МАРИНА
Я бежала в больницу сломя голову. Но мне всё время казалось, что я опаздываю. То автобус долго не шёл, то мне дорога казалась какой-то длинной, словно я бегу-бегу, а путь всё никак не заканчивается.
Но вот, наконец, моим мучениям пришёл конец. Я прибежала в больницу. Сердце бешено колотится, толи от бега, то ли от ожидания чего-то страшного. Подхожу к регистратуре, спрашиваю про маму. Девушка не спеша берёт документы и начинает искать. Мне хочется её поторопить, кажется, словно драгоценные минуты уходят безвозвратно.
— Извините, но вашей мамы здесь нет, — равнодушно отвечает она, убирая документы обратно на полку.
— Посмотрите, пожалуйста, ещё раз, — прошу я. — На скорой сказали, что повезут её именно сюда.
— Я же вам говорю, её здесь нет, — так же равнодушно отвечает она.
Хочется закричать, потрясти её, чтобы из формального робота она превратилась в человека и просмотрела документы ещё раз. Или же эта постоянная рутина и общение с родственниками больных сделали её такой. И она надела маску равнодушия, чтобы с каждым не переживать их боль.
— Её сегодня в районе обеда привезли, — продолжая достукиваться до неё я. — Она после нападения.
— Девушка, — не снимает маску регистраторша, — я же вам говорю, её здесь нет! Поищите её в другой больнице! — повышает голос она.
— Что здесь за крик? — слышу я голос за спиной, поворачиваюсь и вижу полноватую женщину лет сорока в белом халате.
— Вот, девушка маму свою ищет, говорит, по скорой должны были привести. Но в документах её нет. Вот я и прошу её поискать свою маму в другой больнице. — Затараторила регистраторша, видимо подошедшая к нам женщина, наводит на неё некий страх.
— Врачи скоро сказали, что поедут именно в эту больницу, — обращаюсь я уже к этой женщине.
— Понимаете, бывает так, что у нас нет мест, и мы отправляем их в ближайшую больницу. Но сегодня мы никого не отправляли. Я сама многих принимала. Когда вы говорите, поступила ваша мама?
— В районе обеда. Она после нападения, её толкнули, она упала, видимо головой ударилась. Я не уверена что у неё были с собой документы. — Объясняю я.
— Да, была у нас одна, такая. Как вы говорите, её зовут? — слова женщины вселяют в меня надежду.
— Белозерская Антонина Петровна, — отвечаю я.
— Нет, это не она, — рушит все мои надежды женщина. — Та женщина, когда ненадолго пришла в себя, представилась как Романова Антонина Петровна.
— Это она! — радостно выкрикиваю я. — Она просто представилась старой фамилией. — Объясняю я, не вдаваясь в подробности.
— А, девичьей фамилией, — делает свои выводы женщина, — в шоке всякое бывает.
— Да, — просто соглашаюсь я, знать ей все наши перипетии ни к чему.
— Ваша мама сейчас находится в реанимации, состояние крайне тяжёлое. У неё сильный ушиб головного мозга. — Объясняет женщина.
— К ней можно? — понимаю, что в реанимацию вряд ли пустят, но все же спрашиваю я.
— Идёмте, я вас провожу, вы ведь Марина или Маша? Ваша мама несколько раз повторяла это имя, когда её везли в реанимацию, а потом потеряла сознание, больше в себя она так и не приходила.
— Да, это я, по паспорту Мария, но мама называла меня Марина. — Объясняю я метаморфозы с моим именем, вдруг она мой паспорт посмотрит, а там Мария Белозерская.
— Всё понятно, — женщина мило улыбнулась. — Идёмте, — она показала мне в сторону лифта. — Валентина, следующий раз, будьте так любезны, сначала всё выясните до конца, и уже потом отправляйте родственников пациентов в другие больницы. — Наскоро отчитала она девушку, а затем повела меня к маме…
Не знаю, сколько я уже сижу здесь, может час, может два. Я потеряла счёт времени. Женщина, которая помогла мне отыскать мою маму, оказалась главным врачом этой больницы. А ещё она оказалась очень хорошим человеком. Она разрешила мне увидеть мою маму. Пусть ненадолго, пусть всего лишь на несколько минут, но я побыла с ней рядом, подержала её за руку.
Бедная моя мамочка, что же она с тобой сделала. Мамуля лежала вся увешанная датчиками и капельницами. Моё сердце рвалось на мелкие кусочки при виде её.
Я села с ней рядом и взяла её за руку.
— Мамочка, — прошептала я, — а из глаз полились слёзы, — милая моя, живи, пожалуйста, живи. Не бросай меня, слышишь. Ты нужна мне и девочкам. Родная моя, живи, живи! — умоляла я её, как будто это могло что-то изменить.
— Идёмте, здесь нельзя долго находится, — доктор взяла меня под руку. — Вечером я разрешу вам ещё раз зайти к ней.
— Я здесь, я рядом, — не отпуская руку мамы, говорила я. — я буду здесь за дверью, я никуда не уйду. Слышишь, я рядом.
Мне казалось, что так мама будет знать, что она ни одна. Что так ей будет проще бороться.
— Идёмте, — ещё раз повторила женщина, и я покорно вышла.
— Может вам лучше пока домой поехать, выспаться, — посоветовала она, — на вас лица нет.
— Нет, нет, нет, — тут же запротестовала я. — я буду здесь, я никуда не уеду.
— Как знаете, — она дружелюбно похлопала меня по плечу. — Чуть позже я подойду к вам, а сейчас извините, у меня пациенты.
Доктор ушла, а я осталась одна, сидеть у палаты мамы и слушать, как пищит датчик, в такт сердцу мамы.
Сколько я так просидела не знаю. Доктора снуют туда-сюда, заходят и выходят из палат. А для меня время остановилось. Для меня остановилась жизнь.
За что она так со мной? Моя мама находится на грани жизни и смерти. Мои дети находятся в руках какой-то сумасшедшей. А моё сердце рвётся на лоскутья от боли и безысходности.
Остаётся только надеяться, что Рома сможет их вернуть, что он не предаст меня в очередной раз.
Поднимаю глаза и вижу в конце коридора Белинского. Увидев меня, он ускоряет шаг. Резко встаю и бегу ему навстречу.
— Где дети? Что с ними? Ты их вернул? — тут же засыпаю его вопросами.
— Всё хорошо, — Белинский берёт меня за руки. — Они у Максима, Элину арестовали.
— С ними всё в порядке? Она не причинила им вреда? — снова спрашиваю я.
— Всё хорошо, они даже ничего не поняли. Слава Богу, у неё хватило ума нанять им няню, женщина думала Элина их мать. Мариша, ты прости меня за те слова в парке. Я понимаю, что не должен был их тебе говорить, что так я причинил тебе много боли. Но я не мог по-другому. Мне нужно было, чтобы она поверила. Прости, — он прижал меня к себе, — у меня сердце разрывалось, когда ты закричала. Мне хотелось обнять тебя, защитить. Хорошо, что Макс был рядом и помог тебе. Единственное, что я смог, это перед уходом дать понять, что я их спасу.
— Я чуть не умерла, дети пропали, мама в больнице. Да ещё вновь твоё предательство! — честно призналась я. — Мне ещё никогда не было так больно, даже когда я узнала о твоих планах.
— Малыш, прости, — вновь виниться передо мной Роман.
Я на него очень зла, за этот спектакль. Но может, у него действительно не было другого выхода? Может, тогда нужно было действовать именно так? Я вижу, что сейчас он страдает и винит себя. Поэтому решаю его успокоить.
— Спасибо, что вернул их, — теперь его обнимаю уже я.
— Как Антонина Петровна, — интересуется он, когда мы садимся на кушетку возле палаты.
— Плохо, очень плохо, — честно признаюсь я.
В этот момент в палату мамы забегают несколько врачей во главе с той женщиной главврачом, а я слышу противный протяжный писк аппарата…