Две сестры

Глава пятая

Керри-Энн видела, что сестра расстроена донельзя. Она вела машину, а Линдсей сидела на месте пассажира, выпрямив спину, словно жердь проглотила, и ее молчание было красноречивее любых слов. Даже обычно разговорчивая мисс Хони притихла на заднем сиденье.

Наконец напряжение стало невыносимым.

— Может быть, кто-нибудь все-таки выскажется? — вспылила Керри-Энн. — Вы ведь считаете, что это я во всем виновата, не правда ли?

— Никто тебя ни в чем не обвиняет, сладкая моя, — сказала мисс Хони. — Насколько я могу судить, парень получил то, чего заслуживал.

Линдсей нарушила свое многозначительное молчание, чтобы обронить деланно равнодушным тоном:

— Может быть, и так, но не все следует озвучивать на людях. Иногда лучше… не заметить кое-чего, а не устраивать сцену.

Керри-Энн прекрасно понимала, что сестра права, но тем не менее мгновенно ощетинилась.

— Ага, значит, когда какой-нибудь урод кладет руку тебе на бедро и шепчет на ухо, что хотел бы увидеть, что вытатуировано у тебя на заднице, ты должна всего лишь похвалить цвет его галстука? — с сарказмом осведомилась она.

— Я всего лишь хочу сказать, что иногда в подобных ситуациях следует думать и о других людях тоже.

В этот момент сестра олицетворяла для Керри-Энн всех ее бесчисленных школьных учительниц, долгие годы постоянно укорявших ее за что-либо — за разговоры в классе во время урока, за слишком короткие юбки, за курение в женском туалете, за не вовремя сданное домашнее задание.

— Я не хочу сказать, что этот человек не… что он не делал таких вещей, — продолжала Линдсей. — Но он все-таки компаньон Гранта. А ты видела выражение лица его жены? Бедная женщина!

— Я знаю, кто будет жить в собачьей будке, когда вернется домой, — злорадно пропела с заднего сиденья мисс Хони. — Ему достанутся лишь сухари да кости.

— Почему это я должна жалеть ее? — Пальцы Керри-Энн, сжимавшие руль, побелели от напряжения. — Она ведь вышла за него замуж, так? Никогда не поверю, что жена такого парня, как он, не знала, что он за птица.

— Даже если и так, Аманда наверняка бы предпочла, чтобы это не стало известно всем и каждому за столом. Она не заслужила подобного обращения. Она — милая женщина.

— В самом деле? А мне она показалась заносчивой и высокомерной особой. — В действительности Керри-Энн так не думала, но она чувствовала себя настолько чужой среди гостей Гранта — людей культурных и образованных, в отличие от нее, измеряющих свою жизнь достижениями, а не неудачами, — что ей было легче выставить их в черном свете, чем признать, что она сама в чем-то не права.

Не помогало делу и то, что Линдси грудью встала на защиту этой женщины, не беря во внимание оскорбление, нанесенное ее сестре.

— Откуда тебе знать? Ты же практически не разговаривала с нею. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Слабый, едва слышный голос разума призывал Керри-Энн на этом остановиться и замолчать, но гордыня взяла верх.

— Нет, как раз об этом, — заявила она. — Видишь ли, именно в этом все дело. Вот ты обеспокоилась ее чувствами, а мне предлагаешь просто утереться и забыть обо всем? — Керри-Энн раздраженно потрясла головой. — Вечная история. А я-то надеялась, что с родной сестрой все будет по-другому. Очевидно, я ошиблась.

Линдсей не ответила, но в свете фар встречного автомобиля Керри-Энн заметила сердито насупленные брови сестры и запаниковала. Точно такое же выражение она видела на лицах взрослых, когда сама была еще подростком и заходила, на их взгляд, слишком далеко. Звучала фраза: «Прощай, деточка», — и ее отправляли в новую приемную семью. Что, если и Линдсей отправит ее восвояси? А ведь она даже не успела рассказать ей о Белле! Керри-Энн запаниковала. Пожалуй, она заслужила такое к себе отношение. Она оказалась столь же паршивой сестрой, как и матерью.

Но когда Линдсей наконец заговорила, по ее тону было понятно, что она скорее уязвлена, нежели сердита.

— Мне очень жаль, если у тебя сложилось такое впечатление, — сказала она. — Но, если честно, я не понимаю, что заставляет тебя так думать.

Керри-Энн вновь посмотрела на сестру, на ее чистый профиль, на элегантную золотую сережку, игриво выглядывающую из-под пряди гладких каштановых волос, лежащих у нее щеке. Какая же она красивая… собранная… невозмутимая… и чужая! Она покачала головой и сказала:

— Послушай, я уже не та симпатичная маленькая девочка, которую ты знала в детстве. Так что давай посмотрим правде в глаза и не будем мучить друг друга. Завтра утром я уеду отсюда. Без обид, ладно? — Лучше нанести упреждающий удар, чем сидеть как на иголках весь остаток дороги домой.

Линдсей ошарашенно уставилась на нее.

— Ради всего святого, почему это я должна хотеть, чтобы ты уехала? Мы же только сегодня встретились! — Она помолчала, а потом продолжила уже более спокойным, увещевающим тоном: — Давай не делать из мухи слона. Мне кажется, что всем нам нужно сначала хорошенько отдохнуть, и завтра все предстанет уже не в таком мрачном свете, и мы сможем двигаться дальше.

— Аминь. — Мисс Хони перегнулась с заднего сиденья и потрепала Керри-Энн по плечу.

А та чувствовала себя бесконечно виноватой. Ведь это она сама все испортила, начав с того, что, буквально загнав Линдсей в угол, вынудила ее взять с собой на вечеринку. Ей следовало бы подумать о том, что все может закончиться грандиозным скандалом. Было бы намного лучше, если бы она осталась дома и не совалась туда, где ее никто не ждал.

— Прошу прощения, если испортила вечеринку твоему приятелю, — сказала она. Извинения давались ей нелегко, но она умудрилась заставить свой голос прозвучать искренне.

Но этого, похоже, оказалось вполне достаточно, чтобы умиротворить Линдсей, поскольку черты ее лица разгладились.

— Ничего ты не испортила. — Она слабо улыбнулась. — По крайней мере, никто не сможет сказать, что вечеринка получилась скучной. И еще я уверена, что Поль не в первый раз получает по рукам за то, что дает им волю.

— Мужчины! — выдохнула мисс Хони. — Сладкая моя, если собрать всех мужиков, которые распускали руки в моем присутствии, то очередь растянулась бы отсюда до самого Лос-Анджелеса. — Она негромко рассмеялась. — Помнится, однажды кто-то из посетителей пошел за мной после окончания шоу. Сначала он попытался поцеловать меня, а потом, когда я не далась, он повалил меня на землю прямо на парковочной площадке. Должно быть, кретин решил, что я обязана отдаться ему за те двадцать баксов, что он сунул мне во время танца.

Линдсей, потрясенная до глубины души, воскликнула:

— Вы никогда не рассказывали мне об этом!

— И что было дальше? — заинтересовалась Керри-Энн.

Ей очень хотелось узнать, чем закончилась эта история, поскольку и самой случалось попадать в подобные ситуации, и она знала, что иногда лучше всего расслабиться и притвориться мертвой. Но почему-то она не могла вообразить себе мисс Хони в такой роли.

И она поняла, что угадала правильно, когда пожилая женщина сказала:

— Когда он скинул брюки, я бросила на него один-единственный взгляд и начала хохотать. Я ничего не могла с собой поделать. И тогда я говорю ему: «И вот этим ты собрался меня изнасиловать?»

— Не может быть! — изумленно ахнула Линдсей.

— Уж поверь мне, — подтвердила бывшая танцовщица, и Керри-Энн ни на секунду не усомнилась в том, что та говорит правду. Легкость, с какой мисс Хони сгладила возникшую неловкость во время вечеринки, показала ей, из какого теста слеплена пожилая женщина: под яркой оберткой скрывались стальная воля и сильный характер. — И это сработало. Его сами-знаете-что усох на месте, и он поплелся прочь, как побитая собака. Потом-то я поняла, что он запросто мог меня убить — хотя, если бы у него оказался пистолет, это было бы его единственное оружие.

Керри-Энн рассмеялась, и Линдсей, несмотря на отчаянные попытки сохранить серьезность, присоединилась к ней. Они хохотали от души, и смех помог им окончательно снять возникшее напряжение.

В Лагуну Голубой Луны они вернулись незадолго до полуночи. Когда Керри-Энн подъехала к дому, темнота за окнами была такой же глубокой и непроницаемой, как и океан, негромкое бормотание которого доносилось снизу. Ночной мрак лишь изредка разрывали зловещие огоньки, вспыхивающие в кустах в свете фар ее машины. Даже звезды куда-то попрятались, и она различала лишь туманные силуэты деревьев и домов вдалеке.

Керри-Энн понимала, что не может больше откладывать рассказ о том, что привело ее сюда. Чем дольше она будет ждать, тем в более неприглядном виде предстанет перед сестрой. Линдсей наверняка сочтет себя обманутой. Но было уже поздно, все они устали, и, учитывая происшедшее на вечеринке, пожалуй, стоило все-таки отложить неприятный разговор до утра. Остановив машину перед домом, она все еще спорила сама с собой, так и не придя к какому-либо решению.

Вскоре они остались одни в комнате сестры и погасили верхний свет. Линдсей лежала на своей старинной кровати на столбиках, а Керри-Энн заняла кушетку у окна. Линдсей дала ей старомодную фланелевую пижаму до пят — коротенькая ночная рубашка, которую привезла с собой Керри-Энн, оказалась слишком тонкой и поэтому холодной для здешнего климата, — и хотя пижама была совсем не в ее стиле, она чувствовала себя в ней уютно, тем более укрывшись одеялом до подбородка. Но сон бежал от нее — день выдался богатым на события, да и тревога о будущем не отпускала. Она думала о том, что ей предстоит.

— Линдсей, ты не спишь? — прошептала она.

— М-м? — сонно пробормотала сестра.

— Э-э, я должна сказать тебе кое-что.

— Что именно?

— Когда сегодня днем мы разговаривали в магазине, ну, о семье и прочем, я не сказала тебе, что… — Керри-Энн умолкла, страшась лишиться остатков расположения, которое могла питать к ней старшая сестра.

— Я слушаю! — поторопила ее Линдсей.

Керри-Энн зажмурилась и на выдохе быстро произнесла:

— У меня есть дочь. Ее зовут Белла. Ей шесть лет.

Послышался шорох и, открыв глаза, она разглядела в темноте Линдсей, сидящую на постели. Фигура сестры в ночной рубашке с оборками светлым пятном выделялась на фоне темного дерева изголовья.

— Почему ты не сказала об этом сразу? — В голосе Линдсей не осталось ни малейших признаков сонливости.

— Я боялась, что ты осудишь меня.

— Почему я должна осуждать тебя?

— Потому что я оказалась не очень хорошей матерью. Не пойми меня неправильно — свою дочь я люблю больше всего на свете. Но я… я все испортила. — Керри-Энн отчаянно старалась удержать слезы, которые вот-вот могли брызнуть из глаз. — Я не стану вдаваться в отвратительные подробности, но скажу прямо: я подсела на наркотики. В конце концов я так в этом погрязла, что перестала обращать внимание на что-либо, включая собственного ребенка.

— Где она сейчас?

— В одной приемной семье. У меня отобрали ее шесть месяцев назад, после того как полиция нагрянула ко мне с обыском.

— Какой ужас! Тебе пришлось нелегко, — негромким, отсутствующим тоном пробормотала Линдсей, как если бы ей вспомнился тот далекий день, когда при аналогичных обстоятельствах ее разлучили с Керри-Энн.

— Ты и представить себе не можешь, каково мне было. — Керри-Энн почувствовала, что ее подташнивает при одном упоминании о том, что случилось. — Я была жутко напугана. Ну и зла, естественно. Но сейчас я их не виню — они лишь делали свою работу. Однако, как говорят, нет худа без добра. Мне пришлось посмотреть правде в глаза, и я поняла, в кого превратилась. В тот же самый день я пошла в реабилитационный центр.

— Понятно. — Последовала пауза, в течение которой Линдсей переваривала услышанное. Наконец она спросила: — А как же ее отец? Где он?

— Кто знает? Иеремия исчез много лет назад. Он бросил нас, когда она была совсем крошечной. — Керри-Энн покрутила в пальцах медальон на цепочке, в тысячный раз спрашивая себя, где сейчас может быть ее бывший возлюбленный. Она даже не знала, жив он или умер. — Как видишь, мне некого винить, кроме себя. Наверное, я пошла в нашу мать не только внешностью.

— Не надо сравнивать себя с нею. Ей было наплевать на нас.

— Какая разница, если в результате получается то же самое?

Линдсей подалась к сестре и спросила:

— Но главный вопрос заключается в следующем: что ты намерена делать дальше?

— Поверь мне, я делаю все, что могу, чтобы вернуть ее. Я наняла адвоката, я хожу на собрания участников программы «Двенадцать шагов» — только что получила значок «Шесть месяцев без наркотиков». Кроме того, я стараюсь откладывать из зарплаты, чтобы накопить на первый взнос за квартиру — где-нибудь рядом с хорошей школой. Но это нелегко, должна тебе сказать.

— Ну, мне кажется, ты все делаешь правильно.

— Да, но этого недостаточно. Вот почему я здесь. Мне нужна твоя помощь.

Сестра осторожно ответила:

— Если тебе нужны деньги, я дам тебе, сколько смогу, разумеется. Но, боюсь, у меня их совсем немного.

Керри-Энн рывком села на кушетке.

— Ты думаешь, я приехала умолять занять мне денег? — Но почему Линдсей должна была думать по-другому? В конце концов, она совсем не знает ее, а Керри-Энн не показала себя человеком, которого больше волнует другое. Она поспешила уверить свою сестру: — Мне не нужны твои деньги! — Она собиралась просить о более важном одолжении. Наконец она собралась с духом и проговорила: — Послушай, дело в том, что мне сказали: у меня будет шанс выиграть дело в суде, если на моей стороне выступит хотя бы один член семьи. Ну, вот я и понадеялась, что таким человеком можешь стать ты.

Когда Линдсей ничего не ответила, Керри-Энн поспешила добавить:

— Я знаю, что прошу слишком многого и не стану винить тебя, если ты скажешь «нет». Я ведь даже не могу обещать, что все это время буду паинькой. Я постараюсь, но иногда язык становится моим злейшим врагом. — Чему Линдсей и стала свидетельницей не далее как сегодня вечером. — Просто подумай об этом. Это все, о чем я прошу.

Воцарившаяся тишина ширилась, как круги на воде от брошенного камня. Керри-Энн напряженно всматривалась в темноту, боясь пошевелиться, широко раскрыв слипающиеся глаза. Сердце гулко стучало у нее в груди. Наконец до нее долетел бесконечно усталый голос Линдсей.

— Давай поговорим об этом утром, хорошо?

Это был не тот ответ, на который надеялась Керри-Энн, но и не тот, которого она страшилась больше всего. Она осторожно легла на спину, глядя на бегущие по потолку тени от ветвей, которые раскачивал за окном ветер.

— Да, конечно, — негромко откликнулась она. — Спокойной ночи.

Вместо ответа через несколько минут до нее донеслось спокойное дыхание сестры.

Проснувшись утром, Керри-Энн обнаружила, что голова у нее раскалывается от боли, а в висках стучат крохотные молоточки. Кровать Линдсей была пуста и прибрана. Сестры нигде не было видно, и Керри-Энн лениво подумала, давно ли та встала. Нетвердой походкой она отправилась в ванную, где проглотила таблетку аспирина, прежде чем залезть под душ. Через двадцать минут, одетая и накрашенная, она забрела в кухню, где мисс Хони, шурша цветастым кимоно, разбивала яйца в миску. Линдсей, в спортивном костюме, раскрасневшаяся, словно только что вернулась с пробежки по берегу, молола зерна кофе, и звук этот, как ножом, резанул по нервам Керри-Энн.

— Доброе утро! — прохрипела она.

— Доброе утро, сладкая моя! Сегодня чудесный день, не правда ли? — прочирикала мисс Хони, хотя за окном нависло серое облачное небо.

— Хорошо спала? — бросила Линдсей, оглянувшись на нее через плечо.

— Как убитая. Я даже не слышала, когда ты встала. — Керри-Энн зевнула.

— Я ранняя пташка, так что привыкай.

«Интересно, как ее следует понимать? — подумала Керри-Энн. — Что это — невинная оговорка или же Линдсей решила позволить мне остаться?»

— Насколько ранняя? — поинтересовалась она, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Обычно я встаю до рассвета. — Линдсей высыпала смолотые зерна в кофеварку и наполнила емкость водой. — Вдоль утесов идет тропинка, и в это время там обычно никого не бывает. — Она помолчала, улыбаясь про себя. — Для меня это… не знаю… как сходить в церковь. Утром такая тишина! Не считая гула океана — он всегда напоминает о себе. — Улыбка исчезла, сменившись озабоченным выражением, когда Линдсей бросила взгляд на суровый, продуваемый всеми ветрами ландшафт за окном.

Керри-Энн решила, что сестра думает о том, чего лишится, если эти жирные коты, с которыми она вела войну, одержат победу. Совершенно очевидно, что это место значило для нее намного больше, чем просто крыша над головой.

— А ты амбициознее меня, — сказала Керри-Энн. — Будь у меня такая возможность, я бы спала до обеда. Единственное, что может вытащить меня из постели, — это мысль о первой чашке кофе.

— Еще секунда, и ты ее получишь. — Линдсей выключила кофеварку. Через мгновение раздалось многообещающее бульканье, и восхитительный запах кофе наполнил комнату.

Кухня, как и весь дом, принадлежала ушедшей эпохе. Шкафчики из темного дерева стали еще темнее после долгих лет службы. Мраморные столешницы покрывали трещинки, края были в сколах, пузатый холодильник и плита вышли из моды тогда же, когда и прожорливые автомобили и прически в стиле Фарры Фосетт[33]. В углу, у окна, выходившего во двор, расположился уголок для завтрака со встроенными скамьями и квадратным деревянным столом. Стол был накрыт на троих: стеганые салфетки под приборами, глиняная посуда и столовое серебро. Посередине стояли масленка и баночка с вареньем.

Линдсей показала ей, где взять чашки, и, налив себе кофе, Керри-Энн отступила назад, не зная, как себя вести и где присесть. Глядя на то, как скользят по кухне Линдсей и мисс Хони, ловко огибая друг друга на ограниченном пространстве, подобно опытным танцорам балетной труппы, она ощущала себя пресловутым пятым колесом в телеге. И от этого неопределенность стала терзать ее еще сильнее.

Она допила первую чашку и доливала себе кофе, когда внимание ее привлек резкий запах, шедший от плиты, — там явно что-то горело. Мисс Хони схватила толстую кухонную рукавичку, чтобы снять с горелки дымящуюся сковороду с длинной ручкой.

— Это уже второй раз за неделю! — с отчаянием воскликнула она, соскребая в раковину подгоревшую яичницу и включая устройство для удаления мусора. — Господи, уж что, казалось бы, проще, чем приготовить омлет и при этом не сжечь его. — С извиняющимся видом она повернулась к Керри-Энн. — Мне очень жаль, милочка, но предупреждаю заранее: кухарка из меня неважная. — И пожилая женщина метнула умоляющий взгляд на Линдсей.

— Можете не смотреть на меня, — со смехом заявила Линдсей. — Я неплохо готовлю кофе и могу сварить яйца, но не больше.

Керри-Энн ухватилась за возможность хоть чем-то оказаться полезной.

— Я знаю один фокус. Сейчас покажу, — сказала она, взяла картонку с яйцами и разбила полдюжины в миску. Взбивая их с привычной легкостью, она поинтересовалась: — А сливки в этом доме есть?

— Сливки? — эхом откликнулась Линдсей, с сомнением глядя на нее, пока мисс Хони отправилась принести искомое.

— Совсем капелька. Сейчас увидишь. — Керри-Энн влила немного сливок во взбитые яйца, тщательно перемешала их вновь, добавила соль, перец и немного сушеных трав с полочки для специй. Когда сковорода была отчищена от гари и на ней уже шипело масло, она вылила на нее яйца и убавила огонь. — Готовить омлет нужно на малом огне, пока он не начнет сворачиваться. Затем, очень аккуратно, просто складываешь его горкой. — Когда яйца поджарились до состояния жидкого пудинга, она взяла деревянную ложку и соорудила из них пирамиду. Проделав эту операцию несколько раз, она быстро сняла сковороду с огня и переложила омлет, легкий и сочный, на тарелки, которые подставила ей мисс Хони, приговаривая: — Voila[34]!

Линдсей и мисс Хони смотрели на нее во все глаза, словно она и правда только что показала им волшебный фокус.

— Где ты научилась так готовить? — обрела наконец дар речи Линдсей.

— Одно время я работала во французском ресторанчике, — сообщила им Керри-Энн. — Владелец, он же шеф-повар, ввел такое правило: все работники, начиная с мойщиков посуды, должны уметь приготовить какое-нибудь несложное блюдо. Он говорил: «Если ты можешь приготовить яичницу, значит, ты можешь приготовить что угодно».

— Ты, во всяком случае, этот урок усвоила на «отлично», — заметила Линдсей, когда они сидели за столом и завтракали. — Это — лучший омлет из всех, что я когда-либо пробовала.

Сама того не ожидая, Керри-Энн почувствовала, что краснеет. Обычно она оказывалась в центре внимания только тогда, когда совершала что-нибудь плохое. Но сейчас она тихонько радовалась тому, что набрала сегодня несколько очков. Быть может, Линдсей поймет, что и от нее может быть польза.

Керри-Энн ела быстро, глотала омлет, почти не жуя. Прошлым вечером еда не лезла ей в горло — в этом не было ничего удивительного, учитывая, что тот урод лапал ее под столом, — но сегодня утром у нее разыгрался волчий аппетит. Помимо яиц, она проглотила четыре ломтика ветчины и две поджаренных оладьи, пока наконец ее желудок не запротестовал.

После того как они убрали со стола и загрузили грязные тарелки в посудомоечную машину, Линдсей и мисс Хони стали собираться на работу. Керри-Энн подвезла их в город, на станцию техобслуживания, где Линдсей уже ждал ее «вольво». Глядя на то, как сестра отстегивает ремень безопасности и берется за ручку дверцы, готовясь вылезти из машины, Керри-Энн ощутила новый приступ беспокойства. Линдсей до сих пор не сказала ей, может она остаться или нет. Похоже, сестра или до сих пор обдумывала этот вопрос, или же просто выбирала подходящий момент для того, чтобы отказать ей. Последнее казалось более вероятным.

Керри-Энн уже всерьез подумывала о том, чтобы вернуться домой, собрать вещи и отправиться восвояси, когда Линдсей вдруг предложила деланно равнодушным тоном:

— Послушай, поехали сегодня с нами на работу? Уверена, найдется и для тебя занятие. Ты когда-нибудь работала в книжном магазине?

— Нет, но я всегда могу научиться, — Керри-Энн постаралась вложить в голос строго отмеренную порцию энтузиазма, не желая показать, что согласна на что угодно.

— Разумеется, можешь, — мисс Хони улыбнулась ей.

— Хорошо. В таком случае, решено. — Линдсей слабо улыбнулась Керри-Энн, выбираясь из машины, и та поняла, что она если и не прощена за вчерашний инцидент, то, по крайней мере, получила шанс искупить свою вину. И она была твердо намерена воспользоваться им.

В книжном кафе ей поручили расставлять книги по полкам. Вряд ли эту работу можно было назвать ответственной, но, по меньшей мере, у нее не будет возможности напортачить. Она как раз закончила расставлять книги по алфавиту, когда к ней приблизилась тучная седовласая матрона.

— Простите, — сказала женщина. — Не могли бы вы мне помочь? Я ищу одну книгу, но нигде не вижу ее.

— Да, конечно. — Керри-Энн нервно огляделась по сторонам в поисках сестры, но той, как назло, не было видно. — Как она называется? — Быть может, она сама сумеет решить эту проблему, не прибегая к помощи Линдсей. Как знать, вдруг сестра сочтет, что она все-таки может для чего-нибудь сгодиться?

— «Орас», Жорж Санд, — ответила женщина.

— Орас кто?

— «Орас» — это название книги, дорогая. А автором ее является Жорж Санд.

— Никогда не слышала о нем.

— Это она, а не он, кстати говоря.

— Ага, наверное, это кто-нибудь из современных авторов. Их в последнее время столько развелось, что всех и не упомнишь!

Керри-Энн болтала с видом человека, который прочитал столько книг, что они перемешались у него в голове. И свою ошибку она осознала только после того, как женщина заявила:

— Собственно, если этот роман у вас есть, то он должен находиться в разделе классической литературы. Но, прошу вас, не стоит беспокоиться. Я поищу еще кого-нибудь, кто сможет мне помочь. — Перед тем как уйти, она одарила Керри-Энн полным сожаления взглядом, каким смотрят на умственно отсталых.

Керри-Энн почувствовала себя униженной, как всегда бывало в школе, когда ее вызывали к доске, а она не знала правильного ответа. Тупая идиотка... Опустив голову, она сунула руки в карманы джинсов, чтобы сдержаться и не швырнуть что-нибудь в спину удаляющейся матроне — ту же книгу, например. Подняв глаза, в дальнем конце прохода она увидела сестру, беседующую о чем-то с той самой женщиной. Она кивком указала на Керри-Энн и улыбнулась, а потом сказала что-то Линдсей, отчего та заулыбалась тоже. Они что же, смеются над нею?

— Эй, ты как, нормально?

Керри-Энн вздрогнула — перед нею стоял Олли, и она быстро опустила голову, чтобы он не заметил, что в глазах у нее блестят слезы.

— Со мной все в порядке, — пробормотала она.

Она почувствовала, как он взял ее за руку, и, вновь подняв голову, утонула в теплых озерах расплавленных шоколадных глаз Олли.

— Не переживай — скоро все пройдет.

— Что именно?

— То, что тебя мучает. Когда меня что-нибудь раздражает, я всегда говорю себе: «Это не навсегда». Обычно это срабатывает. — Он подмигнул ей. — А если нет, все равно беспокоиться не о чем. У меня есть одно надежное средство.

Керри-Энн догадалась, что он имеет в виду, и слабо улыбнулась:

— В котором, держу пари, содержится миллион калорий.

— Ты угадала правильно, — со смехом признался он. — Послушай, ты, случайно, не умеешь обращаться с промышленной кофеваркой? Ну, той, что готовит кофе-эспрессо? Потому как я не отказался бы от помощницы в кафе.

Керри-Энн почувствовала, как понемногу у нее улучшается настроение.

— Одно время я работала в «Старбаксе»[35]. Думаю, что справлюсь.

Олли одарил ее мальчишеской улыбкой, и она решила, что он красив, пусть и какой-то своеобразной красотой. Сегодня он был одет в черные джинсы, классический пиджак в полоску поверх фиолетовой футболки с надписью «Хард-рок кафе» и свои фирменные оранжевые теннисные туфли. Черные волосы торчали ежиком, напоминая густую шерсть.

— В таком случае я тебя нанимаю. В некотором роде, конечно, — боюсь, что вместо жалованья тебе достанутся лишь чаевые.

— Мне приходилось работать и за меньшую плату. — Она вспомнила времена, когда, не имея и гроша за душой, готова была взяться за любую работу и целую неделю собирала апельсины на плантациях Эскондидо.

Поначалу у нее возникли некоторые трудности, но потом дело пошло на лад. Кофеварка оказалась не такой, как в «Старбаксе», но для того, чтобы научиться обращаться с ней, не требовалось быть гигантом мысли, и через некоторое время она управлялась с машиной с ловкостью профессионала. Она выполняла заказы на кофе, а Олли раздавал булочки с корицей и оладьи.

Ей показалось, что прошел всего час, но, взглянув на часы, она обнаружила, что уже полдень.

— Когда у нас обеденный перерыв? — поинтересовалась Керри-Энн, обслужив последнего покупателя в очереди.

Олли окинул ее внимательным взглядом, возвращая поднос с булочками в витрину.

— Ты читаешь мои мысли. — Он закрыл стеклянную панель. — Чуть ниже по улице есть кондитерская. Как ты посмотришь, если я приглашу тебя туда перекусить?

— Не могу. Мне надо бежать. — Она сняла передник и сунула его под прилавок.

— К чему такая спешка?

— Я должна вернуть машину, которую взяла напрокат, не позже часа дня, иначе мне придется оплатить лишние сутки, — пояснила она.

— Означает ли это, что ты решила задержаться здесь на некоторое время? — Олли метнул на нее полный невысказанной надежды взгляд.

— Еще не знаю. Посмотрим. — Все зависело от Линдсей. А пока что у нее не было другого выхода, кроме как вернуть автомобиль, поскольку денег у нее оставалось в обрез.

— Но я могу поехать следом за тобой на своем джипе и привезти тебя обратно, а? — предложил Олли.

Она приостановилась на мгновение, собираясь зайти в кладовку за своей курткой и сумочкой.

— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, но мне не хотелось бы доставлять тебе лишних хлопот. Пункт проката автомобилей «Доллар» находится у черта на куличках, по ту сторону холма, в Берлингаме, — сообщила она ему.

— Но по тому маршруту автобусы редко ходят. Ты можешь застрять там надолго, — заметил он.

Керри-Энн заколебалась.

— Разве тебе не нужно будет вернуться на работу?

— Я всегда могу закрыться на пару часов. В любом случае, наплыва посетителей в это время дня не бывает.

— А Линдсей не будет возражать? — Керри-Энн с опаской посмотрела на сестру, которая как раз пробивала чек на очередную покупку.

— Не беспокойся об этом. Я все улажу. — Олли выглядел столь непоколебимо самоуверенным, что, глядя, как он лавирует меж рядами полок и витрин, направляясь в переднюю часть магазина, она почувствовала, что охватившая ее тревога понемногу отступает.

Он вернулся через несколько минут.

— Можем ехать. Встретимся у входа через десять минут, договорились?

«Интересно, чем вызвана такая задержка, — подумала Керри-Энн, — если его джип припаркован сразу за магазином?» — но ограничилась лишь тем, что бросила:

— Договорились. — Она коснулась его рукава, когда Олли уже повернулся, чтобы уходить. — Эй… спасибо!

Он широко улыбнулся в ответ.

— De nada[36].

Через двенадцать минут он подрулил к тротуару, к которому приткнулся ее взятый напрокат автомобиль. Она улыбнулась, увидев его средство передвижения, потому что оно оказалось вполне в духе Олли: древний джип, наверняка помнивший Вторую мировую, как оно и оказалось в действительности.

— Это «виллис», — сообщил он ей, когда они ехали обратно. — Мы с отцом сами восстановили его. Нам понадобилась пара лет — найти запчасти было ой как нелегко, — зато сейчас он как новенький. Извиняюсь за шум, — сказал он, повышая голос, чтобы перекричать рев мотора, пока джип карабкался на крутой подъем по шоссе номер 92. — Временами он довольно громко ревет.

Керри-Энн это не беспокоило. Олли оказался настолько славным парнем, что вскоре она позабыла обо всем на свете. И только когда разговор зашел о сестре, Керри-Энн вспомнила, зачем она здесь.

— Не могу поверить, что вы с Линдсей — родственницы. Ты ничуточки не похожа на нее, — заметил он.

— Это плохо? — мгновенно ощетинилась она.

— Нет… разумеется нет. Я всего лишь хотел сказать… — Олли умолк на полуслове, и на щеках у него сначала заалели яркие пятна, а потом жаркий румянец залил даже его шею. Впрочем, он храбро попытался объясниться. — Послушай, мы с Линдс знакомы уже сто лет, и я люблю ее — она не говорила тебе, что нянчилась со мной, когда я был еще маленьким? — но, должен признаться, не могу представить ее себе с татуировкой, если ты понимаешь, о чем я.

— Или с розовым мелированием? — Керри-Энн покрутила на пальце кончики собственных волос.

Он аккуратно вписал «виллис» в крутой поворот.

— Я всего лишь хочу сказать, что ты — классная девчонка.

— А я совсем не уверена, что Линдсей думает так же. Особенно после вчерашнего вечера.

Олли бросил на нее любопытствующий взгляд.

— А что стряслось вчера вечером?

Она рассказала ему о происшествии на вечеринке, не стараясь приукрасить свое поведение.

— Линдсей была очень расстроена. Откровенно говоря, не думаю, что она станет протестовать, если мой визит не затянется.

— Я уверен, что это неправда. С чего бы ей хотеть, чтобы ты уехала, когда она искала тебя столько лет? Кроме того, на мой взгляд, тот парень сам напросился на это.

— В том-то все и дело. Все эти годы она искала ту, кого просто не существует. Говоря по правде, я — не такая, какой она ожидала меня увидеть. Совсем не такая. — Когда Линдсей видела ее в последний раз, она была маленькой симпатичной девочкой. А теперь она стала большой взрослой неудачницей.

Олли нахмурился.

— Ты ведешь себя так, как будто с тобой что-то не в порядке.

Она была тронута, но ведь он совсем не знал ее, посему его мнение нельзя было принимать всерьез.

— У меня есть основания считать, что я не принадлежу к тем людям, с которыми моя сестра хотела бы подружиться.

— Дай ей шанс, — попросил Олли. — Это правда, она многого ожидает от других, как, впрочем, и от себя самой, но как только она узнает тебя поближе, то станет тебе такой подругой, лучше которой и желать нельзя.

Керри-Энн совсем не была уверена, что в ее случае именно так и будет. Как только она лучше узнает меня и убедится в том, что ее первое впечатление было верным, что я буду делать?

Они поднялись на вершину холма, и Олли, безо всякого предупреждения, свернул на смотровую площадку. Все ее мысли моментально улетучились при виде великолепной картины, открывшейся взору. Из-под ног круто уходил вниз поросший травой склон, на котором там и сям торчали одинокие дубы, а у самого подножия, в объятиях изгибавшейся петлей дороги, лежало озеро, сверкавшее в лучах полуденного солнца. День был ясным, но ветер с океана, лежавшего по другую сторону холма, нес с собой соленую прохладу.

— Не знаю, как ты, но я умираю с голоду, — заявил Олли. — Как насчет того, чтобы немного перекусить?

Керри-Энн улыбнулась, решив, что это он так шутит.

— Ага, с удовольствием — и что мы будем есть? Начнем собирать орехи и ягоды?

— Не-a. Я имел в виду нечто более существенное. — Олли повернулся и достал с заднего сиденья большой бумажный пакет. — Что ты предпочитаешь, индейку или пастрами[37]? Да, кстати, надеюсь, что тебе нравится шинкованная капуста. У меня был выбор — взять картофельный салат или капустный, и я почему-то решил, что последний подойдет больше.

Она с удивлением уставилась на него.

— Но откуда…

— По-моему, я говорил о магазине-кондитерской, что чуть ниже по улице? Ну, вот я и попросил управляющего собрать для нас кое-что, пока ты ждала, когда я подъеду на джипе.

Керри-Энн рассмеялась.

— Недурно придумано.

Они вылезли наружу, и Олли, порывшись в багажнике, извлек оттуда старый брезент, который вполне мог сойти за одеяло для пикника. Керри-Энн пристроилась за Олли, который направился вниз по склону. Глядя, как он идет упругой походкой, зажав под одной рукой брезент и размахивая другой с бумажным пакетом, и ступая по оставленным его оранжевыми теннисными туфлями следам, она чувствовала себя абсурдно счастливой.

Наконец они остановились под огромным и раскидистым дубом, его искривленные нижние ветки кое-где опускались до самой земли. Они расстелили на траве брезент и сели на него обедать. Учитывая плотный завтрак, с которого началось сегодняшнее утро, Керри-Энн удивилась чувству голода, которое вдруг проснулось в ней. Она быстро расправилась с бутербродом с пастрами, еще быстрее уплела пакетик жареной картошки и съела половину салата из капусты, запив все это шипучей газировкой. Она поправила декольте, когда Олли сунул напоследок руку в бумажный пакет со словами:

— А вот это на десерт.

Керри-Энн, отдуваясь, простонала:

— В меня больше не влезет ни кусочка.

Не обращая на нее внимания, Олли вытащил парочку шоколадных кексов — это были его фирменные изделия. Она отщипнула крошечный кусочек, только чтобы не обидеть его, намереваясь доесть остальное как-нибудь потом, но стоило ей вонзить зубы в его воздушную мягкость, как она поняла, что остановиться не сможет.

— Изумительно! — воскликнула она, расправившись с кексом. — Признавайся, в чем тут секрет?

Он ухмыльнулся и откинулся на брезент, опираясь на локти и вытянув вперед длинные ноги.

— Нет никакого секрета. Просто надо знать, когда нужно придерживаться рецепта, а когда можно импровизировать. Да, и при этом нельзя относиться к маслу и сливкам, как к Бабаю, которым пугают детей.

Она облизнула с пальцев остатки глазировки.

— Я не знаю других мужчин, кто занимался бы выпечкой, не считая кондитеров, конечно. Держу пари, тебя из-за этого дразнили в школе.

— Главным образом в этом преуспели мои братья. Мне повезло, что я увлекся еще и автомобилями, иначе насмешкам не было бы конца.

— Сколько у тебя братьев?

— Трое, и еще две сестры. Я — младший, так что меня доставали бы в любом случае. Но мои братья не могли простить мне, что я предпочитаю возиться у плиты, а не сбивать локти и колени, падая с деревьев или кувыркаясь в волнах Афио-Нуэво. Естественно, это не мешало им уплетать за обе щеки все то, что я готовил. Даже сейчас они время от времени обращаются ко мне с просьбой приготовить что-нибудь вкусненькое на день рождения или другие торжества, а то вдруг Стива, Донни или Шона потянет отведать моих булочек с арахисовым маслом, или торт «птичье молоко», или… всего и не перечесть.

— Я бы хотела иметь такой талант, — заявила Керри-Энн. Или любой другой, помимо способности постоянно попадать в неприятности.

— У тебя разве нет хобби?

— Увы. — Она решила, что болезненную тягу к крэку[38] вряд ли можно отнести к категории хобби. — Девчонкой я часто переезжала с места на место, нигде не задерживаясь достаточно долго, чтобы вступить в клуб по интересам или приобщиться к какой-либо иной деятельности. С меня хватало и того, что надо было учиться и получать более-менее приличные оценки. Но когда я пошла в среднюю школу, учиться расхотелось. В начальном классе я получила «двойки» по всем предметам, за исключением физкультуры. Меня чаще оставляли после уроков в наказание за плохое поведение, чем видели на занятиях в классе.

— Меня тоже. — Когда она с удивлением посмотрела на него, он горько рассмеялся и сказал: — Ты думаешь, что я всегда был милым мальчиком, который печет шоколадные кексы? Было время, когда и учителя, и мои родители считали, что я ступил на скользкую дорожку. Да, тогда я был как никогда близок к тому, чтобы разрушить собственную жизнь.

— Ты? Глядя на тебя, в это трудно поверить.

— Я не вру.

— Но что с тобой случилось?

— Обычная история. Когда мне исполнилось шестнадцать, я подсел на наркотики — начал курить марихуану. Прошло совсем немного времени, оценки в школе стал получать все хуже, и за меня взялись родители. Они поставили мне ультиматум: или я берусь за ум, или все свободное время, включая выходные и каникулы, мне придется проводить на лодке отца, где он сможет приглядывать за мной. Поскольку у меня не было склонности к семейному бизнесу — рыбная ловля вызывает во мне отвращение, — я выбрал дверь под номером один.

— Тебе трудно было бросить? — Она вспоминала ад, через который ей пришлось пройти, чтобы оказаться там, где она была сейчас.

— Нет, не очень. Я не успел втянуться, как некоторые мои приятели. Травку я курил главным образом для того, чтобы не отставать от них и казаться себе крутым.

— Тебе повезло. Не то что некоторым. — Олли обернулся и с любопытством посмотрел на нее, так что после недолгого колебания она призналась: — Я прохожу курс реабилитации. Уже полгода без наркотиков. Но для меня это то же самое, что взбираться по отвесной стене со связанными за спиной руками и без страховки. — Она не стала рассказывать ему о Белле — к чему ему знать такие подробности? Ведь она скоро уедет отсюда. — Так что, сам видишь, отношения у нас с Линдсей вовсе не простые. Я совсем не уверена, что она примет меня с таким-то багажом. И я не виню ее. На нее столько всего свалилось!

Он скорчил сочувствующую физиономию.

— Дай ей немного времени.

— Может быть. Посмотрим. — Керри-Энн полезла в сумочку за сигаретами.

Когда она докурила, они собрали мусор и сложили брезент.

— Что ты думаешь о приятеле Линдсей? — поинтересовался Олли, когда они уже поднимались по склону.

— Он показался мне довольно милым, — ответила Керри-Энн. На самом деле вопрос следовало задать по-другому: что думает о ней Грант? Ничего хорошего, скорее всего, после вчерашнего-то вечера.

— Да, Грант — стильный парень. Вот только я не уверен, что именно он ей нужен.

— Почему?

Олли ненадолго задумался.

— Ну, ты же знаешь, что двое могут любить друг друга, но окружающие не понимают, что у них общего. Так вот, у Линдсей и Гранта картина совершенно противоположная. На первый взгляд у них все складывается просто великолепно. Кажется, нет причины, по которой они не должны быть вместе. За исключением одной-единственной, но самой важной — в их отношениях нет огня.

— Не мне судить об этом — личной жизни у меня нет.

Олли непритворно удивился.

— В самом деле? А мне казалось, что парни выстраиваются в очередь у твоих дверей.

Керри-Энн поспешила рассеять его сомнения.

— Проблема не в мужчинах. Она во мне. — Она пояснила: тех, кто участвует в программе «Двенадцать шагов», предупреждают о том, что в течение первого года воздержания нежелательно завязывать романтические отношения. Так что, учитывая ее прошлое, она не намерена рисковать.

На лице Олли отразилось легкое разочарование, и она ощутила угрызения совести оттого, что разрушила его иллюзии. Не то чтобы у него были шансы даже в нынешней ситуации. Он был симпатичен и даже сексуален, по-своему, конечно. Но, несмотря на его не совсем безупречное прошлое, он все-таки был слишком чист и невинен для нее. И все закончится тем, что она утянет его за собой вниз, на самое дно.

— А вот и вы! — приветствовала их Линдсей, когда некоторое время спустя, они вернулись в магазин.

— Салют, босс! — отозвался Олли, когда они вошли в книжное кафе через заднюю дверь, смеясь и хихикая, как парочка загулявших школьников.

— Что такого смешного? — Взгляд Линдсей упал на руку Керри-Энн, которая лежала на согнутой в локте руке Олли.

Керри-Энн был хорошо знаком этот взгляд. То же самое выражение лица было у ее приемной матери, когда она училась в девятом классе и Джин Фаулер застукала Керри-Энн в спальне с ее сыном-подростком. Не успела Керри-Энн опомниться, как уже ехала на автобусе в Карсон-Сити, где ее ждали новые приемные родители.

Керри-Энн убрала руку с локтя Олли.

— Олли учил меня, как произносится по-португальски «отвали». — Они обменялись понимающими взглядами и вновь принялись пересмеиваться.

Линдсей улыбнулась, глядя на них, но улыбка не коснулась ее глаз.

— Ну, слава Богу, вы вернулись. А то я уже начала беспокоиться, что вы попали в аварию. — Но при этом сестра смотрела на Керри-Энн так, словно думала, что это были неприятности совсем иного рода, имеющие отношение к ней и Олли. Никакого сомнения.

Она думает, я заигрываю с ним. Бедный Олли, ничего не подозревающая жертва опытной развратной особы! Действительно, кому бы понравилось, если бы столь чистый и невинный мальчик связался с такой женщиной, как она? Бывшая наркоманка, у которой отобрали ее собственного ребенка. Керри-Энн почувствовала, как ее охватывает ярость. Кто такая Линдсей, черт побери, чтобы судить ее? И какое, собственно, ей до этого дело?

И ее вновь обуял дух противоречия, из-за которого она уже не раз влипала в неприятности. Все мысли о том, чтобы произвести хорошее впечатление на сестру, вылетели у нее из головы и, не отдавая себе отчета в том, что делает, Керри-Энн запечатлела легкий поцелуй на губах опешившего Олли.

— Спасибо тебе, Олли… за то, что подвез меня, — хриплым голосом проворковала она, одарив его жарким и многообещающим взглядом, который не остался не замеченным Линдсей — та сразу же развернулась и двинулась прочь, вызывающе покачивая бедрами, обтянутыми юбкой.