Глава 12

Иган тревожился. Всю последнюю неделю он наблюдал за своим вождем. Он видел, что Камерон уделяет все больше внимания этой девчонке Монро! Он знал Камерона с ранней юности, и даже свою первую девчонку они имели вдвоем! При воспоминании об этом Иган молодцевато выпятил грудь. Впрочем, девчонка потом проговорилась, что они были у нее не первыми, и, если уж говорить правду, она отдавала предпочтение коренастому Игану перед его длинным худощавым приятелем… — Да, они многое пережили вместе. Ему первому Камерон поведал о побоище, устроенном Рыжим Ангусом, и о том, как погибли его отец и все братья. Это Иган прижимал его к себе, когда плечи Камерона вздрагивали от рыданий, это он, Иган, не отходил от него ни на шаг, стараясь утешить его и отвлечь.

Но никогда он не видел, чтобы Камерон был одержим женщиной. До сих пор они относились к этому почти одинаково. Оба считали, что женщины должны доставлять удовольствие, но не отвлекать от важных мужских дел. Нельзя сказать, что они презирали любовь, просто ни одному из них еще не попалась такая женщина, чьи нежные объятия могли бы привязать к себе навсегда. Будьте уверены, Иган был не из тех, кто оставит без внимания аппетитную девчонку, но никогда не позволял похоти брать над собой верх. Таков же был и Камерон, хотя Игана иногда раздражало, что на его друга девчонки заглядывались гораздо чаще. Иган понимал, что все дело, наверное, в том, что его лицо обезображено шрамом. До такого красавца, как Камерон, ему далеко…

На этот раз все было по-другому. Она была другой, эта девчонка Монро. И Камерон тоже стал другим.

Иган не мог бы с уверенностью сказать, что ему это по нраву.

Он наблюдал однажды, как его друг не отпускал ее от себя как будто боялся с ней расстаться! Смотреть на это было противно! Все это было бы еще терпимо, если бы он был хозяином положения, однако Иган был уверен, что хозяйкой положения была она, причем малышка даже не сознавала этого! Они вели себя как последние дуралеи. Потом он видел, как Камерон нашептывал ей что-то на ушко. Иган видел, как она покачала головой и отвела взгляд и как огорченно вытянулась физиономия Камерона. Девчонка явно не соглашалась… или, возможно, это была всего лишь уловка? Она встала из-за стола и, гордо подняв голову, направилась через зал к лестнице. Она уже скрылась из виду, а его друг все еще продолжал смотреть на то место, где она только что находилась.

Иган вытаращил глаза. Влюбился! Камерон влюбился!

Иган, не раздумывая, уселся за стол напротив своего друга и вождя.

— Иган! Как провел время, дружище? — спросил Камерон, с трудом возвращаясь из мечты в действительность.

Иган сделал большой глоток эля. Он всегда говорил Камерону правду в глаза и сейчас не собирался менять свои привычки.

— Будь с ней поосторожнее, приятель, — предупредил он. — Мы, мужчины, сражаемся мечом и кинжалом, а женщины… у них имеются свои способы обвести мужчину вокруг пальчика, да так, что он и не заподозрит этого!

Камерон упрямо выпятил нижнюю челюсть.

— О чем ты? Что ты заметил? Она планирует побег? — резко спросил он.

Иган долго молчал.

— Нет, — сказал он наконец. — Она почти не разговаривает со мной.

— А с кем она разговаривает? Иган покачал головой:

— Ни с кем, кроме меня. И с ней никто не разговаривает. — Он помедлил. — Она ничего не скрывает. По правде говоря, никто не говорит о том, что она планирует побег. Финн тоже ничего такого не заметил.

— В таком случае от чего ты меня предостерегаешь?

— Она Монро, Камерон. Мне кажется, что ты забываешь об этом.

— Ошибаешься, Иган. Об этом я никогда не забываю.

— Ты видишь в ней женщину, — согласился Иган, — привлекательную женщину.

Камерон усмехнулся.

— Может быть, потому, что она и есть привлекательная женщина? Будь справедлив, приятель, признай то, о чем наверняка уже сказали тебе твои глаза. Она очень красивая девушка.

— Да, — проворчал Иган, — она красивая девушка. Но меня она не возбуждает, Камерон. Ты ее хочешь, не так ли?

Камерон сердито взглянул на приятеля.

— Я видел, как ты на нее смотрел, Камерон. Ты уже затащил ее к себе в постель?

— А это, дружище, не твое дело. — В глазах Камерона сверкнул предостерегающий огонек. — И не смей называть ее потаскушкой!

Иган одарил приятеля не менее сердитым взглядом.

— Я не говорил ничего подобного. — И ты это знаешь, Камерон! — Иган сбавил тон, решив не обострять ситуацию. Камерон был не из тех, кто заводится с пол-оборота но, если его вывести из себя, он становился опасен. — Но у тебя вид неудовлетворенного мужчины. Поэтому, как твой друг, я должен все-таки спросить еще раз… Ты уже спал с ней?

Камерон ответил не сразу.

— Нет, — сказал наконец он. — Она меня презирает, словно я какое-нибудь мерзкое чудовище.

— Это я могу допустить, но я не такой дурак, чтобы поверить, будто ты еще не тронул ее. Она спит в твоей комнате, в твоей постели!

— Это самый лучший способ держать ее под наблюдением, — спокойно пояснил Камерон.

— Поставь стражников перед дверью в ее комнату! — посоветовал обиженный Иган.

— Стражники нужны нам в других местах, — обрезал его Камерон. — А она останется там, где находится.

Игана его тон отнюдь не испугал.

— Она, несомненно, девственница, дружище, чистая и непорочная!

— Я был бы очень удивлен, если бы было по-другому. Она попала в монастырь прямиком из замка Монро. Судя по всему, у нее не было ухажеров. Да, она, несомненно, девственница, или я не Камерон из рода Маккеев.

— Не забудь, что она должна была принять постриг.

— Я не забываю.

— И с такой женщиной ты ляжешь в постель? С женщиной, которая ничего не знает о мужчинах?

— Большую часть своей жизни она прожила среди мужчин, Иган. В монастыре она провела только два последних года.

— Тем не менее так не годится, — упрямо заявил Иган. — Твоими действиями управляет похоть, а не любовь!

Теперь пришла очередь Камерона удивленно поднять брови.

— Что я слышу? Ты, кажется, защищаешь ее? А разве не ты помог мне выкрасть ее из монастыря? Ну и ну! Кто, как не ты, совсем недавно говорил, что, будь твоя воля, ..ты давно бы убил ее?

— Это было до того, как я узнал, что ты намерен сделать.

Камерон усмехнулся.

— Но ведь даже я не знал, что намерен сделать. Иган погладил шрам на щеке.

— Мойре это не понравится, — неожиданно заявил он. «Черт бы побрал эту Мойру», — сердито подумал Камерон.

— Жениться на ней была не моя идея. И я никогда не обещал этого. А что касается Мередит, то тебе нечего беспокоиться, Иган. Речь идет о мести — вот и все. Да, я хочу ее, и, да, я ее получу. Но я никогда не предам ни тебя, ни свой клан.

Кажется, его слова убедили Игана, и разговор перешел на другие темы. Однако Камерон не мог отделаться от мыслей о Мередит.

Ее страдальческий, обиженный взгляд вызвал у него угрызений совести… Но он не собирался отказываться от того, что задумал. На словах она с презрением отвергала его, но ее губы ему не лгали. Они расцвели под его губами, как ароматный бутон под лучами полуденного солнца.

Сегодня утром, заплетая косу, она перебросила ее через плечо, открыв шею — такую хрупкую, такую беззащитную. Его жезл, прикрытый лишь складками килта, тут же напрягся и затвердел. Он едва сдержал желание прижаться губами к ее шее и сжать ее в своих объятиях.

Все последние дни он наблюдал за ней и частенько думал о том, что ни одна женщина не возбуждала его так, как Мередит. Конечно, она хлестала его своими колючими репликами, но Камерон не забыл, какую истерику она закатила, когда он потребовал родить ему сына.

Он помнил, как она съеживалась всякий раз, когда он прикасался к ней. И все же она, очевидно, доверяла ему, потому что с некоторых пор старалась держаться поближе к нему, когда к ним приближался кто-нибудь из его людей.

Наконец он понял.

Она чувствовала себя неуютно в присутствии мужчин.

Он постоянно размышлял над этим вопросом. Сначала ему пришло в голову, что все дело в смертельной вражде между кланами. Какая женщина не испугается своих врагов? Потом он подумал, что, возможно, всему виной ее безмятежная жизнь — ей повезло, она не знала ни мирских тревог, ни забот. Но, как он уже сказал Игану, она провела в монастыре только два последних года. Она была вполне взрослым человеком, когда уехала из замка Монро в Конниридж.

Интуиция подсказывала ему, что здесь все не так просто. Хорошо бы узнать, в чем все-таки дело. Но он понимал, что она ему об этом не расскажет. Не доверится она ему, как и любому другому представителю рода Мак-кеев.

Однако она искала у него защиты, прижималась к нему, хотя, наверное, сама этого не замечала. Ему было приятно, очень приятно. И он решил, что должен действовать по-другому. Шотландские горцы наносили врагу удар, когда он меньше всего этого ожидал, и он поступит так же — он должен застать ее врасплох. Но не кавалерийским наскоком, а постепенно, исподволь. Он будет ее обхаживать. Он ее приручит. Он ее очарует и нежно приберет к рукам. Камерон был настроен очень решительно. Только бы у него хватило терпения!

У Мередит была своя точка зрения на данную проблему. Камерону она пока еще не очень доверяла. Да и как ей было доверять ему, если он вдруг без всякой причины переставал с ней разговаривать и не смотрел в ее сторону? Иногда она ловила на себе его изучающий взгляд, но он сразу отворачивался с равнодушным видом.

Она бы тоже хотела продемонстрировать ему свое равнодушие, но, увы, ее неудержимо влекло к нему. В нем чувствовалось ярко выраженное мужское начало, перед которым не могла устоять ни одна женщина — а уж она тем более! Она млела от его прикосновений и поцелуев, а его внезапная холодность лишала ее сна и аппетита. От его поцелуев она горела как в огне, у нее кружилась голова и бешено билось сердце. Как будто этого было мало, его поцелуи к тому же вызывали томление в самых недозволенных местах. Даже ее соски как-то странно набухали и напрягались. Вчера вечером он потянулся за хлебом и коснулся ее груди. Ее словно удар молнии поразил. Интересно, что было бы, если бы он прикоснулся к голой коже?

Он часто прикасался к ней. Умышленно. Она понимала, зачем он это делает. Он хотел, чтобы она постепенно привыкла к нему. Мередит, стараясь уберечься от его нескромных взглядов, купалась и переодевалась, когда он отсутствовал, и, слава Богу, он ни разу не оскорбил ее скромность. А вот у него подобных комплексов не было! Он расхаживал по комнате голым. Он спал голым! Мередит всегда отворачивалась, хотя однажды он застиг ее на месте преступления: она пристально разглядывала его, и уже не в первый раз! Тогда этот мерзавец рассмеялся! И с тех пор, стоило ей встретиться с ним взглядом, в его глазах зажигался огонек, который он даже не пытался скрыть. Она не сразу догадалась, что означал этот огонек, но теперь поняла.

Это был огонь желания. Неприкрытого, горячего желания.

С тех пор стало еще хуже. Она не могла посмотреть на него чтобы не вспомнить о том, чего он хочет… что он сделает и что получит от нее.

Он был прав. Это неизбежно. Она будет принадлежать ему. Это всего лишь вопрос времени.

Напряжение становилось невыносимым. Временами она почти желала, чтобы он овладел ею — и дело с концом! Ее даже удивляло, что он до сих пор не сделал этого.

По ночам она лежала рядом со спящим Камероном, а дни проводила в одиночестве. Обычно ей было несвойственно жалеть себя, но такой забытой и заброшенной она еще никогда себя не чувствовала. Она могла бродить внутри крепости где угодно, но Иган или Финн всегда маячили поблизости. Хотя она не испытывала к ним ненависти, ей было неприятно, что за ней следят, как будто она какая-нибудь преступница, совершившая что-то ужасное. Это очень ее обижало, ведь она понимала, что наблюдение за ней установлено по его указанию.

Она любила сидеть на маленькой каменной скамье возле часовни. Здесь, в укромном уголке крепостного двора, вдали от шума и суеты, было тихо и спокойно, цвели цветы, щебетали птички, и она могла забыть хотя бы на время, что она пленница.

Однажды теплым летним утром, почти две недели спустя после своего прибытия в Данторп, она сидела там после молитвы и думала об отце.

Звонкий женский смех привлек ее внимание. Она подняла голову. Смеялась Мойра. Она была с Камероном. Ее маленькие пальчики уютно устроились на сгибе его локтя, влажные вишневые губы улыбались. Глядя на нее сверху вниз, Камерон что-то сказал и тоже рассмеялся.

Острая, как удар кинжала, боль пронзила грудь Мередит. Ей показалось, что это болит рана, но боль была в ее сердце.

Что с ней происходит? Не может быть, чтобы она ревновала! Не может быть, чтобы ее влекло к нему…

Уголком глаза она уловила какое-то движение неподалеку и, взглянув в ту сторону, увидела хорошенькую маленькую девочку, уставившуюся на нее огромными карими глазами. Девочке было около четырех лет.

Ребенок молча смотрел на нее, прижав к губам пальчик.

— Привет, — сказала Мередит. — Меня зовут Мередит, а тебя?

Девочка задумалась, выпятив розовые губки.

— Эйлин, — прошептала она наконец.

— Эйлин, — повторила Мередит. — Какое красивое имя. Не хочешь посидеть рядом со мной, Эйлин? — спросила она, похлопав рукой по скамье.

Помедлив мгновение, девочка вскарабкалась на скамью и уселась рядом с ней, разглядывая Мередит широко раскрытыми глазами. Ее внимание сразу привлекли волосы Мередит.

— У тебя такие яркие волосы, — сказала Эйлин.

— Да, малышка, яркие.

— Почему они рыжие?

— Наверное, потому что у моего отца тоже рыжие волосы.

Эйлин обвила прядь ее волос вокруг пальчика.

— Они такие мягкие, — задумчиво сказала она, — и такие длинные. Вот бы у меня были такие длинные волосы.

Мередит положила руку на копну черных кудряшек.

— Твои волосы тоже вырастут, — сказала она, — только надо немного подождать.

— Я так не думаю, — решительно заявила Эйлин. — Мама говорит, что когда я родилась, то была лысая, как мой папа.

Мередит очень хотелось обнять ребенка, но она побоялась испугать девочку.

— Хочешь, скажу тебе кое-что по секрету? Когда я родилась, то тоже была лысой. Моя мама рассказывала мне об этом.

— А где твоя мама?

— Она умерла, когда я была еще маленькой. — Она подумала о Камероне и его братьях. Уже приехав в Дан-торп, она узнала, что они всего три года назад потеряли мать. Томас был еще моложе, чем она, когда это случилось.

— А твой папа? Он тоже умер?

Нет, подумала Мередит, но все равно что умер… как и она для него.

— Нет, малышка. Но он очень далеко отсюда.

На них упала чья-то тень. Мередит и Эйлин одновременно подняли головы. У Мередит учащенно забилось сердце. Над ними возвышался Камерон. У нее возникло инстинктивное желание защитить девочку. Но ребенок, видимо, совсем не испугался большого сильного мужчины. Не успела Мередит опомниться, как Эйлин спрыгнула со скамьи и протянула к нему руки.

— Камерон!

Он высоко поднял ее и звонко чмокнул в щечку. Эйлин даже взвизгнула от удовольствия. Потом этот наглец опустился рядом с Мередит на скамью, посадив Эйлин на колени.

Девочка повернулась к Мередит.

— Ты знаешь Лита?

— Нет, Эйлин, не знаю.

— Лит мой брат. Утром он гулял у пруда и поймал жабу. И знаешь, что он сделал?

Она покачала головой.

— Он ее поцеловал. Мередит удивленно заморгала.

— Жабу?

— Да! Лит поцеловал жабу! Губы Мередит дрогнули в улыбке.

— Понятно, — печально сказала она. — Я вот тоже поцеловала жабу. Надо сказать, это было очень противно. — Она искоса взглянула на Камерона.

У Эйлин округлились глаза.

— Она тебя не укусила?

Едва не рассмеявшись, Мередит покачала головой, стараясь не замечать, что Камерон пристально смотрит на ее губы. По его лицу медленно расплылась улыбка, в глазах светились озорные огоньки.

— Леди надо быть осторожнее, — сказал он, — а вдруг в следующий раз жаба ее укусит?

Мередит не могла позволить, чтобы последнее слово осталось за ним.

— В таком случае и жабе следует поостеречься, — насмешливо заявила она, — я ведь тоже умею кусаться!

К ее удивлению, он, закинув голову, весело расхохотался, обнажив крепкие белые зубы, и стал совсем не похож на сурового воина, взявшего ее в плен.

Он поднялся со скамьи и осторожно поставил Эйлин на ноги.

— Желаю вам приятного дня, милые дамы, — сказал он и ушел.

Эйлин повернулась к Мередит.

— Ты думаешь, я ему нравлюсь? У Мередит дрогнули губы.

— Думаю, ты ему очень нравишься. Девочка радостно улыбнулась.

— Когда-нибудь, когда я буду постарше, я на нем женюсь, — заявила она.

«К тому времени он наверняка будет женат на Мойре — подумала Мередит, но промолчала, чтобы не разбивать мечты малышки.

На следующий день Мередит, помолившись, снова сидела на скамье. Вскоре появилась Эйлин. Она привела с собой брата, который был примерно на год старше ее. Через день с ней пришли еще несколько ребятишек. Мередит было приятно их присутствие. Кажется, здесь только дети не были к ней враждебно настроены. Она рассказывала им истории из Священного Писания, которые слышала в детстве, сидя на коленях у отца: об Адаме и Еве, о Каине и Авеле, о Великом потопе и Ноевом ковчеге.

Однажды, когда вокруг нее начали собираться дети, она заметила нескольких женщин, стоявших возле часовни. Среди них была Гленда. Одна из женщин, уперев руки в бока, неодобрительно смотрела в их сторону. Мередит сделала вид, что не замечает ее, но женщина говорила очень громко, и не услышать ее было невозможно.

— Если никто не желает положить этому конец, то это сделаю я! Вы слышали, о чем она вчера рассказывала детям? О Змее в Эдеме! Ей ли не знать об Этом, ведь она сама и есть змея!

Почти все женщины громко рассмеялись. А Гленда строго сказала:

— Оставь ее в покое, Меган. Она учит детишек слову Божию. Отец Уильям бывает здесь редко, и у него не хватает времени, чтобы заниматься с детьми. Что плохого в том, что она занимается с ними?

— Да кто она такая, чтобы учить слову Божию? — презрительно фыркнув, воскликнула Меган. — Ты, видно, забыла, что она дочь Рыжего Ангуса?

— А ты, видно, забыла, что если бы ее не привезли сюда, то она сейчас была бы уже монахиней? — сказала в ответ Гленда. — Кому, как не монахине, учить их?

Мередит была очень удивлена. Почему Гленда ее защищает? Она почти каждый день сидела вместе с ней за столом. Как ни больно было это сознавать, Мередит понимала, что ее присутствие всего лишь терпят. Она чувствовала, что, не будь она Монро, они могли бы стать друзьями. Но Гленда не удостаивала ее ни приветствием, ни даже кивком и всегда смотрела в сторону… Всегда.

Меган больше не возражала. И к большому облегчению Мередит, на следующий день дети, как обычно, собрались вокруг нее. По правде говоря, ежедневное общение с ребятишками скрашивало ее одинокое существование.

Она решила поблагодарить Гленду.

Удобный случай представился скорее, чем она ожидала.

Однажды, обогнув угол пекарни, она с кем-то столкнулась. Это бьша Гленда. Они испуганно посмотрели друг на друга. Мередит поспешила заговорить, пока Гленда не убежала.

— Гленда, я должна поблагодарить тебя за то, что ты на днях сказала Меган… Для меня это очень важно, ведь, по правде говоря, общение с детьми доставляет мне огромную радость.

— Не меня надо благодарить, — холодно сказала Гленна. — Я всего лишь говорила правду. — Подхватив юбки, она хотела обойти Мередит, но та ее остановила:

— Подожди, Гленда! Я знаю, как ты ко мне относишься… ведь я Монро… но, поверь, я очень сожалею о том, что произошло с Нейлом! Прошу тебя, давай поговорим!

Гленда долго молчала. А когда заговорила, взгляд у нее был такой же страдальческий, как у Мередит.

— Ты не можешь перестать быть Монро, — тихо сказала она. — Как и я не могу стать другой. Никто из нас не может изменить того, что произошло. О чем же еще можно говорить?

О многом! — хотелось крикнуть Мередит. Однако Гленда не стала бы ее слушать. И никто не станет. Возможно, Гленда права: она навсегда останется вдовой Ней-ла, а Мередит всегда будет изгоем, дочерью Рыжего Ангуса. Ей было безумно тяжело, будущее не сулило ничего хорошего, и ей очень хотелось плакать. Опустив голову, она шла через крепостной двор, и вдруг перед ней неожиданно появилась маленькая девочка, судя по всему, только что научившаяся ходить. Ножки еще плохо слушались ее, и она, шлепнувшись на землю, громко заплакала. Мередит оглянулась вокруг, но матери нигде не было видно, и никто не спешил девочке на помощь.

Она подошла к малышке, взяла ее на руки, прижав к груди, и ощутила тепло маленького тельца. Она принялась ее успокаивать, бормоча всякие ласковые слова. Малышка перестала плакать и посмотрела на нее огромными синими глазами. У Мередит перехватило дыхание. Интересно, что бы она испытала, прижав к сердцу собственного малыша?

Что-то больно ударило ей в спину.

— Не трогай ее! — раздался мальчишеский голос. Мередит оглянулась, инстинктивно прижав к себе девочку, и увидела двух мальчиков лет десяти — двенадцати. Малышка у нее на руках снова принялась хныкать.

— Поставь ее на землю, слышишь? — крикнул один из них и снова бросил в нее камень, попав в плечо. Следующий камень просвистел мимо виска. Вдруг появилась какая-то женщина, которая, кажется, работала в прачечной.

— Отдай моего ребенка! — закричала она и, выхватив у нее из рук орущую девочку, быстро скрылась. Мередит потрясла ненависть, исказившая ее лицо.

Неожиданно откуда ни возьмись появился Камерон. Таким грозным она его еще не видела. Он схватил мальчишек за шиворот.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул он.

— Мы всего лишь хотели научить ее уму-разуму, — заявил один из них.

— Мы не хотели причинить зла! — заскулил другой, растерявший свой боевой задор, когда оказался в руках вождя клана.

— Значит, вы не хотели причинить зла? — переспросил Камерон, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего. — Я видел кое-что другое! Вы могли и в ребенка попасть камнем, так что не говорите, будто не хотели причинить зла!

— Но ведь она Монро! — завопил первый.

На дворе вдруг стало очень тихо. Все замерли, наблюдая сцену, разворачивающуюся перед их глазами.

— То, что я сейчас скажу, касается не только вас, приятели, но и всех присутствующих. Монро — злейшие враги клана Маккеев, но мы не сражаемся с женщинами и детьми, с теми, кто не может себя защитить! Если вы со мной не согласны, можете убираться отсюда!

Люди один за другим вернулись к прерванной работе. Кузнец снова застучал молотом. Где-то послышался пронзительный визг поросенка. Бакалейщик вытер руки о тряпку и занялся своим делом. Одарив мальчишек сердитым взглядом, Камерон отпустил их. Ребята тут же бросились наутек.

Потом он повернулся и взглянул на нее.

— Подойди, — сказал он.

Это была не просьба, а требование, с горечью отметила Мередит. Это чувствовалось по тому, как он упрямо выпятил челюсть, как стоял, слегка расставив ноги, как окаменели черты его красивого лица. Несомненно, он сейчас обвинит ее в том, что это она учинила весь этот скандал!

И тут Мередит не выдержала и расплакалась. Слишком много всего на нее обрушилось: Гленда ее отвергла, мать ребенка на нее накричала, мальчишки забрасывали ее камнями… Она оттолкнула его протянутую руку и побежала к главной башне.

Ругаясь себе под нос, Камерон бросился за ней. Чья-то рука легла на его плечо. Он остановился и увидел Игана.

— Она ни в чем не виновата. Малышка упала, и она ее подняла. А мальчишки…

— Я знаю, — резко оборвал его Камерон. — Я все видел.

Он зашагал следом за ней в башню. Снизу было слышно эхо ее шагов, когда она взбегала по лестнице.

Дверь в его комнату была закрыта. Камерон распахнул ее и остановился на пороге. Мередит стояла на коленях перед камином и раскачивалась взад-вперед. Ее плечи сотрясались от рыданий.

Она услышала его шаги и повернулась, торопливо вытирая слезы.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое? Так и будешь всегда меня мучить?

Ее нежные губы дрожали. Она всхлипывала, слезы текли по щекам, и ему стало очень жалко ее. Он выкрал ее из монастыря, он угрожал ей — и она все это время держалась храбро, но теперь, видимо, то, что произошло, ее сломило. Камерон не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось защитить ее от всех, хотя она, как никто другой, не раз испытывала его терпение.

Ноги сами понесли его к ней, и он остановился рядом.

— Иди сюда, — тихо сказал он. Но на этот раз в его тоне сквозила нежность.

— Нет! — в отчаянии крикнула она. Она вскочила на ноги и оказалась в его объятиях. И, как всегда, почувствовала себя в ловушке. Она сжала кулаки и замолотила ими по его груди.

— Я ненавижу этот дом! — выкрикнула она. — Я не хочу находиться здесь! А больше всего я ненавижу тебя!

Слова. Это всего лишь слова, сказанные в запальчивости. Камерон заставил себя не обижаться и обнял ее, плотно прижав ее руки к бокам, чтобы усмирить мятеж, и некоторое время держал ее так, пока она не обмякла в его объятиях. Он отнес ее на кровать и прилег рядом.

Она уткнулась лицом ему в грудь и снова разрыдалась.

— Они меня ненавидят. Они обвиняют меня своими взглядами, шепчутся за моей спиной.

Он ощутил на своей коже горячую влагу ее слез. Видеть ее в таком состоянии было для него все равно что получить удар кинжалом в живот. Камерон презирал себя не меньше, чем она презирала его.

— Нет, ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь! Я ничего плохого не сделала ни этому милому ребенку, ни мальчикам!

— Я знаю, Мередит, я видел.

То, что он стал свидетелем ее унижения, лишь ухудшило ситуацию. Она зарыдала еще сильнее. Он погладил ее по спине.

— Ну, полно, Мередит. Успокойся. — Его голос ласкал ее, как нежный шелк.

Но успокоиться было не так-то просто. Слишком много боли накопилось в ней. Она оплакивала себя, своего отца, свое будущее, от которого не знала, чего ожидать.

И все это время он не разжимал объятий. Он убрал непослушные пряди волос со щеки и поцелуями осушил слезы. Казалось бы, невозможно найти успокоение в объятиях человека, который и был причиной всех ее мучений, однако она успокоилась. Постепенно ее рыдания утихли, дрожь прекратилась, и в его теплых сильных руках она почувствовала себя защищенной. Он положил ее голову себе на плечо, и она, прерывисто вздохнув, закрыла глаза.

Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, увидела, что комната освещена неярким желтоватым светом свечей. В комнате аппетитно пахло жареным мясом. Она села на постели.

И тут же появился Камерон. Он внимательно вгляделся в ее лицо. Мередит вспыхнула от смущения под его пристальным взглядом. Наверное, глаза у нее опухли и покраснели, и вообще она выглядит как пугало. Однако он, казалось, ничего этого не заметил, потому что сказал спокойно:

— Ты проголодалась?

— Немножко, — призналась она. Забросив на спину тяжелые волосы, она встала с постели и подошла к столу.

Послушно отведав хаггиса2, хлеба и сыра, которые он ей предложил, она отказалась от сладкого пшеничного пудинга с корицей, но согласилась выпить вина, когда он наполнил ее кубок. Сделав большой глоток, она украдкой взглянула на него. Он смотрел на танцующие в камине язычки пламени. Мерцающий огонь высветил его прямой нос, чувственный изгиб губ, которые могли сложиться в обворожительную мальчишескую улыбку или вытянуться в суровую тонкую линию, когда он был недоволен. Ее охватил какой-то странный трепет. Силы небесные, а ведь он самый красивый мужчина из всех, кого она видела.

— Когда ты на ней женишься? — неожиданно спросила она. Вино оказалось крепкое, поэтому она и расхрабрилась, иначе никогда не осмелилась бы спросить такое.

— Извини, я не расслышал? — очень удивился он. Мередит набрала в легкие побольше воздуха.

— Я говорю о Мойре, — пояснила она. — Когда ты на ней женишься?

Он пристально посмотрел на нее.

— Кто тебе сказал, что я на ней женюсь?

У нее зарделись щеки. Не станет она выдавать Игана.

— Просто я слышала разговор и подумала, что ты, возможно, женишься, когда я тебе надоем.

Он удивленно приподнял бровь.

— Вот оно что. Но как ты можешь мне надоесть, если я тебя даже не попробовал?

Мередит покраснела, слишком поздно поняв, что проговорилась и выдала себя с головой.

— Я просто подумала… — промямлила она, судорожно глотнув воздух.

— Я знаю, что ты подумала, дорогуша. Но позволь мне внести ясность в этот вопрос. Я не женюсь на ней, я пока не готов жениться. Откровенно говоря, я не имею намерения жениться сейчас ни на Мойре, ни на ком-либо другом. Я удовлетворил твое любопытство?

Она кивнула. Огонек в его глазах предостерег ее от дальнейших расспросов.

— Вот и хорошо. А теперь, когда я ответил на твой вопрос, ты должна ответить на мой. Я понимаю, что ты боишься меня, но хотел бы знать… только ли меня ты боишься?

Разговор принял неожиданное для нее направление. «Проклятие! — подумала она. — Почему он не может оставить меня в покое?»

— Нет, — пробормотала она.

— Значит, это касается всех мужчин?

— Да. Любого мужчины. Каждого мужчины, — произнесла она и испугалась, что сказала лишнее. Она опустила ресницы, чтобы скрыть свои мысли, но Камерон успел заметить ее смятение. Он взял у нее из рук кубок и поставил на стол.

— Тебе, пожалуй, хватит, дорогуша. — Он подошел к ней и поднял со стула.

— Разве ты не поняла еще, что меня незачем бояться? — прошептал он.

Она затаила дыхание. То, что она хотела ответить, так и осталось невысказанным, потому что его губы прикоснулись к ее губам. Она издала тихий стон. И он обнял ее еще крепче. Вдруг она почувствовала, как он поднимает ее на руки. Он отнес ее на кровать и вытянулся рядом с ней, не отрываясь от ее губ.

Она не остановила его. Его теплые пальцы медленно скользнули по ее шее, потом проследовали вдоль ворота платья. Мередит показалось, что у нее остановилось сердце. На какое-то мгновение он замер, потом, глядя на нее сверху вниз, дерзко запустил руки за вырез лифа и, стянув его вниз, обнажил ее до пояса.

Она тихо охнула, хотела было прикрыться руками, но он не дал ей этого сделать. Его язык прикоснулся к ее языку, втянув ее в поединок, из которого оба вышли победителями. Его коварные пальцы замерли в опасной близости от ее груди, а соски неизвестно почему напряглись и затвердели.

. Он провел большим пальцем по самой вершине соска, вызвав во всем ее теле тысячи новых мучительно-сладких ощущений. Она вскрикнула. Ее тело выгнулось навстречу этой неведомой до сих пор ласке, она поняла, что это именно то, что ей нужно, чего она так долго ждала… Теперь, когда она узнала, что это такое, ей хотелось продлить наслаждение. Наверное, это грешные мысли. И его поцелуй — грех. И его руки. Это был грех, но грех безумно приятный. Даже дух захватывало.

Ее подхватил вихрь самых противоречивых чувств. После той ужасной ночи много лет назад даже мысль о близости с мужчиной вызывала у нее страх и отвращение. Однако Камерон был совсем Другой. Он вызывал у нее такие ощущения, которые, как она полагала, у нее не сможет вызвать ни один мужчина. Ей вспомнилось, как он нежно обращался с этой малышкой Эйлин. И он совсем не был таким мрачным, каким показался ей вначале. Недобрым он тоже не был.

Однако мысль о том, что она будет голая перед ним… что он будет смотреть на нее и прикасаться к ней… Она была в растерянности и не знала, что делать.

— Камерон… — произнесла она низким глухим голосом. — Камерон, прошу тебя…

Он медленно поднял голову. На виске его билась жилка. Он видел ее растерянность, чувствовал, как она дрожит. Похоже, она совсем ничего не знала о близости… вернее, знала лишь страх перед ней.

Как он сразу об этом не догадался?

У него кипела кровь. В висках стучало, его мужской орган нетерпеливо пульсировал. Наконец-то он прикасается к ее атласной коже. Наконец-то ощущает трепет ее влажных мягких губ. Но ему мало этого! Скрипнув зубами, он попытался заставить себя не обращать внимания на мучительную тяжесть в паху.

Он хотел ее больше всего на свете! Незнакомое странное чувство охватило его. Он понимал, что не может сейчас овладеть ею, потому что она была так трогательно уязвима.

Приложив к ее губам палец, он не дал ей договорить. — Нет, Мередит, не говори ничего. Я не овладею тобой, — прошептал он. — Не сейчас. Не этой ночью. Но скоро, девочка, очень скоро ты будешь моей.

Стащив с нее платье, он жадно обводил горящим взглядом ее тело, подолгу задерживаясь на твердых молодых грудях и огненно-рыжем треугольничке волос между бедер.

Потом, крепко прижав ее к себе, он поцеловал ее с таким пылом, что у нее закружилась голова и перехватило дыхание.

Погасив свечи, он в полной темноте лег рядом, прикасаясь к ней.

Когда она наконец заснула, ее губы горели от его жарких поцелуев.

Загрузка...