Достойная леди

Глава 12

Прошло много времени, прежде чем к мисс Уичвуд вернулось ее обычное самообладание, и еще больше, прежде чем она смогла разобраться в своих путаных мыслях. Никогда раньше ей не приходилось сталкиваться с вопросом, касающимся ее лично, который бы она не могла решить сразу же. Ее ужасно раздражало, что предложение мистера Карлтонна настолько выбило ее из колеи, что она не могла думать о нем без волнения, а своей способностью рассуждать хладнокровно она очень гордилась. Самая сложная проблема, с которой ей приходилось до сих пор сталкиваться, касалась ее отъезда из «Твайнема». Но теперь, вспоминая свои переживания, она понимала, что в основе их лежала боязнь обидеть брата или ранить его чувствительную жену. Сама же она ни о чем не жалела и нисколько не сомневалась в правильности своего решения. Ни малейшего сожаления она не испытывала и тогда, когда отклоняла многочисленные предложения о замужестве, которые были ей сделаны, хотя некоторые из них (как она вспомнила сейчас с внутренней, но, тем не менее, достойной порицания дерзкой улыбкой) были весьма и весьма лестными. Будучи наделенной красотой, безупречным происхождением и хорошим состоянием, мисс Уичвуд имела оглушительный успех в свете с момента своего дебюта и давным-давно могла бы выйти замуж хоть за наследника герцогского титула, если бы желала замужества ради высокого положения, а о любви согласилась бы забыть. Но она этого не хотела и с тех пор ни разу не пожалела о том, что отказала юному маркизу. Джоффри, конечно, был шокирован этим до крайности и даже предрек, что она закончит свои дни старой девой. Эта перспектива нисколько ее не опечалила: она была уверена в том, что при ее немалом состоянии гораздо лучше спокойно жить в одиночестве, чем выйти замуж за человека, который ей всего лишь приятен. Она и сейчас была уверена в этом, вот только к ее отношению к мистеру Карлтонну слово «приятен» не подходило. Ни один мужчина до этого не мог заставить ее в одно мгновение ненавидеть его, но тут же и почувствовать, что он ей нравится настолько, что она не может быть к нему равнодушной. Она поняла, почему ненавидит его. Да потому, что не могла понять, что же в нем есть такого, что заставляло ее думать, будто ее жизнь опустеет, если он исчезнет из нее. Пытаясь разрешить эту загадку, она вспомнила, что он просил ее не спрашивать его, почему он любит ее, оказывается, он сам этого не знает. Мисс Уичвуд задумалась, не это ли признак настоящей любви? Можно влюбиться, скажем, в прекрасное лицо, но такое чувство быстро проходит, нужно что-то большее для того, чтобы зажечь настоящее чувство, какая-то таинственная сила, которая создает невидимую цепь, связывающую родственные души. Она ощущала такую связь между собой и мистером Карлтонном и была уверена, что он тоже ощущает эту связь, но почему такая связь вообще возникла, объяснить она не могла. Она постоянно ссорились, а ведь родственные души наверняка не ссорятся между собой. Так ли это? И конечно же между ними не может быть большой разницы во мнениях. Или она есть? Но как только она задала себе все эти вопросы, ей тут же невольно пришла в голову мысль: «Как же это было бы скучно!» Она представила, как она и мистер Карлтонн живут вместе в полном согласии друг с другом, и рассмеялась, а через мгновение подумала о том, что мистера Карлтонна тоже наверняка рассмешила бы такая идиллия – если бы он вообще не назвал это отвратительно сентиментальным, а он наверняка так бы и сказал!

Она просила его не требовать от нее ответа, пока она не обдумает как следует его предложение; она сказала ему, что шаг, который он просит ее сделать, слишком важен, чтобы делать его впопыхах. Это было правдой, но уже в тот момент, когда она произносила эти слова, она поняла, что обдумывания требуют вовсе не ее чувства к нему, а другие, более житейские вопросы, которые непременно возникнут, если она решит выйти замуж за мистера Карлтонна. Они могут даже казаться не важными, эти вопросы, но все же отбросить их совершенно невозможно. Самое главное тут было отношение брата, а он будет изо всех сил противиться этому браку. Джоффри сделает все возможное и невозможное, чтобы отговорить ее выходить замуж за человека, который ему не просто не нравился, а которого он однозначно порицал. Ему не удастся разубедить ее, но он вполне может оборвать, все до единой, связи между своей семьей и ею, а с этим ей было бы очень трудно смириться. Эннис решила жить отдельно, потому что она поняла: они с братом постоянно раздражали друг друга, но, уезжая из «Твайнема», она постаралась тщательно скрыть от брата истинную причину своего отъезда. Они были не способны жить вместе в согласии, но их связывали узы семейной привязанности, и, хотя они и не были очень крепкими, ей будет очень больно, если эти связи порвутся окончательно. От своей семьи и своего дома отказаться нелегко, и если Джоффри действительно порвет с ней, то это обстоятельство будет, безусловно, не в пользу их отношений с Карлтонном.

Кроме того, существовала проблема потери свободы и перестройки всей своей жизни. Она должна подчиниться его воле, а откуда ей знать, что он не окажется домашним тираном. Ведь он – очень властный человек. Но потом она вспомнила, как хорошо (и неожиданно для нее) он понял ее смятенные чувства и мысли и с какой деликатностью удержался от того, чтобы заставить ее дать ему ответ немедленно, и она решила, что каким бы властным человеком он ни казался, его, безусловно, нельзя назвать тираном.

К этому времени она вынуждена была признаться себе, что влюблена в мистера Карлтонна, но по какой причине – непонятно. Она с отвращением подумала, что ведет себя как глупая школьница и что очень даже хорошо, что он уезжает. Возможно, она обнаружит, что ей прекрасно живется и без него, и это будет верным знаком того, что она не влюблена, а всего лишь очарована им. Поэтому самое разумное, что она может сделать, – это выбросить его из головы. После этого она продолжала думать о нем до тех пор, пока Джерби не вошла в библиотеку и не напомнила ей суровым тоном, что до обеда осталось всего десять минут и, если она не поднимется немедленно, чтобы переодеться, она опоздает к обеду.

– Что на вас совсем не похоже, мисс Эннис! Я дожидаюсь вас уже добрых полчаса!

Мисс Уичвуд виновато пояснила, что она была слишком занята и не заметила, который час, сунула в стол свои счета, с которыми ей так и не удалось поработать, и покорно пошла наверх за своей суровой горничной. Быстро переодевшись, Эннис попыталась было отговорить Джерби от затеи расчесать ее роскошные золотые локоны и заново уложить их в прическу, но безуспешно.

– У меня есть своя гордость, мисс, – заявила Джерби, – и я никак не могу допустить, чтобы вы спустились к обеду в таком виде, будто бы вы лазили в колючих кустах!

Поэтому, когда мисс Уичвуд торопливо спустилась вниз, опоздав на десять минут, она увидела, что ее гости уже терпеливо ожидают ее в гостиной. Она тут же извинилась, сказав с обычной своей милой улыбкой:

– Прошу прощения, Амабел! Дурно с моей стороны заставить тебя ждать! Но я была так занята после ленча, что даже не заметила, как прошло время. Я просматривала счета, а один упрямый шиллинг постоянно норовил куда-то сбежать!

– О, а я помешала тебе, не так ли, дорогая Эннис! – воскликнула мисс Фарлоу голосом, полным раскаяния. – Конечно, нет ничего удивительного в том, что ты не смогла сосчитать свои шиллинги! Удивительно то, что в конце концов ты наверняка все подсчитаешь, что лично мне никогда не удавалось! Думаю, вы бы посмеялись от души, если бы я рассказала вам, какие забавные ошибки я постоянно делала в сложении. Правда, тебя уже прервали, когда я вошла в комнату, но поверь, я бы никогда так не сделала, если бы знала, что у тебя посетитель!

– Да, приходил мистер Карлтонн, – спокойно подтвердила мисс Уичвуд. – Добрый вечер, Найниэн!

Молодой мистер Элмор в этот вечер впервые надел новые сапоги, сделанные на заказ лучшим обувщиком Бата, и посему просто не мог удержаться от соблазна привлечь внимание окружающих к сверкающей поверхности своей обновы. Это ему вполне удалось, ибо, войдя в дом, он тут же принялся извиняться перед мисс Уичвуд за то, что явился на обед в сапогах.

– Чего, конечно, делать не принято, но я подумал, что вы простите меня, потому что сегодня вечером я приглашен на дружескую вечеринку, куда не нужно облачаться в вечерний костюм. Я хочу сказать, что там не будет ни дам, ни танцев, ничего такого!

– Понимаю! – сказала мисс Уичвуд, подмигнув ему. – Только избранные спиртные напитки! Что ж, смотри, чтобы ночью тебя не забрала полиция!

Найниэн в ответ улыбнулся и покраснел.

– Нет, нет! Ничего подобного не будет! – заверил он ее. – Всего лишь небольшое развлечение в мужском обществе, мэм!

– А зачем приходил мой дядя? – поинтересовалась Люсилла. – Мне казалось, я видела, как он разговаривает с вами в галерее, мэм!

– Это действительно так и было! – ответила мисс Уичвуд. – Но поскольку он тогда не знал, что завтра ему придется уехать на несколько дней в Лондон, он зашел, чтобы сообщить нам об этом. Он сожалел, что не застал тебя дома, но я пообещала ему передать тебе его извинения в связи с его спешным отъездом!

Глаза Люсиллы расширились от изумления.

– Ах так! – ахнула она. – Кто бы мог подумать, что он так вежлив! – А затем проницательно добавила, бросив лукавый взгляд на мисс Уичвуд: – Если он действительно сказал, будто сожалеет, что меня нет дома, то это величайшее лицемерие, потому что он никогда не проявляет ни малейшего желания видеть меня, и мне кажется, что он всегда хочет видеть именно вас!

– Без сомнения, ради удовольствия затеять со мной очередную перепалку! – ответила, смеясь, мисс Уичвуд. – Что ж, пойдем в столовую, Амабел?

Леди Уичвуд, услыхав дерзкое замечание Люсиллы, быстро подняла глаза на свою невестку, как если бы ее внезапно поразила какая-то мысль, и Эннис почувствовала на себе ее взгляд. Наверное, впервые в жизни она была благодарна мисс Фар-лоу за ее вмешательство в разговор, хотя мисс Фарлоу влезла в него только потому, что она использовала каждую возможность дать Люсилле заслуженную, с ее точки зрения, отповедь.

– Было бы очень странно, – заявила мисс Фарлоу, – если бы ваш дядя решился покинуть Бат, не попрощавшись с мисс Уичвуд, которой он столь многим обязан! И я уверена, что нет ничего удивительного в том, что он пожелал увидеться скорее с нею, чем с вами, мисс Карлтонн, потому что джентльмены находят очень скучными девушек, едва сошедших со школьной скамьи! По правде говоря, в вашем возрасте я и не ожидала никогда, что какой-то джентльмен захочет увидеть меня!

Глаза Люсиллы сверкнули, и она тут же ответила:

– Как удачно сказано!

Найниэн фыркнул, а затем довольно неуклюже попытался выдать свой смех за кашель. Леди Уичвуд поднялась и сказала с достоинством:

– Да, давай спускаться, дорогая, потому что твой повар будет недоволен. Повара всегда бывают такими мрачными, если им приходится задерживать обед, и их нельзя винить в этом, потому что видеть, как твоя работа пошла насмарку, наверняка очень огорчительно!

После этого Амабел рассказала довольно забавную историю, которая произошла с французским поваром, служившим у нее когда-то, а Эннис, испытывая искреннюю благодарность к своей невестке за то, что она заполнила своим рассказом возникшую было неловкую паузу, рассмеялась и повела всех в столовую. Сразу за ними спускалась по лестнице мисс Фарлоу, которая что-то бормотала себе под нос. Слуха Эннис достигали лишь обрывки слов, но, судя по тому, что среди них были фразы типа – «дерзкая девчонка», «избалована до крайности», «ужасные манеры», мисс Уичвуд поняла, что сегодня вечером ей предстоит выслушивать жалобы своей разъяренной кузины.

Люсилла и Найниэн шли позади. Найниэн прошептал:

– Ты невыносимая маленькая бродяжка! Я едва не расхохотался в голос!

Люсилла нетерпеливо повела плечом, буркнув, что ей это абсолютно безразлично; но в холле она догнала Эннис, которая отошла в сторону, чтобы дать возможность леди Уичвуд пройти в столовую первой, и, слегка потянув ее за рукав, задержала в холле, чтобы прошептать ей на ушко:

– Простите меня! Я знаю, мне не следовало этого произносить! Пожалуйста, не говорите только, что я должна попросить у нее прощения!

Эннис улыбнулась и, строго погрозив пальцем, ответила:

– Хорошо, но впредь так не делай!

Люсилла, получив выговор, прошла за Эннис в столовую и почти весь обед просидела молча. Но перед тем, как подали второе блюдо, случайно оброненное Найниэном замечание напомнило ей, что она хотела спросить у Эннис о чем-то, и она выпалила:

– О, мисс Уичвуд, вы поведете меня на костюмированный бал в нижнем зале в пятницу?

– Без разрешения твоего дяди – нет, а я очень сильно сомневаюсь, что он это разрешит.

– Но если его здесь нет, как же я могу спросить у него разрешение? – возразила Люсилла. – Но если даже он и был бы здесь, то сказал бы, что вам лучше знать, что мне можно, а что нельзя!

– О нет, ты ошибаешься! Он следит за тобой гораздо пристальнее, чем ты думаешь!

– Ну, ему ведь вовсе не обязательно знать об этом! – заявила Люсилла, состроив недовольную гримаску.

– Надеюсь, ты не предлагаешь мне скрывать от него то, чего он бы не одобрил! – ответила мисс Уичвуд. – Ты должна помнить, что он доверил тебя моему попечению! Будет ужасно, если выяснится, что я оказалась недостойной его доверия! Ты можешь поставить меня в очень неловкое положение, и я прошу тебя не делать этого!

– Нет, но я не понимаю, почему мне нельзя пойти на костюмированный бал, – продолжала настаивать Люсилла. – Я уже была на нескольких частных балах, так почему я не могу посетить теперь публичный бал?

– Уверена, что тебе это кажется несправедливым, – сказала мисс Уичвуд с сочувствием в голосе, – но существует большая разница между частными вечеринками, на которых ты была, и публичным балом, поверь мне! Эти вечеринки были скорее импровизированными танцами, а не балами в прямом смысле этого слова, и они организовывались для развлечения девушек, которые, как и ты, еще не вышли в свет. Не надо смотреть на меня такой букой! Боюсь, что, если бы твой дядя спросил у меня, можно ли тебе отправиться на костюмированный бал в пятницу, я была бы обязана сказать ему, что не считаю это позволительным для девушки, еще не вышедшей в свет.

– Действительно! – вмешалась мисс Фарлоу. – Это было бы очень дерзким поступком! Когда я была молодой…

Мисс Уичвуд бросила на Люсиллу многозначительный взгляд и заставила свою кузину замолчать, сказав:

– Ты говоришь сейчас точно как моя тетушка Огаста, Мария! Именно эти слова она постоянно твердила, когда я хотела сделать нечто такое, чего она не одобряла. Подозреваю, что и она, в свою очередь, слышала такие же слова, когда была молодой, и что и ее, и тебя эти нотации раздражали так же, как в свое время меня!

Мисс Фарлоу открыла было рот, чтобы поспорить, но тут же закрыла его, встретив жесткий взгляд мисс Уичвуд, который она не посмела игнорировать. Но заставить замолчать Люсиллу было не так-то легко, и она продолжала постоянно возвращаться к теме костюмированного бала, пока мисс Уичвуд не потеряла терпение и не заявила довольно сурово:

– Достаточно, дитя мое! Конечно, Гарри Бекнем будет разочарован, не увидев тебя на балу, но он конечно же не будет удивлен.

– Нет, будет! – вспыхнула Люсилла. – Я сказала ему, что пойду на бал, потому что и представить себе не могла, что вы не позволите мне…

– Да прекрати же, наконец! – нетерпеливо перебил ее Найниэн. – Ты заговорила всех до смерти, Люси!

Покраснев от гнева, Люсилла приготовилась было дать ему отпор, но мисс Уичвуд тут же разрядила ситуацию, объявив, что если они хотят поссориться, то лучше всего сделать это в комнате для завтрака, а не за обеденным столом. Найниэн, тут же раскаявшись, немедленно попросил извинения, но Люсилла была слишком рассержена, чтобы последовать его примеру. Однако она не отважилась продолжить ссору, и мисс Уичвуд была удовлетворена.

Найниэн распрощался с гостеприимной хозяйкой сразу же после окончания обеда. Люсилла какое-то время хранила гордое молчание, которое было весьма похоже на детскую обиду. Заметив же, что никто не обращает на нее ни малейшего внимания, она отправилась в постель еще до того, как принесли поднос с чаем.

– Ну и поведение, скажу я вам! – раздраженно заявила мисс Фарлоу. – Конечно, я знала, что все будет именно так, сразу же, как только ее увидела! Я с самого начала говорила…

– Ты уже сказала более чем достаточно, Мария! – перебила ее мисс Уичвуд. – В том, что Люсилла раздражена, я могу винить только тебя, и ничего удивительного, что она в конце концов взорвалась и ответила тебе! Только не начинай все сначала, у меня тоже не хватит терпения выслушивать тебя!

Мисс Фарлоу сквозь рыдания пыталась объяснить, что только ее искренняя привязанность к дорогой Эннис заставила ее сказать все это.

– Я вовсе не хотела обидеть тебя, но видеть, как она тобой беззастенчиво пользуется, было выше моих сил! – всхлипывала она.

Почувствовав, что Эннис не испытывает ни малейшего сочувствия к кузине, леди Уичвуд вмешалась в беседу и приложила все силы, чтобы утешить мисс Фарлоу. И ей удалось преуспеть в этом, мисс Фарлоу перестала плакать, выпила чашку чаю, сказала, что у нее болит голова, и поднялась наверх, чтобы лечь спать.

– Ты просто маг и чародей, дорогая! – сказала Эннис, когда мисс Фарлоу удалилась. – Ты не можешь себе представить, как я тебе благодарна! Я была буквально на грани взрыва, хотела отчитать ее так, как, я уверена, ее не отчитывали никогда в жизни!

– Да, я заметила это, – ответила леди Уичвуд, улыбнувшись. – Конечно, ей не следовало говорить так Люсилле, но ее все же нельзя не пожалеть.

– А по-моему, очень даже можно!

– Нет, ты говорить так лишь потому, что раздражена! Бедная Мария! Она смертельно ревнует тебя к Люсилле! Я думаю, она почувствовала, что Люсилла заняла большое место в твоей жизни и как бы оттеснила ее в сторону. Кузина из тех людей, которые нуждаются в любви, хотят знать, что их ценят. А когда она думает, что ты ставишь Люсиллу гораздо выше ее, это вызывает у нее приступ ревности, и она просто говорит глупости, чего на самом деле не думает.

– Вроде того, что Люсилла использует меня!

– Да. Конечно, это ерунда: Люсилла просто избалованный ребенок. – Леди Уичвуд сделала паузу, а затем, поколебавшись немного, спросила извиняющимся тоном: – Ты не рассердишься на меня, если я скажу то, что думаю: ты действительно слегка разбаловала ее.

– Нет, конечно нет, – ответила Эннис, вздыхая. – Я и сама все вижу. Но, понимаешь, тетка держала ее очень строго, не разрешала ходить па вечеринки, дружить с теми, с кем ей хотелось, – Люсилла постоянно находилась под бдительным надзором гувернантки. Вот я и решила хоть немного компенсировать ей тоскливое время, изменить ту жизнь, на которую она была обречена после смерти ее матери. Ты не можешь представить себе, как я радовалась, когда видела, какой детский восторг у Люсиллы вызывают развлечения, которые другие девушки ее возраста считают самыми обыкновенными! Наверное, я должна была предвидеть, что у нее немного закружится голова от всего этого. Ты скажешь, что я должна была предвидеть и то, что присматривать за живой, красивой девушкой весьма нелегкая задача! У меня есть печальное подозрение, что мистер Карлтонн, как это ни неприятно признать, был прав, когда говорил, что я не подхожу на роль опекуна его племянницы!

– С его стороны, конечно, невежливо и неблагодарно было так говорить, но, по существу, он прав. И очень хорошо, если он препоручит ее заботам кого-либо другого.

– Что ж, можешь быть на этот счет спокойна, он именно это и собирается сделать. И сегодня как раз сообщил мне новость. Я не стала ничего говорить Люсилле. Уверена, она будет возражать против того, чтобы ее забрали отсюда, так что пусть дядя сам сообщит ей эту новость. Если она опять сбежит – а она может сбежать даже с Килбрайдом! – ответственность будет лежать только на мистере Карлтонне!

– О, надеюсь, она не совершит подобной глупости! – воскликнула леди Уичвуд. – Я понимаю, что ты не хочешь расставаться с Люсиллой, но ты должна подумать, что тебе все равно придется расстаться с ней, когда она начнет выходить в свет будущей весной, и чем дольше она проживет здесь, тем труднее тебе будет расставаться. И не надо так огорчаться, поверь мне, дорогая!

– Бог мой, конечно нет! Мне, разумеется, будет ее не хватать, потому что она очень милая девушка и я сильно к ней привязалась, но, по правде говоря, Амабел, я поняла, что присматривать за ней – куда более утомительное занятие, чем мне казалось поначалу. Если мистеру Карлтонну удастся найти среди своих родственниц женщину, которая не только захочет принять Люсиллу к себе, но и с которой девушка сама согласится жить до тех пор, пока не выйдет в свет, я с радостью передам Люсиллу на попечение такой даме.

Леди Уичвуд не стала возражать и вскоре удалилась к себе в спальню, признавшись, что не понимает, как это получается, но в Бате ей всегда хочется спать. Эннис вскоре последовала за ней, но ей не удалось быстро лечь в постель, потому что, когда Джерби расчесывала ее длинные волосы, раздался стук в дверь, и на пороге появилась Люсилла.

– Я пришла… я хотела сказать вам кое-что… но я зайду попозже! – пробормотала она.

Лицо ее было заплакано, и как ни мало была расположена Эннис сейчас к драматическим сценам, она не смогла заставить себя оттолкнуть девушку. Она улыбнулась и протянула к ней руку со словами:

– Нет, не уходи! Джерби уже закончила. Спасибо, Джерби! Ты мне больше не понадобишься, желаю тебе спокойной ночи.

Джерби направилась к выходу, по дороге резко напомнив Люсилле, чтобы та не задерживала хозяйку надолго.

– Она и так уже замучена до смерти, и это всем прекрасно видно! Ничего удивительного! Постоянно на ногах в ее-то возрасте!

– В моем возрасте? – переспросила Эннис, скорчив одновременно печальную и забавную мину. – Джерби, дорогая, ведь я еще не впала в старческий маразм!

– Вы достаточно взрослая, чтобы понимать: вам не следует так напрягаться с утра до ночи, мисс, – непреклонно заявила Джерби. – Скоро люди начнут говорить, что вы – настоящая бродяжка!

Мисс Уичвуд не смогла удержаться от смеха. А Джерби поторопилась покинуть комнату, бросив на прощание:

– Помяните мое слово!

– Интересно, какое из ее слов я должна помянуть? – смеясь, заметила мисс Уичвуд.

– Она хочет сказать, что вы так устали, водя меня повсюду, и, о дорогая мисс Уичвуд, я вовсе не хотела вас так измучить! – всхлипнула Люсилла.

– Люсилла, детка, не будь смешной! Умоляю тебя, как ты думаешь, сколько мне лет? Не торопись с ответом, потому что ты и Джерби уже заставили меня думать, будто я стою одной ногой в могиле, и если еще кто-нибудь скажет, что я выгляжу измученной, то у меня точно начнется истерика!

Но это не подействовало. Люсилла, от обиды перешедшая к раскаянию – она уже всласть наплакалась в своей комнате, – не смогла отказать себе в удовольствии излить свои чувства на мисс Уичвуд. Эннис старалась убедить девушку, что в ее дерзких словах она виновата не больше, чем мисс Фарлоу. А когда ей все же удалось убедить Люсиллу, что она простила ее, девушка стала каяться в том, что забыла, скольким она обязана мисс Уичвуд, что ей стыдно за то, что она пристала к мисс Эннис с этим костюмированным балом, а потом еще и вела себя так, будто ее воспитывали в какой-то лачуге.

Успокоить Люсиллу и отослать ее в постель мисс Уичвуд удалось только через час, и к тому времени она чувствовала себя настолько измученной, что испытывала сильнейший соблазн улечься спать, даже не надев ночного чепца. Это, конечно, было просто невозможно, и Эннис уже завязывала ленты чепца под подбородком, когда снова раздался стук в дверь, и сразу же вслед за этим в комнату вошла мисс Фарлоу – тоже весьма слезливо настроенная и еще более разговорчивая, чем обычно. Она сказала, что пришли объясниться с дорогой кузиной.

– Прошу, не надо, Мария! – устало произнесла Эннис. – Я слишком устала, чтобы выслушивать тебя, и не могу думать ни о чем, кроме отдыха. Это было неприятное недоразумение, но о нем и так уже было сказано слишком много. Забудем об этом!

Но мисс Фарлоу заявила, что она просто не может забыть. Она ни за что не станет мешать дорогой Эннис лечь спать.

– Я только на минуту! – сказала она. – Ведь я просто не сомкну глаз до самого утра, если не расскажу тебе, что я чувствую из-за этого!

На самом деле она пробыла почти двадцать минут, восклицая: «Еще одно только слово!» всякий раз, когда Эннис пыталась выпроводить ее. Она могла проговорить еще столько же, если бы в комнату не вошла Джерби, которая с угрозой в голосе заявила мисс Фарлоу, что ей лучше бы отправиться спать, вместо того чтобы заговаривать мисс Эннис до полусмерти. Мисс Фарлоу попробовала было взбрыкнуть, но с Джерби ей трудно было состязаться, она задержалась лишь на минутку, чтобы уговорить Эннис принять несколько капель опия, если она не сможет заснуть, после чего пожелала ей спокойной ночи и наконец удалилась.

– Вот уж действительно волос долог, а ум короток, да и говорлива донельзя, – мрачно произнесла Джерби. – Хорошо, что я сама не легла спать, да я и не собиралась ложиться, была уверена, что она обязательно явится и замучит вас своими разговорами! Словно вам и без того сегодня было недостаточно!

– О, Джерби, не надо так говорить о ней! – попыталась возразить ей Эннис.

– Никому, кроме вас, мисс, я бы не стала так говорить, да и понятно, после стольких лет работы у вас я, наверное, могу высказать вам свое мнение. Неужели вы скажете, что я не имела права выставить ее отсюда!

– Нет, не скажу, – вздохнула Эннис. – Я так благодарна тебе за то, что ты спасла меня! У меня нет никаких причин, но я очень раздражена – наверное, потому, что мои счета ну никак не хотят сходиться!

– А может быть, и по какой-то другой причине, мисс! – сказала Джерби. – Я ничего не сказала и не собираюсь ничего говорить, вы-то лучше знаете, чего хотите.

Она подоткнула одеяло и принялась задергивать полог.

– Но это вовсе не значит, что я не знаю, откуда дует ветер, я ведь не дура и нахожусь при вас с тех пор, как вы покинули детскую, так что теперь я знаю вас лучше, чем вы думаете, мисс Эннис! А теперь закройте глаза и спите!

И она вышла, предоставив мисс Уичвуд размышлять о том, сколько же еще из ее домашних знают, откуда дует ветер, и уснуть с мыслью, что неплохо было бы ей действительно лучше знать, чего она хочет.

Ночь не принесла ответа на мучивший ее вопрос, но она почти вернула мисс Уичвуд ее обычную жизнерадостность. Утром она со спокойствием, достойным всяческих похвал, поддерживала неудержимо многословную беседу, которая оживляла (а вернее, делала совершенно невыносимым) завтрак. Виноваты в этом были Люсилла и мисс Фарлоу. Мисс Фарлоу решила доказать Люсилле, что не держит на нее зла, и вела с ней бесконечный и весьма оживленный диалог. Люсилла же, стараясь загладить впечатление от своей вчерашней дерзости, отвечала ей с таким же энтузиазмом и всячески демонстрировала свой интерес к разговору. Как раз когда мисс Фарлоу пересказывала один из приключившихся с ней в молодости случаев, Джеймс вручил Люсилле записку со словами, что посыльному от миссис Стинчкоумб велели дождаться ответа. Записка была написана Ко-ризандой в большой спешке, и как только Люсилла прочла ее, она тут же восторженно вскрикнула и быстро обернулась к мисс Уичвуд.

– О, мэм, Коризанда приглашает меня на верховую прогулку в Бадминтон! Можно? Умоляю, не говорите, что нельзя! Я не стану ныть… но мне так хотелось побывать в Бадминтоне, и миссис Стинчкоумб не возражает против нашей поездки, и сейчас такой прекрасный день…

– Стоп, стоп! – прервала ее мисс Уичвуд, смеясь. – Кто я такая, чтобы возражать против того, что одобряет сама миссис Стинчкоумб? Конечно же ты можешь отправляться, милая! Кто еще примет участие в прогулке?

Люсилла спрыгнула со стула и подбежала к мисс Уичвуд, чтобы обнять ее.

– О, спасибо, дорогая, дорогая мисс Уичвуд! – восторженно воскликнула она. – Не пошлете ли вы кого-нибудь в конюшню, чтобы мне сейчас же привели сюда Милую Леди? Коризанда пишет, что если мне разрешат поехать на прогулку, то они заедут за мной сюда, ведь им по пути! Эту поездку устроил мистер Бекнем, и Коризанда говорит, что нас там будет шестеро: она, я, мисс Тенбери, Найниэн и мистер Хоксбери! Не считая, конечно, самого мистера Бекнема.

– Великолепно! – воскликнула мисс Уичвуд с подобающей моменту серьезностью.

– Я была уверена, что вы скажете именно это! И я считаю, что мистер Бекнем – один из самых приятных людей! Только представьте себе, мэм! Он организовал эту поездку только потому, что вчера услыхал, как я сказала кому-то в галерее – я не помню кому, да это и не имеет значения! – что я не бывала в Бадминтоне, но надеюсь, что мне представится случай там побывать. А самое интересное заключается в том, – добавила она еще более восхищенно, – что он сможет провести нас внутрь дома, даже если он не будет открыт для посетителей, потому что он сам часто гостил в этом доме, будучи другом лорда Ворчестера, – так пишет Коризанда!

После этого Люсилла бросилась наверх, чтобы надеть костюм для верховой езды. Прежде чем она спустилась, появился Найниэн и, попросив Джеймса присмотреть за его конем, прошел в дом, чтобы сообщить мисс Уичвуд, что лично он не особенно рвется в Бадминтон, но все же примет участие в поездке, ибо считает своим долгом проследить за тем, чтобы с Люсиллой ничего не случилось.

– И я подумал, что вы тоже хотели бы быть уверенной в этом, мэм! – важно сказал он.

Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:

– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!

Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.

Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.

Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.

– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.

– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!

Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.

Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.

Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:

– Леди Айверли? Здравствуйте!

Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.

– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.

– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.

– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!

– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.

– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.

В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:

– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?

Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:

– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!

– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.

– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!

Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:

– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!

– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!

– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!

Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:

– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.

– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.

Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:

– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!

– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.

Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:

– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!

– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так! Он просто наслаждается свободой! Он, конечно, чрезвычайно привязан к отцу и к вам, но, возможно, вы слишком долго и слишком тщательно опекали его, – улыбнулась Эннис. – Я думаю, что и он, и Люсилла страдали от одного и того же: слишком много пристального внимания и опеки и слишком мало свободы!

– Не говорите мне об этой испорченной девчонке! – вздрогнула леди Айверли. – Никогда я еще ни в ком так не обманывалась! И если именно ее влияние заставило моего бедного заблудшего ребенка отвернуться от нас, я этому не удивляюсь. Девушка, которая довела свою бедную тетушку едва ли не до смерти, способна на все!

– Разве? Не знала, что дела обстоят настолько серьезно! – заметила мисс Уичвуд, иронично улыбнувшись.

– Полагаю, что вам, мисс Уичвуд, неизвестно, что такое иметь слабые нервы.

– Нет, неизвестно, и я рада этому. Но надо полагать, что ущерб, нанесенный нервам миссис Эмбер, не так уж велик. Уверена, что она почувствует себя намного лучше, когда узнает, что нет никакой опасности того, что Люсилла вернется под ее опеку.

– Как вы можете быть так бесчувственны? – с упреком произнесла леди Айверли. – Как можно не сочувствовать миссис Эмбер, которая узнала, что племянница, воспитанию которой она посвятила всю свою жизнь, сбежала от нее, чтобы жить с совершенно чужим, незнакомым человеком?

– Увы, нет, мэм, не сочувствую. По правде говоря, мне кажется, что, если бы миссис Эмбер была действительно обеспокоена судьбой девушки, она приехала бы в Бат, чтобы самой выяснить, могу ли я заботиться о Люсилле.

– Вижу, вам бесполезно что-либо говорить, мисс Уичвуд, – ответила леди Айверли, поднимаясь. – Умоляю вас только – докажите свою искренность и верните мне Найниэна.

– Мне жаль разочаровывать вас, – сказала мисс Уичвуд, – но я не собираюсь делать ничего подобного! Это было бы крайне дерзким вмешательством в личные дела Найниэна, которые меня нисколько не интересуют. Может быть, вы сами поговорите с ним? И я думаю, было бы разумнее не упоминать в беседе с ним этот ваш визит ко мне, потому что он, я уверена, очень рассердится, если узнает, что вы обсуждали его дела с кем-либо, кроме его отца!