Глава 3

Дожди зарядили почти на целую неделю. Хорошо еще, что с перерывами и не слишком сильные. После месяца непрерывных маршрутов и изнуряющей жары было так хорошо засыпать в прохладе, натянув на себя одеяло, и не мучиться в раскалившейся за день под безжалостным солнцем палатке. Спасение давала только река, но нельзя же спать в воде.

Теперь, в дождливую погоду, каждый день после завтрака геологи и студенты собирались в камералке и, рассевшись за длинным столом, таким же как и в столовой, сосредоточенно занимались систематизацией и обработкой полевых записей. Студентам, конечно, особо доверять в этой работе не приходилось, все-таки по этим данным впоследствии должна была составляться геологическая карта региона, и никому не хотелось, чтобы, судя по данным этой карты, посреди степи обнаружилась какая-нибудь точка, по всем параметрам схожая с крупным нефтяным пластом или алмазным месторождением. А такое вполне могло случиться, если использовать при работе над картой ошибочные данные.

Казусы в работе молодых ребят случались постоянно. Вот и сейчас Татьяна, внимательно просматривая полевой дневник Леночки, неожиданно хихикнула, а потом подозвала ее довольно суровым тоном:

— Лена! Иди-ка сюда.

— Да?

— Это что за любопытное описание у тебя? Прочти, ты ничего странного не замечаешь? Вот отсюда, с этой строчки…

Леночка быстро пробежала глазами собственные записи и с ангельским личиком уставилась на Татьяну:

— Не знаю, Татьяна Юрьевна… Вроде все нормально.

Тут уже Танька начала сердиться не на шутку. Смешливая и легкомысленная, она любила свою работу и относилась к ней серьезно.

— Ну если ты сама не можешь понять, в чем дело, тогда читай вслух, пусть ребята тебе подскажут.

— Пожалуйста! — передернула плечиками Леночка и начала бубнить: — В нижней части обнажения находятся выходы песчаника…

— Нет, в конце страницы, — нетерпеливо перебила ее Татьяна.

— …наблюдаются тонкие прослойки глины цвета того платья, в котором я была вчера…

Тут голос Леночки совершенно утонул в дружном хохоте студентов. Геологи тоже смеялись, но сдержаннее — им приходилось за время своей работы читать и не такие вещи.

— Лена, ты, когда будешь отчет по практике сдавать, не забудь образец ткани приложить, — посоветовала раздраженной девушке Татьяна.

Леночка явно хотела ей нагрубить в ответ, но совладала с собой и молча потупила глазки, всем своим видом демонстрируя признание ошибки.

После обеда, когда все разбрелись по палаткам, Маша, удобно устроившись в Танькиной палатке на спальнике, сложенном на полу в виде кресла (для этого использовались хитрые деревянные подпорки, придуманные умельцем Пашей), спросила подругу:

— Тань, ну зачем ты так с этой дурочкой? Что, одна она у нас такая, мало ли студенты глупостей делают? Помнишь, как в прошлом году, когда этот… ну, как его… ушастенький такой, на Чебурашку похож… Ну, помнишь, как он при определении координат точки в качестве ориентира стадо коров указал? Чем, собственно говоря, наша Леночка его лучше или хуже? Кроме того, ты сама же говорила, что она вредная и обидчивая.

— Терпеть не могу таких недоумков! — отрезала Татьяна. — Она не первая у нас такая, прекрасно помнишь. Прется такая кукла в геологию только потому, что у нас мужиков много и мужа себе подцепить легче. И ведь работать потом будет, а кому-нибудь за ее ошибки отдуваться придется.

— Может, ей самой и придется.

— Вот уж нет! Такие всегда сухими из воды выходят. Она же скользкая, как намыленная. Ладно, черт с ней, практика закончится, и прощай, девочка. Ты вот лучше, Машка, скажи, как там твои поживают? Вроде как ты вчера от Михаила опять письмо получила?

— Получила, — нехотя ответила Маша.

— Ну и что?

— Да ничего… Все по-старому. А что может быть-то?

— Ну, не знаю. А ты на предыдущее письмо его ответила?

Маша недовольно прищурилась. Почему-то ее раздражали эти расспросы подруги.

— Татьяна, ты что, контролировать меня взялась? Таня не ответила. Взяв со столика пачку сигарет, она молча вылезла на «крыльцо» и уселась на досках настила, отгоняя дымом немногочисленных комариков. Посидев молча несколько минут, она серьезно произнесла:

— У тебя, Маш, явно кризис жанра наступил. Тебе нужно что-то в жизни менять. Или, во всяком случае, нужны какие-то новые впечатления.

Маша неожиданно для себя ответила:

— Ты знаешь, как ни странно, у меня такое же ощущение. Сама не пойму, что со мной творится. Вроде все в порядке, и работа по душе, и в семье все отлично, а я как будто пятый угол потеряла. Только, Танька, ты меня сейчас не тормоши и не лезь со своими дурацкими советами по поводу обзаведения любовником, да еще и не одним.

— Да, подруга… — неодобрительно протянула Татьяна, возвращаясь в палатку и плюхаясь на раскладушку так, что пружины не скрипнули, а взвизгнули. — Похоже, у тебя все еще серьезнее, чем мне казалось. Ну ладно, ладно, не хмурься, морщины будут. Не лезу я к тебе!

В общем, как Маша ни устала от маршрутов, неделя пребывания в базовом лагере показалась ей длинной, нудной и никчемной. Как только погода немного наладилась, она отправилась к Рузаеву. Тот, как обычно, восседал на складном стульчике возле своей палатки, почти полностью спрятавшейся в густых зарослях на самом краю лагеря, и сосредоточенно возился с какой-то заковыристой корягой. Таких же коряг, самого разного размера и формы, вокруг было сложено еще множество. Рузаев обожал возиться с ними, и было удивительно видеть, что его руки способны сотворить из ничем не примечательного куска дерева.

— Бог в помощь! — окликнула Маша начальника.

— А, Машенька! Вот посмотри-ка, какая интересная штуковина получается.

Он протянул ей «штуковину», и Маша увидела, что Рузаев создал новый шедевр — вдоль небольшого поленца изящно вытянул стебель и узкую головку деревянный тюльпан. Рузаев сумел разглядеть его в обычной веточке с утолщением, растущей из более солидного ствола.

— Ой, Евгений Иванович, я каждый раз удивляюсь, как вы умеете вот это разглядеть! — искренне восхитилась она.

— Да, сделать — это не так уж и сложно, если руки из правильного места растут. Увидеть — вот в чем хитрость, это ты права, — польщенно подтвердил начальник.

Маша еще немного полюбовалась деревянным цветком и, вспомнив, зачем пришла, спросила:

— Евгений Иванович, когда маршруты начинать будем?

— Да пора уже, погода вроде установилась. Я, Машенька, так полагаю: нужно с дальнего листа начинать, пока снова дожди не зарядили. Поставим выездной лагерь на пару недель, а потом ближние листы можно будет и отсюда отработать.

— Да, я тоже так думала.

— Вот и давай прикинем, где выездной лагерь поставить, и кое-какие маршруты наметим.

Они отправились в камеральную палатку и, расстелив на столе карту, принялись намечать планы предстоящей работы.

Через день обе экспедиционные машины уже катили в южном направлении — сначала по трассе, потом по грейдеру, а потом по проселочным дорогам, отчаянно пыля. Место, намеченное для выездного, временного, лагеря, было почти единственным зеленым уголком возле небольшого озерца со впадающим в него ручьем. Тот лист карты, на котором предстояло работать в ближайшие две недели, почти полностью находился в степной зоне, и даже небольшая рощица была там редкостью. Снова нависла жара, и работа предстояла тяжелая — самая тяжелая в этом полевом сезоне.

Рузаев ехал в идущем первым «уазике», Маша смотрела вокруг с высоты кабины грузового «ГАЗ-66». Передняя машина притормозила, мягко съехала по пологому спуску к озеру и замерла. Этот поросший невысокой травой бережок и был выбранным заранее местом для лагеря.

Из обеих машин посыпались студенты и геологи, разминая затекшие за долгую дорогу ноги и обмениваясь впечатлениями по поводу пригодности этого места для лагеря. Сошлись на том, что «бывает и лучше, но и здесь сойдет».

— Ну-ка, орлы, быстренько на разгрузку! Часа через три темнеть начнет, а вам еще палатки ставить и вообще обустраиваться! — хриплым от дорожной пыли голосом скомандовал Рузаев.

Сам он должен был сегодня же вернуться на «уазике» в базовый лагерь, где оставались Леночка и Дима. А сейчас пожилой геолог принялся деятельно руководить созданием временного пристанища для своих «ребятишек», как он называл всех без исключения — и опытных геологов, и желторотых студентов.

Через час его «уазик» поднялся по склону и исчез из виду, а работа продолжалась уже под руководством Маши и Павла. Первым делом занялись кухней, чтобы повариха могла начать готовить ужин. Такая поспешность отнюдь не была лишней, ибо Дядя Ваня была изрядной копушей. К тому же готовить ей теперь нужно было не на привычной всем газовой плите с баллонами, а на двух паяльных лампах, которые использовались вместо горелок.

Для этого Паша, обладавший умелыми руками и большим опытом в устройстве таких импровизированных очагов, аккуратно вырыл в земле две небольшие ямки, куда и нужно было ставить лампы, а от них пошли две мелкие канавки, на каждой из которых было по два расширения — для чайника, кастрюль и сковородок. Таким образом, в распоряжении поварихи оказалась своеобразная плита на четыре конфорки. Покончив с рытьем, Паша раскочегарил одну из паяльных ламп, осторожно установил ее в ямке, отрегулировал пламя и принялся обучать Антонину Петровну тонкостям обращения с такой «плитой».

Тем временем остальной народ занимался установкой палаток. Конечно, ради двух недель никто не собирался ставить их на щиты, да и электродвижок тащить сюда не было смысла. Обеспечивать каждого отдельной палаткой тоже было бы глупо. В результате маленький лагерь вырос на пустом месте как по волшебству, и Дима-маленький уже с шумом плескался в озерце, приглашая остальных последовать его примеру. Изрядно пропылившись за дорогу, все быстренько переоделись, и вскоре тихая до приезда геологов вода уже кипела брызгами.

Озерцо было мелким и совсем маленьким, так что долго сидеть в воде Маша, любившая поплавать, не стала. Выбравшись на берег и усевшись на травке, она потянулась было за полотенцем, но передумала и не стала вытираться — уж очень приятно было ощущать свое тело чистым, прохладным и влажным, а не пропыленным и сухим, как кожа ящерицы. Вскоре к ней присоединилась и Татьяна. Закинув руки за голову и потянувшись, она произнесла:

— Красотища! Ты посмотри, как тут здорово.

Действительно, после того как купальщики вылезли из озера, оно снова успокоилось, и вода застыла ровным зеркалом, отражающим начавшее темнеть небо и склонившиеся над ней старые ивы.

— Да, красиво, только как-то странно… — задумчиво проговорила Маша. — Ты знаешь, как-то все это так красиво, как будто ненастоящее. Представь, Танька, что это все — просто декорация, а на самом деле тут какое-нибудь тусклое серое болото… Или просто бетонные конструкции…

— Тьфу, придет же в голову! — возмутилась подруга. — Ты, Машка, мне все впечатление испортила. Теперь буду смотреть и представлять какую-нибудь гадость.

— А ты не смотри, — посоветовала Маша. — Тем более что долго тут не просидишь — уже комары кусаться начинают и есть хочется.

Татьяна, последние минуты три наблюдавшая вовсе не за озером, а за тем, что творится возле кухни, легонько толкнула Машу в плечо:

— Гляди, гляди!

Та посмотрела туда, куда показывала ей Танька, и не увидела ничего, кроме поспешающей вперевалку на коротких ножках Дядю Ваню. Вот она бросила в кастрюлю что-то, видимо, щепотку соли, помешала ложкой…

— Ну и что? — удивилась Маша. — На что смотреть?

— Ты смотри дальше!

Повариха, подув на ложку, попробовала свое варево и решительно направилась к палатке, выделенной для хранения продуктов и прочего имущества. Оттуда она вышла, неся перед собой сложенные щепотью пальцы. Подошла к кастрюле, бросила щепотку соли, помешала, попробовала и снова отправилась к палатке.

— Это она уже четвертый рейс делает! — с восторгом сообщила Татьяна. — Так что ужинать мы завтра будем.

Расхохотавшись, подруги поднялись и отправились на помощь бестолковой кормилице.


Работа шла своим чередом. С утра начиналась суета — студенты, закрепленные за каждым геологом, принимались собирать рюкзаки для маршрута. Матерчатые мешочки для образцов, пачка этикеток для них же, карандаши, ручки, раскопочные ножи, еда и вода на день. Потом все загружались в машину, которая двигалась по определенному пути, останавливаясь в намеченных заранее точках начала маршрутов, где высаживались, как правило, по два человека — геолог и его коллектор-студент.

Целый день эти пары неутомимо шагали по степи, перемежающейся с высокими пологими холмами, высматривая малейшие промоины, ручейки, овражки — словом, все те места, где на поверхность выходили более глубокие слои пород. Найдя такое обнажение, они принимались за работу. Внимательно осматривали слой за слоем, из каждого брали образцы, упаковывали в мешочек, туда же совали бумажную этикетку со всеми необходимыми сведениями, завязывали его и подписывали маленький белый ярлычок, вшитый возле тесемок каждого мешочка.

В общем, работы хватало. Непосвященному она показалась бы утомительной, однообразной и монотонной, однако геолог всегда мог найти что-то интересное в расположении слоев породы.

Вот тут-то и проявлялся характер студентов. Если, несмотря на усталость, жару, набирающий вес от точки к точке рюкзак, однообразие похожих друг на друга обнажений, от которых к вечеру начинало рябить в глазах, студент не терял интереса, значит, будет нормально работать и дальше. Геологическая съемка — хорошая проверка характера и интереса к своей профессии.

Топая по степи, белеющей сухим ковылем по гребням холмов, Маша тихо радовалась тому, что следом за ней сосредоточенно сопит Славик, а не Леночка, которую вообще решено было не брать в выездной лагерь, а оставить на базе помогать Евгению Ивановичу составлять реестр собранных образцов.

— Устал, Слава? — поинтересовалась она у парня, когда они взобрались на холм.

— Нет, не очень, — бодро отозвался Славик, симпатичный рыжеватый крепыш. — Маша, а что это?

Он ткнул рукой куда-то вдоль склона, где темнело большое пятно. Маша пригляделась:

— Гнездо.

— Чье? — изумился Слава. — Здоровенное такое!

— Орла. Тут живут какие-то степные орлы, я не помню их названия.

— А можно, я посмотрю поближе?

— Да ради Бога, — пожала плечами Маша. — Если, конечно, тебе охота.

— Я быстро! Ты, Маша, иди, я догоню, я быстро! Маша, посмеиваясь про себя, начала спускаться с другой стороны холма, внимательно вглядываясь в местность, расстилающуюся впереди. Километрах в двух маячило зеленоватое пятнышко. Туда-то она и направилась. Зелень — это вода и соответственно наверняка овражек, который эта вода промыла. Стало быть, там нужно взять образцы и, кстати, остановиться на обед, уже пора отдохнуть.

Внезапно за ее спиной раздался вопль Славы:

— Отстань! Пошел отсюда! Отстань, говорю!

Обернувшись, она увидела несущегося по склону парня, который закрывал голову руками. На него пикировал изрядных размеров орел, норовя долбануть клювом незваного гостя. С третьей попытки птице это удалось, и Славик завопил еще громче. Маша рванула назад, на ходу грозно размахивая выдернутым из-за ремня геологическим молотком на длинной ручке. Совместными усилиями им удалось отпугнуть агрессора, однако удаляться от врагов орел не собирался, кружа над их головами.

— Давай бегом отсюда! — скомандовала Маша парню, по лицу которого струилась кровь.

Славик и сам уже припустился вниз, опасливо оглядываясь на орла. А тот опустился рядом с гнездом, лишь когда увидел, что люди удалились на безопасное для него расстояние.

— Дай-ка я гляну, что там у тебя, — велела Маша. — Фу ты, черт, кровища льет, не видно ничего. Славик, ты как, до ручейка доползешь?

— Да ничего страшного, не беспокойся, — храбрился раненый.

Добравшись до ручья, Маша осторожно смыла кровь с лица Славы и с облегчением увидела, что птица действительно особого вреда ему не причинила. Однако по лбу, рядом с бровью, орел все же здорово долбанул бедолагу своим крепким клювом, и глаз начал уже заплывать.

— Вот гад! Тоже мне, орел называется, напал без предупреждения. Это же дятел какой-то, а не орел! — негодовал Славик.

— Тебе повезло еще, мог бы и без глаза остаться. Кстати, это, наверное, действительно не орел, а орлица. И между прочим, она тебя к себе в гнездо не приглашала, птенчик ты мой.

— Тоже верно, — согласился отходчивый Слава. — Ладно, заживет.

— Ага. Только глаз у тебя скоро совсем заплывет и болеть дня два будет зверски. Вот, на, приложи и держи, пока не нагреется. — Маша протянула ему свой носовой платок, намоченный холодной водой из ручья. — Посиди пока, отдохни, а я быстренько с обнажением закончу, и обедать будем.

— Маш, ну что я сидеть буду, я помогу! — упорствовал Славик, но Маша почти насильно усадила его в тень и принялась за работу.

Конечно, вечером, когда машина подбирала всех в конечных точках маршрутов, появление раненого Славы вызвало всеобщий ажиотаж. Еще большее веселье вызвал рассказ потерпевшего о том, что с ним приключилось.

— «При переходе Крестового перевала его укусил орел», — к месту процитировал Павел, большой поклонник Ильфа и Петрова.

Вечером, когда улеглись спать, Татьяна тихонько спросила у Маши:

— Признайся честно, это еще одна твоя жертва?

— Что-что? — не поняла Маша.

— Ну, Славка.

— Почему — моя? И почему — еще одна?

Татьяна засмеялась:

— Ты думаешь, я не догадалась, откуда у Пашки дней десять назад шишка на лбу появилась? Большая такая, радужная. А теперь, стало быть, Славик пострадал. Смотри, Машка, так ты всех мужиков изведешь.

— Догадалась про Пашу, и хорошо. Радуйся, что ты такая умная и проницательная. Только мальчик-то тут при чем? Нет, этот юный орнитолог действительно вступил в неравный бой с хищником, за что и пострадал — заметь, не от меня, а от птичьего клюва. И перестань утверждать, что на меня вешается весь мужской состав экспедиции. И вообще — давай спать.

Работы оставалось еще дней на пять, а продуктов — не больше чем на пару дней. Машу это уже начало беспокоить, и, возвращаясь в лагерь, она прикидывала, с кем бы завтра отправить в маршрут Славика, а самой вместе с шофером съездить в ближайший райцентр. Правда, «ближайший» — это километрах в пятидесяти, да и выбор продуктов там наверняка сомнительный, но придется довольствоваться тем, что могут предложить местные магазины.

Однако совершать этот вояж, к ее облегчению, не пришлось. На подъезде к лагерю шофер Петр Петрович сказал:

— Мария Сергеевна, к нам, похоже, гости. Вон пыль на дороге до сих пор не осела.

Гостей в геологическом лагере не очень любили — незваных, конечно. Нередко к геологам заруливали на отчаянно трещащих мотоциклах и мопедах любопытные деревенские подростки. Мог приехать и солидный председатель колхоза, кто-нибудь из местной милиции или егерь — словом, те, кто жаждал общения с новыми людьми. Да еще городскими, да вдобавок издалека. К гостям относились приветливо, тем более что ни один председатель никогда не приедет знакомиться с пустыми руками, да и можно воспользоваться случаем и договориться о том, чтобы покупать в его хозяйстве мясо и молоко. Но визиты эти отнимали много времени, а Евгений Иванович на следующий день маялся от головной боли и дурного настроения.

Однако все это вполне терпимо в базовом лагере, где полно народу и не так много работы, а в выездном, где целый день находится один из дежурных студентов с бестолковой поварихой, появление незнакомцев настораживает. Поэтому Маша с радостью разглядела знакомый «уазик» с выгоревшим, пропылившимся тентом, остановившийся поодаль от палаток.

Выпрыгнув из высокой кабины «ГАЗ-66», Маша радостно поприветствовала Рузаева:

— Здравствуйте, Евгений Иванович! Как вы там?

— Да мы-то отлично, что нам на реке горевать. А вы тут, в степи, наверное, испеклись совсем. Да и голодновато поди у вас, вот я и решил посмотреть, как тут дело движется и продуктов заодно подбросить.

— Это кстати! — согласился вылезший из кузова Павел. — А то завтра уже хотели все ремни по лагерю собирать и варить.

Маша тихонько отошла в сторону, сделав вид, что возится с полевой сумкой-планшетом. С момента идиотской выходки Пашки в бане она с ним толком так и не наладила отношения. Он, казалось, к этому не стремился, а сама Маша навязываться не собиралась — вдруг этот дурень снова не так поймет ее и истолкует ее попытку к примирению по-своему?..

А к Рузаеву уже спешила повариха, которая трепетно относилась к начальству.

— Евгений Иваныч, а Евгений Иваныч! А вы что будете — холодный кофе или горячий компот?

Геолог с недоумением посмотрел на Дядю Ваню и переспросил:

— Что-что? Я как-то не совсем понял.

— Ну, пить вы что будете — холодный кофе или горячий компот?

— Ох, погодите, голубушка!

Его недоумение разрешила подошедшая Татьяна:

— Господи, Евгений Иванович, ну чему вы удивляетесь? Это же Дядя Ваня! Называть кофе не «оно», а «он» мы ее с огромным трудом смогли приучить, но вот сделать так, чтобы кофе был горячим, а компот — холодным, никак не получается.

— Это еще почему? — продолжал удивляться Рузаев.

— Очень просто. Кофе она варит с утра, и заставить ее повторить этот подвиг еще раз в течение дня нет никакой возможности. А компот соответственно пытается варить к обеду, то есть к возвращению из маршрутов, но никогда не успевает. Ну и поскольку пить очень хочется, то этот компот так горячим и выпивается, до завтра он не доживает. А на следующий день все начинается по новому кругу, с тем же результатом. Так что: кофе или компот?

— Да уж, — с отвращением произнес Евгений Иванович голосом Кисы Воробьянинова в исполнении артиста Папанова. — Ну раз все так сложно, тогда кофе, пожалуй. Раз уж он холодный. Да, кстати, девочки, откройте мне тогда еще одну тайну: а почему в базовом лагере компот был холодным, а не кофе?

— А там мы его сами варим, — засмеялась Татьяна. Ребята помчались умываться, а Маша, решив отложить это на потом, быстренько ополоснула лицо и налив себе кофейку, уселась рядом с Евгением Ивановичем.

— Ну что, красавица, как дела? Рассказывай.

— Да неплохо. Работы осталось на несколько дней так что скоро ждите нас назад. Лист почти закончили.

— По твоей части есть что-нибудь интересное?

— Не-а. Да и откуда здесь костному материалу взяться? Нет, Евгений Иванович, я и не рассчитывала. Вот на шестнадцатом листе работать будем, там я наверняка душеньку отведу.

— Ясно. Ну молодец, Машенька. А в остальном как вы тут, без ЧП? Все здоровы?

— Как кони.

— Вот и хорошо. — Рузаев всегда волновался, что без его присмотра непременно может что-то случиться. Вот и сейчас он вполне мог бы послать с продуктами шофера Сашу, но предпочел приехать сам. Внезапно он, поставив на стол опустевшую кружку, хлопнул себя по лбу: — Ах я, старый склеротик! В лагере тебя сюрприз ждет.

— Какой? — заинтересовалась Маша.

— Приедешь — увидишь, — улыбнулся ей Рузаев. — Гость к нам явился, тебя ждет не дождется.

— Какой гость? — немедленно влезла с вопросом вернувшаяся с озера Танька, опираясь на Машино плечо.

— Уйди, мокрая! — ущипнула ее за бок Маша. — Не к тебе приехали! Евгений Иванович, а какой гость, кто приехал? Неужели Мишка заявился? Ну я ему покажу — у него работы полно, нечего туристом разъезжать!

— Нет, не Михаил, — продолжал интриговать Рузаев. — Я бы, Машенька, сказал, но гость наш уж очень просил этого не делать. В общем, приедешь и сама увидишь.

Естественно, до самого возвращения в базовый лагерь Маша ломала голову в догадках. Кто же этот таинственный гость? Татьяна старательно подогревала ее любопытство. Ей и самой было страшно интересно, что это за визитер такой пожаловал. Рузаев сказал лишь, что человек этот приехал по работе, но подруги не могли представить себе, кто бы это мог быть.

Теперь Маше, конечно, хотелось поскорее попасть в лагерь. Маршруты закончились через три дня, и начались всеобщие сборы, которые казались ей страшно медленными. Ребята двигались как вареные, и Маша сама хваталась за все подряд.

— Мария Сергеевна, во сколько завтра выезжаем? — поинтересовался вечером шофер.

— Давай, Петр Петрович, пораньше, чтобы хоть несколько часов по холодку проехать. Дядя Ваня, завтрак в пять!

— Ой, батюшки мои! — всполошилась повариха. — Да как же это я в такую рань вставать-то буду!

— Ладно, я сама, — сжалилась Маша не столько над ней, сколько над своими ребятами, которым пришлось бы отправляться в дорогу голодными.

Однако выехать пораньше им не удалось. Ребята дольше обычного провозились с палатками, и отправились, можно сказать, уже в самое пекло.

Обратный путь показался ей вдвое длиннее, чем дорога сюда. Правда, все остальные тоже маялись, утомленные жарой и пылью, и мечтали о чистой реке, на которой стояла база. Предвкушали баньку, лесную прохладу, чистое белье, письма из дома.

Маша, подпрыгивая на сиденье в кабине, часа через два не выдержала рева мотора и молчания неразговорчивого Петра Петровича и, попросив его на минутку остановиться, перебралась к остальным в кузов. Все окна кунга были открыты, и сквозной ветер хотя и был горячим, как из фена, все же немного освежал. Да и под болтовню ни о чем время бежало быстрее.

До лагеря оставалось не больше часа езды, когда машина, странно дернувшись, заглохла и остановилась. Минуты через две Павел, забеспокоившись, решил посмотреть, в чем дело, и вскоре в проеме распахнутой двери появилась его встревоженная физиономия, украшенная пыльной бородой:

— Плохо дело, герои! Можете вылезать и гулять в собственное удовольствие.

— Что? Что такое? — забеспокоились все.

— Вроде карбюратор засорился, так что спокойно можно поразмяться.

«Спокойно поразмяться» вылилось часа в полтора. У Петра Петровича что-то не ладилось, и он, громко чертыхаясь и тихонько матерясь, копался возле беспомощно откинутой кабины с испачканными по локоть руками.

Приближался вечер, появились первые надоедливые комары, и ругаться вполголоса начали уже все. Так хотелось поскорее добраться до дома — базовый лагерь на несколько месяцев становился для всех родным домом.

Наконец Петр Петрович, обтерев тряпкой руки, с торжеством громыхнул фиксаторами кабины и радостно воскликнул:

— Ну, все! По местам!

В лагерь приехали уже затемно. Маше всегда нравилось возвращаться вечером после долгого отсутствия. В тихом вечернем воздухе, если прислушаться, даже сквозь шум мотора можно было издалека различить мирное постукивание электродвижка, а огоньки лампочек светились сквозь гущу леса таинственно и маняще. Хорошо возвращаться туда, где ждут — и не только тебя одну, а всю дружную команду, которая, усталая, запыленная и притихшая, возвращается домой после нелегкой работы.

Маша знала и то, как здорово ожидать в лагере друзей, прислушиваться к царящей вокруг тишине и стараться уловить в ней слабые, отдаленные звуки двигателя экспедиционной машины, знакомые, как тиканье домашнего будильника. Едут? Нет, это какой-то шальной мотоциклист торопится в деревню по лесной дороге. А теперь? Кажется, да… Или опять не они? Нет, теперь уже точно — едут! Шум мотора становится все громче, и нужно бежать ставить чайник и греть ужин для тех, кто возвращается в лагерь.

Сейчас, как обычно, после того как машина остановилась, первые несколько секунд царила тишина, которая моментально сменилась веселым гвалтом. Ребята посыпались из машины, спрыгивая на траву, уже влажную от росы, приехавшие радостно здоровались с остававшимися, выспрашивая о новостях. Затем все дружно повалили к столовой, ярко освещенной двумя лампочками, вокруг которых плотным кольцом вилась стая мошкары и с гудением били крыльями несколько крупных ночных бабочек.

Возле кастрюли и стопки мисок суетилась с половником Леночка, а за дальним концом стола видна была мужская фигура, явно не из постоянных обитателей лагеря. Маше почудилось что-то знакомое в наклоне головы и развороте плеч. Вглядевшись, она ахнула про себя и с трудом сдержалась, чтобы не отступить назад, в темноту. Она узнала в приезжем госте Вадима.

Загрузка...