Но на следующее утро, когда Дженни была занята переодеванием Симоны, в комнату вошла графиня и сообщила, что сразу после завтрака они возвращаются в Марракеш, и попросила Дженни начать упаковывать вещи. Дети были в восторге.
Графиня не объяснила Дженни причину столь внезапного отъезда. Она внимательно посмотрела на девушку, которая стояла, опустив глаза, боясь, что графиня увидит следы ее рыданий и ночи, проведенной без сна.
Но Селестина покинула комнату, не сказав ни слова. Дженни начала собирать вещи. Она решила, что скажет графине о своем желании вернуться в Англию, когда они приедут в Марракеш, и ничто не сможет поколебать ее таким трудом давшегося решения.
Во дворе их уже ожидала серая машина. Рядом стояла красная машина Макса Дейнтри с уже уложенным в ней багажом. Си Мохаммед не пришел проститься со своими гостями.
Дженни с детьми села в серую машину графини. Сама же графиня решила ехать в машине Макса, который как раз выходил из дома, как всегда великолепно одетый. Прежде, чем сесть за руль, он подошел к машине, в которой сидела Дженни и дети, и поздоровался с ними. Поглядев на Дженни, он улыбнулся, и, как ей показалось, что-то нежное было в его взгляде.
— Я надеюсь, что вы легко перенесете жару. Наше путешествие будет долгим, и если вы устанете от этих непосед, мы возьмем их к себе в машину, чтобы вы могли немного передохнуть.
— Спасибо, — холодно ответила Дженни, — но они мои подопечные, и я должна смотреть за ними, по крайней мере до тех пор, пока мы вернемся в Марракеш. После этого, так как вы считаете, что мне нельзя доверять чужих детей, я вернусь в Англию.
Макс улыбнулся.
— Я бы на вашем месте не принимал поспешных решений. Давайте сначала вернемся в город. У нас впереди долгая и трудная дорога.
И действительно эта дорога была очень трудной. От жары мутилось сознание. Дети были очень беспокойны, постоянно на что-нибудь жаловались, капризничали, и Дженни с трудом удавалось их сдерживать.
Они ехали почти вплотную за машиной Макса, однако на одном из поворотов они скрылись из виду. Дженни уже начала беспокоиться, когда вдруг они увидели ее снова, стоящую посредине узкой дороги. Макс и графиня поджидали их. Графиня вышла из машины, свежая, как в начале путешествия, в красивом платье из тяжелого белого шелка, с широким золотым поясом на ее тонкой талии, с которого свисали, позванивая при ходьбе, брелоки.
Графиня подошла к машине, в которой сидела Дженни, и с сочувствием посмотрела на ее бледное лицо.
— Вы выглядите уставшей, — сказала она с явным состраданием, которое могла себе позволить, зная, как она сама великолепно выглядит. — Я думаю, мне лучше забрать этих двоих, — она кивнула головой в сторону детей, — машина Макса гораздо больше, и им там будет удобнее, они могут возиться сколько угодно на заднем сиденье.
Дженни запротестовала, но дети, не слушая ее, выскочили из машины и побежали к машине Макса, который ей сочувственно улыбался. Но эта его улыбка не нашла ответа в сердце Дженни. Она решила, что больше никогда не улыбнется ему в ответ и никогда не перекинется с ним даже словом.
Путешествие продолжилось. Сейчас, когда Дженни была одна на заднем сиденье, и ей не надо было следить за детьми, она расслабилась и задремала. Когда она снова открыла глаза, то увидела, что впереди нет красной машины Макса, а их машина поднимается вверх по горной крутой дороге. Это показалось Дженни странным, так как она помнила, что они должны все время спускаться вниз по склону.
Дженни дотронулась до плеча шофера и спросила его сначала по-арабски, а затем по-французски, куда они едут. Шофер молчал. Дженни потрясла его за плечо.
— Куда мы едем? Это не та дорога! Где другая машина?
Наконец, шофер грубо ответил:
— Другая машина быстрее нашей, но мы ее скоро догоним.
— Я думаю, мы едем не тем путем, — настаивала Дженни.
Шофер пожал плечами.
— Нижняя дорога завалена камнями. Пришлось поехать по верхней дороге.
Дженни откинулась на сиденье и посмотрела вокруг. Должно быть, она спала очень долго, так как утренний свет сменился вечерним. Она посмотрела на часы, но они стояли. Жар, который исходил от мотора, свидетельствовал о том, что они уже едут много часов.
Дорога все еще поднималась вверх, но внезапно машина скользнула вниз, и они въехали в долину. Дженни огляделась. Местность была ей совершенно незнакома. Казалось, что здесь не ступала нога человека. Девушка начала волноваться. Что же случилось? Мысль о том, что, возможно, Селестина таким образом освободила ее от исполнения обязанностей гувернантки, показалась ей абсурдной, так как графиня никогда не делала ей замечаний по воспитанию детей. Возможно, Макс убедил Селестину, что ей нельзя доверять детей. Но почему-то Дженни казалось это невероятным. Правда, утром, перед отъездом, он намекал, что позже они заберут детей.
Дженни еще раз попыталась заговорить с шофером, но он молча вел машину и, казалось, не слышал ее вопросов.
Машина продолжала спускаться вниз по долине, и вскоре они выехали на открытую песчаную поляну. Монотонность пейзажа нарушали небольшие группки пальм, которые, казалось, были разбросаны там и сям по поляне.
День клонился к вечеру, и Дженни поняла, что они проехали очень большое расстояние и были далеко от Марракеша и, судя по пейзажу, в противоположной стороне от него.
Дженни была настолько измучена этим долгим путешествием, что едва осознавала, в какое безвыходное положение она попала. Она только чувствовала, что стала жертвой какого-то тщательно разработанного плана, и, так как она ехала в машине графини и именно ее шофер сидел за рулем, то вне всякого сомнения, Селестина приняла в этом участие.
Нестерпимая жара дня сменилась жутким холодом ночи. Что будет с ней дальше, что уготовила ей судьба, знает ли Макс Дейнтри о планах Селестины?
Наконец, машина въехала в какую-то деревню и остановилась. Шофер вышел из машины и помог выйти Дженни. Ноги у нее подкашивались, и она с трудом их передвигала. Голова у нее кружилась от голода и жажды. Она дрожала от холода, и ей хотелось поскорее согреться и прилечь.
Они вошли в глинобитную хижину. Комната, в которой она оказалась, едва освещалась примитивной керосиновой лампой. Дженни заметила диван, стоящий в одном из углов комнаты, и ей захотелось моментально лечь на него и заснуть.
Шофер вышел, и вместо него вошла арабского типа молодая девушка в просторном платье, которые, обычно, носят в странах Востока. При слабом свете лампы Дженни успела разглядеть, что девушка была очень хорошенькой, с добрым приятным лицом. Она внесла в комнату кувшин горячей воды и медный таз и предложила Дженни умыться. Затем она напоила Дженни крепким и очень сладким кофе и, указав на диван в углу, предложила лечь спать. Едва коснувшись головой подушки, Дженни забылась крепким тяжелым сном.
Когда Дженни открыла глаза, время приближалось к полудню. Сквозь тонкие стены хижины до нее доносились звуки деревенской жизни. Выглянув в окно, она увидела женщин, идущих с водой от колодца, и мужчин, лениво сидящих в тени хижин. Группа детей играла в какую-то игру, очень напоминавшую игру в «классы».
В комнату вошла вчерашняя девушка с подносом, на котором, к великой радости Дженни, был не кофе, а мятный чай. Дженни никогда особенно не любила мятный чай, но сейчас, когда ее томила жажда, она с удовольствием его выпила.
При ярком дневном свете Дженни лучше разглядела молодую девушку. Она действительно была очень красива. Ее большие, прекрасные глаза смотрели на Дженни очень дружелюбно. Волосы девушки были заплетены в массу мелких косичек с бубенчиками на концах.
Дженни попросила ее принести побольше горячей воды, и вскоре девушка вернулась с большим кувшином и несколькими украшенными вышивкой полотенцами. На все вопросы Дженни, где она находится и кто является хозяином этого дома, девушка отвечала пожатием плеч и разведением рук. Она или не понимала вопросов Дженни, или ей было просто запрещено разговаривать, поэтому Дженни не оставалось ничего другого, как ждать дальнейшего развития событий.
Если здесь была замешана графиня, в чем Дженни не сомневалась, так как ее привез сюда шофер графини в ее машине, то непонятно было, что заставило Селестину поступить с ней подобным образом. Граф, если он уже вернулся из Парижа, наверняка ничего не знает о замыслах жены. Оставался Си Мохаммед. Но сама мысль о том, что данная ситуация как-то связана с ним, настолько страшила Дженни, что она старалась сразу отогнать эту мысль. Это было бы слишком ужасно, в это не хотелось верить.
Чтобы как-то занять себя, Дженни тщательно помылась, причесала волосы и переоделась. К счастью, ее чемодан с одеждой оказался при ней.
Дженни легла на диван и через узкое решетчатое окошко стала следить, как постепенно меняются краски на небе. Из ярко-голубого оно постепенно переходило к более синему цвету; затем солнце закатилось, небо стало темнее, и вот уже появились первые звезды. За весь день никто не пришел навестить ее, и это казалось ей очень странным. Чувство паники, граничащее с истерикой, все больше и больше охватывало Дженни.
Ужасно осознавать, что ты находишься в плену, но еще ужаснее не знать причину этого плена, по чьей злой воле она оказалась в этой маленькой хижине примитивной африканской деревни. На улице с наступлением сумерек стали раздаваться барабанная дробь и тонкие заунывные трели свирелей. Даже будучи в безопасности в роскошном доме графини, Дженни поддавалась необъяснимому чувству паники, когда слышала эти монотонные мрачные звуки примитивных музыкальных инструментов.
Дженни стала думать о Максе Дейнтри. Он уговаривал ее вернуться в Англию. Ей стало казаться, что теперь она понимает, почему он так настаивал на ее возвращении. Наверняка она ошиблась, думая, что им руководят личные причины, что он просто хочет отделаться от нее.
Дженни попыталась вспомнить его лицо, очень мужественное и красивое, с твердо очерченными губами и глубокими серыми глазами.
Нет, он не мог принимать участия в этом заговоре, несмотря на то, что она чем-то раздражала его.
Но он поцеловал ее!.. В своем заточении Дженни вспоминала эти два совершенно различных поцелуя, чувствовала его объятия, нежность его взгляда и впервые в своей жизни остро позавидовала Селестине, которая в любое время могла получать его поцелуи и которая, возможно, выйдет за Макса замуж, как только освободится от графа.
За окном совсем стемнело, и ей принесли лампу. Дженни обрадовалась свету, так как лежать в темноте комнаты, глядя на темное окно, стало выше ее сил. Нервы ее сдавали. Однако, погорев немного, лампа потухла, и Дженни снова оказалась в темноте. Она лежала, уставившись в темный проем окна, следя за мерцанием звезд в глубоком ночном небе и старалась не думать о том, где она находится. Скоро наступит рассвет, придет новое утро и все прояснится.
Если же ей придется провести еще один такой день, она просто сойдет с ума.
Где-то посредине ночи Дженни услышала, что около ее хижины остановилась машина. Хлопнула дверца и кто-то направился к двери. Послышался звук голосов, но он был таким тихим, что Дженни не могла распознать их. Раздался звук открываемого ключом замка, и дверь медленно открылась. Дженни вскочила с дивана и, вглядываясь в темноту, пыталась разглядеть вошедшего. Она только видела очертания высокой, одетой в белое фигуры и вдруг услышала знакомый голос.
— Дженни!.. Дженни, где вы? Дженни! — Невероятно, но это был голос Макса.
— Я здесь, — прошептала Дженни.
Он направился ей навстречу, и когда его руки дотронулись до нее, подхватил Дженни и крепко прижал к груди.
— О Дженни! — воскликнул Макс. Голос его дрожал. — Благодаря Богу я нашел вас! Я…
Дженни прижалась к его широкой груди и разрыдалась.