Эфраим Андерсон не только выглядел очень серьезным, невероятно занятым человеком – он действительно таким был. Улыбка редко появлялась на строгом лице, смеха его не слышал никто. Потеряв с возрастом яркую золотистую шевелюру, доставшуюся ему от шведских предков, он стал удивительно бесцветным: седая борода, седые волосы вокруг лысины и серые глаза, скрытые толстыми очками.
Серыми были также его костюм, высокая шляпа и галстук. Некоторое разнообразие, если это можно назвать разнообразием, вносили лишь белая рубашка с высоким воротником, скрывающим шею, и тщательно начищенные высокие черные ботинки.
Его лицо почти постоянно было искажено гримасой – в его профессии нельзя было уберечься от вдыхания ядовитых паров, и он страдал от постоянных головных болей. Эта же профессия лишила его посетителей, а значит, и друзей. Эфраим Андерсон был химиком «Юнион пасифик».
Каждый день Эфраим начинал с того, что смешивал три широко известных и употребляемых химиката – серную кислоту, глицерин и азотную кислоту – для того, чтобы получить светло-желтую маслянистую жидкость, известную под названием «нитроглицерин».
Поскольку строительство подходило к концу, взрывы вдоль будущей трассы почти совсем стихли. Осталось взорвать лишь несколько скал, чтобы обломками укрепить последний участок насыпи.
Нитроглицерин имел непредсказуемый нрав, и потому с самого своего прибытия в Огден Эфраим жил и занимался своей работой в отдельном домике. По той же причине Эфраим никогда не производил в своих пробирках больше одной сотой литра, количества, которое рабочие чаще именовали «треть унции с полушкой».
В тот день с самого раннего утра Эфраим принялся за изготовление последней партии взрывчатого вещества. Мысль о том, что он скоро покинет Огден, вселяла в него энтузиазм. Всего через несколько часов он сможет сесть на поезд в Миннесоту, и в его саквояже будет достаточно денег, чтобы открыть в своем родном городке маленькую аптеку. Химик не намеревался оставаться на церемонию забивки золотого костыля. С него было более чем достаточно всей этой «Юнион пасифик рейлроуд» и людей, которые в ней работали.
Стояла очень теплая для первой недели мая погода, и Эфраим распахнул двери, чтобы впустить в душное помещение свежий воздух.
Получив искомое количество жидкости, химик осторожно вылил ее в две пробирки и поставил их в углубления специального ящичка для переноски. Весь погруженный в свою работу, он не заметил, как кто-то скользнул за его спиной в открытую дверь, и никак не мог ожидать страшного удара, от которого упал без сознания.
Внешне Энтони Консетти был полной противоположностью Эфраиму Андерсону. Молодой итальянец был невысок ростом и очень подвижен, его приятное безбородое лицо часто освещалось улыбкой. Жизнерадостный человек, он смеялся часто и охотно. Женщинам невероятно нравились его черные как смоль ниспадающие на плечи волосы и длинные черные ресницы над глубокими карими глазами.
Но несмотря на столь значительные внешние различия, Энтони Консетти и Эфраим Андерсон имели нечто общее – профессия обоих была смертельно опасной.
Энтони Консетти был карточным шулером. Обаятельным шулером, который сопровождал свое искусство дружеской улыбкой и хорошей шуткой.
В те времена, когда Энтони не имел возможности жульничать за карточным столом и обольщать хорошеньких женщин, он путешествовал с небольшим бродячим цирком, выполняя там самые различные работы – от предсказания судьбы в качестве профессора Омнипотента, облаченного в плащ, тюрбан с фальшивыми драгоценностями и накладную бороду, до дрессировщика медведя.
Хотя, подъезжая к очередному городу, Энтони и не мог предугадать, в какой роли ему лучше всего предстать перед горожанами, он всегда знал, что в любой роли ему придется покидать город поспешно, убегая от разъяренных партнеров по игре, от получившего его описание местного шерифа, от размахивающего ружьем отца соблазненной им дочери или от еще кого-нибудь, поспешно взводящего курок.
Возвращаясь в этот вечер с позднего свидания, Энтони случайно заметил домик на окраине города. Когда-то Энтони слышал, что там изготавливают нитроглицерин; даже к самому этому слову Энтони испытывал почтение. То, что дверь была открыта, немало его озадачило. Некоторое время Энтони с удивлением глядел на домик, предусмотрительно спрятавшись в тени деревьев, затем подошел ближе, чтобы узнать, в чем тут дело.
Роури натянула халат и выглянула в окно. Разбудивший ее сильный стук в дверь стал еще громче. Она поспешила к двери, распахнула ее и замерла в изумлении. Перед ней стоял тот самый человек, которого она так боялась в поезде, когда они с Томасом возвращались из Сент-Луиса.
– Это вы! – вырвалось у Роури.
Энтони Консетти подарил ей одну из своих самых обворожительных улыбок и учтиво поднял шляпу.
– Как поживаете, миссис Грэхем? Рад вас видеть снова. – Его темные глаза блеснули: – Я всегда застаю вас в нижнем белье.
Она инстинктивно закрылась руками и тревожно спросила:
– Что вы хотите?
– Доктора, мэм. Вот этому человеку срочно требуется медицинская помощь. – Он кивнул на человека, стоявшего неподалеку.
– Доктора Грэхема сейчас нет. Он остался на ночь в лагере железнодорожников. Вам надо обратиться к городскому врачу.
Энтони еще раз почтительно поклонился и пошел от дома. Чувствуя, как колотится от страха сердце, Роури поспешно задвинула засов. Затем бросилась к окну убедиться, что этот многоликий человек действительно удаляется прочь. Он в самом деле направлялся к дому доктора Дженсена.
На этот раз Роури решила выяснить у этого человека все. Она поспешно оделась, выскочила на крыльцо и быстро последовала за уходящими.
Они скрылись в доме врача. Но когда туда прибыла запыхавшаяся Роури, Энтони уже исчез. Остались только Андерсон, которому доктор бинтовал голову, да шериф, который терпеливо дожидался объяснений. Изумленная этим обстоятельством, Роури покинула домик и отправилась разыскивать мошенника в городе.
Однако все ее усилия оказались безуспешными. Она проверила все, что только можно было проверить, даже салун и гостиницу, однако не нашла и следа своего дорожного попутчика. Через час поисков ей пришла в голову простая мысль: он мог быть на вокзале.
Но станция также оказалась пуста. Единственной живой душой там был начальник станции, мирно дремавший на диване в билетной кассе.
Внезапно ее рот обхватила чья-то рука, а другая потянула ее в тень.
– Пожалуйста, не кричите, миссис Грэхем. Я не причиню вам вреда.
Энтони прекрасно запомнил эту девушку по своему путешествию; что греха таить, он тогда не удержался от того, чтобы слегка ее попугать, и, поиграв с ней так в кошки-мышки, получил большое удовольствие. Но сейчас ему пришлось играть с ней в кошки-мышки совсем не потому, что ему было забавно, – он знал, кто напал на Андерсона.
– Обещаете не кричать, когда я вас освобожу? – спросил он. – Доверьтесь мне, миссис Грэхем.
Роури кивнула, и Энтони опустил руки.
– Кто вы? – потребовала она ответа.
– Это не так уж важно, – улыбнулся он. – Простите, что я вас так… руками. Но когда-то мы даже спали с вами рядом.
– Ха! Это не заставит меня молчать о том, кто вы. Мой муж знает, что вы маскировались под женщину.
Энтони покачал головой, обрывая ее тираду.
– Я не собираюсь вас шантажировать. Мне нужно только сообщить вам кое-что, что может быть вам интересно. Ваш отец ударил Андерсона и украл нитроглицерин. Я видел это собственными глазами.
Это обвинение показалось Роури смехотворным.
– Я вам не верю. Вы все выдумали, – фыркнула она. – Вы скорее всего сами его ограбили и пытаетесь свалить вину на моего отца.
– Роури, если бы я хотел выдвинуть ложное обвинение против вашего отца, я бы высказал его шерифу. Меня мучает совесть за то, что я вас так пугал в поезде, только поэтому я и решил сказать об этом вам.
– Зачем моему отцу воровать нитроглицерин? – продолжала упорствовать Роури.
– Об этом вы должны спросить не меня, а своего отца.
Но несмотря на все свое упорство, Роури чувствовала, что незнакомец говорит правду. Хотя признаться ему в этом она все еще не хотела.
– И почему я должна верить человеку, который переодевается в женскую одежду и пугает невинных девушек?
– У меня не было выхода. Только в женской одежде я мог беспрепятственно покинуть город.
– Что вы сделали? Ограбили банк? – выдохнула она.
В его глазах мелькнуло воспоминание.
– Это была просто… романтическая история. Одна молодая дама предоставила мне свое платье, чтобы мне не помешал удалиться ее муж с таким вот большим револьвером.
Он развел руки и обезоруживающе улыбнулся. Гнев Роури мигом прошел.
– А почему вы стали в Ларами доктором Омнипотентом? Не думайте, что я забыла об этом.
Он сокрушенно развел руками:
– Ну что я могу сказать?
Она отвернулась, чтобы ею не овладела жалость.
– Ладно, я съезжу в «Округ Си» и поговорю с отцом. Я все еще не верю вам. Может быть, вы приняли за него кого-то другого.
Энтони знал, что он не ошибся, покрутившись в Огдене пару недель, он хорошо помнил самого известного в округе владельца ранчо. Но он оценил верность дочери отцу и, взяв руку Роури, наклонился, чтобы запечатлеть на ней прощальный поцелуй.
– Может быть.
Всего через несколько минут Роури верхом на лошади уже мчалась в «Округ Си». Когда лошадь подлетела к дому, из конюшни вышел удивленный Пит Фейбер.
– Где отец? – выкрикнула она.
– Я не мог найти его все утро, – ответил Фейбер. – Чарли тоже его сегодня не видел.
В ее глазах появилась тревога.
– Похоже, он украл немного нитроглицерина, Пит.
Внезапно до них донеслись отдаленные раскаты. Роури и Фейбер встретились взглядами: оба поняли, что это не гром.
Взрывная волна скинула Томаса с кровати на пол.
Вскочив, он схватил свой саквояж и поспешил из палатки наружу.
Обрушилась часть горы, закрыв вход в пещеру, в которой несколько рабочих расположились на ночь, чтобы укрыться от дождя. В этой местности было множество таких пещер, выдолбленных несколькими десятилетиями раньше французскими охотниками из Канады для хранения меха. Можно было легко догадаться, как чувствуют себя замурованные там заживо люди.
Прошло некоторое время, и спасатели, отвалив камни, отрыли небольшое отверстие. Томас поспешил к дыре и прислушался к голосам в пещере.
– Эй, я доктор Грэхем. Меня кто-нибудь слышит?
– Да, доктор, – ответил слабый голос.
– У вас есть раненые?
– Да, нам нужна помощь.
– Вы можете сами выбраться?
– Нет, нас завалило. На нас обрушился потолок. Повернувшись к одному из спасателей, Томас произнес:
– Я отправлюсь вниз. Нужно сделать отверстие побольше, чтобы я мог пролезть.
– Если потолок будет продолжать рушиться, ты окажешься заживо погребенным, – заметил Мичелин. – Почему бы не подождать, пока мы их оттуда вытащим?
– К этому времени они истекут кровью, – ответил Томас. – Я пролезу внутрь, просто сделайте дыру чуть шире.
Спасатели принялись за работу, но толку от этого было мало: с каждым убранным камнем вниз скатывалась дюжина других. Несколько попыток Томаса пролезть внутрь успехом не увенчались.
– А ты упрямый человек, доктор, – заметил Мичелин, когда Томас попытался пролезть в очередной раз. – Ладно, отойди, парень. В дело вступает Мичелин Тимоти Дэннехи. – Натянув на голову свой поварской колпак, маленький человек ввинтился в отверстие.
– Мичелин, ты не должен этого делать, – воскликнул Томас.
– Не должен, – согласился Дэннехи, исчезая в темноте.
Работая внутри, Мичелин смог расширить дыру настолько, что Томас пролез в нее без труда.
– А теперь мой саквояж, – крикнул он.
Ти Джей Коллахен был вне себя от ярости. На любого, кто осмеливался подойти к нему, обрушивалась грубая брань. Но мало кто на это отваживался, даже самые верные помощники старались не попадаться ему на глаза. Чарли Той приносил свои кушанья, передвигаясь на цыпочках в страхе, что гнев Коллахена обрушится на его голову. Пит Фейбер не явился на обычную утреннюю встречу, полагая, что Коллахен все равно не примет ни одного из его предложений.
Каждый день со времени отъезда Роури Ти Джей подъезжал к границе своего ранчо. Когда он видел железнодорожников, выполняющих какую-либо еще не законченную работу, его глаза мутнели от ненависти.
С каждым днем его ярость росла. И скоро это была уже не просто ярость, это была сумасшедшая, не знающая границ ненависть. Эта дорога убила его жену, украла его дочь, уничтожает его землю. И он решил положить этому конец. И однажды, видя очередной взрыв, он вдруг понял, как он сделает это.
Сейчас, не замеченный спасателями, Коллахен наблюдал за их действиями из пещеры выше по склону. На его лице играла злорадная ухмылка, когда он видел, что, сползая, земля уничтожает все плоды упорного труда спасателей. Вдруг его глаза стали злыми: Коллахен заметил среди людей внизу Томаса Грэхема. Ну, ничего, для этого железнодорожника у него есть еще одна пробирка нитроглицерина. Когда Томас исчез в дыре, Коллахен почувствовал бешеную радость – это было сверх его ожиданий. И он протянул руку за второй пробиркой.
Тем временем один из охранников, внимательно оглядывая окрестности, заметил голову владельца ранчо.
– Эй, что вы там делаете? – крикнул он, поднимая ружье.
Поглощенный мыслями о мести, Коллахен не расслышал этих слов. Он выпрямился и поднял пробирку над головой. Второй взрыв намертво завалит тех, кто оказался в пещере и сделает ее гробом для Томаса Грэхема. Одним ударом Коллахен убьет двух зайцев – заставит железнодорожную компанию отодвинуть свою дорогу от «Округа Си» и вынудит Роури вернуться домой. Удача вновь ему улыбнулась.
Охранник разгадал его намерения.
– Берегитесь! – крикнул он спасателям. Затем вскинул винтовку и выстрелил.
Пуля нашла свою цель. Ее удар развернул Коллахена, и в следующее мгновение он упал на спину, вытянув вперед руки. Пробирка с нитроглицерином описала дугу и с силой ударилась о камень. Земля содрогнулась от взрыва. Тонны земли и камней рухнули вниз, на маленькое отверстие в пещеру.
Привлеченный звуком выстрела, Кин Маккензи появился на месте трагедии как раз перед вторым взрывом, от которого лошадь под ним вздрогнула и стала испуганно перебирать ногами. Спасатели с новой энергией взялись за работу, Кин же, спрыгнув с лошади, начал карабкаться по горе вверх. Скоро он добрался до лежащего неподвижно Коллахена. Тот был еще жив.
– Почему ты это сделал, Ти Джей?
– Хотел взорвать эту чертову дорогу, – чуть слышно прошептал Коллахен.
Стук копыт заставил Кина поднять голову. К лагерю спешили Пит Фейбер, Роури и несколько ковбоев из «Округа Си». Увидев Кина, они поспешили к нему. Только теперь Роури поняла, что случилось.
– Папа, – крикнула она, – о Боже, папа! – Она склонилась над отцом, но ее глаза, полные страха, смотрели на Кина.
Он отрицательно покачал головой в ответ на ее молчаливый вопрос. Ковбои, окружив умирающего, сняли шляпы.
Когда Роури взяла в свои ладони безвольную руку отца, по ее щекам побежали слезы.
– Не плачь, дочка, – с видимой болью произнес хозяин ранчо. – Нет времени для слез. Я сделал много ошибок. Должен исправить их сейчас.
– Не пытайся говорить, отец, – в отчаянии выкрикнула Роури. Потом вскинула голову и огляделась. – Где Томас? Он поможет тебе, отец.
– Я люблю тебя, дочка. Ты знаешь это, верно?
– Да, отец, – зарыдала Роури. – И я тоже тебя люблю.
– Не думаю, что ты будешь… когда узнаешь, что я сделал. – Перед глазами Коллахена встала дымка, и он протянул руку. – Сын… Сын, где ты?
Кину Маккензи пришлось прожить целую жизнь до того, как он услышал это короткое слово. От обычной непроницаемости разведчика не осталось и следа, его глаза стали влажными.
– Я здесь, отец. – И он опустился возле умирающего на колени.
– Я всегда гордился тобой, сын. Мне надо… надо было сказать об этом раньше. Позаботься о сестре и об «Округе Си». Не позволяй им… уничтожить это. – Коллахен закрыл глаза, и тут же по его телу пробежала предсмертная судорога.
Рыдая, Роури уткнулась головой в грудь отца.
– Успокойся, Роури, – мягко произнес Кин. Взяв за плечи, он поднял ее на ноги. Она уткнулась в его плечо, и он, обняв ее, терпеливо ждал, когда она выплачет свое горе.
Еще не успокоившись, Роури подняла голову и тревожно спросила:
– Это он устроил взрыв?
– Думаю, да.
В стороне от них одиноко горевал Пит Фейбер. Он служил Коллахену двадцать лет и теперь, сняв шляпу, молча смотрел на застывшую на земле фигуру.
– Зачем он сделал эту глупость? Ти Джей мог позволить себе выдворить кого-либо со своей территории, даже пострелять вверх для острастки, но он никогда бы не осмелился на взрывы. – Старик поднес к глазам руку и стал вытирать слезы. – Ти Джей стал последнее время сам не свой.
Роури выпрямилась и тронула Пита за руку.
– Он был сам не свой уже давно, Пит. – На несколько мгновений они обнялись – два человека, которые продолжали любить Томаса Коллахена, несмотря ни на что. Затем Роури отступила и поцеловала старика во влажную щеку. – Но теперь все его несчастья позади.
– Думаю так, Роури Управляющий повернулся к Кину.
– Парни и я отвезем Ти Джея на ранчо… хозяин.
Кин кивнул. Это означало еще и то, что он принимает свой новый статус.
– А ты, Роури, не хочешь поехать с нами? – спросил он.
– Нет, – устало ответила та. – Мне следует найти Томаса. Он сейчас, должно быть, очень занят и нуждается в помощниках. – В это время мимо по склону пронесся всадник, и она выкрикнула:
– Вы не знаете, где доктор Грэхем?
– Доктор? Вы не слышали, мэм? – удивился он. Потом, сообразив что-то, замолчал и посмотрел на Кина, ожидая подсказки, как поступить.
– Слышала что? – в ужасном предчувствии прижала Роури руки к груди.
– Доктора завалило в пещере, – наконец выдавил из себя всадник. Не в силах смотреть ей в глаза, он ударил лошадь ногами и ринулся прочь.
Небо завертелось, поплыло, и Кин едва успел подхватить Роури до того, как земля ударила ей в лицо.