Две женщины

2

В тот момент, когда графиня де Брионн вошла в салон, слегка порозовев от тайной досады, и направилась к барону, Казимир бросил на нее взгляд, намеренно выражавший самое явное восхищение. Молодой человек надеялся использовать удачный момент с выгодой для себя и уже приготовил в адрес графини комплимент в самых изысканных оборотах, когда та, не обращая внимания на столь дерзкие знаки восхищения, коснулась руки барона де Ливри и увлекла его в сторону. Дерош понял, что от него желают отделаться. Он быстро повернулся, приставил к глазу монокль и присоединился к шевалье и виконту, которые играли в карты в углу салона. Тем временем Елена усадила барона рядом с собой и сказала с видимым затруднением:

– Барон, мне нужно кое о чем откровенно поговорить с вами.

– Откровенно?

– Да. Мне было сделано весьма пылкое заявление. Барон, я разрешаю вам рассердиться.

– Конечно, – воскликнул господин де Ливри. – Я уже сержусь. Но кто осмелился?

– Я не знаю точно, у меня есть только подозрения.

– Подозрения! Значит, вы никого не видели?

– Это было письменное заявление.

– Тогда без подписи?

– Без всякой подписи. Мне, без сомнения, хотели задать хлопот с разгадыванием.

– А как вы его получили?

– Самым простым и примитивным способом: я нашла его вложенным в мой носовой платок.

– Кого же вы подозреваете?

– Если это ни шевалье, ни виконт, ни вы…

– Вы знаете, мы вас слишком уважаем, милая графиня, – сказал барон.

Тогда мадам де Брионн встала, взяла с очаровательной грацией за руку барона де Ливри и указала на Казимира, который, следя за игрой в карты, пытался скрыть зевоту:

– Значит, это сделал вон тот молодой человек.

– Черт возьми, тут не может быть сомнений! – воскликнул барон, быстро разгорячившись. – Что? Он осмеливается вести себя здесь, как в обществе, лиц, среди которых часто вращается! Я пойду, и сейчас…

Елена поняла, что почти юношеский пыл господина де Ливри может завлечь его слишком далеко, и удержала его.

– Не так ретиво, мой друг. Вы причините мне неприятность. Я не должна придавать никакого значения этому письму, но я попала в несколько сложное положение, и если не сумею сегодня резко пресечь все заявления подобного рода, то рискую получить еще что-нибудь. Поэтому я попрошу вас об услуге.

– Я в вашем распоряжении, – с готовностью сказал барон.

– Попробуйте, по возможности мягко, заставить понять этого молодого человека, что его поведение некрасиво, – продолжала графиня де Брионн, – и если он не выкажет никакого раскаяния, намекните ему, что, может быть, ему лучше не приходить сюда больше. Извините за то, что мне пришлось возложить на вас это поручение.

Полноте, оно привело меня в восторг! – воскликнул, сияя, барон и сделал шаг к Казимиру. Графиня снова удержала его.

– Я могла бы и сама поговорить с месье Казимиром, но опасаюсь быть или слишком строгой, что может показаться смешным, или же, наоборот, недостаточно строгой – а это, возможно, будет воспринято им как поощрение.

– Я все сделаю должным образом, не сомневайтесь.

– С полным основанием. Итак, будьте моим толкователем. Вот, кстати, он направляется в эту сторону. Я вас с ним оставлю.

Действительно, Казимир, скучавший все больше и больше, но тем не менее удерживаемый особым очарованием в этом доме, решительно приближался к графине, намереваясь вмешаться в беседу. Но как раз в тот момент, когда он присоединился к Елене и барону, графиня отошла, сославшись на то, что ей надо отдать какое-то распоряжение, чтобы не отвечать на фразу, которую уже заготовил Казимир. Тот остался наедине с бароном. На этот раз Казимир сам имел неосторожность навлечь на себя неудачу, упорно преследовавшую его, и ему не оставалось ничего, кроме как ретироваться восвояси. Он уже приготовился это сделать, когда господин де Ливри удержал его за руку, принудив выслушать.

– Вы мне сказали, сударь, что пришли к мадам де Брионн с намерением научиться хорошим манерам, – начал барон.

– Конечно, – сказал удивленный Казимир, – я хочу совершенствоваться.

– Тогда, я полагаю, что должен сделать вам в ваших же интересах кое-какие замечания.

– Правда? Ну и что же это за замечания? – сказал Казимир, усаживаясь с покорным видом.

– Когда вы впервые приняты в чьем-либо салоне, попытайтесь не строить амуры в отношении хозяйки дома. Не воспламеняйтесь с первого взгляда при виде светской женщины, как при появлении какой-нибудь танцовщицы в Опере.

– Но если эта светская женщина красива, если она уже давно нравится, если я не в силах совладать со своим сердцем? – сказал Казимир.

– По крайней мере вручите ей сердце потихоньку, – сказал господин де Ливри. – Надо ограничиться деликатным ухаживанием, быть скромным, постоянным, внимательным. Можно дать понять даме о своей любви, но при этом соблюдать уважение.

– И сколько дней так должно продолжаться?

– Это исчисляется не днями, а месяцами. Некоторые ждут целый год.

– Год?! О, небо! – воскликнул Казимир и вскочил, словно собираясь удрать.

– Во всяком случае, – продолжал барон, удерживая его, – как бы скоро не случилось объяснение, светская дама, о которой мы говорим, не может допустить, чтобы к ней так дерзко обращались с первого раза, без предупреждения, без предисловий, с письменными признаниями в весьма неровном стиле.

При этих словах Казимир, уже чувствовавший неловкость своего положения, догадался, что его письмо (так как любовное послание действительно было написано им) не понравилось графине. Упорное нежелание Елены разговаривать с ним, долгая беседа, которую она вела перед этим с господином де Ливри, – все ему стало понятным. Однако молодой человек сделал над собой усилие, чтобы не выдать барону своего опасения и досады.

– Я раскаиваюсь в своей нескромности, барон, – произнес он, – раскаиваюсь тем более, что мадам де Брионн имела жестокость разгласить мой секрет. – Казимир пытался говорить легким и шутливым тоном, но его раздражение все же давало себя знать. – Графиня – жестокая женщина. Впрочем, – добавил он после паузы, напирая на эти слова, – я прекрасно понимаю раздражение, взвинтившее в этот вечер нервы прекрасной графине: уже около десяти часов, а этот милый Морис еще не появлялся.

Лицо барона, который до этого любезно улыбался, сразу стало серьезным.

– Сударь! – воскликнул он. Но тотчас остановился, подумав, что чуть было не совершил оплошность.

Впрочем как раз в эту минуту вошел Морис Девилль и направился через салон к графине.

Господин де Ливри взглядом указал на него Казимиру и насмешливо сказал с поклоном:

– Убедитесь, сударь, наше маленькое общество в полном составе.

Молодой человек задыхался от злости и огорчения, когда при виде Мориса, здоровающегося с Еленой, ему в голову пришла мысль отплатить сразу за пренебрежение графине де Брионн и за нотации – барону. Приблизившись к Морису Девиллю, он взял его за руку и оказал намеренно громко:

– Как вы поздно явились, любезный! Наверное, это моя кузина Тереза вас задержала? Конечно, она виновница, вы провели, следуя своей привычке, прекрасный вечер подле нее, с чем вас и поздравляю. Но уже поздно, мне надо ехать… Позвольте откланяться, графиня, до свидания, барон.

Он поклонился и вышел, весьма довольный маленькой местью.

Салон мадам де Брионн мало-помалу пустел. Шевалье и виконт заканчивали партию в пикет.

– Я выиграл, шевалье, – сказал виконт, открывая свои карты. – Какая удивительная партия!

– Клянусь честью, виконт, – сказал шевалье, – за все годы, что мы с вами играем, я не припомню, чтобы за один раз выпало столько очков.

– И я тоже, – ответил виконт. – Хотя постойте-ка! Кажется, однажды… Помните прекрасную Клоринду?

– Как вы сказали?

– Я вас спрашиваю, помните ли вы прекрасную Клоринду?

– Прекрасную Клоринду? Право, нет. А к какому времени относится это создание? Ко времени моей жизни со второй или третьей женой?

– Это было, я полагаю, во время вашего второго вдовства, – заметил виконт.

– Подождите-ка! Клоринда, вы сказали? Не была ли она принята в музыкальную академию?

– Конечно! Это была тогда любимая танцовщица партера.

– Теперь я представляю ее. Какие пируэты, какая грация, какая улыбка! Не были ли вы безумно увлечены ею, виконт?

– И вы также, шевалье.

– У меня есть смутное воспоминание о том, как она посмеялась над нами.

– Да, она задала нам задачку, как теперь выражается молодежь.

– Не она ли назначила свидание нам обоим в один и тот же вечер? – спросил шевалье.

– В своем будуаре. Она часто так развлекалась. И когда приходил ретивый поклонник, чтобы побеседовать с нею с глазу на глаз и объясниться…

– Он обнаруживал там соперника, а потом, чаще всего следовала дуэль, – продолжал шевалье. – К счастью, в ту эпоху мы с вами были уже очень дружны и полюбовно разрешили наш опор.

– Да, мы сыграли партию в пикет, условившись, что проигравший уступит победителю свое место.

– И вы выиграли?

– Так же легко, как и сегодня вечером. Вот это мне и напомнило…

– А дальше? – спросил шевалье.

– Как! Разве вы забыли? В тот момент, когда я с видом победителя выпроваживал вас, мы услышали шум голосов в соседней комнате. Подкравшись на цыпочках к двери, мы устремили любопытные взгляды в замочную скважину… и что же мы увидели?

– А! Вспомнил: мы увидели прекрасную Клоринду, томно вытянувшуюся на диване, а рядом сидел и декламировал ей мадригалы…

– Молодой герцог д'Эрувиль, – оказал виконт. – Она забыла о двух свиданиях с нами ради третьего.

– Тогда обменявшись улыбкой, мы запихнули карты в замочную скважину…

– И отправились ужинать. В то время, – продолжал виконт со вздохом, – мы еще ужинали, тогда как теперь ложимся спать спозаранку.

– Не всегда, – заметил шевалье. – Уже около одиннадцати часов.

– Одиннадцать часов! Черт возьми, правда! – воскликнул шевалье, вставая. – Как быстро прошло время! Но, – добавил он, оглядевшись, – все уже разошлись.

– Нет. Вон там госпожа де Брионн беседует с Морисом.

– Тогда, поскольку они относились с уважением к нашей долгой беседе, отнесемся с почтением и к ним. Возьмем шляпы и удалимся потихоньку.

Шевалье и виконт вышли; Елена и Морис остались одни в опустевшем салоне.