Дважды благословенная

Глава 6

Итан проснулся от солнечных лучей, слепивших ему глаза даже во сне, и сразу ощутил острую, пульсирующую боль в ноге, отзывавшуюся такой же пронзительной болью в висках. Все его мускулы болели, словно его всю ночь пытали на дыбе. Во рту пересохло так, что сейчас он был бы рад и глотку даже самой грязной воды. Но жара, к счастью, не было, глаза видели все вокруг вполне отчетливо, и даже по характеру боли чувствовалось, что рана заживает и что заражения нет.

Тори уже хлопотала у костра, и Итан с наслаждением втянул ноздрями ароматный запах кофе. Запах успокаивал его, но присутствие девушки раздражало — Итан был уверен, что она снова попытается сбежать, а в глубине души даже хотел этого, и то, что она осталась, показалось ему подозрительным. Что у нее на уме?

Итан медленно поднялся. Это причинило ему новую боль, и, если бы не присутствие Тори, он разразился бы весьма цветистыми ругательствами, однако при женщине Итан не мог себе этого позволить.

— Доброе утро! — Девушка улыбалась ему приветливо, словно лучшему другу. — Сегодня тебе, кажется, немного получше.

Итан хотел было улыбнуться ей в ответ, но не смог, так как все его внимание было сконцентрировано на том, чтобы удержаться на ногах — он чувствовал себя еще очень слабым.

— Спасибо, — прохрипел Итан. От сухости во рту язык его еле ворочался. Это заставляло его еще больше злиться на Тори, хотя он и понимал, что это нелепо.

Тори налила ему кофе в кружку, и Итан молча, не поблагодарив, принял ее. Кофе был густым и крепким, как раз таким, как он любил, но он обжигал пересохшее горло, и Итан закашлялся.

— Ты, случайно, не простудился? — нахмурилась Тори. — Спать на голой земле все-таки опасно. Я должна была, конечно, что-нибудь тебе подстелить… Правда, от этого еще никто не умирал… Хотя как знать… Я знала парня, который умер от зубной боли — она обострилась настолько, что вызвала заболевание мозга. Зрелище было жуткое — он катался по земле, выл и истекал слюной, словно бешеная собака.

— Звучит обнадеживающе! — усмехнулся Итан. Он попытался сесть и тут же проклял себя, что не остался стоять: раненая нога одеревенела настолько, что почти не сгибалась.

— Вот что случается, — нравоучительно заметила Тори, — когда наплевательски относишься к собственному здоровью! Надеюсь, ты все-таки не собираешься пускаться в путь сегодня? — А может, — усмехнулся он, — нам вообще остаться здесь навсегда? Построим дом, разобьем какой-нибудь огородик…

— Хоронить тебя здесь я тоже не собираюсь, — усмехнулась Тори в ответ. — У меня нет лопаты, а без нее это было бы тяжеленько.

— Не беспокойтесь, мисс, — не остался в долгу Итан, — я отнюдь не собираюсь доставлять вам такое удовольствие.

Шутки шутками, но все же Итан понимал, что Тори права — один день как минимум переждать было надо, тем более что путь им предстоял нелегкий. Перспектива провести лишний день в компании с этой взбалмошной девицей, которая то стреляла в него, а теперь вдруг принялась за ним ухаживать, мало вдохновляла Итана, но тут уж никуда не денешься.

Взяв и себе кружку кофе, Тори примостилась на камне.

— Откуда ты? — спросила она вдруг у Итана.

Тот, не торопясь, отпил еще глоток. Теперь уже кофе не обжигал горло, и Итан мог им наслаждаться.

— Из Техаса.

— Техас большой.

Итан недоверчиво покосился на нее. Позавчера, когда он похитил Тори из сада мексиканца, она готова была выцарапать ему глаза; еще вчера у нее хватило дури, чтобы стрелять в него. А сегодня она вдруг ухаживает за ним, словно за родственником, нянчится, словно с ребенком. Итан не мог понять, чем вызвана такая перемена, не знал, как себя вести с Тори; чего еще от нее можно ожидать, и эта неизвестность бесила его.

Тори даже выглядела сегодня по-другому. Желтое платье, еще пару дней назад безумно роскошное, успело превратиться черт знает во что, но Тори, похоже, приложила все усилия, чтобы выглядеть в нем как можно более прилично. Девушка также постаралась, насколько возможно, привести в порядок прическу, хотя половина заколок и была потеряна. От бессонной ночи и пережитых волнений под глазами Тори обозначились круги, но это компенсировалось тем, что палящее солнце пустыни уже успело покрыть ее лицо ровным бронзовым загаром, на фоне которого ее веснушки выглядели весьма привлекательно. Сегодня Тори казалась доброжелательной, энергичной, уверенно-деловитой — ничего общего с той женщиной-пантерой, которая вчера стреляла в него. Сейчас она выглядела очень молодой и даже несколько хрупкой и вела себя так, словно ничего и не случилось. Итан поймал себя на мысли, что сегодняшняя Тори нравится ему гораздо больше вчерашней.

Как бы то ни было, Тори задала ему вопрос и ждала ответа.

— У моих родителей было ранчо на Бразосе, — ответил он.

Тори сделала еще один глоток.

— И чем же ты занимаешься, кроме того что возвращаешь отцам сбежавших дочерей?

Итан посмотрел на нее, прищурившись:

— А тебе зачем? Уж не досье ли ты на меня собираешь?

— Да нет, — пожала она плечами, — просто интересуюсь. Я ведь ничего не знаю о тебе…

«И слава Богу!» — подумал Итан.

— Когда чем, — сказал он вслух. — И прекрати задавать дурацкие вопросы.

Тори слегка покраснела, и Итан заметил, что в глазах ее мелькнула обида.

— Я просто пытаюсь завязать разговор. Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но я сожалею, что стреляла в тебя. По-моему, нам вовсе ни к чему дуться друг на друга всю оставшуюся дорогу.

Итан выдавил из себя смешок:

— Сожалеешь, что стреляла? Какое благородство, черт возьми! Оказывается, ты и сожалеть о чем-то умеешь? Ну и ну! Только мой тебе совет: меня жалеть не надо. Найди себе для этой цели кого-нибудь другого.

Глаза Тори вспыхнули, и на мгновение Итану показалось, что она сейчас швырнет в него кружкой с кофе. Но вместо этого девушка подчеркнуто вежливо произнесла:

— Я хотела бы попросить об одном одолжении, мистер Кантрелл. — В последних словах слышалась явная ирония.

— О каком же, мисс Мередит? — в тон ей поинтересовался он.

— Прекрати называть меня «мисс». Это невежливо. От смеха Итан чуть не подавился кофе.

— Как же прикажешь тебя называть, чтобы это звучало достаточно вежливо для тебя?

Смех Итана, похоже, задел Тори.

— А тебе не приходило в голову, что у меня есть имя?

— По идее, должно быть, — откликнулся он.

— Так вот, меня зовут Тори. Сокращенное от Виктория. Итан молчал.

— А я буду называть тебя Итан. Так тебя, кажется, зовут? Он пожал плечами:

— Что ж, лучше Итан, чем то, как ты меня называла раньше. И где только такая воспитанная леди научилась таким словам?

Терпение Тори лопнуло. Брови ее сошлись на переносице.

— От таких, как ты! — фыркнула она и отбежала подальше от него.

Не успела она его оставить, как Итан уже пожалел, что так вышло. У него вдруг резко испортилось настроение, словно ее болтовня безумно веселила его. Но причина, видимо, была в другом. Слова Тори «я ведь ничего не знаю о тебе» снова и снова звучали в его ушах, напомнив ему, кто он и почему здесь. Много недель, даже месяцев, он пытался отгонять эти воспоминания, забыть их за текущими делами и планами, но от себя не убежишь…

…Кэтлин. С того момента, как он впервые увидел ее, Итан уже знал, что это именно та женщина, которая нужна ему. Все в ней было каким-то мягким, успокаивающим: лицо, фигура, голос, улыбка, пышная копна иссиня-чер-ных волос, бездонные глаза цвета неба на рассвете… Она пахла ромашками, горячим хлебом, свежевыстиранными льняными скатертями… Кэтлин никогда не спешила, хотя ни минуты не сидела без дела.

Всякий раз, когда он проходил мимо ее дома, она либо развешивала на веревках выстиранное белье, либо собирала в корзину цветы, либо с закатанными рукавами и с руками по локоть в муке месила у окна тесто. Когда он приходил к ней, они обычно сидели в гостиной. В руках у нее были пяльцы, и она склонялась над своим вышиванием, но при этом всегда внимательно слушала его рассказы, время от времени поднимая на него взгляд и вставляя фразу — всегда тактично и умно. В такие моменты Итан чувствовал себя самым сильным, самым умным и самым счастливым человеком в мире.

Тогда ему было девятнадцать. Они только что поженились и строили свой дом на небольшом участке земли, подаренном ему отцом к свадьбе. Дом был уже почти готов, и они решили съездить в город, чтобы купить еще кое-какой материал и взять немного денег в банке. Времени у них было в обрез, и на главной площади они расстались, решив, что Кэтлин пойдет за продуктами, а Итан — за материалами для дома, и договорились встретиться у банка. Кэтлин, как всегда, мягко, но настоятельно попросила его не задерживаться. Но Итан все-таки задержался в скобяной лавке, будучи не в силах не похвастаться перед встретившимися там дружками, какой замечательный дом он строит и какая у него замечательная жена. Когда вдруг раздались выстрелы, Итан выскочил из лавки и рванулся к банку. Но Кэтлин уже лежала у дверей в луже крови.

Тех двоих, что выбежали из банка с мешком денег — один из них еще отшвырнул с пути тело Кэтлин сапогом, — Итан не запомнил, да и не мог запомнить — их лица были закрыты платками до самых глаз. Но были еще двое, что ждали на улице. Люди шерифа открыли огонь, и один из бандитов — судя по всему, главный в четверке — едва не упал с лошади. Пытаясь обрести равновесие, грабитель потерял платок, закрывавший его лицо. Итан почти ничего не видел, прижимая к себе бездыханное тело жены и бормоча, словно в бреду, какие-то бессвязные слова, но лицо грабителя он запомнил хорошо. Этого лица он не забудет никогда…

Итан присоединился к людям шерифа, устроившим погоню за преступниками. Три недели они шли по следу, но затем потеряли его. Шериф повернул обратно и умолял Итана сделать то же самое. Но Итан чувствовал, что обратной дороги для него уже не существует.

Весь следующий год Итан проездил из города в город, из селения в селение, через пустыни, через реки вброд… Он словно не чувствовал ни испепеляющего зноя, ни проливного дождя. Он не знал, где остановится на ночлег и чем ему придется утолять голод. Мускулы его стали твердыми, словно сталь, кожа жесткой, как седло под ним, морщинки, смеявшиеся в ответ на заразительный смех Кэтлин, превратились в глубокие, никогда не разглаживающиеся складки. Он ехал вперед, задавал резкие, односложные вопросы и снова погонял верного мустанга. Тело его дышало и спало, пило и ело, но жило словно отдельно от сознания, целиком поглощенного одной идеей. Лишь память и жгучая жажда мести заставляли его жить и дышать.

Когда — случайно или нет — конь снова занес Итана в родные края, родители даже не узнали его. Боясь, что сын повредится умом, родители умоляли его оставить безумную затею и снова осесть дома.

Но дома у Итана уже не было. Тот, который так и остался недостроенным, уже начал приходить в упадок и разрушаться. Итан и сам был как этот дом — от него словно осталась одна внешняя оболочка. И когда в городке появился некто Лон Фоукс, заявивший, что ему нужен человек, который умеет хорошо стрелять, Итан, не раздумывая, снова покинул родные края — на этот раз уже навсегда.

Время смягчило боль от потери Кэтлин, стерло из памяти ее лицо. Но ненависть осталась все такой же острой, как и в первый день. До последнего времени у этой ненависти не было имени. Лишь полгода назад Итану удалось наконец узнать имя человека, стрелявшего в Кэтлин. Кэмп Мередит.

Итан понимал, что теперь, по прошествии десяти лет, почти невозможно будет доказать причастность Мередита к давнему ограблению и убийству. Но он был уверен, что не только от этого преступления, но и от многих других тянется тайная нить к дому Кэмпа Мередита. Лон тоже имел достаточные основания для подозрений, но неопровержимыми доказательствами все-таки не располагал. Раздобыть их должен был Итан. Именно для этого Итану и необходимо было проникнуть в закрытую для посторонних организацию Мередита. И помочь ему в этом могла только Тори. От того, вернет ли Итан Кэмпу его ненаглядную дочь, зависело все. Мередит должен увериться в его надежности. Без этого все десятилетние усилия Итана пойдут насмарку.

Так что, нравилось ему это или нет, на последующие несколько дней Тори Мередит должна была стать его единственной заботой. «Главное, — решил Итан, — это добиться ее расположения». Для него это было не особенно сложно, а услугу могло бы оказать очень большую.

Итан уже успел заметить, что Тори не то чтобы очень обидчива, но лучше все-таки было ее не задевать.

Впрочем, большую часть этого дня Тори держалась от него на некотором расстоянии. Итана это вполне устраивало — чтобы нога быстрее зажила, ему нужен был покой. Но лежать весь день неподвижно тоже не следовало — чтобы разрабатывать ногу, Итан медленно прохаживался взад и вперед, превозмогая боль. Тори же весь день была занята. Она водила лошадей на водопой к обнаруженному неподалеку ручью, собирала хворост для костра. Когда в середине дня жара стала нестерпимой, Тори, расстелив одеяло в тени, немного подремала.

Наблюдая за девушкой, Итан обратил внимание, что любую работу Тори выполняет с удовольствием, спокойно и без излишней суетливости. Итан поймал себя на том, что ему это в ней нравится.

«Впрочем, — подумал он, — чем здесь особо восхищаться? Так, в сущности, и должно быть! Хватит с меня уже той нервотрепки, что она успела мне причинить!»

Лишь перед ужином к Итану наконец вернулась его разговорчивость — очевидно, она пришла вместе с аппетитом.

— Может, ужином займусь я? — дружески предложил он Тори. — Тебе уже, наверное, надоело готовить.

— Ну нет, — усмехнулась она, — спасибо! Я уже имела «удовольствие» пробовать твою стряпню! Впрочем, если хочешь, помоги мне резать свинину. Остальное я сделаю сама!

Итан не мог не рассмеяться:

— Я был прав — на роль толстой сеньоры ты действительно не годишься. Ты не из тех, кто может целый день сидеть сложа руки. Удивительно, что ты нашла в этом мексиканце? Да у тебя с ним ничего общего!

Тори молчала, и Итан, пожалев, что, по-видимому, снова разбередил ее рану, поспешил переменить тему.

— Мне уже лучше, — сообщил он. — И горло, слава Богу, перестало болеть.

Тори посмотрела на него с недоумением: что это он вдруг заговорил об этом?

— Слава Богу, — откликнулась она, не зная, что еще сказать.

Насыпав в котелок бобов, она залила их водой.

— Завтра, я думаю, уже можно будет отправляться в путь. — Пристроившись на камне, Итан достал оселок и начал точить затупившийся нож.

Тори молчала. Поскольку она стояла к Итану спиной, нельзя было угадать, как она отреагировала на его последние слова.

— Знаешь, — проронил вдруг Итан, — ты оказалась не совсем такой, какой я тебя себе представлял.

Она быстро повернулась к нему:

— Вот как?

Итан искоса посмотрел на Тори, совсем незаметно для нее. Не то чтобы это было для чего-то необходимо — просто смотреть так на людей давно стало привычкой Итана, от которой он никак не мог отделаться.

— Кэмп Мередит очень богатый человек, — объяснил он, — и я, признаться, думал, что его дочь — изнеженная, избалованная девица, у которой в голове лишь моды да сплетни…

— Что ж, — фыркнула Тори, поддевая ножом шипящую на сковородке свинину, — извини, если я тебя разочаровала!

— Разве я сказал, что ты меня разочаровала? Напротив, я был бы разочарован, если бы ты действительно оказалась ленивой и пустоголовой!

Тори пристально посмотрела на него, не зная, насколько серьезен этот неожиданный комплимент. Но Итан, похоже, был вполне искренен.

— Ничего удивительного, — призналась она, — что здешняя жизнь не вырастит из тебя лентяя — здесь приходится каждый день работать так, что уж не до балов и развлечений. Кстати, если хочешь знать, отец хотел было отправить меня куда-нибудь, где я могла бы окончить школу. Но я отказалась — я знала, что нужна ему здесь, на ранчо. Тем более что всему необходимому он и сам мог меня обучить. И как видишь, обучил, — добавила она не без гордости.

— А что случилось с твоей матерью?

Тори присела на камень рядом с костром и обхватила колени руками. Итан невольно залюбовался ею — в этой позе она казалась совсем девочкой.

— Мама умерла в Виргинии от тифа, когда мне было двенадцать. После этого я переехала к отцу.

Итан посмотрел на нее с интересом:

— Значит, ты не всегда жила здесь? Тори покачала головой:

— Папа приехал сюда после войны — он искал для нас с мамой подходящее место. Но все кругом было совершенно диким, и он решил хотя бы немного пообжиться, прежде чем перевозить сюда нас. Время от времени он приезжал навестить нас, и каждый раз говорил, что осталось уже совсем немного… Наконец мы уже собрались ехать, но тут мама заболела… — Глаза Тори затуманились. — Короче, в результате я приехала одна.

Итан долго молча смотрел на нее.

— Значит, — заговорил он наконец, — ты не знаешь, каким образом твой отец нажил деньги?

Тори удивленно посмотрела на него:

— Как не знаю?'Разумеется, знаю! Он торговал скотом.

— Да, разумеется, — пробормотал себе под нос Итан и, чтобы Тори не успела ничего прочитать в его глазах, отвернулся и снова стал точить нож.

Что ж, в том, что Тори не знала, каким образом ее отец наживал деньги, не было ничего удивительного — какой отец станет признаваться дочери, что промышляет грабежом и разбоем? Тори могла прожить всю жизнь, так и не узнав об этом — ранчо старика было для него неплохим прикрытием. Если Кэмпу столько лет удавалось водить за нос власти, то что уж говорить о молоденькой, неискушенной девушке? Если, конечно, Кэмп и теперь этим промышляет… Впрочем, Итан был уверен, что промышляет.

Было совершенно очевидно, что Тори не пытается скрыть от Итана, чем на самом деле занимается ее отец, а сама этого не знает. А раз так, то и не несет за это ответственности — ее нельзя даже обвинить в том, что она не осуждает отца. Итан не мог решить, нравится ли ему такая наивность Тори или нет.

— Ты, должно быть, очень гордишься отцом?

— Еще бы! — В глазах Тори тем не менее не было энтузиазма. — А вот он, — вздохнула она, — не может гордиться мной после того, что я сделала. Я думаю, ни одна дочь так не оскорбляла отца! Я не удивлюсь, если он теперь не захочет даже видеть меня до конца своих дней!

Это удивило Итана, но, поразмыслив, он решил, что Тори, пожалуй, права. Ему захотелось как-то ободрить ее:

— Твой отец, как ты знаешь, послал меня за тобой. Вряд ли это говорит о том, что он не хочет тебя видеть!

Тори покачала головой. Голос ее звучал совсем подавленно:

— Я все разрушила, все! Я думала, что моя свадьба с Диего решит все проблемы, но в результате я лишь все испортила так, что уже не исправишь. Какой же я оказалась идиоткой!

— Значит, — заключил Итан, — Ортега все-таки признался, что женат!

Теперь Итан понял, почему Тори покорно вернулась вдруг к нему, Итану, почему так заботилась о нем. Итан не привык к сантиментам, однако не мог не признать, что начинает испытывать симпатию к этой девушке.

Тори посмотрела ему прямо в глаза. Итан выдержал ее взгляд.

— Ты был прав, — горько признала она, — Диего просто использовал меня. — Она передернула плечами. — Я это заслужила — нельзя быть такой дурой. Нужно было понять, что я совершенно не та женщина, которая могла бы понравиться Диего.

— Почему? — удивился Итан.

— Как почему? — Лицо Тори исказила гримаса. — Да на меня без смеха смотреть нельзя! Тощая, нескладная, вся в веснушках настоящая уродина… Да и манерами ты верно подметил — не блещу. Да еще, как оказалось, полнейшая дура! Какой мужчина в здравом уме прельстится такой?

Слушая эту исповедь, Итан чувствовал себя неловко. Он знал, что плохо подходит на роль утешителя — а именно этого, по-видимому, хотела от него Тори. Все, о чем он мечтал, — поскорее вернуть ее отцу и сбыть наконец с рук. Но, отложив нож и точило, Итан неожиданно для себя сказал:

— Не говори так о себе! Я уверен, что когда-нибудь ты найдешь мужчину, который сможет оценить тебя по достоинству. К тому же, — добавил он, совершенно не собираясь этого делать, — ты вовсе не уродина!

Тори посмотрела на него с удивлением и надеждой:

— Серьезно?

Итан почувствовал себя еще более неловко.

— Абсолютно, — поспешил уверить ее он. — И с чего ты взяла, что на тебя смешно смотреть? Я, как видишь, не смеюсь!

На мгновение в глазах Тори мелькнуло что-то детское, но тут же погасло.

— По-моему, ты вообще не из тех, кто много смеется! Итан отвел глаза — ему совсем не хотелось переводить разговор на его собственную персону.

Тори перевела дыхание, словно собираясь сказать что-то важное.

— Знаешь, — начала она мягко и немного нерешительно, — я должна перед тобой извиниться. После того как я стреляла в тебя… ты имел полное право меня бросить. Но ты вернулся за мной! Спасибо, — добавила она совсем тихо.

Итан внимательно посмотрел на Тори. В глазах ее он прочитал искреннее сожаление, благодарность и — боль. Итан вдруг и сам ощутил чувство вины. Он сделал попытку отогнать это чувство, но оно упорно не уходило. Если бы Тори знала действительную причину, по которой он вызвался вызволять ее, она бы не смотрела на него с такой благодарностью, не изливала бы перед ним сейчас душу. Хотя Итан и не испытывал желания выслушивать ее исповедь, правду он ей, разумеется, сказать не мог.

— Не стоит благодарности, — сухо ответил ей он. — Я просто делал свою работу.

Итан поднялся и отошел подальше от костра, прежде чем Тори успела перехватить его взгляд.