Его трудное счастье

Глава 40

Гюзель Рафкатовна молча наблюдала за Валей, которая неторопливо снимала с вешалки шубу, пытаясь через плечо прочесть данные пришедших анализов.

— Ты долго собираешься глаза ломать? — Галиаскарова усмехнулась и показала головой на дверь. — Давай отчаливай домой.

Валя улыбнулась и кивнула — она уже привыкла к такому обращению своего руководителя. Галиаскарова была прямолинейна, строга, могла и отругать, и обругать, но при этом всегда заботилась о своих подчинённых, их семьях и детях.

— Мне надо в пульмонологию заскочить, Гюзель Рафкатовна.

— Чё ты там забыла? Вроде бы всё благополучно закончилось?

— Да.

Валя улыбнулась, вспоминая как Валик забирал их с Надюшкой из отделения. Высокий, красивый, какой-то шумный в тот вечер. И шоколадки всем сестричкам и санитарочкам. И огромные коробки с детским питанием. И тихий шёпот им в спину: «Вот повезло так повезло нашей Валентине, такого мужика себе оторвала». Они и не догадывались, что «оторвали» как раз не Валика, это он сам «оторвал» и жену, и дочь. Оторвал у безнадёжности, потерянной веры и нищеты. Валя тогда благодарила врачей и сестёр, а сама смотрела на мужа и гадала, что же случилось, что произошло, что он так странно себя ведёт. И только потом, дома, когда она уложила дочь спать и удобно устроилась рядом с мужем, спросила: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» И получила в ответ короткий смешок и ответ: «Я всегда знал, что ты ведьма, сразу же почувствовала моё настроение. Валюшка, я сегодня был у Романа Игоревича Фиккера. И в его кабинете подрался с Королем». Валя оторвала голову от мужского плеча, внимательно посмотрела на мужа и тихо уточнила: «Подрался? Валик, милый, это слово подразумевает обоюдную драку, а я сомневаюсь, что Король тебе ответил. Мне плевать, что с ним, но скажи, тебе ничего не угрожает?» Ответ на свой вопрос она так и не получила, потому что из всех сказанных ею слов Валик вычленил только одно — «милый». И этого оказалось достаточно, чтобы они в очередной раз не спали почти до утра.

— Мы так стремительно выписались, что я даже не отблагодарила девчонок.

— Ну да, благодарности наше всё, — пробурчала в ответ заведующая. — Если не свои, то кто тогда, да? Ну иди, а с Надюшкой твоей кто остался?

— Наша бабушка. Она у нас медсестра, — с гордостью ответила Валентина, — у неё ни одна болезнь не забалует.

Валя выскочила из отделения, поднялась по лестнице и вошла в пульмонологию, где недавно помогли её малышке. Она с улыбкой подошла к посту дежурной смены, молча вытащила из-за спины торт и аккуратно поставила его в центр стола на открытые рабочие журналы.

— Девчонки, если врач заявился к нам с таким жирным намёком, предлагаю намёк принять, — задумчиво прошептала одна из медсестёр, потирая ладошки. — Кто «за», кто «против», кто «пошёл вон»? Та-а-ак, судя по вашим преданным рожам, все поддержали моё предложение.

После этих слов коробка с тортом была открыта, послышались вздохи предвкушения и тихий довольный смех. Медсёстры засыпали Валю вопросами о Надюшке, приглашая к ним за стол. Валя сначала отнекивалась, но потом махнула рукой и согласилась на чашку чая. Они переговаривались о том о сём, делились последними новостями, хвалили кондитеров, создавших такую вкуснятину, и в эту минуту неожиданно раздался громкий детский плач. В дверях одной из палат показалась молоденькая санитарка, быстро подошла к столу и тихо что-то прошептала дежурной медсестре.

— Опять она за своё, — процедила та и строго спросила у коллег: — Кто-нибудь видел, когда эта горе-мамаша из отделения свалила?

— А что случилось? — Валя оглядела сестёр и вопросительно подняла бровь.

— Ой, Валентина Николаевна, мальчонка у нас лежит четырёх лет. Слабенький очень. Родители по каким-то делам в столицу приехали, а он тяжёлый бронхит схлопотал. Отец ещё ничего, правда, уехал уже. Такой себе офицер симпатишный, — усмехнулась медсестра, вытирая стол. — Правда, перед отъездом явился с опухшим лицом и фингалом вокруг глаз, кто-то его хорошо приголубил. А мамаша вообще без тормозов!

— Без мозгов — точнее будет, — подхватила разговор другая сестричка. — У неё сын болен, а она то по магазинам, то в парикмахерскую. Вон, девчонкам сунет пятёрик, а сама где-то шляется, прости господи.

— Это точно.

— А как зовут мальчика? — прищурившись спросила Валя, вспоминая рассказ мужа о драке.

— Король Денис. Знаете, если папа у него ещё как-то тянет на их королевское величество, то мамаша не то что на величество, а даже на ваше благородие не дотягивает. Хотя какое там благородие, хамит всем, смотрит свысока, такая прям дама высшего разлива, — со вздохом закончила дежурная сестра и поднялась.

Валя вскочила вслед за ней, даже не отдавая себе отчёта в своём порыве. Она шла в палату к плачущему мальчику и лихорадочно думала: что же ею движет? Банальный интерес к жизни бывшего, больной ребёнок или что-то ещё? Но когда она увидела красные щёки заплаканного мальчугана, все мысли вылетели вон. Она села на кровать рядом с икающим ребёнком, схватила его на руки и крепко прижала к себе, что-то шепча и стараясь успокоить зашедшегося в плаче малыша.

— Что у тебя болит, маленький? Или ты испугался? Не бойся. — Валя прижала голову малыша к груди и медленно раскачивалась из стороны в сторону, точно так, как пыталась успокоить дочь, когда та плакала или капризничала.

— Ты… кто? — спросил мальчик, икая и размазывая слёзы по щекам.

— Я тётя-доктор, сейчас я тебе слёзки вытру, в одеяло укутаю, мы с тобой водички попьём и всё будет хорошо, правда?

Денис смотрел на неё и несмело улыбался, всё ещё тихо икая и прижимаясь к незнакомой женщине.

— А папа где?

Валя улыбнулась и тихо ответила:

— Папа уехал, маленький. Папа должен на работу ходить, лечить людей, чтобы они не болели. Ты был у папы на работе?

Денис серьёзно кивнул и неожиданно уткнулся носом в Валю. Она бросила взгляд на сестру, которая размешивала сироп от кашля, та пожала плечами и ответила:

— Он так всегда, говорит, говорит, а потом раз — отключается. Наши врачи думают о родовой травме. Хотя все анализы у него в норме, да и остальные реакции тоже неплохие. Его уже полностью прогнали через все доступные нашим лабораториям тесты, вроде бы здоровый мальчишка, а вот устаёт очень быстро. Знаете, я недавно одну интересную статью прочла, как и чем чаще всего болеют люди с разными группами крови. Так там прямо писали, что ученые установили, что люди с третьей группой крови практически не болеют гриппом. А нашему мальчонке не повезло — у него вторая, так что будет с кашлем и соплями ещё долго ходить, пока не окрепнет и не перерастёт.

Валя укачивала ребёнка, вполуха слушая сестру и думая о Вере. Какой же безответственной матерью надо быть, чтобы бросить больного сына и угнаться куда-то за тряпками или мнимой красотой. Денис глубоко вздохнул, Валя аккуратно положила его, укутав в тёплое одеяло, приложила ладонь ко лбу. Вроде бы не лихорадит, просто ослабленный совсем. Его бы на солнышко куда-нибудь, на южное море. Валя улыбнулась и провела ладонью по влажным мягким волосам. Хм, надо же, с кашлем и соплями ещё долго ходить. Все детишки простужаются, чихают и кашляют, а уж сезонные сопли всегда и…

Она резко вздёрнула голову и широко распахнутыми глазами уставилась в стену. Но этого не может быть! Так не бывает! Нет, бывает, но не в этом случае! Валя потрясла головой и вдруг будто наяву увидела стол в Центре переливания крови в когда-то родном госпитале. Они с Верой в тот день оказались единственными из дежурной смены с первой группой крови, которая понадобилась в реанимации. Первой! И у Вадима тоже была первая группа крови, это не подлежит сомнению — он тоже неоднократно сдавал кровь для больных и раненых. Но тогда получается… Да нет! Бред какой-то! Валя посмотрела на медсестру, которая приподняла голову мальчика и тихо просила его отрыть рот, чтобы он выпил лекарство. Денис захныкал, но послушно проглотил сироп и закрыл глаза, устраиваясь поудобнее.

— А вы точно уверены, что у мальчика вторая группа крови?

— Да, — тут же отозвалась медсестра. — Там ещё какая-то мутная история была, мамаша наша имела доверительный разговор с врачами, поэтому анализы крови в ординаторской лежали, их в историю болезни не сразу вшили.

Валя покачала головой, закусила губу и прикрыла глаза. Интересно, как же Вере удалось скрыть это от Вадима? М-да, как говорится, кем быть? Собой или приличным человеком? Но это уже не её дело, пусть разбираются сами. Только мальчика жалко.

— А что здесь происходит? — раздался громкий знакомый голос. Медсестра что-то неразборчиво буркнула и покинула палату.

— Ты говори тише, Вера, а то сына разбудишь.

Валя медленно повернула голову и спокойно посмотрела на давнишнюю соперницу. Что она чувствовала в этот момент? Ничего. Абсолютно ничего, даже удивительно. Столько перенести, столько страдать, а в итоге даже злости нет. Как, собственно, и других чувств тоже. Только сострадание к больному ребёнку.

— Валя? — Вера стянула шарф с шеи, расстегнула шубу и небрежно бросила её на стул.

— Повесь шубу в шкаф. — Валя поднялась и скрестила руки на груди. — У тебя сын болен, а ты в верхней одежде заходишь в палату.

— Мы за эту привилегию немалые бабки заплатили, понятно? А ты чего тут, каким ветром? Что в столице делаешь?

— Я здесь работаю, — ответила Валя, замечая, как внимательно рассматривает её Вера.

— А в нашу палату зачем пожаловала? Короля ищешь? Так нет его, уехал мой муж. И тебе тут делать нечего, понятно?

— А мне твой муж не нужен, у меня свой есть.

— Так это он тебя сюда перетащил?

— Да, и перетащил, и на работу меня устроил, и обеспечил всем. И не только материальными благами, но и своей любовью.

Вера хмыкнула, но Валя заметила, как она повела плечами. Денис шевельнулся во сне, Вера равнодушно посмотрела на спящего сына и пожала плечами:

— Любовь… Сказки всё это, нет такого понятия. Нам всегда вдалбливали в головы, что в этом мире нет ничего сильнее любви. Глупость несусветная. Трусость, глупость, ложь, гордыня и предательство всегда сильнее любви. Это я точно знаю.

— Тогда зачем так торопилась замуж? Если не любила и знала, что тебя тоже не любят?

— Ой, только лекций мне читать не надо. Наслушалась уже от матери. Пусть нет любви, зато я при муже. А он и при погонах, и при должности, и при деньгах, что немаловажно. Скучный, конечно, никуда не ходит, ни друзей, ни приятелей, хотя понятно, возраст уже да и должность. И вечерами хоть вой, когда он свои книжки читает.

— А ты не думала о работе?

— Я? — воскликнула Вера и непонимающе глянула на Валю. — Ты не забыла случайно, кто я?

— Нет, отлично помню. Ты высококвалифицированная анестезистка, таких спецов с руками отрывают.

— Ну да, бегу и падаю, чтобы те руки оторвались. Я жена главного хирурга, понятно? А ты мне предлагаешь пойти сестрой поработать?

Валя подняла брови и качнула головой — да уж, гордыня и бахвальство родились раньше скромности.

— Ну знаешь, я тоже работаю, хотя мой муж один из ведущих хирургов в столичном госпитале.

— Ты не забывай, что ты институт закончила, а я нет.

— Вер, так и ты учись!

— Ага, чтобы мне Король последние мозги выбил, — быстро ответила Вера и испуганно замерла, поняв, что проболталась.

— Это ваши проблемы, но за ребёнком всё-таки надо бы повнимательнее присматривать, — ответила Валя, делая вид, что не поняла скрытый смысл последних слов.

— Мой ребёнок растёт как положено. Если растить мальчика в тепличных условиях, есть большая вероятность вырастить овощ.

— А если его растить не любя и не заботясь о нём, то можно вырастить равнодушного и жестокого человека.

— Это ты сейчас о ком? — Вера уставилась на Валю, поджав губы. — Если ты намекаешь на Короля, то его родители сами виноваты. Им всё время сестра занималась, а они по заграницам катались.

Валя слушала Веру и думала о том, что она ничего не знала о семье Вадима, он никогда ничего ей не рассказывал и переводил разговор, когда она интересовалась его родными, иногда только общался с сестрой по телефону. Значит, он тоже был несчастлив, а потому не мог и не может сделать счастливыми других. Она бросила взгляд на спящего Дениса и тихо спросила:

— А зачем ты соврала о ребёнке, Вера?

Вера вскинула голову и пристально посмотрела на Валю, потом медленно опустилась на стул и сглотнула:

— Что ты… Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? Вот она, ваша хвалённая врачебная тайна!

— Никто и ничего мне не говорил, я просто сопоставила некоторые медицинские факты.

— Побежишь Королю звонить? Давай, беги, чего стала?

— Меня не интересует ни Король, ни ты, ни ваша семья. Насколько я поняла, ты ни минуты не была счастлива от своего вранья, ты всю жизнь будешь скрывать это или платить деньги, чтобы сохранить свою тайну. Да только ложь не может существовать всю жизнь, когда-нибудь Вадим всё узнает. И тогда тебе придётся несладко. Вадим никогда не простит тебе обман, хотя и никогда не признает свою вину, какой бы она ни была. И тебе мой совет, Вера. Мужчине нельзя прощать его неспособность признать свою вину. Есть мужчины, которые никогда ни в чём не виноваты, несмотря на ту жестокость и даже насилие, которым он подвергает свою женщину. Именно таков Король. Он опасен для отношений, Вер, да и для жизни тоже, потому что рядом с ним ты всегда будешь чувствовать себя виноватой рабыней, не имеющей права на своё мнение. А уж в твоём случае и подавно. Рядом с этим мужчиной ты будешь просто погибать как женщина, то есть почувствовать себя и красивой, и сексуальной, и проявить свою ценность у тебя просто не получится. Никогда. Поверь мне на слово. А теперь прощай, мне больше тебе нечего сказать.

Валя вышла из палаты, попрощалась с медсёстрами и не торопясь вышла из корпуса. Шесть часов, рабочий день закончен. Темно. Пора домой. К мужу и дочери. И вдруг вечернюю тишину прорезал вкрадчивый шёпот:

— А что такая красивая девушка делает здесь в одиночестве? Может, она позволит красивому и одинокому мужчине скрасить её вечер?

Валя медленно обернулась и тихо прошипела:

— Одинокому? Я тебя сейчас, Кучеров, спросить хочу только об одном — у тебя запасная челюсть в кармане имеется? Дерзкий какой. Голову демонтирую! Красивому и одинокому!

— Какие мы страшные, — прошептал Валик, обнимая жену и целуя. Он оторвался от любимых губ и вдруг рывком прижал тонкое тело к себе: — Даже любопытно становится и хочется узнать — а демонтировка-то у вас выросла? А если да, то где вы её только прятали?

Валя тихо засмеялась, обняла мужа, прижавшись к холодной куртке, и тихо прошептала:

— Я так боюсь тебя потерять, Валик.

— Почему? — выдохнул Кучеров и чуть прикрыл глаза в ожидании самого главного признания.

— Почему? — повторила Валя, оторвалась от него и подняла голову, глядя прямо в глаза: — Потому что люблю. Очень люблю. Тебя, Валентин. Слышишь? Я люблю тебя, Валентин Кучеров, и жду не дождусь, когда я стану твоей женой.

Они целовались на пороге клиники, не замечая смотрящую на них одинокую и несчастливую женщину, которая всю свою жизнь будет жить в страхе и во лжи.