На следующее утро, как и рассчитывали, они отправились в путь. Тори почти все время молчала — она была слишком подавлена. Каждый шаг приближал ее к дому, к отцу, но вместо радости она испытывала щемящее чувство безысходности. А при воспоминании о Диего Тори просто бросало в жар от ненависти к этому человеку. И снова мысли ее возвращались к тому, с чего, собственно, все и началось — перед ней вставал Новый Орлеан с его роскошными бальными залами, с праздничным блеском свечей; элегантные мужчины смотрели на нее горящими глазами… Неужели это не повторится никогда, никогда?..
Да, она уже больше не вернется к той жизни, где главная забота состоит в том, какое платье надеть на очередной бал. Тори понимала, что такой беззаботный период в жизни девушки бывает только раз, что он прошел так бездарно. И винить в этом она могла только себя одну.
Тори знала, что отцу хотелось выдать ее замуж за достойного человека, хотя он редко говорил с ней на эту тему. Кое-кто у него уже был на примете — политики, владельцы ранчо, банкиры, — но ни один из них не проявлял к ней повышенного внимания, да и самой Тори они казались какими-то скучными и неинтересными. Может быть, это было и наивно, но Тори не желала расставаться с мечтой о сказочном принце. Отправляясь в Новый Орлеан, она втайне надеялась, что там наконец ее мечта сбудется. Теперь же она окончательно убедилась, что сказочных принцев просто не бывает.
Мерный стук копыт, продолжавшийся уже не один час, словно отсчитывал последние минуты ее юности. Однообразная, бесконечно тянувшаяся пустыня казалась ей слепком с ее души, в которой уже не оставалось ни желаний, ни чувств.
Тори пыталась уверить себя, что ей вообще не нужен никакой мужчина. Она сама даст сто очков вперед кому угодно, кроме разве что отца, — в стрельбе из ружья или езде на лошади да и в смысле ума не уступит. Она знала женщин, которые прожили жизнь без мужчин и при этом прекрасно себя чувствовали. Взять хотя бы Энни по прозвищу Бизониха — да ее ловкости и смелости хватило бы на десятерых мужчин. Огромная, как бык, с голосом, подобным звуку медной трубы, Энни носила по пистолету на каждом боку и лассо на плече. Когда она проезжала мимо на своем горячем, как она сама, мустанге, мужчины невольно уступали ей дорогу. А чем Тори хуже, почему, собственно, она не может быть такой, как Энни? Такой и старость не страшна — она и при жизни уже стала живой легендой.
Но перспектива стать живой легендой почему-то не привлекала Тори. Ей хотелось совсем другого — оставаться молодой и быть любимой сильным, надежным мужчиной…
Солнце поднималось все выше. Вокруг Тори клубились тучи насекомых, немилосердно жаля, нестерпимая жара заставляла ее обливаться соленым потом, который тут же высыхал, отчего ее платье сделалось жестким, словно панцирь, корсет не давал дышать, нижние юбки липли к ногам. Тори готова была возненавидеть Итана за то, что, отправляясь спасать ее, он не подумал захватить какую-нибудь одежду для нее, а теперь еще заставлял ее гнать лошадь по самой жаре. Тори уже начинала жалеть, что целилась ему в ногу, а не в сердце. Возвращение к отцу в этом случае было бы для нее неизбежным, но тогда оно хотя бы состоялось не так скоро.
К полудню наконец стало ясно, что хотя бы небольшой отдых им просто необходим. Увидев впереди какие-то скалы, Итан решительно направился к ним. Найдя в скалах узкую, едва заметную расселину, он заставил Тори протиснуться в нее. Тори уже готова была воскликнуть: «Куда ты меня завел?!» — но тут впереди замаячила водная гладь, и Тори облегченно вздохнула.
Лежавшее в ложбине, окруженной со всех сторон горами, озеро идеально подходило для того, чтобы в нем искупаться. Тори уже слезала с коня, когда Итан заявил:
— Купаться не будем. Только наполним фляги и напоим лошадей. Оставаться здесь надолго опасно — в любой момент могут объявиться дикие звери или индейцы.
— Я так хотела искупаться… — протянула Тори.
— Дома искупаешься.
— Нравится тебе это или нет, — вдруг решительно заявила она, — но я искупаюсь! Ты можешь делать что хочешь.
С минуту они пристально смотрели друг на друга, словно два барана, столкнувшихся на узкой тропинке. Наконец Итан вздохнул:
— Сначала напоим лошадей. Лошади довольно сильно взбаламутили воду, но Тори даже не стала ждать, когда та успокоится — так не терпелось ей искупаться. Освободившись от платья, оставшись в корсете и нижней юбке, Тори с удовольствием вошла в воду. На Итана она не обращала внимания, почти забыв о нем и с наслаждением поливая себя пригоршнями свежей, прохладной воды, ласкавшей ее разгоряченную кожу. Тори испытывала ни с чем не сравнимое блаженство. Неужели достаточно было проехать три дня по раскаленной, пыльной пустыне, чтобы простое купание показалось раем?
Сначала и Итан мало интересовался плескавшейся в воде девушкой. Ему было не до этого — больная нога не давала покоя. Итан решил было, что нога болит оттого, что затекла от долгого сидения в седле. Он попробовал немного походить, чтобы размять ногу, но от этого она разболелась лишь еще сильней. Тогда Итан опустился на песок и неторопливо развязал кисет.
Взгляд его невольно устремился к озеру. Итан и сам не прочь был плюнуть на все и искупаться, но кто-то должен же был находиться на страже, пока Виктория Мередит беспечно плещется в воде. К тому же ему из-за раны пока лучше не купаться. Впрочем, Итан поймал себя на том, что даже созерцание водной глади несколько успокаивает его и уменьшает боль.
Итан видел Тори лишь краем глаза, почти не беспокоясь о ней, — как вдруг она исчезла. Итан было забеспокоился, но тут же девушка снова показалась над поверхностью воды, с наслаждением встряхивая волосами и отплевываясь. Судя по ее виду, она явно сделала это нарочно, чтобы попугать его. Уж не соблазняет ли она его таким образом? Отогнав эту бог весть откуда взявшуюся мысль, Итан с удовольствием закурил.
Тори запрокинула голову, отчего ее волосы разметались медно-золотым каскадом по воде, а намокшая ткань корсета обрисовала небольшую грудь. Итан поморщился, подумав, что она не должна была вести себя так бесстыдно, а ему не следовало на нее смотреть, но отвернулся не сразу. Нет, вряд ли она все-таки соблазняет его — для этого она слишком неопытна и наивна, — это простое невинное бесстыдство молодой, радующейся жизни девушки. Впрочем, если бы и соблазняла, Итан не прельстился бы ею: как женщина она его совершенно не интересовала.
Впрочем, нельзя было сказать, что эта девушка совсем уж непривлекательна… Конечно, руки и шея ее слишком тонки и длинны — но это придает ей своеобразную грацию. Нельзя также не заметить, как хороши ее огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам и отливавшие на солнце золотом.
И, однако, Тори Мередит не принадлежала к тому типу женщин, которые нравились Итану. Впрочем, Итан уже почти забыл, какие женщины ему нравятся… Все эти годы, что прошли после смерти Кэтлин, он обходился без женщины. Иногда бывали случайные связи, но лица и имена очень быстро стирались из памяти Итана. Случалось, правда, что улыбка какой-нибудь девушки или молодой вдовы будоражила что-то в его душе, и он даже улыбался в ответ, но каждый раз это было связано с болью — глядя на них, он всегда вспоминал о Кэтлин.
Но сейчас Итан с удивлением поймал себя на том, что не просто смотрит на Тори, а представляет себе, как его ладонь ласкает эти маленькие груди, обрисовывающиеся под корсетом, эти стройные, длинные ноги, облепленные мокрой юбкой. Итан почувствовал, как кровь стучит у него в висках.
Он сердитым щелчком отстрельнул прочь окурок и поднялся на ноги. Больная нога тут же дала о себе знать, но Итан почти не заметил этого, так как еще сильнее боли было чувство стыда, заставившее его покраснеть до корней волос. Женщину, менее похожую на его Кэтлин, чем Тори Мередит, трудно было себе и представить. Если в Кэтлин все было мягким, спокойным, домашним, то в Тори — угловатым, необузданным, диким. Что, казалось бы, могло возбуждать его в полуребенке-полудикарке? Но главное было не в этом. Будь она даже красивее всех женщин на свете, она — дочь Кэмпа Мередита, и уже поэтому не должна вызывать у него никаких чувств, кроме презрения. Не должна, но тем не менее…
Итан, прихрамывая, стараясь не думать о больной ноге, подошел поближе к воде.
— Одевайся! — скомандовал он, не глядя на Тори. — Нам пора в путь.
Тори не мог не покоробить его неожиданно грубый тон, но Итан по-прежнему не смотрел на нес. Смочив свой шейный платок в воде, чтобы тот хоть немного охлаждал его во время езды, Итан повязал его. Все так же не глядя на Тори, он перекинул ногу через седло.
— Почему ты все время молчишь? — спросила Тори, когда они ближе к вечеру снова остановились на отдых — на этот раз на выжженной лужайке без каких-либо признаков воды поблизости.
— Просто ты болтаешь за двоих, — проворчал Итан, расседлывая лошадей, — не даешь мне вставить ни слова.
Похоже, Тори не обиделась. Купание не только освежило ее, но и удивительным образом подняло настроение. После купания Тори сняла корсет и нижние юбки, надев платье на голое тело, и от этого почувствовала себя значительно лучше: волосы же, чтобы не мешали, она перевязала полоской, оторванной от платья, — все равно оно уже было безнадежно испорчено.. Ей уже казалось, что все происходящее не самый худший вариант. Ведь отец мог прислать за ней какого-нибудь неотесанного работника с ранчо. Или она могла бы стать жертвой взбалмошного братца Диего. Да и вообще с ней могло случиться что угодно…
— Мне кажется, ты достаточно образованный человек, — заметила она. — А образованные люди, как правило, разговорчивы.
— Не образованнее других, — пробурчал он.
— Но читать ты хотя бы умеешь? Если да, то это уже очень много. Я не уверена, что у нас в городке так уж много мужчин, умеющих читать.
— Читать умею, — фыркнул он.
— А где ты научился? Ходил в школу?
— В школу? Какое-то время ходил. Но в основном меня учила всему мать. Она читала Шекспира, Гомера… — Итан замолчал, решив, что не следует так много рассказывать о себе.
— Твоя мать…— задумчиво произнесла Тори. — Моя мама тоже мне много читала. Она была умная, красивая, женственная… Мне до нее далеко. А какой была твоя мама?
— Мама как мама. — Итан был явно не расположен к разговору, но Тори не спешила сдаваться, надеясь все-таки разговорить его.
— Не хочешь рассказывать о себе? — осторожно спросила она. — Уж не утаиваешь ли ты какие-нибудь секреты?
— Если и утаиваю, то это мое дело. Много будешь знать — скоро состаришься.
Тори зажгла спичку и поднесла ее к хворосту, который она собрала для костра.
— Ты говоришь точь-в-точь как мой отец, — поморщилась она.
Итан вздрогнул и напрягся, но Тори, целиком занятая разведением костра, не заметила этого.
— По-моему, ты не женат, — заключила она. — Никакой женщине не понравится мужчина, из которого слова не вытянешь.
Итан, отвернувшись, молчал.
— Ну так что? — Тори посмотрела на него.
— Что «что»? — эхом откликнулся он, не оборачиваясь.
— Ты женат?
Итан молчал так долго, что Тори уже решила, что он и не ответит. Лица Итана она не видела, но не могла не заметить, как ссутулилась его спина.
— Был, — наконец нарушил он молчание. — Моя жена умерла.
Итан отошел как бы для того, чтобы принести хворост для костра, а на самом деле чтобы какое-то время побыть одному.
Глядя на огонь костра, Тори мысленно сравнивала Итана со знакомыми ей мужчинами — работниками отца, банкирами и адвокатами, заходившими к отцу по делам, и, конечно, с Диего. Итан Кантрелл не был похож ни на одного из них. В нем была какая-то загадочность, которая не может оставить женщину равнодушной. Он походил на героя романа — одинокий волк с грустными глазами, появившийся неизвестно откуда и направляющийся неизвестно куда, благородный рыцарь, приходящий в нужный момент на помощь даме. Если бы Итан вдруг объявился тогда на балу не во фраке, а таким как есть, в своей видавшей виды одежде, наверное, взглянув на него, она сразу же забыла бы Диего, и не было бы всей этой истории…
Впрочем, теперь это не имело значения. Тори уже не суждено ждать принца, мечтать о том, что за ней приедет прекрасный таинственный незнакомец — такой, как Итан Кантрелл. А Итан, выполнив свою миссию и вернув ее отцу, уедет, даже не оглянувшись на нее. Что ж, так и должно быть. Хватит романтических грез, пора уже наконец признать, что жизнь — штука довольно прозаичная.
Но все это казалось Тори ужасно несправедливым…
Видя, что все ее попытки вызвать Итана на откровенный разговор тщетны, Тори решила отказаться от них и была весьма удивлена, когда за ужином, состоявшим из уже ставших привычными бобов и свинины, Итан вдруг заговорил первым:
— Так почему же ты все-таки сбежала с этим Ортегой? Поссорилась с отцом и решила ему насолить?
Глаза Тори округлились, рука с поднесенным ко рту куском свинины замерла:
— Зачем мне было ссориться с отцом? Я его очень люблю… — Потом до нее дошло, что он хотел сказать. — Ты имеешь в виду войну, которую отец ведет с Диего уже много лет? Нет, я не хотела обижать отца. Честно говоря, об отце я тогда просто не думала. — Откусив и прожевав кусочек свинины, Тори продолжала: — Просто тогда, в Новом Орлеане… все казалось совершенно иным — таким праздничным, таким романтичным… А Диего был похож на героя из романа. Ну, знаешь, все эти романы с золотым обрезом, где какой-нибудь коварный злодей заточает прекрасную даму в неприступной башне, а отважный рыцарь в сверкающих латах приходит ей на помощь…
Несмотря на то что уже сгустилась тьма, Тори заметила, что губы Итана дрогнули в улыбке. Воодушевленная этим, она снова приступила к рассказу:
— Разумеется, я знала, что в реальной жизни все по-другому, но так хотелось хоть ненадолго поверить в чудо… Понимаешь, все произошло словно во сне. Мы танцевали, он осыпал меня комплиментами, вскружившими мне голову, и я сама начала чувствовать себя красавицей… Не успела я опомниться, как он уже предложил мне убежать с ним, и я согласилась, почти не думая. Диего казался таким искренним, таким… — Не договорив, Тори опустила глаза, уставившись в тарелку.
— Странно, — пробормотал Итан, не отрываясь от ужина. — Ты не похожа на тех, кому могли бы вскружить голову всякие романтические бредни.
Тори посмотрела на него.
— Как видишь, смогли, — вздохнула она, не оправдываясь, а словно защищаясь. — Я думаю, каждая девушка в глубине души… Чем я, собственно, отличаюсь от остальных?
Итану не хотелось с ней спорить, не хотелось бередить ее рану. Выждав, когда она немного успокоится, он сказал:
— Но все-таки ты не отдалась ему до свадьбы. Значит, какой-никакой здравый смысл у тебя все же оставался.
— Не уверена. — Голос Тори звучал тихо и как-то по-особенному задумчиво. — Может быть, если бы Диего стал настаивать, я бы и уступила. Уж лучше быть падшей женщиной, чем превратиться в старую деву. Говорят, — Тори постаралась придать голосу беспечность, но было заметно, что это ее волнует, — что многие мужчины находят падших женщин… как бы это сказать… интереснее… Как ты думаешь?
Итан не знал что ответить. Поэтому, откашлявшись, он выдавил из себя:
— Какая разница, что я думаю? Знаешь, давай-ка лучше спать! — Поднявшись и выудив из кармана щепотку табаку, он отошел, чтобы покурить.
Тьма сгустилась уже настолько, что линию горизонта невозможно было бы различить, если бы не всходившая луна, серебрившая своим светом песок. Теснившиеся вокруг скалы отбрасывали на землю изломанные, причудливые тени. Закурив, Итан какое-то время неподвижно стоял, глядя на загадочный диск луны, казавшийся огромным, как это бывает в начале ночи в полнолуние. Мысли его против воли снова и снова возвращались к Виктории Мередит.
Какая она все-таки странная девушка! То вспыльчивая и агрессивная, словно гремучая змея, то соблазнительная настолько, что и самый стойкий мужчина может потерять голову. Каждый раз, когда Итану начинает казаться, что он наконец изучил ее, она вдруг преподносит ему новый сюрприз. Говорит она всегда то, что приходит ей в голову, и, похоже, совершенно не умеет лгать. Если бы Итан не знал, что эта девушка — дочь Кэмпа Мередита, он бы ни за что в это не поверил.
Итан не мог себе объяснить, почему он оборвал разговор с Тори. Сейчас он уже жалел об этом. Кто бы мог подумать, что у этой девушки такие смелые взгляды и что она не боится высказывать их перед почти незнакомым мужчиной? Итану не приходилось затрагивать столь пикантные темы даже с собственной женой. Для Тори же это, казалось, было совершенно естественным. Итан не знал, какие еще неожиданности способна преподнести ему эта девушка, он знал только, что презирать ее он не хочет да и не может.
Итан уже собирался вернуться к костру, когда услышал вдруг чьи-то шаги за спиной. Рука его машинально потянулась к револьверу, но он тут же понял, что это могла быть только Тори. Оглянувшись, он увидел ее.
— Я думал, что ты спишь! — Итана удивило, почему теперь, когда он уже убедился, что это Тори, он продолжает испытывать легкую нервную дрожь.
— Не спится… — мечтательно прошептала она. — Такая луна… — Тори повернула лицо к луне и зажмурилась, словно смотрела не на луну, а на яркое солнце. — Красиво, правда?
Итан тоже залюбовался луной.
— Да, — согласился он, — красиво. — Некоторые считают, что пустыня выглядит уныло. Видели бы они ее при лунном свете!
— Вот видишь, — улыбнулась она ему, — и в тебе, оказывается, живет романтик!
Итан молчал, но теперь это молчание было уже другим. Теперь это было не молчание чужих друг другу людей, которым не о чем говорить; это было молчание людей, понимающих друг друга без слов, что и нравилось Итану, и пугало его.
Отведя взгляд от луны, Итан снова невольно залюбовался Тори. В мягком серебристом свете она была похожа на таинственную фею из сказки. Овал ее лица казался мягким, женственным, волосы, горевшие на солнце, словно медь, сейчас отливали какой-то мистической голубизной, как будто она светилась изнутри. Итан почувствовал, как от ее близости по коже его пробегают мурашки. Он подумал вдруг, что они сейчас одни на сто верст вокруг, и от этой мысли ему стало не по себе. Итан поспешил отвернуться.
— Вот было бы интересно там пожить! — мечтательно проговорила вдруг Тори.
— Где «там»? — не понял Итан.
— На луне.
Итан усмехнулся, покачав головой:
— Ты что, с ума сошла? — Тори была задета:
— Почему? Разве тебе не хотелось бы попробовать?
— Прежде всего, — нахмурился он, — как туда добраться?
— Построить мост, — заявила Тори, словно не сомневалась в реальности своего предложения.
Это было настолько неожиданно, что Итан не смог даже рассмеяться. Построить мост до луны — надо же додуматься до такого!
— Я думаю, — отозвался он через минуту, — там, на луне, все-таки холодновато.
Тори улыбнулась. Казалось, она уже успела забыть о своем мрачном настроении — глаза ее горели, как два бриллианта.
— Да нет! Мне кажется, луна должна быть теплой и мягкой, как туман над озером летним утром…
Итан посмотрел на нее, собираясь сказать что-нибудь насмешливое, но колкие слова замерли у него на губах. У него перехватило дыхание от мысли о том, как близка она и как красива… Сейчас Тори казалась ему словно сотканной из лунного света и его собственных фантазий. Губы ее были слегка приоткрыты, глаза снова горели молодым, невинным блеском, не было и следа от того щемящего чувства безысходности, которое еще совсем недавно владело ею…
Одно движение, один поцелуй — и это решило бы все… Но Тори не делала этого шага — уже наученная горьким опытом, она не смела… Не смел и Итан.
Тори смотрела на Итана. В его глазах отражалась целая гамма чувств — волнение, нерешительность, растерянность, но главное, что видела в них Тори, — желание, такое же сильное, как и то, что ощущала сейчас она, глядя на Итана.
Тори подумала о Диего. С ним она никогда не испытывала ничего подобного. Диего не заставлял ее трепетать от одного лишь взгляда на него. В Диего не ощущалось той мужской силы, что через край била в Итане, вызывая у Тори бешеное сердцебиение. В отличие от Диего Итан был непредсказуем, и эта непредсказуемость нравилась Тори. Никогда еще ей так не хотелось, чтобы мужчина обнял ее, поцеловал, чтобы…
— Итан… — Не в силах больше сдерживаться, Тори взяла его за руку.
Итан посмотрел на нее, и лицо его вдруг превратилось в непроницаемую маску.
— Иди лучше спать, — пробормотал он, отвернувшись. — Нам нужно завтра пораньше встать. Если мы поторопимся, то к вечеру уже будем дома.
Итан повернулся и, не глядя на Тори, пошел прочь.