Дьявольское желание

Глава 7

Элисия сидела у высокого стрельчатого окна и смотрела на бурное серое море внизу, чьи неукротимые волны с шумом разбивались о скалы у подножия утеса, на котором стоял замок Тривейнов. Белые брызги пены взмывали в воздух, словно гигантские своенравные фонтаны. Дождь, ливший не переставая с ночи ее приезда, наконец прекратился, но небо оставалось хмурым и неприветливым.

Передернув плечами, Элисия поднялась, поплотнее закуталась в шаль и пересела в кресло с сине-зеленой полосатой атласной обивкой, стоявшее перед камином, в котором весело потрескивал огонь, а поленья рассыпали яркие оранжевые искры.

С лордом Тривейном она почти не виделась, разве что за обедом, когда удостаивалась чести находиться в его обществе… чести, от которой с радостью бы отказалась. Эти несколько часов пребывания с ним были просто невыносимы из-за его язвительных замечаний и иронических насмешек, а ледяные пронзительные взгляды, которыми он награждал ее во время молчания, приводили девушку в совершенное уныние. Она не знала, что было хуже.

К несчастью, за трапезой их всегда было лишь двое. У лорда Тривейна не было ни сестры, ни других родственников, с которыми она могла бы подружиться. Имелся, правда, младший брат где-то в Лондоне, который, вероятнее всего, походил на старшего, и терпеть его общество Элисии вовсе не улыбалось. Ну почему у маркиза не было большой, доброй семьи? Девушка затерялась бы в их шумной болтовне и была бы отгорожена от постоянного неудовольствия мужа. Вряд ли он выделял бы ее среди множества присутствующих, не то что теперь, когда они сидели вдвоем в столовой за длинным столом, уставленным хрусталем и серебром, сиявшими под ярким светом канделябров.

Чем она так прогневала его? За короткое время общения она попросту не успевала его раздосадовать. Маркиз бродил по огромному дому, словно медведь в клетке, свирепо рыча на всякого, осмелившегося к нему обратиться. Даже Дэни не удавалось избежать его раздражения.

Элисия подавленно вздохнула и посмотрела на свое старенькое шерстяное платье. Она уже вида его не выносила, но два других платья были такими же, если не хуже, причем все они безнадежно вышли из моды. Неудивительно, что лорд Тривейн едва смотрел на нее и без причины отводил глаза. Однако несколько раз ей удалось поймать на себе мрачный взгляд его золотых глаз, сверкавших каким-то особенным блеском. Каждый раз он хмурился, и она не осмеливалась рта раскрыть.

Элисия поежилась при одной мысли, что надо попросить у него денег на новую одежду или хотя бы на покупку материи, чтобы сшить что-то самой. Но едва набравшись храбрости, она вспоминала о его непредсказуемом характере, и у нее не хватало духу заговорить об этом.

Дэни проявляла свою доброту, упорно не замечая нищенского вида госпожи. Она понимала, что Элисия не примет ни жалости, ни милостыни, но девушка чувствовала на себе любопытные взгляды прислуги и знала, что она шушукается и сплетничает у себя в людской. Большинство слуг были одеты лучше, чем хозяйка Уэстерли, так что же они должны были о ней думать, о нищенке жене лорда Тривейна?

Элисия раздраженно встала и в тоске принялась мерить шагами комнату. Ей невольно вспомнились долгие, нескончаемые дни поденной работы у тетки Агаты… Однако, признаться, скучать ей там не приходилось… На это у нее не было ни времени ни сил, так она уставала. Видно, счастливой ей нигде не бывать. Что с ней неладно? Неужели она так и не обретет золотой середины благополучного существования? Либо она дорабатывалась до изнеможения, либо до смерти скучала. Ей следовало бы наслаждаться праздностью, но чего-то в этом не хватало… Возможно, общения?

Элисия обнаружила, что хозяйство в Уэстерли движется гладко и ровно, как часы. Умело, четко, как шло не одно столетие. От нее как от маркизы, кажется, всего-то и требовалось, чтобы выбрать и красиво расположить в вазе цветы и одобрить меню, безупречно составленное французом-поваром лорда Тривейна. А она никогда не умела сидеть часами, наслаждаясь женским искусством вышивания крестиком или гладью. Ее мысли тут же разбегались в разные стороны, увлекая за собой стежки. Разумеется, в Уэстерли ей и не полагалось трудиться, но получалось, что она продолжала существовать на ничейной земле, никому не нужная и ничем не занятая. Дэни подружилась с Элисией, но была поглощена бесконечными хлопотами, без которых громадное поместье, которым она управляла более двадцати лет, пришло бы в упадок. И Элисия с радостью предоставляла Дэни управлять Уэстерли и целой армией слуг, хотя экономка уважала новую хозяйку и советовалась по самым серьезным вопросам. Элисия без труда поняла, почему лорд Три-вейн любил эту крохотную женщину: она была поистине жемчужиной.

Нет, нельзя поддаваться грусти. Она была здесь счастлива. Кто не был бы счастлив в таком прекрасном доме? А море?.. Такое странно манящее, но грозное, которое убаюкивало ее каждый вечер колыбельной прибоя… Каждый вечер, лежа без сна в постели, она слышала, как ходит по своей комнате ее муж, и размышляла: не сегодня ли настанет та ночь, когда он войдет к ней, чтобы заявить свои права. В сущности, только это ее и тревожило. Если бы не этот постоянный страх, она была бы просто счастлива в Уэстерли.

Элисия взяла в руки маленькую изящную вазочку с букетиком цветов и бутонов, сделанных из розовых и белых морских ракушек. Вся гостиная, по сути дела, была как бы продолжением моря с его разнообразными оттенками сине-зеленых тонов, оттененных золоченой мебелью. В ясный солнечный день эта комната празднично сияла, полная света и воздуха, струившихся в громадные — от пола до потолка — окна с видом на море. Элисия представляла себе, как здесь красиво на закате, когда гостиная купается в красных лучах заходящего солнца; алые, синие и золотые краски персидских ковров становятся гуще, а висящие на стенах гобелены оживают, приобретая глубину и иллюзию движения. Однако сегодня, в свете унылых сумерек поздней осени, когда на душе у нее было тоскливо, комната казалась мрачной и неприветливой.

Но гостиная была не единственным местом в Уэстерли, которое поражало своей роскошью. Дом вырос из руин старой норманнской крепости, когда-то охранявшей покоренные земли от новых захватов. Дэни провела Элисию по всему замку, и девушка поразилась великолепию старинной усадьбы. Она и представить не могла, насколько богат лорд Тривейн. По его безупречному одеянию она догадалась, что он не страдает от безденежья, на это же указывали элегантная карета, холеные лошади и привычка путешествовать с целой свитой ливрейных слуг. Он был слишком властен, с царственными повадками; надменная манера держаться, холодный взгляд — все выдавало в нем могущественного богача.

Элисия любовалась золотой гостиной с ее утонченной элегантностью и обстановкой времен королевы Анны, красной гостиной, убранство которой — полированное красное дерево и глубокие, словно светящиеся изнутри вишневые шелк и атлас обивки — наводило на мысль о даме, украшенной рубинами. Здесь была и столовая, в розовых и бледно-золотистых, как шампанское, тонах. Стол, за которым легко могла разместиться сотня гостей, казался небольшим в сравнении со столом в огромном зале для приемов, где можно было разместить не меньше пятисот званых гостей… Впрочем, последнее время им пользовались крайне редко.

Но самой любимой ее комнатой стала утренняя гостиная, обращенная на восток, в которой можно было насладиться восходом солнца, согревавшего ее в ясные дни. Сливочно-желтый атлас занавесей, подушек, обивки, казалось, нес в себе свет льющихся в нее солнечных лучей и заставлял Элисию вспоминать выражение «сочатся маслом и медом», что доставляло ей огромное удовольствие.

Она потеряла счет бесчисленным гостиным и спальням, расположенным в разных крыльях дома. Каждая комната была обставлена с неповторимой элегантностью, так что любой гость почитал за честь почивать полушелковыми балдахинами постелей Уэстерли и его изысканно расписанными потолками.

Даже комнаты слуг содержались в образцовом порядке, хорошо отапливались и проветривались зимой и летом и совершенно не походили на душные, тесные каморки, в которых размещалась прислуга Грейстон-Мэнор.

Но ничто во время путешествия Элисии по огромному дому — а она основательно осмотрела его от подвалов до чердаков, от восточного крыла до западного, вскарабкалась по всем его бесчисленным лестницам, — ни одна из комнат этого здания, возведенного еще до царствования Елизаветы, не могли для нее сравниться с изумительной библиотекой лорда Тривейна. Богатейшая библиотека с громадными пространствами книжных полок — от пола до потолка, — винтовыми лесенками, ведущими на галерею, где стояли большие удобные кресла, освещалась огромным широким окном почти во всю стену, дававшим достаточно света для чтения даже в самые пасмурные дни.

Элисия обнаружила эту сокровищницу всего несколько дней назад и теперь проводила большую часть времени за чтением чудесных томов в роскошных переплетах. Она зачитывалась ими в постели, едва проснувшись, пока ей не приносили завтрак, потому что просыпалась по-прежнему рано, отвыкнув за время жизни у тети Агаты нежиться по утрам. А позже, днем, она забиралась в библиотеке на галерею, старательно затаившись от пронзительного взора золотых глаз.

Последние годы ей не хватало чтения. Она тосковала по нему так же, как по верховой езде. Чтение было единственным спокойным досугом, который она по-настоящему любила и который Агата наверняка запретила бы, если бы у Элисии в доме тетки находилось время читать. Агата была убеждена, что книги — зло и пустая трата времени, потому что учат людей превратным, глупым понятиям и пробуждают неудовлетворенность своим положением в жизни.

Но теперь она наслаждалась возможностью читать все, что заблагорассудится. Никогда не было у нее такого богатого выбора литературы, посвященной разнообразнейшим предметам, многие из которых считались неприличными для молодой девушки. Однако Элисия была образованна гораздо лучше других женщин, так как у них с братом Айаном был общий учитель. Она прочла не только греческих классиков, но и большинство популярных романов восемнадцатого века, таких, как «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера» и даже «История Тома Джонса, найденыша» Филдинга.

В библиотеке лорда Тривейна были все ее любимые произведения, включая полное собрание сочинений Шекспира и молодых современных романтиков — Байрона, Кольриджа, Китса и Шелли, которые лишь недавно были представлены на суд читателей. С удивлением и волнением она обнаружила томики этих стихов в библиотеке лорда Тривейна, слывшего циником, хотя Элисия могла предположить, что под этой маской кроется нечто совсем другое. К тому же все авторы были его приятелями, и он мог держать их сочинения у себя ради дружбы, тем более что многие из томов были лично подписаны авторами с посвящениями маркизу.

Прислонившись лбом к холодной оконной раме, Элисия задумалась. Где обретается маркиз нынче утром?

Пожав плечами, она подобрала томик любовных сонетов Шекспира и уселась перед огнем, приготовясь читать, когда дверь отворилась, и в комнату вплыла Дэни, позвякивая символом своего звания домоправительницы — связкой ключей у пояса.

— Вы здесь, леди Элисия, — неодобрительно проговорила она. — Утром так и не притронулись к завтраку, а я-то думала, что мы нарастим немножко жирка на ваши косточки.

— Мне не особенно хотелось есть нынче утром, Дэни, — отвечала Элисия, захлопывая книжку, так и не прочтя ни строчки.

— Ладно, значит, постараемся приготовить вам ленч повкуснее. Как вам это понравится? — засуетилась Дэни, внимательно всматриваясь в бледное личико Молодой хозяйки.

— Вы не видели лорда Тривейна? — поинтересовалась Элисия, стараясь говорить равнодушным тоном, и расправила складки на юбке. При этом она не заметила облегчения, мелькнувшего в глазах Дэни, догадавшейся об истинной причине недомогания леди Тривейн.

— О да, видела раным-рано. И рычал, как зверь, рвущийся на свободу, — укоризненно поцокала языком Дэни, проводя попутно пальцем по каминной доске, проверяя, нет ли пыли. — Так что я была рада-радешенька, что он уехал.

— Куда он отправился? — удивилась Элисия.

— Куда-то по округе на этом своем громадном вороном звере.

— Значит, он уехал верхом? — с завистью осведомилась Элисия, мечтая проскакать по холодку на коне, таком же мощном, как вороной лорда Тривейна.

— Да, и более свирепой зверюги я не видывала! Спаси Господь, чтобы этот конь-дьявол его не загубил! — В ответе прозвучала вся нелюбовь Дэни к мощному жеребцу.

— О, Дэни, — рассмеялась Элисия, — это прекрасный конь. Красавец! Как мне хотелось бы разок прокатиться верхом бок о бок с лордом Тривейном, — весело добавила она и тут только поняла, что проболталась, увидев странное выражение на лице домоправительницы.

Дверь в библиотеку отворилась, и лакей объявил, что сундуки и остальной багаж леди Тривейн доставлены из Лондона. Элисия была поражена этой новостью и озадаченно посмотрела на Дэни.

— Но, Дэни, у меня нет никаких сундуков. Наверняка это какая-то ошибка.

— Что ж, значит, надо пойти и посмотреть, не так ли? — невозмутимо отозвалась старая домоправительница и повела озадаченную Элисию в ее комнату.

Там уже стояли три больших сундука, а также груда коробок самой разной величины.

— О Дэни! Это, должно быть, какая-то ошибка. Наверное, они адресованы лорду Тривейну, а не леди Тривейн, — взволнованно произнесла Элисия, пытаясь сдержать рвущееся наружу возбуждение при виде дамских бледно-голубых сундуков и шляпных картонок с кружевной оборкой. Может быть, они все-таки предназначены ей? Но с нее не снимали мерок, и никакая портниха не примеряла на нее новые наряды.

Люси, горничная, которую приставила к ней Дэни, уже открывала большие сундуки и восторженно вскрикнула, когда откинувшаяся крышка одного из них представила их взглядам собрание красивейших муслиновых платьев всех цветов радуги.

— О! Ваша светлость! — воскликнула потрясенная девушка при виде легкого, как паутинка, белого платья, трен[4] которого словно облако взлетел и поплыл вокруг Люси, когда она осторожно освободила его из плена упаковки.

— Изумительно, — выдохнула Элисия, робко касаясь воздушной ткани. — Но неужели вправду это для меня? — И она умоляюще обернулась к Дэни, боясь разочарования.

— Да, моя дорогая, все это для вас, — откликнулась Дэни, открывая следующий сундук, полный атласа и бархата. Она опустила в него руки и вытянула плащ бутылочно-зеленого цвета, с высокой талией, отделанный огненным лисьим Мехом, а также лисью муфту и шляпу с широкими полями и такой же отделкой.

— Но эти наряды мне не подойдут. Я не примеряла ни один из них, — встревожилась Элисия, сбрасывая одолженные ей Дэни туфли. Сердобольная старушка ужаснулась до глубины души, впервые увидев Элисию в старых деревянных башмаках простолюдинки. Теперь леди Тривейн сунула узкую ступню в нефритово-зеленую кожаную туфельку, которая сидела на ней как влитая. Люси принялась развешивать платья в шкафу. Старая одежда сначала была с презрением смята и брошена в угол, а затем и вовсе выкинута из гардероба. Люси только сморщила свой вздернутый носик.

— Все придется впору, — заметила Дэни, наблюдая, как любуется Элисия своими зелеными туфельками. — Я сняла мерку с вашего старого платья и прежних туфель.

— Дэни? Ты сняла мерки? И заказала все это для меня? — Элисия подбежала к старушке и порывисто обняла ее, смяв серебристо-синее бархатное домашнее платье в руках домоправительницы, которое та встряхивала, расправляя складки.

— Нет-нет. Я всего лишь сняла для них мерки. А заказал их для вас ваш супруг лорд Алекс… И очень был настойчив и точен в своих распоряжениях Лондону насчет фасонов и тканей. «Яркие, сочные цвета, — приказал он, — в зеленой и золотой гамме. Доставьте ей все, что нужно для полного гардероба». О да, лорд Алекс знает, чего хочет. Только самое лучшее годится для его супруги. — При виде обескураженного лица девушки Дэни гордо улыбнулась, словно добрая волшебница, получающая удовольствие от собственной магии.

— Лорд Тривейн заказал это все для меня в Лондоне? — воскликнула Элисия, выпуская из рук воздушную ночную рубашку, словно та обожгла ей пальцы. Он выписал все эти наряды для нее, и за такой короткий срок! Наверное, он заставил всех модисток Лондона работать с утра до ночи, чтобы создать богатейший гардероб изысканных туалетов. Здесь пахло огромными деньгами. Элисия не могла не думать об этом, разглядывая разложенные по комнате платья. Утренние и дневные, для пеших прогулок и для выезда, с разнообразнейшими туфлями и шляпками, плащи и пеньюары, тончайшее белье, батистовые ночные рубашки… Дэни открыла другой сундук, и взору трех женщин явилось во всей красе бальное платье из бирюзового атласа с оборками, а также платье цвета морской волны, щедро усыпанное сверкающими звездочками. Из-под этих потрясающих нарядов виднелись юбки других платьев в праздничном разнообразии цветов и материй.

У Элисии глаза разбежались от всего этого великолепия, разложенного на постели. Какое же платье надеть сейчас? Внезапно она заметила бархатное платье глубокого темно-зеленого тона. Она проворно протянула к нему руку и, вытянув из-под груды остальных, взволнованно приложила к себе.

— А что, если вы сейчас наденете это, леди Элисия? — спросила Дэни, выбрав очаровательное утреннее сиреневое платьице из муслина в цветочек с узкими длинными рукавами и несколькими рядами оборок по подолу. — Смотрите, какая прелесть.

— Нет, я надену это, — решительно объявила Элисия, остановившись на темно-зеленой амазонке. — Я отправляюсь кататься верхом!

— Леди Элисия! — На мгновение Дэни была ошарашена. — Вы не можете ехать верхом на одном из коней лорда Алекса! Это никому не позволено, кроме Питера да двух-трех ближайших друзей. — По-видимому, одна мысль об этом казалась старушке чудовищной.

— Я езжу верхом не хуже любого мужчины, а то и лучше. В конце концов я — леди Тривейн и имею на это право, — упрямо настаивала Элисия, впервые за все время благодарная судьбе за свой новый титул. — Да и что лорд Тривейн мне сделает? Я ведь его жена. Не так ли? — надменно вопросила она, оглядываясь как бы в поисках подтверждения на двух безмолвных женщин, которые лишь смотрели на нее с тревогой и сочувствием. — Помогите мне одеться, Дэни. — Элисия начала расстегивать свое платье. — Пожалуйста, — умоляюще произнесла она, и в уголке ее рта появилась очаровательная ямочка.

— Так и быть, леди Элисия. Не могу вам отказать, когда вы смотрите на меня таким взглядом. Вы самого дьявола обворожите… Возможно, это у вас еще впереди, — многозначительно добавила домоправительница, помогая Элисии натянуть изумительно сшитую амазонку, тесно облегающую плечи и грудь. Затем она выудила из глубины сундука пару сапожек для верховой езды, и Элисия не удержалась от восторженного возгласа — так изящно они выглядели.

— Думаете, они будут мне по ноге? — встревожилась она, падая на кровать, чтобы поскорее примерить. С трудом натянув на себя ловко сшитые сапожки, она торжествующе притопнула ногой и прошлась по комнате, сияя проказливой улыбкой. — Идеально!

— А вот ваша шляпа. — Губы Дэни расплылись в улыбке, когда она задорно посадила очаровательно кокетливую маленькую шляпку с пером над тонкой бровью Элисии чуть набекрень. — Вот так! Теперь вы полностью готовы… Не знаю только, к чему. Впрочем, лучше мне этого и не знать, — смирившись, объявила Дэни, предчувствуя, что Элисию ждут неприятности.

Леди Тривейн подошла к огромному венецианскому зеркалу и окинула свое отражение придирчивым взглядом. Высокая, стройная фигура в темно-зеленом бархате поражала ослепительной красотой. Маленькая бобровая шляпка с пером и высокие сапожки, отделанные зеленым, прекрасно дополняли ее наряд. Скинув убогую одежонку, она едва могла узнать себя в женщине, смело глядящей на нее из зеркала. Элисия с трудом сдержала рвущуюся наружу счастливую улыбку, когда, повернувшись, увидела восхищение на лицах Дэни и Люси, застывших посреди раскиданных разноцветных платьев, превративших комнату в цветущий весенний луг.

— Я еду, — объявила она и фыркнула, споткнувшись о край стоявшего у нее на дороге сундука. Выхватив оттуда пару перчаток, она заторопилась из комнаты.

Отзвук веселого смеха остался после ее ухода, не развеселив, впрочем, Дэни и Люси, которые уставились друг на друга, встревоженные своенравным порывом юной хозяйки. Правда, ни та, ни другая не высказали вслух своего страха.

Элисия торопливо сбежала по парадной лестнице и сама толчком распахнула огромные двойные двери, к великому неудовольствию Брауна, ковылявшего через холл с подносом свежевычищенного, сверкающего столового серебра. Элисия жизнерадостно махнула ему рукой и выбежала из дома. Прыгающее сиреневое перышко мелькнуло и исчезло, оставив Брауна укоризненно качать белой головой.

Вдохнув полной грудью терпкий соленый морской воздух, Элисия направилась к конюшням и еще издали услышала приглушенное ржание за ее широкими дверями. Предвкушая удовольствие, она ускорила шаг.

Войдя туда, она остановилась и стала молча наблюдать за деловой суетой конюхов и грумов, отмечая про себя безупречную чистоту конюшни, несмотря на множество стойл. Раз лошадей здесь так много, она без труда сможет найти хотя бы одну, чтобы покататься, не вызвав нареканий лорда Тривейна. Она огляделась вокруг в надежде увидеть старшего конюха и вскоре заметила жилистую невысокую фигуру, стоявшую подбоченясь посреди пустого стойла. Человек отдавал приказания нескольким конюхам, внимавшим ему с почтительным видом. Элисия решительно направилась к нему, гордо подняв подбородок, чтобы раз и навсегда утвердить свою власть.

— Простите, мне хотелось бы получить лошадь, — проговорила она высокомерным тоном, заявляя свое право распоряжаться. Несмотря на внутреннюю дрожь, она сочла подобное обращение безошибочным.

Коренастый мужчина оглянулся, удивленный раздавшимся за спиной женским голосом.

Пораженная, Элисия отпрянула, раскрыв рот. Несколько раз она беззвучно открыла и закрыла его и наконец растерянно пролепетала:

— Джимс!

Человек протер глаза и недоверчиво уставился на темно-зеленую женскую фигурку, застывшую перед ним:

— Мисс Элисия!

— Ох, Джимс, неужели это ты? — повторяла Элисия, не в силах оторвать глаз от жилистого крепыша, словно боялась, что он растает в воздухе.

— Мисс Элисия! Наконец-то я увидел вас, — произнес он сдавленным голосом, и глаза его подозрительно увлажнились. — А я уже отчаялся когда-либо увидеть вас.

Элисия улыбнулась дрожащими губами.

— Что ты здесь делаешь, Джимс?

— Да я здесь работаю, мисс Элисия. Я тут главный конюх, и лучшей конюшни во всей Англии не сыскать, — гордо ответил он.

— Если ею управляешь ты, в этом не может быть никаких сомнений, — кивнула Элисия, восхищенно озираясь по сторонам.

— Это его светлость безошибочно угадывает чистокровных животных. У него глаз на лошадей… Лучшего я не встречал, разве что у вашего батюшки, мисс Элисия, — добавил он почтительно, все еще храня верность своему первому хозяину и другу. — А что вы здесь делаете? Его милость недавно женился, удивил нас всех, мы-то думали, что он до конца жизни останется холостяком. Вы здесь гостите?

— Нет, Джимс. Я теперь здесь живу… Видишь ли, я и есть новоиспеченная леди Тривейн.

Слова Элисии потрясли конюха до глубины души.

— Мисс Элисия, неужто вы вышли замуж за его светлость? — Он задумчиво насупился. Репутация маркиза ни для кого не была секретом, и Джимс не сомневался, что родители Элисии этот брак не одобрили бы, хотя сам считал маркиза человеком честным и справедливым.

— Да, Джимс, вышла, — подтвердила Элисия, удивляясь, что Джимса эта новость не слишком огорчила.

— Что ж, по крайней мере я рад, что вы покинули дом той женщины, — произнес конюх, передвигая в другой угол рта табачную жвачку и сплевывая при этом. — Не хочу показаться неуважительным, мисс Элисия, но мне ее вид сразу не понравился. А она хорошо с вами обращалась? — спросил Джимс, яростно сверкнув глазами при одной мысли, что кто-то может плохо обойтись с его мисс Элисией.

— Все это уже в прошлом, Джимс, и я никогда больше с ней не встречусь, — отвечала Элисия, не желая возвращаться к недавнему прошлому.

— Поверить не могу, что снова буду работать на вас. То, что вы здесь очутились, мисс Элисия… это судьба. — Он бросил взгляд на мальчишек-конюхов, старательно выскребавших грязь из стойл, и нерешительно добавил: — Его светлость не совсем похож на вашего отца, мисс Элисия, но скажу вам, в глубине души он человек хороший. Хорошо обращается со своими лошадьми… никогда не бьет их хлыстом. Тот, кто любит лошадей, не может быть совсем плохим. — Этой оценкой характера маркиза Джимс как бы одобрил ее замужество. — Временами он не без странностей, но честный.

Элисия про себя согласилась с ним. Она в самом деле вышла за человека, не лишенного странностей. Чего было здесь больше — злого рока или везения? На этот вопрос она пока не могла ответить. Однако дело было сделано, и Элисия, пожалуй, начинала сознавать свое новое положение: она теперь леди Элисия Тривейн, жена лорда Тривейна, и никогда больше не станет просто мисс Димерайс. С этим не поспоришь, а раз так, она должна начать новую жизнь.

— Так вы хотите покататься, мисс Элисия? — радостно переспросил Джимс, довольный, что его любимица вновь оказалась под его опекой. — Вижу, вижу по вашим блестящим глазкам, — засмеялся он.

— Если б ты только знал, Джимс, как долго я ждала, как давно мечтала проехаться верхом хоть разок! Это словно лихорадка, — говорила она, следуя за ним вдоль ряда стойл.

— Так-так, значит, вы давно не ездили верхом по-настоящему? Не было подходящей лошади? — понимающе кивал Джимс, зная, что только такая богатая конюшня достойна его опеки. Впрочем, у мисс Элисии требования к лошадям никогда не отставали от его собственных.

Девушка рассмеялась:

— Выбрать подходящую лошадь было бы можно, Джимс, но беда в том, что там вообще не было верховых лошадей. Только пара кляч, чтобы волочить ветхую карету.

— Вы не ездили совсем? — ужаснулся Джимс. — Господи, спаси эту женщину… Не дать вам ездить верхом! Ну и вредная же старуха. Надо же… — сетовал Джимс, бормоча под нос проклятия злобной фурии.

Элисия улыбнулась. Если б он только знал все, что вытворяла с ней тетка Агата…

— А маркиз посоветовал, какую именно лошадь вам седлать? — спросил Джимс с настороженностью во взгляде.

— Нет… По правде говоря, я не спросила у его светлости разрешения покататься, — честно призналась Элисия.

— Не спросили? Угу… — Он задумчиво потер подбородок. — Что ж, даже не знаю тогда, можно ли дать вам какую-то из них, мисс… э, леди Элисия. Он очень… щепетилен насчет того, кто ездит на его чистокровных…

— Джимс, — укоризненно воскликнула Элисия, — уж ты-то как никто знаешь, что я умею ездить верхом лучше любого всадника! У меня же были лучшие учителя в мире: ты и папа.

— Что да, то да, учителя были отличные, — с гордостью согласился Джимс.

— Джимс, я хочу покататься сейчас. Не могу ждать. А лорд Тривейн где-то в поместье. К тому времени как он вернется, будет полдень, а может, и позже. Ну пожалуйста, Джимс, — умоляюще проговорила она. — Я готова ехать на самой старой кляче, какая только есть в конюшне, — с отчаянием добавила она, глядя на него глазами обиженного ребенка.

Оскорбленный в лучших чувствах, Джимс вытянулся во весь свой рост, полных пять футов.

— Что вы, мисс… э, леди Элисия, — поправился он, все еще не привыкнув к ее новому титулу. — Вы же меня знаете, как вы могли подумать, что я посажу вас не на самую лучшую лошадь в конюшне?

— Знаю, что тебе это не по душе, но если ничего другого нельзя, Джимс, я не хочу причинять тебе неприятности, — примирительно сказала Элисия.

— Давайте-ка посмотрим, что можно для вас подобрать, — кивнул он, оглядывая холеных скакунов, сверкающих атласными боками. Элисия с удовольствием взяла бы любого из них, и ищи ветра в поле. Да, ее супруг, несомненно, знал толк в лошадях. Они шли мимо стойл, и в каждом из них стояли благородные животные. Наверняка Джимс сможет угодить ей. Но они двигались дальше, и Элисия уже начала тревожиться, потому что оставалось лишь последнее стойло, расположенное чуть поодаль от прочих.

— Уж и не знаю, понравится ли вам этот, но если хотите, попробуйте… — с сомнением проговорил Джимс, отводя глаза.

Элисия с любопытством заглянула внутрь и ахнула. У нее перехватило дыхание при виде гладкого мощного белого крупа.

— Ариэль! — воскликнула она, распахивая дверь и бросаясь внутрь.

Громадный конь повернулся на звук ее голоса и тихо заржал, узнавая. Он положил голову ей на плечо и мягко фыркнул, обдав влажным дыханием ее шею.

— Ох, Ариэль, Ариэль, — причитала Элисия, и слезы катились у нее по щекам. Она ласково потерла его бархатистый нос и обняла обеими руками мощную шею.

— Ну, вижу вы друг друга не забыли, — наконец прервал молчание Джимс дрогнувшим от волнения голосом.

Элисия выпустила Ариэля и обернулась к верному конюху. Зеленые глаза ее лучились теплом бесконечной благодарности. Порывисто обняв его, она поцеловала загорелую морщинистую щеку, не в силах выразить свои чувства словами. Ариэль толкнул ее носом в спину и снова легонько заржал, привлекая к себе внимание. Она вновь повернулась к нему, бормоча ласковые пустяки в его настороженное ухо.

— Да, вы оба принадлежите друг другу. Он никого больше не подпускал к себе, даже его светлость, хотя у маркиза редкий дар обращения с лошадьми. Но Ариэль не покоряется ему… да, пожалуй, уже два года. И тем не менее маркиз не собирается уничтожить или продать такого красавца. По его словам, жеребец слишком прекрасен, чтобы лишить его жизни, даже если он оказался конем одного хозяина. А поскольку я его знаю и могу позаботиться, как подобает, его светлость позволил этому зверю своевольничать. Мы отпустили Ариэля на племя. Тут у нас уже бегает парочка отличных жеребят. Маркиз очень ими доволен.

— До сих пор не верится, Джимс, что все так хорошо получилось, — едва выговорила Элисия. В голосе ее дрожали слезы. — Видеть снова вас обоих… А я уже было решила, что прошлое кануло в Лету и от людей, вещей — от всего, что я любила, — остались лишь призрачные воспоминания. — Она глубоко вздохнула. — Если б ты только знал, сколько раз я думала о тебе и об Ариэле! Как вы там, что с вами случилось, добр ли к Ариэлю его новый хозяин? А теперь он здесь… мой Ариэль. Это просто чудо, в которое верится с трудом.

— Не такое уж и чудо. В конце концов у маркиза лучшие конюшни в Англии, так что нет ничего удивительного, что он, увидев такого красавца, захотел Ариэля иметь у себя, — объяснил Джимс. — Но должен признаться, что сильно тревожился в тот день, когда мы отправились в Лондон. Да, добрались мы легко, но вот аукцион… Налетели, как стервятники, все эти молодые щеголи, крутятся вокруг Ариэля с хлыстами наготове, потому как ясно, что он никому не позволит себя оседлать. Я и не знал, чего ждать. Но тут появляется его светлость и покупает араба прямо с ходу. А потом, не успел я опомниться, как он нанимает меня, потому что видел перед аукционом вместе с Ариэлем, наблюдал, как я с ним работаю, и остался доволен. И отправляет он нас в это свое поместье. Я честно предупреждал маркиза, что не могу представить рекомендаций, поскольку мой прежний хозяин умер. Но его светлость объявил, что не нуждается ни в каких рекомендациях, а верит своим собственным глазам.

— Значит, все это время вы с Ариэлем были здесь в довольстве и покое, чему я несказанно рада. — Элисия повернулась к коню и звонко чмокнула его в шершавый нос. — А знает ли лорд Тривейн, что Ариэль — мой конь… был моим конем? — поинтересовалась Элисия.

— Ну, когда Ариэль не позволил ему оседлать себя, хозяин спросил, кто был раньше его владельцем, а услышав мой ответ, криво так усмехнулся, вроде как с издевкой, и сказал: «Тогда меня не удивляет его строптивость». Хотя маркиз был удивлен, как это женщина справлялась с таким здоровым жеребцом. Помнится, он предположил, что она, должно быть, свирепая амазонка-воительница. Кто это такая, не могу знать. И больше он вопросов не задавал.

— Так он сказал «амазонка»? — переспросила Эли-сия, чувствуя странное огорчение. Однако, тут же передернув плечами, решила, что ей безразлично мнение маркиза. — Отправимся на прогулку, Ариэль? Держу пари, ты стосковался по этому не меньше меня в моей ссылке. Ладно, Джимс? — Элисия посмотрела на него, выжидая разрешения.

— Да, мисс Элисия, сейчас мы его вам оседлаем.

Они остановились у запертого стойла, и Джимс, открыв его, показал Элисии жеребеночка-стригунка. Шкурка его была еще влажной и взъерошенной, он неуверенно покачивался на тонких ножках. За плечом Элисии фыркнул Ариэль, и кобыла-мать, стоявшая рядом с жеребенком, защищая его, тихонько заржала, откликаясь. Элисия с особым интересом вновь взглянула на жеребенка.

— Теперь, когда он стал гордым папашей, вам придется держать Ариэля покрепче, — усмехнулся Джимс.

— Так это его детеныш? — тихо выдохнула Элисия, мгновенно влюбившись в беззащитное существо.

Она испытала смешанные чувства, когда ей вывели во двор взбудораженного Ариэля. На первый взгляд и конь, и его хозяйка остались теми же, но на самом деле время для них не прошло бесследно. Они с Ариэлем уже не принадлежали друг другу, как раньше. Тогда они были вольны и беззаботны. Слившись в единое целое, они вихрем носились по полям. Теперь у Ариэля была подруга, а Элисия… она принадлежала маркизу.

Джимс оседлал благородного коня, а конюхи и грумы стояли поодаль, глазея, как огромный белый жеребец, к которому никто не смел приблизиться, нежно тыкался носом в лицо красивой дамы в зеленом бархате.

Джимс помог Элисии сесть в седло и предостерег ее:

— Будьте осторожнее, мисс Элисия. У вас много времени впереди, не старайтесь за один раз наверстать упущенное. Не пытайтесь обогнать ветер.

Элисия ответила прощальным взмахом руки и легонько тронула Ариэля, который тотчас же двинулся рысью, что, впрочем, не обмануло Джимса, понимавшего, что дальше их ничто не остановит.

Элисия повернула на восток и поскакала по дороге, ведущей от Уэстерли к деревне Сент-Флер, а также к главной дороге, ведущей от побережья в глубь страны. На возвышенности она остановилась, выбирая направление своей прогулки. Позади темнела громада Уэстерли. Расположенная на гребне утеса, она грозно маячила над морем.

На ветру развевался флаг маркиза, давая знать всей округе, что хозяин сейчас в поместье. Вишневые, черные и золотые краски герба празднично сверкали на фоне неба.

Бросив последний взгляд на море, Элисия направилась прочь от побережья. Она мчалась в бешеной скачке по тропкам среди болот и лугов, наслаждаясь ветром, ласкавшим ее лицо. Золотые, оранжевые и желтые краски осеннего пейзажа под стук копыт проносились мимо, сливаясь в одно сверкающее полотно.

Плавным прыжком она перенеслась через каменную стенку, оставив между ней и крупом Ариэля просвет в несколько футов, и помчалась дальше по холмистой равнине, так что только грязь летела комьями из-под тяжелых копыт. Привычно чувствуя под собой верного коня, зная, что в конюшне ждет ее возвращения милый, добрый Джимс, Элисия наслаждалась свободой и покоем. Она легко могла представить себя снова дома, на утренней прогулке верхом. Она скачет галопом, а брат догоняет ее, ругательски ругая за безрассудство.

Элисия даже услышала за собой яростный стук копыт и, невольно оглянувшись через плечо, увидела быстро настигающего ее всадника. На мгновение при виде знакомой фигуры она подумала, что сон ее стал явью, но тут же, узнав огромного вороного, поняла, что это не брат ее, а маркиз, который на своем жеребце несется ей наперерез во весь опор.

Волнение и вызов взыграли в ее крови, Элисия пришпорила Ариэля, и добрый конь уподобился вихрю, разметав по ветру белую гриву. Расстояние между ней и преследователем стало увеличиваться. Однако лорд Три-вейн продолжал упорно преследовать ее, пока наконец не поравнялся с Элисией. Перегнувшись к ней, он схватил Ариэля под уздцы и сдержал его. Кони встали бок о бок.

— Ад и все его дьяволы! Какого черта… — начал было лорд Тривейн и тут же резко оборвал себя на полуслове, узнав во всаднике жену. — Элисия! — не веря своим глазам, воскликнул он, и глаза его предгрозовой молнией сверкнули на побелевшем лице. — Какого дьявола вы здесь на этом коне? Он никого к себе не подпускает. Это опасно. — Протянув руки, маркиз попытался снять ее с седла и перетащить к себе, но она вырвала поводья и осадила Ариэля назад, отступая от маркиза. Ариэль встал на дыбы, и копыта его угрожающе забили по воздуху.

— Ошибаетесь, милорд, вам должно быть ясно видно, что мне он не перечит, — любезно отвечала Элисия, от души наслаждаясь потрясением лорда Тривейна.

— Да, это я вижу ясно, но каким дьявольским способом вам удалось сотворить такое чудо — тайна за семью печатями. Вы уже могли валяться где-то на тропе со сломанной шеей! — резко произнес он, явно стараясь взять себя в руки. Вороной конь его яростно бил копытами землю, словно чувствуя гнев хозяина.

— Никакой тайны нет, лорд Тривейн. Вы, помнится, назвали меня ведьмой… Вот я и воспользовалась своими чарами… Всего-навсего, — не удержалась от колкости Элисия.

— Я и не думал, что вы забыли о том случае, — насмешливо отозвался он, и оба прекрасно поняли друг друга. «Вечно ему удается оставить за собой последнее слово», — недовольно подумала девушка.

— Как вы ухитрились вывести его из конюшен? Я строго приказал никому не приближаться к этому исчадию ада, — сурово произнес он, продолжая гадать над непостижимой загадкой.

— Я взяла на себя полную ответственность, приказав оседлать коня по моему выбору, — поторопилась объяснить Элисия, защищая Джимса от наказания.

— Проклятие! Вы не имели права отменять мой приказ. Мое слово — закон. Как это Джимс позволил вам взять Ариэля, зная, что он опасен, что я запретил подобное! Он, верно, сошел с ума. Я с него шкуру спущу!

— Но мне ничего не грозило, и Джимс это знал.

— Ничего не грозило! Господи Боже, если кто и знает этого коня, так это Джимс. Согласен, вы сумели удержаться на нем, но это еще ни о чем не говорит. Джимс просто болван, что позволил вам сесть на него. Господи! Он же вырастил этого коня и…

— …А я была его хозяйкой, — тихо призналась Элисия, наблюдая, как от изумления тяжелые веки на миг поднялись, и пронзительные золотые глаза впились прямо ей в зрачки.

— Вы были его владелицей? — недоверчиво переспросил лорд Тривейн.

Маркиз посмотрел на нее так, словно у нее вдруг выросли дьявольские рога. Элисию это весьма позабавило.

— Да. Ариэль был моим, пока меня не вынудили продать его на аукционе, как и остальное имущество семьи после гибели моих родителей. В уплату долгов.

Маркиз не сводил глаз с гордого лица Элисии, словно обдумывая что-то. Наконец он прищурился и мягко проговорил:

— Так, значит, вы были владелицей Ариэля. Теперь я понимаю, почему он такой упрямый и своенравный. Он берет пример со своей хозяйки, не давая на себе кататься.

Элисия ахнула от грубого намека. Окинув маркиза презрительным взглядом, она язвительно заметила:

— Мы оба весьма разборчивы в наших симпатиях.

— Как же трагично сложились для вас обстоятельства, леди Тривейн, что я оказался вашим любящим мужем. — И с этими словами он одним гибким движением подхватил Элисию с седла и перенес к себе, прижимая так крепко, что ей стало больно дышать.

— Итак, мои ласки, мои поцелуи вам не нравятся, — прошептал он безжалостно, и рот его впечатался в ее губы с такой неудержимой силой, что, казалось, раздавит их совсем. Затем болезненное давление ослабло, губы его стали мягкими, они ласкали и уговаривали, приоткрывая ее губы, проникая в их сладостную негу, захватывая ее в плен. Эта тихая атака действовала гораздо сокрушительнее прежнего молниеносного напора.

Не выпуская ее из тисков своих объятий, он решительно продолжал свои поцелуи, пока не почувствовал, как она ослабла, прильнула к нему и кротко вздохнула, покоряясь.

— Вы уверены, Элисия, что не хотите моих поцелуев? — требовательно спрашивал он, почти не отрываясь от ее трепещущих губ. Она крепко зажмурилась, чтобы не смотреть в его золотые глаза, зная, что увидит в них лишь насмешку. — Посмотрите на меня, Элисия, — не отставал он и легонько тряхнул ее.

В конце концов Элисия уставилась в его сверкающие глаза, казалось, отразившие ее ненависть к нему в своих темно-золотых глубинах.

— Настанет день, Элисия, и вы поймете свои истинные чувства и признаете их… Я заставлю вас сделать это, — высокомерно произнес он, откинув гордую голову и лаская завораживающим взглядом ее разгоряченное лицо.

Маркиз подъехал к Ариэлю, невозмутимо пощипывавшему траву, и пересадил Элисию в ее седло, звучно, почти свирепо расхохотавшись при виде ее явного облегчения, когда он выпустил девушку из своих объятий. Элисия ответила ему уничтожающим взглядом и, повернув Ариэля к дому, пустила коня в галоп. Маркиз на своем жеребце не собирался отставать.

— Ариэль быстр, Элисия, но Шейх быстрее. Вам не удастся обогнать меня, и не пытайтесь. — Он усмехнулся при виде упрямого выражения ее лица, но в голосе маркиза слышалось недвусмысленное предупреждение.

Однако она все-таки смогла небрежно ответить:

— Шейх — конь красивый, и, возможно, он быстрее Ариэля, но Ариэль вынослив. Что вы на это скажете?

— Я могу долго гнать своего коня, и выносливости ему не занимать. Разумеется, он сможет выдержать соперничество. Я смотрю, вы прекрасная наездница. Несомненно, это заслуга Джимса: он ведь был вашим семейным грумом и наставлял вас с детства. По правде говоря, должен признаться, что редко видел посадку лучше, чем у вас, дорогая, — вынужден был признать маркиз, наблюдая за Элисией. В голосе его звучало нескрываемое восхищение.

— Да, Джимс был великолепным учителем, как и мой отец. Но тем не менее благодарю вас, милорд, за комплимент, — ответила смущенная похвалой Элисия и неохотно добавила: — Замечу, что вы тоже недурно управляетесь с Шейхом.

Маркиз громко расхохотался, искренне забавляясь неожиданной похвалой.

— Это первый комплимент, который мне сделала моя жена. Поистине событие историческое: я не только обнаружил, что жена способна почти обогнать меня, притом на коне, которого никому не под силу объездить, но и то, что ее острый язычок может быть сладким, когда она этого пожелает.

Элисия нахмурилась, но он продолжал веселиться, не обращая внимания на вздернутый подбородок и надутые губки. Их путь лежал к видневшемуся в отдалении громадному зданию, чьи стрельчатые окна отражали лучи бледного утреннего солнца, отважно пробивавшегося сквозь тучи, затянувшие все небо.

Окидывая взглядом Уэстерли, Элисия восхищенно вздохнула, не замечая, что лорд Тривейн внимательно наблюдает за ней.

— Вы, кажется, в самом деле одобряете мой дом? — осведомился маркиз. — Большинство людей утверждают, что он слишком уныл и расположен чересчур уединенно, чтобы долго в нем находиться… тем более постоянно здесь жить.

— Он действительно расположен уединенно, но я всегда жила в сельской местности, в местах, еще более пустынных, чем эти. Мне по нраву открытые просторы, а не шумная скученность городов.

— Однако жизнь в Лондоне имеет свои преимущества, не говоря уже о столичных развлечениях, которых больше нигде нет.

— Да, конечно, я не сомневаюсь, что вы сполна отведали всех его… удовольствий, милорд. — Элисия деликатно помедлила перед этим словом. — Тем не менее тот, кто может позволить себе выбирать… Словом, я предпочла бы жизнь в деревне прозябанию в Лондоне. Те же, у кого имеется возможность жить и тут и там, могут время от времени менять место пребывания, когда уж слишком одолеет скука. Таким людям можно только позавидовать, потому что они обладают лучшим, что дают оба эти мира.

— Моей жене не придется никому завидовать, — надменно заявил лорд Тривейн, — потому что у меня достаточно усадеб и особняк в Лондоне, который мы будем занимать зимой.

— Я буду скучать по Уэстерли, — неохотно призналась Элисия. Ей не хотелось сознаваться в том, что она полюбила что-то принадлежащее ему. — Это очень интересный дом, особенно большой зал с его испанским мозаичным полом и украшениями.

Лорд Тривейн ответил на похвалу улыбкой.

— Можно сказать, это зал наших трофеев. Мои предки наслаждались всеми находящимися там произведениями искусства с особым вкусом, потому что эти уникальные вещи были награблены еще в шестнадцатом столетии. Тогда считалось верхом храбрости украшать свои парадные залы испанскими изделиями и вообще предметами искусства в испанском стиле, потому что Англия воевала с Испанией. Один из моих предков заявил королеве Елизавете, что ему доставляет удовольствие любоваться военными трофеями… наградой удачливого флибустьера. Я верю, что он и вправду восхищался испанскими ценностями и лелеял их, признавая по крайней мере некоторые из них бессмертными творениями художников. — Маркиз охотно распространялся о вкусах своих предков, особенно когда заметил гримаску отвращения на лице Элисии. — Интересно, дорогая, как отнеслись бы мои предки к такой строптивице, как вы? Вряд ли вам понравилось бы их обращение. Хотя я слышал, они блистали при дворе своим обаянием, соперничая в куртуаз-ности с самим сэром Уолтером Рэйли.

— По-видимому, вы немногое унаследовали от них в этом отношении, но зато пиратские инстинкты перешли к вам полностью, — съязвила Элисия.

— Я знал, что такое счастье долго не продлится: я имею в виду ваше милое обхождение. Мне надо прописать вам принимать каждое утро по ложке меда, чтобы подсластить настроение и язык, — предостерегающе произнес лорд Тривейн. — Я привык, чтобы со мной разговаривали с должным уважением. Вам придется, моя дорогая, когда мы окажемся в свете, проявлять свое благорасположение. Постарайтесь вести себя как любящая жена, а я притворюсь вашим верным рабом.

Элисию удержало от резкого ответа лишь то, что они в этот момент въехали во двор конюшни, где лорд Тривейн быстро спешился и поднял Элисию с седла прежде, чем она успела запротестовать. Его руки железным кольцом охватили и больно сжали тонкую талию. Он на миг прижал ее к себе, и они впились глазами друг в друга, как противники на поединке. Небрежным пальцем он качнул лиловое перо на ее шляпке и опустил Элисию на землю, а затем сурово взглянул на Джимса, который, безмолвно стоя поодаль, приготовился к самому худшему.

— Если бы я не знал ранее, какой обворожительной может быть моя жена, ты, Джимс, уже шагал бы из Уэс-терли по Корнуоллу за ослушание. Элисия умеет заговорить зубы любому мужчине и добиться своего, а на тебе, я уверен, она упражнялась много лет. Однако с этих пор я требую, чтобы мои желания исполнялись беспрекословно. Ты отвечаешь передо мной, Джимс, и только передо мной.

Джимс выступил вперед с явным облегчением на лице.

— Да, ваша светлость, но я не ожидал ваших возражений против того, чтобы мисс Элисия прокатилась на Ариэле. Она ведь воспитывала его с жеребенка. И по ним обоим было видно, что им стоит прогуляться, — ответил конюх, улыбаясь Элисии. — Ну как понравилась вам с Ариэлем прогулка?

— На это могу тебе ответить я, — мрачно объявил лорд Тривейн. — Увидев, как моя жена и этот чертов конь несутся сломя голову по пустошам, я глазам своим не поверил. Мне понадобилось черт знает сколько времени, чтобы их перехватить. В будущем вы будете ездить только с грумом или со мной… И никогда одна. Кстати, Джимс, могу я узнать, почему она оказалась одна? — нахмурясь, мягко поинтересовался маркиз.

— Не видел смысла посылать грума, ваша светлость, потому что мисс Элисия все равно бы его потеряла, — объяснил находчивый конюх.

— Ты, как всегда, разумен, Джимс, но леди Элисия теперь моя жена и в будущем должна брать с собой грума… или в противном случае отказаться от прогулки. — Маркиз оставался непреклонен.

Джимс только языком прищелкнул и покачал головой, глядя, как супруги направляются к дому. Красивее пары не было во всем Корнуолле. Может, Димерайсы и не захотели бы маркиза Сент-Флер в мужья своей дочери, но Джимс начинал думать, что его светлость как раз то, что ей нужно: хорошая твердая рука, способная ее удерживать от безрассудства. Возможно, его репутация подкачала и необузданности в нем было с лихвой, но он был на голову выше остальных джентльменов, хоть и не принадлежал к весельчакам, которые всех забавляют. Джимс удивился, услышав о женитьбе маркиза, но поскольку супругой оказалась мисс Элисия, мог вполне понять, почему его светлость изменил своим холостяцким привычкам. Не было никого прелестнее мисс Элисии. Должно быть, это любовь с первого взгляда, потому что Джимс лучше других знал, что денег у мисс Элисии нет никаких, а богаче его светлости не сыскать… Да и вообще взгляды милорда, которые он украдкой бросал на Элисию, не оставляли сомнений: он без ума от жены.

«Мисс Элисия на редкость везучая молодая леди», — подумал он и, весело насвистывая, вернулся в конюшню.

Элисия содрогнулась, войдя в большой зал, при виде переполнявших его свидетельств войн и кровопролитий. Они поубавили красоты, которой она ранее так восхищалась.

Словно прочитав ее мысли, лорд Тривейн заметил:

— С тех пор прошло много лет, и призраки давно не бродят в этих стенах.

— Знаю, но мне грустно думать, что все это когда-то было отнято у других, — отозвалась она, указывая на ряд золотых чаш, украшенных драгоценными камнями. Они ослепительно сверкали с мраморного столика в простенке.

— В любом противостоянии всегда есть победители и побежденные. Вам ли этого не знать? — отозвался маркиз и, крепко ухватив жену сильными пальцами под локоть, повел по широкой лестнице наверх.

Когда они вошли в гостиную, Элисия вспомнила, что так и не поблагодарила его за свой новый гардероб. Она круто обернулась к нему лицом, и робкая улыбка тронула ее губы.

— В волнении от встречи с Ариэлем я забыла поблагодарить вас за наряды, которые вы так быстро доставили мне из Лондона. Вы очень добры ко мне, — смущенно пролепетала она.

— Добр? Вряд ли, моя дорогая. Я просто не хочу стыдиться за вас перед друзьями: вы выглядели как служанка. Пожалуй, даже мои слуги одеты были лучше вас, а у них и без того достаточно поводов для сплетен, — объяснил он скучающим голосом.

— Ах вы наглец невыносимый! Я ненавижу вас еще больше! — вспыхнула Элисия. — Никогда больше не поблагодарю вас ни за что, ваша светлость! — бросила она и, стремглав выбежав из комнаты, изо всех сил хлопнула дверью, оставив лишившегося дара речи лорда Три-вейна посреди гостиной.

Сорвав с головы шляпку, она бросилась на постель и зарылась лицом в подушки. «Негодяй! — сердито думала она. — Как его понять? Одну минуту он шутит, другую — целует, а затем тут же бросает обидные слова. Нет, жить с ним невероятно сложно». Она была и расстроена, и обозлена. А ведь ей хотелось его поцелуев… По крайней мере иногда она испытывала к нему какую-то странную тягу. Впрочем, чаще она мечтала его убить… И без всяких сожалений.

Элисия устало потерла лоб и поднялась с постели. Как можно было хотеть, чтобы тебя целовал такой жестокий человек? Она досадливо вздохнула, презирая себя за слабость. Ей следовало бы теперь надеть какое-нибудь свое старье и посмотреть, что его светлость скажет на это. Вызывающе вскинув голову, она проглядела ряды своих платьев, но среди радужного перелива цветов и тканей их не обнаружила. Не смогла она также найти своих старых туфель и плаща. Наверное, Дэни выкинула их, когда они с Люси развешивали новые наряды.

Ну и ладно. Она все равно не хотела бы снова их носить даже для того, чтобы позлить маркиза. Элисия как раз боролась с сапожками, стягивая их, когда появилась Люси с двумя служанками. Они несли ванну и ведра горячей воды.

— Миссис Дэнфилд подумала, что вам захочется освежиться после прогулки верхом, леди Элисия, — робко проговорила Люси, глядя на Элисию как на привидение.

— Спасибо. Не могла бы ты помочь мне снять сапожки? — попросила она Люси, и девушка робко приблизилась с очень испуганным видом.

— В чем дело? — требовательно спросила Элисия, видя, что и служанки себя не помнят от ужаса.

— Нет-нет, леди Элисия, ничего, — пробормотала Люси, дрожащими пальцами берясь за сапожок.

— Ну же, Люси, скажи мне, — настаивала Элисия, чувствуя, как вздрагивает девушка, прикасаясь к ее лодыжке.

— Ох, ваша светлость! Вы же ездили на этом коне. На нем не может ездить даже его светлость, хотя он сам точно дьявол! — выпалила горничная, в страхе закатывая глаза.

— Послушай, Люси и вы обе тоже. Я не хочу, чтобы вы рассказывали сказки по всей округе, — обратилась Элисия к девушкам, забившимся в угол. — Прежде чем попасть сюда, этот конь принадлежал мне Я воспитала его с жеребенка-стригунка на тонких ножках и с нежной шерсткой. Он всегда признавал только меня и знать не хотел других наездников, — терпеливо объяснила она, наблюдая, как проступает облегчение на трех личиках. — Вам известен Джимс? Доверяете ему? — Головы в чепчиках энергично закивали. — Вот он как раз знает меня с детства и может поручиться, что никаких сверхъестественных сил у меня нет, — закончила Элисия, обратив к ним раскрытые ладони.

Три девушки заулыбались, захихикали и стали готовить ей ванну. Люси очень ловко помогла ей затем одеться.

Если бы она на самом деле владела какими-нибудь чарами, она нашла бы способ выпутаться из положения, в котором оказалась, а заодно раз и навсегда позаботиться о лорде Тривейне. Элисия с удовольствием мечтала о такой возможности, медленно спускаясь по лестнице. На ней было белое муслиновое платье, вышитое зелеными листьями и голубыми цветами и перехваченное под грудью зелеными бархатными ленточками. Концы их сбегали по спине к подолу. Такие же ленточки были на запястьях длинных, заканчивающихся оборочками рукавов и вокруг высокого ворота. Волосы ее были зачесаны наверх в греческий узел, от которого красно-золотые локоны каскадом ниспадали на плечи. Удивительно, как новый наряд придает женщине сил и уверенности в себе. Она могла не стыдиться больше своего вида… И никто не должен был теперь ее стыдиться!

В зеленых козловых туфельках Элисия неслышно ступала по мозаичному полу большого зала. Лакей распахнул перед ней дверь гостиной. Войдя, Элисия увидела, что маркиз занят разговором с коренастым полным джентльменом, удобно расположившимся в одном из кресел перед камином. Когда Элисия переступила порог, джентльмены поднялись, и золотые глаза маркиза окинули одобрительным взглядом ее фигуру.

— Моя жена леди Тривейн, — произнес маркиз, пожалуй, даже с гордостью. Но Элисия слишком хорошо его знала, чтобы попасться на такую приманку. — Элисия, разреши представить тебе нашего ближайшего соседа сквайра Блэкмора.

Сквайр взял руку Элисии и неуклюже поклонился.

— Очень приятно, леди Тривейн. Должен поздравить вас, лорд Тривейн, с изумительной красавицей женой!

Маркиз надменно кивнул, принимая комплимент как должное, в то время как Элисия недоуменно размышляла, какое отношение имеет он к ее красоте. Она скромно опустилась в кресло и с безмятежной улыбкой на устах стала слушать нескончаемую болтовню сквайра Блэкмора.

— Я едва мог поверить своим ушам, когда услышал в Лондоне, что вы наконец-то попались в брачные сети, Тривейн. Сердце Луизы будет разбито, — громко разглагольствовал он, словно все еще не мог поверить в совершившееся.

— А каким образом вам довелось узнать эту новость? — полюбопытствовал лорд Тривейн.

— Ну, это было напечатано в «Газетт», но еще раньше я услышал об этом в лавках, — заявил сквайр.

— В лавках? — удивленно повторил лорд Тривейн и расхохотался.

— Вы же заказали вашей новобрачной целое приданое. И, как я слышал, требовали доставить его с молниеносной быстротой. Такая новость не могла не разнестись вокруг, — объяснил Блэкмор, с извиняющимся видом обращаясь к Элисии, которая с негодованием уставилась на маркиза. Рассказ сквайра явно забавлял маркиза.

— А больше вы ничего не слышали… за исключением того, что я женился? — внезапно прозвучал тихий вопрос.

Сквайр Блэкмор на мгновение смутился, его близко посаженные глаза беспокойно забегали.

— Так, немного. Вы же знаете, сколько слухов вечно ходит о вашей светлости. — Он безудержно захохотал и вновь бросил на Элисию виноватый взгляд — До сих пор не могу в это поверить, — обратился он к Элисии. — Я так надеялся на брак его светлости с моей дочерью Луизой Она по нему просто с ума сходит. Разумеется, я прекрасно понимаю, почему он избрал вашу светлость. Прекрасно понимаю.

Сквайр торопливо поднялся, словно ему внезапно что-то пришло в голову.

— Что ж, не смею докучать молодым супругам. Однако приношу вам мои поздравления и приглашаю в один из вечеров отобедать у нас. Я прибыл из Лондона всего несколько часов назад с гостями, которые сейчас отдыхают после утомительного путешествия. Примем вас с распростертыми объятиями, хотя, если вы предпочтете оставаться наедине, не смею настаивать, — подобострастно проговорил он и расшаркался. — Честь имею, леди Три-вейн… лорд Тривейн.

Блэкмор засуетился и поспешно покинул гостиную, не дожидаясь лакея.

— Не много же понадобилось времени, чтобы эта новость достигла Лондона, — заметил лорд Тривейн, раскуривая сигару. — Впрочем, я предполагал, что сквайр заявится раньше. Я несколько разочарован.

— Почему вы ждали сквайра Блэкмора?

— Видите ли, моя дорогая, сквайр питал надежду выдать за меня свою дочь… кажется, он назвал ее Луизой. Лелеял он эту мечту уже несколько лет, и, по правде говоря, если бы я не встретил вас… так неожиданно, возможно, обратил бы внимание на мисс Блэкмор. Если я не ошибаюсь, у этой девушки есть достоинства, говорящие в ее пользу. Очень тихая и непритязательная, ее легко не заметить… есть она рядом или нет. Полная противоположность вам, моя дорогая. Единственный недостаток, что сквайр оказался бы моим родственником… Это заставляло задуматься.

— Какая жалость, что я не собираюсь порадовать вас и стать кроткой и покорной, — сладко улыбнулась Эли-сия. Впрочем, улыбка не коснулась ее глаз.

— Не бойтесь, дорогая, вам меня не разочаровать. Я редко полагаюсь на случай: играю, только если уверен в выигрыше. А с вами, моя дорогая, я ни в чем не уверен. — Он криво усмехнулся. — Хотя, должен заметить, сквайр довольно успешно скрыл свое, по-видимому, глубокое разочарование. Ведь все его помыслы ваше существование разбило вдребезги.

— По-моему, вам доставляет удовольствие наблюдать, как разбиваются чужие надежды.

— Пожалуй, нет. Однако сквайр был чересчур докучлив, пытаясь навязать мне свое чадо только ради желания заполучить титулованного зятя и присоединить мое состояние к своему. К несчастью для него, мои владения переходят к моим наследникам. Бедняга не смог бы их коснуться.

— Не понимаю. У вас есть богатство, респектабельная внешность, здоровье. И при этом вы презираете всех и вся. Почему? Возможно, на самом деле вы презираете себя… И то, чем вы стали? — отважно заявила Элисия, глядя прямо в его сверкающие золотые глаза.

Он крепко схватил ее за руки и почти прорычал:

— Не доводите меня до крайности, Элисия, в конце концов вы замужем за тем, во что я превратился.

С этими словами он оттолкнул ее от себя и гордо прошествовал из гостиной, оставив потрясенную Элисию одну.