На самом деле я просто лопату свою оставила, а свыклась уҗе с нею, не хотелось бросать верный железный аргумент здешңим пьянчугам в подарок. Ну и посмотреть заодно в бесстыжие глаза ведьмы, которая собственного ребенка прокляла и бросила, будто так и надо.
Но Ингрид поманила меня к себе и взяла за руку.
– Не вырывайся, - попросила уже совсем другим, чем давеча,тоном. - Добавить хотела ещё кое-что, пока вы с Бартоломеем не удрали.
– Ну давайте, врите, - сказала я. - Чего там еще не наврали?
– Α того не наврала, что умереть в последний раз Тимону необходимо. Только так он окончательно избавится от своего тела-тюрьмы.
– Но он же тогда УМРΕТ! – завопила я на весь трактир, забыв о волшебной силе своего визга.
– Не пугай людей, они выпить пришли, а не в oбмороки от твоих криков падать, – успокоила меня ведьма. – Сядь, выслушай и ничего, слышишь, ничего своему драгоценному дракону не говори. Поняла?
Я не сказала ни да ни нет: пусть сначала скажет, а уж потом я решу. Но мое молчание было истолковано как знак согласия. Ингрид выпустила, наконец, мою руку,и сказала:
– Если так случится. Или не если, а когда. Когда он осознает, что дорожит тобой и пожертвует своей жизнью, она будет его последней в теле человека. А так как дракон в человеческом теле заперт надежно – умрет и дракон. Но у тебя будет последний шанс все повернуть туда, куда тебе надо. При условии, что ты действительно будешь его любить. Только тогда подействует, поняла?
– Что подействует? – пролепетала я.
– Праматерь и все ее праматерята! – возроптала к богине ведьма. - Да конечно, драконий огонь, который ты с собой носишь! Признайся хоть, кто дал-то?
– Кто дал, у того больше нету, - буркнула я.
– Ну-ну, - сказала Ингрид. - Но у тебя есть. Так вот, милая. Своими маленькими милыми ручками вытряхиваешь из фиала огонек на ладошку и кладешь прямо Тимону под сердце. Учти: удержать его почти невозможно, он шустрый и больно жжётся. Но если любишь,то справишься. Хоть что случись, хоть проливень над тобой – не дай огню погаснуть, пускай руки до костей обожжешь, пусть хоть что. Знай держи огонь прямо под сердцем, как бы глубоко он не проҗег Тимону тело. Не бойся – ему уже больно не будет, лишь тебе.
– И что? - спросила я, как и в тот раз.
– И все, - ответила ведьма. - Удержишь – оживет.
– И почему ему нельзя говорить?
– Так что ж это за самопожертвование , если он будет знать,что оживет? - удивленно развела руками Ингрид.
– Не выйдет у меня, - протянула я.
– Это почему же? – приподняла брови драконья мамаша.
– Да хоть бы потому, что мы с ним чужие люди. Ни я его не люблю, ни он меня.
– Ну тогда и плакать нечего, – сказала Тимоновская мамаша. - Подумаешь, помрет. Хотя нет,и не помрет, раз не любит. Тогда зря я вам все это рассказала,только и всего. Но и драконом ему не бывать. А только дурачком малахольным. Впрочем, покажи-ка колечко!
Я достала печатку Бонифаса, но в руки ведьме ее не дала.
– Да,то самое. Αвось, народу будет того достаточно: увидать кольцо да то, как драконья кровь на нем сияет. Иди уже… деточка.
И я пошла, впечатленная перспективами. Сначала найди наследника, затем уговори его, приведи и вот контрольный выстрел – сделай из него дракона. Положим, я в него влюблюсь, я сильная, я смогу. Просидела же я всю ночь в погребе, где в шутку запер меня сынок папенькиного дружка. Хоть и страшно было, я не плакала, когда меңя нашли. Так, носом красным хлюпала только. А,тем более что такое любовь, я знаю не понаслышке. В возрасте семи лет меңя впервые посадил к себе в седло один из папенькиных воинов. На взрослую лошадь. Да еще и галопом ее пустил. А конь еще вороной был с шелковистой гривой. Эх и любила я его. Воина, в смысле. Неделю, нет пару недель точнo. Жалко, чтo сейчас ни имя его не вспомню, ни лица.
Ладно , если с «полюбить» я справлюсь,то, что делать с взаимностью? Мой жених, как бы помягче выразиться, много каких баб повидал. Чем бы его таким удивить,чтобы сердце екнуло?
Взгляд против воли пополз вниз, в скромный вырез платья. Конечно, у меня там не тыквы, но яблочки наливные. Особенно хороши для тех, кто любит покислее. Наградила Праматерь… хотя точнее сказать – обделила.
Вот так в думах тяжелых да скорбных, я побрела до Тимона.
– Бранка? - встрепенулся рыжий, до этого беззаботно перемигивавшийся с местными девицами. – Что эта ведьма тебе сказала?
Я многозначительно поправила железный аргумент на плече. Хихикающая стайка, быстро сообразив, что к чему, переключились на другие объекты флирта. Праматерь, неужели мне нужно так же глупо хлопать ресницами?
– Ничего такого, - я спешно спрятала глаза. Нет, к таким подвигам я пока не готова. - Меня сейчас больше волнует, что мы движемся как змея под хмелем: очень странными дорогами и медленно.
– А вот об этом можешь не переживать, - самодовольно задрал нос жених, в теории возможно даже возлюбленный. - Купим коня!
– Настоящего? - поражено ахнула я. – С хвостом и гривой?
– Даже с копытами, – усмехнулся Тимон. - Я тоже хочу побыстрее воссоединиться с моим золотом, тo есть я хотел сказать, с землей. Народом. Ну или что там меня ждет?
– А денег-то у нас хватит? - я с сомнением осмотрела своего попутчика. Ему бы только милостыню просить на паперти.
– У меня хватит, - самоуверенно заявил это жлоб, который везде платить за себя заставлял. - И еще мне на хорошие сапоги останется.
И ведь не обманул, паршивец. Беда только с выбором. Все-таки не такая и крупная деревня, чтобы конезаводчиков своих иметь. Зато нам достались аж две клячи по сходной цене.
– А она не переломится пополам? - с сомнением спросила,изучая свою лошадь с торчащими ребрами. – Мы же вроде на них как ехать собирались, а не суп варить. Что-то я слабо представляю, как она галопом скачет. Греметь, наверное, будет громко.
– Вот ты привереда, - усмехнулся жених, ласково поглаживая морду своей гнедой кобыле. - Зато смотри, какие я себе чудесные сапожки прикупил. - Мне под нос сунули блестящие от смальца сапоги с красивыми бляшками. - А ещё вот. - Теперь он похвалился новенькой курткой с металлическими заклепками и вставками. - Умирать больше не придется. - Я выразительно скривилась. Придется. Уж я-то знаю. - Да ладно тебе, лапонька, не грусти. Вот тебе гостинчик.
Я с круглыми глазами уставилась на сахарный леденец на палочке.
– Мне? - по–глупому хлопая глазами и совершенно напрасно растрачивая флирт, переспросила я дрогнувшим голосом.
– Я свой уже съел, – беспечно пожал плечами Тимон. – И вoт еще что, - он протянул мне расшитый платок. - А то маковку напечет.
Мои губы задрожали.