Две недели в Венеции

Глава 5

Макс и его мать долго разговаривали на балконе. Когда они вернулись, Фина села на ковер рядом с Руби и Софией и стала помогать им строить высокую башню из кубиков. Когда София в очередной раз сбила башню, Фина весело рассмеялась. Макс стоял в другом конце комнаты. Бросив на него взгляд, Руби обнаружила, что он за ней наблюдает. Она испытала чувство вины за то, что поддержала Фину в их споре, но оно было не настолько сильным, чтобы она об этом жалела.

За высокомерным тоном и колючими словами Фины Руби увидела мать, которая соскучилась по своему сыну и готова пойти на все, лишь бы он остался погостить. Даже разозлить его. Как ни странно, Руби прониклась к Фине симпатией. Было бы замечательно, если бы ее отец хотя бы изредка смотрел на Руби так, как смотрит Фина на своего сына. Он ни разу не дал ей понять, что хочет чаще видеть Руби рядом с собой.

— Я лучше поеду заберу наши вещи из отеля, — пробурчал Макс.

Поднявшись, Руби разгладила подол платья.

— Я вам помогу.

Он сердито посмотрел на нее, давая ей понять, что она и так уже достаточно сделала. Проигнорировав это, она вышла вслед за ним из комнаты.

— Каково положение дел? — спросила она его на лестнице. — Полагаю, мы останемся здесь по крайней мере на какое-то время.

Макс вздохнул:

— Мы с моей матерью пришли к компромиссу.

Его плечи дернулись, словно одна мысль об этом приводила его в ужас.

— И в чем он состоит?

Остановившись, Макс засунул руки в карманы и повернулся к ней:

— Моя мать согласилась в свое свободное время присматривать за Софией, с вашей помощью, разумеется, но только в том случае, если я останусь минимум на неделю. В противном случае она проводит нас до аэропорта и мы ближайшим рейсом вернемся в Лондон.

— Она действительно готова так поступить? — улыбнулась Руби.

Макс выругался себе под нос и продолжил спускаться.

— Вы понятия не имеете, какой упрямой может быть моя мать, когда хочет добиться своего.

— А как же институт изобразительных искусств?

Достигнув нижней площадки, он повернулся, удивленный.

— Вчера вечером я была в гостиной и слышала часть вашего телефонного разговора, — пояснила она. — Кроме того, в номере повсюду были чертежи…

Когда они вышли на пристань, Макс провел рукой по волосам и окинул усталым взглядом находящиеся рядом здания.

— Я в Венеции, самом красивом городе в мире, — сказал он, но у Руби возникло такое чувство, будто он повторяет слова своей матери. — Что еще мне нужно для вдохновения?

Макс обрадовался, обнаружив, что его мать не избавилась от маленькой моторной лодки, которая когда-то принадлежала его деду. Судя по тому, что слой синей краски на бортах был свежим, она не собиралась этого делать. Запрыгнув в лодку, Макс встал перед ветровым стеклом и вставил ключ в замок зажигания. Руби осторожно спустилась в лодку и села на банку на корме. Он завел мотор, и они поплыли по узким каналам.

До развода родителей Макс проводил в Венеции каждое лето, и, хотя он не плавал здесь на лодке уже двадцать лет, старые маршруты легко вспоминались. Его пассажирка молчала. Всю дорогу до «Лагун палас» она широко распахнутыми глазами смотрела по сторонам. Только когда они пришвартовались у частного причала, принадлежащего отелю, Руби снова заговорила:

— Итак, каковы детали вашего соглашения с Финой? Вы долго разговаривали.

Вздохнув, Макс повел ее к узкой мощеной улочке между зданиями, а затем свернул на более широкую, где располагался другой вход в отель. С того момента, как он вышел на балкон вместе со своей матерью, он знал, что не сможет ее переубедить, но все же ему удалось настоять на том, что он останется погостить, но только на своих условиях.

— Я согласился каждое утро проводить с Софией по два часа, пока моя мать на работе, и присутствовать каждый вечер на семейном ужине.

Слово «семейный» он произнес с нескрываемым отвращением.

— А в чем заключалась ее уступка? — спросила идущая за ним Руби.

— В том, что в остальное время я смогу работать над своим проектом.

— Вас это устраивает?

Они вошли в отель.

— Куда деваться? — мрачно произнес он, вздохнув. — У меня нет выбора. По крайней мере, мне придется провести всего неделю, а не две в неудобном помещении. София будет носиться по всей квартире, а вы будете следовать за ней хвостом, чтобы она не сломала себе шею. В моем распоряжении останется только моя спальня.

Руби сглотнула и слегка покраснела.

— Я понимаю. — Она снова сглотнула. — Это действительно проблема.

Макс покачал головой:

— Я не знаю, для чего она все это делает. По какой-то причине моей матери нужно постоянно превращать жизнь всех, кто находится рядом с ней, в хаос.

Они поднялись в свой номер и следующие пятнадцать минут собирали свои вещи. После этого они выписались из отеля и пошли назад к лодке. Макс нес сумку со своими вещами, чемоданчик с ноутбуком и тубус с чертежами, Руби — свой рюкзак и сумку с вещами Софии.

Назад он решил поплыть более долгим, но живописным маршрутом. Если Руби нравятся маленькие дома с осыпающейся штукатуркой и узкие каналы, палаццо на Большом канале должны привести ее в восторг.

Он рассказывал ей истории, связанные с некоторыми из них. Эти истории, передающиеся из уст в уста в приукрашенном виде, были полны драматизма. Руби смеялась над самыми нелепыми из них и задавала ему вопросы, поэтому он был застигнут врасплох, когда она внезапно спросила:

— Я не думаю, что она сделала это, чтобы напакостить вам. Мне кажется, что она просто соскучилась и хочет провести с вами больше времени. Да, ее методы небезупречны, но она же не просит чего-то невозможного, правда? Вам следует быть к ней подобрее.

Макс ничего не ответил. Он просто уставился прямо перед собой. Ему вдруг расхотелось играть в экскурсовода.

Ему не следовало забывать о том, что эта женщина отличается от его сотрудников. Она говорит что думает и задает неудобные вопросы. До сих пор никто из них не осмеливался давать ему советов, касающихся его частной жизни. Но он никого из них не брал с собой в Венецию.

Обдумав ее слова, он громко рассмеялся.

— В чем дело? — спросила Руби.

— Возможно, моей матери удалось вызвать у вас сочувствие, но она лицемерка.

Его спутница ничего не ответила. Похоже, ему наконец удалось лишить ее дара речи.

— Она бросила моего отца, разбила ему сердце. Он от этого так и не оправился. Поэтому не говорите мне о преданности семье.

Макс бросил взгляд через плечо, ожидая увидеть на ее лице смущение и растерянность, но ее большие темные глаза смотрели на него с теплотой и сочувствием. Он снова отвернулся.

— Сколько вам было лет, когда она ушла? — тихо спросила Руби.

Воспоминания захлестнули его. Макс так крепко вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели.

— Четырнадцать, — хрипло ответил он. — Она сказала, что не хочет мешать моей учебе, забрала Джиа и уехала, оставив меня в Лондоне.

— Она подумала о вашем будущем? — В голосе Руби слышалась неуверенность.

Он снова рассмеялся:

— Нет, это был предлог. Я слишком похож на своего отца. Точнее, я был на него похож. Он умер пять месяцев назад.

Руби шмыгнула носом, и он, не удержавшись, снова посмотрел на нее. Она неподвижно сидела, уставившись на мыски своих черных балеток. Ее щеки раскраснелись.

— Не позволяйте ей вас одурачить, — предупредил ее он. — Она не такая, какой кажется. В этом городе все не такое, каким кажется.

«Должно быть, это особенность венецианцев», — подумала Руби, стоя перед дверью, ведущей в библиотеку. Она нигде до сих пор не видела, чтобы кто-то выделил под библиотеку целую комнату. В ее квартирке все книги стояли в стеллаже, который занимал одну из стен и был забит под завязку.

Макс решил во время своего пребывания в городе использовать библиотеку в качестве своего кабинета. Сейчас он находился внутри. Руби слышала, как он стучит по клавишам ноутбука.

Она тихо постучала в дверь. Макс что-то пробурчал в ответ, и она расценил это как приглашение. Когда она открыла дверь и вошла в комнату, Макс даже не поднял на нее глаз. По сравнению с другими помещениями в апартаментах, библиотека была маленькой, но в ней тоже были высокие потолки и сводчатые окна. Вдоль двух стен стояли стеллажи с книгами. Макс сидел за столом у третьей стены, покрытой шелковистыми зелеными обоями.

С тех пор как она видела его за этим же занятием в номере отеля, прошло всего двадцать четыре часа, но сейчас ей почему-то казалось, что перед ней совсем другой человек.

Вчера она считала его бездушным роботом, но, заметив мрачные тени в его взгляде, когда он говорил о своей семье, поняла, что за маской сурового спокойствия прячутся глубокие переживания. Что раны, полученные в детстве, так глубоки, что он не может ни забыть о произошедшем, ни простить своего обидчика. Вполне возможно, что он, будучи наполовину итальянцем, способен на настоящую страсть, просто не готов проявлять открыто свои чувства.

Нажав клавишу «ввод», он повернулся к Руби.

— Я укладываю Софию спать. Не хотите к ней заглянуть и пожелать ей спокойной ночи? Она о вас спрашивала.

Он поднялся, и его стул скрипнул.

Сложив перед собой руки, Руби прокашлялась.

— Мне нужно кое-что вам сказать. — Она глубоко вдохнула и выдохнула: — Я бы хотела извиниться перед вами за то, что сказала раньше. Я не хотела лезть не в свое дело.

К ее удивлению, выражение его лица немного смягчилось.

— Извинения приняты.

Он сделал шаг в сторону двери, и Руби, не подумав, правильно делает или нет, снова заговорила:

— Я знаю, что это такое. Мои отношения с отцом всегда были сложными, но я делаю вид, будто мне на это наплевать. После стольких лет это не должно иметь значения, но имеет.

Она понимала, что Максу не было до нее никакого дела, но не могла остановиться.

— Я… я просто хотела сказать, что больше не буду высказываться насчет вашей семьи и впредь постараюсь не выходить за пределы своих профессиональных обязанностей.

Кивнув, Макс посмотрел на дверь:

— Я пойду к Софии, пока она не уснула.

Не сказав больше ни слова, он вышел в коридор, а Руби прислонилась к стене и подняла глаза. Только сейчас она заметила, что нарисованные на потолке херувимы танцуют и играют на флейтах и арфах. Почему-то у нее создалось ощущение, будто они над ней смеются.

Из всех комнат в доме своей матери Макс больше всего ненавидел столовую. Большинство людей, заходя в нее, теряли на время дар речи, а потом издавали восторженные восклицания.

Очевидно, его прадед был человеком эксцентричным, раз нанял художника, чтобы тот расписал комнату так, чтобы она походила на руины средневекового замка в лесу. Вокруг дверного проема и камина вились нарисованные лианы. В нижней части стен были изображены каменные блоки с неровными краями, покрытыми мхом, над ними — стволы деревьев, за которыми виднелись поля. На ветках деревьев сидели птицы, а потолок над столом украшало бледно-желтое солнце.

Стол занимал совсем небольшую часть пространства, несмотря на то что был рассчитан на двенадцать персон. Во главе стола сидела мать Макса, а они с Руби по обе стороны от нее. Макс не собирался надолго здесь задерживаться. В библиотеке его ждут чертежи, и он вернется к ним сразу после ужина.

— Мои предки были богатыми купцами. Они жили здесь в Венеции в течение пятисот лет, — сказала его мать Руби, когда они ели главное блюдо. — Сейчас я скромно живу в одной части дома, а остальные сдаю в аренду.

При слове «скромно» глаза Руби расширились. Не обращая внимания на ее реакцию, его мать начала рассказывать ей историю своего рода. Макс сосредоточился на еде. Он тысячу раз слышал эти россказни, и с каждым разом они все меньше походили на правду.

Закончив свой монолог, Фина переключила внимание на Руби, которая до сих пор слушала ее с восторгом на лице.

— Скажите, Руби, почему вы решили стать няней?

Прежде чем ответить, Руби бросила взгляд на Макса:

— Ваш сын предложил мне работу, и я согласилась.

Фина задумалась на мгновение, затем спросила:

— Вы до этого не хотели быть няней?

Руби покачала головой.

— Тогда кем вы были?

Макс прислушался. Наверное, ему следовало задать этот вопрос Руби прежде, чем брать ее на работу.

— После университета я занималась множеством разных вещей, — улыбнулась Руби.

Макс положил вилку.

— Что вы изучали?

— Я училась на факультете телевидения и СМИ.

Он нахмурился:

— Но не хотели работать в этой области, несмотря на квалификацию?

Руби поморщилась:

— Я не окончила университет. Мой отец хотел, чтобы я посвятила себя работе на телевидении. — Она покачала головой. — Но я этого не хотела.

Фина посмотрела на нее с сочувствием.

— Не всем удается сразу найти свое призвание. Должно быть, среди тех вещей, которыми вы занимались, было что-нибудь интересное, — произнесла она с улыбкой.

Руби улыбнулась в ответ:

— О да. Я изготавливала бижутерию и работала на винограднике.

— Во Франции? — спросила Фина.

Она покачала головой:

— Нет, в Австралии. Я отправилась туда сразу после того, как меня отчислили из университета. Потом я работала за барной стойкой в Сингапуре, после этого в кибуце в Израиле. Еще я работала в фирме, занимающейся пиаром, и в авангардистском театре. Признаться, это было слишком даже для меня. Также мне приходилось выступать перед прохожими, чтобы заработать себе на хлеб.

Брови Фины взметнулись.

— Вы умеете играть на музыкальном инструменте?

— На губной гармошке. Еще я умею танцевать чечетку.

И он думал, что эта странная особа подойдет на роль няни? Неудивительно, что его разумный план трещит по швам.

— И после всего этого вы решили, что вам больше всего подходит работа няни? — спросил Макс. — Или это лишь очередной этап поисков вами вашего предназначения?

Руби покачала головой:

— Я не знаю. Понимаю, это звучит глупо, но я вижу, как мой отец любит свою работу. Мне тоже хочется найти дело, которому я могла бы отдавать всю себя.

— Чем занимается ваш отец? — спросила Фина.

Руби застыла, как если бы сказала что-то, чего ей не следовало говорить.

— Он делает программы о дикой природе, — ответила она.

— Как Патрик Лэнг? — восхищенно воскликнула Фина. — Обожаю его цикл передач про лемуров. Они очень увлекательны.

— Что-то в этом роде, — пробормотала Руби.

«Патрик Лэнг?»

Макс вспомнил фамилию Руби и понял, что это не может быть простым совпадением.

— Ваш отец Патрик Лэнг? — спросил он, с трудом скрывая свое удивление. Этот человек — уважаемый ученый, настоящий профессионал. Как у него может быть такая дочь, как Руби?

Кивнув, она продолжила есть пасту.

— Это потрясающе, — сказала Фина, затем ее улыбка поблекла. — Я сожалею о том, что произошло с вашей матерью, Руби. Это настоящая трагедия. Она была замечательной женщиной.

Руби кивнула, не поднимая глаз.

Задумавшись, Макс вспомнил сюжет из новостной передачи пятнадцатилетней давности. Патрик и Марта Лэнг вместе снимали документальные фильмы о дикой природе, пока Марта во время одной из экспедиций не подхватила какую-то тропическую болезнь. Она подумала, что это обычный грипп, и убедила мужа, что им нет необходимости прерывать поездку. Когда они узнали, чем она в действительности заболела, было уже поздно что-либо делать. Неделю спустя она умерла в африканской больнице.

Макс с сочувствием посмотрел на Руби, которая гоняла пасту по тарелке. Он знал, что такое лишиться одного из родителей. Ему было тяжело, несмотря на то что он потерял отца в тридцать с небольшим. Руби, наверное, было намного тяжелее. Ведь ее мать умерла, когда ей было всего девять.

— В любом случае, — внезапно произнесла она, подняв голову и улыбнувшись, — я бы хотела найти свое предназначение. Свою нишу.

Закончив есть, Фина положила нож и вилку и кивнула:

— Нет смысла чем-то заниматься, если у тебя не лежит к этому душа. Возможно, работа няни и есть ваше призвание. Вы отлично ладите с Софией. У вас все так естественно получается.

Лицо Руби просветлело.

— Спасибо вам, Фина, — искренне улыбнулась она.

Как ей удается, несмотря ни на что, находить радость в жизни?

— Массимо захотел стать архитектором, когда ему подарили его первый конструктор, — произнесла она с некоторым напряжением в голосе. — Он хотел последовать по стопам своего отца. — Она посмотрела на Макса: — Он бы очень гордился тобой, если бы узнал, что руководство института изобразительных искусств выбрало твой проект.

Макс так резко вскочил, что его стул опрокинулся. Внутри у него все кипело от ярости.

— Не смей говорить за моего отца, — процедил он сквозь зубы. — Лучше вообще о нем не упоминай в моем присутствии.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.