Глава 9

В большом зале пели и веселились. Показывали свое искусство циркачи, бродячие певцы воспевали возвращение хозяина. Но Камерон давно уже покинул свое место за хозяйским столом, находившимся на возвышении. Там было слишком пусто. И одиноко. Он перешел за другой стол, стоявший прямо под балконом. Хотя он улыбался и отвечал на приветствия тех, кто проходил мимо или останавливался, чтобы поговорить с ним, мысли его были далеко, и он не мог заставить себя принять участие в общем веселье.

— Хорошо быть дома, а? — с улыбкой заметил Иган, ставя на стол две высокие кружки эля и подвигая одну из них своему вождю.

Камерон взглянул на друга, расположившегося напротив него, и суровые складки на его лице разгладились.

— Да, — тихо произнес он, потому что всем сердцем любил холодное и туманное Северо-Шотландское нагорье. — Хорошо быть дома. — Он помедлил. — Но здесь стало не так, как прежде. Как будто… — он окинул взглядом зал, в котором его соплеменники веселились от души, — как будто чего-то не хватает.

Иган, сразу протрезвев, тихо повторил:

— Чего-то не хватает.

Они замолчали, вспомнив счастливые времени, когда в этом зале слышались голоса и смех братьев Маккей, когда рассказывали всякие занятные истории, хвастались мужской силой, добродушно подшучивали друг над другом.

Молчание нарушил Иган.

— Я заметил, что ты нашел способ приручить эту девчонку, — сказал он и прикоснулся кончиками пальцев к виску. — И я тебя не осуждаю. Девчонка только на вид такая робкая, а в жилах у нее течет кровь Монро…

— Я не бил ее, — решительно возразил Камерон. — Бить женщину недостойно мужчины. — Он не собирался утаивать правду от Игана, но и рассказывать, как Мередит приставила ему кинжал к горлу, он тоже не хотел, потому что разве мог он признаться, что утратил бдительность?

— Кто же тогда это сделал?

— На нас напали. — Он мрачно поведал другу, как их застали врасплох двое бродяг — Монти и Дэвис. — Она приняла на себя удар кинжала, предназначенный мне.

У Игана отвисла челюсть. Он медленно поставил кружку на стол, так и не донеся ее до рта.

— Ты, наверное, шутишь? Зачем бы ей совершать такую глупость? Зачем Монро рисковать своей жизнью ради Маккея? Такого не может быть…

— И все же было, Иган. Мои глаза меня не обманывают.

— Может, она хотела умереть? Наверное, в этом она видела выход. Да, должно быть, так оно и было.

Камерон не был в этом уверен. Однако эта мысль тревожила его, хотя и не должна бы, и вызывала у него раздражение. Неужели она даже умереть была готова, лишь бы освободиться от него? Нет, не может быть!

Все было именно так, как он сказал. Она приняла на себя удар, предназначенный ему. И это его не переставало удивлять. Если бы этот удар принял на себя Иган, то это было бы понятно. Иган был его самым близким другом. Камерон и сам сделал бы то же самое ради спасения Игана.

Но у Мередит не было причин для такого поступка. Тем более после того, что он проделал с ней…

Он почувствовал, что обязан защитить ее.

— Она бы ни за что не лишила себя жизни. Помнишь ту ночь в монастыре? «Это смертный грех», — сказала она.

— Но ведь здесь она не сама наложила бы на себя руки, — возразил Иган. — Она приняла бы смерть от руки другого человека.

— Не забудь, что она всего лишь женщина и в скором времени должна была принять постриг. Помысел такой же грех, как и поступок. Нет, она приняла удар кинжалом, чтобы спасти мне жизнь. — Камерон с подчеркнутой небрежностью пожал плечами. — Хотя на самом деле она преувеличивала угрожавшую мне опасность. — Он старался убедить в этом себя, чтобы не страдала так сильно его мужская гордость. А если говорить правду, не будь ее, он, возможно, не сидел бы сейчас здесь.

Он обязан Мередит жизнью и теперь в неоплатном долгу перед ней. И все же, несмотря на мучившее его чувство вины, он не мог расстаться — и не расстанется! — с задуманным планом.

Иган задумчиво потер пальцами колючую щетину на подбородке.

— Что ты теперь с ней сделаешь?

— Ты бы, наверное, убил ее, правда? — ответил Камерон вопросом на вопрос.

— Ясное дело, — не задумываясь ответил Иган. — Она Монро. Для всех будет лучше, если одним Монро станет меньше. Но ты, судя по всему, не намерен ее убивать, и я уважаю твое решение.

Камерон кивнул, но мысли его были далеко. Он вспомнил, как разозлился нынче утром. Она осмелилась предложить ему отпустить ее! Она осмелилась предложить ему забыть о том, что произошло с его отцом и братьями! Он просто обезумел от ярости. Вообще-то он редко терял самообладание, но эта девчонка сумела вывести его из себя! Он знал, что гнев плохой советчик. Отец учил этому и его, и всех своих сыновей. Следует спокойно подумать, предусмотреть возможные последствия… Не стоило ему так распускаться при ней. Кровавые подробности побоища не предназначены для нежных женских ушек…

Даже для ушек этой женщины.

Гнев его поостыл. Но не остыло желание. Нет, желание не остыло…

— Ты сделаешь ее рабыней? — снова подал голос Иган. Камерон покачал головой.

— Я еще не решил, — сказал он. — А пока я хочу, чтобы с нее не спускали глаз ни днем, ни ночью. Вы с Финном должны позаботиться об этом. Нельзя допустить, чтобы она убежала. Если она вернется к отцу, все наши усилия окажутся напрасными. Рыжий Ангус сейчас уверен, что она мертва. И я хочу, чтобы он продолжал верить в это.

Несмотря на неприязнь Игана к Мередит, его преданность Камерону не вызывала сомнений. Камерон был уверен, что его приказание будет выполнено. Он доверял Игану безоговорочно, как доверял собственным братьям.

Они поговорили еще немного, потом Иган и остальные ушли, а Камерон остался.

— Я принесла тебе еще эля.

Камерон взглянул на хорошенькую темноволосую женщину, усевшуюся на место, которое только что освободил Иган. Это была Мойра, старшая дочь Морленда, управляющего его отца… нет, его управляющего.

— Спасибо, Мойра. — Он высоко поднял кружку, приветствуя ее, и отхлебнул эля.

— Хорошо, что ты вернулся, Камерон.

— Я рад, что вернулся, — сказал он. «Рад, что вернулся целым и невредимым», — подумал он, вспомнив о своей размахивающей кинжалом пленнице.

— Надеюсь, поездка была удачной. — Большие карие глаза дерзко смотрели прямо ему в лицо.

— Поездка была удачной, — сказал он, и довольная улыбка тронула его губы. Мередит Заперта в башне, как он того хотел. И едва ли ей удастся скоро выбраться оттуда.

Вишневые губки лукаво дрогнули.

— Ты вынесешь приговор этой девчонке Монро завтра, Камерон?

«Мередит, — мысленно уточнил он. — Ее зовут Мередит!» А вслух он сказал:

— Я не собираюсь выносить ей приговор. Она не совершила никакого преступления.

Мойра удивленно распахнула глаза.

— Разве ты ее не казнишь?

— Казнить? — возмутился Камерон. — Неужели все ждут от меня этого?

— Нет, — поспешила заверить его Мойра. — Не все. Только…

— Только ты? — Он поднял густые брови, даже не пытаясь скрыть своего удивления.

У Мойры хватило ума притвориться сконфуженной.

— В таком случае что ты с ней сделаешь? Камерон рассердился. Сначала Иган, а теперь Мойра.

Этот вопрос должен решать он — и только он. Почему всех так волнуют его планы относительно Мередит?

— Я буду держать ее в заточении столько, сколько пожелаю.

Мойра не обратила ни малейшего внимания на внезапную холодность его тона.

— Говорят, она очень похожа на своего отца, Рыжего Ангуса?

— Да, — подтвердил он без улыбки.

— Не могу понять, почему она ушла в монастырь! — Мойра скорчила гримасу. — Может быть, никто не хотел на ней жениться? Да, должно быть, это так… Но обречь себя на такую нудную жизнь! Работа, молитвы. Снова работа и снова молитвы! Говорят, они едят там один раз в сутки. Неудивительно, что она такая бледная и тощая.

Камерон окинул взглядом пышущую здоровьем фигурку полногрудой Мойры. «Судя по всему, — бесстрастно подумал он, — она не ограничивала себя в еде».

Мойра, весьма довольная собой, потянулась через стол и выбрала яблоко с блюда, на котором лежали фрукты.

При этом лиф ее платья опустился так низко, что взгляду Камерона открылись ее полные белые груди с крупными темно-коричневыми сосками.

Неудивительно, что Морленд, ее отец, жаждал поскорее выдать замуж свою доченьку. Иногда в качестве возможного варианта рядом с именем Мойры произносилось имя Камерона. Но совсем недавно в доверительном разговоре со своим отцом Камерон сказал, что даже не будет рассматривать возможность жениться на Мойре. Камерон не признался отцу в том, что некоторые из его братьев уже не раз пользовались благосклонностью этой девицы. Он не осуждал ее, считая, что если мужчина имеет право на удовлетворение своей похоти, то почему бы и женщине не иметь такого же права? Но когда он женится — а он не сомневался, что рано или поздно такой день настанет, — то это будет женщина, благосклонностью которой будет пользоваться только он — и никто больше.

Да, Мойра — темноволосая, соблазнительная — была красива. Этого Камерон не отрицал. Но, отдавая должное ее внешности, он с неудовольствием отмечал отсутствие у нее скромности. Как ни странно, ему казалась более соблазнительной девчонка из клана Монро, чем эта красотка, которая с готовностью демонстрирует все свои прелести каждому, кто пожелает на них посмотреть.

Мойра осмотрела яблоко и надкусила нежный, сочный плод. Кончиком языка она слизала сок с алых губок и улыбнулась Камерону.

— Не возьмешь ли меня завтра на верховую прогулку? В его улыбке промелькнуло сожаление, но он твердо сказал:

— Боюсь, что завтра я буду очень занят.

Она капризно надула губки, но, заметив, что это на него не действует, удалилась, покачивая бедрами, провожаемая голодными мужскими взглядами. Криво усмехнувшись, Камерон подумал, что она едва ли проведет завтрашний день — да и сегодняшнюю ночь — в одиночестве.

Когда отзвучал последний аккорд и была пропета последняя песня, он еще долго сидел в опустевшем зале, где тишину теперь нарушал только храп тех весельчаков, которые, хлебнув лишнего, пристроились на ближайшей скамье, чтобы выспаться.

Его не покидали мысли о Мередит.

Иган спрашивал, что он собирается с ней делать. Мойра тоже. Он и сам пока не знал, что с ней делать…

Его охватила печаль. Когда-то этот зал был полон смеха, полон жизни. Смех и веселье были здесь и сегодня, но душа словно покинула это место, которое он привык называть своим домом. Все теперь было по-другому — именно это он и сказал Игану. Здесь стало пусто, очень пусто…

Так уж повелось, что на Северо-Шотландском нагорье люди жили кланами. Без защиты вождя человек мог потерять свою землю, свой дом. А без земледелия, без овцеводства чем ему прокормить семью? Чтобы защитить свои земли и своих близких, человек обращался за помощью к родне. Эти отношения увековечивали существование родовых общин — кланов. Камерон никогда не думал, что ему придется стать главой клана. Он всегда знал, что, если даже что-нибудь случится с отцом, главой клана станет Нейл. Но теперь, когда стать вождем пришлось ему, он не уклонится от выполнения своего долга. Он будет достоин своего отца. Уже несколько поколений Маккеев владели этими холмами и лесистыми долинами на Северо-Шотландском нагорье. Так было и так будет всегда.

Он криво усмехнулся. Но что же все-таки с ней делать?

Рабыней он ее не сделает — в этом он был уверен, хотя перед Иганом он и разыграл неуверенность. Разве что сделать ее личной рабыней, подумалось ему, потому что по отношению к ней у него возникло чувство собственника…

О чем это спрашивал Иган? Зачем Монро рисковать своей жизнью ради Маккея? Интересный вопрос.

Она женщина. И она могла бы дать жизнь.

Он, Камерон, остался единственным потомком своего отца — она была единственной дочерью своего.

«Нет, — думал он, отгоняя мысль, взбудоражившую его разум и тело, — это невозможно».

«Возможно, — нашептывал ему внутренний голос. — Тем более что ты ее хочешь. Сам знаешь, что хочешь. А так ты смог бы и отомстить… и обладать ею».

Мысль эта постепенно укоренялась в его сознании.

Он и сам не заметил, как вскочил на ноги и, прыгая через две ступеньки, помчался в северную башню.

Одним движением он отодвинул засов и вошел в ее комнату.

Она сидела у огня, обхватив руками колени. На ней была лишь тонкая льняная рубашка, из-под которой выглядывали пальцы босых ног. Его поразило, что она выглядит такой юной и беззащитной.

Она почувствовала его присутствие и, повернув голову, взглянула на него. И не было в ее лице ни настороженности, ни вызова.

Камерон на мгновение замер. Ему показалось, что он заглянул в ее душу. Ее чистота смущала его. Она выглядела такой нежной, такой невинной и такой трогательной. Он забыл даже, что в ее жилах течет кровь Монро.

Разозлившись на себя, он постарался прогнать из головы эту мысль. Он не мог позволить себе проявить мягкость. Или жалеть.

Он подошел к ней совсем близко, пристально глядя сверху вниз на трогательно беззащитную линию шеи, которая открылась взгляду, когда она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Ее красота поразила его, как удар ниже пояса. Господи ну почему природа наделила такой красотой представительницу рода Монро? Глаза у нее были цвета неба в солнечную погоду — такой чистой голубизны он еще никогда не видывал. Кожа на бледной щечке была шелковистой, губки слегка приоткрыты. Ему вдруг безумно захотелось прижаться губами к соблазнительной ямочке на шее, почувствовать, как бьется ее пульс.

Не говоря ни слова, он протянул к ней руку. Она помедлила, но, очевидно, увидев, как упрямо он выпятил вперед челюсть, вложила в его руку свои пальцы. Камерон поставил ее на ноги. — В этот момент высоко поднялось пламя в камине, как будто специально для того, чтобы он смог лучше рассмотреть ее. Сквозь тонкую ткань рубашки стала отчетливо видна ее изящная миниатюрная фигурка. Камерон перестал бы уважать себя, если бы его пристальный взгляд не задержался на этой соблазнительной картине.

Желание пронзило его тело, словно тысяча кинжалов. Его мужское естество напряглось и затвердело. Больше всего на свете ему хотелось сию же минуту глубоко погрузиться в ее плоть. Черт возьми, он чувствовал себя как кобель, обхаживающий течную суку!

Он презирал себя за такие мысли. Ведь, решившись выкрасть ее из монастыря, он и не предполагал, что его охватит такое неукротимое желание. К этому он не был готов. Но и лгать себе больше не мог и был вынужден признать, что его влечение не подчиняется его воле. И все же… оно-то как раз и будет способствовать достижению его цели.

Едва оказавшись на ногах, она торопливо отняла у него свою руку. Увидев, что она покраснела, он понял, что она заметила направление его взгляда. Может быть, она вспомнила, что он видел ее обнаженной в пастушьей хижине? Он, например, об этом вспомнил!

Взяв стоявший у окна стул с прямой спинкой, он поставил его рядом с ней.

— Сядь! — сказал он.

Она села и сложила руки на коленях. Камерон насторожился и пристально посмотрел на нее. Что это? Неужели она дрожит? Или это ему показалось? Нет, он не ошибся. Она перепугана до смерти. Он, конечно, хочет ее, это правда, но не трясущуюся от страха.

Заметив на столе поднос с нетронутой едой, он нахмурился.

— Почему ты не ела? — спросил он.

— У меня нет аппетита, — ответила она, теребя складку на рубашке.

— Почему? Может быть, тебя беспокоит рана? Она покачала головой.

— Тогда в чем дело?

Она вдруг подняла на него огромные, потемневшие, обиженные глаза. Камерон заглянул в их глубину, и его охватило раскаяние, но он быстро взял себя в руки, опасаясь попасться на ее удочку. А вдруг это уловка с ее стороны? Опустила себе глаза и прикрыла ресницами — поди угадай, о чем она думает?

Он снова нахмурился. Может быть, она думает, что если сыграть роль послушной, скромной леди, то его одолеют угрызения совести и он ее отпустит? Хоть она и собиралась стать монахиней, а пользуется такими же хитрыми уловками, как и любая женщина! Но она ошибается, если надеется, вызвав у мужчины угрызения совести, заставить его плясать под свою дудку! Есть гораздо более приятные способы — для них обоих! — заставить мужчину выполнить просьбы женщины.

— Скажи мне, Мередит, о чем ты думала, когда я вошел в комнату? Нет, лучше я попробую угадать. Ты замышляла побег?

Она вскинула голову.

— Нет!

— В таком случае скажи, о чем ты думала? — повторил он, взяв ее за плечи.

— Если хочешь знать, я думала о твоих братьях. И о твоем отце…

— О моих братьях? О моем отце? Ты, наверное, проклинала их и молилась, чтобы они горели в вечном огне?

Заметив, как вспыхнули у нее глаза, он понял, что рассердил ее.

— Да, я действительно молилась за них. Но таких мучений, какие выпали на их долю, я бы никому не пожелала.

— Даже мне? — спросил он, напряженно усмехнувшись.

Их взгляды встретились, и она первая отвела глаза.

— Да, — ответила она. — Даже тебе.

Камерон почувствовал, как ее неожиданно вспыхнувший гнев так же неожиданно погас.

Она низко склонила голову, потом подняла на него умоляющий взгляд.

— Я глубоко сожалею о твоей утрате, — тихо сказала она. — Трудно представить себе боль утраты сразу стольких дорогих твоему сердцу людей! Если бы я только могла что-нибудь сделать…

Камерон притих.

— Чем, по-твоему, могла бы ты компенсировать утрату моих братьев и моего отца?

Она долго молчала. Было видно, что она лихорадочно обдумывает его вопрос. Потом, тряхнув головой, сказала:

— Будь я богатой женщиной, я с радостью отдала бы тебе все, что имею…

— Нет, мне не нужны твои деньги, даже если бы они у тебя были.

— Тогда я стала бы на тебя работать…

— В твоем труде я тоже не нуждаюсь. У нее печально поникли плечи.

— Больше у меня ничего нет. — Она судорожно вздохнула. — Можешь убить меня прямо сейчас…

— Какая выгода от убийства еще одного человека? Я не стану убивать тебя, Мередит. И не брошу тебя в тюрьму.

— Что же ты со мной сделаешь? — в отчаянии воскликнула она. — У меня ничего нет!

— Тебе есть чем расплатиться. Ты могла бы дать мне часть того, что я потерял в тот день.

Очевидно, она уловила что-то угрожающее в его тоне и облизала пересохшие губы. -

— Что ты хочешь? — прошептала она.

Он помолчал, потом решительно произнес:

— Родишь мне сына — и я освобожу тебя!

Загрузка...