Дорогами мечты

Глава 10

Только к вечеру, перед тем как пора было отправляться в клинику, Фиона поняла, что Бобби нужно убрать сглаз подальше, если она хочет, чтобы он ничего не узнал до тех пор, пока не будут известны результаты операции. В противном случае у нее не было оправдания, почему он не должен навещать ее в клинике, если она отправилась туда только для того, чтобы передохнуть.

Совершенно случайно выход нашелся. Они накануне посмотрели фильм, действие которого разворачивалось в Париже, и, обсуждая кино, Бобби печально заметил:

— Я давно не видел Париж.

— Дорогой, почему бы тебе не слетать туда, пока я буду в клинике? — тут же предложила Фиона.

— Ни за что, — воспротивился Бобби.

Фионе пришлось придумывать на ходу:

— Послушай, дорогой, я не говорила тебе… но доктор Грейнджер посоветовал мне не принимать посетителей — даже тебя. Он уже отдал указания директрисе, чтобы никого не допускали в мою комнату без моего согласия.

Бобби все еще колебался. Они могут поехать в Париж вдвоем, когда она будет готова.

— Милый, я была бы просто счастлива, если бы знала, что ты в это время наслаждаешься жизнью, — громко вздохнула Фиона. — Честно говоря, милый ангел, когда я болею, то не терплю рядом даже самых близких и дорогих мне людей.

— Болеешь? — тут же подхватил он. — Я думал, единственное, в чем ты нуждаешься, — просто отдых.

— Ну, люди, которым нужен отдых, уже не стопроцентно здоровые. Пожалуйста, отравляйся в Париж, хоть на несколько дней, — взмолилась она, не выдержав.

Да, она даст ему знать незамедлительно, как только ей разрешат покинуть клинику. Но пусть он не беспокоится, если она не напишет ему. Она терпеть не может писать письма.

В конце концов Бобби сдался. Он проследит за тем, чтобы ее благополучно доставили в клинику, а на следующий день вылетит в Париж.

Заказывать ему билеты, проследить за тем, чтобы милый Бобби не нуждался в деньгах в Париже, — все эти хлопоты служили благословенной передышкой от собственных тайных мучений. Фиона по-прежнему была тверда в своем намерении не заглядывать в будущее. Но это оказалось нелегко. Возникало такое чувство, будто она живет в долг.

В какой-то момент, когда Финден вез их по Дауншир-Плейс, ее сердце дрогнуло. Так захотелось прижаться к Бобби и разделить с ним свои опасения. Но, украдкой взглянув на него, Фиона увидела, как он счастлив. Бобби так жаждал этой поездки. Она не вправе испортить ему удовольствие.

Фиона принялась болтать веселую чепуху до тех пор, пока машина не остановилась у ворот клиники. Она не позволит Бобби войти вместе с ней. Стоя на тротуаре, держа ее за руки, он упрашивал:

— Позволь мне прийти попозже. Сегодня вечером, после того как ты хорошенько выспишься.

Она улыбнулась:

— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, дорогой.

Финден вытащил чемоданы из багажника и уже поднимался по лестнице к выкрашенной черной краской парадной двери. Фиона увидела, как он жмет на звонок, и, быстро поцеловав Бобби, пошла прочь. Жених все еще стоял у машины, когда служанка распахнула дверь. Фиона уже почти вошла, но, не удержавшись, обернулась. Она с трудом изобразила легкую беззаботную улыбку. Ее глаза напряженно вглядывались в улыбающееся лицо любимого, ее сердце превратилось в кусочек льда, когда она представила себе, что никогда не увидит его милого мальчишеского розовощекого лица.

Но она не должна забегать вперед. Ведь они не станут оперировать ее раньше чем послезавтра. У нее в запасе почти два дня, чтобы поверить в собственную ложь: она здесь для того, чтобы отдохнуть.

Она уже была в кровати, читая биографию викторианского деятеля, которую она принесла с собой, когда в ее уютную, просторную палату зашел доктор Лоррингэм.

— Я вижу, вам предоставили отличную палату, — рассеянно заметил он. — Все в порядке?

Она высказала комплименты директрисе и медсестре, затем резко спросила:

— Вы хотите сообщить кое-что еще?

— Я уже обрисовал ситуацию, насколько возможно.

— Осталось только одно. Как скоро все станет ясно?

— Хотите знать, пройдет ли операция успешно? Трудно сказать.

Не было смысла в этот миг разочаровывать ее, предупреждая, что на это уйдет самое меньшее несколько недель. Именно по этой причине Лоррингэм весьма неопределенно советовал перенести свадьбу на более поздний срок.

— Неизвестность, — жестко произнесла Фиона, — переносить труднее всего.

— Согласен. Но даю слово, что не продлю ваше ожидание ни на минуту сверх необходимости.

Лоррингэм, поначалу невзлюбивший напыщенную богатую американку, вдруг понял, что испытывает к ней уважение, благодаря стоическому мужеству молодой женщины. Можно было предположить, что она окружит себя сочувствующими друзьями, а палата превратится в оранжерею дорогих экзотических цветов. Но нет, она удалилась ото всех, словно гордый зверек, — зализывать раны в одиночестве.

Вскоре после ухода доктора сестра принесла пациентке чай и вечернюю газету. Проглядывая заголовки, Фиона наткнулась на маленькую заметку на первой странице: «Киноактрисе предъявлено обвинение в магазинной краже». Имя Линда Пейн было ей смутно знакомо. Потом она вспомнила дерзкую рыжеволосую девицу, которую Бобби привел на одну из вечеринок. Он тогда еще попросил разрешения отвезти домой новую знакомую, и Фиона беспокоилась, почему он так долго не возвращается. Бобби объяснил, что Линда повредила щиколотку и ему пришлось остаться с ней, пока не вернулась ее мать. Разумеется, это произошло в тот вечер, когда они решили пожениться.

Она прочла, что детектив, нанятый одним из крупных универмагов Вест-Энда, поймал виновную в тот момент, когда она засовывала нейлоновые чулки в сумочку, забыв расплатиться за них. Далее говорилось, что у нее не было работы с тех пор, как вышла последняя картина с ее участием, где Линда привлекла к себе внимание общественности. Ввиду того, что это ее первая провинность, актрису решили освободить. Думая о том, как расстроится Бобби, пытающийся помочь несчастной девушке, Фиона слегка насторожилась, увидев, что в газете указан адрес Линды Пейн в Кэррингтон-Мьюс, где у нее была своя квартира, в то время как Бобби ясно сказал ей, что отвезет девушку в родительский дом в Хайгейте. Затем, списав это на журналистскую ошибку, Фиона перевернула страницу и совершенно забыла о Линде Пейн.

Благодаря успокоительным препаратам весь следующий день Фиона провела в довольно приятном забытьи.

Она даже не могла вспомнить, зачем она здесь. У нее появилось чувство, что нечего делать в мире за пределами клиники. Несколько раз она хотела спросить сестру, не звонил ли Бобби из Парижа, но так была погружена в свое одиночество, что забыла это сделать.

Какие-то люди входили и выходили из палаты. Некоторых она узнавала, например, директрису и доктора Грейнджера. Появлялся также высокий ученого вида мужчина, с иссиня-черными волосами, о котором кто-то сказал, что он анестезиолог.

На следующее утро, находясь все еще в блаженном забытьи, Фиона мало понимала, что происходит вокруг. Все готовились к операции. Наконец, она осознала, что снова в своей палате, а на глаза наложен бандаж. Странно, но это обстоятельство ее совершенно не беспокоило. Женщина чувствовала ужасную усталость. Все, чего она желала, — спать, спать и спать!

К вечеру Фиона стала смутно ощущать, что вокруг нее суетятся доктора и медсестры. Но что касалось остального, она словно погрузилась в бесконечность времени. Из-за того, что постоянно находилась в темноте, мужественная пациентка не чувствовала, как день переходит в ночь. Но она и не делала попыток выйти из этого духовного затмения. Фиона чувствовала, что еще не готова столкнуться с реальной жизнью.

Затем наступило утро, и Фиона полностью пришла в себя. Первое, что она сделала, — потрогала повязку на глазах. Затем, услышав шорох возле себя, спросила:

— Который час?

— Только что пробило семь, мисс Бартон, — коротко ответила медсестра. — Вы чудесно поспали.

— Сейчас утро или вечер? — Фиона все еще ощупывала повязку.

— Утро, дорогая. Я принесла вам отличный апельсиновый сок.

Память тут же вернулась к Фионе, когда сестра поднесла к ее губам чашку, и обрушилась на нее с силой снежной лавины. Она вспомнила, почему лежит здесь, в темноте. Страх начал проникать в каждую клеточку ее тела. Вряд ли это временное состояние. Они уже прооперировали глаза. Наверное, все безрезультатно. Должно быть, она уже ослепла!

— Выпейте, мисс Бартон. Это вам поможет, — уговаривала сестра с профессиональной жизнерадостностью.

Фиона оттолкнула чашку:

— Я не хочу.

— Может, чашку чаю тогда?

— Ничего, ничего, спасибо. Когда придет доктор Лоррингэм, чтобы осмотреть меня?

— После одиннадцати.

Почти четыре часа прошло, подсчитала Фиона, самое время узнать хоть что-нибудь о том, как прошла операция. Нет смысла расспрашивать сестру. Ведь они никогда ничего не говорят. Она прекрасно помнит, как доктор Лоррингэм сказал ей, что нужно время, прежде чем все станет ясно. Но может, ее случай особенный. А вдруг доктора нарочно рассказывают о мрачных последствиях, чтобы подготовить пациента к плохим новостям. «Я уверена, они уже кое-что знают, — подбадривала себя Фиона. — Нужно только заставить их говорить».

Она была так напряжена, что не смогла даже притронуться к завтраку. Только сделала несколько глотков чая.

Наконец Фиона услышала, как отворилась дверь и раздался знакомый голос доктора Лоррингэма:

— Как себя чувствуете сегодня, мисс Бартон?

— Достаточно хорошо, чтобы выслушать все, что вы можете сообщить мне. Например, прошла ли операция успешно?

— Мы знаем ровно столько же, сколько и вы, — прямо ответил врач. — Вы держались очень хорошо во время операции. Что же касается остального, как я и говорил вам раньше, — это вопрос времени.

— Сколько времени потребуется? — резко спросила она.

— В данный момент я не могу сказать. Будем ждать, пока отреагирует зрительный нерв. Вы очень поможете себе, если не будете волноваться.

— А вы бы смогли не беспокоиться, если бы не знали, сможете ли снова видеть? — воскликнула Фиона, в ярости от его, как ей показалось, безжалостного равнодушия.

— Конечно нет. Только я бы постарался принять реальность, понимая, что от меня все равно ничего не зависит. Кстати, — продолжал доктор Лоррингэм, — вы можете принимать посетителей с сегодняшнего дня, если пожелаете.

— Я не пожелаю.

— Мне кажется, вы немного несправедливы к своим друзьям. Что нам сказать вашему жениху, когда он позвонит?

И Лоррингэм и директриса были одинаково удивлены, что достопочтенный Бобби Ивс так и не позвонил с тех пор, как Фиона оказалась в клинике. Даже если он и не знал о серьезности ее положения, можно было рассчитывать, что он позвонит удостовериться, что с ней все в порядке, ей не скучно…

Фиона ответила, на этот раз учтиво:

— Бобби не позвонит. Он в Париже. Вы же знаете, он считает, что я здесь только для того, чтобы восстановить силы.

— Вы совсем не помогаете себе тем, что отказываетесь от еды. Я слышал, вы даже не выпили апельсиновый сок утром.

— То, что меня кормят, как ребенка, начисто отбивает у меня аппетит.

— Вам принесут куриный бульон на ленч. Вы сможете справиться с ним почти без посторонней помощи, — бодро отозвался доктор, и Фиона подумала: «Кажется, я терпеть не могу этого человека».

Но исполненная намерения сделать все, чтобы ускорить выздоровление, она заставила себя проглотить и бульон, и сладкий крем, хотя богатой наследнице претило, что сестра кормит ее с ложечки.

Она думала, что все еще спит, как вдруг знакомый и такой родной голос окликнул ее из темноты.

— Фред! — вскричала она. — Это вы!

— Конечно. Я не разбудил вас, надеюсь?

— Нет, я только дремала. Но как вы сюда попали? Я же сказала, что не хочу никого видеть, — запротестовала бедняжка, признаваясь в душе, что так хорошо, когда рядом с ней кто-то, кого она знает, а не эти сводящие с ума своей жизнерадостностью сестры.

— Я воспользовался своей магической силой убеждения, — засмеялся Фред.

— Который час?

— Почти четыре.

— Мне должны принести чай с минуты на минуту. Вы тоже выпьете?

Она неожиданно обрадовалась, когда Фред ответил:

— С большим удовольствием.

— Здесь где-то есть телефон. Может, вы позвоните и попросите их принести еще одну чашку? И пусть подадут что-нибудь вкусненькое.

Фред отдал необходимые распоряжения и, понимая, что их в любую минуту могут прервать, принялся непринужденно болтать, пока не появилась молоденькая сестра с подносом.

Он выяснил у директрисы, к которой немедленно проникся симпатией, что Фиона ничего не знает о Бобби и Линде Пейн. Фред узнал, что пока доктора не могут сказать, удалось ли им спасти зрение Фионе. Возможно, пройдут недели, прежде чем они смогут это выяснить. Директриса предупредила его: «Мисс Бартон этого не знает. Мы должны убедить ее, что ей не придется ждать очень долго».

Поначалу директриса была шокирована, услышав о поступке Бобби: «Этот мужчина чудовище, если поступил так с мисс Бартон в ее состоянии».

Поскольку Фиона не могла читать газеты, не было особой опасности, что она узнает о неверности Бобби. Но, как опасался Фред, тот мог в любую минуту прислать ей телеграмму или письмо. У него хватит наглости даже позвонить. Но директриса не считала себя вправе утаивать от пациентки корреспонденцию, если только не будет соответствующего указания врачей.

— Насколько я понимаю, я могу сообщить ей новость с тем же успехом, как и любой другой, — размышлял вслух Фред. — Если побеседую с доктором Лоррингэмом, пока я здесь, то… — Про себя же он подумал, что это самое неприятное поручение в его жизни.

Директрисе вскоре удалось связаться по телефону с доктором Лоррингэмом. Выпустив порядочный поток ругательств в адрес Бобби, доктор сообщил, что не видит причин скрывать это известие, при условии, что его сообщит близкий друг Фионы.

Может, это даже принесет пользу — она отвлечется и перестанет беспокоиться по поводу своих глаз.

Так Фред и оказался в ее палате. Чтобы рассказать молодой женщине, с кем виделся всего пару раз, — больной женщине, что мужчина, которого она любила, воспользовавшись ее болезнью, сбежал и женился на другой. Сестра принесла чай и уже собралась налить чашку Фионе, но он остановил ее:

— Я позабочусь, сестра. Идите и выпейте чаю сами.

Заботливый и деликатный, он порезал тосты на тонкие кусочки и подвинул тарелку к Фионе. Налив чашку чая, он поставил ее на столик и протянул руку Фионы, чтобы показать ей, где он все разместил.

— Они принесли вам что-нибудь вкусное, Фред? — поинтересовалась она, как любезная хозяйка.

Фред не мог проглотить ни крошки, но уверил, что чай просто чудесный.

Фиона съела весь тост и даже тоненький кусочек пирога.

— Я не ела с таким аппетитом с тех пор, как попала в это несчастное место. Ваше присутствие пошло мне на пользу, — щебетала Фиона.

Вдруг она вспомнила, что Фред, как и все, должен был считать, что американская наследница легла в клинику для восстановления сил. Но он почему-то нисколько не удивился, увидев ее в постели с повязкой на глазах. Кто-то нарушил ее указания и все ему рассказал.

Странно, но это совсем не рассердило Фиону. Только что же заставило Лоррингэма и директрису поверить в то, что она так доверяет Фреду, который даже не ее родственник? Прежде всего, зачем он пришел? Фиона протянула прозрачно тонкую руку и дотронулась до грубого материала куртки Фреда. Она уже почувствовала, что слепым необходим физический контакт.

— Фред, почему вы здесь? Почему они позволили вам навестить меня, в то время как я дала указание не допускать ко мне никаких посетителей? Насколько подробно они рассказали вам о моем положении?

— Эй, не все сразу! — взмолился Фред легким, шутливым тоном. Но он понял, что держать ее в неведении значило бессмысленно увеличивать ее страдания. — Сначала я отвечу на ваш последний вопрос. Я знаю, что у вас была серьезная операция на глазах.

— Только это?

— Нет. Я знаю, что пока не ясно, насколько удачна операция, но она была необходима. Врачи пытались спасти вам зрение.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об этом, — пробормотала Фиона.

— Дорогая моя, но вы же понимали, что такое трудно утаить. Разве вы поступили честно по отношению к вашим друзьям, которые наверняка хотели бы оказаться рядом с вами в такой момент?

— Я не переношу, когда меня жалеют, — раздражительно ответила она, но тут же в ее голосе послышались теплые нотки.

— Больше всего я не хочу, чтобы Бобби беспокоился. Вот почему я отправила его в Париж.

Фред медленно повторил:

— Вы отправили его в Париж?

— Да. Чтобы он не смог прийти сюда.

— Значит, вы даже не сказали, что вам предстоит операция?

— Нет. Я надеялась, после того как впервые посетила доктора Лоррингэма и придумала этот план, что они сразу скажут мне, помогла ли операция спасти мое зрение. Поэтому я решила сказать всем, что ложусь в клинику только для того, чтобы поправить здоровье и отдохнуть.

«Даже Бобби?» — подумал Фред. Из всех отважных женщин Фиона Бартон, безусловно, самая храбрая. А теперь он сам хочет потребовать от нее еще большего доказательства ее храбрости!

Он пылал гневом по отношению к Бобби Ивсу, который так поступил с ней. Подлый мерзавец, ожидающий, пока невеста ляжет в больницу, чтобы втихаря сбежать с другой женщиной, вместо того чтобы честно и прямо порвать с Фионой. Ивса никак не оправдывало то, что он не знал о серьезности положения женщины, которая его содержала. Он просто сбежал, предоставив другим выполнять за него грязную работу.

— Я не хотела беспокоить его, — продолжала Фиона. — Но вы по-прежнему не сказали, что привело вас сюда. И почему они позволили вам войти в мою палату.

— Я как раз собирался сказать. — Фред почувствовал, как его лоб покрылся каплями пота. — Послушайте, у меня твердое убеждение, что плохие новости нельзя преподнести так, чтобы это прозвучало милосердно. Поэтому позвольте, я прямо скажу вам…

— Это насчет Бобби… — Ее пальцы впились в его руку. — Он заболел… или несчастный случай? Самолет?..

— Вы знаете, моя милая, я почти хотел, чтобы это произошло. — Фред вытащил платок и промокнул лицо. — Потому что… я должен сказать вам… Бобби собирается жениться. Завтра в Париже. На киноактрисе по имени Линда Пейн.

Он увидел, как у Фионы перехватило дыхание. Потом она откинулась на подушку, такая бледная и неподвижная. Фред решил, что она потеряла сознание. Он уже собирался позвонить сестре, когда Фиона спросила слабым глухим голосом:

— Как вы узнали?

— Нашему редактору отдела новостей позвонили из офиса в Париже. Я как раз находился у него в кабинете. Не обманывайте себя, Фиона. Здесь нет ошибки. Нет никакой надежды, что это недоразумение или наш сотрудник в Париже что-то перепутал.

— Линду Пейн задержали на днях в магазине за кражу. Это последнее, что я успела прочитать в газете. — Фиона говорила ледяным, бесстрастным голосом. — Я еще подумала, что Бобби расстроится, узнав об этом. Он так надеялся, что у нее есть будущее. Он как-то пригласил ее на одну из моих вечеринок. Вы тоже там были. Он сказал, что ей необходимо встречаться с нужными людьми. Интересно, как долго он любил ее?

— Какая разница? — резко буркнул Фред. — Сейчас важно, чтобы вы поскорее поняли, что избавились от этого мерзавца. Я знаю, сейчас вы так не думаете. Должно быть, даже ненавидите меня за эти слова.

— Для Бобби хорошо, что я не сказала ему о моих глазах, — продолжала Фиона размышлять вслух, словно не слыша Фреда. — Тогда бы ему было гораздо труднее бросить меня. Но разумеется, сейчас уже никто не поверит, что он так же, как и остальные, считал, будто я отправляюсь в клинику, только чтобы передохнуть несколько дней. Все будут думать, что он сбежал, лишь бы не жениться на слепой девушке.

— Давайте забудем о Бобби и подумаем о вас. — Фред взял ее за руку. Она была холодной и такой вялой, будто из нее вынули все косточки. — Например, не кажется ли вам, что пора прекратить вести себя, как Грета Гарбо, и позволить вашим друзьям навестить вас?

— Нет, — решительно ответила Фиона.

Ему пришлось напомнить ей:

— Завтра к этому времени во всех газетах появятся заметки, что Бобби Ивс женился на маленькой бродяжке — актриске, которую задержали за кражу пары чулок. Вы же знаете, что люди станут говорить, если вы будете настаивать на вашей версии отдыха и откажетесь принимать посетителей? Они скажут, что вы спрятались здесь, потому что не в силах перенести измену.

— Кого это волнует? — безучастно пробормотала Фиона.

— Меня, например. Я бы не хотел, чтобы такую девушку, как вы, которая так прекрасно перенесла нелегкое испытание, вдруг обвинили в том, что она, словно обычная капризная наследница, впала в депрессию только потому, что мужчина, которого она выбрала, так подвел ее. — Фред был намеренно резок, чувствуя, что только так нужно говорить с ней.

Появилась сестра и с сожалением сообщила, что Фреду пора уходить, так как мисс Бартон должна отдохнуть перед обедом.

Фред встал. Он взял Фиону за руку и крепко пожал ее:

— Подумайте над тем, что я вам сказал, Фиона. Я знаю, потом вы поймете, что я был прав.

— Вы придете еще? — с дрожью в голосе спросила женщина.

— Когда только вам будет угодно…

— Завтра.

— Я смогу после работы.

— Посетителей пускают только до половины десятого, — пояснила ему сестра.

— Тогда до завтра, Фиона. — Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. — Все наладится в конце концов, вот увидите.

Выйдя из клиники, он почти решил вернуться в офис, чтобы выяснить, не поступало ли каких-нибудь сведений о женитьбе Бобби, когда вдруг понял, что Майк потребует подтверждения или отрицания рассказа медсестры о болезни Фионы.

Немыслимо рассказать обо всем без ее согласия. Но что же, черт побери, он сообщит Майку, если тот прямо спросит, удалось ли побеседовать с наследницей? Лучше держаться подальше от редактора новостей в надежде, что тот к утру сам соберет нужную информацию.

Фред прошелся до Оксфорд-стрит и, набредя на паб, зашел туда и заказал двойное виски. Он не мог перестать думать о Фионе. Какая непредсказуемая девушка! Хотя он льстил себе в том, что разбирается в человеческой природе, он никогда бы не подумал о таких мужестве и самоотверженности. Она ведь никому слова не сказала, а единственное объяснение, которое предоставила, — что не хочет беспокоить Бобби.

Должно быть, она любила этого парня довольно сильно, если до такой степени боялась нарушить его спокойствие! А он, свинья, бросился в Париж и женился, пока она лежит здесь, вся в повязках, даже не зная, сможет ли видеть вновь. Разумеется, этот Бобби не знал о ее глазах. Но это его не оправдывает. Вполне вероятно, он и его возлюбленная встречались за спиной у Фионы. Вполне вероятно, что они даже скопили неплохую сумму, благодаря фантастической щедрости Фионы, чтобы роскошно провести свой медовый месяц. И почему, черт побери, Фиона всегда наталкивается на такое отребье — сначала шофер, затем декадентствующий французский граф? Почему девушка с ее умом не видит, что все эти мужчины охотятся только за ее деньгами?

И это несправедливо. Даже без единого гроша она ведь страшно очаровательна, чтобы привлечь любого мужчину!

Сейчас она, наверное, чувствует себя ужасно. Оставалось только надеяться, что доктор прав, утверждая, что известие о неверности Бобби поможет ей отвлечься от раздумий о своем будущем.

Фред все еще потягивал виски, когда в паб зашел мальчик с охапкой вечерних газет. Он купил одну и стал жадно искать продолжение истории о побеге Ивса и Пейн. В газете были их фотографии, но он не узнал ничего нового. Фред просидел в пабе около получаса, так и не решив, что ему делать со своим вечером, и поплелся домой.

Войдя в квартиру, он машинально остановился у мраморного столика в холле, где лежали письма жильцов и сообщения о телефонных звонках. Подняв клочок бумаги со своим именем, он прочитал: «Пожалуйста, позвоните мисс Фионе Бартон, как можно скорее. Срочно».

Раздумывая, что ей могло понадобиться, Фред повернулся к входной двери и зашел в телефонную будку на углу Гарденс, не желая звонить из холла, где всякий проходящий мог подслушать его разговор. Когда его соединили с Фионой, она произнесла напряженным голосом, словно каждое слово клещами вытаскивали у нее из горла:

— Я только хотела сказать вам, что дала разрешение докторам и директрисе сообщить всем, кому они пожелают, по какой причине я здесь нахожусь. Но я хотела, чтобы вы первый узнали об этом. На тот случай, если пожелаете, чтобы ваша газета первой сообщила об этом.

— Это необыкновенно любезно с вашей стороны, Фиона. Но я рад, что вы приняли такое решение, прежде всего ради вас… — начал Фред и услышал слабое кликанье опущенной трубки.

Он подождал минуту, затем набрал номер «Морнинг сан» и попросил, чтобы его соединили с редактором отдела новостей. К своему удивлению, он начал осознавать, что ему нравится Фиона Бартон!