Женщины хрупки и капризны, как бабочки.
Мужчины – жабы.
Утром следующего дня семена, посеянные письмами мисс Ренслоу, принесли первые ростки, оказавшиеся горьким лимоном.
– Милорд, к мисс Ренслоу пришел преподобный мистер Уиггз, – сообщил дворецкий Йена, слегка наморщив нос, словно унюхал неприятный запах. Потому, как дрожат ноздри у Халла, граф научился определять характер визитера. – Что мне ему сказать?
Халл мог сказать учителю, что мальчику стало лучше, что утром он выпил немного мясного бульона, что мисс Ренслоу спит в своей комнате. Эти сведения Йен получил от своего камердинера, поскольку сам убежал к себе в спальню почти сразу же после своего ужасного открытия. Там он написал срочные послания матери и сестре, а потом девятнадцать раз пнул себя за свою дурость.
С тех пор он не был в комнате больного. Он велел экономке и двум горничным остаться с мисс Ренслоу во время ее бодрствования и поставил у двери лакея, но сам он не собирался подходить к этой девчонке ближе чем на девятнадцать ярдов.
Он спал несколько часов, потом встал – при этом девятнадцать молотков стучало в его больной, пропитанной бренди голове.
Девятнадцать. Проклятие!
Позавтракав и приняв ванну, он по-прежнему оставался в довольно дурном настроении, и его вовсе не радовала перспектива встречи с учителем Троя, приспешником этого жалкого лорда Ренсдейла, который явно не одобрит происходящее. Он предпочел бы побоксировать в боксерском заведении Джентльмена Джексона, где можно так отдубасить, не важно что – кожаную грушу или партнера, что тот рухнет на землю. Уигги очень даже подходит для этой цели.
– Проводите его сюда.
Йен ожидал увидеть пожилого человека, седобородого праведника, которому по ошибке поручили руководить двумя детьми – нет, юношей и юной леди, – пока они живут в Лондоне. Однако Уигги оказался молодым человеком лет двадцати пяти. Уиггз был почти одного роста с Йеном, но весил в два раза меньше. Лицо у него было худое, нос длинный и огромный кадык. Одет он был соответственно своему сану – во все черное. Прямые волосы мышиного цвета были разделены пробором, а уголки рта опущены. Он стоял, чопорно выпрямившись, и поклонился в ответ на приветствие Йена так, словно спина у него сделана из стали.
Он не понравился Йену с первого же взгляда. Он вызвал у него неприязнь еще тогда, когда Афина – мисс Ренслоу, черт бы ее побрал! – рассказывала о нем. Предчувствие не обмануло Йена. Уигги помахал в воздухе костлявыми пальцами и сказал:
– Это никуда не годится.
Йен окинул взглядом свою библиотеку – одну из лучших в Англии, как он полагал, уставленную шкафами с редкими книгами, ящиками с бесценными фамильными сокровищами; стены библиотеки были увешаны картинами, собранными членами их семьи за многие столетия. Это было приятное, располагающее помещение с мягкими кожаными креслами и толстыми обюссонскими коврами. Он выгнул бровь.
– А мне казалось, моя библиотека очень недурна.
– Не ваша библиотека, милорд, а ваш дом.
– Вам не нравится его архитектура? Или, возможно, гобелены?
– Сейчас не время для шуток, лорд Марден. Я, разумеется, говорю о мисс Ренслоу. Ваш дом абсолютно не подходит для пребывания в нем молодой незамужней женщины. Разумеется, ей следовало об этом подумать и не беспокоить ваше сиятельство.
– Уверяю вас, леди ничуть меня не обеспокоила. – Йен явно шел прямиком в ад; еще одна ложь не имела уже значения.
– Разумеется, это так. Мисс Ренслоу, как вам известно, сестра виконта. Она хорошо воспитана. Но у нее есть достойная сожаления склонность к необдуманным поступкам. Особенно когда дело касается мальчика.
– Она, без сомнения, предана ему, – согласился Йен.
– Но какой ценой, спрашиваю я? Ей ни в коем случае не следовало входить в дверь холостяцкого жилища, тем более проводить здесь ночь. Простите меня, милорд, но это особенно относится к вашему дому, как бы приятен он ни был. Ваша репутация не подходит для невинных девиц.
– Моя репутация или мое общество? Это не одно и то же, уверяю вас.
– Ишь ты! – Уиггз так и сказал – «ишь ты». Йен никогда еще не слышал, чтобы кто-то произносил эти слова в его присутствии. – Ишь ты, ишь ты! Как бы то ни было, мисс Ренслоу погибнет.
– Ничего подобного, если никто не узнает, что она здесь.
– Ишь ты, ишь ты! – Еще одно «ишь ты» – и его выбросят за дверь, подумал Йен. – Мне следовало ожидать такого поведения от мисс Ренслоу, которая является беспечной юной девушкой, но вам, милорд, следовало хорошенько все обдумать. В Лондоне ничего нельзя долго хранить в тайне, и ее присутствие здесь, без старшей компаньонки, к вечеру уже будет у всех на устах. – Собственные уста Уиггза еще больше опустились вниз, так что он стал походить на худосочного бульдога, у которого болит живот.
– К вечеру у мисс Ренслоу появится компаньонка. – Так оно и будет, даже если Йену придется отправиться в Ричмонд пешком и притащить сюда свою сестру за волосы.
– Ишь ты, ишь ты! Слишком поздно – учитывая вашу репутацию. Хотя лично я не считаю вас повесой, который увлекает невинных девиц к погибели.
– Благодарю вас, – с сарказмом в голосе произнес Иен.
– Не стоит благодарности.
Йен тоже так считал.
Наставник же продолжал, не замечая нарастающего возмущения Йена:
– Не знаю, о чем думал дядюшка, когда позволил племяннице оставить его надежный дом ради дома известного волокиты.
А, значит, мисс Ренслоу еще не сообщила ему об отсутствии дяди. Йен не стал выдавать ее этому святоше.
– Капитан, разумеется, думал о благополучии своего племянника, как это делали мисс Ренслоу и я. Сегодня утром мальчику немного полегчало после ужасной ночи, хотя вы даже не удосужились спросить об этом.
Преподобный слегка покраснел.
– Видите ли, я был весьма встревожен ситуацией с мисс Ренслоу.
Йен понял, что этого педанта совершенно не волнует состояние мальчика, для него главное – репутация Афины.
– Юная леди спит. Мы с ней провели всю ночь у кровати Троя.
Уиггз с шумом втянул в себя воздух.
– Это совершенно непристойно.
– Зато эффективно. Мы спасли мальчику жизнь.
– Но вы сказали, что он выздоравливает? Значит, мисс Ренслоу может покинуть ваш дом.
– Даже если не учитывать, что мисс Ренслоу по-прежнему нужна Трою, что она предана брату, я полагаю, что на Камерон-стрит тоже нет почтенной пожилой особы женского пола.
– Ишь ты!
Йену не нравилась эта аффектация, ему не нравился этот человек; но он стал ему просто омерзителен, когда заявил:
– Но ничего дурного нельзя будет сказать о ее пребывании там, пока она не выходит из дому и не разгуливает по городу одна. Кто мог бы упрекнуть женщину, которая гостит у своего дорогого дяди-орденоносца, в отличие от…
– Да? Что вы хотели сказать? – Йен поднял бровь, провоцируя Уиггза назвать его повесой, праздным гулякой, губителем девственниц. Возможно, так оно и есть, но не таким, как Уиггз, рассуждать об этом.
У преподобного хватило ума – или чувства самосохранения – не раскрывать свой рот с опущенными уголками. Казалось, он зашнуровал губы крепко-накрепко, как скряга – свой кошелек, и ничего не сказал.
Зато сказал Йен:
– Моя почтенная экономка постоянно находилась там, и мисс Ренслоу даже отказалась пообедать со мной. Или вы думаете, что мои несдержанные страсти позволят мне овладеть женщиной, которая бодрствует у постели больного брата?
– Дело не в том, что думаю я, милорд, а в том, что скажут другие. Я никогда…
– Я тоже. Мисс Ренслоу удалось провести ночь в Мэддокс-Хаусе так, что и ее добродетель, и репутация остались незапятнанными. Возможно, люди узколобые подумают иначе, но человек умный или сострадающий не усомнится в ее чести.
Священнослужитель еще несколько раз произнес «ишь ты», направляясь к двери и пробормотав, что намерен зайти попозже. Йен остановил его.
– Вы даже не взглянули на мальчика. Вам поручили быть его наставником, не так ли? Была ли мисс Ренслоу также вашей ученицей, и поэтому вы так заботитесь о ее репутации?
Уигги хотел взяться за дверную ручку и уйти, Йен понял это по тому, как сжались его пальцы. Но он остановился.
– Я действительно давал мисс Ренслоу время от времени уроки, – согласился он, – поскольку она чувствовала, что ее образование недостаточно. Не знаю, зачем нужна женщине геометрия, но раз уж я бывал там…
– Вы воспользовались возможностью проводить больше времени с этой юной леди.
Теперь Уиггз выпятил нижнюю челюсть, отчего еще больше стал похож на худосочного бульдога.
– Их брат отдал обоих на мое попечение.
– Насколько широко простирается данное вам поручение?
– Да будет вам известно, что виконт Ренсдейл разрешил мне ухаживать за этой молодой леди.
Эффи с ее безграничной любовью, связанная с этим ничтожеством? У Йена это не укладывалось в голове.
– И леди приняла ваши ухаживания?
Это не касалось лорда Мардена, и оба это знали. И еще оба знали, что он получит ответ, потому что он лорд Марден. Уиггз откинул назад волосы.
– Я еще не спрашивал ее. Во-первых, мне хотелось посмотреть, как она будет вести себя в Лондоне. Нельзя, чтобы у супруги прелата голова пошла кругом от столичного легкомыслия, от всех этих лавок и приемов.
– Они могли бы вызвать у женщины неприязнь к более спокойной, более скромной сельской жизни?
– Вот именно. С другой стороны, я ждал возможности поговорить с капитаном Бичемом. Дядя мисс Ренслоу является ее законным опекуном, так что было бы вполне пристойно искать и его благословения тоже.
– И возможно, обсудить брачный договор?
– Ах, я уверен, что такой светский человек, как вы, поймет меня. В настоящий момент я не имею средств к жизни, хотя сейчас рассматривается вопрос о назначении меня на должность со значительным доходом и весом. Мне очень пригодилось бы влияние лорда Ренсдейла, равно как и приличное приданое.
– Другими словами, вам очень подошла бы девушка из хорошей семьи, с хорошими связями и с хорошим приданым?
– Как нельзя более.
– Если только, ее репутация незапятнанна. Жена Цезаря и так далее.
Уиггз смотрел на него неуверенно, выдавая свое невежество.
– Понимаете, жена Цезаря должна была быть вне подозрений.
– Вот именно. Кто знает, как высоко может подняться в церковной иерархии человек, имея добродетельную жену?
– Действительно, кто знает? Сожалею, но вам придется подождать с выяснением этого вопроса, поскольку мальчик тяжело болен, чтобы мисс Ренслоу могла думать сейчас о своем будущем. Я бы рискнул сказать, что через несколько недель, необходимых для его выздоровления, она сможет подумать и о своем будущем.
Уиггз был разочарован, поняв, что его планы на архиепископский сан откладываются.
– Я знал, что это посещение Лондона неблагоразумно. И позволить мальчику ездить на норовистой лошади совершенно безответственно, так я доложу лорду Ренсдейлу. Ведь мальчишка при падении мог навсегда стать слабоумным!
Йен понял, что в письме мисс Ренслоу ничего не говорилось о выстреле, а только о несчастном случае, который произошел по вине лошади. И теперь, познакомившись с этим набитым нравоучениями прелатом, Йен никак не мог упрекнуть ее за это.
– Врачи надеются на полное выздоровление.
– До следующего несчастного случая. Все это сводит его перспективы к нулю, так я и сказал мисс Ренслоу, но она не обратила внимания на мои слова, и вот чем это кончилось. Она по-прежнему твердит этому молокососу, что он может поступить в университет. Ишь ты!
Мальчик получит образование, поклялся Йен, даже если ему придется построить собственную школу для инвалидов и астматиков.
Уиггз продолжал:
– Нет, мисс Ренслоу требуется более твердая рука, чем у виконта Ренсдейла. Она должна посмотреть правде в лицо, а потом устроить свое будущее.
– В качестве вашей жены?
Уиггз выпятил свою впалую грудь.
– Я считаю себя подходящим для нее супругом.
– Если только она не станет делать кляксы в своих тетрадях.
– Совершенно верно.
– И если ее приданое окажется достаточно солидным.
– Вы шутите, конечно, но приданое девушки – это не предмет для насмешек, если речь идет о том, кто не имеет преимуществ, которыми обладает ваше сиятельство.
Йен слегка поклонился.
– Как и женская репутация для любого, кто хочет жениться.
– Значит, вы понимаете, почему совершенно необходимо, чтобы мисс Ренслоу покинула ваш дом немедленно, милорд. Уверен, что джентльмен, занимающий столь высокое положение, как вы, поймет меня. Один вечер, проведенный под крышей холостяка, еще можно простить, учитывая сложившуюся ситуацию. Но ни часа больше. Иначе ее репутация окажется под угрозой.
– Похоже, вас больше заботит ее репутация, чем добродетель. Конечно, невинность мисс Ренслоу не подлежит сомнению, но мне представляется это любопытным.
– Ах, ишь ты! Вы славитесь как знаток женщин, вращаетесь в обществе самых блестящих, утонченных красавиц высшего света. Маленькая мисс Ренслоу не может вас интересовать, а ее приданое ничего не значит для такого богатого человека. – Он снова обвел своей костлявой рукой библиотеку, на этот раз указывая на картины, висевшие на стенах. – Повесили бы вы среди ваших шедевров работу какого-нибудь неизвестного деревенского мазилки?
Повесил бы, если бы она ему понравилась.
А Афина очень нравилась Йену, и он не желал, чтобы она стала женой этого тупоголового священнослужителя, который просто не способен ее оценить. Конечно, выбирать не ему, поэтому он предложил Уиггзу навестить мальчика. Он знал, что рана в груди будет скрыта под ночной рубашкой и что Афина услышит все эти «ишь ты» из своей спальни. Если она пожелает увидеть своего прежнего амбициозного поклонника, это ее дело.
– Я велю посмотреть, не спит ли мальчик, – сказал он, не оставляя тем самым наставнику возможности улизнуть.
Когда Хопкинс доложил, что юный джентльмен не спит, Йен поднялся с Уиггзом наверх. Он пошел отчасти из любопытства, отчасти из чувства ответственности. Гром и молния, ведь ответственность лежит полностью на нем. Он не может бросить своего раненого ягненка этому волку в обличье священника. Пусть попробует хоть разок пренебрежительно усмехнуться по адресу Троя, пусть только начнет свои нравоучения, и он даст пинка под зад этому своекорыстному зануде.
Афина оказалась в комнате мальчика, и Йен нахмурился. Ей полагалось еще спать. Но она казалась отдохнувшей, волосы у нее были уложены в прическу, которая очень шла ей, несколько светлых локонов, оставленных на свободе, обрамляли ее лицо. На ней было другое платье; он послал лакея в дом ее дяди за ее сундуком, потому что она явно не скоро покинет его дом. И еще он послал за грумом, Алфи Брауном. Алфи не появился, появился только сундук. Это платье было из желтого, как солнце, муслина, отделанное голубыми лентами, и больше соответствовало моде, чем прежнее, хотя и недотягивало до лондонских мерок. Оно было сшито по моде – с высокой талией и низким вырезом. Мисс Афина Ренслоу была женщиной, и – Йен готов был в этом поклясться – красивой молодой женщиной с красивой фигурой. Она была небольшого роста, но прекрасно сложена. Появись она в обществе, одетая в шелка и бриллианты, ее прозвали бы Карманной Венерой. Такой кусочек совершенства никак не предназначался для кармана какого-то ханжи.
Собака спрыгнула с кровати Троя и побежала к двери. Йен отступил за спину преподобного, который закричал на собаку, чтобы избежать атаки на свои сапоги.
– Собака глухая, сэр.
– Я знаю, милорд. – И Уиггз закричал еще громче. Уже научившись разбираться в замашках этой псины, Йен швырнул в нее печеньем, и они смогли войти в комнату.
– Я всегда говорил, что это животное следует утопить, – пробормотал Уиггз, пропуская лорда Мардена вперед; он проговорил это тихо, чтобы Афина не слышала.
– Потому что она глухая?
– Потому что она злая и опасная и не подходит для леди. – Переведя дух, Уиггз превратился из проповедника в Ромео. – Как поживаете, дорогая мисс Ренслоу? Я ужасаюсь тому, какое серьезное потрясение вы пережили, и жалею, что меня не было рядом, чтобы утешить и успокоить вас. Но сегодня вы выглядите очень мило.
Афина натянула на грудь брата одеяло повыше, чтобы в вороте рубашки не было видно бинтов. Она поздоровалась с Уиггзом с таким видом, словно была хозяйкой дома, предложила ему самое удобное кресло и чашку чаю.
– Как любезно с вашей стороны прийти сюда, сэр, и обеспокоиться моим благополучием! Скажите, Трой хорошо выглядит?
Уиггз, должно быть, израсходовал свои скудные таланты обожателя, потому что сказал:
– Нет. Не очень хорошо. Он выглядит так, словно лошадь растоптала его, а не так, словно он просто упал с нее.
– Ишь ты, ишь ты! – сказал Йен, заслужив мимолетную улыбку мисс Ренслоу. – Мальчику гораздо лучше. Очень скоро он начнет пускать моих скакунов аллюром.
– Скакунов? – Афина вцепилась в плечо брата.
– Скакунов? Это просто смешно. Этот щенок убьет себя. Осмелюсь заметить, лорд Ренсдейл запретит подобные вещи.
Трой подал голос:
– Скакунов? Вот здорово!
Уголки губ Уиггза почти касались подбородка.
– На месте лорда Ренсдейла я не разрешил бы подобных опасных занятий, милорд. Вы будите в мальчике неосуществимые мечты.
– Я много раз слышал, что с молитвой нет ничего невозможного. Разве это не так, сэр? – спросил Йен вызывающе, обращаясь к проповеднику.
Трой слабо улыбнулся, что еще больше рассердило Уиггза.
– Вы, милорд, именно то, что я и подозревал, – источник дурного влияния. Мисс Ренслоу, не могли бы мы с вами поговорить наедине?
– Без компаньонки? – запротестовал Йен. – Ишь ты! Это непристойно.
Прежде чем Уиггз начал распространяться о том, что он священнослужитель и поступает как опекун молодой леди и вследствие этого пользуется льготами, освобождающими его от необходимости следовать правилам высшего общества, в разговор вмешалась Афина:
– Все, что вы хотите мне сказать, мистер Уиггз, говорите в присутствии лорда Мардена. Он самый добрый, самый щедрый человек на свете, и я не хочу оказаться неблагодарной, секретничая у него за спиной.
Огромный кадык мистера Уиггза несколько раз подпрыгнул над его незатейливым галстуком, а маленькие глазки забегали. Он переводил взгляд с хозяина дома на предполагаемую невесту.
– Кстати, вы не мой опекун, сэр, – напомнила Афина.
– Прекрасно, – сказал Уиггз. – Должен признаться, что я огорчился, узнав, как далеко мой ученик находится от дома его дяди. Лорд Ренсдейл расстроится, когда я расскажу ему об этом.
– Напрасно беспокоитесь. – Афина одарила улыбкой Йена. Гром и молния, подумал он, она просто красавица, когда улыбается. Афина объяснила: – Его сиятельство уже сообщил моему старшему брату о том, что случилось с Троем.
– В самом деле? Впрочем, так и положено поступать джентльмену. Но осмелюсь заметить, его сиятельство не упомянул при этом, что вы находитесь в Мэддокс-Хаусе без надлежащего присмотра.
Афина выпрямилась во весь свой не очень внушительный рост и отвергла претензии преподобного ханжи. При этом вид у нее был величественный, как у герцогини.
– Сэр, в присмотре нуждаются только дети и животные в зверинце. Уверяю вас, я знаю, как себя вести.
Восхищенный решительностью Афины, Йен едва не зааплодировал. Его помощь не требовалась. Скрестив руки на груди, он прислонился к камину, приготовившись насладиться противоборством.
Ждать ему пришлось недолго.
– Вы неправильно поняли меня, дорогая. Я не хотел сказать, что вам требуется няня или гувернантка. Я просто озабочен тем, что вы живете в доме у мужчины без компаньонки.
Афина указала пальцем на юбку своего только что выглаженного платья:
– Миссис Берчфилд и горничные очень внимательны ко мне. Гораздо внимательнее, чем женская прислуга в доме моего брата.
– Я полагаю, вы дружески относитесь ко всем им. Не будем говорить сейчас о неподобающих отношениях, хотя, я полагаю, дорогая леди Ренсдейл и пыталась привить вам зачатки поведения, приличествующего леди. Я говорю, конечно, о том, что у вас нет компаньонки, а вы живете в доме холостого мужчины. И не просто холостого, должен добавить, но такого, чья репутация не…
Афина подняла руку.
– Я в достаточной степени леди, чтобы не желать выслушивать сплетни о хозяине этого дома после того, как сидела за его столом. – Она посмотрела на полупустое блюдо с маковым кексом, стоявшее рядом с креслом, в котором сидел ее наставник. – А лорд Марден показал себя настоящим джентльменом, не говоря уже о том, что он прекрасный хозяин.
– Тем не менее, вы здесь. Он здесь. Это вызовет кривотолки.
– Только у вас, сэр.
– Я не считаю вас глупой, мисс Ренслоу. Возможно, вы упрямы, но не глупы. Люди вас осудят.
Афина щелкнула пальцами.
– Праздная болтовня меня нисколько не волнует.
– А ваша репутация тоже не волнует? Ведь ни один приличный джентльмен не сделает вам предложения. Не возьмет недоброкачественный товар, простите мне это выражение, в жены.
– Как вы смеете?! Я никогда не была и не буду…
– Будете – в глазах общества. Поэтому вы должны покинуть этот дом немедленно. Я верну вас на попечение вашего дяди, и никто ничего не узнает.
– Я должна бросить брата?
– Вы же сказали, что ему лучше. И что прислуга его сиятельства очень внимательна.
– Я не оставлю брата на попечение слуг, какими бы опытными они ни были.
– В таком случае я не ручаюсь за последствия, сударыня. Мне придется пересмотреть мое…
Йен решил, что пришло время вмешаться, прежде чем мисс Ренслоу сожжет все мосты.
– Компаньонка для молодой леди будет здесь еще до наступления ночи.
Уиггза это обрадовало больше, чем Афину. Ему нужно было покровительство виконта Ренсдейла, если он хочет преуспеть, а также приданое этой девчонки.
– Слово чести, милорд?
Йен поднял руку.
– Бог мне свидетель.
– Хе-хе, милорд, это мне Бог свидетель. Слова джентльмена вполне достаточно.
Только что его не было достаточно, но Йен кивнул.
– Я пригласил бы вас, сэр, отобедать с нами, чтобы вы увидели мою матушку, но она едет из Бата и будет усталой. – Скорее ослы, надев балетные пачки, будут танцевать в Королевском балете, чем Йен пригласит это ничтожество к своему столу.
– Возможно, в другой раз. – Обещания отобедать с графиней, которая, возможно, введет в общество мисс Ренслоу – было достаточно, чтобы вызвать улыбку на губах Уиггза. То есть уголки его губ слегка приподнялись, а его «ишь ты» превратились в «хе-хе». – Простите резкость моих слов, милорд. Но женщина должна заботиться о своей репутации, если надеется заполучить достойного мужа. – Он выпятил свою впалую грудь, словно бентамский петух, подразумевая под достойным мужем самого себя.
«Хе-хе».