В будние дни бодриться и хорохориться гораздо проще, чем в выходные. Занятия в школе отвлекают от посторонних мыслей, всегда можно с кем-нибудь поболтать и забыть о том, что делает тебя несчастной.
Выходные же как будто созданы для того, чтобы напомнить одиноким людям, как они одиноки, чтобы оставить их наедине с самими собой и своими невеселыми мыслями.
В субботу Туся проснулась около двенадцати, но не вставала до часа. Да и куда ей было торопиться? Мама была на какой-то конференции, Лиза уехала с родителями на дачу: «Ловить последние теплые дни», как сказал ее папа, а Герман так и не звонил.
Он не звонил уже несколько дней, и для их отношений, ставших такими близкими в последнее время, это было большим перерывом. Иногда Туся думала о том, чтобы самой позвонить ему, но вспоминала, как он был жесток и груб, и опускала телефонную трубку.
«Он стал другим, — убеждала она себя. — Это уже не тот Герман, которого я знала раньше, которого полюбила…»
Туся лежала на кровати и размышляла о том, чем занять себя в этот длинный осенний день. Раньше ей не приходилось об этом думать, потому что Герман все решал за нее сам, но теперь начиналась другая жизнь — одинокая и настоящая. В этой жизни все решения приходилось принимать самостоятельно, а это было хоть и приятно, но тяжело.
Она встала, потому что, когда целый день лежишь в разобранной кровати, начинаешь чувствовать себя больной, и пошла в ванную. Из зеркала на нее смотрела бледная, усталая девушка с кругами под глазами.
— Хороша я, ничего не скажешь, — вслух сказала Туся.
Теперь, когда никто не звонил и никуда не звал, Туся не считала нужным быть привлекательной.
— Так нельзя, — вдруг сказала Туся своему отражению. — Подумаешь — Герман!
Она напустила в ванную горячей воды, добавив двойную порцию пены с запахом сирени, и пролежала в ванной почти полчаса.
Ей нравилось быть дома одной. Конечно, плохо, что не с кем поговорить, но зато можно петь, не стесняясь, или разговаривать вслух.
— Неужели я буду сидеть и ждать у моря погоды? — спрашивала она себя, вытираясь огромным желтым полотенцем. — Ведь так и жизнь пройдет.
Она вспомнила слова Лизиного папы: «Ловить последние теплые дни».
— А ведь действительно теплые дни скоро сдует осенний ветер, и останется только о них вспоминать… — Тусю потянуло на возвышенные выражения. — Так надо, чтобы было о чем вспомнить!
Она накинула махровый белый халат и прошлепала в коридор, открыла записную книжку и набрала номер. На том конце провода долго не снимали трубку. Туся уже хотела дать отбой, когда к телефону все-таки подошли.
— Туся, это ты? — обрадовался Сюсюка.
— А ты ждал кого-то другого? — спросила она.
— Нет, что ты, — торопливо заговорил Толя. — Конечно, не ждал, но и тебя тоже не ждал. Ну, то есть ждал, но не думал…
Он окончательно запутался в словах. Туся знала, что Сюсюка любит ее, а сейчас ей был нуженименно такой человек.
— Не хочешь пойти куда-нибудь? — небрежно спросила она. — В музей, например, или в кино?
На том конце провода молчали, и Туся вдруг испугалась, что Сюсюка откажет, и это будет последней каплей в чаше ее унижений. Но он сказал:
— В кино — это здорово! Я бы сам тебя пригласил, да не знал, что ты хочешь…
— Я и сама не знала, — со смехом ответила Туся.
Встреча была назначена около кинотеатра, за час до сеанса.
Она пришла раньше и прогуливалась от колонны к колонне, жуя конфету и поглядывая по сторонам. Туся издалека заметила Сюсюку, его худощавую фигуру и светлую макушку. Она помахала ему рукой, и сердце ее сжалось от воспоминаний.
Совсем недавно она так же встречалась с Германом, ходила с ним в этот же кинотеатр и, случалось, тоже приходила раньше и пряталась за колонной, чтобы посмотреть, как он будет идти, и оглядываться по сторонам, и ждать ее. Туся старалась гнать от себя эти мысли, но картинки из прошлого возникали в ее воображении снова и снова.
— Привет, — бросила она Сюске. — Ты опоздал на две минуты.
Ей было все равно — опоздал он или нет. Она была рада видеть знакомое лицо, влюбленные глаза. Пусть даже двумя минутами позже.
— Прости, — смущенно улыбнулся он. — Долго не было троллейбуса.
Туся кивнула и пошла к кассам, а Сюсюка поплелся за ней следом. Они встали в очередь, она была небольшой, нодвигалась медленно, потому что зрители придирчиво выбирали себе ряд и место.
— Когда очередь дойдет до нас, останутся только боковые места, — недовольно сказала Туся, но Сюсюка ее не слушал, он смотрел куда-то в сторону с большим интересом и недоумением.
— Что ты там увидел? — спросила Туся. — Что?
— Туся, смотри. — Сюсюка указывал куда-то вперед. — Тебе эта девушка никого не напоминает?
Туся проследила за его рукой и увидела, что недалеко от них стоит и озирается… Ната. Туся моргнула несколько раз; чтобы видение исчезло, но оно не исчезало, потому что перед ней была действительно Ната — не кладбищенский призрак, а девушка из плоти и крови. Казалось, она кого-то ждала, таким напряженным было ее лицо.
— Этого не может быть, — непослушными губами проговорила Туся. — Она же…
— Она так похожа на тебя, правда? — спрашивал пораженный Сюсюка, но Туся ему не отвечала, она во все глаза разглядывала бывшую девушку Германа.
Иногда бывает так, что ревность живет гораздо дольше, чем любовь. И зарождается она прежде любви, и умирает, когда любви уже нет. Туся считала, что навсегда рассталась с Германом, но Ната вызывала в ней живой и даже несколько болезненный интерес.
На ней были кожаные штаны и — жилетка, она была коротко стрижена, но волосы по-прежнему зачесывала назад, обнажая небольшой, чистый лоб. Она была ниже Туси, но высокие каблуки выравнивали эту разницу.
— Толя, стой в очереди, — сказала Туся, не сводя глаз с Наты. — А мне нужно поговорить с этой девушкой.
Туся еще не знала, что именно она скажет, но чувствовала, что эта встреча для нее очень важна.
— Извини, тебя, случайно, зовут не Наташей? — спросила Туся, подходя к девушке.
Та недоверчиво смерила ее взглядом.
— Да, а что?
Было видно, что Ната не заметила ни малейшего сходства с Тусей, потому что человек всегда представляет себя другим, нежели он есть на самом деле. Да и сама Туся увидела, что вблизи Ната не так уж на нее похожа: у нее другая мимика, и один глаз немного косит, что, впрочем, нисколько ее не портит.
— Извини, но я должна тебя кое о чем спросить, — продолжала Туся. — Ты, случайно, не знаешь Германа?
— Германа? — переспросила та. — Да-да, я его помню. Трудно забыть такое экзотическое имя. Ты его тоже знаешь?
— Да, в некотором роде, — смущенно ответила Туся. — И он мне много про тебя рассказывал.
Туся пыталась разглядеть на лице у Наты следы былой любви, но это ей никак не удавалось, там были только разочарование и досада.
— Наверное, гадости какие-нибудь говорил. — Ната расстегнула маленькую сумочку, достала сигареты с ментолом и закурила.
— Здесь нельзя курить, — предупредила Туся. — Может, выйдем на улицу?
— Можно и выйти. — Ната продолжала подозрительно коситься на Тусю. В ее взгляде так и читалось: «Что от меня нужно этой полоумной?»
На улице она сказала:
— А что именно он про меня говорил?
— Говорил, что у вас была любовь, которая случается один раз в тысячу лет. Говорил, что все было против вас, но вы все равно любили друг друга…
Ната поперхнулась дымом, закашлялась, а потом рассмеялась:
— Я всегда подозревала, что он ненормальный, но не знала, что до такой степени. Ну и фантазер!
— А что, это было не так?
— Да совершенно не так! Я встречалась с ним месяц, ну, от силы — два, а потом он мне начал надоедать своими странностями, поэтому я его бросила. А он бегал за мной, как одержимый, названивал, все время повторял, что, мол, никто тебя не полюбит, как я.
Что-то знакомое послышалось Тусе в этих словах. И ей Герман частенько намекал, а иногда и говорил впрямую, что ей ужасно с ним повезло, потому что никто не полюбит ее так, как он.
— Хорошо еще, что отца послали работать в Болгарию, и я уехала, а то он бы меня достал… — Ната внимательно вгляделась в лицо Туси. — А ты что, тоже с ним встречаешься?
— Встречалась, — ответила Туся и покраснела.
— Послушай, увидишь его — пожалуйста, не говори, что я уже приехала. Не люблю выяснять отношения, особенно когда их нет. Не скажешь?
— Не скажу, — кивнула Туся. — Тем более что…
Она замялась.
— Что тем более?
— Тем более что он считает, будто ты умерла, — на одном дыхании произнесла Туся. — По крайней мере, так он мне сказал.
— Умерла? — от удивления Ната чуть не выронила сигарету. — Как умерла?
— Неисправный фен. Короткое замыкание. Электрический удар.
Некоторое время Ната молчала, осмысляя сказанное.
«Наверное, не очень-то приятно узнавать о собственной гибели», — подумала Туся, глядя на ее побледневшее лицо.
Ната нервно затянулась и произнесла:
— Да-а, вот этого я не ожидала… Значит, ему было приятнее думать, что я умерла, но не бросила его? Просто в голове не укладывается!
— У меня тоже, — призналась Туся. — Представляешь, как плохо мне стало, когда я увидела тебя живую и невредимую?
— А как ты меня узнала? — спросила Ната.
— По фотографии. Там, где ты сидишь в парке на скамейке. Он тебя боготворит и оплакивает. Сказал, что и меня полюбил за сходство с тобой.
Ната придирчиво оглядела Тусю с ног до головы и нехотя признала:
— Да, есть что-то общее…
Девушки немного помолчали, разглядывая друг друга. Тусе показалось, что Дата осталась недовольна своим двойником, о себе, она была явно более высокого мнения.
— Надо же! И подумать не могла, что он так в меня влюбится! Бред какой-то… — после паузы проговорила Ната. — Плохо, когда у человека чересчур богатое воображение. И ему самому тяжело, и окружающим он часто делает больно.
Больше говорить было не о чем. Туся вздохнула и стала прощаться. Ей не понравилась Ната и, несмотря на внешнее сходство, она удивлялась, как Герман мог их сравнивать.
— Рада, что Герман лгал, — сказала она. — Рада, что с тобой все в порядке. Я ничего не расскажу ему, тем более что он уже сам верит, что ты умерла.
— Вот и хорошо. Для некоторых людей лучше быть мертвой. Надеюсь, ты тоже сумеешь с ним расстаться.
К ним подошел смущенный Сюсюка и сказал: — Я взял билеты в седьмой ряд. Н е слишком близко?
Ната оценивающе посмотрела на него и сказала:
— Ну, что же, похоже, ты на правильном пути.
Я тоже здесь кое-кого жду. Всего хорошего!
И, не дожидаясь ответа, пошла прочь, балансируя на высоких каблуках.
— Кто это? — спросил встревоженный Сюсюка. — Мое второе я, — ответила Туся. — Пошли, а то пропустим начало.
В темноте зала Сюсюка попытался взять ее за руку, но она отстранилась, а он не настаивал. И так для него сегодня было слишком много счастья Туся сама ПОзвонила ему, пригласила его в кино, сидит рядом с ним, совсем близко, так, что он может слышать ее дыхание. О большем Сюсюка и не мечтал. А если и мечтал, то понимал; что эти мечты — несбыточны, потому что она — красивая, яркая и талантливая — никогда не будет с ним — нелепым и заурядным.
Туся не следила за тем, что происходило на экране, — ей надо было спокойно подумать обо всем, что она узнала от Наты. Сплошная ложь окружала ее с первой минуты знакомства с Германом, после встречи с Натой она не верила ни одному его слову.
Однажды Туся слышала, как одна мамина подруга, от которой ушел муж, в порыве злобы сказала: «Лучше бы он умер, чем ушел!» Тусе врезались, в память эти слова. Тогда она была еще маленькой, но понимала, что так говорить нельзя, потому что всякая разлука все равно лучше смерти.
И теперь ей было не понятно, как можно живого человека объявить умершим. Так мстить нельзя никому.
Герман не только разочаровал Тусю, она его боялась. Что-то в этом человеке внушало самый настоящий, первобытный страх. Теперь то, что раньше казалось таким привлекательным — длинные волосы, крупные зубы, — казалось пугающим и таящим угрозу. Он приносил несчастья, все вокруг него было как будто заражено духом умирания и тлена, а Туся очень хотела жить.