— А ты неплохо рисуешь, — Влад кивнул на бездумные зарисовки на полях тетради.
— Ничего серьезного, так, каракули, — перелистываю страницу, потому что быстрый набросок заставляет ежится словно от плохого сна.
После той памятной ночи Ужов никак не показал окружающим, что что-то изменилось, хотя Андрей недолго попринюхивался и кивнул каким-то своим мыслям. После, дождавшись перерыва, за локоть оттащил меня в укромный закуток и в лоб спросил, все ли у меня хорошо. Я пожала плечами и точно так же в лоб рассказала обо всем. И про странную тень, и про нападение, и про яд. Ну, и про ночевку Влада у меня не умолчала, все равно по запаху было ясно, что мы находились достаточно долгое время в непосредственной близости. Медведь покивал, еще раз уточнил, уверена ли я, что его вмешательство мне не нужно, и после положительного ответа отошел к змею, о чем-то с ним переговариваясь до конца перемены. Бьюсь об заклад, что полоскает мозги.
— …голову откручу, — услышала я, уже когда стих звонок.
Я уже приготовилась спать с открытыми глазами, когда пришла радостная — а может и не очень — новость о болезни основного преподавателя и его временном заместителе. Поднимаю голову и вдруг испытываю резкое желание раствориться, смешаться пространством, сбежать максимально далеко, потому что с лица нового преподавателя на меня смотрят золотисто-желтые глаза Полоза из сна. Из оцепенения вырывает ощущение вцепившихся в ногу пальцев, Андрей сжимает так, что наверняка останутся синяки, но зато в голове наступает просветление. Медленно оглядываюсь, делая вид, что разминаю шею, чтобы убедиться, что никто больше не заметил моего состояния.
Ужов подпихивает свою бутылку с водой. Я прикладываюсь к ней, ополовинивая одним махом, и сейчас мне наплевать, даже если она отравленная. Где-то на фоне начинается перекличка, в ответ на свою фамилию могу только руку поднять, даже не глаза — почему-то кажется, что здесь лучше взглядами не сталкиваться.
Вот и сейчас, пусть и прошло уже несколько пар у Владислава Олеговича, я находится в одном помещении с новым преподавателем не могу. У меня — да и у моей внутренней волчицы — начинается тихая истерика, плавно переходящая в паническую атаку, а мне это не нравится. Я бы с огромным удовольствием не ходила бы, да вот беда — предмет профильный. Еще и курсач по нему в следующем семестре, будто вороха экзаменов нам мало. К Олеговичу я хожу исключительно с кем-то, на парах меня тоже подпирают с двух сторон. Отвратительное ощущение собственной беспомощности.
— Двадцать минут осталось, потерпи, — Ужов наклонился ближе, едва слышно выдыхая, — хочешь, в парк отвезу?
— У вас есть время на разговоры, Ужов?
— Никак нет, — буквально прошипел тот, удивляя окружающих неожиданной неприветливостью со стороны обычно милого и вежливого, по меркам обычных людей, естественно, Влада.
— Так и продолжаем конспектировать, продолжаем. Не отвлекаемся.
Мне захотелось зарычать. Олегович медленно, но верно подводил меня к точке кипения. И я не уверена в том, что смогу сдержаться. Андрей несильно пнул меня под столом, уговаривая потерпеть. Честное слово, я подкараулю его где-нибудь в безлюдном месте и загрызу.
— Отравишься, — хмыкнул Влад, пользуясь тем, что преподаватель выглянул в коридор, шугануть младшекурсников, у которых случилось окно.
— Переживу, — выходит очень раскатисто и рычаще. — В парк. Срочно в парк.
— Как скажешь, — улыбнулся он.
Со звонком я сметаю вещи в кучу, вылетая из аудитории раньше Олеговича. Кажется, от меня веет просто животной жаждой крови, потому что встреченные студенты шарахаются к стенам, даже не пытаясь возмущаться. Легче становится только на улице, когда снежинка попадает в глаз, заставляя остановиться и проморгаться.
На плечи опускается моя собственная тонкая куртка, которую Ужов забрал из гардероба. Опять номерок вытащил из кармана, пока меня трясло от злости? Влад приобнимает за плечи, увлекая за собой к машине. Мимо нас проносится Андрей с очередной пассией, эта держится уже третью неделю, практически рекорд. Надеюсь, что на этой он и успокоится. Не помню имени девчонки, где-то на физкультурном ее видела, но впечатление она производит приятное. И мой внутренний зверь тоже не ворчит на нее, что вообще редкость.
В автомобиле, пользуясь тем, что в салоне все неплохо с шумоизоляцией, наклоняюсь вперед и позволяю себе зарычать под понимающим взглядом Влада. Тот мягко гладит по спине, но успокоиться не просит. Понимает, что мне нужно выпустить пар.
— Ты сильно занят сегодня?
— Не слишком, а что?
— Я бы сейчас лучше за город выехала. Побегать на лапах.
— Вот это, боюсь, не успеем, но скоро должен быть общий сход, там у тебя будет шанс.
— Итоги года подводить будем?
— Что-то вроде этого. В парк? Кофе будешь?
— На оба вопроса — “да”.
Он улыбается в ответ и одним движением пристегивает меня. Мне со змеем удивительно легко. Возможно потому, что от него не чувствуется фальши, у него слова, мимика и реальные чувства совпадают друг с другом. Это делает жизнь немного приятнее. Возможно, решение дать себе и Владу шанс выстроить что-то хоть немного серьезное — было лучшим за последнее время. Потому что меня не покидает ощущение правильности происходящего, словно так и должно быть. Словно я очень долго к этому шла.
4.2
— Я дома! — оповещаю скорее всего еще пустую квартиру, но голоса родителей неожиданно отзываются из кухни. — О, вы уже вернулись? Я думала, вы дольше по лесам гулять будете.
Не подумайте, родителям я рада, но обычно они если уходят, то минимум на неделю, а тут вот раньше вернулись. Скидываю куртку, недовольно морщась от капающего с него расстаявшего снега, и вхожу в теплую кухню. Мама пододвигает чашку с еще почти горячим чаем и мягко улыбается. Вот только по глазам вижу, что какую-то хитрость задумала.
— И как его зовут?
Выдыхаю чай через нос, радуясь, что это не кипяток, иначе ехать бы мне сейчас в больницу. Медленно, тщательно устраняю последствия своего “чаепития”, наливаю новый, оттягивая время, делая вид, что не слышу, как отец давит смешок. Но дальше уже некуда.
— Вы о ком?
— Ну как же, я же видела, как тебя на машине подвозили. Кто он?
— А ты не допускаешь, что у меня кто-то из подруг нашел папика? — пытаюсь отшутиться.
— Полина, не лохмать мать против шерсти, я разгребала вещи в стирку, от твоей кофты мужским одеколоном пахло. И не вали на Андрея, этот твой дружок совсем дикий, не удивлюсь, если он бреется ножом.
— Ну, на спор может…
— Не соскальзывай с вопроса, рыбка моя.
— Поля, мне есть смысл переживать? Наводить справки?
— Нет, па, нет. Влад. Однокурсник мой. Ну, вы, наверное, устали, посуду оставьте, я помою. Только переоденусь…
— Присядь. Нам надо кое-что тебе рассказать. Игорь, начни ты, я не знаю, как подступиться…
Отец кивнул, вытаскивая что-то из лежащей на соседнем стуле сумки. Рисунок я узнала практически сразу, видела такой когда-то во сне. Вот только ключа от небольшого сундучка у нас не было, а ломать такую старую вещь… Кощунство. Значит они все-таки знали, кто мы по происхождению.
Поднимаю на них взгляд. Тут и говорить ничего не надо. Провожу пальцами по дереву, удивительно теплому, даже странно. И снова пахнет лесом, но каким-то не таким, не привычным мне. Вот только определить, что изменилось, у меня не получается.
— И давно вы поняли, что я…
— Когда шерсти на вещах стало слишком много. Не хотели давить, ждали, пока сама расскажешь. А тут приехали в дом, а там будто стая порезвилась. Только твой чердак и не тронули. И чешуя повсюду.
Чешуя… Невольно вспомнился Влад. Интересно, насколько он типичный змей по характеру. Хотя… Не показатель, явно не показатель. Да и в ярости я его не видела. Родители пока протянули мне папку с рисунками, оставшимися в деревне. Сверху — портрет Полоза, один из многих.
— Мы убедились, когда шерсть увидели. А вот подозревать начали после твоих рисунков. Слишком уж он похож на описание из семейных историй.
— Полоз… Он мне приснился в прошлый раз в деревне, снова. Он жуткий.
— Он разговаривал с тобой?
Киваю. Мать разочарованно поджимает губы. И сухим бесцветным голосом принимается рассказывать.
Когда-то наша семья была частью одной из крупнейших волчьих стай в наших краях. Что было более ценно — наши перевертыши не теряли себя в инстинктах, не сливались полностью с внутренним зверем, как происходило со многими, особенно в Скандинавии, так что не только местные князья с варягами знались, оборотни тоже связи поддерживали. И была у тогдашнего вожака Энгвальда дочь с совершенно неволчьим именем Леда.
На то, что она на удивление хорошо общается с жившим по соседству древним змеем, отец волчицы только глаза закрывал. Полоз ко всем относился достаточно ровно, а что к Леде чуть более приветлив — так это даже на пользу. Мало ли, когда его помощь понадобится. Вот только не повезло Энгвальду влезть в старую вражду между людьми и змеями с юга. На стороне людей. Еще и Леду просватать. Даже, казалось, удачно. Что потом случилось между волчицей и молодым князем — никто точно не знает, но закончилось кроваво. Да еще и проклятьем на всю семью, оборотни рождаться в их ветви перестали. Про Полоза с тех пор — ни слуху, ни духу, говорят, ушел, обещав извести наследников князя под корень.
— Влад рассказывал про перерождение…
— Есть ли что-то такое у перевертышей — мы не знаем. Но вполне может, почему нет? — родители мягко опускают руки на плечи. — Ты расстроилась?
— С чего бы? Просто не очень приятно осознавать, что за тобой в глубь веков такой шлейф тянется. Мне надо это переварить… Подумать в одиночестве.
Мне действительно не нравится мысль о том, что я могу быть перерождением древней волчицы. Это в книжках прошлые жизни выглядят романтично, а в реальности эти разборки лохматых веков только проблем добавят.
Я запираюсь в комнате, сползая по двери. Просто восторг. Было бы иронично, если бы Олегович оказался тем самым человеческим князем, по крайней мере, его жгучая неприязнь ко мне была бы оправдана. А вот то, что где-то по миру родит древний змей, который может считать меня кем-то, кем я не являюсь, пугает. И ладно, если он не поехал мозгами за эти века, а я если у Полоза шарики за ролики зашли? Он же пошел почему-то за нее мстить? Там же явно не просто дружеские чувства, наверняка какая-то романтическая подоплека. Фэнтезийные любовный треугольник, должно же было так повезти.
Ладно, выберусь. И если эти двое думают, что я буду следовать их планам, то они сильно ошибаются. Я сделать себя заложницей чужих обидок не дам! Это я обещаю.
4.3
— А в универ ты на другой машине ездишь, — я оглядела внушительный автомобиль, прикидывая, как буду в него залезать, у него боковые зеркала были где-то на уровне моего плеча.
— По городу такая проходимость не нужна, дороги, слава богам, отремонтировали, можно себе позволить что-то более смертное по сравнению с этим. Тебя подсадить?
Влад обошел машину, теперь с удивлением замечая мои голые ноги. В глазах читалось искреннее желание покрутить пальцем у виска, слишком уж в его картине мира юбка до колена не вязалась с сугробами и минусовой температурой декабря. Сам змей был в свитере, но на заднем сиденье я уже разглядела зимнюю куртку.
Дверь открылась моментально, меня приподняли над землей одной рукой — я понятливо постучала ботинками друг о друга, стряхивая снег — и почти сразу меня окружил натопленный воздух, заставляющий стягивать и без того легкую ветровку. Ужов хмыкнул, потрогал пальцы и с сомнением протянул:
— У тебя вместо сердца пламенный мотор?
Могу понять, даже после прогулки по улице мои руки были горячее, чем его собственные. Хотя я даже не удивлюсь, если у него руль с обогревом, я даже той ночью успела заметить, что перевертыш постоянно ищет место потеплее, он то и дело норовил притянуть меня поближе, не выпуская из-под одеяла, так что проснулась я перегретая, даже вареная, зато сил и желания переживать по поводу преследователя не было. Я просто машинально варила кофе, стараясь зевать не слишком уж "во все зубы".
Вот и сейчас Влад имел все шансы до места назначения доставить только мое сонное тело без малейших проблесков разума. Змей покосился, но тронул какую-то кнопку, чуть приоткрывая окно с моей стороны и — да ладно! — и включая охлаждение сиденья.
Вдоль дороги сплошным забором шли заснеженные сосны, вызывающие только тяжелый вздох. Эх, туда бы сейчас на лапах, да за машинами побегать, подвывая и порыкивая, как те бестолковые собаки в городе. Поделилась мыслью с парнем, но тот не проникся красотой момента. Но обидно не было, Андрей, например, тоже не шибко любил зиму, он с адским трудом вставал на пары, становился рассеянным и раздражительным одновременно, ни дать, ни взять — медведь-шатун. Интересно, как там его личная жизнь на смену сезонов отреагировала?
— Там же частная территория, — я узнала местность, когда мы съехали с бетонной дороги.
— Нас ждут именно там. Ты же не думала, что у оборотней нет своих "людей" в верхах? У нас даже депутат-перевертыш имеется, ты о чем! — он кинул на меня взгляд через зеркало. — Твоя семья совсем с остальными связь не поддерживала?
— Не-а. С проклятыми никто связываться не хотел. А у змей как-то иначе обстоит?
— Мы к таким моментам более холодны. Тем более, что на наш вид проклятия ложатся с оговорками, мы всегда умели просчитывать, через сколько поколений проклятый переродится и подбирали ему предков, чтобы последствия в новой жизни не так сильно ощущались. Со временем даже формулы вывели, огромный пласт магической теории сформировали. Нудно, но зубрить приходится. Если хочешь, могу показать конспекты, но не знаю, насколько оно теплокровным подойдет.
— Было бы интересно, — киваю, невольно испытывая что-то вроде зависти.
Потому что теплокровные оборотни от проклятых сторонились, даже в моем случае, тот факт, что родители хоть что-то знают о проклятии и делах такой глубокой старины, уже большая удача. Меня даже переворачиваться в зверя и обратно учила медведица, потому что свои отказались. Вот уж действительно, человек человеку волк, точнее здесь и не скажешь. Не знаю, откуда у авторов фэнтези взялся стереотип о преданности друг другу членов стаи, по мне, так бред сивой кобылы.
Видимо, змей что-то услышал в моем голосе, потому что убрал одну руку с рычага и опустил на мое бедро. Пальцы у Ужова были прохладные, это ощущалось даже через ткань, но жест поддержки я оценила, накрывая их своей горячей ладонью. Как здорово, что все-таки Влад никак не может быть связан с тем моим прошлым, Полоз-то выжил тогда. Правда, гонял меня все это время не он, а кто-то теплокровный, но старательно подражающий древнему змею, в понимании подражателя, разумеется. И это явно был кто-то из волков, слишком уж характерно пахло лесом, да и такие детали истории с проклятием знали только в рамках вида. Проболтаться посторонним было невозможно, так что мой преследователь точно волк.
Желая нарушить неловкое молчание, я принялась пересказывать Владу свои мысли по поводу всех событий, упомянула рассказ родителей, на что змей кивнул, мол, принял к сведению. И все это с абсолютным спокойствием на лице. Мне даже начало казаться, что его ничего не смутит, интересно, змеи только неярко эмоции выражают или вообще ограниченно их испытывают? Кажется, Ужов что-то такое упоминал, но я пропустила мимо ушей. Бывает со мной иногда такое, не запоминаю я, что мне говорят.
Зато впереди замаячила подозрительно знакомая машина, но номера пока разглядеть не удавалось, мешал пошедший снег. Авто двигалось с такой же скоростью, что и мы, да и цель здесь могла быть только одна. Я не удержалась и нервно хохотнула, привлекая внимание змея:
— Что такое?
— Как думаешь, с какой вероятностью это будет Олегович, оказавшийся оборотнем?
— С той же, при которой в одной машине окажутся двое проклятых. С нашей с тобой удачей в этом плане мы имеем все шансы на такой исход. Но он явно из старичков тогда, слишком уж хорошо маскируется.
Бездорожье закончилось очень резко, словно мы преодолели какую-то завесу, отделявшую внешний мир от царства перевертышей. Из остановившейся на парковке машины вышел Владислав Олегович, собственной мерзотной персоной.
— Чувствуешь, как резко пропало желание выходить из машины? Здороваться?
— У меня его изначально и не было, — Влад потянулся за термосом. — Кофе будешь?
— Действительно, мы же не можем без причины избегать выхода на улицу пред светлые очи преподавателя, — я кивнула на предложение парня.
— А мы и не избегаем. Мы просто пьем кофе, потому что до начала мероприятия у нас еще есть свободное время. Просто не все хотят морозиться на улице в сугробах по колено.
Улыбка у змея при этом была самая пакостная. Что поделать, Олеговича невзлюбили все и дружно, не считая уникумов вроде нашей старосты, но таких как она — единицы на миллион, такие обычно не размножаются, естественный отбор проходит мимо них, как мимо непригодного материала. Да, знаю, звучу я сейчас очень неприятно, но вы бы с ней пообщались, еще бы не так заговорили. А Олеговича за глаза иначе как упырем не называют.
На самом деле, это очень яркий пример того, что даже если ты молодой симпатичный преподаватель на факультете с преимущественно женским студенческим составом, это еще не гарантия твоего успеха и лояльного отношения обучаемых групп. Обаяние Олеговича закончилось даже не на первом семинаре, а, дайте боги, к концу второй лекции, если не раньше. Староста наша, правда, была искренне убеждена в правильности каждого слова, согласно кивала на замечания, больше похожие на придирки, и грудью защищала даже не строгую дисциплину, а натуральную диктатуру, устроенную Упырем.
Нашей троице не-людей доставалось особенно, полагаю, что именно по причине нашей природы. Очень хотелось прикопать его где-нибудь в этом же лесу, раз выдался такой момент, но тут уже свои же не оценят, да и силы явно не равны, даже если мне удастся уговорить Влада мне в этом помочь. Змей в прения с преподавателем не вступал, но явно был адептом позиции "Сядь на берегу реки и течение рано или поздно принесет тебе труп твоего врага", за точность цитаты не ручаюсь. А мне вот такой выдержки не хватало, так что и кофе сейчас я цедила сквозь зубы, раздраженно сёрбая, на что Ужов даже бровью не повел.
— Я слышу в твоей голове зацикленное "убивать". Свидетелей много.
— Зато везти в багажнике никуда не придется.
— Я даже не знаю, меня твоя кровожадность пугает или она мне нравится? — губы парня изогнулись в легкой улыбке.
— Мне нравится, что ты даже не пытаешься меня отговорить.
— Я оплачу тебе адвоката, если что. Но давай не будем до этого доводить.
— Ну если ты так просишь…
— Полина, я настаиваю, — глаза у змея стали совсем звериными, даже зрачок вытянулся.
Продолжать нервно перекидываться фразами я не стала, принимая позицию перевертыша и просто возвращаясь к кофе. Шутки-то, конечно, шутки, но мне не нравится, что они так легко свернули в это русло. Я слышала, что у оборотней имеют место срывы и потери контроля, когда животная сторона берет верх и полностью отдается своей жажде крови. Думаю, легко догадаться, как с такими поступают?
Правильно, отстреливают как бешеных собак. Не серебряными пулями, понятное дело, это стереотип, но есть определенные требования к материалам оружия. Хотя, говорят, раньше на таких вот слетевших с резьбы состайников устраивали натуральную охоту. Иронично, не правда ли? Утолять свою жажду крови за счет тех, кто в этой жажде крови погряз. Очень нелицемерно, очень честно, очень правильно и логично, не так ли? Но дольше тянуть с выходом из машины не получается, потому что Олегович уже смотрит на нас буквально в упор, пристроив зад — чтоб он у него примерз! — к капоту машины.
Переглядываюсь с Владом, с тяжелым вздохом передаю ему термос, и тянусь назад за курткой. Едва не падаю, потому что роста не хватает, так что змей вытягивает меня обратно за пояс и сам протягивает мне мою ветровку. Зябко поводит плечами при взгляде на улицу и принимается укутываться так, словно там северный полюс, не иначе.
— Очень хочется впасть в спячку, в этом я Андрея понимаю, — он вылезает на морозный воздух.
Обхожу машину, с любопытством отмечая, что в снег мы об не проваливаемся даже на глубину подошвы. На другую сторону небольшой парковки, где с привычной мерзенькой ухмылкой стоит Упырь, идем неспеша, очень уж не хочется с ним встречаться. Зато Владислав Олегович с каждым нашим шагом начинает улыбаться все отчетливее, будто задумал какую-то гадость. У него всегда такая ухмылка, когда его буйная фантазия рожает очередное безумное задание для студентов, которое надо выполнить в самые сжатые сроки, а лучше и вовсе — "еще вчера".
— О, потомки проклятых почтили наше ежегодное собрание своим присутствием. Вот уж действительно, мир изменился, раз таких как вы начали принимать в приличном обществе.
— Вот уж действительно, мир изменился, если потомок клятвопреступника считает свое общество "приличным", — раздалось сбоку. — Научился бы за собой следить, Влад.
Спустившийся по ступенькам мужчина говорил с едва заметным акцентом, но определить, какой язык для него родной, хотя бы примерно, не удавалось, видимо, оборотень слишком давно общался на русском, так что речь его была почти чистой. Выглядел обладатель длинного пепельно-серого хвоста нaм ровесником, но волной силы, совершенно дикой и нецивилизованной, буквально прижимало к земле. Я считала себя не слишком чувствительной, но тут пробрало даже меня.
— Эльхар, — выдохнул наш преподаватель, как-то сразу теряя всю свою язвительность.
Перевертыш кивнул, замирая на последней ступеньке и рассматривая нашу троицу, словно сравнивая с кем-то. Андрей как-то упоминал, что у медведей заправляет древняя оборотница, которую они все зовут Матерью. Так вот ей, по самым скромным прикидкам, не меньше семи сотен лет, так что и Эльхар может оказаться гораздо-гораздо старше, чем кажется на первый взгляд.
Но глаза у него ясные и, что особенно удивительно, совсем человеческие. Ярко-голубые, я таких ни разу не встречала. Обычно — насколько я могу судить по знакомым перевертышам — глаза с годами становятся все более животными, у многих даже контроль над звериной частью слабеет, она начинает проступать в повадках и внешности, да и срок жизни не слишком отличается от человеческого у подавляющей части нашей братии. Вот такие, живущие веками, остающиеся в своем уме и при силе — скорее исключение. И не может не вызвать восхищение тот факт, что он дожил до этого времени, что его никто не выследил, что он выжил во всех войнах, которые выпали на его век.
— Вот уж моему присутствию мог бы и не удивляться. Я все-таки здесь хозяин. Молодые люди, — с усмешкой на последнем слове произнес он, — прошу. Владислав здесь не впервые, найдет свою комнату сам, а вас, я думаю, нужно устроить в другом крыле.
Эльхар развернулся к нам спиной, поднимаясь по лестнице, а я со странным удовлетворением услышала недовольный взрык Смертина — да, вот такая оригинальная фамилия была у Олеговича, а вы думали, что прозвище только на его отвратительном характере основано? — пристраиваясь за хозяином усадьбы. Ужов быстро закрыл машину и догнал нас на первой же площадке.
Внезапно меня кольнула неожиданная мысль: если он достаточно древний, не мог ли он застать Леду? Поэтому сравнивает? Потому что узнавание и сопоставление с кем-то знакомым на его лице читались очень отчетливо, может, даже специально демонстрировались. Впрочем, чутье молчало, опасности я от него не ощущала, наоборот, какое-то странное доверие, почти родство. Правда, не знаю, как ощущается принадлежность к одной стае, но если бы меня попросили описать, как я это представляю, я бы описала это чувство.
Как-то хитро скрытый от взгляда с парковки дом — отвод глаз, что ли? — неожиданно предстал во всем великолепии. Честно говоря, я никогда не верила, что из дерева можно построить что-то настолько внушительное. Практически сказочный терем.
— Я живу здесь круглый год, остальные перевертыши приезжают время от времени, так что за каждым, кто побывал в моем доме, закреплена собственная комната.
— В одиночестве? — поворачиваюсь к волку, который уже успел плавно и незаметно провести нас в тяжелые высокие двери.
Он точно волк, я это чувствую, да и тень под ногами порой раздваивается и одна из них принимает животное обличие, когда смешивается с другими тенями. Совсем на миг, но мне это видно. Никогда не обращала на это внимание, но занимательно, это точно. Эльхар пожимает плечами:
— Последний век — да. Мою стаю знатно проредили, да и человеческие войны наложили на нас свой отпечаток, Полина. Если хочешь, мы обсудим это, как будет время. Владу-то в этом плане проще, змеи даже проклятых учат своей истории и своей картине мира, — Ужов сбоку кивнул, подтверждая сказанное.
— Было бы здорово, что-то мне рассказывали друзья и их семьи, но это все очень поверхностно.
— Значит, будем восполнять пробелы в знаниях. Думаю, эти две подойдут, — он указал на комнаты. — Андрей, если приезжает, живет там, первая слева после поворота. С обонянием проблем нет? Тогда не потеряетесь. Устраивайтесь, вечером жду вас на общем собрании.
Я благодарно кивнула. Первый этаж, сугробы и сосны за окном, наступающие синеватые сумерки. Сейчас бы на лапах пробежаться, но это подождет. Нас пригласили на неделю, еще успею в снегу поваляться, развлечься и размяться.
Первое, что бросилось в глаза, когда я открыла дверь выделенной мне спальни, это даже на вид тяжелое и теплое меховое покрывало. Иронично, что оборотни, сами будучи в какой-то степени животными, от кожи, меха и мяса не стремились отказываться. Не могу за это осуждать — по сути дела, это тоже борьба за место в пищевой цепочке, просто мы проигравших не только съедаем, но еще и их шкуры используем для обустройства своего быта. В целом ощущалось, что комнаты обустраивались продуманно и давали жильцу ощущение чего-то привычного и знакомого. Воображение активно дорисовывало какой-то источник тепла справа, но там на стене нашлась просто расписная панель.
Не удержавшись, я легонько на нее нажала. Трубы. Горячие. Ловко построено, все коммуникации спрятаны так, что ощущение какой-то сказочности и старины не нарушается современными технологиями. Даже искусственный свет был тщательно подобран, а его источник — не менее старательно спрятан. Животная натура требовала обнюхать каждый угол, но пахло только лесом и деревом, очень вкусно.
И явно кто-то поработал над шумоизоляцией, потому что присутствие других живых существ в соседних комнатах я ощущала только чутьем оборотня, но даже мой усиленный слух не мог уловить шаги, дыхание или сердцебиение. Дверь за спиной тихо хлопнула, уже закрываясь. Ко мне в комнату, так, что я не услышала, сумел прокрасться Смертин.
— Ну что, Леда, ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Что я могу сказать вам о поступках своего предка, если я знаю две разные версии ее истории?
— Предка? — он неожиданно оказался совсем близко. — О нет, милая. Как бы ты этого не отрицала, но это ты отвергла меня тогда, десять веков назад. Нарушила договоренность с твоим отцом и сбежала к этому чешуйчатому… Впрочем, об этом мы поговорим в другом месте, более располагающем…
— Полина? — в дверь постучали. — Все хорошо?
— Мы еще обсудим наши дела, Леда.
Смертин растворился, будто его и не было в помещении никогда, а я вздрогнула, просыпаясь. Привидится же такое, видимо, от жары разморило. Но Влад в дверь действительно стучал, не стоит заставлять змея нервничать. Откликаюсь на голос и, пошатываясь, подхожу к двери. Вот он, вред дневного сна, чувствуешь себя невнятной жижей, а не нормальным мыслящим живым существом. Ужов обводит помещение взглядом, словно чувствует чье-то присутствие, но никого не находит. А я даже думать не хочу о том, чтобы выйти к остальным перевертышам.
— Мне показалось, что у тебя что-то случилось и я пришел проверить. Мне не нравится, что Смертин тоже здесь. Он явно знает о нас что-то, чего не знаем мы сами.
— Я хотела поговорить с Эльхаром обо всем этом, как будет время. Думаю, он может достаточно много рассказать. Все-таки такой древний оборотень. Может и про Леду что-то расскажет, да и я узнаю, какая версия более правильная, та, которую родители рассказывали, или история Михеевны…
Меня внезапно расшиб нервный смех. Я с событиями этой жизни разобраться не могу, а мне судьба предлагает еще и такую головоломку решить. Хотя… кое-что я для себя уже поняла. И даже слова Эльхара скорее всего просто подтвердят мое ощущение. Леда любила Полоза. Если такие узлы из прошлых жизней — а можно ли их назвать кармическими? — предполагают не только повторение ситуаций, но и встречу одних и тех же душ, до Влад — точно древний змей. Но вот кто тогда приходил в мой дом детства? Кто устроил погром, караулил меня в подъездах, травил и подкидывал чешую? Были ли у Леды еще недоброжелатели, кроме отверженного человеческого князя? Как вышло, что Смертин в этой жизни родился перевертышем?
— Ты много думаешь, — я не заметила, как уткнулась в плечо Ужова, а тот теперь рассеяно перебирал мои волосы. — Не пытайся тянуть все эти проблемы на себе, хорошо? Мы решим их вместе, только не молчи. Мне… мне очень сложно понимать чувства, когда их не проговаривают вслух… Понимаешь, Поля?
Я кивнула. Владу верилось охотно. В конце концов, змей может и не говорил красивых слов, не обещал звезду с неба, но с самого своего появления в моей жизни помогал и поддерживал реальными поступками, а это гораздо более ценно. Знать бы еще, каким он был тогда, в прошлом. Очень уж любопытно.
— Кстати, пока ты обживалась, Эльхар успел передать время встречи вечером. Здесь есть небольшая площадка, я потом тебе покажу. Он хочет сразу обсудить все вопросы прошлого.
— Может и к лучшему.