Дуэль сердец

ГЛАВА 14

Несколько мгновений Каролина была не в силах шевельнуться. Ее словно парализовало, она могла только стоять и смотреть; казалось, даже сердце перестало биться.

Внезапно она очнулась и, повернувшись, быстро, насколько позволяли ноги и путающиеся полы халата, выбежала из комнаты, закрыла за собой дверь библиотеки и поспешила по проходу. Только когда она дошла до лестницы и начала подниматься, вначале быстро, а затем медленнее, мозг ее вновь взял верх над смятенными чувствами; к тому времени, как Каролина поднялась наверх, она дышала спокойнее, и кровь стала возвращаться на побелевшие щеки.

Она сурово сказала себе, что сейчас не до женских истерик. Она ведь ожидала, что произойдет нечто ужасное, и теперь, когда это случилось, нужно собраться с силами, чтобы справиться с испытанием. Лишь на мгновение ей стало дурно при мысли о неподвижном теле с кровавыми рубцами на спине и о попугайчиках, еще несколько часов назад жизнерадостно щебетавших, а теперь безжизненно лежавших на ковре.

Сжав кулаки и вонзая ногти в ладони в отчаянных попытках обрести самообладание, Каролина заставила себя думать, и думать четко. Она быстро дошла до комнаты Вейна. Подойдя к двери, она остановилась, а затем тихо постучала, опасаясь, что ее может услышать кто-нибудь еще.

Ответа не последовало. Не желая стучать еще раз, Каролина нажала на ручку двери и вошла. Зажженные свечи стояли в дальнем конце комнаты на бюро, за которым в кресле с высокой спинкой сидел Вейн. В молчании Каролина прошла к нему. Подойдя, она увидела, что он спит. Он снял фрак, но по-прежнему был в устричного цвета жилете поверх накрахмаленной рубашки с жабо. Перед ним лежало недописанное письмо, перо выпало из руки на пол.

Должно быть, решила Каролина, он заснул от усталости. Напряжение и усталость последних двух дней сказались даже на этом сильном человеке. Несколько мгновений она не будила его, а стояла, глядя на его лицо при свете свечей.

Он выглядел таким молодым. Пожалуй, впервые Каролина увидела на его лице выражение ничем не потревоженного покоя. Уголки рта приподнялись вверх, словно он вот-вот улыбнется; было что-то детское и беззащитное в закрытых глазах и в том, как он прижался щекой к мягкому бархату кресла.

Каролина ощутила непреодолимое желание обнять его, крепко прижать к груди и укрыть от всего мира. В этот миг в ней проснулось чувство материнства, тот ошеломляющий прилив нежности, который приходит к каждой женщине с рождением ребенка. Но она тотчас решительно подавила свои чувства и заставила себя думать только о том, что дорога каждая минута.

— Вейн! — мягко позвала она, и опять: — Вейн!

Он пошевелился, глаза его открылись и взглянули в ее глаза.

— Каролина, любимая моя, — пробормотал он тихо, словно и ожидал ее увидеть, словно она — всего лишь дивный сон. В следующее мгновение он окончательно проснулся.

— Что случилось? — спросил он. — Почему ты здесь? Каролина взяла его руки в свои.

— Слушай, Вейн, — проговорила она и тихим, лишь слегка дрожащим голосом рассказала, что видела внизу.

Когда она закончила, он встал на ноги.

— Пойду, посмотрю, — произнес он. — Ты оставайся здесь.

— Не дотрагивайся до него, — предупредила она. — И обещай, что не предпримешь никаких действий, пока не поговоришь со мной. Мне кажется, я знаю, что нам делать; но торопись, Вейн, иди скорее — нельзя терять ни минуты.

Он подчинился. Каролина встала в дверях спальни, наблюдая, как он спускается по парадной лестнице, и, прижав руку к сердцу, ждала его возвращения. Когда, спустя несколько минут Вейн вернулся в комнату, Каролине показалось, что он мгновенно постарел. Лицо его помрачнело; и было в нем что-то еще — выражение отчаяния, точно он смирился с неизбежным и перестал бороться.

— Все, как ты сказала, — понуро заметил он и, невзирая на то, что она стояла, не извинившись, бросился в одно из кресел возле камина с умирающим огнем.

— Что будем делать? — спросила Каролина почти шепотом.

— Ничего, — ответил он. — Если, как ты говоришь, здесь замешана Хестер Миллер, она, конечно, подождет, пока служанки зайдут в библиотеку раздвинуть шторы на окнах и обнаружат труп. Тогда они с криками бросятся к миссис Миллер, и она, пораженная и потрясенная, пошлет за деревенским констеблем.

— Да, да, это все понятно, — нетерпеливо отозвалась Каролина, — но какие шаги предпринять нам, чтобы расстроить их планы?

— Шаги? Какие шаги мы может предпринять? — спросил лорд Брикон. — Нет такого места, где труп можно было бы спрятать так, чтобы его не нашли. Не сомневайся: Джервас позаботится, чтобы мальчика начали разыскивать. Тут все продумано. Признаю, ты была права насчет Джерваса, если это может доставить тебе удовлетворение.

Каролина потерла руками лоб.

— Вот что, — проговорила она. — Дядя Френсис в Ноуле. Ты сам мне вчера сказал. Я пошлю за ним.

— Без сомнения, он приедет в должное время, чтобы арестовать меня, — сказал лорд Брикон, и губы его искривились в усмешке.

— Мы должны всеми силами постараться избежать этого. Во всяком случае, до тех пор, пока у нас не будет какого-нибудь доказательства, что ты не причастен к этому преступлению. Вероятно, ты был со мной, когда убили этого несчастного.

— Ты моя жена, — прервал ее лорд Брикон, — и любому твоему показанию в мою пользу мало кто поверит.

— Да, конечно, я знаю, — кивнула Каролина, — но могут найтись и другие свидетели.

— Где же это они могут найтись?

— Как раз вчера вечером я послала весточку верному человеку, — пояснила Каролина. — Вейн, сейчас некогда рассказывать, кто это. Тебе нужно немедленно уехать.

— Сбежать? Зачем?

В голосе лорда Брикона звучало презрение. Заглянув ему в глаза, Каролина с невнятным восклицанием опустилась на колени возле его кресла и обняла его.

— Вейн, любимый, послушай, — заговорила она, — сейчас ты должен довериться мне, даже если не доверял раньше. Я глубоко убеждена, что мы сумеем выбраться из этой ужасной западни, что мы спасем твое имя и освободим тебя от опасности в будущем, но я не могу убедить тебя словами, потому что моя уверенность основана на вере в то, что Господь милостив. Любимый, доверься мне, потому что я тебя люблю; сделай то, что я прошу. Пожалуйста, Вейн! Прошу тебя, Вейн!

— И что же я должен сделать? — спросил лорд Брикон. Теперь его голос звучал спокойнее и взгляд как будто стал не таким жестким.

— Я хочу, чтобы ты взял самого быстрого коня и немедленно ехал в Мандрейк, — ответила Каролина. — Одновременно мы пошлем грума к дяде Френсису и попросим его приехать сюда как можно скорее. В Англии по-прежнему можно найти справедливость, Вейн. Я не верю, что повесят невинного.

— Ты думаешь, что, скрывшись, я тем самым докажу свою невиновность? — спросил лорд Брикон.

— Все не так, — возразила Каролина. — Я расскажу дяде Френсису, где ты. Просто я не хочу, чтобы ты действовал именно так, как задумали Джервас и миссис Миллер. Они знают, что ты здесь, и, как ты сам только что сказал, утром, когда обнаружат тело, будут готовы послать за констеблем. Давай расстроим их планы единственным возможным для нас способом. Если ты исчезнешь или — если тебе так больше нравится, — если ты уедешь из замка, это даст нам время подумать, порасспрашивать, выяснить, не сможет ли мой друг — тот, кому я послала весточку сегодня вечером — предложить иной рассказ, отличающийся от того, что подготовили Джервас и его шайка головорезов.

Лорд Брикон нахмурился.

— Я понял тебя, Каролина, но ни один порядочный человек не покинет жену, когда произошло столь грязное и отвратительное преступление.

Каролина коротко рассмеялась, но была на грани слез.

— О, Вейн, неужели в такое время мы будем думать о правилах приличия? Мой любимый, мой самый дорогой, с первой же встречи у нас с тобой все было не так, как принято! Мне совершенно безразлично, как ты себя ведешь, лишь бы ты помнил, что я тебя люблю.

— Ты и вправду все еще любишь меня? — спросил лорд Брикон. — Я не принес тебе ничего, кроме несчастья и ужаса, с первого момента нашей встречи.

Каролина глубоко вздохнула.

— Сказать тебе, о чем я думала несколько минут назад, когда ты был внизу?

— Скажи.

— Я думала, что, если ты оставишь меня, как грозился сделать, мне больше незачем жить, — ведь без тебя, Вейн, жизнь для меня ничего не значит.

В ответ он притянул ее к себе и прижался щекой к ее щеке.

— О, Каролина, — вымолвил он, — я недостоин тебя.

— Я хотела сказать еще вот что, — продолжала Каролина. — Если обстоятельства окажутся сильнее и тебя действительно признают виновным в этом ужасном преступлении, которого, как мы с тобой знаем, ты не совершал, тогда мы вместе уедем в Европу. Это легко сделать, если ты будешь в Мандрейке. В прошлом бесчисленное количество лодок оттуда тайно пересекали Ла-Манш. С какой стати тебе умирать на радость Джервасу? И почему я должна утратить всякое желание жить из-за грязных махинаций убийцы? Мы вместе будем жить далеко отсюда, и меня не испугают никакие трудности, пока ты со мной.

Какое-то мгновение лорд Брикон не мог говорить, в глазах его стояли слезы. Очень нежно он привлек ее к себе и, наконец, вымолвил:

— Каролина, ты заставила меня устыдиться. Могу только сказать, что ни один мужчина не достоин тебя.

Он встал на ноги, поднял ее с колен и прижал к своей груди; его глаза устремились вдаль, словно он заглядывал в будущее, словно раздумывал, откроются ли для них обоих врата Рая.

Первой шевельнулась Каролина.

— Вейн, у нас мало времени, — напомнила она. — Ты должен уехать, прежде чем встанут служанки.

— Я не могу этого сделать, Каролина.

— Но ты должен, Вейн, должен! — почти сердито ответила она. — Ты сказал, что любишь меня, и знаешь, что я тебя люблю. Пожалуйста, доверься мне в этом!

— И куда я отправлюсь? — спросил он. — Я не могу болтаться по стране, преследуемый полицией, — беглецом, который не желает предстать перед лицом правосудия.

— Ну конечно нет, — ответила Каролина. — Да разве я могла просить тебя об этом! Все, чего я хочу, — это чтобы ты немедленно отправился в Мандрейк. Когда доберешься туда, спроси Ньюмана, камердинера моего деда. Он старик, но знает все потайные места в Мандрейке и, если понадобится, может укрыть сотню беглецов так, что никто их не найдет.

— А дальше что?

— Я пришлю тебе весточку, как только смогу, — ответила Каролина. — У нас лишь два пути: или с тебя снимут обвинение, или мы вместе уедем в Европу.

— Каролина, что я могу сказать? — воскликнул лорд Брикон.

Он долго смотрел ей в глаза, затем внезапно опустился на одно колено и поцеловал край ее платья.

— Я сделаю так, как ты хочешь, — сказал он. — Не потому, что считаю, будто ты права, дорогая, любовь моя, а потому, что знаю: ты самая храбрая и самая замечательная женщина в целом свете.

Когда он поднялся, Каролина обняла его за шею. Долгое мгновение они стояли так, чувствуя, что стали ближе и понимают друг друга, как никогда прежде. Затем Каролина отошла к камину и потянула шнур звонка, висевший рядом.

— Ты доверяешь своему камердинеру? — спросила она. Лорд Брикон подумал.

— Он у меня не очень давно. Было бы лучше послать за Бейтсоном — он служил здесь еще до того, как я появился на свет.

Если камердинер и удивился, обнаружив, что его милость и ее милость беседуют в такой час, он ничем не показал этого.

— Передай Бейтсону, чтобы он пришел ко мне, — сказал лорд Брикон, — и можешь ложиться спать. Ты мне больше не понадобишься.

— Благодарю вас, милорд.

Слуга тихо удалился. Несколько минут спустя появился Бейтсон. Хотя он одевался в спешке, но заметно этого не было. Тихо постучав, он вошел и почтительно ждал приказаний его милости.

— Бейтсон, войди и закрой дверь, — сказал лорд Брикон.

Когда дворецкий сделал это, лорд Брикон сказал:

— Бейтсон, я попал в беду. Старый слуга перевел дыхание.

— В какую беду, милорд?

— Наихудшую, — ответил лорд Брикон. — Бейтсон, ты служил здесь еще у моего отца. Кто-то сегодня принес в библиотеку труп мальчика, запоротого до смерти. Рядом валяется мой кнут для верховой езды.

Лицо дворецкого свело судорогой.

— Мастер22 Вейн! — ахнул он. — Да как же это может быть?

— Я сам себя спрашиваю об этом, — ответил лорд Брикон. — Пока у нас нет иного объяснения, кроме того, что ее милость, выглянув из окна своей спальни, видела, как двое мужчин втащили тело в библиотеку через окно, открытое кем-то в доме.

— Значит, милорд, вас не могут обвинить в этом? — воскликнул Бейтсон.

— Трудно доказать, что это не я, Бейтсон. Ведь, кроме того, что сразу припомнятся разговоры, ходившие, когда умер мой отец, и ты, и другие слышали, как я сегодня утром угрожал этому мальчишке, когда он ударил лошадь мистера Уорлингема.

— Ох, милорд, милорд! — проговорил дворецкий. Лорд Брикон посмотрел на него и тихо сказал:

— Бейтсон, я не убивал мальчика. Ты мне веришь? Каролине показалось, что глаза старика внезапно засияли.

— Я верю вам, мастер Вейн, вы всегда были правдивы. Но есть, кто может вам и не поверить, вы, милорд, сами знаете.

— Совершенно верно, — кивнул лорд Брикон. — Вот почему, Бейтсон, ее милость убедила меня уехать сегодня ночью, пока не началось расследование. Я считаю это неправильным; я считаю, что должен оставаться здесь, но ее милость настаивает.

— Милорд, я уверен, что ее милость права. Понадобится время, чтобы во всем разобраться, и лучше, чтобы вашей милости здесь не было.

— Мы должны торопиться, — вмешалась Каролина, охваченная нетерпением. — Бейтсон, его милости нужна лошадь, самая быстрая, и еще я хочу, чтобы грум немедленно отправился в Ноул с письмом для милорда Милборна. Вы проследите за этим? Мы знаем, что на вас можно положиться.

— Можете положиться на меня, миледи, — подтвердил Бейтсон. — И на конюшне найдется двое таких, которым можно доверять; я за них ручаюсь. Вам лучше переодеться, милорд. Лошадь будет ждать вас минут через пять-десять.

Он пошел к двери. Дойдя до нее, он обернулся; морщинистое лицо подрагивало от волнения, глаза и губы старались удержать слезы, которые, казалось, вот-вот вырвутся наружу.

— Не тревожьтесь — мы спасем вас, мастер Вейн. Дверь за ним закрылась, и Каролина посмотрела на лорда Брикона.

— Он тоже любит тебя, Вейн.

Лорд Брикон не ответил, но она поняла, что его глубоко тронула преданность старика.

— Пока ты переодеваешься, я пойду к себе и напишу письма Ньюману и дяде Френсису. Торопись, Вейн.

В ответ он взял ее руку и поднес к губам. Это был не обычный поцелуй. Она задрожала, почувствовав на своих пальцах касание его губ, и была готова броситься в его объятия, но с трудом подавила свое желание и отвернулась, чтобы не задерживать его.

Она написала письма и как раз запечатывала послание к лорду Милборну, когда дверь спальни отворилась, и на пороге появился Вейн. Он переоделся в костюм для верховой езды. На нем был габардиновый сюртук стального цвета; начищенные сапоги блестели при свете огня в камине. Ей вдруг показалось ужасным, что он одет элегантно и безукоризненно в тот самый момент, когда должен тайком выскользнуть из собственного дома, словно он и впрямь преступник, каким его хотел представить кузен.

Но времени на фантазии не было. Каролина встала и подошла к нему, чтобы отдать письмо для Ньюмана. Он положил его в карман сюртука.

— Постарайся, если сможешь, больше ни с кем в Мандрейке не разговаривать, — посоветовала она. — Чем меньше любопытства ты вызовешь, тем лучше. Лучше всего подъехать не к парадной двери, а в конюшенный двор.

— Понимаю, — сказал он и посмотрел ей прямо в глаза.

— Храни тебя Господь, Вейн, любовь моя, — сказала она, и голос ее дрогнул.

В ответ он притянул ее к себе; на долгое, долгое мгновение его губы приникли к ее губам, а затем в молчании они спустились по лестнице, шагая рядом. В холле было темно, только у дверей горела одна свеча. Она явно была только что зажжена, и Каролина было забеспокоилась, пока с облегчением не увидела, что Бейтсон выступил из тени, где, должно быть, ожидал их.

— Я слышу, как ведут лошадей, милорд, — сказал он. Действительно, как только он открыл двери, послышался стук копыт по гравию.

Каролина выглянула и увидела лошадей. На одной ехал грум, а другую — великолепного вороного жеребца — тянул, почти повиснув на нем, паренек из конюшни. Конь пританцовывал и упирался, словно ему не терпелось умчаться.

Начинало светать. Скоро должно было взойти солнце. Было достаточно светло, чтобы разглядеть лица друг друга. Лорд Брикон повернулся к Каролине. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, чувствуя невыразимое отчаяние при мысли о расставании, о том, как много еще осталось невысказанным, и как мало говорили они о любви.

Затем, не коснувшись ее, не сказав ни слова, лорд Брикон сбежал по ступеням и сел на вороного жеребца. Конь попятился, а затем внезапно присмирел, будто понял, что на нем — хозяин.

Лорд Брикон приподнял шляпу, повернул коня и поскакал прочь по подъездной аллее. В тени дубов он почти сразу пропал из виду.

Каролина вспомнила, что держит в руках письмо для лорда Милборна. Она отдала его груму.

— Скачите, как можно быстрее, — сказала она. — Как я поняла, Ноул недалеко отсюда?

— Ежели ехать через поля, тут всего четыре мили, миледи.

— Прекрасно! Значит, это не должно занять у вас много времени. Когда приедете, требуйте, чтобы мое письмо немедленно передали главному судье. Скажите, что это чрезвычайно важно, и не слушайте никаких отказов.

Грум поклонился и повернул коня к воротам, ведущим в парк. Каролина стояла и смотрела, пока он не скрылся из виду.

— Идемте в дом, миледи, — прошептал Бейтсон, и она, вздрогнув, взглянула на него.

— Они уехали, Бейтсон, — сказала она растерянно.

— Да, миледи, и теперь нам лишь остается ждать до утра.

— Я пойду к себе. Если кто-нибудь в доме будет спрашивать о его милости, лучше всего сказать, что его вызвали по срочному делу. Неважно, что вы придумаете, так как, когда прибудет лорд Милборн, я скажу ему правду.

— Очень хорошо, миледи, — ответил Бейтсон. — А тело в библиотеке? Вы не хотите, чтобы я убрал его?

— Нет, нет, ни в коем случае. И велите никому до него не дотрагиваться. Я хочу, чтобы главный судья видел все так, как есть.

— Очень хорошо, миледи, — опять повторил Бейтсон, после чего Каролина медленно, словно ноги ее налились свинцом, поднялась по лестнице.

Когда она дошла до своей спальни, ее сотрясала дрожь. Не раздеваясь, она забралась под одеяло, чтобы согреться. Казалось, сон невозможен, но позже Каролине почудилось, будто Вейн обнимает ее, губы его касаются ее губ, — стало быть, она задремала. Но даже во сне, по мере того как тянулись часы, она думала о том, что находилось внизу, под ее комнатой, о Джервасе Уорлингеме и миссис Миллер, об их заговоре и грязных замыслах. Возможно, каким-нибудь чудом ей удастся предъявить доказательства их преступления.

Ровно в семь Каролина вызвала Марию. Когда та появилась, по выражению лица и необычайной бледности щек горничной Каролина сразу догадалась, что в библиотеке уже побывали слуги.

Какое-то мгновение Мария, казалось, хотела скрыть от хозяйки новости, но когда Каролина начала настойчиво спрашивать, горничная сообщила, что увидела одна из служанок, и какой тут поднялся переполох.

— Девушка, что нашла беднягу, до сих пор в истерике — кричит, хохочет, рыдает, и ничего с ней не могут поделать. Миссис Тимминз упала замертво, и минут пять ее пришлось приводить в чувство! Спокойно держится только мистер Бейтсон. Он говорит, что ничего нельзя делать, пока не узнает ваша милость, потому что его милость в отъезде.

— Лорду Брикону пришлось уехать по важному делу, — подтвердила Каролина.

— Вот и мистер Бейтсон так говорил, миледи. Я, конечно, ничего не сказала, но что же нам теперь делать?

Мысленно Каролина одернула себя.

— Дел много, Мария, — отозвалась она. — Одень меня как можно быстрее и сразу после этого беги со всех ног к повозке и узнай, не видели ли они чего-нибудь ночью.

— Ох, миледи, дай Бог, чтоб видели! — воскликнула Мария. — Ведь иначе мы и впрямь пропали!

— Ты твердо уверена, что они поняли мою просьбу? — спросила Каролина.

— Ошибиться никак нельзя, — заверила ее Мария. — Я говорила с Гидеоном и его отцом. Мистер Хакетт человек вежливый, это точно. Они обещали стараться изо всех сил.

Каролина вздохнула.

— Мы ничего не узнаем, пока ты не сходишь туда, Мария. Ну а теперь, неси скорее платье.

Туалет занял мало времени. Пока Мария ее причесывала, Каролина заставила себя пить шоколад, зная, что ей важно сохранять спокойствие и не волноваться, какой бы заразительной ни оказалась охватившая всех истерия.

Она только закончила одеваться, как раздался громкий стук в дверь. Мария пересекла комнату, но не успела еще подойти к двери, как она отворилась, и на пороге появилась миссис Миллер. Увидев, что Каролина уже одета, женщина широко раскрыла глаза от удивления.

— Я не знала, что вас уже разбудили, мадам, — заметила она, — и пришла сообщить вам ужасающее известие.

— Мне уже известно то, о чем вы пришли рассказать, миссис Миллер, — холодно сказала Каролина. — Я буду вам признательна, если вы немедленно вернетесь в свою комнату и останетесь там. Если главный судья, когда он сюда прибудет, захочет поговорить с вами, вам об этом сообщат.

— Главный судья? — переспросила женщина.

— Да, милорд Милборн. Я попросила его милость приехать как можно быстрее, — ответила Каролина. — А теперь, миссис Миллер, будьте добры отправиться к себе.

В этот момент женщина была настолько ошеломлена, что не знала, что и сказать. Она вышла из комнаты, и Мария закрыла за ней дверь. Горничная уже была готова заговорить, но Каролина быстро сказала:

— А теперь, Мария, сейчас же беги к повозке. Передай Бейтсону, чтобы он немедленно дал мне знать, как только прибудет лорд Милборн. Я хочу поговорить с ним первой.

— Хорошо, миледи, — кивнула Мария.

Однако, несмотря на такое распоряжение, ждать в спальне Каролина не смогла. По мере того, как нетерпение ее возрастало, Каролина вышла сначала на лестничную площадку, затем в холл и, наконец, на ступени перед входом и глядела на длинную подъездную аллею в надежде, что мелькнет синяя с серебром карета лорда Милборна. Ей не пришлось долго ждать.

Было восемь часов, когда вдалеке показались лошади и форейторы; несколько минут спустя к дому торжественно подкатила карета. Лакей спрыгнул, чтобы открыть дверцу, и в тот момент, когда лорд Милборн спустился на землю, Каролина сбежала к нему по ступеням с распростертыми объятиями.

— О, дядя Френсис! Слава Богу, вы приехали! — воскликнула она. — Я еще никогда никому так не радовалась!

— Я приехал так быстро, как только смог, дорогая, — сказал он. — Каролина, ты что, действительно в серьезной беде? Твое письмо меня встревожило.

— Серьезнее и быть не может, дядя Френсис, — ответила Каролина. — Пойдемте в дом. Я должна поговорить с вами наедине.

Она отвела его в гостиную и поведала сперва о событиях ночи, а затем начала рассказывать обо всем по порядку: о встрече с Вейном, о том, как попала в замок, о своей любви.

О том, что его милости нужно позавтракать, вспомнил Бейтсон. Не успела она рассказать и половины, как он вошел в комнату, неся поднос с едой и напитками, и поставил его на столе у окна.

Каролина была недовольна тем, что ее прервали на середине рассказа, но лорд Милборн, поглядев на ее бледное лицо и темные круги под глазами, сказал:

— Дитя мое, я настаиваю, чтобы ты позавтракала со мной. Я знаю, то, что ты мне рассказываешь, — необычайно важно, но если ты свалишься из-за недостатка сил, никто от этого не выиграет.

— Да, дядя Френсис, — послушно сказала Каролина, тут же встала на ноги и начала беспокойно ходить из угла в угол, пока, наконец, Бейтсон и лакеи не удалились, и они вновь не остались одни.

Лорд Милборн уселся за стол и налил себе кофе.

— Продолжай, Каролина, — тихо сказал он. — Ты остановилась на том, что вышла замуж за этого молодого человека, с которым была знакома всего лишь несколько недель.

— Дядя Френсис, — произнесла Каролина, — когда быстро рассказываешь, это звучит странно, но я люблю его. Я полюбила его с первой минуты нашей встречи. Можете ли вы понять, что иногда любовь приходит и так? Она растет не медленно и постепенно, а возникает сразу — чувство такое сильное, такое ошеломляющее, словно существовало всегда, от начала времен.

— Продолжай, Каролина, — сказал лорд Милборн. — Я не такой уж бесчувственный, как может показаться.

— Итак, мы обвенчались, — начала Каролина, — но… но Вейн не сделал меня своей женой.

Она помолчала. Память о той ночи все еще отзывалась в ней болью. Потом она рассказала, как лорд Брикон раскрыл перед ней тайну замка. Она, не колеблясь, поведала об этом лорду Милборну, ибо чувствовала: не объяснив, что именно Вейн так долго держал в секрете, она никогда не сможет заставить его понять, насколько ужасно и страшно предположение, будто Вейн может оказаться убийцей, как и его отец.

Когда она повторила лорду Милборну то, что Вейн рассказал ей о смерти отца, он воскликнул:

— Ну конечно! Теперь вспомнил! В то время ходило много разговоров. Я пытался припомнить, что-нибудь о его отце, когда встретил твоего будущего мужа на расследовании убийства Розенберга, но не смог! Теперь, конечно, все вспомнилось! Да, в смерти покойного лорда Брикона и в тех смертях, что ей предшествовали, было что-то явно загадочное. Рассказ Каролины быстро близился к концу. Она рассказала, как Джервас Уорлингем пытался ее шантажировать, о своих подозрениях, что миссис Миллер с ним заодно, о разговоре, который она подслушала ночью возле храма, о жестоком обращении ливрейного грума с лошадью, о своей догадке, что Джервас Уорлингем ловко использовал гнев Вейна в своих целях, и, наконец, о том, что она видела прошлой ночью из окна своей спальни.

— Это был Джервас Уорлингем — я видела его совершенно ясно при свете луны, — продолжала Каролина. — Я не могла ошибиться, хотя он надвинул шляпу на глаза. На нем был зеленый сюртук; припоминаю, что этот же сюртук был на нем, когда я впервые увидела его в «Собаке и утке». Дядя Френсис, вы верите мне, правда?

Она с тревогой посмотрела на лорда Милборна.

— Я верю тебе, Каролина, — ответил он. — Я верю каждому сказанному тобою слову, потому что убежден: ты говоришь правду. Но, дорогая моя, доказать, что твой муж невиновен, будет нелегко.

— Я знаю, дядя Френсис. Но вы ведь нам поможете, верно? Пожалуйста, обещайте, что поможете!

— Неужели я должен давать такое обещание? — спросил лорд Милборн, и Каролина покачала головой.

— Я знаю, что могу на вас положиться. Мы должны спасти Вейна, ведь я так его люблю.

— А если не удастся? — спросил лорд Милборн. Каролина горделиво вскинула голову и ответила:

— Тогда я уеду с ним вместе. Если я буду с Вейном, для меня это не будет изгнанием.

Лорд Милборн улыбнулся, а Каролине почудилось, что в глазах его появилась грусть.

— И я любил так когда-то, — тихо проговорил он. — Было это очень давно, но я не совсем забыл, что при этом чувствуешь. Заканчивай свой завтрак, Каролина, потому что тебе, дорогая моя, понадобится вся твоя сила.

Хотя Каролине показалось, что каждый кусок встает ей поперек горла, она попыталась есть, как было велено. Она пила кофе, когда отворилась дверь, и в комнату вошел Бейтсон.

— Милорд, пришел мистер Джервас Уорлингем. Лорд Милборн поднял брови.

— Мистер Уорлингем? А я думал, что он покинул замок.

— Да, милорд, но он появился здесь с констеблем и двумя сыщиками с Боу-стрит23.

— Вот как?

— Они хотят поговорить с вашей милостью, когда вам будет удобно.

— Попросите их подождать в холле, — сказал лорд Милборн и посмотрел на Каролину.

— Сыщики с Боу-стрит?

— Дядя Френсис, у него просто не было времени привезти их из Лондона. С чем же явились они?

— Еще одна тайна, — произнес лорд Милборн. — Ну, а теперь, Каролина, если ты закончила, я предлагаю пойти в холл и начать расследование этого странного дела. Но сначала я зайду в библиотеку.

Он вышел из гостиной и, не обращая внимания на группу людей, стоявших в дальнем конце холла, повернул направо и прошел по коридору, ведущему в библиотеку. Каролина пошла с ним, но, когда он вошел в комнату, осталась ждать в коридоре. Когда лорд Милборн вновь вышел к ней, лицо его было мрачным.

— Куда Брикон положил кнут, когда вернулся вчера с прогулки верхом? — спросил он.

— Он отдал его Бейтсону вместе со шляпой и перчатками, — ответила Каролина. — Но, дядя Френсис, кнут обычно висит в гардеробной возле входной двери. Каждый может легко взять его — особенно тот, кто здесь живет.

Лорд Милборн кивнул и пошел обратно в холл. Он торжественно уселся в кресло с высокой спинкой, которое Бейтсон велел поставить для него, так же, как и дубовый стол перед креслом. Расположен он был очень удачно: сам лорд Милборн сидел спиной к окну, тогда как свет полностью освещал лица тех, с кем он беседовал.

Джервас Уорлингем стоял, небрежно опираясь на стул, обтянутый гобеленовой тканью. Рядом с ним находились два человека, и Каролина мгновенно узнала в них сыщиков с Боу-стрит по ярко-красным жилетам, за которые их прозвали «красногрудыми». Оба полицейских были хмурыми и жилистыми и производили впечатление спокойной силы, характерной для всех людей этой профессии.

Возле них топтался краснолицый деревенский констебль, явно чувствуя себя неудобно и неловко, и вытирал пот со лба. Тут же был кучер Уорлингема, Джексон. У парадной двери стояло несколько лакеев; Бейтсон, который держался с полным достоинством и вел себя так, словно не происходило ничего необычного, находился неподалеку. Каролина с беспокойством думала, вернулась ли Мария. Она испытала огромное облегчение, когда увидела, что по коридору, ведущему в заднюю часть дома, идет лакей, за которым следуют Гидеон и мужчина, которого она никогда не видела, но которого сразу узнала как мистера Хакетта, благодаря его сходству с сыном.

Они выглядели несколько оробевшими от великолепия, в котором очутились, но когда Гидеон увидел Каролину, он ей улыбнулся. Жизнерадостное выражение его лица, блеск глаз мгновенно пробудили в Каролине надежду.

— Кто эти люди? — спросил лорд Милборн.

— Это мои друзья из цирка, дядя Френсис, — быстро сказала Каролина. — Вспомните, я вам о них говорила.

Лорд Милборн кивнул. Затем он взглянул на Джерваса Уорлингема.

— Вы желали поговорить со мной, мистер Уорлингем? Это касается тела, найденного сегодня утром в этом доме?

Медленно и в то же время с какой-то трудно описуемой наглостью Джервас Уорлингем выпрямился.

— Да, милорд.

— И как вы узнали об этом? — спросил лорд Милборн.

— Меня не удивляет то, что ваша милость задает мне такой вопрос, — тихо и сдержанно ответил мистер Уорлингем, — поскольку я покинул замок. Однако случилось так, что я провел ночь здесь, в деревне, у своего знакомого, некоего мистера Фейкена. Я намеревался утром отправиться в Лондон, но был разбужен в чрезвычайно ранний час двумя этими полицейскими, которые желали меня видеть по личному делу. Я разговаривал с ними, когда мой кучер Джексон, которого вы здесь видите, прибежал сообщить, что ливрейный грум, которого я вчера уволил по настоянию моего кузена за грубое обращение с одной из лошадей, исчез, и что глубокой ночью было слышно, как из замка раздавался его голос с криками о помощи.

— Кто это слышал? — спросил лорд Милборн.

— Мой слуга Джексон; вот он здесь, — ответил мистер Уорлингем.

— В самом деле? И что же он делал возле замка глубокой ночью?

— Одна из моих лошадей заболела, и он отправился одолжить попону в конюшне моего кузена. Кратчайший путь из дома мистера Фейкена в конюшню лежит через парк. Джексону приходилось бывать здесь несколько раз, и он знал дорогу. Когда он подходил к замку, стараясь никого не побеспокоить в такое время, то услышал, как мальчик зовет на помощь, но не осмелился вмешаться.

— Почему? — поинтересовался лорд Милборн.

— Ваша милость, поймите, ему это было неловко это сделать, особенно когда он сообразил, что голос мальчика доносится из библиотеки.

— Значит, он это понял? — спросил лорд Милборн.

— Да, он хорошо знаком с замком. Он не знал, что делать, но через некоторое время крики прекратились, и он решил, что все обошлось. Однако, когда утром мальчик не появился — я хоть и уволил его, но обещал доставить обратно в Лондон, поскольку нанимал его там, — Джексон забеспокоился и пришел ко мне рассказать о том, что слышал ночью.

— И вы сочли это важным? — спросил лорд Милборн.

— Естественно. Я нес за мальчика ответственность, хоть и уволил его по настоянию моего кузена.

— Поэтому вы убедили полицейских сыщиков, — сказал лорд Милборн, — отложить то, ради чего они прибыли из Лондона, и вместо этого сопровождать вас сюда для наведения справок по вопросу, который может оказаться неизмеримо важнее и касается вас лично?

— Если вашей милости угодно представить это таким образом, — ответил мистер Уорлингем, — то да. Но я, разумеется, тогда и понятия не имел, что тут замешано убийство.

— А когда вы услышали о таком предположении? — спросил лорд Милборн.

— Джексон отправился вперед, чтобы расспросить слуг, не видели ли они мальчика. Они ответили, что его тело обнаружено в библиотеке моего кузена.

— Понятно! Для вас это, конечно, явилось печальной новостью.

— Очень печальной, — подтвердил мистер Уорлингем. — Не могу поверить, что мой кузен способен на такое. К сожалению, только вчера я слышал, как он угрожал парнишке, так же, как слышал Джексон, его собственные грумы и, разумеется, ее милость.

Он поглядел на Каролину, и она содрогнулась — столько злобы было в его глазах. Но она стояла с гордо поднятой головой, надеясь, что ее чувства не отражаются на лице.

— Мне сообщили, что сказал лорд Брикон, — ответил лорд Милборн.

— Если нужно, мой слуга повторит, — сказал мистер Уорлингем. — Разумеется, со стороны мальчишки убивать попугайчиков моего кузена, чтобы отомстить ему, было сущей глупостью, но, на мой взгляд, милорд, наказание никак не соответствует преступлению! Кстати, где мой кузен? Или с моей стороны неуместно задавать такой вопрос?

— На этом этапе ведения дела предоставьте задавать вопросы мне, мистер Уорлингем, — ответил лорд Милборн и, повернувшись к сыщикам, спросил: — Этот джентльмен верно объяснил, почему вы здесь?

Человек постарше выступил вперед.

— Да, милорд. Мы разыскивали мистера Уорлингема, поскольку у нас имеется ордер на его арест за долг в две тысячи гиней.

Каролина чуть вздрогнула. Она вспомнила, что как раз такую сумму Джервас Уорлингем пытался получить у нее шантажом. По-видимому, ему срочно нужны были деньги.

— Но, прежде чем вы увезли его в Лондон, он убедил вас заехать в замок, потому что исчез мальчик, а его кучер рассказал зловещую историю о том, что слышал, как мальчик зовет на помощь?

— Совершенно верно, милорд.

— Благодарю вас.

Лорд Милборн взглянул на Гидеона.

— Кто ты, мальчик? — спросил он.

— Я — Гидеон Хакетт, ежели вашей милости угодно, а это — мой папаша.

Хакетт почтительно поклонился.

— Ты можешь рассказать нам что-либо, представляющее интерес для дела? — обратился лорд Милборн к Гидеону.

— Да, милорд. Вчера эта леди попросила нас две-три ночи смотреть в оба, потому боялась, как бы чего не вышло. Мы с папашей так и сделали. Шли мы неподалеку от дома, когда услыхали крик. Мы скорей туда, притаились, глядь — джентльмен этот, — Гидеон ткнул большим пальцем в сторону Джерваса, — схватил парня. Паренек-то хлипенький, но дрался знатно — и кулаками тузил, и брыкался, и вопил, что было мочи.

Мы притаились в кустах. Тогда нам и не стукнуло, чего затеял этот щеголь. Вдруг — проклят буду, если этот подозрительный малый не подскакивает и не трахает парнишку жутким ударом сзади по башке. Он падает прямо как камень. Только он свалился на землю, как джентльмен хлопнулся на колени и схватил его за горло. Мы с него глаз не сводим. Темно было, это точно, но мой старик и я думаем, что он, верно, придушил парнишку, потому как тот больше ни разу не пикнул. Затем джентльмен встает, берет кнут и бьет мертвеца. Никогда еще не видывал, чтобы мертвеца пороли, — мне прямо все кишки вывернуло. Тут второй тип говорит: «Достаточно, сэр», — и джентльмен останавливается. Сдается мне, что он делал это с наслаждением, потому как улыбался, чуть ли не до ушей. Здоровенный малый поднимает парнишку — мертвее и быть не может — себе на плечо, и идут они в сторону замка. Вот чего я видел, милорд. Побожиться могу, говорю чистую правду.

Гидеон умолк, и наступила напряженная тишина. Все смотрели на него. Каролина судорожно вцепилась в кресло. Тишину нарушил мистер Уорлингем.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Отлично придумано, и мальчишку хорошо поднатаскали, но едва ли вы, ваша милость, поверите россказням цыган и браконьеров. Без сомнения, леди Каролина с ее хорошо развитым воображением сочинила эту сомнительную байку, но она должна найти более надежных свидетелей, если хочет, чтобы им поверили.

Лорд Милборн взглянул на него, а затем обратился к мистеру Хакетту:

— Вы можете что-нибудь добавить к показаниям вашего сына?

— Только вот это, милорд.

Мужчина подошел ближе. Он немного прихрамывал и держался очень напряженно — видимо, все еще болели раны, полученные от тигра. У него было честное лицо, и Каролина чувствовала, что лорд Милборн отнесется к нему с доверием. Приблизившись к главному судье, мужчина вытянул руку. На раскрытой ладони лежал какой-то маленький предмет.

— Что это? — спросил лорд Милборн.

— Пуговка, милорд. Парнишка оторвал ее у этого джентльмена, когда отбивался. Она упала в траву. Мы нашли ее после их ухода.

Каролина чуть слышно ахнула. Лорд Милборн протянул руку и взял пуговицу. Пока он ее рассматривал, легко было заметить, что она оторвалась с кусочком ткани — тонкого сукна оливкового цвета, из какого шьют только очень элегантное мужское платье.

Лорд Милборн повертел пуговицу в руках, затем поднес к глазам лорнет.

— Монограмма! — негромко произнес он. Наклонившись вперед, Каролина увидела золотую пуговицу с огранкой в центре.

В наступившей тишине лорд Милборн отчетливо сказал:

— Монограмма читается как инициалы «Д» и «У», переплетенные между собой. Что вы на это скажете, мистер Уорлингем?

Лицо Джерваса Уорлингема побелело; он облизал губы.

Однако в тот момент, когда он готов был заговорить, раздался стук открываемой лакеем двери, и в холл, тяжело ступая, вошел человек. Все обернулись, и Каролина увидела Джейсона Фейкена.

Он был еще более обтрепанным и неприятным, чем обычно. За руку он тащил пожилую женщину, лицо которой Каролине показалось смутно знакомым. Она была в аккуратном чистом платье, с накинутой на плечи шалью и в черном чепце. Руки ее дрожали, а глаза казались обезумевшими от страха.

Джейсон Фейкен дотащил ее до середины холла, отпустил и прошел прямо туда, где стоял мистер Уорлингем. Подойдя к нему вплотную, он что-то тихо сказал. Слов его никто не разобрал, но ответ мистера Уорлингема слышали все.

— Черт возьми, почему ты не отыскал ее раньше, болван? — гневно воскликнул он. Вслед за тем, поглядев на лорда Милборна, он с усмешкой сказал: — Что ж, если должен состояться суд, я требую, чтобы меня судили равные мне по рангу — пэры24.