыли обе створки двери. И одновременно у нас перехватило дыхание.

Перед нами простирались залитые лунным светом джунгли, накрытые застекленной металлической сеткой, высотой в два этажа. Слева от нас в темноту уходила металлическая лестница, где-то позади зеленых стен плескался фонтан. Мы бродили по каменным дорожкам, которые вели вдоль ложа из папоротников и цветов, пока не отыскали скрытый в тени неглубокий бассейн. В темноте его поверхность казалась темной и бездонной, по воде плавали плоские листья лилий.

У Сэмми перехватило дыхание, затем он вздрогнул и медленно поднял луч фонарика. На противоположной стороне стояла мраморная статуя женщины в платье в греческом стиле. Мы подошли ближе.

— У неё грустный вид, — сказал Сэмми, разглядывая прикрытые глаза статуи. Они были высечены из камня, гладкие, без ресниц. Она невидящими глазами смотрела на свою раскрытую ладонь, на которой словно капли крови блестели четыре красных камня. Мне стало интересно, лежат ли они свободно или высечены из камня. Я оперлась на скалу в стене бассейна и протянула руку, чтобы потрогать их.

Позади меня Сэмми выключил свет. Пытаясь удержать равновесие в темноте, я промахнулась мимо статуи — я вообще не могла найти её. Часть меня невольно подумала, могла ли она отодвинуться?

— Эй, — сказала я, повернувшись. — Сэмми? Куда ты пошел?

— Сара, — услышала я его шепот.

— Сэм, — прошипела я, следуя на звук голоса. — Вернись. — Я последовала за его шагами направо, затем снова направо по тропинке, глубже в темноту. — Сэм?

— Сара, — снова позвал он далеко впереди.

— Сэм, сейчас неподходящее время для пряток. — Я пошла быстрее, затем побежала, продираясь через ветви, которые, казалось, вырастали из темноты. Налево, направо, я слышала его шаги впереди меня. — Сэм. Остановись!

— Сара, — снова прошептал он.

Комната, казалось, была бесконечной. Я никак не могла увидеть железные перекладины стен — было слишком много звезд. Я замерла и прислушалась, пытаясь сдержать свое шумное дыхание. Странно, но я не слышала фонтана. Я начала идти назад, следуя по тому же пути, которым я сюда добралась.

— Сэмми! Ты до чертиков…

И тут я наткнулась на него, вынырнувшего из темноты, его фонарик внезапно замерцал.

— Сара… — начал он.

— Больше так не делай, — сказала я, чересчур крепко сжав его руку.

Он кивнул, но спросил:

— Не делать чего?

— Не убегай вот так.

— Но, Сара, я никуда не убегал.

Лунный свет стал приглушенным. Там, где только что были звезды, теперь плыли облака, и небо казалось пустым. Несколько тихих всплесков превратились в миллион капель отлетавших от стеклянных стен какофонией звуков. По мне пробежал холодок.

Мы прокрались обратно в дом через зал по коридору и захватили наши сумки со скамейки, где мы их и оставили.

— Сегодня больше никаких исследований, Сара?

— Нет, Сэм, на сегодня хватит. Пора спать. Но давай потише, кажется, мама до сих пор не спит. Я слышу звуки телевизора.

— Нет, Сара, — я ничего не слышу.

— Да. Просто голоса. Так что потише. Мы же не хотим, чтобы она вышла.

Мы пошли наверх. Я помогла Сэму найти его пижаму, затем отправилась в ванную со своей. В старой фланелевой пижаме мне стало лучше, я уже не чувствовала холода.

В моей комнате свет был выключен — я уже называла её своей — но оттуда исходил странный блеск. Когда я проскользнула внутрь, там был Сэм. Своим собственным способом Сэмми нашел выключатель на дне кукольного домика и отделение для батарейки, использовав свой фонарик. Все маленькие выключатели в кукольном домике были включены. Это походило на что-то волшебное. Я почти ожидала, что вот-вот появятся куклы и начнут бродить по дому.

— Молодец, Сэм, — сказала я. Но всё же включила в комнате верхний свет.

Уложив Сэмми в его постель, я вернулась в собственную комнату. Я выключила прикроватную лампочку, и комната снова погрузилась в темноту. И стало совсем тихо, очень тихо. Это было не похоже на город, где всегда был свет и из окна слышен гул движения. В тишине и темноте моя голова наполнилась звоном, который, казалось, звучал на таких высоких волнах, что их невозможно было услышать.

Когда я была маленькой, я отказывалась спать без света. Не то чтобы я боялась, но мне было слишком страшно оттого, что темнота может сотворить с моим восприятием вещей, как это заденет мои чувства. Мой слух становился слишком острым, осязание — слишком ярко выраженным, если я задумывалась над этим, я могла внезапно чувствовать кучу всего, слышать биение собственного сердца, бьющегося у меня в груди.

Засыпание в этой комнате напомнило мне о детстве. Но сейчас настороже были не мои уши или кожа — это была какая-то часть меня, которой я не могла дать определения. Какая-то часть, которая притаилась в темноте и выжидала.

Глава 3

Я вынырнула из сна, который был прямым отражением моей реальности, — голоса в темноте, статуя, плачущая алмазными слезами. Ярко светило солнце; в Сиэтле сейчас было 8 часов утра, но здесь уже 11. Разгар дня. Я натянула джинсы и рубашку, которые засунула в свою сумку со спальными принадлежностями и спустилась вниз.

Роза стояла на ступеньке лестницы и заводила большие напольные часы, с её левой руки свисали черные покрывала, которыми были завешаны зеркала.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Могу я вам помочь?

— Нет, дитя, — ответила она. — Я здесь единственная, кто знает, где и как должны лежать вещи. Затем запоздало добавила, — Но спасибо.

Мне было интересно, насколько Роза считала меня втянутой в мамины отношения. С кем-то, кто поступил несправедливо с её подругой.

— Зачем это было нужно, Роза? — Я кивнула на черную ткань.

— Просто южное суеверие, — рассеянно сказала она, так как была занята переводом стрелок на нужное время. — Это помогает ушедшей душе перейти в иной мир и не попасть в зазеркалье.

— Зазеркалье? — повторила я. — Как Алиса?

— Не я изобрела это понятие, — раздраженно ответила Роза. — Люди верят, что можно видеть то, что находится по другую сторону зеркала. Место, куда после смерти попадают души, прежде чем отправиться к конечному пункту назначения. Если мы сможем увидеть их, то они могут подумать, что смогут вернуться через зеркало назад. И, вероятно, что такие души не смогут двигаться дальше и будут продолжать оставаться там, где они могут быть близко к тем, кого они любили. — Она слегка подтолкнула маятник и снова привела часы в движение. — Это всего лишь обычай, — продолжила она. — Ты ведь понимаешь?

— Мне все ясно. — Я пожала плечами.

Мама высунула голову из библиотеки.

— Вы уже освободились, Роза? — И снова нырнула обратно. Роза подняла брови и тихонько фыркнула, я предположила, что это из-за грубости моей мамы. Но всё же она последовала следом за ней.

Когда я вошла в кухню, Сэмми сидел там, медвежонок сброшен на пол рядом с его стулом. Он поглощал блинчики, которые, как я предположила, сделала Роза. Хорошо, что ей нравится как минимум один член нашей семьи. Я села рядом с ним.

— Для меня что-нибудь осталось?

Он на полдюйма не донес вилку до своего раскрытого рта.

— Неа, — он повернул вилку в мою сторону и я проглотила последний кусочек блинчика. Он был замечательным — легким, маслянистым, с настоящим кленовым сиропом.

— Вкуснятина, — сказала я.

— Всегда пожалуйста, — ответил он.

— Спасибо тебе, — сказала я. — Роза вкусно готовит.

— Лучше чем мама.

— Даже ты готовишь лучше, чем мама, — сказала я ему. Он рассмеялся. — Ты кому-нибудь рассказывал о наших исследованиях, Сэм?

— Неа.

— Молодец. — Он снова кивнул.

Роза зашла на кухню через вращающиеся двери. Она подошла к шкафчику под раковиной и вытащила коробку с черными пакетами для мусора.

— Забыла тебе сказать: в духовке для тебя подогревается тарелка, если ты голодна.

— Спасибо, — сказала я в приступе благодарности. — Сэмми дал мне кусочек и он был потрясающе вкусным.

— Это всего лишь лепешки. Не хотела выбрасывать тесто. Воспользуйся прихваткой и подложи под тарелку подстилку.

— Обязательно, — пообещала я. Я решила, что смогу перенести неприязнь Розы ко мне, если она будет включать приготовление блинчиков.

Я направилась к духовке, но Сэмми остановил меня.

— Могу я тебе показать кое-что, Сара?

— Что там у тебя, Сэм? — Я вздохнула.

Он взял в одну руку медвежонка, другой рукой взял за руку меня и потянул меня через вращающиеся двери в сторону зала и по направлению к гостиной. Он остановился перед маленьким боковым окном.

— Смотри.

На газоне стоял во всем своем великолепии одинокий дуб. Его раскидистые ветви удерживали домик, построенный на нескольких уровнях, с маленькими скамейками и частичной крышей в углу.

— Круто, Сэм, — сказала я. — Мы позже осмотрим его.

— Кто это? — спросил Сэм, показывая сейчас на какие-то кусты у корней дерева.

Я прищурилась. Игра света позволяла предположить, что в тени кто-то сидит. Но ветки кустов заколыхались на ветру, показывая, что это всего лишь иллюзия.

— Там никого нет.

— Никого? — повторил Сэмми.

— Именно. Там никого нет. Могу я теперь поесть?

Я искала одну из прихваток, воспользоваться которыми я обещала Розе. В третьем ящике шкафчика рядом с духовкой я наткнулась на коробку с осколками какого-то предмета из китайского фарфора. Мне стало интересно, зачем кому-то хранить все эти кусочки, даже если это и была какая-то красивая вещь — лавандовая изнутри, голубая снаружи, с трехмерными цветами вишни, пестревшими по основанию. Похоже, что это был кувшин. Я подняла ручку, сделанную и разрисованную в форме ветки.

И перед моим мысленным взором тут же появляется картинка с изображением кухонного стола. Веселье вокруг. Много сока. И тут его задевает какая-то детская рука и сталкивает его со стола. Я вижу, как он падает, переворачиваясь в воздухе. Ударяется об пол и мгновенно, со звоном, разбивается на множество кусочков. Красный, как кровь, сок разливается по полу. Я почти слышу в голове бабушкино восклицание: «Ох, Анна». И я практически вижу юное лицо моей мамы: вызывающее, с легким оттенком самодовольства.

Я тряхнула головой.

Это было… странно.

В смысле у меня достаточно яркое воображение, но все эти ожившие картинки в моей голове — это слегка странно.

Я осторожно кладу ручку обратно в коробку, но мой палец задевает другой осколок. Появляется капелька крови. Класс. Засунув палец в рот, в следующем ящичке я наконец-то отыскиваю прихватку.

Сэм проследовал за мной на кухню и, усевшись за столом, с завистью посматривает на мои блинчики. Я улыбнулась. Я взяла намазанный маслом и политый сиропом кусочек и вернула долг Сэмми, плюс проценты. Продолжая жевать, он вышел через двери, таща на буксире медведя.

— Эй, — крикнула я ему вдогонку. Он повернулся, его брови поползли вверх. — Всегда пожалуйста, — сказала я повторив то, что он обычно говорил мне.

Всё ещё с набитым ртом он улыбнулся.

— Сэм, держись подальше от реки и того домика на дереве, пока я не смогу пойти с тобой. Обещаешь?

— Я обещаю, Сара. — Он вышел.

Я уже почти доедала, вошла мама, неся почти пустую кружку с кофе. Таким был её обычный завтрак — пара чашек черного кофе. Она уставилась на мою тарелку.

— Только не говори мне, что ты съела всю стопку блинчиков.

Вместо ответа я наколола на вилку кусочек, окунула его в сироп и растаявшее масло, потом посмотрела ей прямо в глаза и отправила его в рот. Мама никогда не называла меня толстой, что было бы нелепо, так как я была скорее тощей. И я привыкла к её резкости и критике — я могла с этим справиться. Но пока я жевала и проглатывала, я думала, что, может быть, пребывание в этом доме сделало её отношение чуть худшим, чем обычно.

Она нахмурилась и прочистила горло.

— Завтра мы едем в Балтимор. Ваш отец хочет показать вам Джона Хопкинса. Я ожидаю, что ты возьмешь на себя Сэмми. Хорошо?

— Разумеется, мама. Мы с Сэмми оба хотим там побывать.

— Раздавались ли какие-нибудь забавные звуки прошлой ночью?

— Спала как убитая. — Я отрицательно покачала головой.

Она посмотрела на меня, как будто сомневалась в моей искренности.

— Ладно, вероятно мы здесь останемся ещё на день-два. Ты же знаешь, как я ненавижу гостиницы.

Я это знала.

— Мы с Сэмом не против, — сказала я. — Хм, мама? — Она выжидающе посмотрела на меня. — Я заколебалась, прежде чем задать вопрос. — Ты когда-нибудь разбивала маленький голубой китайский кувшин?

Её лицо быстро превратилось в маску гнева и отвращения.

— Она даже не смогла выбросить осколки? Как и всё остальное в этом доме, это что, тоже часть алтаря? Ты ведь выбросишь их в мусор, ради меня, милая?

— Конечно, — солгала я.

— За пару дней мне нужно переделать кучу работы. Просмотреть бумаги, провести инвентаризацию, подготовить все к продаже. Я хочу, чтобы ты присматривала за Сэмми, убедись, что он не попадет в неприятности.

— Разумеется. Конечно.

— Где Сэмми сейчас?

— Просто гуляет.

Мы обе подошли к окну, чтобы проверить. Сэмми был там, играл в прятки в кустах. Он был далеко, но я слышала, как он радостно болтает.

— Он, что, разговаривает сам с собой? — голос мамы был обеспокоенным и обвиняющим. Она всегда искала в Сэмми признаки странного поведения, в точности как всегда искала у меня признаки целлюлита.

— Он всего лишь играет. И громко разговаривает. Маленькие дети всегда так делают.

— Ага, — ответила она. Шизофреники тоже.

Я едва успела подумать про себя: «Очень мило», — когда мы услышали резкий стук — молоточек у входной двери.

— Боже, — сказала она. — Кто это может быть? У меня вс в порядке с внешним видом?

— Ты выглядишь отлично, мам. — Моя мама всегда выглядела отлично, макияж всегда был безупречным, на одежде не было складок. Ни грамма целлюлита.

Она направилась к входной двери. Я услышала, как она открывает её.

— Мать честная! — я слышала её визг так четко, как будто она была рядом. — Роберт, я так рада тебя видеть! — сказала она столь же высоким голосом.

Голос Роберта был более приглушенным. Я не могла расслышать его ответ.

— Сколько же мы не виделись? — продолжала мама своим сопрано на полной громкости. — Двадцать лет? Это, наверное, твой сын. Он похож на тебя. Я видела вас обоих вчера вдалеке. Жалела, что вы не смогли остаться. Я так рада, что вы вернулись, теперь мы можем поговорить. Господи, он такой высокий и привлекательный, Роберт. Ты можешь поверить, что у нас уже такие взрослые дети?

Я не смогла услышать, верит ли Роберт. Моя мама продолжала в том же духе.

— Ты должен увидеть мою Сару. Она на кухне.

Боже мой. Она притащит их сюда. А я в мятой футболке и джинсах с сиропом, размазанным по лицу. Я почти швырнула свою тарелку с блинчиками в раковину, потом повернулась и так туго, как только могла, стянула свои спутанные волосы резинкой, которая была на моем запястье.

— Сара, детка….

В дверях показалась странная женщина, которая выглядела как моя мама, её глаза сияли, на щеках пылал румянец. Затем я поняла — почему. Роберт, которого я узнала как отца в той паре в черных костюмах с бабушкиных похорон, следовал за ней. В нем было полных шесть футов роста, золотистый загар, белоснежные зубы и прочее. Ему было где-то лет сорок с небольшим, но даже я была поражена.

— …Я бы хотела представить тебя моему старому другу, сенатору Роберту Хэтэуэю.

Он улыбнулся сияющей улыбкой. Я пожала его протянутую руку так сильно, как только могла. Не оторвать бы её.

— Ряда с вами познакомиться, сенатор Хэтэуэй.

— А это, — мама махнула рукой на кого-то, стоящего рядом, — сын Роберта, Ричард.

Ричард — другая половина пары — вышел на свет, с улыбкой на лице. И у меня мелькнула мысль: «Спасибо, мама. Огромное тебе спасибо. Почему бы мне просто не застрелиться». Отец был сногсшибательным; сын был таким же, и ему было семнадцать.

— Привет, — запинаясь, сказала я.

— Привет, — поздоровался он, продолжая улыбаться.

— Сара очень похожа на тебя, Анна. — Это был сенатор, так мило с его стороны.

— Благодарю вас, — автоматически ответила я, с удивлением заметив, что мой голос в точности звучит как мамин. Она положила руку мне на плечо и добавила:

— Мне всегда льстит, когда кто-нибудь говорит о подобном сходстве.

Ладно, подумала я, заберите кто-нибудь этого двойника. Я хочу назад свою обычную маму.

— Я никогда раньше не был в Доме Эмбер, миссис Парсонс, — проговорил Ричард. — Я бы с удовольствием осмотрел его.

Мама и сенатор выжидающе посмотрели на меня. Внутренне я вздохнула и пожелала, чтобы у меня оказался освежитель дыхания. Внешне я улыбнулась, надеясь, что в зубах не застрял блинчик.

— Разумеется. Правда, я сама не слишком много здесь видела. Можем осмотреть всё вместе.

— Замечательно, — сказал он.

Мы обошли библиотеку и гостиную, я блестяще проводила экскурсию, давая объяснения, типа «Это библиотека» или «Это гостиная».

Когда мы прошли в парадный зал, он вставил:

— Это парадный зал. Затем рассмеялся, правда, при этом он ни на что не намекал. Я засмеялась в ответ и слегка расслабилась.

— Прости, — сказала я. — Я не слишком хороший экскурсовод. А почему ты вообще захотел пойти? — спросила я.

— Ты шутишь? В этой части Мэриленда любой бы воспользовался случаем побродить по Дому Эмбер.

— Правда? — спросила я. — Кто угодно в возрасте до тридцати?

Он улыбнулся и пожал плечами.

— Мама была большим коллекционером древностей. Она всегда хотела побывать внутри этого дома. Наверное, она и меня этим заразила.

— Была? — переспросила я.

— Да, — ответил он после паузы. — Она… ушла несколько лет назад.

— Мне жаль.

— Мы с папой неплохо справляемся. — Он сменил тему, махнув рукой в сторону портретов, которые я заметила накануне: — Это картины примерно семнадцатого века, так что это вероятно Сорча и Лиам О'Мэлли, основатели Дома Эмбер. Как и часы, — сказал он, когда мы пошли дальше, — это восемнадцатый век, и выглядит, как будто тут есть свои оригинальные краски. — Он повернулся и махнул в сторону картин с библейской тематикой. — Считается, что эти картины рисовал Эдвард Хикс.

Я была слегка изумлена.

— Ладно, — сказала я. — Ты ведь просто прочитал это всё заранее, ведь так?

— Почти, — он ухмыльнулся. — Я просто использовал свои познания в области антиквариата. Но это было впечатляюще, не правда ли?

— Ага, — сказала я. — Ты должен быть политиком.

— Ну, это же семейное дело. — Он рассмеялся.

Мы дошли до компаса в виде розы ветров на полу, и он повернул голову в сторону комнаты Сэмми.

— Знаменитая морская комната. Принадлежала сыну капитана, Мэттью. Он умер молодым, вероятно от туберкулеза.

— Откуда ты знаешь всё это? — спросила я. — Это же моя семья, а я не знаю совсем ничего.

— Фиона Уоррен — прабабка твоей мамы — написала книгу об этом доме. У моей мамы был экземпляр.

— И ты его читал?

Он снова улыбнулся.

— Не полностью. Но она более интересная, чем ты себе представляешь. Она вроде бы пишет документальную книгу, но там есть подробности, которых никто не мог знать. А ещё, иногда она дважды повторяет одну и ту же историю, но рассказывает её двумя разными способами. Она была немного сумасшедшей. Буквально. Она какое-то время провела в лечебнице.

— У меня просто замечательное генетическое наследие.

— У нас обоих. — Он направился к следующей двери. Моя комната.

— Нет, подожди…

Но он уже открыл её. Пижама на полу. Не засланная постель. Раскрытый чемодан, со свисающими личными предметами. Класс.

— Я так понимаю, это твоя комната?

— Ага. Прости насчет беспорядка. Я слегка проспала, и у меня ещё не было времени… убраться.

Он ухмыльнулся. Я улучила момент и полюбовалась на эту ухмылку. Широкая, слегка кривоватая, во весь рот. Он слегка склонил свой длинный, прямой нос. Без ямочек — хорошо. Сильный подбородок — хорошо. Поразительные голубые глаза — просто замечательно. Он откинул прядь волос, упавшую на лоб. Довольно приятная на вид шевелюра. Я осознала, что стою и пялюсь и отвела взгляд. — Дверь вон там, — сказала я, махнув рукой, — это ванная. Но другие двери я пока не открывала.

— Ну, мне кажется, эта должна вести в комнаты Капитана, — сказал он.

Я проследовала за ним в гостиную, следом за которой располагалась спальня. Над камином висела написанная маслом картина, изображавшая корабль, попавший в шторм. Стены были увешаны коллекцией пистолетов и сабель, собранных, наверное, со всего света. Он взял со стола кусок слоновой кости и протянул его мне. На ней была вырезана сценка из китобойного промысла.

— Это резьба по кости. Моряки часто использовали для этих целей зубы китов. Сейчас такое уже нигде не купишь. В большинстве стран запретили продажу.

Комната Капитана была просто завалена разными вещами — на каждом столе, камине, полках. В сочетании с оружием и всё, что касалось запрещённого китобойного промысла, комната выглядела довольно мрачно.

— Не думаю, что этот парень мне бы понравился, — сказала я.

— Он был судовладельцем, который контрабандным путем поставлял оружие колонистам во время Революции, а затем занялся работорговлей. — Он пожал плечами. — По крайней мере, так написано в книжке твоей прабабки.

Теперь мне захотелось поскорее убраться из его комнаты.

— Давай уйдем отсюда. — Я вышла, он последовал за мной.

— Постой, мы что-то пропустили. — Он открыл дверь рядом со входом в гардеробную Капитана. — Это была комната его жены.

Данная комната просто поразительно отличалась от любой другой комнаты в Доме Эмбер. Из мебели тут была только кровать, шкаф для одежды и сундук. На стене висела единственная картина, на которой были нарисованы двое симпатичных детей и распятие.

— Вау, — вырвалось у меня.

— Немного минималистично, не правда ли? — сказал он, заходя внутрь. — Фиона писала, что Дейрдре Фостер была больна, большую часть своей жизни. Капитан держал её взаперти, подальше от её детей, — видимо она была безумна.

— Ещё один сумасшедший предок, — сказала я, оставаясь в дверном проеме. — Повезло мне.

Он снял что-то с туалетного столика.

— Хм. Интересно, как это здесь оказалось, — пробормотал он, передавая мне вещь, которую он держал в руках.

Я шагнула было внутрь, чтобы взять вещь у него из рук, но я как будто наткнулась на стену. У меня появилось стойкое ощущение печали, наполнявшей эту комнату. Воздух стал холодным.

— Давай пойдем куда-нибудь в другое место, — сказала я, тряхнув головой. На его лице появилось недоуменное выражение, но он направился к выходу.

— Сувенир, — сказал он. Он перевернул мою ладонь и положил на неё вещь — маленький, гладко отполированный зеленый камень с персиковыми и темно-зелеными прожилками. Странно, подумала я, каким образом что-то из той комнаты может быть таким теплым.

Мои пальцы сомкнулись вокруг него.

— Спасибо. — Я засунула его в свой карман.

Он закрыл тяжелую дверь. И тут я заметила замочную скважину посреди украшенного резьбой креста, вдавленную в металл. Прикоснувшись к ней, я словно услышала металлический звук поворачивающегося ключа. В голову закралась непрошеная мысль: здесь держали безумную женщину.

И именно в этот момент Ричард решил высказать зловещую фразу.

— Ты же в курсе, что в этом доме водятся призраки.

— Призраки? — И изо всех сил постаралась не вздрогнуть.

— Так говорят. Может быть, это Дейрдре.

В непосредственной близости от этой изолированной комнаты при мысли о призраках по мне побежали мурашки. Но я не собиралась позволить Ричарду заметить это. Я пожала плечами.

— Что ж, — сказала я, — В таком старом доме как этот призраки просто обязаны быть.

Он оценивающе посмотрел на меня, затем на его лице растянулась широкая улыбка.

— Куда теперь? — спросил он.

С меня хватит этих депрессивных комнат.

— Западное крыло, — ответила я. — Я хочу показать тебе кое-что.

— Оранжерею? — предположил он.

Так это помещение так называется?

— Оранжерею, — подтвердила я. Он опередил меня, а я шутливо его обогнала. — Эй, — сказала я. — Кто из нас проводит здесь экскурсию?

— Мне показалось, что мы уже решили, что гид здесь я, — ответил он, и я услышала, как он намеревается восстановить лидерство.

Я пошла быстрее, затем побежала. Он наступал мне на пятки. Я пробежала через лестничную площадку, пронеслась под аркой по направлению к западному крылу. Он потянулся к моей руке, я прибавила скорость. Я не собиралась позволять ему догнать меня. Я чуть не врезалась в стенку в конце зала, в точности как я делала, когда была маленькой. Смех вытекал из меня, как воздух, выдуваемый из воздушного шарика.

Сильные пальцы схватили меня за руку как раз перед ударом. Ричард потянул меня обратно и начал замедлять движение. Мы столкнулись и я увидела что он смеётся также сильно, как и я.

— Ты что, тоже теряешь разум? — спросил он.

— Я бы так не сказала, — ответила я. — С другой стороны, разве не все сумасшедшие так считают?

— Я знаю, что мне делать, — выдохнул он. Мы оба продолжали стоять, тяжело дыша, и смеясь от того, как мало воздуха у нас было. И я всё ещё ощущала, как его рука сжимает мою руку, словно теплый браслет.

Соберись, сказала я себе. Раздвинув шторы, я позволила солнечному свету осветить темный зал.

— Пошли, — сказала я, распахивая французские двери.

Мы осторожно ступили на металлическую рифленую платформу, с которой начинала подниматься винтовая лестница. Этим утром здесь были птицы — несколько ярких вкраплений, поющих среди ветвей и порхающих в воздухе. Мы обменялись улыбками. Я прошла мимо лестницы, он шел следом за мной. На площадке я посмотрела вдаль и попыталась вспомнить дорожку, ведущую к фонтану.

Статуя, охраняющая фонтан, была на месте. Огромные кремовые цветки лилий были раскрыты. В их тени плавала пятнистая оранжевая рыба, размером со ступню.

— Сара? — позвал Ричард.

— Я здесь, — ответила я музыкальным голосом, который смутил меня.

Он появился из растительной арки, в его глазах читалось восхищение.

— Посмотри сюда, — сказал он.

— Я знаю. Просто восхитительно, ага?

— Это просто необходимо нарисовать. — Он очертил пальцами рамку. — Девушка возле фонтана.

Парень явно льстил мне. Я покраснела. Я — неудачница.

— Кто построил это? — спросила я, пытаясь скрыть свое смущение. — Фиона?

— Вообще-то родители Фионы. На рубеже прошлого века. — Он показал на статую. — Фиона специально о ней просила. Персефона. Дочь Деметры, похищенная смертью, чтобы жить в подземном мире.

А красные камни у неё в руке, это зернышки граната, которые были символом её пленения. При дневном свете я увидела, что вода капала в бассейн из слепых глаз статуи, стекая по кончикам пальцев на мраморный подол её одежд. Это было даже ужасно.

— Её ещё звали Нестис, — вспомнила я. — Своими слезами она могла оживить мертвого.

— Точно, она похожа на плакальщицу, — он с удивлением рассматривал статую. — Откуда ты это знаешь?

— У моего преподавателя по античности на стене висел постер.

— Могу я показать тебе кое-что ещё более восхитительное?

— Конечно, — кивнула я.

— Как мы можем выйти отсюда?

Я повела его к выходу из западного крыла вниз по залу и через солярий и, пройдя через очередные французские двери, мы вышли в патио с каменными плитами. После сырости оранжереи, воздух был холодным и свежим. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Сара? Ты ещё здесь?

Я открыла глаза и слегка прищурилась от яркого света. Ричард наблюдал за мной с вопросительной улыбкой. Он махнул левой рукой в сторону ступенек, а правой — слегка подтолкнул меня в спину.

— Давай наперегонки.

Затем он побежал вниз по ступенькам, оглядываясь на меня и смеясь. Я припустилась за ним. Каменные ступеньки спускались вниз по склону и вились между подпорными стенками, папоротниками, цветами и лианами, плетущимися вверх. Они заканчивались каменной площадкой, которая вела к причалу. К реке. Где был пришвартована чудесная золотисто-оранжевая парусная лодка.

— Боже, — сказала я, не веря своим глазам. — Это… Это принадлежало моей бабушке?

— Наверное, теперь это ваше. Она называется «Жидкий янтарь».

Я склонилась, чтобы рассмотреть название.

— Жидкий Янтарь IV. — Работа не представляла собой ничего особенного, но она не имела ничего общего с блестящими конструкциями, которые я видела раньше. — Она выглядит достаточно старой.

— Как и все остальное в Доме Эмбер, не так ли? — Он кивнул. — Мне кажется, на ней плавали ещё твои прабабушка и прадедушка, так что ей вероятно лет сто.

— И она всё ещё на плаву?

— И судя по тому, что я слышал, она достаточно быстра. Ты умеешь ходить под парусом?

— Ты шутишь? Я же из Сиэтла. Мы живем на воде.

— Ты заработала дополнительные очки, Парсонс.

Очки? Я задумалась. Он что, ведет подсчет?

— Мы должны поплавать на яхте, — сказал он.

— Я же даже не знаю, готова ли она…

— Я приглашаю тебя поплавать на моей лодке. Мы с отцом живем в полумиле от вас, вниз по реке.

— Ой. — Он что, приглашает меня на свидание? — С удовольствием. Я люблю плавать.

— Тогда послезавтра, идет?

Если бы только со мной был мой телефон, чтобы я могла сфотографировать его и послать фотку Джеси. Она ни в жизнь не поверит мне без документального подтверждения. Я кивнула так прохладно, как только смогла.

— Думаю, что смогу втиснуть тебя в расписание.

— Отлично, — с легкостью ответил он, как будто он составлял подобные планы ежедневно. Скорее всего, так и было. — Я заберу тебя в десять тридцать, и мы поплывем вниз в сторону залива. Ты же сможешь проснуться так рано?

Я ухмыльнулась.

— Будет непросто, но я постараюсь. — Он ухмыльнулся в ответ. — У тебя разве нет уроков?

— Тщательное планирование. Только четыре дня в неделю.

— Счастливчик.

— Ты и так это знала, — ответил он, всё ещё широко улыбаясь. — Мы должны возвращаться.

— А. Правильно. Разумеется.

— После тебя, — сказал он, делая жест рукой в сторону ступенек.

Нет. Ни за что. Я не позволю ему рассматривать мою задницу все четыре лестничных пролета, даже с учетом того, что моя задница выглядит неплохо. — Ты первый.

Когда мы вернулись, мама и сенатор сидели в гостиной и пили кофе. Всё выглядело достаточно уютно, с недоверием подумала я.

— Пап, мы с Сарой собираемся в пятницу поплавать. У тебя же нет планов на Ласточку, не так ли?

— Абсолютно никаких. — Сенатор улыбнулся улыбкой, которая скорее всего блистала на всех плакатах. — Ты должен представить Сару другим ребятам в округе.

— Разумеется, — сказал Ричард.

— Ой, — воскликнула мама, как будто её внезапно посетила какая-то мысль. — У меня только что появилась блестящая идея. Через десять дней Саре исполняется шестнадцать. Я знаю, что у нас мало времени, но разве не замечательно было бы собрать вместе всех наших старых друзей, Роберт? Устроить большую вечеринку? Ричард мог бы пригласить молодежь.

Вечеринка? Мысленно повторила я. Отпраздновать здесь мой День Рождения? А что случилось с планами уехать отсюда как можно скорее?

— На следующий уикенд у меня нет никаких планов, — с энтузиазмом ответил сенатор. — Вместе мы сможем всё организовать. Ведь так, Ричард?

— Если здесь будет еда, мои друзья точно придут, — ответил Ричард с легкой улыбкой.

— Мы могли бы устроить маскарад, — продолжала импровизировать мама. — Будет почти как на Хэллоуин. — Она повернулась ко мне. — Мне было немного жаль, что у тебя не будет вечеринки на шестнадцатилетие, как было у меня, бабушки и всех девочек в Доме Эмбер. Теперь она будет.

У всех девочек в Доме Эмбер? Внезапно мама стала хранительницей традиций? Видимо я слишком долго пребывала в шоке, потому что она снова подтолкнула меня.

— Это же блестящая идея, разве нет, Сара?

Все ожидали моего ответа. Я честно понятия не имела, что должна сказать. Если бы мы были в Сиэтле, на мое шестнадцатилетие я бы пошла в кино с Джеси. Если бы мне совсем повезло, я бы получила в подарок машину. И теперь ни с того ни с сего у меня будет огромная костюмированная вечеринка с кучей незнакомцев. И при этом предполагается, что я не буду расстраивать маму перед её другом-сенатором. Мой голос был неожиданно писклявым, когда я смогла выдавить:

— Замечательно, мам.

На лбу у мамы появилась едва заметная складочка.

— Отличная идея, Энни, — подтвердил сенатор. Энни? Разве мою маму кто-нибудь когда-нибудь называл Энни?

— Но, Боже, Роберт, может быть это трудновыполнимо. Мне нужны помощники, ресторатор, флорист… Господи, и ещё много разных вещей.

— Всё будет в порядке, — с уверенностью сказал он. — Я знаю парня, который открывает ресторан в округе Колумбия. Он, конечно, будет слегка ошеломлен, но при такой публике… он с радостью сам заплатит тебе за возможность припарковать здесь фургон с названием его ресторана.

— Если у меня есть ресторатор, — выдохнула мама, — всё остальное будет просто.

Ещё одна сверкающая улыбка.

— Я позвоню ему. Ты сама увидишь. Всё будет в полном порядке. — Уверенность исходила от него как солнечные лучи. Не удивительно, что люди проголосовали за него. Он вытащил визитку с государственной печатью и что-то написал на обороте. — Это мой личный телефонный номер. Позвони мне. Мы с Ричардом дадим тебе имена и адреса. И я скорее всего и сам смогу тебе немного помочь.

— Ой, я так взволнована, — сказала мама. — Я не была на таких вечеринках бог знает сколько. — Разве это не волнующе, золотко?

— Волнующе, — согласилась я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал радостно. Я вспомнила, насколько сильно маме не терпелось уехать отсюда, мне стало интересно, что же заставило её передумать. Неужели сенатор?

— Я бы хотела, чтобы ты познакомился с моим сыном, перед уходом, Роберт. Сара, ты видела Сэмми?

Нет. Я его не видела. Я провела так много времени, восхищаясь белоснежной улыбкой Ричарда, что потеряла всякий след Сэмми. И что ещё хуже, когда я сейчас подумала о нем, я не смогла его почувствовать.

— Найди его для меня, Сара. — Мама прочитала это на моем лице.

— Разумеется. — Может быть. Я вышла в передний холл. Сделала несколько глубоких вдохов, представляя при этом Сэмми, его песочного цвета волосы, радостную улыбку, чертиков в его глазах.

Ничего. Почему я не чувствовала Сэмми?

— Сара, — раздражаясь, позвала мама. — Может он просто вышел на улицу?

— Да, — ответила я, с усилием заставляя свои ноги двигаться.

— Я встречусь с ним в другой раз, Энни, — сказал Роберт. — Мне нужно идти. Может быть… — он вежливо промолчал, — тебе нужна помощь, чтобы отыскать его?

— Нет, — ответила мама. — Сара найдет его. Она всегда находит.

— Тогда всё хорошо, — сказал сенатор, когда я оказалась почти вне зоны слышимости. — Прости, что ухожу так внезапно. У Ричарда турнир…

Я прошла через галерею и начала бежать. Я не хотела, чтобы мама видела мою панику, но я паниковала. Включился режим абсолютной паники. Почему я не чувствую его?

Я могла думать только о реке на границе Дома Эмбер, медленно бегущей, холодной и глубокой. Жаждущей утащить Сэмми вниз.

Глава 4

Я распахнула наружные двери солярия.

— Сэмми! — Тишина. Крича и прислушиваясь, я пробежала по дорожке, которая проходила под западным крылом, и пробиралась через сады пока не наткнулась на живую изгородь. По широкой дуге я вернулась к передней части дома. — Сэмми! — Мой голос эхом вернулся ко мне. Я вполне уверена, что меня услышали сейчас и в соседнем округе.

Тяжелый черный седан сенатора уже исчез из вида, когда я добежала до лужайки перед столовой.

— Сэмми!

Ничего. Никакого ответа.

Я подумала о домике на дереве и побежала мимо входной двери к дубу. Но лестница висела в десяти футах над землей. Нет никаких шансов, что он может быть на дереве.

— Сара, в чем проблема? — Мама вышла через парадную дверь.

— Я не знаю, где он, мам.

— Ты найдешь его. Всегда находишь.

— Ты не понимаешь. Я не знаю, где он.

Вероятно мама увидела панику в моих глазах. Она повернулась и зашла внутрь.

С криками я обежала вокруг теплицы. Я знала, что его не было на ступеньках, которые вели вниз к реке; мы с Ричардом только что оттуда. Я снова вернулась через западные сады к полям за их пределами. Я проверила кладбище. Стоя на краю обрыва, я прокричала его имя и прислушалась.

Всё также никакого ответа. Никаких звуков кроме пения птиц. Я слышала даже воду. Вода всегда с шумом пробегает мимо скалистых берегов, но в этот раз она как будто с трудом преодолевала силу гравитации. Я снова подумала о том, что Сэмми мог упасть в эту холодную воду и поэтому больше не чувствую его тепло.

— Сэмми! — закричала я. — Ответь мне. Прекращай играть!

— Он, наверное, где-то в другом месте. Просто обязан где-то находиться.

Я снова побежала, вбежала в лес на западной стороне участка. Я слышала шорох, вероятно, это какое-то животное, вниз по склону и за маленьким оврагом. Я присмотрелась сквозь листву и заметила маленькое белое пятнышко.

— Сэмми! — позвала я. — Больше никаких пряток. Пора возвращаться домой.

Слабый звук, похожий на смех. Шорох в кустах начал двигаться в сторону холма подальше от меня, очень быстро.

— Сэмми! Остановись! — Я снова побежала вниз по склону. Маленький негодяй тоже бежал. Я всего лишь могла видеть белое пятно, когда он пробирался сквозь листву. — Стой, Сэм!

Я перепрыгнула через ручей на дне оврага и начала подниматься вверх. Тяжелый труд. Я с трудом верила, что маленький монстр смог развить такую скорость. Мои ноги горели.

— Сэмми!

Склон начал выравниваться. Впереди стал виден просвет, концентрация солнечного света. Для Сэмми было бы лучше, чтобы он спокойно сидел на полянке, когда я до неё доберусь.

Я схватилась за свой бок и вылезла из кустов на открытое пространство. Я замерла перед большим квадратным деревянным срубом. Несмотря на теплый день из трубы валил дым. На переднем крыльце в кресле-качалке расположилась пожилая женщина в темном бесформенном платье. Она с интересом посмотрела на меня.

— Простите, — задыхаясь, выдавила я, — за вторжение.

— О, — улыбаясь, сказала она, выглядя удивленной оттого, что я с ней заговорила. — Я должна была сразу же поздороваться. Рада видеть тебя, Сара.

Она знала, как меня зовут. Я решила, что это должно быть мать Розы. Она выглядела достаточно старой.

— Я ищу своего брата. Вы его видели?

— Ты знаешь, кто я, дитя мое? — спросила она, наклоняясь вперед.

— Нет. Простите. Никто не упоминал о вас.

Она кивнула.

— Наверное Провидение привело тебя сюда. — Она откинулась назад. — Сэмми здесь нет.

— Я же только что видела его. Он бежал сквозь лес. Пробегал прямо здесь. Вы должны были заметить его.

— Сэмми здесь нет, — твердо повторила она. — Он на пути домой.

— Откуда вы знаете? — слегка разочарованно спросила я. — Кто же тогда здесь пробегал?

Она улыбнулась.

— Ты можешь верить моим словам, девочка. С Сэмми всё в порядке. Иди домой. — В её южном акценте я заметила какие-то иностранные нотки.

— Хм, хорошо. Спасибо.

— Но ты скоро вернешься сюда, и мы снова увидимся, — наказала она. — Я должна тебе кое-что рассказать, что-то что ты должна узнать. И мы с тобой сможем помочь друг другу.

Ага, конечно, подумала я.

— Хорошо, — солгала я, начиная пятиться назад. Затем развернулась и побежала.

— Приходи повидаться со старой Нангой, — проговорила она мне вслед. — Возвращайся снова.

Когда я преодолела последний подъем на пути к дому я увидела как Сэмми выходит из ближайших к реке деревьев. Он нес в руке медвежонка, другой рукой держал за руку Джексона. И он был одет в зеленую футболку. Не в белую.

— Где ты его нашел? — спросила я, приблизившись к ним.

— Он был ниже по реке, возле нашего дома.

— Вы живете возле реки? — Разве Роза и Джексон не должны жить вместе с пожилой женщиной?

— Да. Он сказал, что играл в прятки вместе со своим другом.

Ребенок в белой футболке.

— А что, здесь в округе есть маленькие дети?

— Насколько я знаю, нет, но кто-то мог переехать недавно. Вдоль реки всё время что-то строится.

— Я спрятался очень хорошо, Сара, — сказал Сэмми, — но Джексон легко нашел меня и сказал: — Пора идти домой, Сам. — Он тоже хорошо ищет.

— Спасибо тебе, — поблагодарила я Джексона.

— Без проблем, — ответил он, пожимая плечами. — Рад помочь.

И тут появилась мама.

— Сэмми, — заплакала она со смесью злости и облегчения. Я даже посочувствовала этому. Заколебавшись на мгновение, Сэм засунул медведя под мышку и побежал к лестнице, где стояла мама. Она подняла его на руки и крепко обняла.

— Итак, — сказала я, поворачиваясь обратно к Джексону, — по-видимому мы останемся здесь ещё на неделю или две. Этого времени хватит для поисков бриллиантов?

Правда была в том, что я не полностью купилась на сказку о том, что в доме моей бабушки на протяжении более чем две сотни лет могли быть спрятаны сокровища. Но после экскурсии Ричарда, у меня зародился обновленный интерес к семейной истории. Я захотела порыться в каждом шкафу и залезть в каждый угол этого места и посмотреть, что ещё может быть скрыто здесь. И при этом стараться не привлекать внимания мамы к этим поискам, потому что у меня было чувство, что ей это не понравится.

Что в свою очередь означало преимущественно ночную жизнь. И для этого мне нужна была помощь Джексона. Я честно признавалась себе в том, что я была слишком труслива для прогулок по Дому Эмбер в темноте без сопровождения кого-то старше пяти лет. Если Джексон хотел отыскать бриллианты, то я была готова составить ему компанию. И если в процессе поисков мы таки отыщем клад — тем лучше.

Он выглядел полным надежды. Я улыбнулась.

— Может быть, — ответил он. — Когда начнем?

— Сегодня, если ты не против. — Я пожала плечами. — Здесь трехчасовая разница во времени — я не могу спать. Встретимся в кухне в одиннадцать тридцать? Остальные к этому времени отправятся спать.

— Хорошо. Я буду там.

— Кстати, — сказала я, — а что за пожилая женщина живет в доме в лесу?

Во взгляде Джексона промелькнули эмоции, которые я не смогла прочесть. Он осторожно спросил.

— Пожилая женщина?

— Нанга. Она сказала мне идти домой, и что Сэмми нашелся. Ты говорил с ней обо мне?

— Не я.

Снова запутавшись у меня вырвался смешок.

— Тогда я надеюсь, что я не нарушила границы?

— А что конкретно она сказала?

— Она сказала, что я должна вернуться и поговорить с ней.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно. Мне кажется, что она хочет, чтобы я ей помогла с чем-то.

— Сара, — он выглядел так, как будто собирался сказать что-то ещё.

— Что?

Передумав, он тряхнул головой и двинулся обратно в ту сторону, откуда пришел. Не поворачивая голову, он громко произнес.

— Много людей хотели бы поговорить с Нангой. Если можешь, то должна.

Ну и ладно, подумала я. При первой же возможности.

Когда я вошла в дом, я обнаружила, что Роза возится с Сэмми в ванной — видимо в ней проснулась сиделка. Он безропотно подчинялся. Ему это несвойственно. Кажется, Роза ему нравилась, а он нравился ей.

Она увидела меня.

— Вам тоже стоит помыться, молодая леди, — сказала она деловым и делай-то-что-приказал-врач тоном. В этих лесах полно ядовитого плюща и ядовитого сумаха, и, держу пари, ты даже не представляешь, как выглядит хоть что-то из этого. Используй много мыла, чтобы смыть масла. И проверь себя на наличие клещей. Клещи любят потайные места.

Нет ничего лучше хорошей прогулки по лесу, подумала я, но я в любом случае должна воспользоваться мылом.

Сперва я порылась в бабушкиных запасах в поисках соли для ванн, халата и пары больших полотенец. Потом я отправилась на второй этаж в западное крыло, подальше от всех остальных, чтобы посмотреть смогу ли я найти местечко для долгой, горячей, первоклассной ванной.

Арка сразу позади лестницы вела в коридор, через который я пробегала накануне. С каждой стороны было по три двери.

В третьей по счету комнате я нашла то, что искала, — ванную, выкрашенную в нежных оттенках розового на полу и стенах, с огромной ванной, с ножками в виде когтей, стоящей под витражным окном.

Замечательно.

Я расстелила одно полотенце на полу и повесила второе на забавную скульптурную ручку, которая крепилась к стене рядом с ванной. Заткнув слив, я высыпала полбутылки пенящейся соли и сделала воду как можно горячее, насколько я смогла вытерпеть. Оказавшись в ванной, я откинулась на наклонную спинку, вытянула ноги и блаженно вздохнула, когда пар начал превращать мои мускулы в масло. Я намылилась огромным количеством мыла, чтобы «смыть с себя масло». Затем с головой окунулась в воду. Поднимающиеся пузырьки легонько хлопались; рев сантехники стал напоминать вой китов. Вынырнув за глотком воздуха, я снова погрузилась в глубину. Я могла слышать голос моей мамы где-то вдалеке, звук переносился по трубам. И я слышала, как мой брат что-то напевает высоким, тонким голосом

Звук становился всё громче и четче.

Он что, в ванной, возмутившись, подумала я. Он в ванной!

Со всплеском я вынырнула на поверхность.

— Сэмми, что, черт возьми, ты здесь…

В помещении никого не было.

Бормотание оказалось просто эхом, отдававшимся в пустой комнате. Сэм был где-то близко. А в моей ванной стало холодно. Обхватив себя руками, я высунула голову в коридор.

— Сэм?

Дрожа в своем махровом халате и оставляя мокрые следы на ковре я последовала на звук шести пронзительных нот. И оказалась перед закрытой дверью в спальню.

Мелодия стихла. Мое сердце бешено билось. Я заставила себя открыть дверь в комнату Дейрдре Фостер

— Сэм, ты здесь?

В комнате было темно. И пусто. В зеркале на стене было видно мое отражение. И чьё-то ещё позади справа.

Я развернулась, мое сердце подкатило к горлу.

Сэмми стоял и смотрел на меня, его светлые, влажные волосы после ванной беспорядочно сбились.

— Ты меня звала, Сара?

— Да, — ответила я и вздрогнула.

— Здесь холодно, Сара, — сказал Сэмми, — давай пойдем в другое место.

Он взял меня за руку и вывел из комнаты.

Папа появился, когда я заплетала свои влажные волосы. Мама не была рада его появлению.

— Слушай, так как ты не позволяешь детям посетить меня сегодня, я подумал, что могу прийти сам. Я хотел бы провести время с ними, прежде чем ты снова увезешь их через весь континент. — Он держал большой коричневый пакет, источавший вкусные ароматы. — Я принес китайской еды, соблазнял он. — Если ты хочешь чтобы я ушел…

— Нет, ну разумеется, нет, — сказала она. — Оставайся.

Нельзя было назвать её приветливой. Интересно, что случилось с брызжущей весельем женщиной, которую я видела сегодня утром.

— Пошли, я покажу тебе свою комнату, папочка, — сказал Сэмми, беря его за руку и ведя вверх по ступенькам.

— Дай-ка я угадаю, дружок. Ты выбрал себе морскую комнату?

Как он мог знать? Подумала я, поднимаясь следом за ними. Потом я вспомнила. Папа учился на медицинском в Мэриленде. Они с мамой познакомились и влюбились друг в друга в Балтиморе. Вероятно, он бывал здесь несколько раз — а может и много раз. Мы с Сэмми были единственными, кто никогда не был в Доме Эмбер.

Сэмми проводил экскурсию.

— Это моя кровать, — сказал он, похлопав по ней.

— Мне она нравится, Сэмми. А ты знал, что это настоящая корабельная кровать с настоящего корабля?

— Угу. А это мой звонок, — Сэм с энтузиазмом дернул за кольцо.

— Вот это да, приятель. — Папа изо всех сил пытался изобразить мистера Дарлинга из Питера Пена. — А ну-ка потише, не так громко.

Сэмми рассмеялся. Он залез на кровать и погладил резное украшение, нависавшее над ней. — А как тебе мой орел? — спросил он.

— Это кормовая фигура, Сэм. С задней части корабля.

— Ага. Он слез и перебежал на противоположный угол. — А это моя русалочка.

— Тоже очень красивая, Сэм. Это носовая фигура, её крепили к передней части корабля. Папа сел на кровать и взял медвежонка Сэма. — А это кто?

— Он мой. Это Злобный Мишка.

— Это твоя мама так его называет? — Папа вздрогнул.

— Это его имя. — Сэм забрал медведя. — Злобный Мишка. — Он повернулся к выходу из комнаты. Пойдем. Я покажу тебе комнату Сары. Это я её ей отдал.

Мы с папой пошли к выходу. Сэмми стоял в проходе моей комнаты, дожидаясь нас. — Смотри, — с гордостью сказал он.

— О, Сэм, ты нашел для Сары эту комнату? Она ве-ли-ко-леп-на, — сказал папа.

— Угу. А как тебе этот кукольный домик? — Он погладил его по шаткой крыше. — Все огни по-настоящему светятся, когда есть батарейки. Может быть, здесь живут маленькие люди.

— Просто замечательный кукольный домик. Чудесная комната. Дружок, тебе не кажется, что Сара всегда хотела, чтобы у неё была такая комната?

— Угу.

— Чего я не могу понять, ребята, так это почему ваша мама решила остаться здесь.

— Я это сделал, — с гордостью проболтался Сэм. — Сара сказала мне и я сделал, но никому не говори, потому что это секрет.

— Может мы уже поедим? — раздался голос мамы снизу.

— Пошли, — сказал Сэмми, выбегая за дверь.

Папа посмотрел на меня. Я поежилась.

— А что именно он сделал?

— Просто… немножко покричал.

— Сара. Перестань. Ты же знаешь, что нельзя поощрять его аутическое поведение.

— Я знаю, пап. И мне жаль. Но для нас это было очень важно. И тебе нужно было это увидеть. Я не могла поверить в то, что он сделал. Я испугалась, он был таким настоящим. Парень должен играть в кино.

— Твоя мать, наверное, билась в истерике. — Засмеялся он, затем взъерошил волосы у себя на голове. — Ты нечестно играешь, Сара. Помоги Боже тому, кто встанет между тобой и тем, что тебе нужно. Это одновременно и хорошо, и плохо. Как и со всеми супер силами, этой нужно пользоваться с умом.

— Мне кажется, ты путаешь меня с мамой.

— Ты ведь знаешь, чья это комната, не так ли?

— Её.

— Она тебе сказала?

— Нет. Я просто сама додумалась до этого.

— Детка, ты до очень многих вещей додумываешься сама. Ты всегда была проницательной. Ещё одна супер сила. — Он улыбнулся.

Мне пришлось моргнуть, чтобы сбить непрошеные слезы, удивившись оттого, насколько сильно я по нему соскучилась.

Он выглядел так, как будто ему было неудобно.

— Пошли, пока твоя мама не решила заново подогреть еду.

— Не слишком беспокойся об этом, — сказала я. — Не думаю, что она знает, как включается духовка.

На обед у нас были свинина в томатном соусе, блинчики со свининой, сечуанская говядина и печенья с предсказаниями.

— Джексон нашел меня сегодня, папочка. Я прятался, а Джексон меня нашел.

— Правда? — спросил папа.

— Угу. Он даже более хорош в прятках, чем Сара.

— Лучше, — поправила его мама.

— Он даже более лучше, — сказал Сэмми.

— Без более, просто лучше. Он лучше.

— Точно, — просиял Сэмми. — Он лучший!

Папа рассмеялся. Мама нет.

— Он должно быть очень хороший искатель, Сэм, если он лучше Сары.

— Лучше. — Сэм кивнул.

Над столом повисла тишина. Мне это не понравилось.

— Ты слышал о моей вечеринке, пап?

— У тебя будет вечеринка? Здесь? — Определенно не слышал, его лицо выражало удивление.

Мама тут же стала защищаться — наверное, ей было немного неловко оттого, как безумно она выглядела, предложив это.

— Ей исполняется шестнадцать. Это важная дата. Когда мне исполнилось шестнадцать, у нас был прием. Господи, разве не будет здорово, если мы отпразднуем это?

— А что Сара думает по этому поводу? — Папа повернулся ко мне.

— Сара думает, — намеренно медленно проговорила я, — что вечеринка с сотней незнакомцев это её версия ада.

— С сотней? — повторил папа.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — набросилась на меня мама. — Во-первых, не все они будут незнакомцами. Там будет Ричард, и вероятно, к тому времени ты успеешь познакомиться с некоторыми его друзьями…

— Ричард? — спросил папа.

— Сын сенатора, — ответила я.

— Сенатора… — в глазах папы мелькнул свет. — Это случайно не сенатор Роберт Хэтэуэй?

— Роберт заходил сегодня, чтобы выразить свое сочувствие, — нетерпеливо пояснила мама. — Он сказал, что поможет мне со списком гостей.

— И как поживает Роберт? — спросил папа с преувеличенным интересом.

— У него всё хорошо. Он просил передать тебе привет.

— Как мило с его стороны вспомнить обо мне. Ты ему рассказала, где я? Рассказала подробности?

— Нет, конечно. Я просто сказала ему, что ты снова вернулся на работу в Джон Хопкинс.

— А как дела у миссис Хэтэуэй?

— Я не спрашивала.

— Она умерла, — вырвалось у меня. — Несколько лет назад.

Я не должна была этого говорить. Мне следовало бы прикусить язык и держать рот закрытым.

— Скорбящий вдовец, хм? — произнес папа. — Как удобно для тебя.

Мама сузила глаза.

— Как смеешь ты меня критиковать? Как ты смеешь намекать, что я сделала что-то неправильно? Не вешай на меня это.

В ответ папа промолчал. Не смотря в мою сторону, он проговорил сквозь стиснутые зубы.

— Ты не обязана соглашаться на эту вечеринку, если не хочешь, Сара.

Мама даже глазом не моргнула.

— Ты ошибаешься, Том. В этом вопросе у Сары вообще нет права голоса. На эту вечеринку придут одни из самых влиятельных людей в округе, и в связи с тем, что я намереваюсь продать Дом Эмбер вместе со всем содержимым, я с радостью соглашусь на то, чтобы Дом Эмбер сверкал и сиял всеми огнями. Такую рекламу невозможно оплатить. Так что вечеринка состоится, и Сара будет присутствовать на ней с широкой улыбкой на лице. Разумеется, ты тоже приглашен, если захочешь прийти.

Бросив салфетку на тарелку, она вышла. В полном отчаянии я уставилась на свою еду.

— Ну же, Сара, детка, — проговорил папа. Мы же не хотим выбрасывать все эти вкусности. Давай-ка доедать.

— Нет, — сказал Сэмми. Он начал стучать кулаком по голове.

— Эй, не делай так, — папа поймал руку Сэмми. — Как насчет мороженого вместо этого?

— Нет! Нет, нет, нет! — прокричал Сэмми. Он высвободил руку, спрыгнул со стула и выбежал из комнаты. Я услышала топот его шагов по лестнице.

— Это моя вина, — сказала я. — Не стоило поддерживать эту её идею.

— Нет. Не ты же это предложила. Ничто из этого не является твоей виной. — Папа вздохнул. — Она не хочет, чтобы я был рядом. Может быть мне лучше перестать вмешиваться.

— Но ты же придешь на вечеринку?

— Если ты хочешь, чтобы я там был, то приду. — Он встал. Неуклюже наклонившись, он поцеловал меня в макушку. — Я схожу, проверю как там Сэмми, хорошо?

— Ага. Лучше иди.

Папа протер глаза тыльной стороной ладони. Я притворилась, что не заметила этого.

— Я скоро вернусь, — проговорил он. — Чтобы помочь с посудой.

Никто не взял свои печенья с предсказаниями. Вздохнув, я разломала свое. Отражение в зеркале покажет тебе того, кого ты хочешь видеть.

Я закатила глаза. Мне всегда попадаются паршивые предсказания.

Я разобралась с большей частью еды, когда папа вернулся.

— Он уснул, — сказал он. — Просто упал на кровать, обнял медведя и отключился. С ним всё будет в порядке.

— Да, так и будет, — ответила я. — Он невероятно оптимистически настроенный малыш.

— Ты случайно не знаешь, почему он назвал своего медведя именно так?

— Злобный Мишка? Понятия не имею. А что?

— Когда-то твоя бабушка проводила для меня экскурсию по дому. Она его тоже называла Злобный Мишка. Я сказал бы, что это немного странно. А ты?

— Может быть, она рассказывала Сэмми о нас во время одного из своих визитов?

— Может быть. — Папа взял мочалку и начал мыть тарелку. — Я остановила его.

— Не беспокойся об этом. Уже поздно, а тебе нужно выспаться. Иди. Я не хочу быть причиной иска о халатности.

— Ты уверена, что справишься сама?

— Я пожала плечами. — Практически уже всё сделано.

Прежде чем уйти, он сжал меня в объятиях. Результат разлуки, подумала я. Он никогда так не делал, когда мы были в Сиэтле. Я всё доделала. Когда я ходила из комнаты в комнату, выключая свет, я захотела, чтобы у меня был телевизор. Но единственный телевизор был в комнате бабушки, в которой сейчас спала мама.

Девять часов. Два с половиной часа до назначенного времени. Если бы у меня был номер Джексона, я бы позвонила ему и всё отменила.

Я поднялась наверх и выудила из чемодана свой телефон, подумав, что я могла бы позвонить Джеси, но он был выключен. И, ну разумеется, я забыла зарядку.

Я прокралась в комнату Сэма и вытащила фонарик из его рюкзака, потом спустилась вниз, в библиотеку. Мне показалось, что я видела телефон в этой комнате.

Он там был, на столике между двумя креслами. Для набора номера нужно было крутить диск, как в старых фильмах с Богартом. Мне потребовалась секунда, чтобы разобраться, как он работает.

— Джеси. Это Сара. Помнишь меня? — Я передернулась. По телефону у меня был дурацкий голос.

Мы немного поболтали. Она сказала, что сделала себе татуировку — написанное на иврите изречение из Талмуда: Чем больше думаешь о себе, тем меньше тебя любят.

— Способ прорекламировать евреев, — сказала я ей. — Я почти уверена, что татуировки нельзя считать кошерными. А раввин знает? Впрочем, плевать на него, твоя мама знает?

Она лишь рассмеялась. Я рассказала ей о вечеринке, но она не сможет приехать. Даже если бы она смогла оплатить билет на самолет, у неё была назначена репетиция в костюмах для Тайного сада. Я рассказала ей о красавчике сенаторском сыне.

— Модельная внешность? — спросила она.

— Модельная внешность, — подтвердила я. Я пообещала, что вышлю ей на почту фотки, как только я окажусь где-нибудь, где будет интернет. Я скучала по своему компьютеру.

Оставалось ещё полтора часа. Я исследовала библиотеку. Она была огромна — полки размешались на всех четырех стенах от пола до потолка. Насколько я могла видеть, книжки были в твердых обложках, большинство даже в кожаном переплете. На небольших латунных табличках были написаны тематики. Тут была секция французских авторов и секция с немцами. Тяжеленный Оксфордский словарь без сокращений лежал открытым на подставке рядом с антикварным глобусом.

Я уселась в одно из кожаных кресел и начала рассматривать стопку книг, которые моя бабушка оставила на столе. Конан Дойл и Кристи, Лавкрафт и По. У неё определенно была тяга к смерти. На дальнем конце стола лежала книжка, открытая на картинке с домом, стоящем на скале и просматривающемся между деревьями. Я привстала и рассмотрела перевернутую картинку — это был Дом Эмбер. Я проверила обложку. «Место во времени», Фионы Кэмпбелл Уоррен.

Об этой книге мне рассказывал Ричард. У бабушки просто должен был быть экземпляр. Я закрыла книгу и сунула её под мышку. Может быть, она поможет мне убить немного времени.

Я сидела за кухонным столом. Окно в наружной двери уставилось на меня словно большой черный глаз. Я хотела было передвинуть кресло так, чтобы мне не приходилось видеть его, но ещё больше я не хотела сидеть к нему спиной. Положив тяжелую книгу на стол, я открыла её.

После титульной страницы размещалась фотография автора, моей прабабки. Она была просто изумительной. Тонкие черты лица, отличная фигура, и копна густых волос. Она была немного похожа на мою маму. На следующей странице было пояснительное предисловие редактора.

Фиона Кэмпбелл Уоррен это необыкновенная женщина с неординарным видением. На следующих страницах она настолько умело сплела исторические факты, семейные предания и вымышленные истории, что читатель поверит в то, что она путешествовала по местам, жила в тех временах и встречалась с людьми, о которых она пишет. Затем, как будто задумавшись над своими записями, она заново описывает факты и персонажей, но слегка их переиначивает, перенося вас в другое время, и рассказывая иной ход событий — по собственным словам Фионы, «ещё одно если бы».

Затем шел переход к научному описанию, но я не стала его читать. После предисловия шло стихотворение под названием «Ещё одно если бы». Я не была поклонницей поэзии, но оно было любопытным. Я прочла его:

Мы выбираем дороги в запутанном лабиринте,

Движимые надеждой, преследуемые историей.

По счастливой случайности мы спокойны, в печали, мы идем не разбирая дороги,

Мы слепо идем навстречу тайнам.

Но время уходит от нас неслышными шагами,

Чтобы прислушаться, нужно разбудить Её, и подняться

Чтобы отыскать точку, где встречаются прошлое и будущее.

И хоть выбор кажется случайным, хотя случайность опровергает

Умысел, знай, что твоя судьба в твоих руках.

Отдели место, которое разрушает Время, которое поворачивает

Её течение, её капризное движение, твои команды.

И ты исцелишь рану, так свершаются все благие перемены.