— Кхе-кхе, — откашлялся секретарь, стараясь привлечь внимание Иниса Ивриса к бумагам, которые следовало рассмотреть сегодня.
Последние несколько дней регент-правитель вёл себя необычно. Он был растерян, отвлекался, словно постоянно думал о чём-то. Фиору даже не удавалось заметить, в какой именно момент внимание регента уплывало в неизвестном направлении — виной тому служила непроницаемая маска.
Юный секретарь всегда восхищался костяным драконом за ответственное и внимательное отношение к делу. Никогда на памяти Фиора Инис Иврис не позволял себе безделья или праздного отношения к работе, требовавшей огромных сил и времени.
Более того, если бы Фиору пришлось описать регента, он бы обязательно отметил, насколько сосредоточен и обстоятелен был тот, всегда стараясь не тратить минут понапрасну и разобраться со всем в кратчайшие сроки.
Как только последняя закорючка была поставлена в уголке пергамента, как только последняя магическая печать ложилась на указ, Инис Иврис поднимался, благодарил Фиора за работу и исчезал в недрах пещер.
«Что же могло произойти?» — вот уже в сотый раз задавался секретарь одним и тем же вопросом, на который никак не мог найти ответ.
Дважды он даже порывался спросить, чувствуя, что на то есть серьёзная причина, но слишком большая разница в статусах удерживала рот драко на замке.
Слишком Фиор ценил свой шанс и понимал, что он находится при исполнении, и уж вряд ли ему лезть в душу существа, которому он был готов поклоняться до конца своих дней.
Ещё более смущало драко то, что несколько недель кряду Инис Иврис щелкал дела как орешки, заставляя секретаря носиться вокруг него с неимоверной скоростью, чтобы успевать подавать новые свитки, едва прежние покидали стол.
— Давай законч-шим на с-зегодня, — неожиданно произнёс регент, приводя Фиора в растерянность.
Секретарь окинул взглядом заваленный стол — всё должно быть готовым к началу следующего дня. Придут просители и управляющие мастерских, строители ждут разрешения для начала возведения восточных башен…
— Если тебе будет не очень сложно, Фиор, встретимся завтра до рассвета и закончим со всем этим.
Конечно, Фиору было несложно, он кивнул и поспешил оставить регента. Драко бы вряд ли признался, что странное поведение правителя его не только беспокоило, но и откровенно пугало.
Оставшись в одиночестве, Алияс снял с лица опостылевшую маску. Как непомерно тяжела она казалась ему порой. В минуты слабости, случавшиеся с ним время от времени, он вспоминал, что был всего лишь обычным светлым эльфом. Одиноким и никому не нужным.
Конечно, регент-правителя ценили и уважали. Драконы были ему признательны, а драко и вовсе готовы были превозносить его словно божество, позволь он им это. Окружающие проникались к нему ещё большим почтением, стоило речи зайти о потомстве и его обязанностях жреца.
Но, если отбросить всё это в сторону, он оставался всё тем же эльфом из Тихого Омута. Одиночество донимало его не меньше, чем когда он лишился родителей и стал жить потихоньку один.
Он помнил, как был счастлив, обретя пару. Дракона! Так неожиданно и удивительно это произошло, что он не мог в это поверить, живя на просторах Нагорья в одних с Шайсом пещерах ещё долгое-долгое время. Короткое, будто северная весна, счастье, растворилось так же стремительно, как и возникло на горизонте его жизни.
И вот он снова остался один.
От размышлений его отвлёк внезапный порыв, ворвавшийся в тронный зал. Он окутал эльфа тёплой волной воздуха, словно друг, встретившийся на пути, коснулся плеча и закружился вихрем напротив.
Ещё миг, и на этом месте возник Борей.
Высокий и статный, с холодным непроницаемым взглядом, он поначалу пугал Алияса. Но в тот самый момент, когда Борей наконец обрёл форму и предстал перед эльфом полноценной сущностью, со своим непростым характером и тяжёлым нравом, Алияс остался абсолютно один.
Светлый только недавно научился связывать пары и дарить новую жизнь, примерил маску дракона и испытал на себе всю её мощь, чудом сберёг свою пару. Растерянный и сбитый с толку, Алияс последовал за Бореем просто потому, что тогда тот был единственным, кто знал, кто он такой и протягивал руку помощи.
Борей отвёл его в маленькую пещеру, некогда принадлежавшую Изимару Назу, древнему дракону, что жил отшельником и берёг страшную тайну, неумолимо изводившую племя вечных. Там Алияс и остался, обретя новый дом и учась жить заново.
— Его нигде нет, — вымолвил Борей, глядя на Алияса.
Сердце в груди эльфа дрогнуло. Он знал, он чувствовал, что Шайса нет поблизости. Он не мог объяснить этого — нить больше не связывала их души, но в какой-то момент его одиночество стало нестерпимым.
После того, как Чёрный покинул его дом, он больше не появлялся в академии. Насколько он знал из сообщений Ганеш, в родные пещеры он тоже не вернулся, поселившись у одного из своих друзей.
Когда игла потери кольнула сердце, Алияс попросил Борея обыскать Нагорья и найти пропажу. Несмотря на нелюбовь эфира к дракону, тот ему не отказал, молча отправившись выполнять поручение.
— Нигде? — глупо спросил он, зная наперёд, что нет в Нагорьях такого места, куда бы не сумел заглянуть дух.
Борей покачал головой.
Значит, Шайс отыскал возможность уйти раньше своего совершеннолетия.
Как он сделал это, не имело никакого значения. Алияс жил достаточно долго, чтобы знать — для магии нет ничего невозможного. Магия дарит жизнь и магия её забирает, разве какие-то стены могли устоять перед более сильным натиском чар, явись они источником более могущественного существа или древнего заклятия.
Совершенно неважно, какой способ отыскал Шайс. Главное — чёрного дракона больше нет в Нагорьях, и от осознания этого хотелось упасть плашмя и больше никогда не подниматься. Хотелось пустить корни и не шевелиться до конца своих дней.
Борей приблизился.
— Алияс, пора проснуться. Твои мечты и надежды погубят тебя.
Светлый не реагировал, глядя в никуда.
— Разве тебе больше незачем жить?
— Разве есть?
Борей встал напротив так, чтобы видеть голубые глаза, полные невыразимой тоски.
— Ради множества существ, населяющих Нагорья. Ты нужен драконам и драко. Они не представляют другой жизни, кроме той, что подарил ты. Ты — правитель и жрец, ты столп, вокруг которого вертится вся их жизнь. Их новая прекрасная жизнь.
— Я — эльф, — слабым голосом откликнулся Алияс, — просто эльф.
Борей не торопился говорить.
— И это тоже. Очень умный, сильный и храбрый эльф, не побоявшийся взвалить на свои плечи судьбу одного холодного мира.
— Я был дураком.
— Ты всегда был благороден и сострадателен, именно это, и ничто другое, не позволило тебе пройти мимо чужих бед.
Алияс тяжело вздохнул.
— Да. Но я всегда думал, что буду не один.
— Ты не один, — уверенно прозвучали слова Борея.
Его серые глаза смотрели с пониманием. Он знал, сколько забот лежит на хрупких плечах. И сколько боли на сердце.
— Я не смогу без него.
— Сможешь.
— Это невыносимо. — Голос и лицо Светлого дрогнули в муке.
— Время вылечит все раны.
— Их слишком много.
— У нас… — Борей не отрывал взгляд, — много времени.
— Но у меня нет на это сил, — взвизгнул Алияс, задыхаясь. Слёзы зазвенели в голосе.
— Они есть у меня.
Алияс замотал головой, то ли не веря, то ли не желая верить.
— Ты будешь поддерживать всех своих подопечных, — медленно и уверенно говорил Борей, — потому что ты знаешь, что долг это не просто красивое слово ради пустых идей. Для Нагорий твой долг — это жизни тысяч. Сильных и слабых, одиноких и нет. Разве не мучаются и не будут мучиться от одиночества те, кто никогда не сумеет отыскать пару? А если найдут и не смогут подарить новую жизнь?
Слова эфира выворачивали душу.
— Помнишь эд-ора и Кирину?
Конечно. Алияс помнил их всех. Всех, кого обвенчал вечностью. Всех, кому помог воплотить своё продолжение.
— Ты, как никто другой, знаешь об одиночестве и ты не позволишь другим страдать.
— Но это несправедливо!
В этот момент Алияс не чувствовал себя великим регент-правителем и почитаемым жрецом. Он был самым обычным эльфом, гневающимся на несправедливую судьбу.
— Да, Алияс, несправедливо. Но жизнь не останавливается, несмотря ни на что.
Слёзы стекали по щекам бесконечным потоком.
— Я хочу умереть.
— Я тебе не позволю. — Борей подхватил Алияса, когда тот сполз с кресла на пол, раздавленный и побеждённый.
Сколько бы он не верил и не просил у духов вернуть его пару, всё давно было кончено. Давным-давно. Только он всегда отказывался принимать истину, ища в любимых глазах воспоминания о былом. Но жёлтые глаза были пусты, они никогда не видели земель Тихого Омута и никогда не любили скромного учителя истории.
Разве смог бы Шайс удержать себя дважды, сжимая эльфа в своих объятьях, будь они всё ещё суждены друг другу? Он не смог сделать этого в первый раз, будучи умудрённым опытом и закалённым летами драконом, но с лёгкостью оттолкнул его, будучи подростком, обуреваемым страстями и желаниями.
Разве смог бы он покинуть Нагорья, когда они, казалось, лучше узнали друг друга? И ведь Алиясу чудилось, что они всё так же прекрасно понимают друг друга, словно созданы один для другого…
Они не пара, — признал наконец Алияс, кроша своё сердце на мелкие-мелкие кусочки, рыдая на груди друга.