12

Окажись в подобном положении Мечислав Феллицианович Марципанов, чиновник четырнадцатого класса, то он, несомненно, рассыпался бы в извинениях перед кавалерийским подполковником и последовал бы дальше, пунцовея щечками от случившейся нечаянной досады. Однако нос к носу с подполковником Таубергом столкнулся заклятый враг, гедеминович, его сиятельство князь Антоан Голицын. Посему никаких извинений со стороны князя не последовало, как, впрочем, и со стороны Тауберга. Неприятели, застыв, какое-то время стояли друг против друга, приходя в себя от столь неожиданной встречи, после чего князь Антоан, выставив вперед начищенную Африканычем штиблету и нацепив на физиономию одну из препахабнейших усмешек, заявил:

— Бонжур, любезнейший. Вижу, вы не забыли обстоятельства нашей последней встречи?

— Ни в коей мере, князь, — заверил его Тауберг.

— И, конечно, помните, что между нами осталось одно незавершенное дельце?

— Совершенно верно.

— Которое нам необходимо завершить.

— К вашим услугам.

— Значит, вы никуда не торопитесь?

— Теперь уже нет.

— Славно. Пистолеты у вас имеются?

— Нет, к сожалению.

— Печально. И у меня нет. Знаете, не хочется откладывать наше дело в долгий ящик. Иначе, — Голицын усмехнулся, — вы опять кому-нибудь срочно понадобитесь.

— Что вы хотите этим сказать? — потемнели глаза Тауберга, как это обычно случалось, когда он начинал впадать в ярость.

— Только то, что сказал, — сахарно улыбнулся Голицын. — А вы что подумали?

— Где здесь ближайший оружейный магазин? — не сводя ясного испепеляющего взора с бывшего мужа своей жены, процедил сквозь зубы Иван.

— Понятия не имею, — пожал плечами, продолжая лучисто улыбаться, Голицын. — Но ход ваших мыслей мне нравится.

— Плевать мне на то, что вам нравится, — хмуро буркнул Тауберг и, завидев проходящего мимо мужичка, обратился к нему:

— Милейший, можно вас?

— Ась? — приостановился мужик.

— Голубчик, — одновременно произнесли Тауберг и Голицын и замолчали, уступая друг другу право произнести следующую фразу.

— Не мог бы ты… — снова сказали они хором, на что мужик с удовольствием гоготнул.

— Складно это у вас получается, господа хорошие! Как у энтих, как их, ну в балагане еще высту…

— Где здесь ближайший оружейный магазин? — не дал договорить мужику Тауберг.

— А очень даже просто, — поскреб мужик грудь под рубахой. — Это вы правильно, что ко мне обратились. Я туточки все про все знаю. Самый что ни на есть сведущий во всем городу. Аккурат. Ежели что, так, это, завсегда ко мне… все… Ружейный, значит?

— Да! — рявкнул Иван, опасаясь, что снова встрянет Голицын. Но тот молчал.

— Дак, здеся, недалече.

— Где недалече?

— Здеся, — неопределенно махнул рукой мужик.


— Твою мать, — выругался подполковник. — Ты улицу назови, дом…

— А очень даже просто. Магазейн ружейной стоит на улице Тулупной, через два квартала по правую руку в доме покойного капитана Песочникова, что сразу аккурат за бакалейной лавкой, на втором, стало быть, этаже. На первом, значица, лавка гробовых дел мастера Акинфия Фомина — знатный гробовщик, такую домовину изготовит, хоть сейчас в гроб ложись, — а на втором, стало быть, он и есть, ружейной магазейн. А вам что надобно, господа хорошие, ружьишко али пистолю?

— Пистолю, — буркнул Тауберг и посмотрел на Голицына. — Две пистоли.

— И очень даже просто, — заключил мужик. — Тамотко этих пистолей — завались.

— Ладно. — Тауберг полез в карман и достал четвертак. — На вот на полштоф.

— Благодарствуйте, — осклабился мужик, однако денежку не принял. — А вы бы заместо четвертачка, это, еще разик бы мне показали, как вы враз одни и те же слова сказываете. Уж шибко ладно это у вас получается. Лучше, чем в нашем балагане.

— Что-о?! — угрожающе протянули непримиримые соперники. Вышло это одновременно, как и просил мужик. Он довольно гоготнул и, приподняв триповый картуз, что означало одновременно «благодарствуйте» и «наше почтение», отправился своей дорогой. Антоан с Иваном кинули друг на друга испепеляющие взоры и, завидев проезжающего мимо местного ваньку, крикнули так ладно хором и в одной тональности, как не всегда получалось и у балаганных Бима и Бома:

— Извозчик!

Когда тот подкатил, и Голицын с Таубергом, избегая смотреть друг на друга, двинулись к пролетке, из-за угла показался запыхавшийся Африканыч. Завидев, что князюшка не один, дядька, выдерживая все правила неизвестной ему конспирации, закричал на всю улицу:

— Господин Марципанов! Мечислав Феллицианович, погодите!

Голицын вздрогнул и втянул голову в плечи. Тауберг, невольно оглядевшись, кого это зовет бегущий прямо на них старикан, и никого вокруг не увидев, сел в пролетку. Антоан хотел было сделать то же самое, но подбежавший старик схватил его за рукав.

— Вас все уже обыскались, барин, — метнув в Тауберга испуганный взгляд, торопливо сказал дядька. — Вот и Иван Афанасьевич на ловли собрались, только вас и дожидают.

— Мечислав Феллицианович? — усмехнулся Тауберг. — Так это вы? Эко имечко у вас ныне. Вы садиться-то будете, господин Марципанов?

Антоан, меча из глаз молнии, кои непременно наделали бы дырок в ком ином, не столь толстокожем, как Африканыч, отдернул руку.

— Отстань, Степан, — примирительно сказал он и, оглянувшись на Тауберга, заметил, что тот достал часы и, глядя на них, хмурится. — Мне сейчас некогда. Ступай и скажи там, что я скоро буду. А на ловли Иван Афанасьевич пусть отправляется без меня. Ступай, ступай.

— Не могу, барин, — протиснувшись меж ним и пролеткой, произнес дядька тоном, коим говорят покаянную молитву или последнее слово перед четвертованием. — Что хошь со мной делай, бей, ссылай на выселки али продай какой-нибудь Салтычихе, а не пущу я тебя с энтим господином. Ведь вы опять стреляться удумаете, а сего я допустить никак не могу.

Голицын поднял на Африканыча глаза и посмотрел на него в упор. Старик взора не отвел и смотрел на князя, не мигая. В его мутноватом взгляде читались фанатичное упрямство быка и отчаянная решимость висельника-самоубийцы.

— Простите, господа, но мне более недосуг лицезреть ваши семейные разбирательства, — подал голос Тауберг. — Что же касается вас, господин Марципанов, — с безграничным сарказмом произнес подполковник, — то сообщаю вам, что я остановился в гостинице «Европейская» и буду несказанно рад вас видеть у себя в любое устраивающее вас время. Пошел!

Ванька ухарски свистнул, хлестнул соловую кобылу вожжою, и пролетка с Таубергом тронулась. Антоан, метнув еще одну молнию в Африканыча, повесил голову и, превратившись в Мечислава Феллициановича, понуро поплелся по улице в направлении дома Селивановых. Позади него, словно гарнизонный солдат, конвоирующий тюремного сидельца-колодника, шел Африканыч и смотрел барину в спину. Его взор, и без того замутненный немалыми прожитыми годами, застилался теперь еще и жалостливой слезой.

Загрузка...