Душа даркана

Глава 7

В себя я пришла на исходе второго дня. Рядом со мной сидела молодая девушка в униформе, которая тут же подскочила и бегом понеслась из комнаты, стоило мне только открыть глаза. А спустя пять минут ко мне вломилась целая толпа: отец, мачеха и две старших сестры.

Они со слезами на глазах принялись обнимать меня, чуть не задушив при этом и снова не отправив мою многострадальную душу на перерождение в мир иной. Спасибо семейному лекарю — убеленному сединами благодушному мужчине, который строгим голосом разогнал всю эту катавасию.

Еще почти неделю я провалялась в постели, соблюдая режим и диету, выпивая литрами какие-то отвары и укрепляющие зелья.

Для меня было странно, что мачеха искренне любила всех нас троих и никого не обижала. Моя родная мать — мать Эби — умерла через год после моего рождения от лихорадки. Отец пять лет скорбел по ней, а потом встретил баронессу Лидию фон Рицке и был покорен ее веселым нравом и добротой широкой души. Сама она детей иметь не могла, и мы стали ей родными.

Я помнила некоторые моменты жизни Эби, не сожранные проклятием, ее чувства и эмоции, помнила и свою прежнюю жизнь, но уже без эмоциональной окраски и привязанности. Сейчас мне предстояло сродниться с телом девушки, стать уже не ею и ни собой, а кем-то новым, иным.

Родные не были в курсе моего подселения, кроме отца. Но для него даже если частица младшей дочери будет сохранена и жить — уже счастье, и его отношение ко мне не поменялось, насколько я запомнила из жизни Эби.

Сама девушка, в отличие от старших сестер, магическими силами практически не обладала — ее настолько крохотной искры хватало лишь на то, чтобы увидеть ауру человека. Поэтому Эби хотела стать целителем — на это ее умений вполне хватило бы. Старшая сестра — Мириан уже была замужем и счастливо обреталась в соседнем городке вместе с мужем — молодым графом Риволио. Детей пока им боги не даровали, но они не унывали и жили душа в душу. Средняя сестра — Оливия — была сосватана за барона Освальдо. У них также случилась любовь с первого взгляда, а отец не стал мешать счастью дочери, не смотря на то, что барон гораздо ниже по положению, чем маркиз. Мне же до брачного возраста оставалось еще три года — сейчас Эби было восемнадцать, а по закону королевства Инария я могла выйти замуж в двадцать один год. Женихов тоже на примете пока не было, да и отец всегда считал меня своей маленькой девочкой и не хотел никому отдавать, хоть и понимал, что однажды придется это сделать. Но надеялся, что к тому моменту Мириан осчастливит его внуками.

Само королевство располагалось на противоположном конце материка от того места, где я впервые появилась, и упиралось в морское побережье. Это был самый настоящий юг, погода тут стояла, примерно, как у нас в Крыму — жаркое лето и не морозная, но очень мокрая зима.

Когда-то тут был самый настоящий райский уголок — пальмы, фрукты, лазурная вода и светлый песок на пляже, жаркое солнце и свежий ветер. Но мир умирал, а значит и природа здесь уже погибла, оставляя лишь остатки засохших кустов и деревьев, голую черную землю и скалы. Даже вода в море из лазурной превратилась в непонятно-серое марево.

Мне было больно все это видеть, когда я стала прогуливаться в саду вокруг поместья. Маги иллюзий сохраняли видимость зелени, но сердце и душу этим было не обмануть — такие растения не имели ни запаха, ни осязаемых контуров. За искусной иллюзией проглядывали почерневшие стволы сухих деревьев и покореженных кустов. А в специальных теплицах выращивали магические фрукты. Когда я впервые увидела такое на столе — чуть от шока не уронила челюсть себе на колени: фрукты напоминали изделия искусного стеклодува, но никак не съедобные фрукты. Я с опаской откусила кусочек «яблока» и тут же скривилась — на вкус они были еще более странными, чем на вид.

Спустя месяц и почти полностью оправилась и уже могла гулять по городу, но только в сопровождении служанки и кучи охраны — отец и слышать не хотел о моем свободном перемещении — он боялся нового нападения, в чем оказался прав.

Спустя два месяца на меня снова напали и пытались убить. Охрана успела среагировать и спасти меня, но маркиз Ардор переживал очень сильно. Он осунулся, и тени залегли у него под глазами, выдавая человека, который не спал уже много часов и слишком устал.

Спустя три дня после злополучного нападения, он пригласил меня в свой кабинет, где рядом с ним сидела мачеха, утиравшая платочком слезы.

— Эби… — начал он неуверенно — так сложилось, что сейчас дома тебе быть очень опасно, я не смогу защитить тебя от всех бед и покушений. Мы с Лидией посоветовались, спросили совета и у хранителя Сеира, и совместно решили, что нужно тебя спрятать ненадолго, пока я не разберусь со злоумышленниками. Мы хотим отправить тебя в закрытый пансион для благородных девиц при монастыре святой Каталины. Это хорошее место на самом берегу моря. Да и там ты сможешь восполнить появившиеся пробелы в обучении. Договор мы составили на один год. Если захочешь остаться там до совершеннолетия — мы продлим его, если нет — то вернешься домой.

Я посмотрела на измученное лицо отца и приняла решение.

— Хорошо. Когда мне нужно выезжать? — спросила я, прямо глядя на него.

— Послезавтра. За день вы успеете собрать вещи и попрощаться со всеми. Лидия тебя сопроводит. Карету мы отправим в другом направлении, а тебя придется везти на простой повозке — иначе мои враги могут выследить тебя и напасть в дороге.

— Да, отец. И не переживай — я справлюсь.

Мужчина подошел ко мне и обнял меня, трепетно проведя рукой по спине.

— Я так переживаю за тебя. Сестрам ничего не угрожает — они уже принадлежат другому роду — роду мужа, а вот ты остаешься под прицелом из-за меня.

— Все будет хорошо, отец — я улыбнулась ему.

— Ступай — он неловко отстранился от меня.

Я кивнула и вышла из кабинета. Пансион так пансион. Вдруг мне и в правду там понравится, и я заведу себе подруг? С такими мыслями я направилась в свою комнату и ворвалась в гардеробную, окидывая поле деятельности взглядом.

Служанки принесли мне пару объемных чемоданов и две вместительные сумки. В одной будут лежать мои мыльно-пенные и прочие женские радости, а вторая — для занятий, куда я буду складывать тетради, учебники и прочие принадлежности.

В чемоданы мы упаковали несколько повседневных платьев, пару вечерних нарядов, белье, а также парочку удобных костюмов для верховой езды. В маленькой шкатулке я взяла с собой несколько не самых дорогих, но очень подходящих к выбранным платьям украшений, мешочек с золотыми и серебряными монетами, который всучила мне Лидия с наставлением «На всякий случай», и расческу с заколками и лентами для волос.

Ехать решили рано на рассвете. Пока слуги якобы грузили карету, мы прошмыгнули через черный ход во двор и спрятались в повозке, в которой обычно нам привозили продукты на кухню. Мои вещи также были уже сложены здесь еще с вечера. Лидия почти всю дорогу обнимала меня, иногда всхлипывая и смахивая слезу.

— Как я не хочу с тобой расставаться, милая — шмыгнула она носом — я же вырастила тебя вот от такой крохи — она развела руками, показывая размер, как заядлый рыбак свою добычу.

— Лидия, вы мне стали настоящей мамой — утешила я ее — я очень благодарна и очень люблю вас с папой. И понимаю, что без меня у отца будут развязаны руки. Он быстро расправится с недругами.

— Боги, ну вот за что нам эти испытания!

— Все будет хорошо, я в это верю.

Спустя четыре часа на горизонте показался портовый городок Ридас, нам предстояло проехать его насквозь, и еще минут двадцать ехать по дороге до ворот монастыря. И хоть пейзаж, как и везде, удручал, но город я стала рассматривать с большим интересом. Пансионерок выпускали раз в неделю на прогулку по городу на три часа, если они были примерными и прилежными ученицами, и позволяли пройтись по магазинам или посидеть в кафе.

Я боялась, что монастырь будет унылым местом, но он мне понравился. Здесь чувствовались покой и умиротворение, разбавленные стайками весело галдящих девушек и смехом. Сам монастырь был выполнен из светлого камня, что придавало ему воздушный вид, несмотря на монументальность. Окружен он был некогда роскошным садом, от которого сейчас ничего не осталось — лишь сухие ветки. Главные ворота были закрыты, а возле них дежурил привратник. Он прочел письмо, поданное ему Лидией и чуть улыбнувшись, пропустил нас внутрь, где ожидала молодая монахиня. Она поманила нас за собой в главное здание и оставила у двери кабинета матери-настоятельницы.

Спустя десять минут дверь распахнулась и нас пригласили на собеседование. Мать-настоятельница, дара Инга, была женщиной видной — высокий рост и крепкое телосложение выдавали в ней женщину сильную и волевую. Они с Лидией коротко переговорили обо мне, затем она задала несколько вопросов мне и с миром отпустила заселяться.

И вот спустя час я уже обживалась в новой комнате. Она не была такой просторной и богато украшенной, как в доме отца, но тем не менее, была удобной и светлой. Кровать н была узкой, с мягким матрацем и подушкой, наполненной успокоительными травами, застелена простым, но добротным пледом синего цвета, стены были из того же светлого камня, что и все здание, два узких, но высоких окна доставляли достаточно света. Стол, стул, вместительный шкаф и тумба у кровати с небольшим зеркальцем. На полу была постелена циновка. В изголовье кровати был прикреплен светильник, а также небольшая люстра под потолком отлично освещала всю комнату. В дальнем углу была еще одна неприметная дверь, которая вела в скромную ванную.

Кормили здесь в общей столовой три раза в день. В общем и целом, все необходимое для жизни имелось, и, если не воротить носом, то вполне хорошо можно было жить.

— Прям сердце у меня не на месте — вдруг проговорила Лидия — не хочу оставлять тебя тут.

— Да что со мной ту может случиться? На территорию никого чужого не пускают, а в город я первые месяца три и сама не пойду.

— Благослови тебя триединые боги! — осенила меня Лидия круговым движением.

Мы попрощались, и я осталась в комнате одна. Занятия начнутся только через неделю, а сейчас мне предстояло познакомиться с одногруппницами и преподавателями, а также расписанием жизни пансиона.