Когда маркиз доскакал на укрощенном Агамемноне до дальнего конца парка, и лошадь, и наездник были без сил.
Агамемнон начал проявлять первые признаки понимания того, что встретил наконец своего хозяина, и, хотя он использовал все известные ему трюки, чтобы избавиться от седока, маркиз по-прежнему уверенно сидел в седле.
И конь, и всадник прониклись уважением друг к другу после той бешеной борьбы характеров, что происходила между ними с тех пор, как они выехали со двора конюшни.
Теперь Агамемнон двигался, по-прежнему полный достоинства и сознания собственной значимости, но уже туда, куда направлял его маркиз.
Айво с удовлетворением думал о том, что нашел наконец коня, достойного его опыта и мастерства наездника. Конечно, ему еще предстоит насладиться не одной дуэлью с Агамемноном, прежде чем тот подчинится окончательно его власти.
В конце парка находилось небольшое поле, на котором состязались сейчас друг с другом жокеи маркиза, оседлавшие лошадей из его конюшен.
Понаблюдав за ними несколько минут, Айво подъехал к тренеру, стоявшему неподалеку с часами в руке.
Маркиз остановил коня рядом с тренером, но не стал заговаривать с ним, пока тот не поднял глаза, закончив свои подсчеты.
– Ну, Джонсон, – обратился к нему маркиз, – каков же ваш приговор?
Тед Джонсон, работавший на маркиза уже шесть лет и считавшийся одним из лучших тренеров Англии, улыбнулся в ответ:
– Мухоловка, милорд, выиграет первые же скачки, на которые вы ее выпустите, готов поклясться.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно уверен, милорд!
– А как насчет Ролло?
– При прочих равных условиях мы наверняка побьем его, – гордо заявил Джонсон.
Маркиз снова смотрел на лошадей, закончивших свои упражнения и скачущих теперь в его сторону.
Все они были прекрасных кровей, но кобылу по кличке Мухоловка выделил бы среди всех остальных лошадей любой, кто знает толк в этом деле.
Маркиз выставил ее на скачки только однажды, потом снял и стал ждать, пока все забудут о его Мухоловке. Тренер тем временем усиленно занимался ею.
Айво понимал, что получил то, о чем мечтает каждый владелец скаковой конюшни, – лошадь, непобедимую в любых скачках, в которых участвуют однолетки.
В прошлом году маркиз рассчитывал выиграть дерби с помощью одной только лошади, подававшей большие надежды.
Но в последний момент на скаковой дорожке ипподрома появился грозный соперник в лице Зеленого Дракона, принадлежавшего герцогу Мэтлоку.
Маркиз, который умел с достоинством проигрывать в спортивных состязаниях, беспрекословно принял бы победу Зеленого Дракона, если бы его не насторожило кое-что в поведении жокея, управлявшего лошадью герцога Мэтлока.
Наездник маркиза утверждал потом, что его специально «зажимали и подрезали», что шло вразрез с правилами скачек.
Айво понимал, что нет смысла жаловаться герцогу, с которым у него были весьма напряженные отношения из-за ряда недоразумений на классических скачках, сделавших их не только соперниками на беговых дорожках, но и личными врагами.
Проще говоря, маркиз презирал герцога Мэтлока, а тот, в свою очередь, терпеть не мог маркиза.
Айво ничего не мог доказать, если бы взялся оспаривать результаты скачек, но был абсолютно уверен: герцог дал своим жокеям указания любой ценой помешать его людям выиграть, что бы ни пришлось для этого делать.
Понимая, какие надежды подает Мухоловка, маркиз забрал ее и несколько других лошадей из конюшни в Эпсоме и отправил сюда, в Брум.
Удалив лучших лошадей из-под наблюдения заинтересованных лиц, маркиз решил выставить Мухоловку на скачки в последний момент, как поступил в прошлом году Мэтлок со своим Зеленым Драконом.
Конечно, принадлежавший Мэтлоку рыжий жеребец Ролло был превосходным конем, но он единственный мог соперничать с лошадьми из конюшни Айво.
Маркиз в этот раз очень надеялся на победу.
– Так вы действительно удовлетворены ее формой, Джонсон? – спросил он тренера. – Впрочем, лошадь выглядит безукоризненно.
Говоря это, Айво наблюдал за промчавшейся мимо Мухоловкой.
По довольному лицу сидящего на ней всадника было очевидно, что лошадь превзошла все его ожидания.
Остальных коней, закончивших сегодняшнюю тренировку, повели к конюшне, но Бейтсон, известный жокей, скакавший на Мухоловке, подъехал к маркизу.
– Доброе утро, милорд!
– Доброе утро, Бейтсон, – ответил Айво. – Что скажете о лошади?
– И вы еще спрашиваете? Мухоловка – самая выдающаяся лошадь, на спине которой мне доводилось сидеть.
– Я знаю, что в ваших устах это высшая оценка, Бейтсон, – с удовлетворением заметил Айво.
– Попридержите ее до последнего момента, милорд, потому что, как только кобылку увидят, она сразу же станет фаворитом.
Маркиз улыбнулся.
Пожалуй, не стоит говорить Бейтсону, что он никогда не ставит на собственных лошадей.
Он не искал в успехах лошадей из своей конюшни источника дохода. Ему просто нравилось чувствовать себя победителем. Айво не любил содержателей конюшен, волновавшихся лишь о доходе, который может принести та или иная лошадь.
Маркизу больше нечего было сказать, и Бейтсон присоединился к остальным наездникам, возвратившимся в конюшню.
Айво развернул Агамемнона, чтобы последовать за ними, но слова Теда Джонсона задержали его:
– Я буду очень доволен, милорд, когда мы разобьем на голову герцога, после того, что он сделал с нами в прошлом году.
Айво ничего не ответил, и Тед продолжал:
– Я не знал тогда, год назад, милорд, того, что знаю сейчас: у Харвуда, нашего жокея, остались на спине следы от ударов хлыста жокея Мэтлока.
Маркиз внимательно посмотрел на тренера.
– Вы хотите сказать, что Харвуда преднамеренно ударили хлыстом?
– Да, милорд, – ответил Джонсон. – Но Харвуд человек осторожный и рассудительный, он не стал выдвигать против герцога обвинения, которые, по его мнению, невозможно будет доказать перед судьями соревнований.
– Никогда не слышал ничего более позорного! – воскликнул маркиз. – Если бы вы сказали мне об этом тогда…
Но тут он осекся, а затем задумчиво продолжал:
– Хотя нет, Джонсон. Мне кажется, Харвуд был прав. Всегда трудно доказать, что именно случилось во время самих скачек, но мы-то с вами знаем, что Харвуд честный человек и не стал бы выдвигать понапрасну такие обвинения.
– Вот именно, милорд, поэтому Харвуд и не упомянул об этом тогда, после скачек. Но совсем недавно он сообщил мне в личной беседе, что не хотел бы участвовать в этом году в дерби, даже если бы ваша светлость предложили ему это.
– Но почему же? – удивленно спросил маркиз.
– Потому что, милорд, в последнее время ходят слухи, что с жокеями, победившими на скачках людей герцога Мэтлока, все чаще случаются темной ночью неприятные происшествия. Одного из них нашли в придорожной канаве избитым до полусмерти.
Маркиз недоверчиво посмотрел на тренера.
– Вы говорите правду, Джонсон?
– Так сказал мне Харвуд, ваша светлость, а ведь мы с вами знаем, как он религиозен, а также честен и порядочен. Кого-кого, а уж Харвуда никак не назовешь болтуном и выдумщиком. Его словам можно доверять.
– Это так, – признал маркиз. – Но мне все-таки трудно поверить, что герцог Мэтлок мог опуститься до таких бесчестных способов обеспечить победу своим лошадям.
Последовала пауза, затем Тед произнес:
– Я слышал, милорд, хотя, конечно же, это всего лишь сплетни, что герцог переживает тяжелые времена, и ему все труднее расплачиваться с наседающими со всех сторон кредиторами.
Маркиз кивнул, словно ожидал услышать от Теда именно эти слова.
Затем, понимая, что было бы ошибкой предаваться сплетням с одним из работающих на него людей, он чуть пришпорил Агамемнона, и тот начал беспокойно перебирать на месте ногами.
Вскоре стало ясно, что из-за беспокойного поведения коня продолжать разговор совершенно невозможно, и маркиз отъехал от Теда.
Он не стал возвращаться в дом, а пустил коня галопом, удовлетворив тем самым желание обоих – всадника и животного.
Примерно час они носились по полям, а потом, уставшие, обессиленные, направились легкой трусцой к дому.
Все это время маркиз думал о герцоге Мэтлоке, который был – он знал это – его настоящим врагом.
Айво думал, как бы ему расквитаться с герцогом за подлый поступок и в то же время предотвратить скандал, который мог бы пагубно сказаться на всем мире скачек, а таких происшествий члены жокейского клуба, в котором состоял маркиз, всегда старались избегать.
Только проезжая по мосту через речку, протекающую в его владениях, Айво вспомнил, что ему надо решить еще одну проблему. Что делать с Карой?
Пока он думал о Мэтлоке, губы его были плотно сжаты, теперь же они дрогнули и расплылись в улыбке, когда Айво вспомнил о вчерашнем неожиданном появлении Кары в его экипаже.
Он вспоминал не без удовольствия решительность девушки, упрямо отказавшейся сообщить свое имя, другие подробности их разговора.
Всю дорогу Кара сидела напротив Айво, избегая расспросов о себе и отвечая маркизу колкостями, казавшимися весьма забавными и оригинальными, хотя и чересчур вызывающими. Для столь юного возраста девушка была слишком своенравна и независима.
«– Мне холодно без плаща, – вспоминал маркиз слова Кары. – Если не возражаете, я бы тоже воспользовалась вашим пологом. К тому же будет гораздо удобнее, если я сяду рядом с вами.
Девушка не стала дожидаться согласия Айво, просто пересела и накрылась до самого подбородка собольим покрывалом, лежавшим на коленях маркиза.
Сидеть молча и неподвижно она не могла. Поерзав на сиденье, девушка сказала:
– Не хочу вам навязываться, милорд, но раз уж вы решили помочь мне добраться до Франции, я хотела бы одолжить шубу или меховой плащ. Иначе я могу умереть по дороге от холода.
– Если это и случится, то по вашей собственной вине, – без всякого сочувствия произнес маркиз. – Вы должны были заранее подумать о том, что в это время года не пускаются в подобные путешествия, одевшись так легко.
– Конечно, я подумала об этом, но не нашла на чердаке ничего подходящего среди вещей кузена, – ответила Кара и упрямо вздернула подбородок. – Но я пустилась бы через снега Гималаев и через льды Антарктиды, чтобы избежать ужасной судьбы, уготованной мне в Лондоне.
Маркиз с любопытством посмотрел на девушку, ожидая, что сейчас она, может быть, все-таки расскажет что-то о себе.
Кара сидела теперь рядом с ним, и лицо ее скрывала тень. Айво видел только белокурые вьющиеся пряди волос.
Девушка усмехнулась.
– Я понимаю, вы ждете, пока я проболтаюсь, – сказала она. – Но можете забыть об этом. Единственный вопрос, на который я жду ответа, – будете ли вы настолько великодушны, чтобы отправить меня во Францию с надежным провожатым. Или, как я уже предлагала, высадите меня в ближайшем городке, и я позабочусь о себе сама.
– Есть вариант и получше, – возразил Айво. – Вам надо вернуться туда, откуда вы убежали. Каким бы неприятным ни было то, что ждет вас в Лондоне, уверяю: во Франции будет гораздо хуже. Да и в маленьком городке, в котором вы просите вас высадить, вы покажетесь местным бродягам весьма необычной фигурой, и вас не ждет ничего хорошего. Советую прислушаться к моим советам, мисс Кара.
– Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном, – взмолилась девушка. – Или, может быть, вы не любите разговаривать во время поездки?
– Неплохая идея, – пробормотал Айво, – но обычно я путешествую один и не разговариваю сам с собой.
– Папа всегда говорил, что болтливые девицы невыносимы, особенно когда стук колес дорожного экипажа развязывает им языки.
Маркиз улыбнулся, цинично подумав про себя, что, когда он остается с женщинами наедине, они чаще всего дают волю не только языкам.
Но, конечно, он не мог сказать Каре ничего подобного. Несмотря на острый язычок и известную долю нахальства, девушка казалась такой неиспорченной и невинной, что даже думать о подобном в ее присутствии было почти кощунством.
Последовала пауза, затем Кара произнесла:
– Теперь, когда я согрелась, мне очень хочется спать.
– Тогда засыпайте, кто вам мешает? – пожал плечами Айво.
– Я засну только в том случае, – сказала Кара, – если вы обещаете не воспользоваться этой возможностью, чтобы выбросить меня в придорожную канаву или вернуть с наемным экипажем в Лондон.
– Неужели вы действительно думаете, что я способен на такое? – удивился маркиз.
В темноте он едва разглядел, что девушка покачала головой.
– Нет, вы не сделаете ничего подобного. Это наверняка показалось бы вам неспортивным, – сказала она и зевнула. – Я вам доверяю. Разбудите меня, когда будем подъезжать к Бруму или… когда решите, что мне пора вас покинуть.
Последние слова Кара произнесла уже совсем слабым голосом, и маркиз понял, что девушка тут же заснула.
Спустя какое-то время голова ее опустилась на спинку сиденья, и Айво поднял ноги Кары, чтобы уложить их поудобнее.
Девушка спала, свернувшись калачиком, словно младенец в колыбели.
Маркиз прикрыл ее меховым покрывалом, а сам откинулся на спинку сиденья, думая, что тоже заснет. Но сон почему-то не шел, и Айво стал размышлять о том, кем могла оказаться его юная попутчица и что ему теперь делать с ней.
Ясно было, что девушка получила хорошее воспитание и образование, судя по украшениям, бывшим при ней, – происходила из богатой семьи. Айво не допускал и мысли, что Кара украла где-то эти драгоценности. Маркиз не сомневался также, что при дневном свете Кара наверняка окажется хорошенькой.
Он понимал, что должен решить, какое участие готов принять в судьбе этой девушки, до того, как они достигнут Брума, потому что новость о том, что маркиз привез в свой дом юную особу, одетую в мужское платье, наверняка сразу же распространится среди слуг, а в течение ближайших дней станет достоянием лондонского света. Айво хорошо представлял, какой отклик вызовет это среди его друзей и недругов.
«Я не хочу скандала!» – решил для себя маркиз.
Тогда лучше всего согласиться на просьбу Кары и высадить ее в небольшом городке, который они будут проезжать примерно за полчаса до Брума.
Но Айво тут же понял, что никогда не сделает этого.
Если Кара, убегая из дома, не подозревала о тех опасностях, которые ожидают в пути переодетую в мужское платье девушку, то Айво прекрасно представлял себе это.
По всей стране было неспокойно – он не уставал твердить об этом членам кабинета, но не получал ответов на свои вопросы – Айво знал, что в маленьких городах, где люди сильнее всего страдали от нужды и голода, сильно возросла в результате преступность.
Три четверти членов кабинета были пэрами Англии, и, несмотря на все, что они видели сами и слышали на заседаниях, эти люди были совершенно равнодушны к бедствиям народа и думали только о том, как задушить любые ростки революционных настроений.
Во время войны с Наполеоном была сильно ограничена свобода слова, и ограничения эти продолжали действовать и после заключения мирного договора.
Из тысячи пятисот человек, вышедших в Северной Англии с маршем протеста против роста цен на хлеб, двадцать четыре демонстранта были приговорены к смерти. Людей сажали в тюрьму, отправляли в ссылку и даже вешали за попытки протестовать против низких зарплат и невыносимых условий жизни.
Маркиз был уверен, что в недалеком будущем английское общество ждут новые потрясения.
Поэтому он не мог даже помыслить о том, чтобы оставить одну юную особу, не имевшую понятия об условиях жизни за пределами Лондона, – а скорее всего даже за пределами родительского дома.
Деньги, которые, как думала Кара, обеспечат ей независимость, будут тут же украдены у нее, как только она наткнется на какого-нибудь голодного рабочего, а если девушка будет сопротивляться, она может расстаться с жизнью или пережить такое, о чем страшно даже подумать.
«Лучшее, что я могу сделать, – решил наконец маркиз, – это отправить ее во Францию, как она того хочет. В этом случае мне хотя бы не придется больше отвечать за нее».
Но Айво тут же почувствовал себя неловко при мысли, что хочет избавиться от девушки, которая несомненно была настоящей леди.
Он так и не решил точно, что же будет делать дальше, когда вдруг заметил, что кони уже сворачивают к воротам Брума и экипаж едет по усаженной дубами аллее, ведущей к его дому.
Маркиз встряхнул Кару за плечо.
– Что это? Что происходит? – быстро спросила она, резко выпрямившись.
– Проснитесь, – сказал маркиз. – Мы приехали в мое поместье, и вынужден с неохотой признать, что мне придется предложить вам ночлег. А завтра утром мы вместе решим, что делать с вами дальше.
Кара зевнула, и маркиз понял, как сильно она устала.
– Ночлег… – медленно произнесла девушка, видимо находя эти слова обнадеживающими. – А завтра вы отправите меня во Францию?
– Я подумаю об этом, – заверил ее Айво. – Но сейчас мне бы не хотелось, чтобы мои слуги видели вас в столь неподобающем наряде.
Говоря это, Айво снял с плеч отороченный мехом плащ и протянул его девушке со словами:
– Вам лучше надеть вот это. И, ради бога, постарайтесь как-то спрятать под плащом брюки, когда я поручу вас заботам своей экономки.
Кара усмехнулась.
– Так вас шокирует мой наряд?
– Я шокирован и безмерно удивлен тем, что юная особа вроде вас могла проявить такую нескромность.
– Ерунда, – ответила на это Кара. – Раз вы не испытываете шока от тех вечеринок, которые устраиваете с друзьями – говорят, они совершенно разнузданны, – то и мой наряд не должен шокировать вас.
Маркиз собирался было спросить, что же такого она слышала о его вечеринках, но тут понял, что экипаж уже подъехал к дому. На ступенях сгрудились слуги в ожидании хозяина, а из гостеприимно распахнутой двери падал желтоватый свет.
– Прикройтесь, – приказал он Каре. – И постарайтесь вести себя как леди.
Слова его прозвучали так, словно он командовал солдатами, но девушка только усмехнулась.
Маркиз, почему-то вдруг испытывая неловкость и сердясь на себя за это, набросил на хрупкие плечи Кары свой плащ.
Как он уже отметил раньше, девушка была маленькой и хрупкой.
Когда они вошли в ярко освещенный холл, в дальнем конце которого виднелась резная лестница из черного дерева с позолотой, маркиз увидел, что плащ его закрывает Кару целиком, ниспадая почти до пола, и выглядит она вполне респектабельно.
– Я неожиданно привез гостью, Ньюмен, – сказал Айво дворецкому. – Попросите миссис Пил прийти ко мне как можно скорее.
– Хорошо, милорд, – с почтительным поклоном произнес дворецкий.
Лицо его не выражало ни малейшего удивления по поводу того, что экономка, которой было почти шестьдесят, должна подняться в два часа ночи, чтобы выслушать указания маркиза.
Не говоря больше ни слова, Айво устремился в библиотеку, где – как это было принято в его доме – стояло блюдо с закусками, которые держали для него наготове всякий раз, когда он приезжал в Брум.
А из кухни, несомненно, уже несут наверх горячий суп – повар всегда дожидался его приезда.
Только после того, как лакей предложил супу Каре, и девушка согласилась, а сам маркиз успел сделать глоток из серебряной бульонницы, украшенной фамильным гербом, он спросил:
– Вам нужно что-нибудь еще?
Айво впервые обратился к Каре с тех пор, как они вышли из экипажа, он даже не смотрел все это время в лицо девушки, отчасти не желая испытать разочарование от того, что мог увидеть.
Теперь, когда Кара сидела перед ярко пылающим камином, так и не снимая его мехового плаща, маркиз отметил про себя, что девушка выглядит не совсем так, как он ожидал.
Увидев в полумраке кареты белокурые волосы, Айво решил, что к ним непременно должны идти в придачу голубые глаза и розовые щечки, что перед ним – типичная английская девушка, похожая на ангелочка.
Но у Кары было круглое личико с изящно очерченным подбородком, напоминавшее по форме сердечко, а глаза оказались не голубыми, а пронзительно зелеными, чуть приподнятыми с краев, и от этого взгляд казался немного насмешливым, что вполне соответствовало ее характеру, если судить по тому, как разговаривала с ним девушка.
На щеках Кары были милые ямочки, и все эти не совсем обычные черты лица уравновешивал нос правильной, аристократической формы.
Айво изучал Кару внимательным взглядом. Люди, боявшиеся маркиза Брума, утверждали, что взгляд этот был пронизывающим, заставлял их поеживаться и нервничать.
Глаза Кары лукаво сверкнули в ответ, ямочки на щеках стали глубже, и девушка с улыбкой спросила:
– Так я лучше или хуже, чем вы предполагали, милорд?
– Как раз пытаюсь решить, – ответил Айво. – С вашей точки зрения, пожалуй, хуже, потому что столь миловидное создание опасно отправлять во Францию даже с провожатым.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Кара.
– Вы слишком молоды, слишком привлекательны и наверняка происходите из весьма респектабельного семейства.
– Но это же просто смешно! – возмутилась Кара. – Вы ничего обо мне не знаете и не стройте лучше никаких предположений. Я – просто надоедливая особа, вторгшаяся в вашу жизнь, потому что мне надо было, чтобы меня кто-то увез из Лондона. И я не хочу, чтобы со мной обращались, как со светской дамой, которой я не являюсь.
– Думаю, мне лучше знать, как с вами обращаться, – перебил девушку маркиз. – Даже если вы и не светская дама, вы все равно очень молоды, и в таком возрасте, хотите вы этого или нет, вам необходима в путешествии компаньонка.
Отставив в сторону бульонницу, Кара сказала, поморщившись:
– Какой вы зануда! Теперь мне придется сбежать и от вас, а не только от…
Она резко остановилась, сообразив, что чуть не выдала себя.
Потом, словно догадавшись, что маркиз внимательно прислушивается к каждому ее слову в надежде, что девушка выдаст себя, она сказала:
– Раз вы так добры, что предложили мне постель на ночь, мне хотелось бы отправиться в отведенную мне комнату. Я так устала, что могу наболтать лишнего, а потом пожалею об этом.
– Я позволю вам отправиться в постель с одним условием, – сказал маркиз, строго глядя на гостью.
– Что же это за условие?
– Вы дадите мне слово чести, поклянетесь на Библии или на чем-нибудь еще, что считаете священным для себя, не убегать, не обсудив со мной, как вам лучше быть дальше.
Последовала пауза. Затем Кара спросила:
– А если я откажусь принести подобные клятвы?
– Тогда, – сказал маркиз, – как ни жаль, но мне придется либо приказать запереть вас на ночь, либо – и это будет для вас куда более неприятно – попросить свою экономку прислать одну из горничных, чтобы та ночевала с вами в комнате и следила, как бы вы не убежали.
– Как вы смеете предлагать мне такое и вообще брать на себя заботу обо мне в столь назойливой форме?
Маркиз рассмеялся.
– Сейчас вы похожи скорее на молодую тигрицу, а не на юную леди. Однако даже молодых тигриц сажают на ночь в клетку.
– Возможно, я сделала ошибку, выбрав именно ваш экипаж, чтобы выехать из Лондона, – выпалила Кара. – Я подумывала о том, чтобы поехать с юным Баком, хотя у него была всего четверка лошадей, но он выпил слишком много вина на приеме у принца-регента, и мне пришлось покинуть его экипаж, о чем он, впрочем, так и не узнал.
Маркиз подумал, что Кара слишком невинна, чтобы понять, что могла оказаться в весьма неприятном положении, оставшись наедине с пьяным Баком, но не стоило говорить сейчас об этом, и он произнес только:
– Моя экономка может войти в любой момент. Так вы хотите, чтобы с вами спала горничная, или готовы дать мне слово чести?
– Откуда вы знаете, что я сдержу его? – поинтересовалась Кара.
– Оттуда же, откуда вы узнали, что я – спортсмен, и были уверены в том, что я не выдам вас магистрату…
Маркиз еще не закончил фразу, а дверь приоткрылась, и, понимая, что у нее нет больше времени на раздумья, Кара быстро сказала:
– Я даю вам слово чести.
Улыбнувшись, маркиз повернулся к вошедшей экономке, которая, казалось, вовсе не была раздосадована тем, что ее подняли с постели в столь неурочный час.
Маркиз передал Агамемнона двум конюхам, которые взяли коня под уздцы с некоторой опаской.
Поднимаясь по ступеням лестницы, Айво думал о том, что Кару, должно быть, будет так же трудно приручить, как этого норовистого жеребца, которому он только что преподал урок послушания.
Отдав лакею свою шляпу, перчатки и хлыст, Айво прошел в столовую, где подавали завтрак, вслед за степенно шествующим впереди дворецким.
– Мне кажется, юная леди уже приступила к завтраку, – заметил по пути Ньюмен. – Я сказал ей, что она может не ожидать вашего возвращения.
Маркиз ничего не ответил. Конечно, Агамемнон заставил его задержаться дольше обычного на верховой прогулке, но он вовсе не собирался извиняться за опоздание к завтраку перед нежданной и непрошеной гостьей.
Айво просто вошел в столовую, невольно гадая про себя, как выглядит Кара сегодня утром.
Девушка сидела у окна за круглым столом. Отложив вилку и нож, она встала при появлении хозяина и чуть присела в реверансе.
На ней было симпатичное, но чересчур простое платье, которое, как определил опытный взгляд маркиза, было ей слишком велико в талии и перетянуто поясом.
– Вы ведь отправились на верховую прогулку. Могли бы взять меня с собой! – упрекнула его гостья.
– Доброе утро, Кара, – высокомерно произнес маркиз, словно желая напомнить девушке о хороших манерах. – Если бы даже я решил пригласить вас, то у вас вряд ли нашелся бы в кармане мужского камзола женский костюм для верховой езды.
Усмехнувшись, Кара села.
– И вы, конечно, не разрешили бы мне сесть в седло в моей вчерашней одежде, милорд.
– Нет, конечно, нет!
Маркиз стал накладывать себе закуски с серебряного блюда, предложенного лакеем, в то время как другой слуга наливал ему черный кофе, который Айво неизменно пил после утренних прогулок, в отличие от большинства своих друзей, предпочитавших в таких случаях бренди.
Лакей поставил рядом с Айво тарелку с поджаренным хлебом и подвинул поближе серебряную масленку с маслом от коров со скотного двора маркиза. Затем он положил у левой руки своего господина маленький колокольчик.
Кара смотрела на все это, и в глазах ее плясали озорные искорки.
– Не удивительно, что вы не женитесь! – сказала вдруг она. – В этом нет необходимости, когда вокруг так много слуг, которые суетятся вокруг вас. А миссис Пил говорила о вас так, словно она наседка, а вы – бегающий по двору цыпленок.
Маркиз едва подавил желание рассмеяться, настолько остроумными показались ему слова девушки.
– Если вы пытаетесь спровоцировать меня, Кара, – сказал он, – то сейчас еще слишком рано. Я не обсуждаю подобные вопросы за завтраком. К тому же я голоден.
– Только потому, что с утра совершили верховую прогулку, – заметила Кара. – Не позвать меня с собой было очень негостеприимно с вашей стороны. В доме наверняка нашелся бы для меня подходящий костюм.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался маркиз.
– Потому что в любом загородном доме, вроде вашего, есть целый гардероб вещей, принадлежавших вашим родственникам, покойным и ныне здравствующим, или гостям, которые жили в вашем доме и оставили что-то из одежды. Есть еще также ваши костюмы, из которых вы выросли в свое время.
– Мои костюмы оставьте, пожалуйста, в покое, – поспешно воскликнул Айво. – Лучше всего забудьте о них.
– Неужели вам их жалко? – удивилась Кара. – Они подойдут мне куда больше итонского камзола кузена. Если я отправлюсь во Францию, лучше все-таки путешествовать в мужском платье.
– Если я обнаружу, что вы надевали мои вещи, – строго сказал маркиз, – то обещаю вам, что обойдусь с вами как с мужчиной – задам хорошую трепку. Вы и так уже заслужили это.
– Итак, мы возвращаемся к тому, на чем расстались вчера, – сказала Кара. – Так что вы собираетесь делать со мной дальше?
– Я еще не решил, – ответил маркиз. – И прежде, чем решу, я должен узнать о вас куда больше, чем вы рассказали до сих пор.
Последовала пауза. Через несколько минут Кара спросила:
– И что именно вы хотели бы знать?
– Прежде всего, кто вы, – ответил маркиз. – И во-вторых, почему убежали из дома.
Отодвинув тарелку в сторону, Кара поставила локти на стол и подперла ладонями подбородок.
Глядя на девушку, маркиз подумал вдруг, что она выглядит удивительно хорошенькой при падавшем из окна солнечном свете. Она была так молода и так сильно отличалась от светских, умудренных опытом женщин, с которыми Айво приходилось сталкиваться до сих пор.
Маркиз привык к красавицам, которые, после нескольких лет замужества, подарив своим мужьям нескольких детишек, включая необходимого наследника, готовы были развлечься флиртом с неотразимым светским красавцем – а самым неотразимым частенько оказывался Айво.
Когда флирт переходил в адюльтер, по неписаным законам английского общества, его принято было держать в секрете, а мужья, даже если подозревали, что происходит за их спиной на самом деле, предпочитали не искать подтверждения своим подозрениям.
Маркиз Брум был объектом нежной привязанности самых красивых женщин Англии, ибо не могло быть никаких сомнений в том, что принц-регент собрал в Карлтон-хаузе самых привлекательных дам со всех концов страны.
Маркиз никак не мог понять, что же такого особенного было в лице Кары, что невозможно было устоять перед ее обаянием, не думать о том, что, увидев это лицо один раз, будет трудно, очень трудно забыть его.
«Наверное, – решил он, – все дело в неровно подстриженных волосах, придающих ей забавный, задиристый вид».
Волосы белокурым нимбом окружали ее милое личико, но законодатели светских мод пришли бы в ужас при виде подобной прически.
В то же время в ее облике, благодаря этому, было свое особое очарование, с которым маркизу приходилось сталкиваться до сих пор лишь однажды – у леди Каролины Лэм.
Но что бы он ни чувствовал в отношении Кары, одно было несомненно – эта девушка родилась настоящей леди, и было бы безответственно отпустить ее во Францию, пусть даже с надежным провожатым.
Сам того не сознавая, Айво продолжал изучающе смотреть на Кару, и она прервала ход его мыслей словами:
– Надеюсь, вы пытаетесь оценить мои достоинства, а не сконцентрировать внимание на недостатках?
– Я вовсе не собираюсь восхищаться вашими женскими достоинствами, – довольно резко ответил маркиз. – Я пытаюсь решить, что же все-таки делать с вами.
– Вот и отошлите меня во Францию, чтобы я не надоедала вам больше. Я отправлюсь как мальчик или как девица – как скажете, и вы избавитесь от меня навсегда, вам не придется больше думать обо мне.
Маркиза продолжало преследовать странное чувство, что будет вовсе не просто перестать думать об этой девушке. Хотя это казалось почти невозможным после такого короткого знакомства, у него было неприятное ощущение, что он будет беспокоиться о Каре после ее отъезда.
– Пока что я не возражал бы, если бы вы дали мне спокойно поесть, – заметил маркиз. – А потом, после того как вы расскажете мне свою историю, я решу, как и чем помочь вам. Но должен предупредить – вам не следует рассчитывать на мою помощь, если вы попытаетесь меня обмануть.
Кара рассмеялась.
– Боже мой, как вы несносны, – сказала она, – если думаете, что я не понимаю этого. Конечно, вам невозможно соврать. Вы тут же догадаетесь, что собеседник говорит неправду. У вас есть чутье, как и у меня, и мое чутье подсказывает, что вы поможете мне, как бы сильно ни бились и ни старались вырваться из сетей, в которые я вас поймала.
– Сетей? Каких сетей? – удивленно переспросил Айво. – Что вы имеете в виду?
– О, не пугайтесь, – поспешно произнесла Кара. – Если вы думаете, что я пытаюсь загнать вас в матримониальную ловушку, то вы глубоко ошибаетесь. Я решила, что никогда не выйду замуж, и решение это окончательное. И я не собираюсь ни с кем это обсуждать!
Девушка говорила с таким жаром, что маркиз удивленно посмотрел на нее, а затем спросил:
– На сей раз интуиция мне подсказывает, что вы убежали из дома, потому что вас собирались выдать замуж за человека, который вам пришелся не по душе.
Кара улыбнулась ему.
– Как вы догадливы! Честно говоря, меня удивляет подобная проницательность.
– Я считаю это ваше замечание почти оскорбительным, – заявил в ответ маркиз.
– Не стоит, – успокоила его Кара. – У большинства мужчин интуиция вообще отсутствует. Они просто решают для себя, что такое женщины, и классифицируют их по схеме, которой следовали в течение многих лет их няни, гувернантки, их учителя и, конечно же, их родители. – Рассмеявшись, Кара продолжала. – Это, конечно же, означает, что женщина должна быть куклой, марионеткой, и у нее нет чувств, не говоря уж об интуиции.
– И таков оказался ваш жених? – спросил маркиз. – Поэтому вы и не хотите выходить за него?
Айво казалось, что он задал вполне обычный вопрос, на который получит сейчас вполне обычный ответ, но вместо этого Кару передернуло, и она с отвращением произнесла:
– Он ужасен! Отвратителен! Безобразен! Я скорее умру, чем стану его женой.
– И это вполне может случиться, если я не буду приглядывать за вами, – с усмешкой произнес маркиз. – Но я не думаю, что джентльмен, о котором идет речь, – единственный мужчина на свете.
– Он – единственный мужчина, за которого мне предназначено выйти замуж.
– А есть кто-то, кого вы предпочли бы? – поинтересовался маркиз.
Кара подняла на него глаза.
– О, вы пытаетесь приукрасить мою историю, заставить ее казаться более романтичной. Нет! Как я уже сказала, я не намерена вступать в брак с кем бы то ни было, так что вы можете не волноваться на этот счет.
Откинув голову, маркиз громко рассмеялся.
– Вы очень откровенны, моя дорогая Кара, но не слишком любезны.
– А почему я должна быть любезной? Я слышала о том, как вы неотразимы, как вьются вокруг вас светские красавицы, слетаясь, словно бабочки на огонь, и могу заверить вас, даже если бы вы стали на колени и умоляли меня стать вашей женой, ответ был бы «нет»! Честно говоря, я ненавижу мужчин – всех мужчин без исключения.
В голосе Кары снова звучали боль и негодование, как вчера вечером, когда Айво назвал ее тигрицей, и маркиз вдруг тихо спросил:
– Что же такого сделали вам мужчины, что вы так их ненавидите?
Кара задержала дыхание, и в глазах ее мелькнуло непонятное маркизу выражение.
– Я отказываюсь говорить на эту тему, – быстро произнесла она. – Зачем ворошить прошлое? Меня интересует только будущее, и поскольку вам не откажешь в здравом смысле, пожалуйста, попытайтесь понять, что мне надо исчезнуть отсюда как можно скорее. Меня не должны обнаружить ни здесь, ни где-либо в Англии.
– А если все-таки обнаружат? – поинтересовался Айво. – Что будет тогда?
Кара подняла на маркиза глаза, в которых светился сейчас неподдельный страх. Маркизу невольно стало жаль ее.
– Можете считать, что я преувеличиваю и драматизирую события, – сказала Кара. – Но я скорее убью себя, чем приму уготованную мне участь. Могу заверить вас в том, что меня ожидает жизнь похуже ада…
Кара произнесла эти трагические слова тихим, спокойным голосом, возможно, поэтому они продолжали звучать в ушах маркиза, поражая его своей искренностью.
Он не стал смеяться или спорить с ней.
Просто позвонил в колокольчик и принял у появившегося лакея еще одно горячее блюдо, прибывшее из кухни. Отмахнувшись от двух других слуг, пожелавших помочь ему, маркиз сам наполнил кофе свою чашку.
Только когда слуги удалились, маркиз взглянул на сидящую напротив Кару и увидел, что девушка оценивающе разглядывает его, как незадолго до этого разглядывал ее он.
Съев пару ложек горячего, Айво спросил:
– Ну и каково же ваше заключение? Вам удалось отыскать во мне достоинства?
Кара рассмеялась.
– Очень немного. Думаю, вы властолюбивы, деспотичны и наводите страх на многих людей, хотя сама я не принадлежу к их числу.
– Почему нет?
– Я отвечу на этот вопрос попозже, когда узнаю, права ли, думая о вас то, что я думаю.
– Я разочарован, – поддразнил девушку маркиз. – Наше непродолжительное знакомство многому меня научило. У меня сложилось впечатление, что вы всегда все знаете наперед и приходите к безошибочным заключениям в мгновение ока.
– Я знаю, что могу доверять вам, если вы это имеете в виду. Знаю, что раз вы сказали, что поможете мне, значит, обязательно сдержите слово. Для этого не надо быть ясновидящей. Но сейчас я пыталась оценить вас как мужчину.
– Как образец той части человечества, которую вы, по вашим словам, люто ненавидите, – прокомментировал маркиз.
– Я ненавижу всех мужчин! – с жаром подтвердила Кара. – Но у вас есть кое-какие качества, напоминающие мне моего отца.
– Надеюсь, что это комплимент, – улыбнулся Айво, – и хотел бы услышать о вашем отце побольше.
– Самое удивительное – никак не ожидала этого – что у вас есть чувство юмора.
– Вот спасибо! – только и оставалось воскликнуть маркизу.
– Если хотите, чтобы вам льстили, – продолжала Кара, – то я разочарую вас. Есть много женщин, готовых делать это, и, насколько я знаю, принадлежат они не только к высшему обществу, но и к так называемому полусвету, о существовании которого воспитанной девушке знать не положено.
– Тогда почему вы говорите об этом? – поинтересовался маркиз.
– Потому что мужчины, вроде вас, находят эту часть общества привлекательной, и мне бы хотелось понять почему. Почему, живя в роскоши, имея вокруг столько красивых вещей, способных радовать взгляд, вы непременно желаете посещать притоны или дома свиданий, о которых также не положено говорить приличной девушке.
– Так и не говорите о них! – резко произнес маркиз.
– Почему же? – возразила Кара. – Разве их не существует? Почему я должна сидеть в надушенной гостиной и делать вид, что не существует другой – сложной и интересной жизни за ее стенами. – Вздохнув, Кара продолжала: – Этот мир кажется мне ужасно скучным. Ведь он – не что иное, как ярмарка невест, на которой каждая задается целью поймать рыбку пожирнее.
Кара говорила с такой пылкостью, что маркиз рассмеялся в ответ.
– Ваша страстная речь весьма противоречива, – заметил он. – Однако я понимаю, что вы хотели сказать. Но вернемся к вашей ситуации, – предложил Айво. – Никто определенно не может заставить вас выйти замуж за человека, с которым вы не желаете связывать свою жизнь.
Несколько секунд Кара удивленно смотрела на него, затем медленно произнесла:
– Это первая глупость, произнесенная вами с того момента, как мы встретились.
– Но кто принуждает вас к браку? – продолжал расспросы маркиз. – Ваш отец? Или опекун?
– Вы снова пытаетесь вытянуть из меня то, о чем я не намерена говорить, – упрекнула его Кара. – Если я расскажу вам все, вы привезете меня обратно пленницей. А я этого не вынесу и умру…
– Я не верю вам! – воскликнул маркиз. – Больше того, я ненавижу истерики, особенно по утрам!
Айво говорил сейчас тоном, который действовал безотказно на большинство людей. Они либо начинали бормотать в ответ извинения, либо смущенно замолкали.
Кара же только рассмеялась в ответ, и казалось, что звуки ее смеха делают светлее столовую, куда проникали тусклые лучи зимнего солнца, пробившиеся сквозь серые тучи, затянувшие небо.
– Вы очень щепетильны, ваша светлость, – сказала Кара. – Беру обратно свои слова о вашей глупости. Вы ведь просто пытаетесь вывести меня из себя, чтобы я выболтала то, что вы хотите знать! – Снова рассмеявшись, Кара продолжала: – Это старый трюк. Он был изобретен французскими революционерами, когда они допрашивали аристократов и заставляли многих из них обвинять себя своими собственными словами.
– Откуда вам это известно? – удивился маркиз.
– Как ни странно, в отличие от большинства девиц моего возраста, я читаю книги! – ответила Кара. – Подразню ваше любопытство еще немного. То, о чем мне приходилось читать, никогда не было столь дурно, бесчестно и отвратительно, как то, с чем пришлось столкнуться в реальной жизни.
Девушка произнесла все это так убежденно, что у маркиза не повернулся язык заявить ей, что она не понимает, о чем говорит.
Кара выглядела такой юной, но рассуждала здраво и таким решительным тоном, что казалась старше и опытнее своих лет.
Маркиз отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула.
– Я хочу, чтобы вы доверяли мне, Кара, – сказал он. – Если уж я должен помочь вам, как вы того хотите, в вас должно быть достаточно здравого смысла, чтобы рассказать мне правду и позволить судить, так ли она ужасна и отвратительна, как вам кажется.
Говоря это, маркиз посмотрел прямо на Кару и встретился с девушкой глазами.
На секунду ему показалось, что между ними возникла какая-то магнетическая связь, которая объединила их друг с другом и мешала сейчас Каре отвести глаза.
Девушка сказала себе, что не должна слушать этого человека, что он снова пытается заманить ее в ловушку, вытащить из нее то, что она не собиралась говорить.
В это время дверь столовой вдруг распахнулась.
– Герцог Мэтлок, милорд, – объявил дворецкий.
На секунду маркизу пришло в голову, что он просто ослышался.
Но тут в комнату вошел человек, которого он ненавидел больше всего на свете. За ним следовало двое мужчин.
В столовой наступила гнетущая тишина.
Затем Кара вдруг вскрикнула и сжалась, как маленький зверек, пойманный в ловушку.
– Дядя… Лайонел! – Голос ее дрожал от страха.