Глава 29

Амиран. — Нет! — резко и громко, почти выкрикивает Милана. — Твой папа тобой клясться не будет! И меня одаривают таким красноречивым взглядом, в котором без труда читается: "Только посмей". Наблюдаю за тем, как Милана сграбастывает Арлана, притягивая к себе, и еле сдерживаюсь, чтобы себя не выдать.

Она возвращалась. Из того холодного, тёмного и безрадостного мира, куда я загнал её, сначала допустив, чтобы ей причинили вред, потом самолично окунув её в грязное болото своей похоти и жестокости. И неизвестно, смогла бы она вырваться из этого состояния, захотела бы…

Но Арлан, с удивительной чуткостью, нашёл то единственное, ради чего Милана вцепилась бы в жизнь. Её диагноз для неё действительно был болью и приговором. И как в насмешку, судьба наградила её по-настоящему материнским сердцем. Только всю эту огромную любовь некому было принять, пока её не нашёл Арлан. Совпадение, чудо, случайность, запутанные и непонятные игры судьбы, но мой сын, отчаянно нуждавшийся в тепле и заботе матери, и Милана, правильная семейная девочка, запретившая себе даже мечтать о том, чтобы стать мамой, встретились.

Предположить, к чему эта встреча приведёт, наверное, было не сложно. Сейчас я был уверен, что вот это заветное "мама" и так вот-вот прозвучало бы. Но прозвучало сейчас, в тех обстоятельствах, когда переход стал мгновенным, и ради сына Милана готова была противостоять всему на свете. Мне, обстоятельствам, любой явной или мнимой угрозе, собственной слабости и боли.

Я не на секунду не поверил, что для неё произошедшее между нами было так легко преодолеть. Забыть словно и не было, не испытывать страха рядом со мной. Вот только сейчас для всего этого не было времени, она защищала сына. — Но почему? — спрашивает Арлан. — Ведь тогда ты не будешь бояться! — Ты же рядом, значит, мне бояться нечего, — она прижалась щекой к макушке сына. — А что касается клятвы… Давай я тебе кое-что расскажу, а ты серьёзно подумаешь о моих словах. Знаешь, рождение ребёнка это всегда чудо. И хотя этот процесс уже объяснён в сотнях подробностей, это не лишает его своего особого ощущения волшебства. Для меня ребёнок это не просто продолжение тебя самого, семьи или чего-то там ещё. Это удивительный подарок от мира, жизни, судьбы, каждый определяет это по-своему. Только ребёнок может принять тебя таким, какой ты есть со всеми ошибками, проблемами, достоинствами и недостатками. И искренне любить. Просто потому, что ты любишь. Ребёнок это свет в жизни, это дар, за который ни одна цена не будет слишком высокой. Поэтому ты вот один, но ты свет и смысл для стольких людей вокруг. Твой папа, дяди и тёти, братья, я — мы все зависим от твоего тепла. Понимать это и знать о зависимости от тебя стольких людей, это конечно большая ответственность. Но ты сильный и умный мальчик, ты сможешь справиться с этим бременем. Поэтому я тебе об этом и говорю. Теперь понимаешь, какая это ценность твои жизнь и здоровье? Никогда и никому, самому ли себе, своему отцу, мне, да кому угодно, не позволяй считать их чем-то неважным, чем-то, что можно оставить в залог! И если человек говорит тебе, что любит тебя, что ты ему дорог, но при этом клянётся твоей жизнью, допуская лишнюю, пусть даже самую мнимую опасность для этой жизни, то этот человек лжец! Не верь ему и никогда не подпускай к себе! Даже меня от слов Миланы зазнобило. От того с какой верой в свои слова она их произносила. И от несправедливости судьбы, что именно эту женщину она лишила счастья материнства. На секунду мелькнула мерзкая мысль, что и к лучшему, потому что вся её любовь достанется Арлану. — Я запомнил, — с серьёзным выражением кивнул сын. — Не переживай, хорошо? И кушать давай. А то сил выздоравливать не будет. Милана улыбнулась одними только уголками губ, и послушно начала есть под внимательным взглядом сына.

После завтрака, решив, что набираться сил лучше всего в саду, Арлан пообещал сам отнести посуду на кухню и подушки с пледом в сад. А я отнёс Милану в ванную. Выйдя, я не придумал ничего лучше, как сесть прямо у двери, рассчитывая, что если вдруг что, то я услышу. И уже вскоре я услышал звук удара и вскрик Миланы. В ванную я влетел за секунду. — Милана, что? Плохо? — осматривал я её. На бедре прямо на чуть выпирающей косточке, которую Милана закрывала рукой, расползалась краснота. Видно она поскользнулась, или неудачно повернулась и ударилась бедром об угол столешницы, в которой была установлена раковина. — Хватит меня трогать! — разозлилась она и попыталась меня оттолкнуть.

У неё это не получилось, что только сильнее её разозлило. И она словно забыв, что обнажена, ударила кулаком меня в грудь. Только силы в том ударе было, словно котёнок потоптался. — Ты ещё слишком слаба, вон оставил одну на пять минут и вот, новый ушиб. — Говорю ей, а сам вспоминаю, где слышал о том, что детям помогают справиться со страхами, показывая, что бояться нечего. — Тебе придётся принять мою помощь. — Я тебя сейчас ударю! — предупреждает она сквозь зубы. — Ударь! — обрадовался я. — Давай, вмажь как следует, как заслужил! — Просто отцепись от меня! — злость возвращает немного румянца на её лицо и блеск глазам. — Никогда. — Обещаю ей и понимаю, что всё.

Эмоции, что копились эти дни, сорвались, и никакое воспитание и контроль уже не смогут их удержать. Она лупила по мне кулачками, вцеплялась в кожу ногтями, пыталась оттолкнуть от себя, кричала, что я манипулятор и лжец, что я животное и дикарь, чтобы убрал от неё руки, чтоб не смел к ней прикасаться, что я урод и скотина. А у меня было только две задачи, не рассмеяться от понимания и облегчения, что этот её панцирь, за которым она спряталась, пошёл трещинами и разваливался на глазах. И удержать на этой дикой кошке простынь, в которую её заворачивал. — Что у вас тут происходит? — спросил явно бежавший к двери Арлан. — Всё хорошо. Просто у твоего отца отвратительная привычка вламываться ко мне в ванну! — взяла себя в руки Милана. — Пап, ну ты чего? Стучаться надо, сам же меня учил, — напомнил мне Арлан. — Ты первая начала, — тихо сказал я Милане. — Твоя мама ударилась, и я решил, что нужна помощь. — Я могу привести себя в порядок? — прищурилась она. — Мы за дверью, — предупредил её, прежде чем выйти за дверь. — И драться ты не умеешь. Надо будет научить. После того, как Милана вышла из ванной, я помог ей спуститься в сад. Видимо тот всплеск отнял у неё силы, потому что её заметно штормило. Но чтобы я отнёс её на руках, она не позволила, зашипев рассерженной кошкой. Большой выброс эмоций и сил утром, свежий воздух, тихий шум листвы и мягкое покачивание вместе с той самой сонливостью из-за отравления быстро сморили Милану.

Её состояние несколько дней подряд вызывало у меня тревогу. То подскакивала температура, то начиналась тошнота, то она по полдня не могла проснуться. А короткие промежутки бодрствования больше напоминали возвращение в сознание после беспамятства. Я несколько раз звонил Алине. — А что ты хотел? — удивлялась она. — Гормональный шок в сочетании с нервным потрясением. Как она ещё блондинкой не стала. Но постепенно Милана приходила в себя и восстанавливалась. Ко мне она относилась с недоверием, которого не было даже в самом начале, когда я пришёл к ней в палату. У меня всё время было ощущение, что она словно ждёт от меня нападения. Милана старалась не поворачиваться ко мне спиной и не оставаться со мной наедине. Даже спать она хотела вернуться в свою комнатку няни. — Там у тебя кровать узкая, нам на ней спать будет неудобно! — окончил спор Арлан. — Спим здесь. Папа с одного края, я с другого. Охраняем и бережём. Сказано это было с особым выражением, когда Арлан чуть прищуривался, и наклонял голову, словно у него были рожки и он собирался бодаться. И это был верный знак того, что решение он озвучил окончательное, и обжаловать не получится. А где-то через неделю, меня пригласили на сход наших старших. И вот тут неожиданно и резко активизировалась паранойя, подвержен которой оказался не только Тайгир, но и я. Тем более, что за прошедшее время у меня на телефоне периодически высвечивался номер отца покойной жены. Но разговаривать с ним я не желал, опасаясь сорваться.

Его младшая дочь осталась в живых только потому, что старшая была матерью Арлана. И благодаря тому, что Тайгир и Влад оттащили меня, а наверху была Милана, которой нужна была помощь, и я не знал, не опоздал ли я.

Я перебрал все причины, по которым меня могли бы выдернуть на собрание стариков и не нашёл ни одного весомого повода. Тем более, что приглашение получил не только я, но и Тайгир. Но всё равно, тревога не покидала.

Тогда я позвонил Шадару и попросил приехать. Арлан и Анзор почти сразу убежали в сад. Лейла вместе с дочерью и Миланой расположились на качалке. Я говорить о собрании домашним не стал, сказал, что нужно по делам. Охрану всю поставил на уши.

Перед отъездом мы стояли вместе с Шадаром. И молчали. — Хочешь дать мне в морду? — первым нарушил молчание я. — Хочу, но не буду. Во-первых, жена расстроится, а ей волноваться нельзя, иначе наша принцесса останется голодной, и все в доме будут знать, что дочь в гневе. — Странно видеть. как меняется лицо этого здорового и много видевшего мужика, о котором идёт молва, что он ударом кулака кости ломает. — А во-вторых, вытворить то же что и ты, и жить спокойно, не мучаясь от чувства вины и чтоб совесть не грызла, может только конченный, вроде покойного сынка Шаркизова или такого же покойного твоего братца. Я не знаю, что на тебя нашло, но мразью не считаю. Но и уменьшать твое собственное осознание галочкой, что тебе за это дали по морде, не собираюсь. Мучайся, и думай, что ты сотворил с хорошей девушкой. Так что руки я попридержу. — Вон, значит что. Знаешь, лучше бы всё-таки в морду. — Признался я. — Без тебя разберусь. — Хмыкнул Шадар. — Там на день рождения Афзала Агирова Потрошила приедет. И он очень хочет с тобой поговорить, очень. Так что шанс быть сломанными у твоих костей всё же есть.

— Ну, Потрошила сам сломает, сам же и починит. — Ответил я. Оставив дом под надëжной защитой, а Милану с сыном под присмотром Шадара, я ощутил, как беспокойство слегка улеглось.

Старшие собирались всегда в одном и том же месте. В самом центре города стояло строгое здание без ярких вывесок. Здесь не было ни ресторана, ни контор. Только высокий кованый забор, широкая полоса парка по периметру и двухэтажный особняк в центре. Листва старых деревьев создавала тень и закрывала окна от возможных слишком любопытных зрителей. И тех, кто любил посмотреть на других в оптический прицел.

Официально здесь располагалось благотворительное общество. С одной стороны можно было считать и так. Если бы старики не держали в узде молодняк, город и окрестности давно затопил бы беспредел, и войны между семьями стали бы явлением постоянным. Но с другой, снова волки прятались под овечьей шкурой.

И я прекрасно помнил, что после смерти отца, никто не заступился за Тахмировых, никто не остановил бойню. И до сих пор я был уверен, что нас до конца не оставили бы в покое, если бы до усрачки не боялись бы Тайгира. Палач быстро заставил их заговорить о законах. А сейчас мы подтвердили родство с Агировыми, негласными хозяевами здешних мест, почти уничтожили весь род Багаевых, оставив только дальнюю родню, вроде отца моей покойной жены, женившегося в своё время на одной из племянниц Багаева, Тайгир получил старшинство в семье Шаркизовых. Мы с братом переставали быть вдвоём против всего мира, и с нами теперь приходилось считаться даже старикам.

Почти одновременно со мной подъехал и Тайгир. В зал собрания мы вошли вместе. Старшие семей сидели в центре, с одной стороны были пустые места, для нас с братом. А с другой место занимал отец Эльмиры и моей покойной жены. Такое расположение было, когда решали споры между семьями. И судя по всему, сегодня этот спор будет между Арамовым и мной. Очень интересно. Посмеет оспорить наказание своей дочери? — Барат Арамов обратился за разрешением спора об оскорблении и угрозах его семье. Тем более, что обида причинена его же зятем. Раз уж вы не можете разобраться между собой сами, то решение примем мы в соответствии с нашими законами. — Сообщил причину собрания Шамиль, признанный глава подобных встреч. — Барат, твоё слово. — Как вы все знаете, много лет назад, Алан Тахмиров заключил со мной договор, по которому моя старшая дочь стала женой его сына, Амирана, сегодняшнего главы Тахмировых. Моя дочь умерла в родах. И у меня нет по этому поводу вопросов и претензий к Амирану, относившемуся ко мне с уважением, как к отцу своей жены. — Начал Барат. — Но у меня была вторая дочь, младшая. Тогда она была ещё ребёнком. На похоронах я сказал Амирану, что взамен умершей дочери могу отдать ему Эльмиру, чтобы подтвердить родство. Амиран мне ответил, что ему сейчас не до этого, и речь вести не о чем, так как ему нужно собственного ребёнка растить, а не мою малолетнюю дочь. Но все эти годы Эльмира была частой гостьей в его доме, могла оставаться, сколько считала нужным, а сам Амиран всегда оплачивал её покупки, будь то одежда или дорогостоящие украшения. Нового брака он не заключил, договоров ни с одной семьёй не просил, а между тем, моя дочь стала совершеннолетней. Да и времени прошло достаточно, чтобы все разумные сроки траура вышли, чтобы Эльмира могла занять место своей сестры. Но недавно, когда моя дочь гостила у него, он напал на неё, после чего выкинул её из своего дома, угрожая отдать своим бойцам для развлечений, запретил ей покидать стены моего дома, иначе девочку ждёт расправа. Я требую публичных извинений перед моей семьёй, двойной выплаты за невесту по договору между мной и Аланом Тахмировым, и чтобы Амиран искупил причинённое им бесчестье, женившись на моей дочери. Рядом со мной еле слышно хмыкнул Тайгир. — Ну, наверное, теперь моя очередь говорить. — Не вставая со своего места, сказал я. — А есть что сказать? — обратился ко мне Шамиль. — Есть, уважаемый Шамиль. — Ответил я и продолжил, не отводя взгляда от Барата Арамова. — Договора между мной и тобой по поводу твоей дочери нет даже на словах. Разговор на эту тему мы никогда не вели. То, что я не собирался жениться, никоим образом тебя не касается и не означает моего согласия связываться с твоей дочерью. Которую я до недавнего момента иначе как младшую родственницу и не воспринимал, поэтому иногда оплачивал её покупки, о чём она просила по несколько дней. Такие же просьбы поступали и моему брату, кстати. И решив вытрясти бельё перед всеми, ты почему-то упускаешь тот момент, что каждый раз, перед приездом своей дочери ты лично звонил мне и просил принять её в доме. Единственный раз, когда она решила приехать самовольно и без моего разрешения, закончился тем, что я отправил её обратно, не позволив провести в моём доме и часа. Всё это время, начиная с того дня, когда твоя старшая дочь стала моей женой, ты бесконечно обращался ко мне за помощью, твой мясокомбинат до сих пор существует и обеспечивает тебе жизнь только потому, что я решал все твои проблемы. И многие уверены, что это вообще моё имущество. Ты постоянно брал у меня деньги, и суммы всё росли. И ни разу не вернул. То есть, по твоей логике, если я был женат на твоей дочери, не женился до сих пор, помогал тебе и тратил на тебя деньги своей семьи, я должен на тебе жениться? Что же касается последнего пребывания этой дряни в моём доме, то благодари Тайгира, что она легко отделалась. Не знаю, с чего вы решили, что она когда-нибудь станет моей женой, но она нагло заявляла это моей прислуге, наврала всю эту чушь моей женщине, которая стала матерью моему сыну, подсыпала ей отраву, украла у неё телефон. И только чудом ей вовремя оказали помощь. Я несколько дней не был дома. Но на камерах видеонаблюдения любой желающий может посмотреть с какой наглостью и бесстыдством твоя дочь разгуливает по моему дому, где между прочим живёт мой малолетний сын, в таком виде, что шлюхи в борделе одеваются для работы скромнее и с большим вкусом. Она не постеснялась заявляться в мою комнату в подобном виде, дожидаясь, когда я вернусь. Да когда я её выкинул, любой прохожий мог любоваться на все причинные места твоей дочери. Мне без разницы, что ты будешь делать, но если она нарушит мой приказ, считай что у тебя младшей дочери никогда и не было. — Ты лжёшь! Моя дочь чистая и невинная девочка, получившая воспитание достойное принцессы! — вскочил со своего места отец Эльмиры. — И мать у твоего сына одна! Ей была и всегда будет моя покойная дочь! А не потасканная девка, которую пользовал её бывший муж… Договорить он не смог, мне понадобились секунды, чтобы преодолеть расстояние между нами и вцепиться в его горло. — Заткни свой грязный рот! И не смей оскорблять ту, с которой твоей дряни даже рядом никогда не встать! Я уважаю память своей покойной жены и благодарен ей за сына, но ещё одно слово в сторону моей пары, и я окончательно забуду, что когда-то наши семьи что-то связывало! — Барат хрипел, в его глазах плескался настоящий ужас. — Доброго дня всем! — раздался за моей спиной голос Сабира Агирова. — Я удивлён, уважаемые, тем, что не получил приглашения на этот сход. Или Агировы уже не имеют права голоса в этом городе? Тем более в делах, касающихся моей семьи. Здравствуй, брат. Сабир прошёл к нашим местам и обнялся с Тайгиром, приветствуя его. И заодно показывая всем и сразу на чьей он стороне. Я отшвырнул от себя Барата и вернулся к своему месту, где тоже поздоровался с вновь прибывшим родственником. — Амиран, я правильно слышал, что дочь Арамова отравила Милану не просто лекарствами, а конской дозой противозачаточного? — демонстративно продолжил говорить Сабир. — Есть вероятность, что она могла навредить не просто женщине? — Да! — ответил я, хотя близость у нас случилась гораздо позже, и Сабир об этом наверняка знал. А раз задаёт именно такой вопрос, значит именно это ему и нужно. — Арамов, — обратившись просто по фамилии, Сабир словно подчеркнул, что мой бывший родственник занимает гораздо более низкое положение в местной иерархии. — Насколько я помню, твоя жена была роднёй Багаеву? Что его с@ка пыталась нанести моей жене вред лекарствами, вызвав преждевременные роды, что твоя дочь… Это родственные связи так проявились? Арамов ещё не успевший отдышаться от моей просьбы не сквернословить в сторону Миланы, окончательно побледнел. Признаваться в родстве с Багаевым рядом с Сабиром было смертельно опасно. — Девочка просто ревновала и наделала глупостей. Она же совсем юная ещё. — Хрипя и заикаясь, начал он объяснять. — А мужчина, которого она привыкла считать будущим мужем, вдруг приводит в дом чужую женщину, разведённую, не нашей веры, не нашего народа, и ставит её хозяйкой в доме. Разве могла она такое стерпеть? Каково молоденькой девушке, которую готовили быть женой и хозяйкой, видеть в почти уже её доме постороннюю женщину, к которой требуют уважения, словно она жена? Может ещё и мужа встречать после… этой? — А с чего она вообще решила, что имеет какое-то отношение к дому Амирана, что занимает там какое-то положение и что может вредить хозяйке дома? — вдруг спросил Тайгир. — Твои мысли и бредни, это только твоё. Более того, Арлан ей уже давно сказал, что как только он станет совершеннолетним, то ноги её не будет в том доме. Разве она тебе не рассказала? Или ты считаешь, что мой брат пошёл бы против воли сына? — Я больше не понимаю другого. Сход всегда решал важные вопросы, от которых зависела жизнь в этих землях. Те вопросы, которые влекли за собой кровопролитие и беспредел, когда только воля старших и закон могли примирить враждующие стороны или решить возникший спор. — Снова выступил Сабир. — Но уже второй раз сход старших собирается из-за того, что кто-то не может пристроить свою дочь за того жениха, который лично ему выгоден. И снова я слышу абсолютно те же слова. Я думал, моя дочь выросла, она привыкла считать… Я один чего-то не понимаю? — Мы не можем проигнорировать просьбу одного из нас. Тем более, когда речь о чести семьи. — Взял слово Шамиль. — Сейчас мы все понимаем, что возникло недопонимание между Баратом и Амираном. Один не уточнил, договорились ли они о браке, и воспитывал дочь специально в жëны Амирану. Амиран, не дал однозначно понять, что такой брак невозможен, совершал поступки, которые можно расценивать как знаки внимания будущей жене. — В любом случае, — взял слово один из стариков. — Девушка скомпрометирована и оскорблена. Я считаю, что будет верным и по закону, если Барат откажется от требования выплаты, как компенсации и объявит, что после его смерти его имущество перейдёт Амирану, тем более, что других наследников всё равно нет. А Амиран возьмёт в свой дом Эльмиру Арамову женой, раз уж позволял ей оставаться у себя дома одной, без должного сопровождения. Любовницу можешь и дальше содержать, отсели куда-нибудь подальше, чтобы жену не оскорблять её присутствием. Всё равно эта женщина не наша и никакой ценности не имеет. А новый брак укрепит твоё влияние, вернёт финансы и расширит территории Тахмировых. — Нет. — Рявкнул я. — Эльмира отправится в казармы бойцов, если посмеет высунуть нос на улицу! Она и её отец мне больше не родня, и никакое имущество и влияние этого не изменит. Милана моя женщина и моя пара, мать моего сына и единственная хозяйка в моём доме. И будет только так. — Амиран, — заговорил Шамиль. — Но по нашим законам, которые ты сам всегда тщательно исполнял, не отдаётся предпочтение чужой, пришлой женщине перед дочерью нашего народа. Тем более, что сам знаешь, жена умершего часто идёт второй или третьей женой в семью брата, чтобы сохранить связь между семьями. И по идее, это ты должен был требовать у Барата младшую дочь, взамен умершей сестры. — Сам подумай, — влез тот же старик, что и до этого. — Ты столько лет и сил потратил на то, чтобы добиться того положения, которое Тахмировы занимают сейчас. И потерять всё сейчас? Из-за чего? Из-за бабских дрязг, из-за мести избалованной девчонке за любовницу? Это даже звучит смешно. Наши законы чужих не защищают! Смотри, даже твой брат сидит и молчит. Амиран, не уступишь сейчас, не пойдёшь на примирение, значит, покажешь всем, что Тахмировы как были, так и остались бешеными мясниками. Ты потеряешь всё, чего добился. Вот и подумай, стоит ли оно того? Как старший рода подумай. О сыне, о брате… — А чего обо мне думать? — нехорошо так усмехнулся Тайгир. — Мои бойцы наготове. Только отмашки ждут. — А я Кайрата с побратимом отправил, когда сюда поехал. А то у меня Влад всё в себя прийти не может после того, как у него Арлан нож попросил. Не спрашивай зачем, я слово дал. — Добавил Сабир. — Вы что? Вы обезумели? — вытаращился старик, пока все остальные молчали. — Амиран, ты всегда был рассудителен и сдержан. Вот скажи, допустил бы ты сам подобное, если бы этой твоей женщины не было бы? — Но она есть. И всегда будет. — После этого я вышел, не прощаясь. Следом за мной шли Тайгир и Сабир. Старик был прав. Ещё зимой я даже не сомневался бы. Но тем, что смог добиться, отойти от того, что собой представляла семья при отце и Расиме, не рисковал бы. Слишком тяжело мне достались эти крохи. Но сейчас… У меня есть та, которая для меня настоящая ценность. Моя Нимфа.

Тайгир сразу уехал, а вот Сабир ещё задержался. — Как она? — спросил он у меня. — Плохо. Но иногда становится похожа на себя прежнюю. Когда думает, что меня нет поблизости, а Арлан рядом. Хотя сын сейчас от Миланы почти не отходит. — Ответил я. — Мне когда Влад сказал, куда сорвался, я ушам своим не поверил. — Покачал головой Сабир. — Знаешь, я думал, что на этапе "дам кулаком в лицо", ты остановился. — Ты о чём сейчас? — не понял я. — Ты не помнишь? — приподнял бровь Сабир. — Наш с тобой разговор в тот день, когда я узнал, что моя Кира жива. Когда увидел её. После твоей отповеди, я тебе пожелал самому не наделать ошибок, когда ты встретишь свою женщину. И ты мне тогда насмешничая пообещал, что когда ты такую встретишь, то сразу руки распустишь, прям кулаком в лицо, потом бабу в доме заведешь, чтоб у тебя в доме командовала, а самое главное нажрëшься, чтоб себя не помнить и изнасилуешь. Я ещё, когда узнал, что ты, найдя Арлана, ударил по лицу девушку, что помогла мальчишке, несколько дней ржал, что всё, отбегался Амиран. А уж когда с Миланой познакомился, только и ждал, когда ты на свадьбу пригласишь. Взбесился, когда сказали, что она другого предпочла? Ревность? — Ты даже не представляешь как. Думал, рехнулся. Наговорил ей… Вспоминать стыдно. — Понимание в голосе и взгляде Сабира словно прорвало плотину. — Я о том нашем разговоре и не помнил. Но жениться решил. А потом… Убить её готов был, на цепь посадить. Теперь сам как побитый пёс, только что не скулю. И рад бы на цепь, только к той цепи не пускают. Сейчас всё перед глазами, как надо было сделать, что проверить… Куда в тот момент мозги делись, не знаю. Очевидных вещей не заметил, не проверил. — А нет там мозгов, не до них. Обида, что бросила, предала. Хочется вырвать из души дрянь такую, вместе с той болью, что изнутри всё жжёт. А потом в себя приходишь, а вокруг только руины и пепелище вместо счастливой жизни, и твои косяки как на ладони. Все ошибки. А ты стоишь дурак оскотинившийся, и в пустой башке гудят только две мысли, как я это сразу не увидел и не понял, и как теперь всё, что натворил, исправлять. — Хлопнул меня по плечу Сабир. — Мне до сих пор Киру необходимо видеть, обнимать, слышать. Всё забыть не могу, как думал, что её нет. А потом, что не простит. — Тебе повезло. — Сабир согласно кивнул. — Что ты делал, чтобы простила? Обратно приняла? — Ну, у нас немного другая ситуация. Мне нужно было, чтобы она безопасно себя в доме чувствовала, и рядом со мной. Чтобы понимала, что от её слова всё зависит. Все замки в доме поменял, сам её охранял, людей своих перетряхнул. Тех охранников, что её насилием пугали, закопал. Собаку завели. Её друзей и родственников в дом позвал. Гараевых и вас. — Перечислил Сабир. — И замуж. По всем законам, канонам, традициям. Чтобы точно понимала, что она значит. Что не какая-то девка на время. Что никто, кроме неё не нужен. — Да уж, мне попробуй теперь докажи. — Задумался я. — И это тебе ещё только что появившийся племянничек, не начал прям с порога замену искать, на хорошего мужа, чтоб твоя женщина из-за тебя больше не плакала. — Припомнил Сабир. — Да уж конечно! Плохо ты знаешь моего сына. — Улыбнулся я. — Да ладно? Сейчас приеду Кире расскажу. — Засмеялся Сабир. — Поеду я. Надо Кире сказать, что всё хорошо. И с тобой, и Милану никто не обидел. А то она из-за вас волнуется уже несколько дней. А ей нельзя. И вообще нельзя, а теперь особенно. — Ну да, привет ей передавай. — И только потом я понял, о чём мне только что сказал Сабир. — Сабир! Вы чего? Кира ребёнка ждёт? — Да, совсем недавно узнали. Сам ещё поверить не могу. — Сверкнул оскалом Сабир, садясь в машину. Вечером, уже после того, как Шадар с семьёй уехал, я сидел в своём кабинете. И хотя пялился я в экран компьютера, куда приходила почта, мысли мои были далеко. Ситуации у нас с Сабиром разные. Но вот кое-что сделать так же, как и он, мне не помешает. Подожду немного, чтобы Милана окрепла и приглашу её подруг. Хотя нет, спрошу у Миланы. Может ей сейчас нужнее.

И людей перетрясти. Особенно в доме. Не откладывая дел на потом, пригласил Амани в кабинет. Девушка вошла явно волнуясь. — Проходи, Амани, присаживайся. Поговорить хочу. Я поставил тебя старшей над прислугой. Как ты думаешь, справляешься? — спросил я. — В доме чисто, еда приготовлена, ничего лишнего не добавляется, козней и склок нет. — Перечислила она. — Наверное, справляюсь. — Хорошо. А что про других женщин скажешь? Каким-то образом за пределами этого дома известно, что происходит у меня в семье. — Я внимательно смотрел на девушку. — Как ты это объяснишь? — Простите, Амиран Аланович. — Сильно нервничая и крутя в пальцах ткань юбки, Амани опустила голову, но, тем не менее, продолжила говорить. — Все женщины, что работают в вашем доме, очень разные. Есть такие, как старая Аши, которая говорит, что ей без разницы какая моч… Что там в голову хозяину ударит. Сказал, вот жена и хозяйка, значит, так оно и есть. Скажет, пятки ей лизать, значит так и надо. С этой, мол, ещё нам всем очень повезло, не высокомерная дура и не стерва. И воспитанная, и с уважением ко всем, и ведёт себя словно аристократка. И чисто всё, грязь после себя нигде не оставит, гонор не показывает, дурью ради того, чтоб свою значимость показать, не занимается. А делает, что и положено женщине: дитë воспитывает и мужику еду готовит. Есть такие, кто только кривится, мол, тоже мне хозяйка. Но они привыкли, что у Баянат были в свите. И после её ухода им тяжело. А в основном, все такие как я. Никому не нужные, одинокие. Многие сюда попали исключительно по милости Баянат. Других она выжила. Поэтому и делали всё, что она велела. Мало кто осмеливался с ней спорить. А Баянат уж очень Эльмире радовалась. Да и понятно, она же ей хоть и дальняя, но тётка. Некоторые девочки с того дня, как хозяйка вернулась, плачут постоянно, боятся, что их выгонят. — Не понял. Что значит, по милости Баянат и отчего боятся? — насторожился я. — Когда Баянат говорила вам, что женщины нужны для работы, то вы ей просто говорили, да или нет. А выбирала и подбирала она. О том, кто мы и откуда, тоже рассказывала она. По факту вы только и знаете, что дома мы не нужны, многие одиноки. А многим из нас просто некуда идти, а если и возвращаться, то уж лучше, как вы сказали на задний двор. — Рассказывала мне о делах в моём же доме Амани. — За меня бабушка заплатила Баянат. А вон Лаири ждёт, когда хозяйка спускаться сама начнёт. Хочет в ноги кинуться. Надеется, что хозяйка заступится. Говорит она добрая, у злых людей цветы не растут. — Таак… — как всё интересно. — Сначала ты мне рассказываешь, чего там совершила эта девушка, что теперь надеется на защиту Миланы, а потом объяснишь про вот это, заплатила. — Давайте наоборот. Понятнее будет. Моя мама познакомилась где-то с парнем, не из её деревни. То ли к родственникам приехал, то ли к друзьям. Поверила всем его обещаниям и сбежала. — Торопливо начала рассказывать она. — А тот погулял, а выполнять обещания не спешил. Потом маму его родня выгнала. Он на другой, "порядочной", женился. Маме деваться было некуда, вернулась к родителям. Только лучше бы не возвращалась. Отец и брат ей позора не простили. Били её так, что она иногда по несколько дней отлëживалась, поручали грязную и тяжёлую работу, в дом жить не пустили. В сарае она жила, с овцами и козами. На чердаке. А когда стало понятно, что она беременна… Рожала меня мама одна, в том же сарае. Как выжила неизвестно. Я жила с ней. Ели то, что козы не доедят. А если дед или дядя увидели, что мне мама из ведра с кухни какой кусок выловила, её били. И мне доставалось. А у меня ещё и родимое пятно на щеке. А когда мне четырнадцать было, бабушка начала мне лицо грязью и навозом мазать и горбиться велела. Баянат приехала к родне в соседнюю деревню, она родственница моего отца. Вот бабушка её и попросила меня хоть куда забрать. Мамы к тому времени уже не стало. Не отошла после очередных побоев. Баянат сначала не хотела, но потом ей бабушка отдала все свои украшения и деньги, что копила всю жизнь. И я оказалась здесь. Если меня отсюда выгонят, куда мне идти? Да мне задний двор милостью покажется. А Лаири муж сестры соблазнил. Они в городе жили, её сестра забеременела, и её отправили помогать. У мужа сестры дом рядом с городом и хозяйство. А жил он отдельно, денег на помощников не хватало. Потом пока у Лаири сестра в роддоме была, он её чем-то напоил и сделал что хотел, да ещё и фотографий наделал непотребных. И угрожал всем показать, если она откажется с ним…ну это. А когда вскрылось, он сказал, что это она виновата. Мол, вот, фотографии слала. Видели у Лаири ожог через всю щëку? Это её сестра. Сковородку с плиты схватила и в лицо кинула. Ей никто и не поверил, что она не виновата. Её Баянат отдали, а всем сказали, что она умерла. Она и вздохнуть боялась слишком громко. И всё, что Баянат велела, делала. Та велела, во время уборки принести телефон хозяйки, Лаири принесла. Велела по вещам пролезть, Лаири и полезла. Там… Перед отпуском вашим, сообщение пришло от другого мужа хозяйки. А ответила Баянат, с другого телефона. У неё их несколько было. Она хотела, пока хозяйка спит, этого мужчину в дом привести, а потом, мол, вот застала, какой разврат в доме. Вот Лаири и надеется, что если честно всё расскажет и прощения попросит, то может хозяйка её пожалеет. — Иди, позови её. — Отправил я Амани. Вовремя я спохватился. Вот значит, почему Милана, то не обращала внимания на сообщения от бывшего мужа, то потом разом читала. И сама ли она писала о встрече, когда я планировал поездку с сыном на море? Нет, с утра охрану на уши поставлю. Про каждую бабу в своём доме хочу всю подноготную знать. Всех подружек Баянат вон отсюда. — Звали хозяин? — пролепетала трясущаяся как от озноба девушка лет двадцати. — Проходите. Амани, прикрой дверь. Лаири, как часто ты приносила Баянат телефон Миланы? — девушка вздрогнула и побледнела так, что я думал, сейчас в обморок упадёт. — Раз в неделю, полторы. — Ответила она, а я себя в очередной раз похвалил. Камер понавесил по всему дому, а просмотреть мозгов ни разу не хватило. — А почему мне не рассказала? Хотя бы после того, как я выгнал Баянат? — спросил я. — Так она же ваша родственница, главная в доме была, а вы её вон, за не так сказанное слово. Она женщинам на кухне перед уходом рассказывала. А я кто? Меня и искать не будут. — Залилась слезами она. — Баянат мне рассказала, что вы провинившихся отправляете в бордель. А я… — Так! Тихо! — решил прекратить истерику я. — Слушайте обе сюда! Вы сейчас идёте и тщательно вспоминаете, что и когда делали по приказу Баянат. Амани, лучше, чтобы и остальные записали мне очерки о своей жизни в моём доме. Охрана завтра сядет проверять личные, так скажем, дела, чтобы я понимал, кто у меня в доме. Никаких борделей и прочее не будет. Я сроду таким не занимался. Если притаскивание телефона и копание в вещах, это всё, то считай последнее предупреждение. Потом пойдёшь вон. — Только это. Посмотрите, вы же сказали везде камеры. И когда потом Баянат звонила, я не делала того, что она говорила. — Залепетала девица. — Амани, кто ещё собирался к Милане пойти? Ей ещё волноваться из-за ваших историй не хватало. — Девушки обменялись непонятными взглядами. — Хозяин… Амиран Аланович, после ухода Баянат, в этом доме для неё следили только её подруги и Диана. — Сообщила Амани. — Диана? Это вроде та, которая всегда помогала Эльмире, когда она здесь останавливалась? — припомнил я. — Помогала? Прислуживала и терпела издевательства малолетней дряни! — удивила меня Амани. — И чего она терпела и молчала, я не знаю. Сколько раз замечала, что она из комнаты Эльмиры выходит со следом от пощёчины. — Я знаю, я подслушала… Случайно. А потом Диана, поделилась. Всё равно же я знаю. — Подняла на меня опухшее от слëз лицо Лаири. — У неё сын. Им её и шантажировали. А она видела, как хозяйка к Арлану относится и думала пойти к ней, поговорить. А тут это всё. А теперь ей Баянат звонит, и требует подсыпать какие-то лекарства хозяйке, а Диана этого не делает. — А что с сыном? — я уже понял, что Баянат собрала в моём доме тех, у кого есть свои страшные тайны и кому неоткуда ждать помощи вообще. — Мне сейчас тут застенки инквизиции устраивать или что? — Диане уже тридцать. Она в ваш дом попала ещё при Расиме. Помните её? — спросила Лаири. — Нет. — Признался я. — Она раньше жила в комнатах вашего брата, потом он её под руку Баянат отправил, когда свою женщину в этот дом привёл. Диану он забрал за долги отца, у того автосервис был. И пару месяцев она была… — замялась Лаири. — Я понял. — Уже догадывался я, что услышу. — Она родила от Расима? — Все знают, что он хотел сделать. И Баянат не скрывала, что вы ненавидите брата за это. Когда я подслушала, та говорила Диане, что если она не будет слушаться, то Баянат она не нужна, и она расскажет вам, что вам есть кому отомстить за дела Расима. — Закончила девушка. — Пап, мы здесь. — Тихо приоткрылась дверь и я увидел Арлана, вцепившегося в руку Миланы. — Милана, ты зачем встала? Всё слышала? — понял я всё по её лицу. — Нет, часть я ей пересказал, пока сюда шли. — Сообщил мне Арлан. — Арлан, подслушивать не хорошо. А учить Милану плохому ещё хуже. — Попытался я хоть как-то выправить то, что услышала Милана. — А я её плохому не учил. Я показывал, что в семье секретов и тайн быть друг от друга не должно. — Обрадовал меня этот дипломат семейного фронта. — Идите, и позовите Диану. — Велел я девушкам. — Не надо, — вдруг вцепилась в мою руку Милана. — Поздно уже, пойдём спать. — Милана, время восемь вечера. — Показал я ей на часы и заметил краем взгляда замерших на пороге Лаири и Амани. — Чего ты испугалась? — Тут вопрос безопасности Арлана. Первое желание, которое я испытала, когда услышала… Я захотела свернуть голову и этой женщине, и её сыну. Пару секунд всего, но они были. А ты? Столько лет по вине этого человека, я не хочу называть его твоим братом, жил в ожидании смерти сына и страхе. А вдруг и сын в отца пошёл? — сжимала мои руки Милана, забыв о собственном страхе передо мной. — Но ведь ни эта женщина не виновата, она пережила зла от твоего брата не меньше, чем ты. И так же боится за сына. Сколько её шантажировали? Год, два? А до этого? И этот ребёнок, он же своему отцу был не интересен, тот его не воспитывал. Может в нём от тебя и Тайгира больше, чем от Расима? Ты ни с чем не считаешься, если нужно защитить семью, но ты же не отморозок. Ты пожалеешь об этом уже очень скоро и будешь думать, можно ли было поступить по-другому. В конце концов, эти мысли тебя сожрут. А мальчик может и в мыслях никогда не имел причинить вред тебе или Арлану. Тем более, что его мать ведь не стала мне ничего подсыпать. — Амани, передай Диане, чтобы не боялась моей мести. Заступники нашлись. Но завтра мы с ней поговорим на эту тему. — Велел я, не отводя взгляда от глаз своей Нимфы.

В шоколадном море сегодня был шторм от волнения. Но это был ещё один признак того, что она возвращается. А значит, я смогу вылечить её от болезненной памяти. И не важно, сколько на это потребуется времени.

А вот Баянат нужно найти. Мстить ей я не буду. Просто пущу пулю в лоб. А то слишком много в той башке дерьма. — Видишь, какой бедлам у меня в доме без хозяйки? А это ведь они только днём приходят. Представь, что было бы, если они здесь жили? — тихо разговариваю с ней, стою рядом, чувствую как она напряжена, но взгляд не отводит. — Устала сегодня? — Нет, у Лейлы очень спокойная дочка. А мальчишки сначала играли, потом что-то рисовали. Анзор очень красиво рисует, даже удивительно. — Говорит она. — Тогда может в сад? Велю принести кофе, — не тороплюсь я воспользоваться её предложением, отправиться спать. — Я не хочу кофе. Я, наверное, ещё долго не смогу его пить. — Я вспоминаю, что именно в кофе ей и подсыпали отраву. — Я чай могу сделать. — Я за подушками и пледами! — уже на бегу крикнул Арлан. — А мы тогда на кухню. — Подхватил я её на руки, и она тут же словно закаменела у меня на руках. — Тише, мы просто идём на кухню. Так быстрее. Не бойся, не наброшусь, не трону. — Ты мне это уже говорил. Когда мы были на море. — Напомнила мне она. — Помню. Обещал. А сам набросился, как зверь. Только тот зверь давно приручен и безопасен. Ни клыков, ни когтей. — Шепчу ей. — Не бойся. За тебя порву, уничтожу. Ни куска целым не оставлю. А тебя не трону. Я скорее руку себе отпилю, сам отгрызу. — Признавался я. Я стоял пугающим прислугу памятником, пока Милана заваривала чай. Зверем смотрел на кого-то из женщин, когда та несла поднос с чашками и чайником. За нашим небольшим столиком сами собой вспыхивали разговоры и так же затихали. Я старался не трогать тем, что могли бы быть связаны с неприятными воспоминаниями. Арлан вскоре заполз на качалку, завернулся в плед и затих. Чуть попозже я подошёл и проверил. — Задремал. — Сказал шёпотом, вернувшись к столу. — Ты стала так часто задумываться о чём-то. Всё думаешь о том, что произошло или о сегодняшних новостях? — Нет. Я всё возвращаюсь в тот день… Когда всё началось. — Произнесла она глядя в сторону. — Ты можешь ответить честно? — Я не буду тебя обманывать. — Пообещал я ей. — Что было бы, если бы я вместо скорой попросила бы позвонить тебе? Или набрала тебя или Арлана в больнице? — спросила она, выкручивая свои пальцы. Я сел перед её креслом на корточки, обнял её ноги и уткнулся лицом в её колени. Мне тоже нужно было немного времени, раз она впервые решила заговорить о произошедшем. — Что за мысли в твоей голове? Что тебе не даёт покоя?

Загрузка...