Душа птицы

Пару слов о героях

Под неумолкаемый вой сирен машин «скорой» шумный, беспокойный, никогда не спящий город погрузился в какое-то сумеречное летаргическое состояние. Мы выходили на так называемое «плато».

Каждый день, появляясь в отделении «скорой» и переодеваясь в чистую одежду, я чуял нутром, что ситуация продолжает ухудшаться, хотя, казалось, что хуже быть не может и что мы погружаемся в самое адище адовое.

Две из трёх секретарш в офисе администрации были больны. В соседнем кабинете начальник отдела медсестёр тоже болел. Доктор Мерси лежал в отделении для критических, в специальном госпитале для ветеранов. Он был на вентиляторе — у него началось двустороннее воспаление лёгких. Доктор Харрис говорил, что «Адам — настоящий вояка, пройдёт через любой ад, но выживет». Ещё совсем недавно я делил этот маленький кабинет с доктором Мерси, мы сидели друг возле друга, без масок, мы кашляли и чихали, и теперь он тяжело болен ковидом. Теперь я сидел в офисе один. Я не понимал, почему я ещё не заразился.

* * *

Чернокожий гигант Стивен теперь переодевался в униформу по утрам в нашем офисе администрации, где я теперь сидел один.

Перед тем как снять свою одежду, Стивен раскрывал новый сложенный вчетверо комплект, чтобы убедиться, что ему дали правильный размер. Он поднимал перед собой развёрнутую гигантскую синюю куртку и штаны и, одобрительно кивнув, мол, размер правильный, снимал свитер, обнажая могучее, в татуировках, тело.

— Бен, я когда-то работал охранником в тюрьмах, видел там бунты и беспорядки. Я работал спасателем во время урагана Сэнди. Но всё это и близко не сравнится с тем, что происходит сейчас. В ER меня теперь часто просят помочь им переложить покойников на «красную кровать», чтобы отвезти их в морг. Некоторые из покойников очень тяжёлые, ты же знаешь, мёртвый человек становится холодным и тяжёлым. К тому же они все были больны ковидом. Это не моя работа, но меня просят, и я им помогаю. Потому что у них не хватает персонала. У нас здесь тоже не хватает персонала, не хватает лекарств, не хватает даже качественных мешков для покойников. Н-да… — он смотрел в крохотное окошко под потолком, в котором был виден кусочек неба. — Знаешь, у меня большая семья: пятеро детей и пожилые родители. Я не имею права сломаться. Я должен держаться.

— Понимаю.

— Ладно, пора идти. Ты классный парень, Бен, и классно работаешь. Дай мне пять.

* * *

— Бен! Бен! Ты у себя? — окликнул меня из своего кабинета доктор Харрис.

— Да, док.

— Как дела?

Но я не ответил.

— Бен, ты что, оглох? Зайди ко мне.

— Что случилось? — я вошёл в кабинет босса.

Он сидел за своим столом, подперев рукой мясистую щёку. Его лицо было каким-то странным, таким я не видел его до сих пор — глаза бешено бегали по сторонам, губы кривились, ноздри маленького ровного носа дёргались. Засопев, он впился в меня взглядом своих гневных и в то же время каких-то несчастных глаз.

— Бен, ты же хорошо разбираешься в алкоголиках, да?

— Кое-что понимаю в их ментальности.

— Значит, ты можешь определить, есть ли у кого-то ментальность алкоголика?

— М-м, — промычал я неопределённо, не понимая, к чему он клонит.

— Если, например, я сейчас хочу выпить литр водки, значит, по-твоему, я алкоголик?

— В случае, если безо всякого повода вы хотите выпить литр водки, то вы безнадёжный алкоголик, — подтвердил я, заметив наконец, что в его глазах бегают шутливые искорки. Я понял, что доктор Харрис сейчас меня попросту разыгрывает.

— Вы действительно хотите напиться? — спросил я напрямую.

— Да.

— Все рестораны и бары закрыты. Но можно напиться у меня дома. Тем более, что мы живём по соседству.

* * *

Мы сидели у меня в гостиной: я, доктор Харрис и Эми. Я и доктор Харрис пили водку «Абсолют», а Эми — апельсиновый сок, объяснив, что, дескать, «водка — не её напиток», а вина в квартире нет.

Мы купили литр, на всякий случай. Я был уверен, что мы вдвоём сможем осилить максимум полбутылки. К моему удивлению и вопреки моим ожиданиям, на пару с ним мы выпили уже три четверти и почти не были пьяны.

Доктор Харрис не был пьян, скорее, расслабился. Он то вспоминал свои студенческие годы, то рассказывал курьёзные, немного похабные истории из своей практики хирурга. Поначалу он не был уверен, что Эми такие истории придутся по нутру, но видя, что ей очень даже нравится, отвязался, что называется, по полной, и уже рассказывал эти врачебные анекдоты, не стесняясь, порой перемежая свою речь матом и выразительно жестикулируя. Перед тем как закончить очередную историю, он неожиданно умолкал. Смотрел внимательно на нас с Эми, сомкнув губы, и вдруг выдавал неожиданную концовку:

— А у неё во влагалище — картошка! Вот такая картошка! Оказывается, ей кто-то сказал, что таким образом — с помощью картошки — можно предотвратить выпадение матки!

И мы все взрывались хохотом.

На столе стояли блюдца с маслинами и ломтиками сыра, нарезанные куски курицы-гриль. Эми пару раз предложила гостю ветчины и открыть ещё консерву красной рыбы, но он отказывался, уверяя, что еды на столе и без того более чем достаточно.

Потом он рассказал Эми, как мы с ним познакомились — здесь, на солт-марше, когда на берегу ловили рыбу.

— Бен тогда поймал вот такую песчаную акулу, — доктор Харрис разведёнными руками показал размер акулы. — Она ему чуть не откусила палец.

Насчёт пальца он, правда, присочинил, но акулу я тогда действительно поймал огромную.

— Он тащил её с таким упорством и азартом, что я тогда решил: этот парень должен работать у меня в «скорой». Шутки в сторону.

Мы продолжали пить водку, уже без всяких тостов и красивых слов. Каждый наливал себе и пил. Водка казалась водой. Мы просто сами не знали, до чего мы устали. Это я говорю о себе. Об усталости доктора Харриса говорить не могу.

— Значит, ты и есть та самая медсестра, которую Бен хотел устроить к нам? — спросил он, поставив на стол опорожнённую рюмку и вытянув губы вперёд, выдыхая после «залпа».

— Да, — ответила Эми.

— Ну-ка, напомни, что там произошло и почему тебя к нам не взяли, — попросил он.

Эми на миг смутилась, но, быстро собравшись с духом и овладев собой, сказала:

— Я работала в медицинском центре и, как медсестра, имела доступ к лекарствам. Я тогда жила со своим бойфрендом… — она умолкла. Ей стало стыдно продолжать.

— А-а, всё ясно. Теперь припоминаю: из-за таблеток ты получила пару лет условно и твоё право работать медсестрой временно приостановлено, так?

— Да. Именно так. Я знаю, что поступила очень некрасиво.

Доктор Харрис, наморщив лоб, задумался о чём-то.

— Ты всё ещё хочешь работать в «скорой»? Даже сейчас, когда свирепствует этот fucking ковид и никто не знает, чем это всё закончится?

— Да.

— Бен, как ты считаешь, мы всё-таки должны за неё побороться и взять её к себе? Ну, оступилась девушка, с кем не бывает. Нужно дать ей шанс. Окей, я лично поговорю с отделом кадров насчёт тебя. Уверен, найдём для тебя что-нибудь подходящее.

— Доктор, вы серьёзно? Шутки в сторону? — спросила Эми, в шутливой манере повторив излюбленную фразу доктора Харриса.

— Абсолютно, — сказал он, наливая себе водку из бутылки. Он всё ещё безнадёжно старался опьянеть.

* * *

Было уже около одиннадцати часов вечера, когда мы с Эми проводили доктора Харриса до машины. Эми предложила подвезти его домой, она бы села за руль, так как среди нас она одна была трезвая, но он отказался — ему отсюда было рукой подать.

Вскоре мы с ней вернулись домой. Эми начала убирать со стола, ставила посуду в посудомоечную машину, а я сел на диван. Моя голова слегка кружилась, только сейчас я осознал, что вдребезги пьян.

— У твоего босса очень красивые мускулистые руки, я не могла от них отвести взгляд. Они мне напоминали руки античных героев мраморных скульптур.

— У него не только руки, как у героя. Он и есть самый настоящий герой. Несколько дней назад он практически один обслуживал как врач половину отделения «скорой», потому что все другие врачи, кто должен был работать на смене, не вышли из-за болезни. Ты медсестра, можешь себе представить, что это такое — один врач на пятьдесят больных, каждый третий из которых в критическом состоянии. И он не единственный в нашем отделении. Есть у нас ещё гигант Стивен, надсмотрщик-санитар. К той же категории героев относятся ещё несколько наших врачей и медсестёр. Герои, детка, совсем не такие, какими мы их себе представляем или какими их изображают в кино. В самом деле герои — они простые, обычные, они хохочут, матюгаются, рассказывают похабные истории о выпадении матки. Но они не ищут внимания и популярности. У них есть одно редкое качество: они рискуют своим здоровьем, а иногда и своей жизнью ради других, даже не подозревая о том, что они герои.

Я недолго помолчал.

— Не знаю, говорил ли тебе мой отец о том, что его отец — мой дед, когда-то, во время Второй мировой войны, попал в нацистский концлагерь, но совершил оттуда побег. Так вот, после войны он переехал в Штаты, о нём, понятно, писали в прессе, приглашали на радио и TV. Я его в живых не застал, но те родственники, кто его знал, рассказывали, что в повседневной жизни он был самым обыкновенным человеком, любил грязные шутки. Ничего героического. Кстати, меня назвали в его честь.

— Значит, ты — тоже герой, — сказала Эми, сев рядом со мной и положив мне руку на плечо. — Как ты думаешь, твой босс добьётся, чтобы я работала в госпитале?

— Конечно, считай, что ты уже там. Видишь, не получилось с первого раза, получится со второго. Скоро будем работать вместе. Ты переедешь ко мне, и наконец всё станет на свои места, — я погладил её чёрные жёсткие волосы.

— Н-да, — подтвердила она, посмотрев на меня с необъяснимой печалью.

— Эй, что опять не так? Ты как будто не рада? — я отклонился и прищурил один глаз, чтобы лучше увидеть Эми. Я чувствовал, что у меня уже сильно кружится голова и всё вокруг как-то расплывается в очертаниях.

— Рада, очень рада, — сказала она, вставая. — Давай-ка, мой алкоголик, я тебе помогу добраться до кровати. Надеюсь, завтра утром ты сможешь подняться и пойти на смену. А-а, я же совсем забыла, завтра же суббота, у тебя выходной.

— Да, завтра суббота, и у меня шабат. И как любой ортодоксальный еврей, я буду отмечать шабат. Поэтому я пойду в синагогу молиться. Я скажу Богу, что у Него нет ни капли сочувствия и сострадания к людям, потому что Он видит весь этот fucking Армагеддон, как мы здесь корчимся в муках, а Ему по фиг, по фиг! — возмущался я, когда мы с Эми шли в спальню и она поддерживала меня под руку.

— Окей. Завтра пойдёшь в синагогу и скажешь Богу всё, что о Нём думаешь. Будь осторожен, не упади.

Через пару минут я лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, а Эми стягивала с меня носки и джинсы.