Глава 9

Спустя час они вернулись в лудус. Первым экипаж покинул Сервантес, а следом за ним Матео, которому движения давались сложнее. Он проследовал за наставником туда, где лекарь, Томас, осуществлял уход за ранеными. Сервантес жестом приказал охраннику позвать лекаря и все время ожидания не сводил глаз с Матео, который стоял, оперевшись на одну из кушеток.


Вскоре лекарь появился.


— Его серьезно повредили? — спросил он, подходя к Матео.


— Его порвали там, и все распухло. Бог Элой поимел его, как следует, — заявил Сервантес.


— Наклонись, парень, — сказал лекарь.


Матео сделал, как велено, сильнее склонившись вперед, позволив лекарю осмотреть его задницу.


— Да уж, действительно распух знатно, — отметил лекарь.


— За вечер в нем побывало два члена, а дальше его ждет еще больше, — сказал Сервантес.


— Безусловно, но сегодня он нуждается в передышке и завтра, думаю, тоже. Не забывай, что необходимо, чтобы он окреп и был готов приступить к тренировкам. Его раны и так еще не до конца зажили, а теперь еще и это, — лекарь указал на задницу Матео.


Сервантес фыркнул.


— Он молод и крепок, поэтому завтра же приступит к тренировкам, — выпалил он, отмечая недовольное выражение лица лекаря. — К легким тренировкам. Это приказ господина.


Томас вздохнул:


— Пусть так. Но сегодня только отдых.


— Дай ему какую-нибудь мазь и отдай под мое руководство, — настаивал Сервантес.


Матео понятия не имел, превосходит ли Сервантес Томаса по рангу или же они были на равных. Оба они были рабами, но с прилично расширенными властными полномочиями. Матео пробыл здесь уже три недели, но вопросов меньше не становилось.


— Я вымою его и лишь потом намажу мазью, — ответил лекарь.


— Тогда живее, — рявкнул Сервантес.


Матео не произнес ни звука, пока лекарь промывал его от спермы и крови. Данные манипуляции вызывали жжение, но в то же самое время заглушали боль. Мазь, нанесенная после этого, даровала ему утешение, так как охлаждающий эффект притупил болевые ощущения, что было столь желанно для Матео. Затем, когда все было сделано, юноша вернулся в свою камеру в сопровождении Сервантеса, который снова запер его за решеткой.


— Уже завтра мы приступим к твоему обучению. К тому же это последняя твоя ночь в этой камере. Дальше ты сам за себя, — заявил Сервантес и удалился.


Матео опустился на пол. Все его тело ныло, чувства были уязвлены, а дух практически сломлен. Но все же надежда на то, что однажды он обретет свободу, была жива.


Настойчивые удары в бок вырвали Матео из блаженного сна. Открыв глаза, он увидел Кодака, смотрящего на него сверху вниз.


— Поднимайся, время тренировки, — сообщил темнокожий гладиатор-охранник.


Как бы ни было сильно желание Матео снова закрыть глаза и вернуться в страну грез, он понимал, что у него нет выбора. Парень поднялся на ноги, слегка поморщившись от боли в заднице, а также в боку, так как его раны еще не зажили. Матео проследовал за Кодаком, который вывел его во двор, где уже собрались остальные гладиаторы.


Кодак подвел его к столу с разложенным на нем тренировочным снаряжением. Взяв кожаные нагрудные доспехи, он начал надевать их на Матео, накрепко зашнуровывая.


— Вытяни руки, — скомандовал Кодак.


Матео повиновался, подняв обе руки, чтобы Кодак мог обмотать его ладони и запястья полосками кожи. Затем он взял со стола китану и вакидзаси и протянул их юноше.


— Тебе предстоит тренироваться в стиле Сакаты, великого гладиатора. Он первый, кто выступал в этом стиле. Ступай к Сервантесу, — распорядился Кодак.


Матео внимательно осмотрел оба орудия с своих руках. Каждый из них имел разный вес: китана по ощущениям тянула минимум на килограмм, а вакидзаси была вдвое легче. Юноше никогда не приходилось держать в руках ничего подобного, но дизайн ему определенно нравился. Следуя полученным указаниям, он направился к Сервантесу, попутно изучая, с чем работают остальные гладиаторы.


Борис работал с огромным мечом, длина которого, казалось, равнялась его росту. Шиан, гладиатор, которого природа не обделила внешностью, если бы только он не потерял один глаз и пол его лица не оказалась изуродованной шрамами, управлял оружием, незнакомым Матео. Но если бы его попросили описать его, то он бы назвал это хлыстообразным мечом. Другие гладиаторы сторонились Шиана на арене, пока тот с удивительной ловкостью орудовал гибкими лезвиями.


— У нашего доминуса самые лучшие гладиаторы, и ты не станешь исключением, — заявил Сервантес. Его голос привлек внимание Матео.


— Да, учитель, я правда хочу стать хорошим бойцом, — ответил Матео.


— Не хорошим, а лучшим, — поправил его Сервантес. Затем он стал обучать юношу, как правильно держать оружие. Также учитель объяснил ему, что он может носить их в ножнах на боку, использовать во время сражения, как одно, так и оба оружия одновременно, и что он будет обучен искусству владения и тем, и другим в равной степени.


— Почему используются разные стили ведения боя? — поинтересовался Матео.


— Все мужчины и женщины разные. Каждый хорош в своем стиле. Ты не сможешь показать достойные результаты с длинным мечом Бориса, так же как он не будет хорош с парой джамадхаров Фейлонга, — пояснил Сервантес.


Матео снова взглянул в сторону упомянутых гладиаторов, теперь уже зная названия их оружия. Он наблюдал за тем, как Фейлонг разносил в щепки кусок дерева своими клинками, лезвие которых напоминало длинные сложенные ножницы. Это выглядело смертоносно, и юноша радовался, что его ранили не ими. Не было уверенности, что при таком раскладе он смог бы выкарабкаться.


Будучи не в силах превозмочь себя, Матео перевел взгляд на Хараку, который тренировался с другим гладиатором, еще незнакомым ему. Оба орудовали деревянными щитами и мечами, и юноша не мог не признать превосходный уровень их мастерства. Хоть Харака и был чемпионом, Матео верил, что когда-нибудь его мастерство превзойдет умения мужчины, который едва не лишил его жизни.


— Будь на чеку, — сказал Сервантес, прервав молчание и нанеся Матео удар в бок своим клинком.


— Ах! — прохрипел Матео, а потом застонал, так как его тело пульсировало от боли. Слава богу, кожаное обмундирование смогло защитить его от увечий. — Простите, учитель.


После допущенной оплошности он сосредоточил все свое внимание на учителе. На протяжении нескольких часов он отрабатывал стойки, используя оба своих оружия, как в обороне, так и в нападении. Затем он пообедал овсянкой, пшеничным хлебом и водой. Безусловно, это было лучше бульона, хотя он искренне жаждал отведать тушеной говядины и выпечки, которую подали для гладиаторов. После обеда все снова вернулись к тренировкам. Одни делали это в спарринге, другие — поодиночке, а некоторые посвятили это время общим физическим нагрузкам для поддержания своего тела в форме. Матео вынужден был присоединиться к ним, хоть и в щадящем режиме.


Доминус настоял на том, чтобы он приступил к тренировкам, но не переусердствовал, поэтому к нему относились вполне снисходительно, за что Матео был благодарен. Хотя, безусловно, юноша не был столь наивен, чтобы думать, что так будет всегда. Постепенно с ним переставали сюсюкаться, и вчерашняя ночь была тому доказательством.


Боль в теле давала о себе знать, но не слишком отвлекала, пока Матео выжимал из себя очередную порцию пота, подготавливая свое тело к выживанию в мире, частью которого он стал. На протяжении всей тренировки юноша ощущал на себе внимание со стороне некоторых гладиаторов. Краем уха он слышал, как часть из них говорила о том, что ему никогда не стать гладиатором, в то время как другие думали лишь о том, чтобы трахнуть его. К несчастью, он был самым молодым и смазливым из них. Сервантес и Рама уже успели оценить эти два его качества.


В конце дня Матео едва волочил ноги по направлению к своей камере, но возле входа его окликнул Кодак. Юноша повернулся лицом к гладиатору-охраннику.


— Что-то не так? — поинтересовался он.


— Для начала тебе нужно принять ванну, чтобы смыть с себя дневную вонь, а затем нанести визит к господину. Намажь свое тело маслом после купания. Нашему доминусу нравится это, — сообщил ему Кодак.


Эти слова легли на Матео тяжелым грузом. Всего сутки назад он был девственником, а теперь, казалось, что все только и думают о том, чтобы овладеть им вопреки его желанию. Его тело было абсолютно вымотано и изнывало от боли, но юноша знал, что доминус непременно захочет трахнуть его и без того больную задницу. Теперь он надеялся лишь на то, что после этого он наконец-то сможет отправиться ко сну.


Повинуясь приказу, Матео направился в общую баню, где уже собрались все гладиаторы, чтобы смыть грязь минувшего дня в теплых водах трех огромных глубоких чанов. Скинув набедренную повязку, юноша забрался в одну из просторных ванн, в которой было меньше всего людей. Он ощущал на себе взгляды и молил о том, чтобы за ними не последовало ничего более. К его несчастью, в чан, где устроился Матео, залез Борис.


— Теперь ты не так защищен, как тогда за решеткой, — сказал он, присаживаясь рядом с Матео и прижимая свою волосатую грудь к его руке.


В первые дни после прибытия в лудус Матео был кроток, напуган и неуверен в своей дальнейшей участи. Сейчас же юноша давал себе отчет, что если он планирует выжить, то должен отбросить всю робость, что у него есть. Он попал в мир воинов и варваров. Они привыкли получать то, что хотят, не спрашивая разрешения, и способны убить просто ради забавы и собственного тщеславия. Если Матео планировал самоутвердиться здесь, ему необходимо было измениться, забыть о своих страхах и сомнениях. Он должен был стать истинным гладиатором.


Он посмотрел на Бориса:


— Отвали от меня.


Борис ухмыльнулся и схватил юношу за подбородок, запрокинув его голову назад.


— Гляньте-ка, воробушек вздумал дать отпор кондору.


— Даже хищная птица может стать жертвой того, кто сильнее, — ответил Матео.


Борис зарычал и сильнее прижался к Матео, вдавливая того к краю чана. Вода плескалась между ними, когда они схлестнулись взглядами.


— Возьми мой член, — потребовал Борис.


Матео почувствовал, как ему в живот упирается твердая мужская плоть. Зловонное дыхание мужчины ударило ему в лицо, но он старался игнорировать это. К тому же не было сомнений, что его собственное дыхание тоже не благоухает, хотя Бориса это мало интересовало.


— Нет, — запротестовал Матео.


— Вот как, — прорычал Борис, а затем отпустил подбородок юноши и схватил его за плечи, пытаясь заставить развернуться. Никто из гладиаторов не пришел к нему на защиту, и Матео осознавал, что каждый из них хочет посмотреть, сможет ли он оказать сопротивление или сдастся? И даже, если в конце концов его сломают, произойдет ли это без боя? Матео понимал, что настал тот момент дать отпор, иначе все придет к тому, что его будут использовать как шлюху, а этого он совсем не желал.


— Убери руки! — крикнул Матео, оттолкнувшись от мощной, загорелой и волосатой груди Бориса. Именно в волосах Матео увидел выход, и он вцепился в них, дергая настолько сильно, как только мог.


— Ах ты сученок! — Борис взвыл от боли, когда клок волос с его груди выпал из кулака Матео. Другие гладиаторы засмеялись над этим выпадом, сочтя его довольно мудрым.


— По всей видимости, наш ягненок превращается в волка, — сказал один из мужчин, уже закончивший купание и приближаясь к ним. Матео бросил взгляд в его сторону, а затем на Бориса, чувствуя, что эти двое собираются объединится против него. Мужчина приобнял юношу за плечи и притянул к себе.


— Тебе понравилось ощущение члена в твоей дырке, мальчик?


— Я не мальчик, — огрызнулся Матео.


По толпе вновь пробежала волна смешков. Часть мужчин снова вернулась к водным процедурам, в то время как некоторые переключились на утехи, лапая и лаская тела друг друга.


— Взгляни на них, — сказал гладиатор, указывая на троих мужчин, расположившихся в углу ванны напротив них. Матео обернулся и увидел, что они ласкают члены друг друга, сливаясь в поцелуях. Это зрелище действительно возбуждало Матео, особенно теперь, когда он имел представление о том, каково это ощущать прикосновение другого мужчины на своем теле. Прежде чем Элой грубо овладел им, юноша испытывал блаженство, ощущая бога между своих ног.


— Я не хочу делать этого с вами, — сказал Матео с уверенностью. Он не желал этих двух мужчин, тем более после водных процедур и так маячила перспектива быть трахнутым доминусом. В данный момент юноша не хотел никого.


— Меня не волнуют твои желания, — заявил Борис, прижимая Матео спиной к себе.


— Наверняка его задница еще не оправилась после того, как он был трахнут богом, — вмешался Фейлонг, втирая масло в тело. — Дай ему несколько дней, прежде чем поиметь.


— Не лезь не в свое дело, Фейлонг, — прорычал Борис и начал тереться членом о спину юноши. — Вот так, уже хорошо.


Второй гладиатор схватил Матео за подбородок, приблизив свое лицо к его.


— Тебе придется поиграть с нами, — сказал он, прежде чем насильно поцеловать Матео. В этот же момент он с криком отпрянул. Его губа кровоточила от раны, нанесенной юношей.


Свидетели этой сцены залились смехом пуще прежнего.


— Походу, он уделал вас обоих? — вставил Ганс.


— Я трахну его дырку! — прорычал Борис, хватая Матео за бедра сзади и подтягивая вверх. Юноша взмахнул рукой и нанес удар локтем в лицо обидчика, сломав ему нос. Борис взвыл от резкой боли и выпустил его из хватки, позволяя Матео снова погрузиться в воду. Окружающие снова рассмеялись, наблюдая, как мощный гладиатор пытается остановить кровотечение из носа.


— Прекратить! — раздался низкий голос Сервантеса, заглушая собой смех и болтовню. Даже те мужчины, которые предались утехам, прервались и повернулись в сторону своего учителя. — Борис, Григорий… Сегодня его дырка вам не достанется. Борис, подойди.


Горе-гладиатор, вылезая из ванны, одарил Матео взглядом, полным ненависти. Затем он отвернулся и подошел к Сервантесу, который принялся осматривать его нос. С губ Бориса сорвался стон, когда учитель слегка нажал на перегородку.


— Перелом, — подтвердил Сервантес, а затем повернулся к Матео. — Твоих рук дело?


Матео кивнул:


— Да, учитель.


Он не был уверен, грозит ли ему наказание за это, но был готов его понести.


Сервантес ухмыльнулся и снова переключился на Бориса.


— Погрей сегодня свой член в какой-нибудь другой дырке. Но сначала наведайся к лекарю, чтобы привести себя в порядок.


— Слушаюсь, учитель, — ответил Борис и прошел мимо Сервантеса, покидая бани.


Сервантес окинул взглядом остальных.


— Купайтесь, трахайтесь, чешите языками, как вы, суки, любите делать. А завтра я выбью все это дерьмо из вас на тренировках.


В ответ на данное заявление в воздухе раздались смешки. И некоторые снова вернулись к плотским утехам, словно их и не прерывали.


— А ты, заканчивай и намазывайся маслом. Не тяни, — обратился Сервантес к Матео.


— Слушаюсь, учитель, — ответил Матео, поспешно заканчивая водные процедуры. Григорий отступил в сторону, чтобы не мешать ему, но не сводил глаз с Матео, беспрерывно лаская свой член. Юноша постоянно бросал в его сторону суровые взгляды, чтобы держать его на расстоянии. Покинув ванну, Матео подошел к бутылке, которой до этого пользовался Файлонг, и вылил часть содержимого себе в ладонь, натирая тело благоухающим маслом сандалового дерева. Ему нравилось, насколько нежной и гладкой становилась его кожа после нанесения масла, совсем как прошлой ночью. Прежде чем покинуть купальни и подойти к Сервантесу, наблюдающему за гладиаторами, Матео подобрал свою набедренную повязку с пола.


— Ступай за мной, — приказал учитель, и Матео последовал за ним. — Ты правильно сделал, дав отпор Борису. Убей в себе мальчика и становись мужчиной.


— Конечно, учитель, — ответил Матео.


Безусловно, он был напуган, когда сломал нос одному из гладиаторов, но сделал все, чтобы его испуг не просочился наружу. В противном случае, он остался бы никем в глазах остальных. Матео сомневался, сможет ли противостоять Борису и Григорию, если они снова покусятся на него, но был готов попробовать.


Матео вели через дом господина, но после того как он побывал во дворце Элоя, эти помещения уже не казались ему столь роскошными, как раньше. Тем не менее они все еще восхищали юношу.

— Учитель, а почему господин использует свечи и факелы, а не осветительные приборы, как это делает бог Элой? — поинтересовался Матео.


Сервантес остановился и посмотрел на него.


— В будущем постарайся держать подобные вопросы при себе, — прорычал он, а затем продолжил свой путь к покоям Рамы.


Несмотря на то, что вопрос казался ему вполне невинным, Матео не стал настаивать.


— Прошу прощения, учитель.


Сервантес ничего не ответил. Когда они остановились возле дубовой двери, он посмотрел на Матео:


— Ты принадлежишь доминусу, не забывай об этом.


— Конечно, учитель. — Матео согласно кивнул, прекрасно понимая значение этих слов.


Сервантес постучал в дверь, и когда Рама пригласил его, открыл ее, отступая в сторону.


— Щенок прибыл, господин, — объявил он и жестом велел Матео войти.


Матео вовсе не нравились прозвища, применяемые по отношению к нему с тех пор, как он был похищен, но понимал, что лучше держать недовольство при себе, а лучше и вовсе не подавать виду, что это хоть как-то задевает его. Если он возразит, то это породит еще более уничижительное отношение к нему. Он вошел в покои и смиренно встал, ожидая дальнейших распоряжений.


— Оставь нас, — приказал Рама, пожирая Матео взглядом.


Сервантес повиновался, закрывая за собой дверь.


— Иди сюда, мальчик, — сказал Рама и похлопал рукой по кровати.


Матео подошел и сел возле него.


— Ближе, — скомандовал Рама.


Матео придвинулся ближе. Будучи недовольным такой робостью, Рама схватил Матео за плечо и притянул к себе, пока тот не рухнул на кровать. После крепко прижал Матео к себе.


— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся Рама, изучая взглядом стройное тело юноши. Он скользнул рукой по груди Матео, и его пальцы остановились на его сосках. — Каково тебе было, когда бог Элой вдалбливал в тебя свой член и вливал свое семя?


Складывалось впечатление, что ответ на этот вопрос интересовал каждого. Но все они хотели услышать ложь, и Матео давал им это.


— Это было крайне приятно, господин. Я словно все еще чувствую его внутри себя.


Последняя часть сказанного была правдой. Он все еще ощущал член Элоя в себе, и это призрачное чувство не покидало его. Обжигающий жар семени Элоя прочно отпечатался в его памяти, как и боль от его проникновений.


Рама зарычал, не скрывая похоти ни в голосе, ни во взгляде.


— О да, поместить свой член туда, где побывал член бога, это великая честь. — Он сорвал набедренную повязку с талии Матео, высвобождая его гениталии. — Он прикасался к тебе здесь? — поинтересовался он, лаская член юноши.


Матео сдерживал себя, чтобы не отпрянуть от прикосновений доминуса, как бы отвратительны они ни были. Живот еще плотнее прижался к его боку, когда Рама начал тереться членом о Матео.


— Да, господин, — ответил Матео. Он вспомнил о том, как приятны были касания Элоя к его самой чувствительной части тела. Насколько приятно было ощущать, как он ласкает его соски. Теперь же Рама возился с ними, но эффект был совсем не тот. Если прикосновения Элоя побуждали кровь прихлынуть к члену Матео, прикосновения Рамы действовали полностью противоположно.


Рама снова завыл от похоти, а затем взял сосок Матео в рот. Он посасывал и покусывал крошечный комочек плоти, размышляя о том, какое удовольствие получал от этого Элой, ведь у юноши было просто восхитительные соски. Он продолжал гладить член Матео, но через несколько минут прервал свои ласки и посмотрел на юношу.


— Почему твой член не твердый? — спросил он.


Брови Матео взлетели вверх от неожиданности вопроса, на который у него не было подходящего ответа, что не оскорбил бы Раму. Из более-менее подходящего на ум пришло лишь одно.


— Мое тело слишком измотано, господин. Слишком изнурительные тренировки, да и раны еще болят. Прошу простить, что не смогу угодить вам.


Правда же заключалась в том, что Рама вызывал отвращение у юноши, и его прикосновения провоцировали лишь приступы тошноты.


Рама напрягся, сильно хмуря брови.


— Ты всерьез просишь прощения? — Он выпустил вялый член Матео из рук и сел. — Твое очко тоже измотано?


Откровенно говоря, так оно и было, но Матео понимал, что это точно не то, что хочет услышать Рама.


— Нет, господин, — солгал он.


— Ну это уже что-то, — сказал доминус, устраиваясь между ног Матео. — Ты смазал свою дырку маслом?


Он действительно сделал это, так как масло действовало крайне успокаивающе.


— Да, господин, — ответил он.


Без лишних слов, Рама приставил член к дырочке юноши и подался вперед. Матео вцепился в простыни, буквально задыхаясь от боли, когда его снова грубо распечатали. Утешало лишь то, что член Рамы был не так длинен и толст, как у Элоя или даже Сервантеса. Юноша раздвинул ноги, как можно шире, чтобы вторжения Рамы были менее дискомфортными.


Безусловно, внешне Рама сильно уступал Элою, но Матео испытывал к нему отвращение вовсе не по этой причине. Это был тот самый мужчина, который поил его своей мочой вместо воды, когда он изнывал от жажды в первую ночь здесь. Было бы и дерьмо вместо еды, если бы все зашло дальше. Этот же мужчина, которому было плевать на его жизнь, послал его на арену умирать, измученным и истощенным. Толику доброты, если это можно так назвать, Рама дал ему только ради собственной выгоды, чтобы угодить богу Элою, который использовал его на свое усмотрение. Нет, Рама абсолютно не был тем мужчиной, который мог бы пробудить в нем желание.


Матео лежал неподвижно, заставляя себя оставаться расслабленным, пока Рама раскачивался взад-вперед, вгоняя свой член в его задницу, пыхтя и кряхтя при этом. Матео до сих пор не понимал, что мужчины находят в этом, так как лично он не видел ничего привлекательного. Ночь за ночью ему выпадало наблюдать, как другие гладиаторы предаются утехам, и мужчине, принимающему член в задницу, казалось, доставляло это удовольствие. Юноша задавался вопросом, с ним что-то не так, или же они просто умело притворяются?


Бедра Рамы задергались, и все тело напряглось. К радости Матео, его господину не потребовалось много времени, чтобы достигнуть пика. Еще пара вздохов и Рама опустошил свои яйца внутрь Матео, а затем вытащил член и рухнул на спину рядом с ним.


— Такая узкая… такая… тугая дырка, — выдохнул Рама.


Матео ничего не ответил, так как никто к нему и не обращался. Он лишь надеялся на то, что теперь, когда господин получил удовлетворение, его отпустят. Спустя несколько минут его надежды оправдались. Рама окликнул Сервантеса, и тот распахнул дверь.


— Можешь забирать его, — заявил Рама.


— Хорошо, господин, — кивнул Сервантес.


Матео поспешно выбрался из кровати, хватая набедренную повязку и оборачивая ее вокруг талии по пути к выходу из покоев Рамы. На этот раз Сервантес шел позади него, и он спиной ощущал на себе взгляд учителя.


— Что-то не так, учитель? — спросил Матео не в силах превозмочь любопытство.


— Твой член был вялым и сухим, почему?


Этот вопрос прозвучал неожиданно.


— Мои раны еще не зажили, учитель.


— И что с этого? — Сервантес схватил Матео за руку, разворачивая его и прижимая к стене. Просунув руку под набедренную повязку Матео, он схватил его за член и начал поглаживать. — Вставай.


— Я… я не уверен, что смогу, учитель, — пробормотал Матео.


— Это выживание, парень! Как ты думаешь, наш доминус остался доволен твоим вялым членом?


Об этом Матео особо не задумывался.


— Наверняка, нет, учитель?


— А теперь возбуждайся, — приказал Сервантес.


Как и Рама, Сервантес не был мужчиной привлекательным для Матео. Он вспомнил, что пил мочу из его члена, его жестокость и уничижительное отношение вплоть до этого момента. Правда ли Сервантес пытается помочь ему, или же он просто в очередной раз демонстрирует свое превосходство? Как бы там ни было, но в одном учитель был прав, это выживание. Юноша закрыл глаза и подумал о том, что побуждало его тело к непривычным для него реакциям.


Об Элое.


Янтарные глаза Элоя обжигали его. Могучее тело бога прижималось к его телу. Рука Элоя ласкала его плоть так, как он хотел, и голос бога звучал у него над ухом. Эта ночь могла подарить так много откровений, если бы он не разгневал бога, или, возможно, если бы Элой не был столь вспыльчив. Матео начал ощущать покалывание в своем теле, проходящее сквозь него и устремляющееся к члену, и с его губ сорвался стон.


— Вот, хорошо. О чем ты сейчас думаешь? — спросил Сервантес, продолжая дрочить Матео.


Матео застонал, когда его накрыло волной блаженства.


— Об Элое, учитель, — выдохнул он, не замечая, что назвал бога просто по имени.


— Ясненько, — сказал Сервантес, продолжая гладить член юноши, размазывая капли предэякулята, выступившие на кончике, по головке. — Вот так, смочи его. Тебе хорошо сейчас?


Матео кивнул, стараясь держать глаза закрытыми, чтобы фантазия не ускользнула от него.


— Да, учитель.


Его дыхание участилось, когда он ощутил приближение оргазма. В последний раз он испытывал его еще до того, как был похищен, и то благодаря стараниям собственной руки. Это был первый раз, когда его подарил ему другой мужчина.


— Теперь ты мужчина, так кончай как подобает и помни, кто привел тебя к оргазму, — прорычал Сервантес.


Матео кивнул, а его грудь ходила ходуном. Он застонал и вцепился учителю в плечи.


— О-о-о, черт, да, — выдохнул он.


— Да, вот так хорошо… не сдерживая себя. Кончай, — подстегивал его Сервантес.


Дыхание Матео учащалось по мере того, как движения Сервантеса становились интенсивнее. Яйца юноши начало покалывать, когда они подтянулись, готовые выплеснуть свой груз.


— Ух, о-оу, я кончаю, — простонал он, словно обескураженный происходящим.


Сервантес ухмыльнулся, наблюдая за тем, как тело Матео содрогнулось, и почувствовал, как горячее семя расплескивалось по его пальцам, пока он продолжал доить юношу. Подобное он проделывал с каждым из гладиаторов, который появлялся в этих стенах, и этому служило несколько причин. Как бы там ни было, некоторые из мужчин показывали себя на арене лучше, сбросив напряжение перед этим.


Он просто отводил их в сторону и дрочил им, когда это было нужно. Другим он просто помогал таким образом избавиться от душевной тревоги. А порой Сервантес просто хотел видеть, как они кончают от его руки, как их лица искажает удовольствие от его ласк. Матео же он хотел научить выживать. Сервантес понимал, что этому юноше не симпатичен ни он, ни их господин. Но если тот еще хоть раз облажается перед доминусом, это могло привести к тому, что ему придется применить к Матео физическое наказание за то, что он оскорбил Раму. И Сервантес сделает это, если потребуется, но подобное снова заставит приостановить тренировки до полного исцеления. Помимо этого он просто хотел видеть красивое лицо Матео в момент сексуальной разрядки.


— Теперь тебе лучше? — поинтересовался Сервантес у Матео, вытирая сперму со своей руки о его набедренную повязку.


Матео открыл глаза и кивнул:


— Да, учитель.


— Как бы тяжело тебе это ни давалось, не облажайся в следующий раз, когда господин захочет поиметь твое очко, иначе ты будешь наказан за оскорбление, — предупредил Сервантес, и Матео пришел в себя.


— Хорошо, учитель, — ответил Матео, осознав, к чему был этот урок.


— Ты не сможешь вечно прикрываться усталостью, когда он зовет тебя к себе.


С этими словами Сервантес жестом приказал юноше следовать дальше, мимо его камеры, к казармам гладиаторов, где они отдыхали и спали.


— Я больше не буду спать в камере, учитель? — поинтересовался Матео.


Сервантес отрицательно замотал головой:


— Может, ты и не заслужил клейма гладиатора, но будешь спать вместе с остальными. Если продержишься достойно, то они станут твоими братьями по арене.


Матео посмотрел на спящих мужчин и направился к свободной койке в углу. Он лег, натянув на себя простыню. Юноша все еще ощущал семя Рамы в заднице, но удовлетворение от разрядки было настолько сильным, что он не хотел ни о чем думать. Сервантес еще раз окинул помещение взглядом и оставил бойцов отдыхать. И Матео уснул.


Глава 10

Спустя несколько недель Матео начал неплохо обращаться со своим оружием. Сервантес не щадил его во время тренировок, но, по крайней мере, старые раны практически не давали о себе знать. Гладиаторы стали относиться к нему слегка уважительнее, так как являлись свидетелями его успехов и самоотверженности, которую он вкладывал в них. Юноша чередовал сталь и дерево, поэтому приноровился и к тому, и к другому, как в отражении атак, так и в других оборонительных и наступательных маневрах.


Как-то в перерыве Фейлог поведал ему о происхождении стиля боя, в котором он тренировался, рассказав, что это было искусство владения мечом кэндзюцу родом из Японии. Конечно, Япония как страна уже давно была разрушена Великим потопом 2012 года, как и большая часть мира. Но некоторые знания никуда не исчезали, а передавались из поколения в поколения. Матео вдохновляло это. Мысль о том, что в этом стиле сражались великие самураи, его очаровывала.


За три недели общения в кругу гладиаторов Матео узнал их имена, откуда они пришли и как долго пробыли здесь. Некоторые, как например, Григорий, находились в этих стенах с детства и воспитывались в лудусе. Бориса захватили в пустошах Сории неподалеку от небесного города.


Исходя из разговоров, мужчины уже отчаялись когда-либо обрести свободу, и единственным освобождением, о котором они теперь грезили, была достойная смерть на арене, как случилось с одним из гладиаторов на крайних Играх. Матео особо не был знаком с Сондером, но все равно был опечален его гибелью. Однако возлюбленный Сондера уже перекочевал в постель к другому гладиатору. Матео не осуждал его, так как, возможно, для Лиама это был способ справиться с утратой, так как смерть могла настигнуть каждого в любой момент, в том числе и его самого.


За три недели Матео многое понял, например, почему в этом доме используется только свечи, а не электрические лампы. Их доминус был достаточно богат, чтобы содержать лудус, но недостаточно поднялся по статусу в сравнении с другими мужчинами и женщинами, которым боги оказывали свою благосклонность. С теми, кто занимался законотворческой деятельностью и держал людей в узде. Теми, кто стоял у власти. Только они могли позволить себе подобную роскошь. Матео дали понять, что Рама мечтает однажды достигнуть таких же вершин, благодаря славе своего лудуса.


С каждой победой Рама становился на шаг ближе к своей цели, поэтому его гладиаторы просто обязаны быть лучшими. Теперь, будучи осведомленным, Матео понимал, почему он был отдан Элою для утех. Юноша гадал, какую пользу принесла его девственная задница их мерзкому господину. Мысли об этом заставляли его возненавидеть Раму еще сильнее.


После изнурительного дня тренировок они поужинали, и пришло время посещения купален. Матео понимал, что это время, которое они могут посвятить себе. Мгновения, которыми они могли распоряжаться. Обед, ужин и вечерние бани. Это были моменты, когда за ними не следили постоянно, где приказы отдавались только в случае крайней необходимости. В эти минуты они могли ощущать себя свободными, находясь в рабстве. Он тоже научился ценить такие моменты.


Он сидел в чане с водой, смывая с себя пот, кровь и грязь, и рассматривал тонкий порез на бицепсе, который стал выглядеть заметно рельефнее, чем месяц назад. Нужно начать с того, что хорошие внешние данные достались ему по наследству. К тому же его тело было мускулистым по природе, так как ему приходилось прилагать не мало физических усилий, чтобы выжить в Бесплодных землях. Но юноша действительно наблюдал, как преображается его тело, и испытывал истинное удовлетворение.


Совершенно неожиданно Титус, действующий чемпион лудуса, забрался в ванную и устроился рядом с ним, улыбаясь.


— Выглядит впечатляюще, — сказал он, указывая на рану.


Матео вновь посмотрел на порез и согласно кивнул.


— Да, это была досадная оплошность с моей стороны. Больше я такого не допущу.


— Правильный настрой, — ответил Титус. — Давай я помою тебе спину.


Матео слегка напрягся, осознавая, к чему может привести подобное взаимодействие. Тем не менее он развернулся, позволяя гладиатору-чемпиону помыть его спину. Когда руки мужчины скользнули к его ягодицам, юноша обернулся.


— Благодарю, Титус, — произнес он, не желая оскорблять чемпиона лудуса. Поговаривали, что его последнее выступление вызвало шквал восхищений. Он одолел своего противника в рекордно короткие сроки к огромному разочарования дома Элизы, чьи женщины-гладиаторы считались крайне смертоносными. Таким образом, восхитительная победа Титуса наверняка войдет в историю как один из величайших поединков. В награду он был отдан богу Одессе для утех.


Титус улыбнулся шире, когда его грудь прижалась к плечу Матео. Он наклонился к уху юноши.


— Давай подарим друг другу наслаждение, — сказал он. — Я наблюдал за тобой, у тебя есть перспективы. Позволь мне наставлять тебя.


Когда Матео только попал в лудус, он имел скудное представление о том, как здесь все устроено, но теперь юноша стал намного умнее, и смысл слов Титуса не ускользнул от него. Однажды он уже слышал подобное, когда двое гладиаторов договаривались между собой. Услуга за услуга. Очевидно, что ничего не давалось просто так, а диктовалось взаимовыгодой. Если он пойдет на секс с Титусом, тот поможет ему в тренировках.


Мог ли Матео отказаться от такого? Только дурак сделает так. Он хотел выжить. Пройти все испытания и встретить своего первого противника на песке. Юноша стремился стать лучшим из лучших, чтобы однажды обрести свободу, как это сделал Рама.


Матео повернулся к Титусу.


— Прямо здесь? — поинтересовался он, приняв решение, о котором очень надеялся не пожалеть в дальнейшем.


Титус пожал плечами, словно говоря: а почему бы и нет.


— Конечно. Нам ведь нечего стесняться?


Матео уже давно поборол свою застенчивость. Оглянувшись вокруг, он увидел, что лишь некоторые мужчины наблюдают за ними, в то время как остальные увлечены удовлетворением своих желаний и потребностей. Юноша вновь посмотрел на Титуса.


— Давай займемся этим вон там, в углу с маслами.


Титус оглянулся, посмотрев в пустующий угол, и согласно кивнул. Он вылез из ванны первым, а затем помог Матео. Они направились в угол, прихватив по пути по бутылке масла страсти. В их распоряжении было несколько разновидностей масел, которые они могли использовать, но это было фаворитом среди мужчин, частенько предающихся плотским утехам в банях. Утверждалось, что оно нагревается при трении, делая ощущения более сильными.


Матео не был уверен, что жаждет интенсивного секса, но был готов использовать его ради достижения своей цели. Тренировка под руководством чемпиона. Юноша вылил немного масла на пальцы, а потом погрузил их в анус, в то время как Титус обильно смазывал свой член.


Матео оглянулся через плечо, наблюдая за Титусом, но в поле его зрения оказался Борис, который смотрел в их сторону. Взгляд гладиатора был полон ярости и ревности, но вмешаться Борис не осмеливался. Будучи чемпионом лудуса, Титус имел привилегии, которых не удостоились другие. Например, у него была отдельная комната рядом с комнатой Сервантеса. Еда, которая подавалась ему, была гораздо лучшего качества, чем у других. Ему предоставлялось больше свободы, и когда он говорил, остальные слушали его и выполняли его приказы.


Кодак был его другом и вторым по мастерству в лудусе, именно поэтому он смог завоевать расположение Рамы и занять более высокое положение среди гладиаторов. Он являлся помощником Сервантеса и также принимал участие в тренировках Матео и остальных. Матео надеялся, что, отдавшись Титусу, избавится от необходимости отбиваться от внимания других, что давалось ему с трудом. Мужчины жаждали его тела и крайне не приветствовали отказов.


— Расслабься, — сказал Титус, приставляя головку члена к анусу Матео.


Прежде чем отвернуться, Матео успел хорошенько рассмотреть прибор, который вот-вот вторгнется в него. Больше двадцати сантиметров длиной и толстый, хоть и обрезанный. Титус не был одним из тех мужчин, к которым он испытывал отвращение, и юноша надеялся, что не станет таковым после того, как они займутся сексом. Это был первый раз, когда он собирался предаться плотским утехам на глазах посторонних, и одно это уже заставляло его нервничать.


— Расслабься, — повторил Титус, — будет только больнее, если ты продолжишь напрягаться.


— Прости. Просто никогда не делал этого прилюдно, — ответил Матео.


— Самое время попробовать, — заключил Титус.


У Матео перехватило дыхание, когда Титус подался вперед и головка его члена скользнула внутрь. С губ юноши сорвался хрип, когда член вошел глубже. С того момента, как он лишился девственности, у него был секс уже с тремя мужчинами. Элой был первым, затем Сервантес и Рама. С последним это случалось уже пять раз, и благодаря уроку, полученному от учителя в коридоре той ночью, Матео научился быть твердым, когда господин его трахал.


К сожалению, это никогда не заканчивалось оргазмом, но Раму, казалось, мало заботило это. Важно было лишь то, что его член внутри заставлял юношу возбудиться. Матео усвоил, что самолюбие Рамы нуждается в ласке в той же степени, что и его член.


Он продолжал размеренно дышать, пока Титус погружал свой член в него все глубже и глубже, пока бедра гладиатора не соприкоснулись с его ягодицами, заставив обоих мужчин вздрогнуть. Член Титуса двигался, касаясь чего-то такого внутри Матео, что дарило наслаждение. Что-то подобное юноша ощущал и раньше, когда его трахали, но это ни к чему не приводило. Ему было любопытна природа этого явления.


— Просто расслабься, — вновь повторил Титус, пока его член продолжал гулять внутри Матео. — Ух-х, как же узко.


Эти слова были уже привычны для Матео. Рама повторял это каждый раз, когда они трахались.


— Я знаю, — выдохнул Матео, а затем застонал, когда член Титуса снова и снова касался той самой точки, побуждая испытывать нечто неведанное ранее. Он уперся обеими руками в стену, выгибая спину для удобства Титуса, и его член начал твердеть сам по себе, безо всяких мыслей об Элое. Это явление абсолютно обескуражило Матео.


Титус рассмеялся сквозь тяжелое дыхание.


— Вижу, тебе нравится мой член?


Это звучало скорее как утверждение, нежели вопрос, но Матео все же ответил.


— Да, — простонал он и впервые не лгал, отвечая на подобный вопрос. Он действительно испытывал удовольствие от ощущения члена Титуса внутри себя.


— Я хочу, чтобы ты кончил, — прорычал Титус, а затем пропустил руку под Матео и схватил его за член.


Это стало еще одним новым переживанием, двойным удовольствием, одновременно лежащим на поверхности и спрятанным где-то внутри. Ногти Матео царапали глиняную стену, когда он пытался не потерять самообладание, пока Титус трахает его. До его слуха доносилось, как остальные гладиаторы подбадривают Титуса. Осознание того, что за ними наблюдают, порождало у юноши бурю эмоций. Смущение и возбуждение смешались воедино. Он был взволнован и испытывал неловкость, понимая, что впервые испытывает нечто столь интимное и доставляющее удовольствие под прицелом посторонних взглядов. Юноша слышал, как его стоны сливаются со стонами Титуса, стремительно приближая их к точке невозврата.


Титус зарычал, когда его рука неистово погладила член юноши.


— Вот так, ты уже готов. Залей семенем всю стену.


Других вариантов и не было, так как он стоял лицом к стене, когда его яйца напряглись. Титус рассмеялся, когда Матео сорвался на крик, а его тело задрожало от нахлынувшего оргазма. Его член разбрызгал густые белые струи по всей стене, и юноша посмотрел вниз, чтобы увидеть как его семя ручейками спускается по глиняной поверхности.


— О… да, как же это горячо… Мои яйца просто кипят, — прорычал Титус, а затем выпустил член Матео из рук, чтобы вцепиться ему в волосы, отводя его голову назад.


— Отделай его дырку хорошенько, Титус! — выкрикивали гладиаторы.


Один из них даже приблизился к ним и похлопал Титуса по спине, пока тот продолжал трахать Матео в задницу. Юноша краем глаза увидел, что к рядам вуайеристов присоединился Хеликс, еще один друг Титуса. Светловолосый, голубоглазый гладиатор ухмыльнулся, наблюдая, как блестящий от масла член Титуса вдалбливается между подтянутыми аппетитными ягодицами Матео.


— Ммм, я следующий, — заявил он.


Титус рассмеялся, словно выражая свое одобрение тому, что не было даже оговорено. Матео согласился лишь на то, что его трахнет Титус. Не то чтобы у него имелся какой-то негатив в сторону Хеликса, но перспектива быть трахнутым еще и им не казалась ему привлекательной.


— Я собираюсь наполнить его своим семенем, — объявил Титус, а затем его толчки стали более интенсивными, как раз перед тем, как его тело напряглось и он зарычал, подобно зверю.


Матео ощутил, как член Титуса внутри него набух, растянув его еще немного, прежде чем извергся поток. Заряд спермы оказался впечатляющим, как и следовало ожидать от чемпиона с такими крупными яйцами. Юноша чувствовал, как семя стекает по внутренней стороне его бедер, пока Титус продолжал сцеживать свой груз в него. Тело Титуса содрогнулось в последний раз, и он отстранился, оставляя Матео совершенно беззащитным. Хеликс занял место Титуса, как только тот отошел, но Матео развернулся к нему лицом.


— Я обещал отдаться Титусу, а не тебе, — выпалил он, заставляя Хеликса нахмуриться.


Титус выступил вперед и провел рукой по щеке Матео.


— Мой друг просто обязан испробовать такую сладкую дырку как у тебя.


Сервантес был прав, мальчик исчез, и на его место пришел мужчина, которым Матео был вынужден стать. Слабостью обязательно воспользуются. Этот урок он усвоил. Убежденность в этом стала его ценным приобретением.


— Я не твоя вещь, чтобы мной делиться, — запротестовал Матео.


— Да что ты возомнил о себе? — прорычал Хеликс. — На тебе даже нет знака мужчины… гладиатора. — Он поднял руку, чтобы продемонстрировать клеймо, изображающего герб дома Рамы, на внутренней стороне предплечья. — Ты здесь никто.


— Да, я не гладиатор… пока. Но я и не твой раб, — настаивал Матео. Он оттолкнул Хеликса от себя, и тот, попятившись, врезался в Титуса.


Хеликс взвыл, и его лицо исказилось от гнева. Он бросился в сторону Матео, но Титус остановил его.


— Пусти меня!


— Поищи другую дырку, Хеликс. — Титус схватил член и яйца Хеликса, когда тот повернулся лицом к другим гладиаторам. — Кто хочет такого? — обратился он к толпе, слегка потряхивая мужские гениталии.


Некоторые из мужчин рассмеялись, но кое-кто помахал ему рукой, и тогда Титус отпустил своего друга, толкнув в сторону гладиаторов, готовых удовлетворить низменные потребности Хеликса. Затем он повернулся к Матео, который по-прежнему не сдвинулся с места. Подойдя к нему, Титус прижал его спиной к стене и положил руки по обе стороны от Матео.


— Ты меня удивляешь, — произнес он.


— Я не принадлежу тебе, чтобы ты мог делиться мной с друзьями, — заявил Матео.


Титус ухмыльнулся и кивнул.


— Есть вероятность, что когда-нибудь ты передумаешь?


Матео одарил его обжигающим взглядом.


— По поводу того, чтобы подставлять задницу твоим приятелям?


Титус замотал головой:


— Насчет того, чтобы стать моим.


«Это вряд ли», — подумал Матео. Он и так являлся рабом и не собирался отказываться от тех немногих прав, которые у него сохранились ради того, чтобы стать еще и рабом гладиатора в постели.


— Я не стану твоим рабом, — выпалил он.


— Не рабом, а любовником, — поправил его Титус.


Матео не понимал, о каких отношениях может идти речь в тех условиях, в которых они существовали. К тому же он не испытывал нужных чувств к Титусу. Он желал учиться у этого мужчины, а не становиться его любовником.


— Ты будешь тренировать меня завтра? — спросил Матео, возвращаясь к тому, что было для него действительно важно, ради чего он вообще отдался этому гладиатору.


— Если будешь продолжать в том же духе, ты выживешь. Тренировка в силе. — Титус понял стремления Матео и это заставило его уважать этого девятнадцатилетнего юношу. Он далеко ушел от того испуганного мальчишки, каким был, когда Титус впервые его увидел. Сейчас, напротив, Матео быстро усваивал правила игры в небесном городе. Он рассмеялся и шлепнул юношу по заднице, а затем схватил его за щеку, слегка потрепав. — Завтра вечером мы снова трахнемся.

Если уж это была сделка, то Титус собирался получить от нее сполна.


Матео кивнул, и Титус отпустил его, позволив вернуться к водным процедурам. Остальные гладиаторы тоже продолжали заниматься своими делами, пока не пришло время отходить ко сну. Матео забрался на койку и закрыл глаза. Он с нетерпением ждал, когда завтра утром будет тренироваться уже не только с Сервантесом, но и с Титусом. Чем больше знаний он получит, тем выше будут его шансы.


Глава 11

— Ты опускаешь плечо каждый раз, как только делаешь выпад, — сделал замечание Титус.


— Какое именно плечо? — уточнил Матео, переводя взгляд с одного плеча на другое.


— Твое правое, когда ты делаешь выпад. Ты пускаешь в ход оба оружия, и твой противник не должен знать, чем именно ты собираешься атаковать, — сказал Титус. — Какое бы оружие ты не пускал в ход, держи плечи ровно.


Матео был крайне признателен за этот урок, но сознательно старался не выдавать своих эмоций. Они с Титусом начали тренировку за несколько часов до обеда, поэтому оба изрядно вспотели, а Титус еще и зверски проголодался. Матео стоял в очереди за своей порцией овсянки, но когда подошел к раздаче, ему выдали полную миску человеческого дерьма.


— Гладиаторы едят тушеное мясо, а рабы едят то, что вышло из моей задницы, — заявил повар.


Матео посмотрел на него, корчась от отвращения.


— Мы все здесь рабы.


— Некоторые из них более ценны, чем другие, — парировал мужчина.


— Он будет есть то же, что и я, — сказал Титус, всем своим видом внушая мужчине последовать его требованиям.


— Твой член побывал в его дырке, и теперь он стал особенным? — спросил повар.


— Корнелиус, ты нарываешься на то, чтобы я засунул тебе ногу в задницу? — угрожающе прорычал Титус.


Повар оскалил зубы и нахмурился.


— Пожалуй, нет. Как скажешь.


Он неохотно забрал миску с фекалиями из рук Матео и дал ему новую со свежим рагу. Аромат еды донесся до ноздрей юноши, заставив его желудок заурчать от предвкушения.


— Вот и молодец. И когда ты выкинешь подобное в следующий раз, я заставлю сожрать тебя это, — предупредил Титус, а затем взял свою миску с куриным супом, в котором плавала половина тушки птицы, и два ломтя хлеба, прежде чем повести Матео к столу, где сидели Кодак и Хеликс.


— Садись, — сказал Титус, указывая на место рядом с собой.


Матео сел, и Титус протянул ему ломоть хлеба.


— Благодарю.


Юноша уже прочувствовал выгоду секса с чемпионом. Видит бог, ему совсем не хотелось есть подсохшую овсянку, которой ему приходилось питаться в то время, как гладиаторы наслаждались тушеным мясом, супами и овощным рагу. И уж точно не собирался есть дерьмо Корнелиуса.


— Как ты думаешь, он…


Матео задумался о том, не добавляет ли повар свои фекалии в еду. От одной этой мысли его чуть не вырвало, поэтому он решил ее не озвучивать.


Титус усмехнулся.


— Нет, если, конечно, не стремиться умереть, — ответил он, уловив ход мыслей Матео. — Ешь, это вкусно и безопасно.


Матео обмакнул хлеб в тушеное мясо с картофелем, морковью и горошком и откусил кусочек. Он еле подавил в себе стон от наслаждения вкусом. Это было не так чудесно, как то, что готовила его мама из свежепойманной дичи, но это определенно было лучше, чем то, что ему приходилось есть неделями до этого.


— Я бы не спешил привыкать к этому, — сказал Хеликс.


Матео поднял глаза на угрюмого гладиатора, который смотрел на него, очевидно, все еще злясь на то, что был отвергнут прошлым вечером.


— К чему? — уточнил Матео.


— Что касается тебя, то ко всему этому, — Хеликс указал на миску с тушеным мясом, которое ел Матео. Затем он перевел взгляд на Титуса. — А тебе не стоит привыкать к нему… поскольку я сомневаюсь, что он выдержит испытание.


— Даже если я продолжу его тренировать? — поинтересовался Титус с ухмылкой, не давая негативному настрою товарища испортить ему настроение.


Хеликс фыркнул и вновь посмотрел на Матео.


— Когда твоя дырка поизносится, он потеряет к тебе интерес.


Матео проглотил пищу, которая была у него во рту, прежде чем ответить:


— И даже тогда я бы не хотел, чтобы во мне оказался твой член.


Титус и Кодак рассмеялись в голос.


— Возможно, у него куда больше шансов, чем мы предполагаем, — отметил Кодак, ухмыляясь.


Матео улыбнулся и зачерпнул еще ложку мясного рагу. Он оказался более решительным, чем от него ожидали, но ничего не имел и против того, чтобы его недооценивали. Как говорил ему Сервантес: пусть враг заблуждается в тебе, чтобы когда ты пойдешь в атаку, он оказался застигнут врасплох. Именно такой тактики Матео и планировал придерживаться.


После обеда они вернулись к тренировкам. Титус занялся силовыми тренировками, и Матео спарринговал с Сервантесом, который отмечал значительные успехи. Но чем виднее были достижения, тем суровее становились уроки, и юноша оказывался несколько раз лицом в песке. Его нос был поврежден, а голова пульсировала от ударов, которые он умудрился пропустить. Матео обещал не повторять себе ни одной из допущенных ошибок. Часы тренировок тянулись долго и изнурительно, поэтому к концу дня юноша чувствовал себя разбитым и изможденным.


После того, как гладиаторов отпустили, мужчины побрели в бани, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Матео отмокал в ванне, позволяя теплой воде ласкать его ноющее тело. Его голова была откинута на бортик, а глаза закрыты до тех пор, пока он не почувствовал кого-то рядом с собой.


Титус смотрел на него с ухмылкой, пробираясь по воде к своей цели. Прижавшись всем телом к Матео, он склонился, чтобы поцеловать его. Юноша ответил на поцелуй, позволив своему языку скользнуть в рот Титуса. Тот зарычал и со всей напористостью протиснулся между ног Матео.


— Я хотел бы быть внутри тебя днями напролет, — сказал он все с той же ухмылкой.


— Я заметил, как ты смотришь на меня. Мне понятно, к чему ты клонишь, но я собирался просто искупаться, — ответил Матео.


Титус напрягся, нахмурив темные брови.


— Вероятно, завтра ты снова будешь есть овсянку, и мне придется тренировать кого-то другого.


Титус сказал достаточно, чтобы Матео все понял.


— Разве ты не устал?


— Нет, я возбужден. — Он опустил руки под воду, хватая ноги Матео и закидывая их себе на талию. — Мой член приходит в готовность от одного лишь взгляда на тебя.


Матео чувствовал, как восставший член Титуса упирается ему в задницу, и понимал, что если хочет продолжать пользоваться привилегиями, должен следовать избранным путем до конца. Он нашел опору на бортиках ванны как раз в тот момент, когда Титус вторгся в него. Гладиатор трахал его неистовее, чем прошлым вечером, словно заявляя свои права на Матео в каком-то диком брачном ритуале.


Удовольствие, которое Матео испытывал ранее, на этот раз отсутствовало, и ему пришлось прибегнуть к тем фантазиям, которые он часто эксплуатировал, когда требовалось возбудиться. Он не сомневался, что Титусу не понравится, что его член остается вялым, когда они занимаются сексом. И снова мысли юноши вернулись к Элою, богу, который был гораздо привлекательнее и более возбуждающим любого из мужчин. Хотя и он мог быть столь же жестоким, но Матео акцентировался не на этом. И всегда все сводилось к одним и тем же образам. Нежные прикосновения, улыбка, которыми одаривал его Элой. Глаза, которые смотрели на него так, словно он был каким-то особенным. Именно за эти воспоминания цеплялся Матео, пока Титус таранил его задницу.


— Ооо, черт! — зарычал Титус, прижимаясь к Матео. Вода плескалась между мужчинами, когда один из них достиг пика. Титус застонал и выругался, упиваясь каждой секундой бурного оргазма. Он трахал каждого в лудусе, но именно тело Матео доставляло ему больше всего удовольствия. Титус намеревался заявить свои права на юношу на то время, пока они живут под одной крышей, наплевав, согласен тот или нет.


Тяжело дыша, он вытащил член из задницы Матео, удовлетворенный такой разрядкой.


— Теперь ты можешь и искупаться, — произнес он, словно давая разрешение.


Матео решил обойдись без комментариев, грамотнее дать Титусу ощущение, что тот контролирует ситуацию. Он будет пользоваться преимуществами связи с гладиатором, как тот эксплуатирует его тело для своего удовольствия. Другие гладиаторы даже не думали приближаться к ним, что являлось еще одним плюсом для Матео. Если они будут думать, что он принадлежит Титусу, возможно, они прекратят свои регулярные домогательства. Это было бы очень на руку Матео.


Он закончил водные процедуры, отмыв свою задницу настолько, насколько это было возможно. Когда пришло время для сна, Титус потребовал, чтобы он лег на соседней койке, и юноша повиновался. Остальные мужчины снова промолчали, и Матео осознал, что для него это новый этап.


***


Прошло три месяца с тех пор, как Титус начал тренировать и трахать Матео, а тот взамен получал необходимые знания и пользовался привилегиями. Было не так уж и плохо физически принадлежать Титусу. В большинстве случаев ему удавалось достигать оргазма, пусть порой и прибегая к фантазиям об Элое. Для Матео все это не проходило безрезультатно. Его тело стало подтянутее, чем в момент его прибытия в лудус.


Его мускулы стали более рельефными и выраженными. Его тело настолько окрепло, что его больше не считал воробушком даже Борис, гладиатор, с которым ему предстояло встретиться на песке в качестве испытания. Теперь он звал его «маленьким мужчиной», даже не взирая на высокий рост юноши. Но все же это видимый прогресс. Безусловно, Борис все еще лелеял мечту трахнуть Матео, но не смел идти наперекор Титусу, который лишь упрочил свои позиции, выигрывая поединок за поединком, сохраняя за собой безоговорочный статус чемпиона.


— Нервничаешь? — поинтересовался Титус у Матео, обматывая его руки полосками кожи.


Матео кивнул:


— Есть такое. Мне предстоит одолеть Бориса или же умереть.


— Я буду очень разочарован, если ты умрешь, — произнес Титус


Матео посмотрел на него и ухмыльнулся.


— Ты переживаешь лишь за теплое местечко для своего члена.


Титус рассмеялся и пожал плечами.


— Этого мне будет определенно не хватать. Но что-то мне подсказывает, что мы значим друг для друга гораздо больше.


Но Матео знал, что это не так. Если бы он отказал Титусу в сексе, тот быстро потерял бы к нему интерес. Конечно, пока они оставались в статусе любовников, мужчина мог утверждать, что их связывает еще что-то помимо секса, но это работало только при условии, что Матео оставался покладистым. Юноша уже проверял это раньше, и каждый раз, когда он уходил от секса, Титус наказывал его, отказываясь тренировать его на следующий день или позволяя повару накормить его далеко неаппетитной едой.


Матео пробыл в лудусе уже четыре месяца, и его было не так просто провести. Он многое усвоил касательно здешних мужчин и не позволял им сломить себя. И все же, если Титус хочет верить, что он нужен Матео для чего-то большего, чем комфортные условия и лучшие тренировки, был готов подыграть.


Матео улыбнулся и поцеловал Титуса.


— Так и есть, — солгал он.


Титус ухмыльнулся, заканчивая с кожаными полосками.


— У Бориса есть слабое место в его защите слева.


Матео кивнул, взяв себе на заметку.


— Благодарю.


Титус улыбнулся и посмотрел на Матео сверху вниз, встретившись с ним взглядом.


— А ты знаешь, ради чего я так упорно борюсь?


— Ради прославления этого дома и благосклонности богов? — преположил Матео.


Титус пожал плечами.


— Это само собой. Я сражаюсь, потому что хочу войти в историю как один из величайших гладиаторов, когда-либо живших на земле. Я хочу, чтобы мой памятник стоял за пределами этой арены вместе с другими достойными, и чтобы люди, глядя на него, стремились достичь таких же вершин, как я. История создается теми, кто достаточно храбр для того, чтобы рассказать свою собственную.


Слова, сказанные Титусом, тронули Матео до глубины души и вдохновили его. Хотя он мечтал войти в историю, как один из гладиаторов, который сумел получить свободу. Эта была именно та историю, которую он хотел рассказать.


Юноша снова улыбнулся Титусу:


— Еще раз спасибо.


— Пора, — объявил Сервантес.


Матео глубоко вздохнул и последовал за Титусом во внутренний двор, где уже собрались все гладиаторы, выстроившись в круг. Матео прошел в центр круга и остановился перед Сервантесом.


— Настало время посмотреть, насколько тобой были усвоены мои уроки, — сказал Сервантес и жестом пригласил присоединиться к ним Бориса.


Словно неотесанный огромный зверь, гладиатор вышел на середину круга и улыбнулся Матео.


— Я обещаю не особо усердствовать, если ты пообещаешь отдаться мне.


— Это недостойно, Борис, — отметил Сервантес.


— Так мне щадить его жизнь, а? — спросил Борис, глядя на Сервантеса, который лишь помотал головой.


— Это я сохраню тебе жизнь, если ты прекратишь с вопросами, — произнес Матео.


Сервантес не смог сдержать смех и жестом велел обоим мужчинам повернуться лицом к лудусу, где на балконе стоял их доминус, наблюдая за происходящим.


— Засвидетельствуйте свое почтение вашему доминусу.


Все гладиаторы повернулись к Раме, хором скандируя его имя. Матео присоединился к ним, хотя и не уважал этого человека, который продолжал относиться к нему уничижительно. Рама улыбался, упиваясь тем, как его рабы славят его. Он поднял руку в воздух, побуждая их замолчать.


— Сегодня вечером мы увидим, стоишь ли ты тех рубио, что я отдал за тебя, раб. Если ты сможешь пережить сегодняшнее испытание, но потерпишь неудачу, я продам тебя в первый подвернувшийся бордель, — заявил Рама, обращаясь к Матео.


Матео склонил голову:


— Я не подведу, господин.


Мотивации, чтобы победить, было предостаточно, но перспектива быть проданным в бордель послужила мощным дополнительным стимулом.


— Что ж, посмотрим, — сказал Рама и дал сигнал Сервантесу продолжать.


— Оружие, — объявил Сервантес, и двое рабов подбежали к соперникам, протягивая им их боевое снаряжение.

Борис взялся за рукоять огромного меча. Матео достаточно наблюдал за тем, как верзила владеет им, и понимал, о какой слабости Бориса говорил ему Титус, которая наверняка должна проявиться и в грядущей схватке. Глядя на них со стороны, могло показаться, что силы в поединке неравноценны, так как внушительный меч Бориса выглядел куда смертоноснее, чем мечи Матео, но каждый из гладиаторов был обучен владению своим индивидуальным оружием. Считалось, что не имеет значения, кто сойдется в схватке, даже если у одного противника меч, а у другого только рапира или сай. Не имела значения и комплекция противников и даже пол. Все гладиаторы считались равными, если они были обучены должным образом.


Матео крепко сжал рукояти своих мечей и повернулся к Борису. Его сердце колотилось с бешеной скоростью, так как он давал себе отчет, что настал момент истины. Если ему не удастся выстоять, то он предпочел бы умереть от меча Бориса, нежели чтобы его тело было продано. В своей голове он держал каждый урок, который ему преподали, потому что не хотел совершить ни одной ошибки, которая могла бы сыграть злую шутку с его судьбой.


Взгляд Бориса, устремленный на Матео, был пропитан похотью и местью. Возможно, он и был бы готов использовать свой меч, чтобы наказать Матео за все те разы, что оказался отвергнут. Но если же юноше все же удастся выжить, он собирался получить от него то, чего так долго жаждал. Если Матео будет продан в бордель, это сделает его еще более низшим рабом, и тогда даже Титус не сможет защитить его. Эта мысль заставила Бориса ухмыльнуться.


Сервантес отступил в сторону, когда двое рабов пролили горючим круг вокруг двух мужчин. Один из гладиаторов протянул учителю пылающий факел.


— Правила крайне просты. Двое мужчин в круге, тот из них, кто падает в огонь, проигрывает. Если одному из них удастся убить другого, он также выигрывает. — На этих словах он поджег горючее, и вокруг Матео и Бориса образовалось огненное кольцо. — Пусть испытание начнется!


Когда пламя разгорелось и затрещало, все остальные гладиаторы отступили назад. Матео и Борис сверлили друг друга взглядом, выжидая лучшего момента для атаки. Ладони Матео вспотели, но кожаные полоски, обмотанные вокруг них, не давали выронить мечи из рук. Их глаза встретились, и Матео подмигнул, приводя тем самым Бориса в ярость.


Верзила-гладиатор бросился в наступление, размахивая мечом, длина которого практически была равна его росту. Чтобы управляться с этой штуковиной, Борис был вынужден задействовать все свои мускулы, и Матео, будучи меньшего роста и гораздо проворнее, с легкостью увернулся от первого удара. Борис снова атаковал замахом сверху, который Матео заблокировал, сложив оба своих оружия крест-накрест и толкая их от себя вверх, чем заставил Бориса отступить.


— Скоро ты примешь этот член, — пригрозил Борис, обхватив свободной рукой свою промежность и демонстрируя Матео.


Матео не стал тратить время на ответную колкость, не считая нужным отвлекаться на такую ерунду. Это был его второй поединок со смертью, и на этот раз Элоя не было рядом, так что он полагался только на свои навыки и собственную смекалку.


Их мечи снова схлестнулись, и Матео пришлось приложить все усилия, когда Борис напирал, стремясь разрубить его пополам. Оба мужчины рычали, а их грудь тяжело вздымалась. Поединок уже длился дольше, чем многие могли ожидать.


Матео нанес Борису удар по лицу, отбросив гладиатора назад, и этого времени было достаточно, чтобы принять наступательную позицию. Его плечо немного кровоточило от удара меча противника. Пришло время Матео сменить тактику с оборонительной на атакующую, чтобы выбить Бориса из игры. Если преимуществами Бориса являлись грубая сила и комплекция, то на стороне юноши были скорость и ловкость.


Матео сосредоточился на слабости Бориса и атаковал с левой стороны, блокируя катаной меч гладиатора, одновременно используя вакидзаси для нанесения удара. Некоторые гладиаторы подбадривали Матео, радуясь, что у него получилось нанести урон. Среди них был и Титус. Борис вновь взмахнул мечом, но Матео успел пригнуться, чтобы не лишиться головы. Заметив, что Борис оставил свою грудь незащищенной, Матео резко развернулся, рассекая своим мечом грудную клетку верзилы, оставляя на ней глубокую рану.


— Черт! — взвыл Борис, схватившись за кровоточащую рану и отступая назад. Он одарил Матео еще более свирепым взглядом, и юноша рассчитывал использовать его гнев в свою пользу.


— Теперь я понимаю, почему тебя не допустили до крайних двух Игр, — подстегивал противника Матео, бросив следом еще несколько оскорблений, чтобы еще сильнее разозлить Бориса.


— Ах ты, сученыш! — крикнул Борис и бросился на Матео.


Балансируя на цыпочках, юноша отскочил назад. Он старался держать как можно дальше от огня, окружающего их, так как не хотел проиграть, выпав за пределы кольца. Матео увернулся и полоснул Бориса по спине, отчего гладиатор снова взвыл, но тут же нанес ответный удар локтем по лицу юноше, у того закружилась голова. Матео рухнул навзничь, и его тело с глухим стуком приземлилось на песок. Борис тут же бросился на него, пытаясь воспользоваться моментом, но Матео откатился в сторону от лезвия меча противника, когда то со свистом рассекло воздух.


Юноша поспешно вскочил на ноги, усиленно борясь с дезориентацией. Его голова пульсировала от боли, и было сложнее сосредоточиться, но он заставил себя собрать всю волю в кулак. И вновь Борис бросился в его сторону, взмахнув мечом, но Матео сделал низкий выпад, рассекая левую ногу противника до кости.


— Ааа, дерьмо! — закричал Борис, рухнув на одно колено, пока его нога кровоточила так, что под ним образовалась лужа крови.


Матео не мог поверить в свою удачу. Он смог сбить с ног противника, используя столь рискованный маневр. Единственная слабость Бориса выходила ему боком. Юноша вскочил на ноги и с остервенением набросился на противника. Верзила блокировал несколько атак Матео, но был не в состоянии справиться со всеми, поэтому его несколько раз порезали, то одним мечом, то другим, когда Матео демонстрировал на нем технику одновременного владения двумя видами оружия.


Борис яростно взмахнул огромным мечом, но Матео увернулся от его атаки, отскочив назад и влево. Осознав, что это его шанс, он рванулся вперед, и его вакидзаси вонзилось в шею противника. Толпа затихла, когда изо рта Бориса хлынула кровь. Матео разинул рот и выпучил глаза, обескураженный своей первой победой над опытным гладиатором. Он извлек свое оружие, и из раны хлестнуло еще больше крови, которая растекалась по волосатой груди Бориса.


Гладиатор издал последний булькающий хрип, потом его тело рухнуло лицом в песок, а огромный меч упал следом. Матео стоял над телом Бориса, ощущая, как жар от огня заставляет его потеть еще больше, и задыхаясь от усталости. Юноша даже не осознавал, сколько сил вложил в борьбу, так как весь поединок действовал на чистом адреналине.


Все казалось абсолютно нереальным, когда он смотрел на кровь, сочащуюся из бездыханного тела Бориса. Он победил. Действительно одолел одного из лучших гладиаторов. Юноша никогда не считал Бориса таковым, Харака был сильнее, но все же… эта был поединок, в котором на него никто особо не ставил, а он победил. Значит, еще не все потеряно.


Трое рабов подбежали к огненному кольцу, а часть гладиаторов разразилась аплодисментами и восторженными возгласами. Рабы начали засыпать огонь песком, чтобы Матео мог покинуть тлеющий круг. Сервантес поприветствовал его лишь коротким кивком, а затем посмотрел на труп Бориса. Он взял Матео за руку и торжествующе поднял ее вверх.


— Наш победитель! — провозгласил он, и гладиаторы зааплодировали пуще прежнего. Титус тоже рукоплескал ему. Сервантес повернулся к Матео. — Откровенно говоря, я не был уверен в твоей победе. Теперь ты — гладиатор, и тебя заклеймят, как такового.


Церемония клеймения не являлась пределом мечтаний Матео, но это было тем, чего он ждал, потому что это означало, что он выстоял испытание и имел возможность двигаться дальше по пути к своей свободе.


— Благодарю вас за ваши уроки, учитель, — сказал Матео, отдавая должное этому мужчине.


— Хорошо, что ты усвоил их, — ответил Сервантес и отвернулся, чтобы посмотреть на то, как рабы убирают тело Бориса с песка. Они затащили тело внутрь лудуса. Его огромный меч остался лежать на арене. Его лезвие все еще было в крови Матео, которому Борис нанес несколько хороших ударов. — Это была впечатляющая победа, и Борис тоже погиб с честью.


— Все верно, учитель, — согласился Матео. Но в глубине души он ликовал, что с песка уносят не его тело, а Бориса, и что еще лучше, его израненное тело не увозят в один из захудалых борделей.


— Почтим нашего падшего брата! — призвал Сервантес, после чего гладиаторы трижды выкрикнули имя Бориса и гладиаторский девиз: «Боги благоволят героям, удача улыбается смелым». Матео присоединился к их скандированию.


— Сегодня вечером Матео доказал, что достоин стать одним из вас. Теперь он примет клеймо нашего доминуса, — объявил Сервантес под рев гладиаторов. Он повернулся к Матео. — Встань на колени и протяни руку.


Матео повиновался, опускаясь на оба колена и подняв правую руку, открывая внутреннюю поверхность предплечья. Он уже знал, где оставят клеймо, и был готов к тому, что это будет больно. Сервантес подошел к металлической печи, внутри которой горело пламя и накалялось клеймо. Используя толстые кожаные перчатки, он извлек из огня железный стержень. Эмблема дома Рамы красовалась на самом конце стержня. Замысловатый щит с двумя скрещенными мечами над буквой «Р».


Матео сделал несколько глубоких вздохов, готовясь к обжигающей боли, которая, как он знал, вскоре грядет. Юноша также давал себе отчет, что ему придется повторять слова клятвы, которая сопровождала клеймение. Клятвы верности той жизни, о которой он не просил и не мечтал, но которая стала его судьбой. И Матео принимал ее. Поэтому он постарается извлечь из всего этого как можно больше пользы. Это было его главной клятвой, которую он дал себе сегодня вечером, произнося совершенно другие слова.


Сервантес держал кусок дымящегося раскаленного железа в одной руке, а другой сжимал запястье юноши.


— Готов ли ты произнести за мной слова клятвы, ответь мне?


— Да, учитель, — кивнул Матео.


— Клянешься ли ты служить дому Рамы в славных битвах на арене до конца своих дней?


Матео не нравилась эта формулировка, она намекала на то, что ему никогда не видать свободы, и это заставило юношу задуматься, как семь гладиаторов сумели разорвать цепи рабства. Как ни крути, сейчас у него не было выбора, поэтому он повторил эти бессмысленные для него слова.


— Я клянусь посвятить свою жизнь славным битвам и служению дому Рамы.


— Клянешься ли ты сделать каждую битву на арене триумфальной, даже если она будет венчаться твоей смертью во славу дома Рамы? — спросил Сервантес.


Матео снова кивнул:


— Да, учитель. Я клянусь делать каждую битву на арене триумфальной во славу дома Рамы, даже если она будет венчаться моей смертью.


— Клянешься ли ты служить своему доминусу, как он того пожелает?


Матео едва заставил себя сдержать стон, так как он ненавидел служить Раме, и точка. Но доминус уже во всю пользовался тем, что Матео был всего лишь его рабом.


— Да, я клянусь служить своему доминусу, как он того пожелает.


— Клянешься ли ты почитать память своих братьев по лудусу на арене?


Матео кивнул:


— Да, я клянусь чтить память моих братьев-гладиаторов на арене.


— Клянешься ли ты всецело воздавать славу богам, а также дому Рамы, ничего не оставляя себе? — Сервантес задал заключительный вопрос клятвы.


Славу богам? Он уже встречался с одним из них и видел ничтожно мало причин, по которым мог бы воздавать им славу. Хотя, возможно, он должен быть благодарен Элою, так как именно он


является причиной, по которой Матео все еще жив.


— Клянусь воздать всю славу четырем небесным богам и дому Рамы, не оставляя ничего себе.


Сервантес был удовлетворен ответами, как и Рама, который кивнул, давая добро на то, чтобы клеймить Матео. Учитель прижал раскаленное железо к плоти юноши, когда тот стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, как бы ни было велико желание. Наконец, клеймо было на месте. Матео посмотрел на свою обожженную кожу и на узор, навечно запечатлевшийся на ней. Юноша старался не думать об этом, как о чем-то постоянном, так как все еще не терял надежду, что однажды… он обретет свободу.


Конец первой книги.

Продолжение серии следует…

Скоро в группе:

https://vk.com/paranormal_love_stories

Серия «Боги и Рабы», Книга вторая, «Судьба».


Внимание!

Текст предназначен исключительно для ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой материальной выгоды.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Загрузка...