Дьявольское желание

Глава 2

— Что ж ты язык проглотила? Неужто не хочешь поблагодарить свою дорогую тетушку Агату за такое благодеяние? Теперь тебя ждет прекрасное будущее. — Она внимательно наблюдала, как побледнели разрумянившиеся от ветра щеки Элисии, как разом осунулось и посерело ее лицо, задрожали губы и потемневшие глаза затопило отчаяние.

Онемевшая и потрясенная, Элисия не могла шевельнуться при виде лица Агаты, искаженного злорадной гримасой. Впервые в ушах девушки проскрежетал хриплый смех тетки. Закинув голову, Агата сотрясалась в безумном восторге. Ее тощее тело ходило ходуном.

— Мы это вместе порешили, сквайр и я… Сегодня днем, на дороге в деревню, — задыхаясь, произнесла Агата. — Очень уж пылко он рвался договориться об этом. Ты найдешь в нем, дорогая, весьма настойчивого и заботливого мужа. Ты здоровая молодая девушка и, несомненно, подаришь сквайру сыновей, о которых он так давно мечтает. — Не сводя глаз с девушки, Агата беспокойно пригладила туго затянутые и без того прилизанные волосы и добавила словно про себя: — Ты такая красивая… в точности как твоя мать. Я помню тот день, когда впервые ее увидела. Она была еще ребенком, но такая красивая… даже тогда.

Элисия с ужасом смотрела на тетку. Та старалась взять себя в руки, но голос ее звенел от напряжения, и слова сами собой срывались с тонких, бледных губ.

— Я никак не могу выйти замуж за сквайра, — звонко и отчетливо произнесла Элисия, хотя сердце ее отчаянно трепетало. Нет, не может такого случиться, только не с ней! Ужас захлестывал душу девушки. За сквайра Мастерса? Никогда! Она скорее умрет, чем пойдет за него.

— У тебя нет выбора, дорогая моя Элисия. Дело решенное.

— Я не выйду за него, и вам меня не заставить! Да я его не выношу. Он мне противен… Быть замужем за ним будет пыткой!

Элисия вскочила со стула. Речь лилась сумбурно, слова обгоняли друг друга. Она умоляла тетку, но та была сама непреклонность.

— Твои чувства здесь ровным счетом ничего не значат. Тебя и так облагодетельствовали, но сквайр Мастере так добр, что не настаивает на приданом, — нетерпеливо перебила ее Агата. Шутливость тетки, так не свойственная ей, тут же сменилась холодным гневом.

— Сожалею, тетя, но вам придется передать сквайру мои извинения, и речи быть не может о том, чтобы я когда-нибудь вышла за него. Вы даже не спросили моего согласия… Да ведь сквайр годится мне в отцы! — Элисия пристально уставилась на тетку. — Вы именно этого и добивались… Унизить меня. Что ж, тетя Агата, на этот раз у вас ничего не выйдет, как не вышло и нынче днем, когда вы нарочно послали меня на северное поле.

Агата поднялась и встала лицом к лицу с племянницей. Впившись жесткими пальцами в плечи девушки, она сверлила ее злобным, яростным взглядом.

— Думаешь, я позволю какой-то дряни поломать все мои планы? — взвизгнула она вне себя. — Наконец-то исполняется мое заветное желание… и я не дам тебе помешать этому. Слышишь? Не дам! — Она затрясла Эли-сию так, что у той локоны рассыпались по плечам красно-золотой волной.

— Я не выйду за него! Не выйду! Я… я скорее умру! — вскричала Элисия.

Агата выпустила ее плечи из мертвой хватки своих железных пальцев и наотмашь ударила девушку по лицу. Элисия отпрянула и, приложив ладони к мгновенно распухшим щекам, посмотрела на тетку оскорбленным, обескураженным взглядом.

— Нет, ты не умрешь… пока. Может быть, после года брака с похотливым старым болваном ты станешь мечтать об этом, но это будет потом. А сейчас ты выйдешь за него… на следующей неделе. Он ждет не дождется заполучить тебя в свою постель. Так-то, дорогая, — язвительно добавила Агата и снова разразилась безудержным, диким хохотом. На этот раз в нем слышалось торжество. — О, сладкая, сладкая месть! Я знала, что этой минуты стоит ждать, в конце концов рано или поздно я вкушу ее. Прекрасная Элисия! Такая же красавица, как твои мать и бабушка… моя мачеха. Отец был просто околдован ею, он ввел ее в наш дом своей женой. Сюда! В мой дом… стать новой хозяйкой Грейстон-Мэнор! Болван… Как будто кто-то мог занять мое место!

Мы были так счастливы вместе, отец и я… Здесь, в Грейстон-Мэнор… хотя мамы уже давно не было в живых. И вот явилась она. У нее не было права сюда являться и привозить свое маленькое отродье. Я помню, как стояла здесь, в холле.

Агата невидящим взглядом посмотрела в сторону холла, она вся была в прошлом.

— Они были в бархате и тонких кружевах, на них были маленькие шапочки с перьями. Солнечный свет лился на их необыкновенные волосы червонного золота, превращая локоны в живое пламя. Их улыбки были так же фальшивы, как их сердца. Они приехали сюда, отобрали у меня дом, отца и в довершение всего хотели со мной подружиться. Что ж, я притворилась, как притворялись они, но как только предоставлялась возможность, я показывала твоей милой мамочке, дорогой малышке Элизабет, ее истинное место.

Когда наконец умерла твоя бабушка, я взяла бразды правления домом в свои руки… Как и полагалось с самого начала. Отец после ее смерти ни на что не годился. Она погубила его!

Агата замолчала и наморщила лоб, словно внезапно озадаченная какой-то мыслью. Пальцы ее были сжаты в кулаки, дыхание сделалось судорожно-прерывистым, она дико озиралась по сторонам. Испарина выступила у нее над верхней губой, она исступленно прижала руку к виску, словно от невыносимой боли.

— Мне было тогда, наверное, девятнадцать или двадцать, а твоей матери одиннадцать лет. Но я была достаточно взрослой, чтобы взять на себя ответственность за ведение хозяйства… мне это удавалось лучше, чем твоей бабке.

Я изложила твоей матери, дорогой Элизабет, все ее обязанности, вот как сейчас тебе твои. Отец почти не бывал дома, а когда приходил, то пил так, что себя не помнил. Элизабет скоро узнала свое место в моем поместье. Ха! Маленькая выскочка… пыталась своими сладкими, хитрыми улыбками прокрасться в Грейстон. Она получила по заслугам!

При этом воспоминании мечтательная злобная улыбка расплылась по лицу Агаты, глаза ее свирепо сверкнули.

— Отец недолго прожил… По правде говоря, чудо, что он вообще столько продержался. Я не жалела о нем… он только путался под ногами… просаживал уйму денег на вино…

А знаешь, как он умер? Это довольно забавно. — Агата посмотрела прямо в глаза Элисии, кажется, впервые за весь разговор увидев ее. — Он решил, что видит твою бабушку, в то время как стоял на самом верху лестницы. И, спотыкаясь, бросился вниз по ступенькам, наступил на развязавшийся пояс халата и упал. Тяжело. Скатился прямо к моим ногам и сломал себе шею. У меня и в мыслях не было, что он примет меня за нее. Я просто надела ее платье, чтобы вытереть пыль… мне не хотелось портить свои наряды… Это вполне естественно, — равнодушно пояснила она. — Отец был слабым, жалким пьянчужкой. Его разум был затуманен не только стремлением к умершей жене, но и вином. После его смерти поместье перешло ко мне. Я наконец стала полноправной хозяйкой Грейстона, законной его владелицей. Суд также счел разумным назначить меня законной опекуншей твоей матери, хотя, я уверена, ей это вряд ли пришлось по вкусу. Она никогда даже не поблагодарила меня за пристанище, а ведь я могла выбросить ее на улицу. Наверное, следовало бы так и поступить. День, когда я позволила этой негодной, лживой девчонке остаться под моей крышей…

— Это неправда! Она вовсе не была… — прервала ее Элисия. Гнев вернул ей дар речи, который она потеряла от безумных разоблачительных признаний Агаты.

— Заткнись и слушай правду о своей драгоценной мамочке, а не лживые россказни, которыми она тебя потчевала, — прорычала Агата. — Твоя мать жила под моей крышей, принимала мои подачки, но не делала, чтобы не быть нахлебницей, и половины положенной ей работы. Ленивая неумеха вроде тебя. А как она мне отплатила за все? Исподтишка за моей спиной украла то, что по праву принадлежало мне!

Вспоминая прошлое, Агата говорила все быстрее, захлебываясь словами, полными жгучей ненависти. Они лились неудержимым потоком:

— В поместье по соседству давали грандиозный бал, и я получила на него приглашение. Это было главное событие года. Разумеется, я вынуждена была передать извинения твоей матери. У нее не было подходящего платья, и вообще она была слишком молода… Она еще даже не была представлена лондонскому обществу. Это обошлось бы слишком дорого. У меня уже был выход в лондонский свет, а два сезона в одной семье — это уж чересчур. Ты ведь согласна?

Та ночь до сих пор живет в моей памяти. Ярко-ярко. Бал оказался самым изысканным и великолепным из всех лондонских, на которых мне приходилось бывать. Более тысячи свечей освещали бальную залу, где кружились в танцах блестящие дамы в драгоценностях и со страусовыми перьями. Шампанское, музыка, смеющиеся лица… и капитан Димерайс. Он был таким красивым, таким очаровательно веселым… как сказочный принц. Он был офицером кавалерии, великолепным наездником… наверное, лучшим в королевстве… в нем было столько отваги и лихости… Младший сын какого-то лорда, он не имел состояния и каких-либо видов на его приобретение. Но какое это имело значение при его высоком росте, густых черных как смоль волосах и странных, чуть раскосых глазах!

Взгляд Агаты на миг остановился на обращенном к ней лице Элисии. Тетка внезапно покрылась мертвенной бледностью.

— У тебя его глаза! Будь ты проклята! Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу его… Как он стоит здесь и смотрит на меня с презрением. А улыбка, его изумительная улыбка, которой я так дорожила, исчезает с его лица. Он наговорил мне такого… Я никогда не забуду его слов. Этот голос чудится мне по ночам. Я не могу даже во сне избавиться от этого наваждения… оно всегда со мной.

Худые пальцы Агаты снова беспокойно пробежались по гладко прилизанным волосам, и несколько седых прядок выбились, неряшливо повиснув вдоль щек.

— Я вернулась с бала, полная совершенно новых ощущений. Такого со мной никогда не бывало. Я чувствовала себя веселой и беззаботной. Совершенно другим человеком. И была уверена, что капитан Димерайс вскоре явится ко мне с визитом, я просто знала это… и ждала. Ждала, ждала, ждала. А пока я ждала, Элизабет повстречала капитана Димерайса в лесу у ручья. Они утверждали, что это случайность. Ха! Как бы не так! Я знала ее уловки. Она догадалась, что я на него положила глаз. Ей всегда хотелось того, что принадлежало мне… даже в детстве. Он наверняка попросил бы моей руки, если бы маленькая мерзавка не ухитрилась завоевать его расположение, не обольстила его, как ее мать моего отца. Разыгрывала из себя наивную девочку, тайно встречалась с ним за моей спиной, когда только могла.

В конце концов он принял мое приглашение на чай, но, как я вскоре выяснила, сделал это с умыслом. Откуда было мне знать, что он познакомился с Элизабет? Я разрешала ей чаще гулять в лесу, чтобы она не путалась под ногами, когда явится капитан Димерайс. Но он прежде не приезжал сюда. Мы пили кофе в гостиной и только начали узнавать друг друга, как он спросил меня об Элизабет. Я объяснила ему, что у меня есть сводная сестра, столь же юная, как и ленивая. Он слегка поднял бровь и взглядом предложил мне продолжать, как бы поощряя мою откровенность. Я понимала, что мне нужно очернить ее прежде, чем он ее увидит и будет ослеплен ее лживой красотой. Иначе она его обманет, потому что переняла все уловки своей матери. Поэтому я рассказала ему обо всех ее фокусах и увертках и выставила ее потаскушкой, какой она и была на самом деле.

Когда я закончила, он сказал, что уже имел удовольствие познакомиться с мисс Элизабет и нашел ее милой, кроткой и порядочной молодой леди. Я не могла поверить своим ушам. Он уже повстречал Элизабет? Где? Когда? Как это могло случиться? У нее не было доступа в те дома, где его принимали.

Он остался глух к моим словам. Его уже околдовала эта предательница. Он поднялся, высокий и стройный, и объявил холодным голосом, который резал меня как ножом, что я говорю о женщине, на которой он мечтает жениться, что он уже навел справки и узнал, как я обращаюсь с Элизабет.

«Ложь, наглая ложь! — воскликнула я. — Что вам наговорила эта чертовка? Она все выдумала. Она все переворачивает в свою пользу… Она вам солгала!»

Я утверждала, что лучшей жены, чем я, ему не сыскать. Помню его потрясенное лицо, когда он услышал от меня о моей любви к нему. По-видимому, ему в голову не приходило, что я испытываю такие чувства, и он не мог ответить мне тем же. Я предлагала ему все: деньги, землю, Грейстон-Мэнор. Напомнила, что у Элизабет нет ничего… Ей нечего ему дать!

Он заметил в ответ, что, к моему сведению, Элизабет никогда не сказала обо мне дурного слова, хотя как ей это удалось в отношении такой особы, как я, ему непонятно.

«Ее души не коснулось зло этого дома. Она предлагает мне свою любовь, и это все, что мне нужно, а не деньги и не поместье. Впрочем, я сомневаюсь, что вы способны это понять, так как в своей непомерной злобе вы ни в ком не видите добра. Вы жестокая, себялюбивая женщина, ваши горечь и ненависть вас погубят. Вы и есть единственное зло в этом доме».

Он сказал мне такое! Я помню каждое его слово так, словно это было вчера. Он глядел на меня с таким отвращением и презрением, что я была полностью уничтожена. И в эту минуту вошла Элизабет и робко остановилась в дверях, притворяясь, будто не знала, что мы здесь. С беспокойством она переводила взгляд с меня на капитана и выглядела такой расстроенной, что я рассвирепела при виде этого ангельского личика, скрывающего злобу и лживость. Я кинулась к ней, чтобы сорвать с нее эту маску и открыть капитану ее истинную сущность. Но капитан мгновенно, как тигр, ринулся вперед и заслонил ее от меня. Я накричала на них обоих, сказала, что не хочу больше их видеть до самой смерти, чтобы он убирался прочь вместе со своей шлюшкой.

Они ушли, и я никогда больше Чарлза не видела. В тот же день он увез Элизабет, и до свадьбы они остановились у его друзей. Затем до меня дошел слух, что, поженившись, они переехали в северные графства, где он унаследовал небольшое имение.

Все эти годы я мечтала о том, чтобы снова увидеть их и отомстить, показав, что живу лучше их обоих. Грей-стон-Мэнор всегда был моим. Элизабет вечно протягивала руки к моим владениям: к моему отцу, моему дому, Чарлзу… Но ей так никогда и не удалось захватить Грей-стон-Мэнор. Он мой… и только мой!

Элисия, с ужасом глядя на Агату, стала медленно двигаться к двери, но тут лицо тетки вновь дико исказилось безумной гримасой.

— Это еще не все, Элисия, — продолжила Агата. — Разве ты не хочешь узнать, как я обрадовалась, когда судьба отдала тебя мне в руки? Я сказала вашему стряпчему, что дочь моей возлюбленной сводной сестры найдет в моем доме тот же добрый приют, как некогда ее мать. Он вздохнул с облегчением, потому что другие твои высокопоставленные родственники были весьма рады избавиться от обузы.

Как же мне было приятно заполучить тебя сюда… унижать тебя, держать на побегушках, истребить в тебе хоть часть этой надменности Димерайсов… видеть тебя, гордую леди, низведенной до судомойки.

Агата упивалась своим торжеством.

— О, если бы только Чарлз и Элизабет могли видеть тебя сейчас, видеть свою драгоценную, любимую доченьку в моем доме, который они отвергли в ожидании, нет, в предвкушении грядущей свадьбы!

Элисия ахнула. Ей сделалось дурно, когда глаза Агаты впились в нее с маниакальным злорадством.

— Что это ты побледнела, моя дорогая? Ступай наверх в свою комнату, отдохни немного. По-моему, эти новости тебя взволновали. Как же, такая честь! Мы так редко получаем в жизни то, что заслужили на самом деле… Но ты, Элисия, получишь… ты получишь!

Сдерживая рыдания, Элисия выбежала из гостиной, а вслед ей несся безумный хохот Агаты. Пробравшись к себе на чердак, она дала волю слезам.

Еще долго металась девушка по крохотной чердачной каморке, задевая макушкой за наклонный потолок, образованный скатом крыши.

«Должно быть, тетка сошла с ума, — размышляла она. — Нормальный человек не может так долго копить ненависть и оставаться в здравом уме. Господи Боже, что же мне делать? Куда мне деться?»

В целом свете у нее не было никого, к кому она могла бы обратиться. Нет, она скорее пойдет в работный дом, чем в семью Мастерсов.

Не в силах больше оставаться в этом доме, где, казалось, сами стены душили девушку и пытались лишить ее свободы и достоинства, Элисия подошла к окну. Ей открылся вид на отдаленные холмы и перелески, простиравшиеся к югу. Внезапный порыв ветра взметнул опавший листок, он затрепетал, повис в воздухе, маня ее своим вольным парением, и унесся прочь в гаснущем свете дня.

Решение пришло внезапно: Элисия покинет Грейстон и отправится в Лондон, где поищет себе какое-нибудь место. Другого выбора не было. Она и думать не могла о браке со сквайром Мастерсом. Оставаться в доме женщины, ненавидящей ее с такой безумной силой, не было никакой возможности. Нет, ей осталось только бежать отсюда, и как можно скорее.

Элисия вдруг ощутила полное изнеможение. Силы совсем покинули ее. Устало спотыкаясь, она добралась до постели и рухнула на нее. До наступления темноты сделать ничего было нельзя… оставалось только… Веки ее медленно смежились, и она провалилась в тяжелый сон.

Проснулась Элисия глубокой ночью. Каморку освещал лишь зыбкий лунный свет, который легонько коснулся ее лица.

Она резко села, сердце бешено заколотилось в груди. Который час? Девушка глянула в окно. Серебристая луна плыла в облаках, но она еще невысоко поднялась в небе: по-видимому, полночь еще не наступила. Элисия с облегчением заметила, что гроза приутихла. Значит, ей будет легче бежать по полям, пробираться лесом, не надо будет бороться с ветром, удерживая промокший плащ.

Бесшумно поднявшись с кровати и отгоняя остатки дремоты, Элисия взялась за дело. Она в одну минуту собрала свой нехитрый скарб: платья, ночную рубашку, теплую шаль, а также серебряную головную щетку и гребень, принадлежавшие ее матери, которые она прятала от тетки. Из дальнего уголка комодного ящика она, покопавшись, достала маленький флакончик духов, смесь роз и жасмина, которую так любила ее мать. Затем вытащила из-под матраса пистолет и спрятала его в глубь своей плетеной соломенной корзинки.

Став на колени перед кроватью, Элисия засунула под нее руку и бережно вытащила тщательно закутанный сверток. Размотав выцветшую голубую шаль, девушка взяла в руки самое дорогое свое сокровище — изящную фарфоровую куклу. С чуть заостренного книзу кукольного личика на нее смотрели ярко-синие нарисованные глаза, а розовый, как бутон, маленький ротик, казалось, был готов улыбнуться в любую минуту. Элисия любовно разгладила нежное кружево платьица, украшенного несколькими рядами голубых бархатных бантиков. Пальцы ее коснулись упругих золотых локончиков и застыли: она вспомнила тот день, когда после месячного пребывания в Лондоне отец вернулся с руками, полными подарков, и развлекал их забавными рассказами о своих приключениях. В конце рассказа он вложил ей в пухлые детские ручки эту куколку и с удовольствием наблюдал, как у дочурки засияли глаза и она сразу принялась по-матерински баюкать свое сокровище.

Элисия грустно улыбнулась, снова запеленала свое сокровище и, осторожно положив в корзинку поверх платьев, прикрыла толстой шалью. Самые дорогие для себя вещи она старательно прятала подальше от цепких глаз Агаты, зная, что если та их обнаружит, то немедленно выбросит, как сделала с другими семейными реликвиями, которые Элисия не сумела укрыть понадежнее.

Напоследок окинув комнату беглым взглядом, девушка набросила на плечи тяжелый плащ, подняла корзинку и шагнула к двери. Это было безобразное обиталище, каморка служанки, и она радовалась, что покидает ее. Девушка тихонько взялась за ручку двери.

Ручка не поворачивалась! Она попыталась повернуть ее в другую сторону… с тем же результатом. Дверь была заперта. Агата не доверяла ей и попросту посадила племянницу под замок. Она была в ловушке!

Сердце Элисии колотилось так громко, что, казалось, его оглушительный стук вот-вот разбудит весь дом. «Спокойно!» — сказала себе девушка. Она должна сохранять ясность мысли, несмотря на то что ее бросило в жар и в висках застучала кровь, разгоняемая отчаянно бьющимся сердцем. Она подбежала к окну и глянула на чернеющую внизу землю. Казалось, до нее было бесконечно далеко. Элисия медленно открыла окно, моля Бога, чтобы оно не скрипнуло. Ей придется вылезти из чердачного окна и, цепляясь за его раму, соскользнуть по крыше до края. На этой стороне дома рос многолетний плющ. Его мощные и крепкие плети давно никто не обрезал. Если она будет осторожна, то сумеет благополучно спуститься по нему на землю.

Элисия сорвала шнур от занавески, которая тут же обвисла вдоль окна, привязала его к ручке своей соломенной корзинки и, переведя ее через подоконник и край крыши, стала медленно спускать вдоль стены. Когда вся длина веревки была исчерпана, она неохотно выпустила ее из рук, и та исчезла во мраке. Спустя мгновение глухой удар о влажную почву подсказал ей, что груз приземлился.

Тогда Элисия перелезла через оконную раму и села на подоконник, свесив ноги наружу. Неожиданная и крайне неприятная мысль, что она может поскользнуться и упасть, заставила ее вздрогнуть. Что ж, придется рискнуть. Она продолжала глядеть вниз, собираясь с духом и убеждая себя, что терять ей нечего. Да и чего ей бояться? Сколько раз в детстве она лазила с Айаном по деревьям и стенам! У нее всегда было безупречное чувство равновесия… значит, все будет в порядке.

Она решительно соскользнула к краю крыши, стараясь двигаться как можно тише. Ухватившись за толстую лозу, девушка перегнулась через край и, нащупывая ногой упор, быстрым толчком перенесла всю тяжесть своего тела на плющ. Заросли выдержали. Вздохнув с облегчением, она осторожно отыскала следующую точку опоры, затем другую и таким образом постепенно спустилась вниз.

Ступив на твердую землю, Элисия ощутила восторженную радость победы. Торопливо отвязав корзинку, она поспешила к черному ходу. Затаив дыхание, девушка тронула ручку кухонной двери. Ей было хорошо известно, что кухарка часто забывала ее запирать.

Едва слышно скрипнув, дверь приоткрылась. Элисия бесшумно протиснулась в щель и прошла по большой безлюдной кухне, собирая еду в дорогу. Она взяла небольшой круглый хлеб, сыру, ветчины и холодной отварной говядины, а также два изумительных пирожка с яблоками. Ей редко доставались подобные сладости — они предназначались Агате к утреннему чаю. Девушка с улыбкой представила вытянутую физиономию тетки, когда обнаружится пропажа пирожков. Однако улыбка ее быстро погасла, и мурашки забегали по коже при мысли о том, что тетка может ее хватиться.

Завернув украденную еду в большую клетчатую салфетку, она сунула ее в свою корзинку и направилась к полке, где хранились «кухонные» деньги. Ими расплачивались за продукты. «Не слишком-то их много, — разочарованно подумала Элисия. — Впрочем, этого должно хватить до Лондона».

Луна уже высоко стояла в небе, заливая серебристым сиянием поля и леса, когда Элисия покинула кухню так же тихо, как входила. Легкая, как тень или призрак, она перебежала широкую открытую полосу, отделявшую дом от деревьев.

Достигнув леса, Элисия не стала оглядываться на Грейстон-Мэнор, а продолжала ровным твердым шагом углубляться в чащу. Она глубоко вдыхала студеный воздух, мысленно сбрасывая с себя оковы плена. Ей надо двигаться не останавливаясь, чтобы как можно дальше уйти от Агаты, потому что гнев тетки, обнаружившей, что загнанная и затравленная ею добыча сбежала из капкана, будет страшен.

Элисия теперь никогда не сможет туда вернуться, да и не захочет возвращаться. А раз она стала бездомной, то ей остается только отправиться в Лондон. Агата, наверное, решит, что она подастся домой, в знакомые с детства места, но Элисия не станет зря рисковать. В Лондоне она поищет место гувернантки или компаньонки, в конце концов она же получила достойное леди воспитание и образование. Она не даст сомнениям и нерешительности погубить себя.

Девушка шла быстро, насколько позволял ей неяркий свет луны, спотыкаясь на корнях, задевая колючий кустарник, острые шипы которого цеплялись за ее плащ и не отпускали, пока она не вырывалась, теряя лоскутья и раздирая в кровь руки. Однако она не сдавалась и продолжала идти вперед, все дальше и дальше от Грейстон-Мэнор. Элисия надеялась до рассвета добраться до другого края леса, пересечь большую дорогу, пашни и оказаться в другой полосе лесов и перелесков, прежде чем фермеры отправятся с товарами на рынок. Ей не хотелось, чтобы ее заметили, иначе слухи разнесутся по рынку — от фермеров к слугам, от слуг к господам, и через два часа о ней будут знать все.

Первый проблеск утренней зари осветил небо на востоке, когда Элисия выбралась из леса и ощутила под ногами утоптанный проселок. Позади, провожая ее, таяла в утреннем воздухе нежная трель соловья. Золотые лучи солнца прогоняли тень вместе с мелодиями ночи.

Элисия считала, что Грейстон-Мэнор остался далеко, на много миль позади. Едва касаясь земли, оглядываясь по сторонам, она перебежала проселок и, пригнувшись, под прикрытием живой изгороди быстро заскользила вдоль нее.

Девушке надо было спешить, если она хотела укрыться в отдаленном лесу, прежде чем поднимется солнце и безжалостно осветит все вокруг.

Пробравшись сквозь густой кустарник, Элисия собралась было выпрямиться и перебежать поле, но вдруг замерла на месте. До нее донеслись отдаленный скрип колес и мерное постукивание подков по утоптанной глине проселка. Сердце девушки сжалось от страха; она не знала, на что решиться. Солнце вот-вот взойдет, а ей еще надо пересечь поле, однако отчаянный бег на глазах какого-нибудь фермера наверняка обратит на себя внимание, и ее непременно узнают.

Слегка приподняв голову, она поглядела сквозь листву и увидела в нескольких ярдах от себя старую кобылу, тянувшую повозку, полную бурно протестующих свиней. Какой-то мальчишка шел рядом, безуспешно понуждая кобылу двигаться быстрее. Лошадь продолжала двигаться ленивой трусцой, не обращая внимания на усердие погонщика. Элисия узнала в нем Тома, сына фермера, арендовавшего землю у сквайра. Ей никак нельзя было обнаружить себя, но он продвигался так медленно, а ей была дорога каждая минута. Когда повозка поравнялась с ее укрытием за кустами изгороди, небо уже начало розоветь. Она дала ей отъехать подальше и, поспешно выбравшись из-за веток, бегом побежала к лесу, надеясь, что Тому не придет в голову оглянуться.

К тому времени как она добралась до первых деревьев, легкие ее разрывались, а в боку кололо. Элисия в изнеможении прислонилась к стволу огромного дуба и невольно залюбовалась красотой великолепного восхода. Солнечный свет затопил поля, превращая их тускло-серый сумрак в зелень; небо, переливавшееся всеми оттенками розового и оранжевого, становилось ярко-синим. Она была спасена!

С невеселой улыбкой она перебирала мысленно свой путь и последний отчаянный бросок через поле. Маленькой девочкой она часто резвилась на полях и лугах и не могла даже вообразить, что когда-нибудь ей придется нестись из последних сил, вырываясь на свободу.

К середине утра ноги Элисии ныли от неимоверной усталости, а в голове мутилось от голода. Услышав неподалеку журчание ручья, беглянка отыскала тропинку, ведущую к берегу, и наконец опустилась у воды на колени. Зачерпнув ладошкой сверкающую чистую воду, она стала жадно пить. Вода стекала по ее рукам, и длинные рукава платья намокли.

Утолив жажду, девушка расположилась на крутом берегу ручья, поросшем зеленым мхом, и, достав из корзинки красно-белую клетчатую салфетку с едой, развернула ее у себя на коленях. Отломив по кусочку хлеба и сыра, она с удовольствием откусила скудный бутерброд. Покончив с ним, Элисия проглотила ломтик розовой, аппетитной ветчины и завершила завтрак ароматным пирожком, наслаждаясь вкусом сладкой фруктовой начинки. Голодное урчание в животе утихло, и она подумала, что никогда ничего вкуснее не едала.

Отдохнув, она замурлыкала себе под нос давно забытую песенку. Куплеты старинной цыганской баллады как нельзя лучше подходили к ее настроению и судьбе. Лежа на склоне над ручьем, глядя на игру его хрустальных струек, девушка тихонько запела:

Элисия пела негромко, размышляя над словами песни. Быть свободной. Свободной, чтобы бродить и странствовать. Да, теперь она была свободна. Свободна выбирать любую дорогу… Возможно, не совсем то, что ей бы хотелось, но она изо всех сил станет добиваться лучшего… ей ведь некуда возвращаться.

Девушка позволила себе еще несколько минут отдыха, потом устало поднялась на ноги и направилась вдоль течения в поисках удобного места, чтобы перебраться на противоположную сторону и углубиться дальше в лес. Солнце то ярко светило, то пряталось за облаками, которые в течение дня постепенно сгущались. С севера подул холодный ветер. Он раскачивал кроны деревьев, вздымал плащ, в который Элисия тщетно старалась закутаться поплотнее. Ближе к сумеркам она решила, что отошла уже на безопасное расстояние и может подумать о ночлеге.

Лучи солнца слабели, унося с собой остаток дневного тепла, тени удлинились, воздух становился студеным. В сумеречном свете Элисия увидела большое дерево и поспешила к нему, не сомневаясь, что у его подножия растут пышные мягкие папоротники. Так и оказалось. Беглянка присела, вытащила свои припасы и поела немного, не зная, когда сумеет их пополнить. Наверное, ей осталось идти не так уж далеко. К утру она должна добраться до главной дороги.

Элисия вытащила из сумки теплую шаль и, сняв плащ, укутала ею плечи и голову. Потом она снова накрылась плащом и почувствовала себя тепло и уютно. Теперь ей был не страшен холод, который охватит все вокруг с заходом солнца. Оставалось надеяться, что собиравшаяся весь день гроза не разразится посреди ночи.

Девушка свернулась в клубочек, подтянув колени к груди и положив голову на руки, и мгновенно заснула, глухая к шорохам лесных зверьков, рыщущих в поисках пищи, не чувствуя холода, пробиравшегося под плащ.

Проснулась Элисия под мелкий противный дождичек, моросивший со свинцового неба. Дрожа от холода и сырости, она с трудом поднялась с папоротников. Все тело ее одеревенело и мучительно ныло после вчерашнего побега и долгого сна на холодной земле.

Пока она доедала остатки своих запасов, небо посветлело. Солнце не могло пробиться сквозь плотную пелену облаков, лишь сделало их из черных темно-серыми. Вдалеке угрожающе прогремел гром. Элисия торопливо сложила вещи в корзинку и стала пробираться сквозь чащу. В конце концов она достигла ближайшей цели — дороги, которая прорезала лес и шла прямо на Лондон. Завидев впереди перекресток, она поспешила туда. А дождь все усиливался и бил ее по лицу ледяными струями.