Двор Ледяных Сердец

Глава 11

Я проснулась от света, бьющего прямо в лицо.

Голова раскалывалась – тупая пульсирующая боль разливалась от висков к затылку. Во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Тело ломило, словно меня переехал грузовик.

Магический сон. Последствия обездвиживания, которым Оберон усыпил меня на пару часов в пути. Но ощущения были как после полноценного наркоза.

Я медленно села, морщась от боли, и огляделась.

Комната была огромной. Роскошной. Стены из белого камня, гладкие и тёплые на вид. Высокие окна пропускали потоки солнечного света, а лёгкие золотистые занавески колыхались на ветру, пахнущем цветами и мёдом. Пол – мрамор с золотыми прожилками, покрытый мягкими коврами. Мебель изящная, резная. Кровать с шёлковыми простынями и горой подушек.

Роскошь. Красота.

Золотая клетка для человеческой дуры, которая поверила фейри.

Взгляд упал на зеркало, и я замерла.

На мне было не моё. Грязная куртка исчезла. Порванные джинсы исчезли. Футболка исчезла.

Вместо этого – лёгкое летнее платье из тонкой ткани персикового цвета. Мягкими складками до середины бедра, без рукавов, с глубоким вырезом. Ткань была почти прозрачной – сквозь неё я видела очертания собственного тела.

Нижнего белья не было.

Ужас сменился яростью, которая ударила в голову так сильно, что на мгновение всё поплыло перед глазами.

Кто-то раздел меня. Пока я была без сознания, беззащитная и беспомощная. Видел моё обнажённое тело. Снимал джинсы. Расстёгивал лифчик. Стягивал трусы. Чужие руки касались моей кожи – везде.

Желудок свело от отвращения. Кто? Слуги? Сам Оберон?

Я никогда не узнаю. И это было хуже всего – не знать.

Руки задрожали. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

Дыши Элиза. Просто дыши. Думай.

Медленно встала – ноги дрожали, но держали – и подошла к окну.

Вид захватывал дыхание. Сады. Бесконечные сады. Цветы всех оттенков, деревья под тяжестью плодов, фонтаны, сверкающие на солнце, аллеи из белого камня. И высокие стены вдалеке, окружающие всё это великолепие.

Попыталась открыть окно. Заперто. Дёрнула сильнее. Не поддаётся.

Чёрт.

Бросилась к выходу. Дёрнула ручку. Заперто.

Заколотила кулаками.

– ОТКРОЙТЕ! ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!

За створкой раздались шаги. Мужской голос, равнодушный:

– Успокойтесь. Приказ короля.

Стража.

– Я НЕ ХОЧУ ЗДЕСЬ БЫТЬ!

– Приказ короля, – повторил тот же безразличный тон.

Ударила ещё раз. Изо всех сил. Костяшки пронзила боль, кожа лопнула. Но створка не открылась.

Прислонилась лбом к дереву, тяжело дыша.

Заперта.

Начала обходить помещение, проверяя стены, мебель, искать выход. Ничего. Окна заколдованы. Выход заперт. Стены сплошные.

Схватила стул. Попыталась разбить окно. Стекло зазвенело, но не треснуло. Магия.

К чёрту.

Швырнула стул. Схватила со стола флакон. Выбросила его. Расчёску. Зеркало. Подушки. Кричала. Била кулаками. Ярость, страх, отчаяние – всё вырывалось наружу.

Замок щёлкнул. Створка распахнулась.

Я замерла, тяжело дыша. Окровавленные руки. Спутанные волосы.

В проёме стоял Оберон.

Лёгкая туника цвета мёда облегала его торс – мягкая ткань, почти невесомая, подчёркивала широкие плечи. Светлые брюки из льна. Волосы распущены – каштановый водопад до плеч, блестящий в свете факелов. Без доспехов он выглядел мягче, почти человечнее – но зелёные глаза оставались холодными, как первый лёд на озере.

Он медленно оглядел разгром вокруг. Потом перевёлся взгляд на меня. Оценивающий. Почти любопытный.

– Закончила?

Голос спокойный, даже скучающий – как будто он спрашивал о погоде, а не смотрел на результаты моей ярости.

Я сжала кулаки – ногти впились в ладони, кожа на разбитых костяшках треснула глубже.

– Иди на хер.

Слова вылетели хрипло, голос сорванный от криков.

Его губы дрогнули – едва заметное движение, почти улыбка. Не насмешливая. Просто… заинтересованная.

– Вижу, отдохнула. – Он наклонил голову, изучая моё лицо. – Это хорошо. Тебе понадобятся силы.

Тишина наполнила комнату – тяжёлая, давящая, как перед грозой. Я слышала собственное дыхание – частое, неровное. Его – медленное, спокойное.

Оберон подошёл ближе. Шаги мягкие – босые ноги почти не шумели по камню. Я отступала, пока спиной не уперлась в холодную стену. Камень ледяной – сквозь тонкую ткань платья чувствовался каждый выступ, каждая неровность.

Он остановился в паре шагов. Запах ударил – мёд, пряности, что-то цветочное и сладкое. Дурманящее. Я задержала дыхание.

– Элли. – Мягко. Почти нежно, как обращаются к испуганному животному. – Или как тебя на самом деле зовут?

Молчание. Я сжала челюсти так сильно, что заболели зубы.

– Всё равно. – Он пожал плечами – плавное движение, расслабленное. – Я узнаю позже. У нас будет время.

Пауза. Зелёные глаза не отрывались от моих.

– Ты злишься. Чувствуешь себя преданной. – Голос стал мягче. – Я понимаю.

– Ты СОЛГАЛ!

Голос сорвался на крике, эхо ударило по стенам, вернулось искажённым.

– Ты сказал, что отвезёшь меня в Пограничье!

– Я сказал, что помогу тебе дожить до седьмого дня. – Спокойно, методично – как объясняют ребёнку. – И помогу. Здесь ты в безопасности от Морфроста.

– В БЕЗОПАСНОСТИ?! – Руки взлетели, указывая на запертую дверь, на окна без замков. – Я В КЛЕТКЕ!

Дрожь пробежала по телу – от ярости, от бессилия. Я показала на платье, голос дрогнул, предательски сорвавшись:

– ТЫ РАЗДЕЛ МЕНЯ!

Его взгляд медленно скользнул вниз – по шее, ключицам, груди, талии, бёдрам. Не похотливо. Оценивающе. Как смотрят на картину или скульптуру.

– Красиво. – Просто констатировал факт. – Тебе идёт.

– КТО?!

Я шагнула вперёд, дрожа от ярости так сильно, что пол качнулся под ногами.

– Кто раздел меня, пока я была без сознания?!

– Служанка. Лютье. – Он назвал имя небрежно, как говорят о погоде. – Женщина из моего ближнего окружения. Опытная. Тактичная. Она позаботилась о тебе.

Пауза. Он наклонил голову, в зелёных глазах мелькнуло что-то похожее на насмешку.

– Думала, я сам? Нет, солнышко. У меня есть честь. Я не трогаю тех, кто не может дать согласие.

Он сделал шаг ближе. Тепло его тела ощутимо – контрастирующее с холодной стеной за спиной.

– Хотя ты выглядела… соблазнительно. – Голос стал ниже, бархатнее. – Но я подожду. До согласия.

Желудок свело от отвращения – физически, тошнота подкатила к горлу. Я схватила подушку с кровати и швырнула в него изо всех сил.

Он поймал её одной рукой, даже не дёрнувшись. Пёрья вылетели из разорванного шва, закружились в воздухе.

– Успокойся. – Теперь голос стал жёстче, властнее. – И выслушай меня.

– НЕ БУДУ!

Я попыталась обойти его, рвануть к выходу. Он перехватил – быстро, слишком быстро для человеческого глаза. Обнял за талию, развернул, прижал к стене всем телом.

Удар спиной о камень выбил воздух из лёгких. Его руки легли на стену по обе стороны от моей головы, блокируя. Тело прижато вплотную – я чувствовала каждый изгиб, каждую мышцу сквозь тонкую ткань. Тепло обжигало. Запах накрыл, не давая вдохнуть чистый воздух.

– Слушай. – Приказ. Лицо в нескольких сантиметрах от моего. – Внимательно слушай.

Дыхание тёплое, с ароматом мёда и чего-то пряного, коснулось щеки.

– У меня есть предложение. Выгодное для обеих сторон.

– Не интересно. – Я отвернула лицо, уперевшись щекой в холодный камень.

– Ещё как интересно. – Рука на талии сжалась – не больно, но ощутимо, напоминая о его силе.

– Без меня ты не доживёшь до седьмого дня. Морфрост найдёт тебя где угодно. Заберёт навсегда. – Голос стал убедительнее, мягче. – А я могу защитить.

Сердце забилось быстрее – предательски, против воли.

– За какую цену?

Он усмехнулся – я не видела, но почувствовала, как дрогнули его губы у моего виска.

– Умница.

Он отстранился, отпустив, но не отошёл – всё ещё слишком близко. Я вдохнула полной грудью, пытаясь унять дрожь.

– Цена простая.

Протянул руку – медленно, давая время увидеть движение. Провёл пальцем по метке на шее – по узору из инея. Прикосновение лёгкое, прохладное. Я вздрогнула, мурашки пробежали по коже.

– Ты носишь его метку. – Палец скользнул вниз, обводя узоры. – Связана с ним магией. С каждой ночью связь усиливается.

Пальцы опустились ниже, к ключице, прошлись по краю декольте платья.

– К седьмой ночи метки покроют всё тело. – Серьёзно, без насмешки. – И ты станешь его. Полностью. Навсегда. Твоя воля растворится. Останется только то, что он хочет видеть.

Убрал руку. Холод остался на коже – отпечаток его прикосновения.

– Но я могу разорвать эту связь.

Сердце ёкнуло, пропустив удар.

– Что?

Голос прозвучал слабее, чем хотелось – почти надеющимся.

– Могу разорвать метки Морфроста. Стереть. Освободить от его магии. – Он говорил медленно, давая каждому слову осесть. – У меня есть сила. И знания.

Надежда вспыхнула в груди – жаркая, болезненная, почти физическая. Дыхание участилось.

– Правда?

– Правда. – Кивок. – Но для этого мне нужно оставить свою метку. Свою магию. – Пауза, взгляд не отрывался от моих глаз. – Заменить его власть своей.

Надежда погасла мгновенно – как задутая свеча. Холод разлился по телу, потяжелели руки.

– Что это значит?

Шаг ближе. Рука снова на талии – уверенная, собственническая.

– Это значит, что ты станешь моей.

Слово повисло в воздухе, тяжёлое, окончательное. Моей.

Я покачала головой – сначала медленно, потом быстрее. Отступила, выскользнув из его хватки.

– Нет.

– Дослушай до конца. – Он не последовал, просто стоял, скрестив руки. – Я не такой, как Морфрост. Не буду ломать. Не буду мучить. Не буду унижать.

Голос стал мягче, почти задушевным.

– Просто останешься здесь. При моём дворе. Под защитой. Будешь… компаньонкой.

– Компаньонкой?

Я рассмеялась – горько, надрывно, смех отдался болью в груди.

– Красивое слово для «наложницы».

Он не отрицал. Просто стоял, глядя спокойно, ожидая, пока смех стихнет.

– Называй как хочешь. – Пожал плечами. – Но взамен ты получишь безопасность. Крышу над головой. Еду. Одежду. Защиту от Морфроста и всех других опасностей этого мира.

Рука снова коснулась щеки – тёплая, мягкая, почти нежная.

– И я буду добр. Обещаю. Ты не будешь страдать. Не будешь голодать. Не будешь бояться. – Большой палец провёл по скуле. – Всё, что мне нужно – твоя верность. Преданность. Твоё… тело. Когда я захочу.

Я отбила его руку резким движением.

– Нет. Иди на хрен.

Лицо потемнело – едва заметно, но температура в комнате будто упала на несколько градусов.

– Отказываешься?

– Да.

Молчание. Тяжёлое, гнетущее. Потом холодная усмешка искривила губы.

– Хорошо.

Он развернулся к выходу – плавно, неспешно. Остановился у двери, обернулся через плечо.

– Кстати, у меня есть кое-что интересное. – Небрежно, как о незначительной детали. – Еда. Из твоего мира. Безопасная для тебя.

При одном упоминании желудок свело судорогой – острой, почти болезненной. Слюна наполнила рот. Я не ела… день? Сутки? С того утра, когда мы направились к Пограничью. Потом был Лог. Яма. Оберон. День пролетел в кошмаре бегства, и я даже не заметила голода в адреналине выживания. Но теперь, когда тело расслабилось, когда непосредственная опасность отступила – голод накрыл с удвоенной силой.

Он заметил реакцию. Губы растянулись в довольной улыбке.

– Хлеб. – Начал перечислять медленно, смакуя каждое слово. – Свежий, с хрустящей корочкой. Сыр. Мягкий, жирный. Мясо. Жареное, сочное. Фрукты. Яблоки, виноград. Всё из мира людей. Ничего заколдованного. Абсолютно безопасно.

Рот наполнился слюной ещё сильнее. Я сглотнула – жадно, судорожно, пытаясь унять тошнотворное желание.

– Зачем тебе человеческая еда? – Голос прозвучал хрипло. – Ты что, специально готовился меня похитить?

Он усмехнулся, скрестив руки на груди.

– Не тебя конкретно. Но смертных… бывает, приходится держать. – Пожал плечами. – Торговцев. Дипломатов. Тех, кто заключает сделки с моим двором. Важных свидетелей. Переводчиков.

Шаг ближе, глаза не отрывались от моих.

– Человек, привязанный к нашей еде, бесполезен для переговоров. Он не может вернуться в свой мир, чтобы выполнить часть сделки. Понимаешь? – Наклонил голову. – Поэтому у меня всегда есть запас безопасной провизии. На случай необходимости.

Ещё шаг. Запах мёда усилился.

– Они поставляют мне человеческие товары. Регулярно. И я готов делиться. С тобой.

Последний шаг. Мы стояли слишком близко.

– За сотрудничество.

Манипуляция. Чистая, грязная, прозрачная манипуляция. Но голод терзал изнутри, сжимал желудок железной хваткой, туманил разум.

– Подумай. – Голос стал мягче, убедительнее. – Сытость или голод. Комфорт или страдание. Защита или беззащитность перед Морфростом.

Он подошёл к выходу, положил руку на ручку.

– Выбор за тобой.

– ПОДОЖДИ!

Слово вырвалось прежде, чем я успела подумать.

Он остановился, медленно обернулся. На губах играла довольная улыбка.

Я сделала шаг вперёд, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Боль помогла сосредоточиться.

– Ответь мне честно. – Голос окреп, наполнился решимостью. – Зачем я тебе?

Он наклонил голову, изображая непонимание.

– Объяснял. Чтобы…

– Нет! НЕ ЭТО! – Я перебила резко. – Не эта чушь про «компаньонку» и «защиту».

Ещё шаг ближе. Прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Зачем я тебе НА САМОМ ДЕЛЕ? – Слова выплеснулись потоком. – Фейри ненавидят людей. Презирают. Считают низшими существами. Я тебе надоем. Быстро. Через неделю, месяц, год. И что тогда?

Дыхание участилось.

– Какой финал у ВСЕХ людей в вашем мире?

Молчание. Он стоял неподвижно, лицо непроницаемое.

– Я читала книги. – Голос дрогнул, но я продолжала. – Знаю истории. Народные сказки. Легенды. Люди, которые остаются в мире фейри, либо сходят с ума, либо умирают. Медленно. Мучительно. От тоски. От одиночества. От несовместимости миров.

Слёзы жгли глаза, но я не дала им пролиться.

– И что со мной будет, когда я тебе надоем? – Тише, но жёстче. – Я потеряю рассудок? Одичаю? Или просто умру от тоски по дому, запертая в золотой клетке?

Он молчал, глядя с непроницаемым выражением. Только мышца дёрнулась на челюсти.

– Скажи честно. – Последнее усилие. – ЗАЧЕМ я тебе? Это же не просто вредность. Не просто желание насолить Морфросту из-за противостояния Дворов.

Я смотрела прямо в зелёные глаза, пытаясь прочесть правду.

– Есть что-то более глубокое. Что-то личное. – Голос стал тише. – У вас личные счёты. Да?

Долгое молчание. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, изучая меня. Мышцы на руках напряглись, проступили под загорелой кожей. Потом медленно, очень медленно, улыбнулся. Но улыбка не коснулась глаз – они остались холодными, полными старой, выдержанной ненависти.

– Умнее, чем я думал. – Кивнул, почти с уважением. – Да. У нас с ним личные счёты. Очень личные.

Он подошёл ближе – медленные, обдуманные шаги. Доски скрипнули под босыми ногами.

– Морфрост убил кое-кого. – Голос стал жёстче, каждое слово точное, как удар ножом. – Очень важного для меня. Сто лет назад. Во время последней войны между нашими Дворами.

Ненависть вспыхнула в зелёных глазах – яркая, почти физически ощутимая.

– И с тех пор я ищу способ причинить ему боль. – Руки сжались в кулаки. – Настоящую боль. Не просто досадить. Не просто унизить. Сломать.

Воздух в комнате будто сгустился, стал тяжелее.

– А ты… – Взгляд скользнул по мне оценивающе. – Ты – его добыча. Его охота. Его одержимость.

Шаг ближе.

– Он хочет тебя. Очень сильно. Я вижу это по меткам. – Палец ткнул в сторону моей шеи. – Так сильно метят только тех, кто действительно важен. Кто занял место в мыслях, под кожей, в самом сердце магии.

Улыбка стала хищной.

– И если я заберу тебя. Сделаю своей. При всём дворе. Публично. – Глаза загорелись предвкушением. – Это причинит ему боль. Ярость. Унижение, которое он будет помнить века.

Он наклонился, губы почти коснулись моего уха. Дыхание обожгло кожу.

– Ты – оружие. Идеальный способ отомстить. – Прошептал. – Вот зачем ты мне. Прямо. Честно. Как ты и просила.

Отстранился, посмотрел в глаза. В зелёных глазах плескалось торжество – он наслаждался моментом признания.

– Но это не значит, что я буду жесток с тобой. – Голос стал мягче. – Наоборот. Чем лучше тебе будет у меня, тем сильнее будет его боль. Понимаешь?

Рука коснулась моей щеки – тёплая, почти нежная.

– Чем счастливее будешь выглядеть. Чем больше будешь улыбаться при моём дворе. Чем очевиднее будет, что ты ВЫБРАЛА меня вместо него… – Улыбка. – Тем больнее ему будет.

Мурашки пробежали по коже. Не от удовольствия. От ужаса понимания.

– Ты… ты используешь меня. – Голос сорвался.

– Да. – Просто. Без извинений. – Но разве ты не используешь меня взамен? Защиту. Безопасность. Еду. Убежище.

Он отпустил моё лицо, отступил.

– Мы используем друг друга. Это честная сделка.

Холодная логика. Жестокая. Правдивая.

Мой разум вяло протестовал, но слова застряли в горле.

Пауза. Тишина давила на плечи, на грудь – физически ощутимая.

– Кого? – Голос прозвучал тише, чем хотелось. – Кого он убил?

Лицо Оберона окаменело. Мышцы напряглись под кожей, челюсть сжалась так сильно, что проступили желваки.

– Это не твоё…

– Ты используешь меня, чтобы отомстить. – Я шагнула ближе, не отводя взгляда. – Это МОЁ дело. Я имею право знать, за что плачу.

Долгое молчание. Я видела, как внутри него идёт борьба – стоит ли открываться перед смертной? Перед орудием мести?

Потом он выдохнул. Тяжело, болезненно – как выдыхают, когда вскрывают старую рану.

– Мою сестру. – Тихо. Почти шёпотом, но каждое слово отчётливое. – Он убил мою младшую сестру.

Боль в голосе была настоящей – не наигранной, не показушной. Настоящей, глубокой, вековой.

– Она была… – Он отвернулся, глядя в окно, сквозь цветное стекло на сады снаружи. – Невинной. Доброй. Не воительницей. Не интриганкой. Просто… хорошей.

Руки сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки, ногти впились в ладони.

– Она любила цветы. Музыку. Танцы. Смеялась так заразительно, что весь двор улыбался, когда она проходила мимо. – Голос дрогнул. – Ей было всего сто шестьдесят лет. Ребёнок по нашим меркам. Почти ребёнок.

Он развернулся резко, и я увидела в зелёных глазах ненависть – чистую, концентрированную, выдержанную столетием.

– А он… – Голос стал жёстче, словно каждое слово резало горло. – Он разорвал её. Магией льда. На части. Медленно. Ради забавы. На глазах у всего двора. Во время переговоров о перемирии.

Воздух застыл. Я перестала дышать.

– Мы пришли просить мира. Прекратить войну. Я привёз её как доказательство добрых намерений – чтобы показать, что не боимся, что доверяем. – Горечь в голосе обжигала. – А он… он использовал это как слабость.

Оберон провёл рукой по лицу. Пальцы дрожали – едва заметно, но я видела.

– Сказал, что это урок. Чтобы мы запомнили, кто сильнее. Кто контролирует эти земли. – Усмехнулся – злобно, без веселья. – Урок? Он убил невинную девочку ради урока.

Тишина повисла тяжёлая, как саван.

– Вот почему я хочу причинить ему боль. – Голос стал тише, опаснее. – Настоящую. Такую, чтобы он помнил об этом до конца своей бессмертной жизни. Чтобы каждый раз, глядя на тебя рядом со мной, он чувствовал то же, что чувствовал я, когда держал её разорванное тело на руках.

Что-то внутри меня дрогнуло. Не жалость – нет, не совсем. Но понимание. Боль узнаёт боль. Месть за убитую сестру. Рану, которую не залечить веками.

– А что касается финала… – Он вздохнул, отводя взгляд, плечи чуть опустились. – Твоего финала в моих землях.

Холодная честность вернулась в голос.

– Ты права. Люди не могут жить здесь вечно. – Пожал плечами – движение усталое, почти человеческое. – Рано или поздно вы начнёте чахнуть. Тосковать. Сохнуть, как цветы без воды. Это неизбежно. Ваши души привязаны к вашему миру, к короткой, быстрой жизни. Здесь вы как рыбы, вытащенные на сушу.

Он посмотрел на меня, и в глазах плескалось что-то похожее на сожаление.

– Но у тебя есть выбор. – Голос стал жёстче, увереннее. – Если через какое-то время ты захочешь уйти, вернуться в свой мир – я отпущу тебя. Через врата. Домой. К своей жизни.

Я засмеялась. Коротко, горько, надрывно – смех отозвался болью в груди.

– Как ты отпустил меня в Пограничье? – Прямо в глаза, не отводя взгляда. – Ты УЖЕ соврал. Обещал отвезти туда, а привёз сюда. Почему я должна тебе верить теперь?

Лицо Оберона не изменилось. Ни намёка на стыд, на раскаяние.

– Тогда у меня не было причин выполнять обещание. – Холодная логика. – Ты была ничейной. Свободной добычей. Я мог взять тебя без последствий, без нарушения законов.

Пауза. Он скрестил руки на груди.

– Но если согласишься на мои условия – станешь моей официально. По договору. По магическому контракту. – Голос стал увереннее. – А я не нарушаю договоров. Никогда. Слово короля фейри – это не просто слова. Это закон. Магический закон, который связывает меня так же крепко, как и тебя.

Он сделал шаг ближе, взгляд не отрывался от моих глаз.

– Если нарушу слово, данное в контракте – потеряю силу. Магию. Власть над двором. – Жёстко, чётко. – Это не угроза, которую я принимаю легко. Понимаешь? Когда я даю магическое слово – я связан им абсолютно.

Холодная логика. Неумолимая. Правдивая.

– Когда я получу то, что хочу… – Продолжал он спокойно. – Когда отомщу Морфросту, когда он увидит тебя рядом со мной, счастливую, довольную, выбравшую меня… – Пожал плечами. – Ты мне будешь не нужна. Зачем держать ненужную игрушку? Зачем рисковать магией ради того, кто уже сыграл свою роль?

Усмехнулся – без тепла, но и без жестокости. Просто констатация факта.

– Отпущу. Без условий. Через врата, обратно в твой мир. Ты вернёшься к своей жизни. Я получу свою месть. Все останутся довольны.

Я смотрела на него, пытаясь понять – врёт или нет. Читать фейри невозможно. Их лица, голоса – всё контролируется веками практики лжи и правды, сплетённых так тесно, что не разберёшь, где кончается одно и начинается другое.

Но логика… логика была железной.

Его рука опустилась, жест окончательный.

– Но до тех пор ты моя. Под моей защитой. В безопасности от Морфроста. – Голос стал увереннее. – Под моей властью, да. Но живая. Сытая. Защищённая.

Он развернулся к выходу, движения плавные, неспешные – как у человека, который знает, что время работает на него.

– Подумай. – Бросил через плечо. – У тебя есть время. Ночь. Может, больше.

Рука легла на ручку двери.

– А пока… – Обернулся, зелёные глаза сверкнули в свете факелов. – Будешь голодать. Здесь. Одна. Или согласишься. И получишь еду, комфорт, безопасность. Тёплую постель. Защиту от кошмаров.

Пауза. Улыбка – лёгкая, почти дружелюбная, но холодная.

– Выбор за тобой, дорогая. Всегда был и будет.

Дверь открылась бесшумно. Он вышел, движения неспешные, уверенные. Золотистые волосы сверкнули в последнем луче света из коридора.

Створка закрылась. Замок щёлкнул – тихо, но окончательно.

Я осталась одна.

В золотой клетке, наполненной запахом роз и мёда. Между двумя королями – один хочет сломать, подчинить, превратить в покорную куклу. Другой – использовать как оружие мести, живое напоминание о боли.

Я опустилась на край кровати, ноги подкосились. Руки легли на колени, пальцы сцепились так сильно, что побелели костяшки.

Тишина давила. Голод грыз изнутри. Усталость наваливалась тяжёлым одеялом.

И я не знала – совершенно не знала – какой вариант хуже.

Медленно легла на бок, подтянув колени к груди. Мягкие подушки приняли голову, шёлковое покрывало холодило кожу сквозь тонкое платье.

Закрыла глаза.

Слёзы жгли, но я не дала им пролиться.

Не сейчас. Не здесь. Не для него.

***

Прошёл день. Или то, что казалось днём в этом проклятом мире, где солнце никогда не садится полностью.

Я сидела у окна, обхватив колени руками, и смотрела на сады внизу. Красота. Бесконечная, идеальная красота. Цветы всех оттенков. Деревья под тяжестью плодов. Фонтаны, сверкающие на солнце. Фейри прогуливались по аллеям в лёгких одеждах, смеялись и танцевали под музыку, доносившуюся откуда-то издалека.

Идиллия.

А я сидела в башне, запертая, голодная и одинокая. Желудок снова свело судорогой.

Здесь даже не было воды. Я обыскала всё помещение. Ничего. Ни капли. В горле пересохло. Губы потрескались. Язык прилип к нёбу. Попробовала слизнуть капли конденсата с окна, но стекло было сухим и тёплым.

Магия. Даже воздух здесь подчинялся магии.

Часы тянулись бесконечно. Я то лежала на кровати, то ходила по помещению, то сидела у окна. Пыталась не думать о еде. О воде. Не получалось.

Желудок сжимался всё сильнее. Голова начала кружиться. Конечности налились слабостью. Я знала, что так и было задумано. Оберон не забыл обо мне. Не оставил умирать. Он давил. Ломал волю. Заставлял соглашаться.

Классическая пытка – лишение базовых потребностей.

И хуже всего – знать, что еда есть. Где-то в этом дворце. Человеческая еда, безопасная для меня. Всё, что нужно – это согласиться. Стать его.

Сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

Нет. Не сдамся. Не так быстро. У меня есть время. Четыре дня до седьмой ночи. Я продержусь. Должна продержаться.

***

Ближе к вечеру створка открылась. Вскочила с кровати, сердце забилось быстрее. Оберон?

Нет.

Вошла женщина – та самая Элария, капитан стражи. Золотые волосы заплетены в косу, на ней лёгкая туника и брюки цвета листвы. В руках – поднос.

Запах ударил мгновенно.

Еда. Тёплый хлеб. Жареное мясо. Что-то сладкое – пирог или кекс.

Рот наполнился слюной. Желудок свело так сильно, что я согнулась, схватившись за живот.

Элария поставила поднос на стол у окна, не глядя на меня. Движения механические, равнодушные.

Я смотрела на поднос, не в силах отвести взгляд. Хлеб – румяный, с золотистой корочкой, от которого шёл пар. Мясо – сочное, на кости, с запахом специй и дыма. Фрукты. Яблоки, груши, что-то похожее на персики. Кувшин. С водой, наверное. Или с вином.

– Это… это из моего мира?

Голос прозвучал хрипло, словно чужой.

Элария наконец посмотрела на меня. Лицо холодное, безразличное.

– Нет.

Сердце упало.

– Это еда нашего мира. Летнего Двора. Если съешь – привяжешься. Не сможешь вернуться.

Пауза.

– Но если голодна – ешь. Король разрешил предложить.

Повернулась к выходу.

– ПОДОЖДИ!

Остановилась, не оборачиваясь.

– Где… где человеческая еда? Он говорил, что у него есть!

– Есть. Но ты получишь её, только если согласишься на предложение короля.

Вышла. Створка закрылась.

Я осталась одна. С подносом еды в трёх шагах от меня.

Смотрела на поднос. Потом на закрытый выход. Понимание пришло медленно, но верно.

Оберон говорил, что у него есть ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ еда. Для торговцев. Для дипломатов. Но присылает мне ЕДУ ФЕЙРИ. Специально. Чтобы я сломалась быстрее. Выбрала между голодом и привязкой к этому миру.

Сволочь.

Он не просто использует голод как оружие. Он использует саму мою природу против меня.

Ярость вспыхнула – горячая, очищающая. Думает, я такая глупая? Думает, сломаюсь за один день?

Нет. Ни за что.

Запах наполнял помещение, проникал в ноздри, сводил с ума. Подошла ближе. Медленно. Руки тянулись сами собой. Хлеб был тёплым. Я чувствовала исходящее от него тепло. Всего один кусочек. Один маленький кусочек. Утолить голод. Набраться сил.

Пальцы коснулись корочки.

НЕТ.

Отдёрнула руку, как от огня. Еда фейри. Привяжет к этому миру навеки. Я не смогу вернуться домой. Никогда. Даже если доживу до седьмого дня, даже если дойду до врат. Они не откроются. Потому что я уже буду частью этого мира.

Отступила от стола, прижав руки к груди.

Не буду. Не стану. Лучше голод. Лучше жажда. Но я вернусь домой. К маме. К Хлое. К своей жизни.

Повернулась спиной, вернулась к кровати и легла, натянув одеяло на голову. Закрыла глаза. Не смотреть. Не нюхать. Не думать.

Но запах просачивался. Настойчивый. Соблазнительный. Желудок сжимался всё сильнее.

Зажала рот рукой, сдерживая рвотный позыв.

Элиза продержись. Просто продержись.