Дыши

Глава 3 Drift Away

Ты сдаешься?!?!?

Я посмотрела на окно сообщения на своем компьютере и вздохнула.

Да, я сдавалась. Неделю назад Чейз высказал мне все. Я не поняла. Была не достаточно опытна, чтобы понять. Какое-то время мне казалось, что когда он крепко обнимал меня, его губы сомкнулись на моих губах, а рука была в моих волосах, он хотел меня целовать…

Целовать меня.

И, о, мой fraking бог, какой это был поцелуй.

И чтобы так хорошо целоваться, казалось, Чейзу он должен был нравиться. Должна была нравиться я. Как говорила Лекси. Нравиться так, что он жаждал меня всем сердцем, смотрел на меня с душераздирающей тоской, понимая, что не может заполучить, но отдал бы за меня свою жизнь.

Потом меня внезапно не оказалось в его объятиях, и он совершенно ясно дал понять, что я ему не нравлюсь.

Нисколечко.

Даже ни капельки, ни совсем чуть-чуть.

И у меня был мудрый отец, который щедро делился своей мудростью, и мудрая мама, которая делилась своей мудростью скорее делами, чем действиями, и у меня также имелась степень магистра библиотечного дела.

Я не была тупицей.

Я поняла.

Поэтому сдавалась.

Я опустила руки к клавиатуре и напечатала своему онлайн-другу Бенджи:

Мы все равно ничего не добились.

Добились! — ответил он. — Киллера, должно быть, нанял кто-то из Элиты. И мы уже вычислили некоторых игроков! Взятки. Деньги за чистое убийство. Мы должны продолжать копать.

Я познакомилась с Бенджи на форуме, посвященном вселенной сериала «Звёздный крейсер “Галактика”», или, как его назвал Бенджи, «лучшему fraking телешоу всех времен».

Я не согласилась с таким определением. Я любила «Звёздный крейсер “Галактика”», но «Светлячок», безусловно, был лучшим телешоу, и отменять его в середине сезона было (по моему мнению) кощунством. К счастью, по нему сняли полнометражный фильм. К счастью, Нейтан Филлион получил роль в другом потрясающем сериале, «Касл» (прим.: Нейтан Филлион — канадско-американский актёр, исполнил роль капитана Малькольма «Мэла» Рейнольдса в сериале «Светлячок» и писателя детективов Ричарда Касла в сериале «Касл»).

Но ничто не переплюнет «Светлячок».

Абсолютно ничто.

Много лет назад наши с Бенджи отношения перешли далеко за пределы форума и разрослись, поэтому я познакомила его с другим моим онлайн-другом СеренитиУош. Я познакомилась с ней на форуме «Светлячка», и это был ее ник. Я считала, что это «она», потому что она могла часами пускать слюни на Нейтана Филлиона, так что я не думала, что это может быть гей-любовью. Мы с Серенити сильно сдружились. «Знали» друг друга много лет и постоянно переписывались, разговаривали о жизни, работе, семье, обменивались мыслями, чувствами, эмоциями, но я не знала ни ее настоящего имени, ни пола, ни где она жила, ни чего-то конкретного о ней. На все эти моменты она намекала, но в то же время охраняла информацию, как государственную тайну. Так что я так и не узнала, были ли намеки настоящими или она пыталась сбить меня со следа.

СеренитиУош был ее ником, включающим название космического корабля Серенити из сериала «Светлячок», и имя ее любимого персонажа Уоша (прим.: Серенити — название космического корабля, на котором путешествуют герои сериала «Светлячок»; Уош — прозвище пилота Хобана Уошбурна в исполнении Алана Тьюдика).

Между прочим, ник Бенджи был «АдмиралаАдамуВПрезиденты» (прим.: Адмирал Уильям Адама — герой сериала «Звёздный крейсер “Галактика”», командир упомянутого крейсера). Замучившись это печатать, я заставила его назвать мне свое настоящее имя. И я знала, что он мужчина, потому что он пускал слюни на Номер Шесть так, как не смогла бы ни одна женщина (прим.: Номер Шесть — шестая модель человекоподобного Сайлона из сериала «Звёздный крейсер “Галактика”» в исполнении актрисы и модели Триши Хелфер).

Он также назвал мне свое полное имя — Бенджамин, и я не знаю девушек с именем Бенджамин, поэтому решила, что его гендерная принадлежность вне сомнения.

На протяжении многих лет я держала их в курсе событий Карнэла. А также делилась своей давней безответной любовью к детективу Чейзу Китону. Им было интересно, особенно когда ситуация накалилась и, наконец, взорвалась. Сюда же относилась новость о смерти Мисти Китон, и надежда на то, что ее муж теперь может быть со мной.

Их интерес, возможно, нездоровый, не угасал, и они уговорили меня делать то же самое. И самое нездоровое в этом заключалось в том, что они оба хорошо разбирались в компьютерах. Они жили на обочине общества, посвятили себя интернет-сообществам и гик-сериалам. Они всегда были готовы умчаться на любую гиковскую конвенцию, встреченную ими на пути. Они также увлекались другим хобби, к примеру, хакерством и любительским сыском.

Это-то и привело меня к ночной вылазке, одной из многих, на место преступления. Я, конечно, понятия не имела, что ищу. Серенити, конечно же, смотрела «Кости» (прим.: «Кости» — американский детективный телесериал о совместной работе судебного антрополога и агента ФБР. Главные роли исполнили Эмили Дешанель и Дэвид Борианаз) и сказала мне, что убийцу можно поймать, исследуя почву. У меня не было трех докторских степеней в области энтомологии, ботаники и минералогии, как у вымышленного Джека Ходжинса из упомянутого сериала, и я не работала в лаборатории космической эры, где можно взять образец для тестирования, поэтому понятия не имела, что они ожидали, чтобы я сделала с почвой из Харкерс-Вуд. Да, я ходила, уткнувшись в книгу, общалась с онлайн-друзьями и любила смотреть фантастические сериалы, тем не менее, я жила в Карнэле и знала многих плохих парней, поскольку они были городскими полицейскими и давали о себе знать своим удушающим присутствием. А значит, я также знала, что большинство из них были идиотами. А идиоты не могли совершить убийство и остаться безнаказанными.

Итак, в Харкерс-Вуд я ходила, когда меня никто не мог увидеть. С оглядкой прочесывала этот лес так тщательно, что теперь знала его как свои пять пальцев.

Но так ничего и не нашла.

Я тоже, как Бенджи и Серенити, никогда не сдавалась.

До нынешнего момента.

Я не рассказала им о недавних событиях, потому что они оба искренне надеялись, что наши действия приведут к желаемому финалу: заставят Чейза обратить на меня внимание, а затем сразу же влюбиться в меня по уши.

Очевидно, этому не суждено случиться.

Так что пришло время нам перестать пытаться делать то, в чем нам все равно никогда не преуспеть. Даже если Бенджи взломал компьютерный сервер полицейского управления Карнэла, а Серенити каким-то образом удалось взломать и следить за разговорами и текстовыми сообщениями на более чем дюжине мобильных телефонов.

И мы пытались сделать то, чего нам никогда не удастся, — найти убийцу Мисти Китон.

Кроме того, даже до недавних неприятных и противоречивых (но, к сожалению, из-за нескольких прекрасных моментов, также мучительно захватывающих) стычек с Чейзом, я начала волноваться.

Все потому, что Серенити называла имена, которые, как показало мое собственное убогое интернет-исследование, принадлежали богатым и влиятельным людям. Миллионерам. Старинным фамилиям. Судьям. Бизнесменам. Политикам. Влиятельным брокерам.

Серенити была убеждена, что ныне мертвый главарь банды продажных копов, Арнольд Фуллер, держал этих ребят на цепи. И Серенити была убеждена, что даже если Фуллер был мертв, такой человек, как он, не мог бы вот так просто дергать за эти цепи, не имей он компромата. И, наконец, Серенити была убеждена, что этот компромат не умер вместе с Фуллером.

Он был где-то здесь.

Еще она думала, что если мы найдем убийцу Мисти, то найдем и компромат. Шумиха, которая последовала за оправданием Тая Уокера и разоблачением коррупции в Карнэле, ничего из этого не обнародовала.

Итак, Серенити была убеждена, что есть еще один ботинок, который может упасть, и лучший способ этому ботинку упасть, не причинив никакого вреда, — это прицелиться и сбросить его самим.

Как вы могли догадаться, это не наполнило меня радостью. Даже не вызвало трепета. Это наполнило меня желанием с криком убежать от этого проекта и никогда не оглядываться назад.

Увы, Бенджи и Серенити все продолжали копать. К счастью, настоящая личность Серенити была скрыта так далеко за стеной ее компьютерных уловок, что ее, вероятно, никто не мог взломать. А Бенджи жил в Англии, и я надеялась, что власть денежных мешков Колорадо не распространялась так далеко.

Но с меня хватит. Чейз назвал мои прелести «незначительными», а мой поцелуй — «дерьмовой возней», так что, на самом деле, с меня не просто хватит. Я сыта по горло. Я не хотела никаких напоминаний о нем. К счастью, я работала в библиотеке, здании, куда, насколько мне известно, его нога ни разу не ступала за тринадцать лет. И поскольку в библиотеке я была единственным сотрудником на окладе, то могла с уверенностью сказать, что его там никогда не было и, следовательно, никогда не будет. И я не собиралась появляться в закусочной. А также отказаться от кофе из «Ла-Ла-Ленда». Что было фигово. Шамблз и Солнышко готовили потрясающий кофе, а за выпечку Шамблза можно было умереть.

Но это были единственные места, где наши пути с Чейзом Китоном регулярно пересекались, поэтому, пока ожог от его слов не утих, я буду их избегать.

Бенджи и Серенити я не могла контролировать. Они были взрослыми (я надеялась) и далеко не глупыми. Возможно, жили в реальном мире даже меньше, чем я, но не глупые.

А со своей стороны, я бы продолжила их предупреждать.

Нет, Бенджи, — напечатала я. — И мне не нравится то, что мы раскрываем, как и должно не нравиться вам. Серьезно, это не наше дело. В Карнэле снова все хорошо. Меня преследует сильное чувство, очень сильное, что мы должны оставить эту спящую собаку в покое.

А как же Чейз? — ответил Бенджи, и я закрыла глаза.

Затем я открыла их, чтобы снова соврать.

У него есть девушка.

Что!?!?!?!

Я затаила дыхание и продолжила лгать.

Да. Я видела его с ней на днях. Казалось, они в очень близких отношениях. Она суперкрасивая.

ОМБ! Почему ты ничего не сказала?!?!?

Мне просто нужно было время, чтобы отказаться от мечты.

Ох, Инара (кстати, это был мой ник, потому что в «Светлячке» персонаж Нейтана Филлиона был влюблен в Инару — на самом деле мой полный ник был «Инара000», так как на форуме было миллион Инар), не говори так. Для него ведь это что-то новое? Может, и не получиться.

Бенджи, если тебе кто-то нравится, даже если это происходит на расстоянии, нельзя надеяться, что он не будет счастлив. С Мисти ему было плохо. Теперь с этой новой леди он выглядит счастливым. Он движется дальше. И я должна сделать то же самое.

Не теряй надежду. Никогда не знаешь, что может произойти, — ответил Бенджи.

Нет, но я знаю, что вернулась из колледжа уже семь лет назад, а он меня все также не замечает. Он вдовец уже как семь месяцев и не замечает меня. А значит, что он, вероятно, никогда меня не заметит. Я должна жить своей жизнью, Бен. И, вероятно, должна начать сейчас.

Мои глаза не отрывались от экрана, так как какое-то время от Бенджи не приходило никакого ответа.

Мне жаль, Фэй. Но ты, наверное, права. Тем не менее, я надеюсь, ты найдешь кого-то уникального, потому что заслуживаешь этого, и когда Чейз Китон, наконец, поймет и заметит тебя, тогда он испытает немного тех чувств, что ты испытываешь сейчас, зная, что ты счастлива, вот только это счастье — не его заслуга.

Я бы не стала надеяться на такой исход.

Об этом я не поделилась с Бенджи.

Бенджи, чьи слова напомнили мне обо всех причинах, по которым я любила его, хотя никогда с ним не встречалась и, вероятно, никогда не встречусь.

Вместо этого я напечатала:

Здесь уже поздно, Бен. Мне пора ложиться спать.

Отпускаю тебя, — ответил он. — До завтра?

Наверное, — напечатала я, и, скорее всего, завтра я вернусь. Буду сидеть в своей квартире за компьютером, общаться с хорошо знакомыми мне людьми, с которыми никогда не встречалась. И, вероятно, никогда не встречусь, видя, что они были социальными изгоями.

Как и я.

Мне двадцать девять лет и я ни с кем не спала. Почти не целовалась и сохла по вымышленному персонажу давно отмененного сериала, а также по одному реальному мужчине, который никогда не был моим.

— Ага, — прошептала я, печатая: «До скорого, Бен». — Мне нужно начать жить.

Прочитав его прощание, я выключила компьютер.

Потом побрела к дивану.

В моей жизни присутствовала одна вещь, которую можно было бы назвать офигенной. Моя квартира.

Она располагалась над цветочным магазином Холли на Мейн-стрит. А значит, частенько, в ней витал аромат цветов. А еще я могла добираться до работы пешком. А учитывая, что я ездила на темно-зеленом джипе «Чероки», который папа отдал мне семь лет назад после окончания колледжа, хорошо было иметь возможность ходить на работу или в любое другое место, куда мне нужно было попасть в моей замкнутой жизни.

Моя квартира представляла собой одну комнату, по большей части. Четыре узких, но высоких арочных окна на фасаде выходили на Мейн-стрит. Стены из красного кирпича. Полы выложены деревянными досками, и перед тем, как сдать квартиру мне в аренду, Холли отполировала их так, что, хотя они и были старыми, но также блестели и выглядели великолепно. Чтобы придать уют комнате, я повсюду расстелила кучу разномастных, всевозможных форм и расцветок, но красивых и ярких ковриков.

В задней части помещения располагалась кухня, отделенная от комнаты высокой стойкой с табуретами. Кухня была просторной, потому что само пространство было большим. Она была оборудована кухонным гарнитуром с множеством шкафов цвета слоновой кости со сколами и царапинами, которые выглядели скорее круто, чем потерто, а у некоторых шкафов были стеклянные дверцы, так что сквозь них можно было увидеть мою коллекцию яркой керамической посуды. Посередине также располагался огромный кухонный островок с широкой столешницей. Кухня была потрясающей.

Рядом с кухней находилось небольшое подсобное помещение. Оно пряталось в укромном уголке, образованном комнатой, обшито деревянными панелями, переходя в большую ванную.

В ванной стояла раковина на пьедестале и глубокая сказочная ванна на ножках, о которой мечтали любители понежиться в горячей воде (такие как я).

Перед окнами стоял ярко-розовый широкий диван с подушками и три удобных кресла с оттоманками (одно королевского синего, одно баклажанового и одно ярко-бирюзового цвета), все в окружении множества красивых, но разномастных столиков. Я много читала, поэтому мне нужно было много разных мест для чтения. С такой гостиной, у меня они были.

Посреди комнаты, на большом толстом ковре сочного зеленого цвета, стояла двуспальная кровать. Металлическое изголовье и изножье, все в завитушках, окрашено в цвет слоновой кости, также как и широкие, но не глубокие, потертые тумбочки по бокам. На одной стояла большая лампа с рифленым стеклянным основанием. На другом — круглая, из матовой розовой керамики, похожая на ушную раковину, вкрученная внутрь лампочка, загораясь, отбрасывала красивые узоры на стену (как сейчас). На кровати было множество подушек всех форм и размеров, мягкие простыни, которыми я баловала себя, потому что они стоили целое состояние, но ощущались невероятно, и пуховое одеяло, покрытое мятно-зеленым покрывалом с фиолетовыми, розовыми и голубыми цветами.

Полки на стене сбоку от кровати, рядом с зоной отдыха, заполняла моя обширная коллекция книг, стереосистема, компакт-диски, DVD-диски, несколько фотографий в рамках и фанатский мерч, вроде маленькой модели корабля Серенити из «Светлячка» и рамка с шакрамом, грозным оружием Зены Королевы Воинов.

У смежной стены стоял огромный старинный шкаф, папе пришлось разобрать и собрать его, чтобы установить туда.

Пространство у стены напротив полок занимал большой, шикарный потертый письменный стол, компьютер и оборудование к нему. С другой стороны, между входной дверью и ванной, стоял старинный ветхий комод. На нем возвышалась еще одна потрясающая лампа с изящным хрустальным плафоном с гравировкой, купленная мной за бесценок, потому что она не работала, но я знала, что папа сможет ее починить. И он починил.

Ничто из предметов обстановки не подходило друг другу, даже табуретки вокруг кухонной стойки. Поверхности и стены хаотично украшали причудливые мелочи. Если бы мне нужно было дать определение этому стилю, я бы назвала его «Отчаянный, горный, крутой девчачий шик».

И мне он нравился.

Что хорошо, подумала я, подойдя к дивану, взяла «айпод» и улеглась на спину, так как проводила здесь очень много времени.

Я уставилась в потолок, уловив аромат зажженной свечи (яблока) и схватила одну из множества упаковок жевательной резинки, разбросанных по квартире, развернула пластинку и сунула ее в рот.

Фруктово-мятная с ноткой ванили. Вкус мне понравился, я обрадовалась, обнаружив его, пристрастилась к нему и жевала все время, даже после полуночи в четверг, лежа на диване и думая, что мне, черт возьми, делать со своей жизнью.

Вполне вероятно, завтра Лекси, Лори и Кристал, по очереди или все вместе заявятся в библиотеку. Не говоря уже о том, что они могут привести с собой редкое, но правдоподобное дополнение в виде других своих подруг: Венди, Мэгги, Стеллы, Бетти, Солнышка, Аврил, Эмбер, Джаз, Кайлин или, не дай Бог, сумасшедшей Твайлы, которая пугала меня сильнее Кристал.

Я отмахивалась от них уже неделю, говоря, что занята библиотечными делами. К счастью, я не лгала, учитывая, что наши странно неясные проблемы с финансированием становились все более пугающими. Но это также означало, что их случайные посещения, поодиночке или все вместе, стали гораздо более частыми, и за последние два дня следовали один за другим.

Лори и Кристал сказали мне, что по городу разнесся слух о моем визите и разговоре с Чейзом в полицейском участке, а это значит, что очередь в байкерский бар «У Баббы» и салон «Карнэл Спа» тянется до Луны.

Слухи были верны, судя по тому, чем поделились со мной девушки. Я пришла в участок, чтобы подать заявление. Мы с Чейзом провели за закрытыми дверями минут десять. Чейз вышел, выглядя взбешенным, и сразу же направился к своему внедорожнику. Через несколько мгновений вышла я, выглядя так, будто меня ударили, и, не оглядываясь, поспешила прочь.

Услышав эту новость, я солгала им, сказав, что все было совсем не так. Я рассказала им о мальчике из библиотеки (и убила одним выстрелом двух зайцев, попросив их посматривать вокруг, и позвонить мне, если они его увидят), и что именно в нем заключалась причина моего визита в участок. Ничего не произошло. Чейз приглядывал за этим делом, а я тем временем передала Фрэнку Долински книгу, а художник (очень хороший) нарисовал портрет мальчика. Все это было сделано в отсутствие Чейза в участке.

Они не купились на мою версию, и хотя, должна признать, мне нравились их визиты, я знала, что давление будет увеличиваться, чего я не ждала с нетерпением.

Но работать библиотекарем в маленьком городке — это не ежедневные девять часов веселья и смеха со вторника по субботу. Их визиты скрашивали мой день. Они были забавными. Они были открытыми, настоящими и, в отличие от меня, нормальными. И они любили меня, что было приятно. Не то чтобы у меня не было друзей. Но все мои школьные друзья либо уехали, либо состояли в серьезных отношениях, так что нас с ними мало что объединяло. Мы проводили время вместе, просто не очень много. Общение с другими моими друзьям осуществлялось посредством клавиатуры.

Поэтому было приятно чувствовать себя частью их компании.

Просто я не хотела рассказывать о том, что случилось с Чейзом.

Возможно, когда-нибудь, когда мысль об этом не будет причинять такую сильную боль. Может, я пригласила бы всех на ужин и бокальчик «маргариты», мы бы напились в хлам, и я бы проболталась.

Идея звучала хорошо. Открытый, настоящий, нормальный поступок для девушки, у которой была жизнь. Пригласить подруг, поужинать, выпить, захмелеть и признаться в самых унизительных, болезненных моментах своей жизни, чтобы они сказали вам, что все мужчины неудачники, а потом налили вам еще выпить.

Я надела наушники, и, поскольку хотела успокоиться, а не подготовиться к тому, к чему меня привели мои мысли, включила один из своих плейлистов для релаксации.

Он работал, пока очередь не дошла до песни Эллы Мэй Боуэн «Holding Out for a Hero» («Я жду героя»).

Лежа поздней ночью на диване, как всегда одна, в своей офигенной, но пустой квартире, ее прекрасный голос, наполненный тоской, напевал слова, в которые я никогда так внимательно не вслушивалась, они ударили в меня, словно пуля, пронзая плоть, оставляя болезненное послевкусие.

Я даже не пыталась сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Не чувствовала жжения в носу. Просто позволила им литься, отчего потолок надо мной виделся как в тумане, и страстное желание в голосе Эллы Мэй, щемящая тоска в прекрасных словах разорвали меня в клочья.

Между прочим, я увидела Чейза Китона в шестнадцать лет, в возрасте Эллы Мэй, когда она записала эту песню, и убедила себя, что нашла своего героя, и он всегда был рядом, просто вне досягаемости.

Но если бы я продолжила надеяться, продолжила тянуться к нему, в конце концов, его теплые, сильные и твердые пальцы сжали бы мои.

Просто он был вне досягаемости.

Он жил в том же городе, но был далеко, за много и много миль.

Когда Элла Мэй закончила петь, я нажала на повтор.

И снова.

И снова.

Затем, со слезами на глазах встала, задула свечу и подошла к необычным крючкам, которые папа прикрепил к моей двери. Сняла с них длинный пастельно-зеленый шарф и обернула его вокруг шеи, поверх проводков наушников.

Поставив песню на повтор, я сняла сосново-зеленое шерстяное двубортное пальто, надела его, маневрируя «айподом», пока застегивалась, схватила варежки, подходящие по цвету к шарфу, и натянула их. Потом взяла ключи.

Слушая песню, открыла дверь и вышла, заперла замок, сунула ключи в карман и спустилась по лестнице, ведущей в переулок к моему «Чероки».

Под песню я обогнула боковой переулок и стремительно пошла, сгорбившись и обхватив себя руками, сквозь яростный, обжигающе холодный ветер, высушивший слезы на моем лице.

Песня все играла, когда я свернула с Мейн-стрит на тихие, темные улицы, ведущие к начальной школе. Все вслушиваясь в слова, я проскользнула через отверстие в заборе и направилась на школьную площадку.

Я слушала их, остановившись у качелей, положила руку в варежке на одну из высоких стоек и опустила голову, прижавшись лбом к рукавице. Слушая, и страдая, я поняла, что на всем белом свете нет ничего хуже, чем умершая надежда.

И я слушала песню, когда сильная рука крепко обхватила мое предплечье, но я также услышала собственный придушенный, удивленный вскрик, прозвеневший, если не в ушах, то в голове, когда эта рука, не колеблясь, развернула меня.

И я взглянула в разгневанное лицо Чейза Китона.

Что за frak?

Я моргнула, глядя на него, и сделала это дважды, прежде чем поняла, что его губы двигаются.

Он разговаривал со мной.

— Что? — спросила я очень громко, чтобы перекричать музыку, которую он не мог слышать.

Его голова дернулась, глаза сузились, даже когда они осматривали мою голову. Я почувствовала, как хватка на моей руке исчезла, и внезапно голос Эллы Мэй пропал, потому что Чейз выдернул наушники из моих ушей.

Потом я услышала его рык:

— Господи, это еще хуже.

Я не поняла. Стоя на холоде, на игровой площадке начальной школы, глядя на разъяренного Чейза Китона, я еще не перешла от отрицания своего одиночества к тому, чтобы прочувствовать его до глубины души, отпустить мечту, ощутить, как во мне пульсирует боль, бьет так, как я знала, буду чувствовать всегда.

— Что хуже? — прошептала я.

— Ты. Гуляешь в одиночестве ночью по городу, полному байкеров, которые любят напиваться, шуметь и трахаться, и делаешь это в наушниках и с такой громкой музыкой, что не услышишь, как к тебе кто-то приблизится, даже если на нем будет гребаный колокольчик.

Конечно, он был прав. Теперь я слышала Эллу Мэй даже без наушников.

Быстрым движением большого пальца я поставила «айпод» на паузу, ответив Чейзу:

— Байкеры дружелюбны.

— Нет, Фэй, это не так.

— Но я живу здесь всю жизнь и встречалась с кучей байкеров. Они дружелюбны.

— Ага, местные не гадят там, где живут. А приезжим чужакам, плевать, где гадить. И если бы с тобой что-то случилось, местным байкерам пришлось бы бросить вызов чужакам, так как они причинили вред одному из них, поэтому, где бы они их ни выследили, там начался бы кромешный ад. Не говоря уже о том, что с тобой ничего хорошо не случится еще до того, как ты устроишь весь этот охеренный кошмар.

— Ты много ругаешься, — прошептала я, и его голова снова дернулась, а глаза снова сузились.

— Что? — рявкнул он.

— Ничего, — пробормотала я и закусила губу.

Его глаза опустились на мои губы, а затем снова скользнули вверх.

Внезапно моя рука оказалась в железной хватке, Чейз потащил меня за собой, заявив:

— Я провожу тебя до дома.

Поскольку он тянул меня за руку, а сам он был высоким, поджарым и мускулистым, мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Но я запротестовала, когда мои ноги задвигались вдвое быстрее, чтобы не отставать от его длинных шагов:

— Все в порядке. Правда. Я живу недалеко, и не буду слушать музыку.

Он резко остановился, дернув меня за руку, отчего остановилась и я, и склонил голову так, что его красивое лицо оказалось в дюйме от моего.

Его глаза были сердитыми.

Нет, яростными.

Я перестала дышать.

— Я… провожу… тебя… домой, — сказал он тихо, медленно, четко проговаривая каждое слово.

Я сделала единственное, что могла. Кивнула.

Он начал отодвигаться, его глаза снова сузились и, к еще большему урону моей способности дышать, притянул меня ближе. Его взгляд скользнул по моему лицу, а затем снова вернулся к моим глазам.

— Ты плакала? — спросил он все еще низким, но уже мягким голосом.

Я уставилась на него, и меня осенило, что он подвел нас ближе к тротуару, где в свете уличных фонарей мог видеть меня яснее.

— Нет.

И вот снова!

Очередная ложь!

Чейз уличил меня в ней, и он сделал это снова тем тихим, мягким голосом, который обычно придавал его низкому привлекательному голосу большую глубину и намного-намного большую привлекательность.

— Милая, у меня есть глаза.

Мне очень нравилось, когда он называл меня «милая». Он сделал это уже дважды, и оба раза это казалось подарком.

Конечно, он, наверное, всех созданий женского пола называл «милая». Так что это был не подарок. Это было сказано просто так. Неосознанно.

Я вдохнула и расправила плечи.

— Хорошо, Чейз. Я плакала. Но данный факт и его причины, тебя не касаются. И раз уж ты так горишь желанием исполнить свой долг блюстителя закона и убедиться, что я в безопасности, проводи меня до дома. Но давай пропустим допрос, если не возражаешь.

— А вот и характер, — пробормотал он.

— Что?

— Ничего, — все также пробормотал он, дернул меня за руку, и мы снова пошли.

Я хотела спросить, почему он бродит по улицам посреди ночи, но сдержалась. Я хотела спросить, где его внедорожник, так как высматривала его, когда мы шли по морозным городским улицам, и не увидела, но снова сдержалась. Я хотела попросить его отпустить мою руку, но и здесь я сдержалась.

Я просто шла рядом с ним, он крепко держал мою руку в своей большой, теплой ладони, и я пообещала себе, что не сделаю ничего глупого и драматичного. Вроде того, как позволила эмоциям и красивой, душераздирающей песни отправить меня на опрометчивую ночную прогулку. Которая никак не прояснила мои мысли под слова песни, неоднократно вывернувшей мою душу.

На самом деле, я решила (конечно, драматично), с того момента, как мы свернули в переулок к тупику, ведущему к моей квартире, что до конца жизни я буду слушать только оптимистичную музыку. Я так убеждала себя в принятом решении, что мне и в голову не пришло, что это не я веду Чейза в переулок, где живу.

Он вел меня.

Свернув в переулок, мы успели сделать четыре шага, когда услышали грохот.

Чейз тут же дернул меня за руку, оттесняя себе за спину. Отпустив меня, он шагнул передо мной и потянулся к бедру за пистолетом.

Но выглянув из-за него, я увидела, как из-за мусорного контейнера возле итальянского ресторана высунулась голова.

Я знала эту голову.

— Святой frak! — вскрикнула я. — Это он!

Услышав мой голос, мальчик из библиотеки рванул прочь, и я, не колеблясь, рванула за ним.

— Господи, Фэй! — взревел Чейз позади меня, но я продолжала бежать, размахивая руками и быстро перебирая ногами.

Я услышала стук ботинок Чейза, потом увидела, как он обошел меня и погнался за пареньком, который завернул за угол переулка. Чейз повернул за ним следом, затем я, а потом Чейз снова свернул на Мейн-стрит.

Я последовала за ними и увидела Чейза, который гнался за ребенком по Мейн-стрит.

— У тебя не будет проблем! — крикнула я. — Мы просто хотим помочь! Все в порядке!

Я продолжала кричать, когда парень быстро рванул по переулку и исчез, Чейз все еще преследовал его, и через несколько секунд он тоже свернул в переулок и исчез.

Не отставая от них, я выбежала на боковую улицу.

Через два квартала Чейз почти настиг мальчика, но тут он уперся руками о забор, перепрыгнул его и помчался через чей-то двор.

Чейз, не мешкая, последовал за ним и исчез во дворе.

Как только я туда добралась, мне потребовалось четыре попытки, чтобы взобраться на забор, усесться на него задницей и перекинуть через него ноги. У меня возникло ощущение, что при этом я порвала джинсы, но я свалилась на другой стороне и помчалась за ними.

В темноте заднего двора я потеряла их, поэтому остановилась и попыталась прислушаться сквозь свое затрудненное дыхание, надеясь услышать шум, который подскажет мне, в каком направлении их искать.

Я ничего не слышала.

Я стояла там долго.

Но по-прежнему ничего не слышала.

Frak!

Меня осенило, что я посреди ночи стояла на чужом заднем дворе, где не должна быть. Меня также осенило, что Чейз умчался за неизвестным нам ребенком, и не только я потеряла его, но и он потерял меня. И я понятия не имела, что делать.

Я дала Чейзу немного времени на случай, если он вернется, надеясь, что ребенок будет с ним, и мы сможем его согреть, накормить (он шарился по мусоркам!) и поговорить с ним, но Чейз не вернулся.

Так что я быстро вернулась по нашим следам (избегая забора и запоздало заметив, что на подъездной дорожке есть проход, и пошла тем путем, которым прибежала раньше). Я снова перешла на бег на случай, если у Чейза будут те же мысли, что и у меня, и он пойдет в том же направлении. Я также смотрела в оба, надеясь, что увижу либо Чейза, либо мальчика, а еще лучше, и того и другого.

Но никто из них так и не появился.

В конце концов, я добралась до лестницы, ведущей в мою квартиру, расхаживала возле нее и ждала.

Прошло около десяти минут. Увидев, как Чейз завернул за угол переулка и двигался ко мне, я отцепила «айпод» от одежды и засунула вместе с наушниками в задний карман джинсов.

Хотите верьте, хотите нет, но мужчины могли двигаться, как хищники. Я видела это по тому, как двигался Чейз.

Он был в пяти футах от меня, когда скомандовал низким, сердитым и сбивающим с толку голосом:

— Задницу вверх по лестнице.

— Что? — попросила я.

— Тащи свою задницу вверх по лестнице и открой дверь в свою квартиру.

Это казалось хорошей идеей, так как там будет тепло, поэтому я повернулась, взбежала по лестнице, вытащила ключи и, сдернув рукавицы, отперла замок.

Я вошла в квартиру, и Чейз последовал за мной.

Он также хлопнул дверью.

Я бросила варежки через всю комнату на кресло, повернулась к нему, и моей первой мыслью, когда я хорошенько его разглядела, было «О-оу».

— Ты снова погналась за ним, — тихо заметил он.

— Я… э… не подумала.

— Малец напуган до безумия, а ты не только преследовала его, но и кричала.

Я сжала губы.

— В темноте, — продолжил Чейз.

Я пожала плечами, оставив их наверху.

— В переулке, — не унимался Чейз.

Я не двигалась и не издавала ни звука.

— На морозе, — продолжал Чейз.

Я опустила плечи и разжала губы, но чуть прикусила нижнюю.

— Посреди ночи, — закончил Чейз (надеюсь).

— Э-э… — пробормотала я, но не знала, что сказать. Все это было правдой и, оглядываясь назад, казалось более чем нелепым.

— Такой ребенок знает этот город как свои пять пальцев. Такой ребенок, напуганный до полусмерти, будет драться, царапаться и умрет, прежде чем какой-то незнакомец коснется его. Такой ребенок нуждается в заботе и особом обращении. Ему нужно чувствовать себя в безопасности. Ему не нужно, чтобы кто-то с криками гнался за ним. Он не слышит твоих слов, только твой тон. И он знает, что такое погоня, и сделает все, что в его силах, чтобы не попасться.

— Так вот почему ты не… э-м… не поймал его? — глупо спросила я.

— Именно поэтому, — коротко ответил он, а затем уточнил: — Оказавшись на темном дворе, он испарился.

— О, — прошептала я, предположив, что, он, возможно, все еще прячется на том дворе.

— Выброси это из головы, — прервал мои мысли Чейз. — Я вернулся и все осмотрел. Он ушел.

— О, — повторила я шепотом, теперь считая странным, что Чейз Китон мог читать мои мысли.

— Господи, Фэй, если хочешь, чтобы я помог этому ребенку, ты должна помочь мне сделать это. А заставлять его бояться еще больше — не лучшая помощь.

— Хорошо, — тихо согласилась я, а затем нерешительно спросила: — Итак, эм… как это сделать?

— Не знаю. Насколько я мог разглядеть, этот ребенок не сбежал из дома из-за жестокого обращения. Или это не единственная проблема в его жизни. Он боится чего-то. Но что бы это ни было, это сильный страх или, по крайней мере, он так думает. Мы должны найти какой-то способ установить доверительный контакт, чтобы он позволил нам приблизиться к нему или сам обратился к нам.

— Еда, — тут же сказала я, и голова Чейза дернулась.

— Что?

— Еда. Я подложу еду. И… и… куртку! — выпалила я. — Ему нужна куртка. Я куплю ее ему. Подброшу все в мусорку.

— Дорогая, он не вернется к тому мусорному баку. Не снова. Никогда.

— О, — прошептала я, мой мысли метались, и мне пришла в голову другая идея. — В библиотеку. Возле ящика возврата. Он возвращает книги. Он не появлялся уже неделю, потому что в прошлый раз я его преследовала, и он не вернул ни одной книги. Но вернет. Он всегда так делает. Я положу еду и куртку у ящика. И… и… еще книги. Найду те, которые ему нравиться брать, и положу их там. С запиской о том, что он может найти там нужные ему вещи, и если ему понадобится что-то, чего он не обнаружит, пусть оставит записку, и он это получит.

Чейз кивнул и сказал:

— Это хорошая идея.

— Спасибо. — Я улыбнулась.

Его глаза опустились на мои губы, он как-то странно замер, а затем поднял взгляд к моим глазам и тут же спросил:

— Почему ты плакала?

Я почувствовала, как моя улыбка сникла, и отступила на шаг, пробормотав:

— Чейз…

— Почему ты плакала? — повторил он.

Я сделала еще один шаг назад, сказав:

— Не думаю…

Мое сердце забилось сильнее, когда он шагнул ко мне и снова спросил:

— Почему ты плакала, Фэй?

Я начала активное отступление, а Чейз перешел в атаку, и я напомнила:

— Кажется, я уже сказала, что это не твое дело.

— Фэй, почему ты плакала?

Я ударилась об изножье кровати и была вынуждена остановиться.

Чейз не остановился, пока не оказался со мной лицом к лицу, нависая надо мной и не сводя с меня глаз.

— Я спрошу еще раз, милая, — мягко сказал он. — Почему ты плакала?

Учитывая его близость, я сочла благоразумным ответить.

— Я слушала песню, которая заставила меня плакать.

Его брови поднялись.

— Песню, которая заставила тебя плакать, выйти из дома глубокой ночью и отправиться на школьную площадку?

На это я неуверенно ответила:

— Это хорошая песня.

Его глаза скользнули по моему лицу, а губы прошептали:

— Это хорошая песня.

Я задержала дыхание, не зная, что происходит, но точно понимала, что происходит с моим сердцебиением. Оно ускорилось. И кожу покалывало. И кровь… она бурлила.

Я сделала так необходимый мне глоток воздуха.

Затем расправила плечи и тихо сказала:

— Теперь я в безопасности, Чейз. Ты можешь идти.

Его глаза вернулись к моим, и он не ушел.

Вместо этого он спросил:

— Что это была за песня?

Ни за что, черт возьми, я не скажу ему это.

— Доби Грей, «Drift Away».

И вот снова. Очередная наглая ложь!

Его глаза загорелись, а губы дернулись, прежде чем он спросил:

— Песня, которая тронула тебя до слез и отправила в холод ночи, была песней о человеке, который справляется с жизненными трудностями, слушая рок-н-ролл?

Я поняла, что мне действительно нужно уделять больше внимания словам песен, когда ответила еще одной ложью:

— Да. — Затем, чтобы добавить достоверности тому, что было далеко не достоверным, сказала: — Моя любимая часть, когда он поет, а люди аплодируют.

И прямо тогда, в своей квартире, я наблюдала, как Чейз Китон запрокинул свою красивую голову и расхохотался.

Увидев это, услышав его глубокий раскатистый смех, я завела руки за спину и сжала металлическое изножье, чтобы обрести опору удержаться на ногах.

Я была готова попросить его уйти, когда он перестанет смеяться (не то чтобы я хотела, чтобы он перестал смеяться, когда-либо), но он опередил меня, снова взглянув на меня и приказав сквозь смех:

— Включи.

Я моргнула, в груди стало тесно.

Поэтому мое «что?» прозвучало придушено.

Он оглядел мою квартиру, заметил стереосистему и посмотрел на меня.

Кивнув на стереосистему, повторил:

— Включи.

— Что включить? — глупо спросила я.

— «Drift Away».

О Боже!

— Э-э… я немного устала.

— Фэй, милая, ты только что бегала очень холодной ночью, преследуя избитого, перепуганного ребенка. Ты не устала.

Вот оно, он снова читает меня.

— Эм…

— Но, держу пари, эта песня поможет тебе расслабиться и отдохнуть.

Он был прав. Именно для этой цели я включила ее в свой плейлист для релаксации.

— Хм-м-м…

— Включай.

— Чейз, я не…

— Не включишь, я найду твой «айпод» и сделаю все сам.

Это заставило меня двигаться по двум причинам. Во-первых, ему пришлось бы меня обыскать, а мой «айпод» был у меня в заднем кармане джинсов. Я не хотела, чтобы Чейз Китон касался моего зада. Во-вторых, речь шла о песне «Holding Out for a Hero», что означало, что если бы он заполучил мой «айпод», то уличил бы меня во лжи и, возможно, узнал бы, что на самом деле заставило меня плакать.

Так что я проскользнула мимо него, расстегнула пальто, сняла его и бросила на кресло. Затем размотала шарф и повторила все то же самое с ним. Наконец, я полезла в задний карман, вытащила «айпод» и нашла песню.

Зазвучала гитара, я обернулась и увидела, что Чейз снял пальто, бросил его на мою кровать и прислонился бедром к изножью.

Он хорошо выглядел в любом месте.

Но он никогда не выглядел лучше, чем стоя здесь.

Серьезно, как такое произошло?

— Забыл, как сильно мне нравится эта песня, — сказал он сквозь музыку.

— Я же говорила, что она хороша, — пробормотала я.

При моих словах он резко оттолкнулся от кровати и подошел ко мне.

Пришлось принимать решение за долю секунды. Бежать из квартиры (а я только что сняла пальто), мчаться в ванную и запираться, снова отступать, хотя отступать было некуда, или оставаться на месте.

На принятие решения мне потребовалось больше доли секунды, таким образом, это оказался последний вариант, и, следовательно, я была доступной целью, когда Чейз потянулся вперед и схватил меня за руку.

Он дернул за нее уверенно, но осторожно, и я устремилась к нему.

Другая его рука скользнула вокруг меня, и внезапно я оказалась в своей квартире ночью, танцуя с Чейзом Китоном.

Мы не просто танецевали друг с другом, покачивая бедрами. Он раскачивал меня, кружил, раскручивал от себя и притягивал обратно. Его движения были уверенными, точными и сильными, и мое тело просто двигалось так, как он хотел. Это не казалось чем-то неестественным, я не нервничала.

Я просто двигалась туда, куда он меня вел, будто мы танцевали вместе бессчетное количество раз. Это было естественно. Правильно. Великолепно.

Так великолепно, а песня такой классной, что я погрузилась в нее и начала ухмыляться, одаривая ухмылкой Чейза всякий раз, когда наши глаза встречались, учитывая, что он пристально смотрел на меня.

Под медленные биты, он держал меня близко и раскачивался. Когда темп ускорился, он вращал и кружил меня, а когда раздались аплодисменты, он притянул меня ближе, наклонил голову, его губы возле моего уха прошептали:

— Ты права, милая, это определенно лучшая часть.

Моя рука лежала на твердой стене его груди, голова была запрокинута, его поднялась, и мы встретились взглядами.

Тогда я прошептала:

— Видишь?

Он улыбнулся.

Я утонула.

Затем, когда темп ускорился, он закрутил меня, но мы закончили близко прижавшись друг к другу, покачивая бедрами. Он обнимал меня одной рукой, другая прижимала мою руку к его груди. Другая моя рука легко лежала на его плече. Чейз прильнул подбородком к моим волосам, а мой взгляд был прикован к его мощному горлу.

Песня стихла, наши бедра перестали покачиваться, но он не отпускал меня.

Я понятия не имела, что происходит, как мы к этому пришли, но это не значит, что я не закрыла глаза, запоминая каждый нюанс этого момента.

Затем он тихо сказал мне на ухо:

— Долго, чертовски долго, Фэй, почти шесть лет, я был уверен, что у меня никогда не будет ничего более прекрасного, чем последние три минуты. Спасибо, милая, что подарила их мне.

Как только он сбросил эту сбивающую с толку изысканную бомбу, он отстранился, подошел к кровати, взял свое пальто, неторопливо направился к двери и вышел, закрыв ее за собой.

Не оглядываясь назад.